Потемкин Петр Петрович
Смешная любовь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первая книга стихов.
    Санкт-Петербург, 1908.
    "Жили были два горбуна..."
    Пьяница("Тротуар, тротуар...")
    Гимназическое
    1. "Синявка Зоська ..."
    2. "Третьеклассник Григорьев Павел..."
    В биллиардной ("Ее корсаж привычно узок...")

    Петербург.
    У ворот ("Суббота. Отзвонили...")
    Ночью ("Ночью серая улица...")
    В конке ("Барышня в синей шляпке...")
    На дворе ("Скрипач и арфистка...")
    "Я бродил по улицам крикливым..."
    "Знаю свет в окне напротив..."
    "Будут вечером витрины..."
    "Хлопья первого снега ..."
    "Я шел один по тротуару..."
    Дьявол ("Не видно тяжелой площади...")

    Парикмахерская Кукла
    Он.
    1. "Я напудрен, напомажен..."
    2. "Недавно в моем окне..."
    Она.
    1. "Этой ночью кот мяукал..."
    2. "Я пришел к моей царице кукле..."
    3. "Я каждый вечер в час обычный..."

    Воск растаял
    1. "Забудь о том, что прежде знал..."
    2. "Я не хочу тебя забыть..."
    3. "На стене моей обои..."
    4. "Не сам ли сделал я любовь..."

    Новая Любовь
    Жестяные любовники
    1. "Как легка наша лодка..."
    2. "Море солнцем залито..."
    3. "Я нашел кусочек жести..."
    На водопады
    1. "В окошке с тюлевой шторой..."
    2. "Как кончик носа загорел!.."
    3. "Бараньи лбы лесистых островов..."
    4. "Не смотри так долго на концы уключин..."
    5. "О камень камнем я стучу..."
    6. Кивач ("Тебя я жду, тебя мне надо..."
    7. Пор-Порог ("Я не могу уйти со скал...")

    Моя печаль
    Сирин - птица печали
    1. "Осень желтая настала..."
    2. "Отпусти, не души..."
    3. "Я тонкая веха..."
    4. "Пляшет в листьях ветер хлесткий..."
    5. "Кто опустит буйный локон..."
    Смерть
    1. "Каждый вечер у порога..."
    2. "Хочешь маков? Будут маки..."
    Осень ("В тишине измокших сосен...")
    Гаданье ("Гляжу - невольно вскрикиваю....")
    "Из костра в осенний вечер..."
    Нет ("Не прошло еще недели...")

Петр Потемкин

Смешная любовь

Первая книга стихов

Санкт-Петербург
1908

  

[]

  

* * *

Жили были два горбуна,
он любил и любила она.
Были длинны их цепкие руки,
но смешны их любовные муки,
потому что никто никому,
ни он ей, ни она ему,
поцелуя не мог подарить --
им горбы мешали любить.

  

Пьяница

Тротуар, тротуар,
каменные плиты!
Пропади спиртной угар,
пропади ты!
Пьян-то кто? Пьян-то я!
Почему я пьян-то?
Разлюбила меня,
полюбила франта.
Захочу -- разлюблю...
Все вино исправит.
Любит кто? Я люблю!
А она лукавит.
Идет пьяненький,
шатается,
весь в крови,
весь румяненький,
своей любви
отомстить собирается.

Впереди
шляпа с цветочками,
боа на груди.
Он сам не свой:
"Пойдем со мной!
"Угощу мадерой с почками!

Подойти подошел,
пошатнулся,
да к ней
в подол
тушей всей
растянулся.
Смеется она,
покатывается.

Поднялся пьяней
вина,
пошатывается,
идет, кряхтит, отдувается,
любви своей
отомстить собирается.

  

Гимназическое

1.

Синявка Зоська --
классная дама Софья Павловна,
плачет жалобно --
умерла любимая моська.
Глаза старой девы
хоть красны -- покорны и кротки.
На лбу у ней справа и слева
висят папильотки...
Ах, Тобик, мой бедный Тобик,
Обкушался ты овсянки!
В бледно-розовый гробик
положу я твои останки.
Под вербой тебя, мой милый,
в палисаднике нашем зарою --
будет сладко цвести левкою
на груди могилы.
Весенней порой, так что чудо,
разукрасится он цветами,
каждый день с зарею я буду
орошать могилу слезами.
Складки платья слезами увлажены
у Софьи Павловны.
Слезы все жалобней
льются.

У замочной скважины,
по ту сторону дверки,
смеются
пансионерки.

  

2.

Третьеклассник Григорьев Павел
сочиняет стихи в альбом.
Он морщит лбом
и кончик пера исслюнявил.
"Мы встретились с тобой, чтоб разойтись опять.
"И что уж пожелать могу на жизненном пути?
"Получай всегда ты по-французски пять
"и по другим не менее пяти".
Ах, я знаю латинский на кол!

Написал и заплакал.
Ниночка, Нина, не мы ли гуляли
с тобою вместе?
Не мы ли клятвы друг другу давали
как жених невесте?
Ты пленилась противным франтом,
шлешь ему улыбки,
Ах, пальто у него с белым кантом
и на брюках цепочки-штрипки.

  

В биллиардной.
(Гобелен).

Ее корсаж привычно узок,
движений фижмы не стеснят,
милей, нежней небесных музык
ее слова ему звучат.
Парик напудрен цепкой пудрой,
подъем плечей нежданно крут,
и на щеке загадкой мудрой
три мушки черные зовут.
Так, над сукном склонясь зеленым,
она кием бросает шар,
и шаловливо-утомленным
звучит по комнате удар.
Удар кием в шара не стук ли,
маркиз жеманный, в сердце к вам?
Дрожать напудренные букли...
Амур грозит стрелой сердцам.

  

Петербург.

  

У ворот

Суббота. Отзвонили
от всенощной в церквах.
Летят автомобили
в блестящих фонарях.
Давно устал татарин
"халат, халат", кричать.
Прислугу выслал барин
с собакой погулять.
На пуделе намордник,
на горничной бурнус...
Увидел старший дворник
лукаво крутить ус.
Направо, у калитки
уселся вместе с ней,

просил принять две нитки
поддельных янтарей...
Растаял старший дворник,
растаял у ворот...
Собака сквозь намордник
понюхает -- пройдет.

  

Ночью.

Ночью серая улица...
Слепые дома...
Папироска моя не курится,
не знаю сама
с кем мне сегодня амуриться?

  

В конке.

Барышня в синей шляпке
не смотрпт на меня.
"Musik" на черной папке
трепещет от огня.
На потолке плакаты --
Шапшал и Оттоман...
Рядом с ней усатый
гвардейский капитан.
Окно окутал иней...
Бежит узор теней...
Барышня в шляпке синей
не будет моей!

  

На дворе.

Скрипач и арфистка
играют на дворе.
Кокетка гимназистка
смеется их игре.
Поет гнусаво арфа
о дальней стороне,
Рыдает прачка Марфа,
Рыдает на окне.

Мальчишка в кацавейке
слезам пугливо рад...
Летят во двор копейки --
в грязи лежать.

  

* * *

Я бродил по улицам крикливым.
я искал в вечерней желтизне
чьих то глаз, молящих о весне,
чьих то глаз с серебряным отливом.
И, когда прозрачная вуаль
мне сулила вздохи наслаждений,
я считал истертые ступени
и ласкал, и снова видел даль.
И опять по улицам крикливым,
в темных ртах визгливых кабаков,
я искал неуловимых снов,
чьих-то глаз с серебряным отливом.

  

* * *

Знаю свет в окне напротив.
Ты уйдешь туда влюбленный.
Знаю я, на занавеске,
полны сладостных хотений,
будут четки, будут резки
двух целующихся тени.
Знаю, сгинет свет в окошке --
станет жарче... станет тише...
А, когда на светлой крыше
перестанут плакать кошки,
ты вернешься утомленный,
деву к ласкам приохотив.

  

* * *

Будут вечером витрины,
ярким светом осияны,
я пойду своей Паулины
поищу у Квисисаны.
Укачу с моей подругой --
задымится лошаденка,
под затянутой подпругой
заиграет селезенка.
Мы войдем, зажгутся свечи,
станет тусклым свет иконы,
будут ласки... руки... плечи...
Я уйду поутру сонный.
Буду ждать -- проснется дворник,
буду слышать стук засова...
Нынче пятница -- во вторник
я приду к Паулине снова.

  

* * *

Хлопья первого снега
засыпают панели.
Над Пассажем часы Омега
догорели.
Шаг между пестрых нарядов
неверен и зыбок.
Не надо кинутых взглядов!
Не надо улыбок!
Я приду в эту комнату зябкий,
отогреюсь в постели...
Оборву ненужные тряпки --
надоели!

  

* * *

Я шел один по тротуару,
суровый ветер и выл, и звал,
бросал на встречу за парой пару,
нарядных женщин ко мне бросал.
И был их взгляд зовущ и зорок,
стучали липко их каблуки,
из под подобранных оборок
виднелись пестрые чулки.
И дождь был сер, и мрак был жуток...
Суровый ветер и выл, и звал...
А я под выкрик циничных шуток
одну из них поцеловал.

  

Дьявол

Не видно тяжелой площади,
не видно во мгле.
Вырастают пенные лошади --
не стучать по земле.
На реке с унылыми взвизгами
изнемог пароход.
Ветер колючими брызгами
лицо бьет.
Бросает черные полосы
в небо фонарь.
Нахлынули рыжие волосы --
духи... гарь...
Подошла, за рукав ухватила,
обняла, повела:
"Ты ли меня, я ли тебя иссушила,
"ты ли меня, я ли тебя извела!

Сидел на окне,
ноги болтались,
на зеленом сукне
шары катались.
В уголь дуплет
упал, опрокинулся...
Бурый жилет
ближе придвинулся.
Поднял свой кий,
на пол упал --
Зеленый змий
на него напал.

Дьявол, Дьявол. Дух великий,
я нарву тебе цветов,
черных роз и павилики,
дымно-рыжых огоньков.
Я в дыму огней алтарных
лебедь черную убью.
Я в тиши ночей угарных
кровь цветами напою.
В час, когда сгорят светила,
тело жертв сожгу дотла...

"Ты ли меня, я ли тебя иссушила
"я ли тебя, ты ли меня извела!

  

Парикмахерская Кукла.

Он.

I.

Я напудрен, напомажен,
чисто на чисто обрит,
кок мой к темени приглажен
и хозяином завит.

За окошком по панели
ходит много душек дам.

Вот одна на той неделе
подошла к моим дверям.
Вздернуть носик, алы губки,
просто шик что за наряд!
Подобравши ручкой юбки
на меня метнула взгляд.
Ах, шепнул я, поцелуйчик, поцелуйчик, хоть один!

Вдруг подходит к ней поручик
и какой то господин.
Что то на ухо сказали,
показали пять рублей...
Ах когда-б вы только знали
Всю тоску души моей!

  

2.

Недавно в моем окне
появилась соседка
и все глазки делает мне...
Такая кокетка!
У нее белокурый парик,
на щеке у ней черная мушка,
и букетом поддельных гвоздик
убрана макушка.
Только вечер огни зажжет,
к ней приходит какой-то поклонник, смотрит, смотрит и слезы льет
на подоконник.
Ах, смешнее на свете нет!
Весь оброс он нечесанной гривой
и закутался точно поэт
альмавивой.
Но, я знаю, соседка моя
поэта надует
и, лишь ночь ворвется, стыд затая,
меня поцелует.

  

Она.

1.

Этой ночью кот мяукал,
не давал мне спать:
-- Полно спать, царицу кукол
Уходи искать.
Отыщи ее окошко,
там точеной, тонкой ножкой
в сердце пронзена,
ждет она.
Я под выкрики мятели,
шорох снежных крыл,
молча встал с моей постели
двери приоткрыл.
Снежный вихрь в окно простукал:
-- Ждет тебя царица кукол,
ждет всю ночь одна
бледна.--
Я ушел, я за дверями,
кукольный жених.
Тень играет с фонарями,
прячется от них.
Ветер кровь мне убаюкал.......
Где ж ты, где царица кукол?
Вот твое окно --
в нем темно!

  

2.

Я пришел к моей царице кукле,
сквозь стекло целовал
ее белые букли
и лица восковой овал.
Но, пока целовал я, в окошке
любимая мной
повернулась на тоненькой ножке
ко мне спиной.

  

3.

Я каждый вечер в час обычный
иду туда, где на углу
у вывески "Ломбард Столичный"
могу припасть лицом к стеклу.
Там у дверей с окном зеркальным,
где парикмахер из Москвы,
брожу влюбленным и печальным
в лучах вечерней синевы.
И там в окне, обвита шелком,
на тонкой ножке, холодна,
спиною к выставочным полкам,
меня манит к себе она.
Так каждый вечер, с тем же взглядом,
сулящим мне одну любовь,
она стоить с помадой рядом,
слегка подняв тугую бровь.
Но, на парик парик меняя,
она, что день, уже не та,
и я ревную, твердо зная,
измены нет --она мечта.

И каждый раз я с новой мукой
стою у милого окна,
где и безногой, и безрукой
на тонкой ножке ждет она.

  

Воск растаял.

Посвящается О. Б. Г.

1.

Забудь о том, что прежде знал
созвучья снежных снов --
весна шелками покрывал
закрыла мел снегов.
Не приходи, растаял воск,
и кукла ожила,
и сторожит пустой киоск
слепую сталь стекла.
Ты, весна,
светом своим запыленным
убила.
Пелена,
сохранявшая куклу влюбленным,
уплыла.
И напрасно ты стучишься в сердце,
и взамен
пляшешь светлой пылью scerzo
с ярких стен.
Моему не нужно сердцу
перемен,
в нем закрыл навеки дверцу
манекен.

  

2.

Я не хочу тебя забыть,
но сердце далеко.
Я не могу сейчас открыть
разбухшее окно.
Другая с новою весной,
другой у входа герб,
сжимаю новою рукой
пучок лиловых верб.
Осанна! Новой закричу,
и луч, пронзив окно,
прижмет к горячему плечу
мне новое лицо.

  

3.

На стене моей обои
непонятными цветами
говорят мне о любви.
Если скрипки и гобои
будут с хор звенеть с басами,
позови!
Я тебе открою сказки
ста ночей:
Ищет фрейлина подвязки,
перед ней
статный рыцарь на коленях
-- сам король:
На серебряных ступенях
увенчать себя позволь!
Нету ордена подвязки
голубей.
Нет загадочнее сказки
ста ночей.
Если скрипки и гобои
будут с хор звенеть с басами
-- позови!
На стене моей обои
непонятными цветами
говорят мне о любви.

  

4.

Не сам ли сделал я любовь
смешной?
Не сам ли сделал я ей бровь
густой?
Не мало краски и белил,
папье-маше
потратил я, чтоб розов был
просвет ушей.
Я сам себе ее создал,
как Бог!
И целовал лица овал,
как мог.
Я вечно свежим париком
ей голову убрал
и сам блудливым стариком
ее в ночах искал.
Свободу дал ей твой оркестр --
ушла белил бледней...
И непонятен стал ей жест
руки моей.
Не сам ли сделал я ей бровь
густой?
Не сам ли сделал я любовь
смешной?

  

Новая Любовь.

Жестяные любовники.

Посвящается Юлии Т.

1.

Как легка наша лодка:
мы две куклы из жести.
Все так ярко, так четко...
Хорошо нам вместе:
Мы не знаем где остановимся --
так туга стальная пружина!
О себе никому не обмолвимся --
все затянет зеленая тина.
Мы не скажем упругим веслам
для чего нам так нужно солнце,
для чего в камыше низкорослом
так шумит ветерок -- веретенце.
Почему и когда остановимся --
Ах, любовь тугая пружина!
Никому никогда не обмолвимся --
Все затянет зеленая тина.

  

2.

Море солнцем залито.
Пахнет медом почек...
Сколько, сколько на пальто
треугольных точек?
Сколько точек -- столько встреч.
Сосчитай -- не можешь?
Для чего же встречей плеч
ты меня тревожишь?

  

3.

Я нашел кусочек жести,
темной вверился судьбе,
с комплиментом полным лести
подарил его тебе.
В день, когда впервые почку
распустил весенний вяз,
я повесил на цепочку
жесть, как редкостный алмаз.
На шелку узорной ленты,
я просил тебя: "Носи"
И, прослушав комплименты,
ты сказала мне: "Мерси".
Будет день и жесть расскажет
то, чем был твой кавалер,
узы общие развяжет,
расколдует лесть манер.
Оживит смешок на губках,
засмеемся веселей,
и из кукол нежно хрупких
обратимся мы в людей.

  

На водопады.

Посвящается Людмиле З..

1.

В окошке с тюлевой шторой,
с горшками герани,
оставив все немощи плоти хворой
в бане,
сидит старушонка.
Платком
намокшие волосы скрыты.
Впалы глазные орбиты.
Иконка
тайком
из кофты ночной вылезает.
С озера глаз не спускает.
Чай остывает.
"Мать Троеручица!
Озеро пучится,
вихрь завывает.
Наши то целы ли?
Эка ведь баловни,
что понаделали!
Павловне
ночью недаром
сам Серафим с Николаем
являлись,
а вечерком под амбаром
лаем
Тузик с Дружком заливались...
Мать Троеручица!"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Озеро пучится.

  

2.

Как кончик носа загорел!
Он стал другого цвета
Но так... когда-то, где-то,
я на него смотрел.
Теперь я вспомнил. Старый сад...
пруды, мосты, колонки...
Такой же нос, такой же взгляд,
такой же профиль тонкий.
Но ты была тогда не та...
Ведь ты была статуей?
Ведь ты смотрела из куста
на клумбу с вялой туей?
Тебя из Рима привезли
безносой и безвзорой.
И починили, как могли,
домашние скульпторы.
Тебе был сделан новый нос
и выдолблены глазки,
и много муки перенес
твой профиль от замазки.
Но я любил тебя такой.
Как часто и несмело
я гладил любящей рукой
шершавый мрамор тела.
Потом уехал, -- не посмел
потребовать ответа...
Как кончик носа загорел!
Он стал другого цвета.

  

3.

Бараньи лбы лесистых островов
аллеей тянутся направо и налево.
Кончезеро, чей взгляд всегда суров,
чьи волны не хотят умерить гнева,
не ты ли спрятало в свой бешенный покров
любовь ответную? Напрасно жду напева
"люблю, люблю", душе желанных слов --
мне не пожать посеянного сева.

  

4.

Не смотри так долго на концы уключин --
в них не видно вихрей бешеной судьбы;
блеск их предзакатный бледен и приучен
только к переливам водяной резьбы.
Зеркала ты ищешь, хочешь знать, что будет?
В зеркале увидишь темный путь свечей...
Рок себя узнает, рок тебя осудит,
оживит истомой сладостных ночей.
И тогда узнаешь о болезни лета,
и тогда постигнешь всю тоску весны...
Твой король закроет черного валета,
и без сна приснятся ласковые сны.

  

5.

О камень камнем я стучу
-- хочу огня.
Прижмись плечом своим к плечу --
люби меня!
Не мне зажечь огонь в кусках
седых кремней.
Не мне зажечь любовь в тисках
души твоей.
Не запылает мой костерь
на берегу.

Но каждый твой невольный взор
я берегу.

  

6.
Кивач.

Тебя я жду, тебя мне надо,
ты не смотрела на меня,
когда в тумане водопада
сияла радуга огня.
Мою любовь ты заглушила
гуденьем белогривых пен,
мне тяжек стал любовный плен,
и я пришел к тебе, Людмила.
Закрой глаза, обвей руками,
скажи "люблю", хотя во сне;
я сны твои развею снами,
весной верну тебя весне.
Мы завертимся в легких брызгах
любовных вод летящих вниз,
и наш восторг, и наш каприз
потонут в водопадных взвизгах.

  

7.
Пор-порог.

Я не могу уйти со скал
прикован обручем железным --
повсюду бешенный оскал
потока, рвущегося к безднам.
Я твой навеки Пор-порог!
Ты взял меня путем измены.
Я сам построил свой острог
из перьев белогривой пены.
Пусть мне назад не перейти --
есть у меня одна отрада:
узоры смерти наблюсти
могу я в брызгах водопада.
Заворожить меня колдун,
и, взвизгнув визгом вожделенья,
на части разорвет падун
меня об острые каменья.
И ты, чье имя без конца
черчу на буром диорите,
не помешаешь в тщетной прыти
орлу парящему в зените,
орлу клюющему птенца.

  

Моя печаль.

  

Сирин -- птица печали.

1.

Осень желтая настала,
сердце бедное взалкало.
Я грущу слепыми днями,
плачу звездными ночами.
Милый, к берегу причаль,
полюби свою печаль.
Будет сон твой тих и мирен,
прилечу я птица-Сирин.
Я крылом тебя задену,
грусть-тоской тебя одену,
сяду рядом на кровать,
буду песней песню звать.
Край родимый отдан вьюгам --
улечу с желанным другом,
злой метелицей неволи
убаюкаю до боли,
вырву сердце, выпью кровь, --
Полюби мою любовь!

  

2.

Отпусти, не души:
душу давит звено.
Чье в безлунной тиши,
чье пролито вино?
Кто меня опьянил
в полунощной тоске?
Отчего этот ил у меня на руке?
Я любил -- позабыть, --
лодка, заводь и ты...
Завитые кусты....
прибережных ракит...
Влажно-узкий венок
золотистых купав.
О любовь! мой рукав
в тинной влаге намок.
Он успел отцвести,
твой венок золотой...
И на каждом пути
вижу встречи с Тоской.

  

3.

Я тонкая веха
на каждом пути.
Каскадами смеха
зову я прийти.
Ты ждешь? Ты считаешь
следы по песку?
Придешь и узнаешь
Тоску, и Тоску...
На время сверкну я
звенящей рекой,
на миг позову я --
на веки ты мой.
Лесным водопадом
умчу, не любя,
к незримым преградам
притисну тебя.
Подводные камни

тебя загрызут.
и кровью уста мне
зажмут и зальют.
Кровавой усмешкой
на миг засмеюсь,
и тонкою вешкой
опять обернусь.
Чье сердце рыдает?
Кого завлеку?
Придет и узнает
Тоску, и Тоску...

  

4.

Пляшет в листьях ветер хлесткий,
даль лесов пестра.
У креста на перекрестке
я сижу с утра.
Крест гнилой склонился на бок --
упадет в овраг.
Из травы глядит обабок:
друг я или враг.
Я прошел леса, деревни,
чтобы здесь присесть;
я принес своей царевне
дорогую весть.
Я сорвал ей одуванчик
белый как она.
Для нее припас стаканчик
терпкого вина.
Не цветок принес я--остов,
не вино, а кровь.
И не будет сладких тостов
за мою любовь.
Выпьет кровь мою царевна,
дунет на цветок
и уйдет, ступая гневно,
На сырой песок.

  

5.

Кто опустит буйный локон
на крутой висок?
Кто закроет стекла окон,
повернет замок?
Чью я, вестница Печали,
выпью кровь--вино?
Чье засохнет на кинжале
красное пятно?
Кто же гость мой ежедневный?
Жду - -кипит питье...
Наглядись твоей царевной,
поцелуй ее.
Сам к груди моей прижмешься,
повернешь замок,
сам, не ведая, наткнешься
на стальной клинок.
Сталь клинка вонзится в тело,
в кровь вольется яд,
удивленно и несмело
прянешь ты назад.
И уйдешь, не чуя раны,
но в груди Печаль,
сквозь незрячие туманы
в круговую даль.
Будешь ждать свиданья с другом,
не найдешь дорог,
и придешь туманным кругом
вновь на мой порог.

  

Смерть.

1.

Каждый вечер у порога
я стою, смотрю за ров:
раздадутся ль звуки рога,
донесется ль стук подков.
В час, когда в ночи потонут
и часовня и погост,
цепи ржавые застонут,
и падет подъемный мост.
В полночь рог разбудить стены,
донесется до меня,
и сотру я клочья пены
с ног усталого коня.
Он приехал, он со мною,
черный всадник, рыцарь мой.
Двери тяжкие открою,
заведу его в покой.
Но забрала не поднимет
и не снимет черных лат,
только ощупью обнимет,
поцелует наугад.
А когда его забрало
я насильно подниму
вместо смелого овала
я увижу только тьму.
Пес мой жалобно залает,
за окном блеснет огонь,
и в ночи опять растает
черный всадник, черный конь.

  

2.

Хочешь маков? Будут маки...
Все я сделаю -- изволь.
Чисто выбрит в новом фраке
принесет их твой король.
Свой букет передавая
он обнимет тонкий стан
и вдохнет, не замечая
запах пудры и румян.
Он уйдет голубоглазый,
поцелуями согрет,
и поддельный мрамор вазы
изомнет его букет.
А смывая на ночь краски
с черных кос и алых щек,
вдруг ты вспомнишь нежность ласки
и нелепый выгиб ног.
Перед зеркалом со смехом
ты промолвишь: Завлекла.
И беззвучно-ясным эхом
смерть ответит из стекла.

  

Осень.

В тишине измокших сосен,
шитых золотом берез,
тихо бродить ведьма Осень,
треплет прядями волос.
Погрозила мне рукою,
замахнулась костылем,
притворилась злою, злою,
прошептала: Все умрем.

  

Гаданье.

Гляжу -- невольно вскрикиваю:
Старуха с костылем,
зачем ты даму пиковую
венчаешь с королем?
Судьба дарит всех сужеными,
мне карты говорят...
Глядит глазами суженными,
кладет за рядом ряд.
Дрожит рука мастиковая,
картинки шевеля.
Смеется дама пиковая
глядит на короля.

  

* * *

Из костра в осенний вечер
злой искрой улечу,
тучкам ласковым при встрече
робко--здравствуй--закричу.
Вместе землю мы покинем,
вместе с ними к звездам синим
в двери неба постучу.
Мне звезда моя отворит,
ключ уронит золотой,
он утонет в темном море
тверди буйной и ночной.
Он заспорит с каждой тучей
и сверкнет тебе падучей,
заблудившейся звездой.

  

Нет.

Не прошло еще недели,
ты уехал, ты забыл...
Ах, как скучен зов метели.
шорох снежных крыл!
Рябь морозных, белых стекол
золотит фонарный свет...
Кто ты? Где ты, ясный сокол?
Ты вернешься?..

  
  
   Распознание и форматирование текста, современная орфография: В. Г. Есаулов, октябрь 2015 г.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru