Потехин Алексей Антипович
Вакантное место

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Комедия в четырех действиях

Потехин А. А.

Вакантное место.

Комедия в четырех действиях.

   Источник: А. А. Потехин Сочинения, т. 9, 10, 11. СПб.: Просвещение, 1905
   Оригинал здесь: http://cfrl.ru/prose/potexin/potexin.shtm
   

Действующие лица:

   Лев Помпеич Краснокалачный, заведующий отдельною частью, около 35 лет.
   Флегонт Парменыч Сыропустов, Никандр Авдеич Бубенчиков, разных чинов местные чиновники.
   Позвонков, Зябликов, Хлюстиков, Звонищев, подчиненные Краснокалачному
   Пальмира Карловна Сыропустова.
   Сосипатра Петровна Бубенчикова.
   Позвонкова.
   Екатерина Павловна Зябликова.
   Бахрюкова, Конкордия Никтополионовна, богатая барыня.
   Таня, ее племянница.
   Канюкин Василий Иванович, учитель открытого заведения.
   Лизавета Александровна, жена его.
   Анна Львовна.
   Вадим Прокофьич Прелестный, из военных.
   Дергачев.
   Пестрянкина, жена учителя чистописания.
   Служанка Канюкиных.

Действие происходит в большом губернском городе.

   

Действие первое.

Хорошо меблированная большая гостиная в доме Сыропустова. Направо за одним столом играют в карты Анна Львовна, Бубенчикова, Позвонкова и Зябликов. Налево, на диване и креслах около стола помещаются: Сыропустова, Бахрюкова, Зябликова. Хлюстиков сидит у их ног на низеньком табурете. В соседних комнатах играет музыка и танцуют.

   

Явление первое.

   Сыропустова. Я очень рада; наша молодежь, кажется, развеселилась: славно отплясывает; после недельной скуки и трудов не грех и позволительно.
   Бахрюкова. Я нахожу, что нынешняя молодежь вовсе не умеет веселиться; то ли было в наше время... Помните, когда я только что приехала сюда из Петербурга, была еще помоложе и давала вечера, как было весело... Помните?... У меня, бывало, каждую неделю по два раза вечера... А в другие дни у других... Так вся неделя и разобрана... Бывало, молодежь каждый день пляшет... Я умела это делать, умела воодушевить общество...
   Сыропустова. Ну, то было время, Конкордия Никтополионовна, теперь другое...
   Бахрюкова. Пустяки... Нужно только уметь... Теперь я все оставила: и выезжаю, и к себе принимаю только для племянницы... А захочу, у меня и теперь все запляшут. Яумею их в руках держать... Вот у меня этакой мальчишка не смел бы без дела сидеть. (Указывает на Хлюстикова.) Приехал, где пляшут, так пляши, а то пошел домой: около старух нечего делать...
   Хлюстиков. Нынче, Конкордия Никтополионовна, молодежь степеннее стала: предпочитает проводить время в назидательной, дельной беседе, нежели в бессмысленном плясе.
   Бахрюкова. Полно врать... Просто, нет человека, никто не умеет вас в руки забрать, воодушевить... Либо пьянствуете, либо слоняетесь без дела, в тоске, либо глупости врете между собой... вот ваше степенство.
   Анна Львовна (за карточным столом). Что за наказание божеское, ничего не идет... Хлюстиков! Поди, разбери мне карты на счастье.
   Хлюстиков. С удовольствием, Анна Львовна, на мое счастье... (Разбирает игру.)
   Анна Львовна. Ну, что?
   Хлюстиков. Плохо, Анна Львовна. Анна Львовна. Ну, я так и думала... (Заглядывая в карты и вырывая их из рук Хлюстикова.) Пошел... И захотела я от кого удачи ждать!.. (Хлюстикову.) На-ка переверни мне кресла... (Встает.)
   Хлюстиков. Как перевернуть?..
   Анна Львовна. Ну, как?.. Разумеется, как... Переверни вокруг себя, да и поставь опять на место... (Хлюстиков вертится с креслом.) Авось, игра не перевернется ли... (Садится.) Спасибо... (Хлюстиков отходит и садится на прежнее место.)
   Сыропустова. Нет, я готова вступиться за мою молодежь... Я ею очень довольна... Я скажу только хоть про мое дело: про благотворительность... Нужно ли сбор сделать какой, или лотерею, или спектакль устроить в пользу какого бедного семейства... стоит только сказать, и моя молодежь мигом все обделает: и пожертвует, и устроит... По моему мнению, это лучше, достойнее, чем плясать всю жизнь, без отдыха...
   Зябликова (саркастически улыбаясь). Я думаю...
   Бахрюкова. Э, полноте вы... Все это притворство... Ханжество... или выгодный промысел...
   Зябликова (строго). Однако, не слишком ли резко вы выражаетесь, Конкордия Никтополионовна... В нашем городе больше всех занимаемся благотворительными делами и вызываем других на пожертвования только мы с Пальмирой Карловной, так, янадеюсь, что ваши слова к нам не относятся, потому что во всех наших действиях принимает участие сам Иван Яковлевич и ему известно, куда идут все собираемые нами пожертвования... Без его ведома мы ничего не предпринимаем и никуда не расходуем денег.
   Хлюстиков. Да из приютских отчетов и видно даже, сколько пожертвовали вы, Катерина Павловна, и вы, Пальмира Карловна...
   Сыропустова. Наконец, за наши действия весь город, вся губерния нас благодарят... Иван Яковлевич даже высшему правительству...
   Бахрюкова. Боже мой, Боже мой... mesdames, mesdames! Какую бурю вы против меня подняли... Хоть я и привыкла называть вещи их настоящим именем... но, что касается до действий ваших с Иваном Яковлевичем, я никогда себе не позволю даже намекнуть что-нибудь двусмысленное... Что вы, что вы, Господь с вами!.. Я так уважаю и вас, и Ивана Яковлевича, и всякие власти, что не позволю себе даже подумать о вас ничего такого... Напротив, я только что хотела спросить вас (к Зябликовой, с видом притворного участия, в котором слышна ирония), отчего Ивана Яковлевича нет сегодня здесь?.. Здоров ли он?..
   Зябликова (вспыхнув раздражительно). Почему это вы именно меня хотели спросить?.. Мы не вместе живем... Я не жена и не родственница Ивана Яковлевича... (Вызывающим тоном.) Вы что этим хотели сказать?..
   Бахрюкова. Боже мой, Боже мой... да ничего... ничего... Я знаю, что Иван Яковлевич вас уважает и вы так часто видаетесь... думала, что и сегодня, может быть, виделись... и хотела узнать от вас об его здоровье... Больше ничего... Что вы, mesdames... Меня, право, удивляет ваша подозрительность, ваше желание искать каких-то намеков в самых простых словах... Что вы, что вы!..
   

Явление второе.

Те же и Сыропустов.

   Сыропустов (подходя к жене). А что, мой друг, не пора еще приказать ужинать?
   Сыропустова. Помилуй, какой еще ужин: наша молодежь только что развеселилась.
   Сыропустов. А по-моему, так пора бы понемножку приготовлять... А? Нам, старикам, не играющим и не танцующим, не дурно бы перекусить... немножко... а?..
   Сыропустова. Ах, отстань, пожалуйста.
   Сыропустов. За неспособностью к прочим занятиям... ха, ха, ха... предаться своему удовольствию... (Поглаживает живот.) А?.. Ха, ха, ха...
   Сыропустова. Ну, спроси себе там и покушай... А ужинать еще рано... (К прочим.) Мой муж удивительный человек: обед, ужин, еда -- это единственная его забота... С утра он только и думает, что об обеде, а после обеда об ужине.
   Сыропустов (покачиваясь на ногах и облизываясь). Люблю-с... признаюсь... люблю поесть... Да и что ж нам, старикам, осталось: к прочему ничему неспособны... одно наслаждение осталось в жизни: поесть... ипока этот господин (гладит себя по животу) в порядке и действует, надо пользоваться... Так ли, Конкордия Никтополионовна?
   Сыропустова. Ах, стыдись, по крайней мере, рассказывать: будто уж в жизни нет никаких высших интересов, более важных...
   Сыропустов. Ну, матушка, какие там высокие интересы... этого мы не знаем; это нас не касается: для этого есть высшее начальство... А чего не знаю, что меня не касается, о том и думать нечего... Я люблю говорить прямо... откровенно... Так ли, Конкордия Никтополионовна?.. Откровенно лучше говорить... ха, ха, ха...
   Бахрюкова. Так, так, Флегонт Парменыч, я держу вашу сторону: я с вами совершенно согласна и уважаю вас за это... Все эти рассказы о высших интересах, все это вздор, пустяки; люди всегда люди, всегда одни и те же, что были, то и будут: всякий больше всего думает о себе, о своей выгоде и о своем удовольствии, всякий живет только для себя... только один говорит об этом прямо и откровенно, а другой любит рисоваться, прикрывать себя разными добродетелями... По-моему, нет людей ни святых, ни добродетельных, у всякого есть что-нибудь на совести... так сколько черт ни наряжайся, а хвоста все не спрячет... Дайте-ка мне руку, Флегонт Парменыч, проводите меня в залу, я хочу посмотреть, как прыгает моя козочка, Таня...
   Сыропустов. С величайшим удовольствием, Конкордия Никтополионовна... Прошу вас. (Подает ей руку.) И к ужину отправимся с вами под музыку, полонезом... Позволите?...
   Бахрюкова. Не знаю, останусь ли я до ужина... (идет с ним.)
   

Явление третье.

Сыропустова, Зябликова и Хлюстиков.

   Зябликова. Я видеть не могу эту фурию... В каждом ее слове так и слышно желание уязвить, кольнуть...
   Хлюстиков. Я ее называю: барыня баши-бузук.
   Сыропустова. Все еще не может забыть своей петербургской славы и злится, что здесь не может играть первой роли и никто на нее внимания не обращает.
   Хлюстиков. Да, кажется, пора бы и перестать думать о старом: уж, говорят, тот граф, которым она составила себе славу, давно истлел в могиле, да и ей туда же пора... А знаете что, Катерина Павловна? ведь уж она известна в Петербурге, ведь ее оттуда выгнали за какую-то скандальную историю... Попросить бы Ивана Яковлевича, чтобы он отрекомендовал ее, как беспокойную, возбуждающую общество, и просил выслать в другую губернию. Это можно устроить: туда ушлют, что и...
   Сыропустова. Нет, что тут завязывать Ивана Яковлевича в эту историю: у нее есть там, в Петербурге, старые связи; еще, пожалуй, какая неприятность выйдет... для Ивана Яковлевича... От нее всего можно ожидать... А ее надобно здесь уничтожить, потихоньку, своим судом... чтобы она не только не смела давать волю своему скверному языку, а чтобы глаза боялась показать в наше общество!
   Зябликова. Вот, вот, вот -- это самое лучшее... Я ее непременно хочу проучить... Я первая ее не только не стану принимать, даже кланяться ей не буду, стану отворачиваться, когда заговорит... Ивана Яковлевича настрою против нее так, что он ее тоже не будет принимать к себе... а за ним и все другие не посмеют принимать... Пускай живет одна, со своей племяненкой...
   Хлюстиков. Вот жалко, что офицеры, пожалуй, за нее станут, а то можно бы с племянницей какой-нибудь скандал устроить... Нашим только слово сказать: ни один не пойдет, и ангажировать не будет... А для нее эта обида хуже всего: она в своей Тане души не слышит, считает ее первой красавицей и прочит выдать за принца...
   Зябликова. Какая красавица... кукла!..
   Сыропустова. Какое души не слышит? Полноте! Разве такая женщина может кого-нибудь любить?.. Просто, держит ее при себе как средство привлекать в дом молодежь: без нее кто бы к ней поехал... Да она рада продать ее, только бы что-нибудь через это выиграть для себя... Вы слышите, кажется, как она нагло иоткровенно говорит, что люди только для себя живут... В ней никакого христианского чувства нет...
   Зябликова (Хлюстикову). А почему же вы говорите, что военные на ее стороне?..
   Хлюстиков. Как же, разве вы не знаете? их полковой командир, Круподеров, без ума от нее, тает, не отходит от нее, хочет сделать предложение...
   Сыропустова. Так и прекрасно: военные будут скоро против нее и на нашей стороне!.. Надо устроить так, чтобы Круподеров посватался; он стар, да и не богат, она непременно откажет -- и тогда... военные наши...
   

Явление четвертое.

Те же, Канюкина и Прелестный.

   Прелестный (идя вслед за Канюкиной). Умоляю вас...
   Канюкина (обмахиваясь веером). Нет, ей-богу, не могу, устала...
   Прелестный. Один тур... умоляю вас: один только тур...
   Канюкина. Не могу... Ах, ma tante... (Садится около Сыропустовой и целует ее в плечо.)
   Прелестный. Я не отойду от вас: я вам надоем своими мольбами, и вы сжалитесь... Пальмира Карловна, заступитесь за меня...
   Сыропустова. Что такое?..
   Канюкина. Вот просят танцевать, но я устала, и мне пора домой...
   Прелестный. Молю только об одном туре вальса... если нельзя кадриль и мазурку...
   Сыропустова. Зачем же ты так рано хочешь ехать домой?.. Разве тебе здесь не весело?
   Канюкина. Ах, что вы, тетя: ужасно весело... но теперь уж двенадцать часов, а муж дома один и ждет меня... он просил приехать пораньше...
   Прелестный. Но это жестоко, это эгоизм: отнимать вас одному у целого общества...
   Канюкина. Но вы, ведь, хотите же, чтобы я, для вас одних, заставила мужа ждать и беспокоиться... это тоже эгоизм...
   Прелестный. Как один?.. Как для одного? Хотите: все наше общество сейчас же явится просить вас, чтобы вы остались до мазурки... Хотите?.. Я иду и... сейчас вся молодежь явится умолять вас остаться, чтобы еще хоть несколько мгновений освещать и согревать вашим присутствием... наше веселье...
   Канюкина (засмеявшись). О, нет, нет, пожалуйста... Вы так эффектно выражаетесь, что, право...
   Сыропустова. Если тебе весело, мой друг, у меня, так не торопись... Твой муж, по-настоящему, сам должен бы быть здесь... но если он такой дикарь или чудак, что избегает общества, то сам виноват: пускай и подождет тебя... Тебе не часто достаются такие развлечения... и потому я не отпущу тебя до ужина.
   Прелестный. Благодарю вас... Пальмира Карловна... от лица всего общества благодарю вас!
   Канюкина. Но право, ma tante, он не потому не приехал, что не хотел: он не совсем здоров.
   Сыропустова. Если б он действительно был болен, ты совсем бы не приехала, но если ты могла его оставить, следовательно, и он может подождать тебя до окончания нашего вечера. А чтобы проучить твоего мужа за то, что не приехал, я не отпущу тебя до последнего танца. А вину твою перед мужем принимаю на себя: так и скажи ему.
   Канюкина. Ах, тетя, право...
   Сыропустова. Довольно... Больше я ничего не говорю... Как хочешь...
   Прелестный. Мерси, Пальмира Карловна, боку мерси... вы нам делаете двойной праздник... (К Канюкиной.) Ну, умоляю вас: возвратитесь же в залу! Посмотрите, как все обрадуются. Слышите, ритурнель сыграли, сейчас начнут кадриль... Позвольте вас просить на кадриль.
   Канюкина. Ах, какой вы жестокий человек... Я хотела хоть отдохнуть немножко... (Приподымается.)
   Прелестный (подавая руку). О, если б я мог, я не давал бы вам ни на минуту отдыха в вихре веселья и радости. Но жесток не я, а тот, который эгоистически, один, завладел вами и для которого вы хотели сейчас всех нас оставить... (Уходят разговаривая.)
   

Явление пятое.

Те же, без Канюкиной и Прелестного.

   Хлюстиков (насмешливо). Какой красноречивый офицер!
   Зябликова. А ваша племянница, кажется, очень бойкая особа!
   Сыропустова. Да, она чувствует, что хорошенькая.
   Хлюстиков. Чудо как хороша!
   Зябликова (с неудовольствием). Особенного чуда нет, но очень мила.
   Хлюстиков (спохватившись). То есть я в том смысле...
   Зябликова. Отчего она ни с кем не знакома?
   Сыропустова. Она, бедная, сделала себе плохую партию: семья их большая, люди они небогатые, и она вышла замуж за учителя... говорит, по любви... Во что было влюбиться, не знаю: правда, молод, но не особенно хорош собой; говорят умен -- не знаю: по-моему, ужасно скучен, особенно для такой молодой женщины... Молчаливый, угрюмый, ужасно много о себе думает, ни с кем не хочет знакомиться... ну, и сгниет учителем... А жаль, с своей рожицей, с своим умом, она могла бы сделать хорошую партию, и такая ласковая, угодительная, веселая: я ее люблю и жалею... Она не мне племянница, мужу... АИван Яковлевич, видно, к нам сегодня так и не пожалует... а обещал...
   Зябликова. Да, странно, что его нет до сих пор: он хотел непременно приехать.
   Хлюстиков. У них какой-то комитет сегодня.
   Зябликова. Какой теперь комитет: в двенадцать часов... что вы болтаете...
   Хлюстиков. Я и хотел сказать, что уж давно кончился, я думаю.
   Сыропустова. Вот и Звонищева нет.
   Зябликова. Верно, что-нибудь их особенное задержало.
   Хлюстиков. Разве не случился ли где пожар?..
   Зябликова. Ах, Хлюстиков, какие вы глупости говорите: что же, поедет, что ли, Иван Яковлевич на пожар в такое время, ночью?
   Хлюстиков. Нет-с, я про Звонищева...
   Зябликова. И Звонищев сам не поедет на пожар, а пошлет кого-нибудь, особенно когда знает, что здесь все общество.
   Хлюстиков. Если прикажете, я съезжу узнать от камердинера, что за причина.
   Зябликова. Не нужно.
   Анна Львовна (к Зябликову). Ну, что это такое: с тобою играть, батюшка, нельзя.
   Зябликов. Отчего так, Анна Львовна?..
   Анна Львовна. Да, помилуй, шесть роберов сряду проиграла: и с тобой проиграла, и с этими барынями опять проиграла... А ты, смотри: ты почти все роберы выиграл... Как это можно... Этак, душа моя, со старухами не играют... Это неделикатно!
   Зябликов. Чем же я-то виноват, Анна Львовна, что к вам карты не идут?
   Анна Львовна. Ну, как не идут... и карты хорошие приходили, да вы ни одной игры не дали мне выиграть... Либо короля подведете, либо по третьей бьете, когда туз, король с маленькими. Просто старались обыграть меня... Ну, считайте, сколько за мной?
   Зябликов. А больше не угодно? может быть отыграетесь...
   Анна Львовна. Нет, благодарю, я для удовольствия сажусь, а не для того, чтобы обыгрывать наверняка.
   Бубенчикова. Что же, и все для удовольствия садятся играть, Анна Львовна, никто здесь не подтасовывает и не передергивает... да в ералаш и нельзя играть наверняка...
   Анна Львовна. Ну, так я не такая мастерица, чтобы с вами играть: видите, вы все выиграли, а я одна проиграла... Для меня нужно игроков попроще, а не таких искусных, как вы... Сосчитаете, так скажите: сколько... (Встает.)
   Зябликов. Да вот сейчас, Анна Львовна, сейчас сосчитаю.
   Анна Львовна. Ах, батюшка, не убегу, не бойся... Получишь свои деньги... Не бойся: отдам... (Уходит.)
   Зябликов (смотря ей вслед). Ну, это значит, ищи ветра в поле... Нечего и считать.
   Бубенчикова. Ни за что не отдаст...
   Позвонкова. А когда сама выиграет, так не отойдет от стола, пока не получит всех денег, над каждым гривенником... С нею не следует играть. Не стоит и считать теперь: напрасный труд... (Встает.)
   Зябликов. Так неужели же я ей буду дарить? Вот нарочно сосчитаю и пойду требовать денег при всех... Она привыкла, старушонка, со всех мужчин здесь контрибуцию брать: я ей не хочу давать. Пальмира Карловна! Вы меня усадили играть с Анной Львовной, будьте же свидетельницей: она мне проиграла восемь рублей.
   Бубенчикова. Мне рубль семьдесят пять...
   Позвонкова. Мне двадцать шесть коп...
   Сыропустова. Ну, Порфирий Иванович, требовать с Анны Львовны карточных долгов еще никто не решался, и я не берусь: это ее привилегия... (К Бубенчиковой и Позвонковой.) Mesdames, садитесь к нам поближе!
   Зябликов. А я намерен нарушить эту привилегию... сейчас пойду и буду требовать... Пускай злится и ругается... Непременно. (Смеется и уходит).
   Хлюстиков. Я пойду посмотрю, что будет, и прибегу рассказать вам. (Бежит.)
   

Явление шестое.

Сыропустова, Зябликова, Бубенчикова, Позвонкова и Хлюстиков.

   Сыропустова (к Зябликовой). Она наговорит ему дерзостей: вот увидите...
   Зябликова. Пускай... Он сам не поддастся!
   Бубенчикова. Она и теперь уж начинала говорить колкости, ничего не видя...
   Зябликова. Право, пора бы проучить хорошенько этих барынь, которые в нашем обществе позволяют вести себя Бог знает как; пускай, эта только из-за карт бранится, а, например, Бахрюкова: она позволяет себе говорить все, что ей вздумается.
   Бубенчикова и Позвонкова (в один голос). Да, да...
   Зябликова. Точно она общий судья или какой-нибудь цензор.
   Бубенчикова. О, да, да!
   Позвонкова. Ее давно бы следовало проучить.
   Зябликова. Да, кажется, уж и собираются: я кое-что слышала...
   Бубенчикова. Ах, это было бы чудесно... Что же такое?
   Позвонкова. Это было бы превосходно... Вы не знаете, что именно хотят сделать?
   Зябликова. Я еще не знаю наверное... но только слышала, что все общество против нее сильно вооружено... и хотят ее уколоть в самую чувствительную струну.
   Бубенчикова. Я бы знала, что с ней сделать.
   Позвонкова. Если бы меня спросили, и я бы посоветовала...
   Зябликова. Что до меня касается, то я объявила сейчас Пальмире Карловне, что не только моя нога никогда не будет в ее доме, но я даже и кланяться с нею не буду...
   Сыропустова. Я, с своей стороны, также не намерена больше продолжать с ней знакомства.
   Бубенчикова. Если вы... и я тоже...
   Позвонкова. И я тоже...
   Зябликова. Муж мне говорил, что Иван Яковлевич тоже дурного об ней мнения, да она и в Петербурге известна, как самая скандальная женщина... и там ее не принимали ни в один порядочный дом.
   Бубенчикова. Помилуйте, да это очень понятно; кому же может быть приятно знакомство с такой женщиной!
   Позвонкова. Можно сказать: с такой замаранной женщиной!
   Бубенчикова. Ее история в Петербурге очень известна!
   Позвонкова. Кто ж этого не знает?
   Бубенчикова. Она воображает гордиться этим...
   Позвонкова. А всякой порядочной женщине тут, кажется, нечем гордиться.
   Хлюстиков (вбегает и хохочет). Пальба... баталия идет ужасная... Анна Львовна выходит из себя, бесится... Порфирий Иваныч, молодец, не поддается и, кажется, одержит победу: она уж вынула портмоне и роется в нем, глаза сверкают, руки дрожат, кажется, готова бы разорвать Порфирия Иваныча... Просто, потеха!
   Бубенчикова. Ай-да молодец Порфирий Иваныч.
   Позвонкова. Молодец, молодец! (Хохочет.)

(Входит Звонищев.)

   

Явление седьмое.

Те же и Звонищев.

   Сыропустова (к Звонищеву). Наконец-то, полковник, что вы так поздно?..
   Звонищев (мрачно). Так-с, обстоятельства...
   Сыропустова Что вы какой? Не случилось ли чего? А Ивана Яковлевича не видали: не будет?
   Звонищев. Увы! У нас нет более нашего друга и благодетеля, нет более Ивана Яковлевича!
   Все в один голос. Как нет? Что вы говорите?..
   Зябликова (побледнев). Что случилось? Говорите скорее!..
   Бубенчикова. Верно удар?
   Позвонкова. Скоропостижно?
   Звонищев. Нет, жив и здоров, и всем кланяется, но... увы! (глубоко вздыхает) уволен!..
   Зябликова (со стоном). Уволен!
   Все. Уволен!.. Как? Что такое?
   Звонищев. Да, враги победили: уволен в отставку с позором, без причисления... просто: по прошению, коротко и ясно... (из соседних комнат приходят, один за другим, Зябликов, Бубенчиков, Позвонков и прочие гости и окружают Звонищева.)
   Зябликов. Да неужели это правда об Иване Яковлевиче?
   Звонищев. Совершенная и несомненная.
   Зябликов. Уволен по прошению?
   Звонищев. По прошению...
   Зябликов. Боже мой, что ж это такое!..
   Голоса. -- Какой чудесный человек... -- Ах, как жаль... -- Кто бы мог это предвидеть!.. -- Вот нежданно-то, негаданно... -- Ну, сломили столб...
   Сыропустов (входя). Да этого быть не может... это пустяки... это кто-нибудь выдумал нарочно, чтобы меня испугать перед ужином и аппетиту лишить... (Звонищеву.) Антон Васильевич, да неужели?
   Звонищев. Да...
   Сыропустов. Не пугай меня, не шути, если неправда!
   Звонищев. Да разве этим шутят?.. Разве бы я посмел...
   Сыропустов (разводя руками). Вот тебе на!..
   Сыропустова. Да расскажите же вы, Антон Васильевич, подробно, как это все случилось?
   Звонищев. Как случилось? Очень просто: приехал я к нему, чтобы вместе отправиться сюда: он нарочно приказал мне заехать за ним, чтобы своих лошадей не брать... ведь вы знаете: он к своим лошадям был очень жалостлив...
   Бубенчикова. Добродетельный человек.
   Позвонкова. Добродетельный!
   Сыропустов. Ну, как не знать: добрая была душа.
   Звонищев. Ну, приехал я, он собрался, оделся, хотели отправиться, вдруг телеграмма от одного из министерских приятелей; он так спокойно распечатал, думал по какому делу, ну, мало ли их... сначала даже не хотел было распечатывать, положил на стол до завтра, да я говорю: прочитайте, ваше превосходительство, может быть, что-нибудь такое... Он как прочитал, так и сел... весь белый... Я говорю: что с вами? Читайте, говорит... Читаю: сегодня подписан приказ: вы уволены по прошению, ничего не могли для вас сделать... У меня так и потемнело в глазах... Говорю: ваше превосходительство, что это такое?.. А у него на глазах слезы... зарыдал!..
   Женские голоса. Бедный... Он всегда был такой чувствительный... Да, чувствительный...
   Звонищев. Я сам зарыдал... тронуло меня это... Обнял он меня... Стал я его успокаивать... Впал в ярость... Стал топать ногами, сорвал галстук... Тут узнало семейство, прибежали... началась суматоха... Потом успокоился и впал в уныние... в тихую, этакую, меланхолию, грусть... оказал покорность Провидению... Я все был тут, около него... до сей минуты... Благодарит меня, жмет мне руку... Поезжайте, говорит, к Сыропустову. Флегонт Парменыч, говорит, ждет, я думаю, ужинать... вспомнил, ей-богу... вашу пассию, вспомнил...
   Сыропустов (утирая глаза). Чудный человек, великая душа!
   Звонищев. Кланяйтесь, говорит, от меня моим друзьям и скажите им, что я больше уже не начальник их... скрывать нечего; объявите, говорит, прямо, все равно: скоро все будет известно... желаю, говорит, только одного, чтобы новый начальник так же любил их, как я...
   Зябликов. А кто же, кто новый, неизвестно?
   Звонищев. В телеграмме было написано: на ваше место назначен генерал-майор Лев Помпеич Краснокалачный.
   Бахрюкова. Как, как вы сказали? Кто?
   Звонищева. Генерал-майор Лев Помпеич Краснокалачный.
   Бахрюкова. Боже мой, неужели Лев Краснокалачный? Вот как скоро вышел!.. Да давно ли, давно ли он ходил ко мне в Петербурге гвардейским офицером! Да он был мой любимец, мой prote/ge/... я его звала просто красный калачик... Вот как... ну, я очень рада... он еще и не женат... Таня, Таня! Слышишь, какой нам сюрприз: сюда едет начальником мой старый знакомый, даже мой prote/ge/, Левушка Краснокалачный... Ты его не знаешь, но, я уверена, вы подружитесь сним, он был такой красивый, славный мальчик, ловкий танцор...
   (Во время этого монолога общее смущение, недоумение и нерешительность; толпа, находившаяся среди комнаты, отодвигается в сторону от Бахрюковой и разделяется на группы; некоторые переглядываются, другие погружаются в раздумье; все в том состоянии, когда не знают, что делать, на что решиться, в которую сторону идти.)
   Зябликова (подзывая мужа). Поедем домой.
   Зябликов. Неловко теперь, вдруг...
   Зябликова. Я не могу... я не могу видеть торжества этой женщины...
   Зябликов. Ну, поезжай одна.
   Зябликова. Это еще хуже: ты должен проводить меня. (Встает и подходит к Сыропустовой.) Adieu...
   Сыропустова. Что же вы это?
   Зябликова. Пора уж...
   Сыропустова. Но, ведь, еще не поздно.
   Зябликова. Нет, пора... не могу...
   Сыропустова. Ну, Бог с вами. Не смею задерживать. Завтра я постараюсь быть у вас... Вы не очень расстраивайтесь!
   Зябликова. Merci... Не провожайте меня... (идет и в дверях встречается с Анной Львовной.)
   

Явление восьмое.

Те же и Анна Львовна.

   Анна Львовна (Зябликовой). Ты куда?
   Зябликова. Домой.
   Анна Львовна. Слышала я, слышала! Да, верного друга лишаетесь. Что делать... Ну, прощай! (Пропускает ее в двери.)
   Анна Львовна (Зябликову, загораживая ему дорогу в двери). Что, хотел меня, старуху, на смех пустить: обыграл да еще смеяться вздумал надо мной! А вот тебя Бог-то за Анну Львовну и утешил... Что, поджал теперь хвост?
   Зябликов. Позвольте, Анна Львовна.... я жену провожаю...
   Анна Львовла. Ты уж очень забылся, зазнался... даже ко мне уважение потерял... Вот тебя Бог-то и смирил... Еще, пожалуй, новый-то начальник и из службы выгонит!
   Зябликов (раздражительно). Позвольте же, сударыня... Что это такое?
   Анна Львовна. Ах, батюшки! Кричит уж на меня! Ступай, батюшка, ступай, беги! (Пропускает его вдвери.) Провожай свою развенчанную королеву!

(В толпе мужчин и женщин, смотревших на эту сцену, слышен сдержанный смех.)

   Бахрюкова (смеясь очень громко). Развенчанная королева! Вот это славно сказано! Ай да Анна Львовна... Уважаю эту старуху!
   Анна Львовна (к мужчинам). Что, развеселила я вас! Насмешила? Ну, и хорошо. А то уж вы очень пригорюнились... совсем перетрусили... Все обойдется! Я этаких переполохов здесь, в нашем городе, за свою жизнь, одиннадцать уж видела... Всякие бывали, а все один черт! Сначала страх на всех нагонит, начнет мести вашу братью старых, да новых на ваши места сажать... а после уходится; и вы опять, как клопы, в свои прежние щели поползете! Надо только уметь за дело взяться, да старых опытных людей слушать... Это ничего... (Звонищеву.) Ну-ка, командир, садись, да расскажи мне все по порядку, как было дело?
   Звонищев. Грустная история, Анна Львовна: и рассказывать грустно, и слушать неприятно... Падение великого человека!.. Грустно!.. (Садится.) Извольте, для вас расскажу... (Начинает рассказывать вполголоса.)
   Бубенчикова (подсаживаясь к Бахрюковой). Как Анна Львовна славно сказала: развенчанная королева... именно важности теперь у ней поубудет.
   Позвонкова (подсаживаясь к Бахрюковой с другой стороны). А заметили вы, как она изменилась в лице, когда услышала об этом, даже зелень влице выступила...
   Бубенчикова. Еще бы! Он для нее был все! Если бы не Иван Яковлевич, кто же бы ей позволил разыгрывать такую роль?
   Позвонкова. Но я удивляюсь ее бесстыдству... я бесстыдству ее удивляюсь!
   Бубенчикова. Да, да, почти ведь прямо говорила о своей связи, хвасталась ею!
   Позвонкова. И этим важничала перед всем обществом!
   Бахрюкова. Да кто же в этом виноват? Вы сами, барыни, ухаживали за ней и шлейф ее носили вместе с Сыропустовой.
   Бубенчикова. Ах, Конкордия Никтополионовна, с вами можно говорить прямо: я всегда презирала ее.
   Позвонкова. И я то же самое...
   Бубенчикова. Но что же делать, когда одного ее слова было достаточно, чтобы Иван Яковлевич лишил места моего мужа... А у нас дети...
   Позвонкова. Я по тому же самому: неужели бы я стала ухаживать за ней, если бы не боялась за мужа. Я видеть бы ее не могла, по ее поведению, если б не служба мужа.
   Бубенчикова. Но мне вот кто удивителен: Сыропустова. У мужа ее прекрасное место, значительное, и ему повредить трудно, даже для Ивана Яковлевича. А она первая всем нам пример показывала, первая всегда ухаживала за Зябликовой.
   Позвонкова. Да, да, и ухаживала, и унижалась перед ней. Да она первая и сблизила-то ее с Иваном Яковлевичем. Это всем очень хорошо известно!
   Бубенчикова. Да, конечно, известно... Это всякий знает: все знакомства, все началось в ее доме... А знаете, Конкордия Никтополионовна, какая зловредная эта Сыропустова: оне сговорились с Зябликовой не быть с вами знакомой?
   Бахрюкова. Что? Не быть со мной знакомой? Ха, ха, ха... Вот испугала!
   Позвонкова. Да этого еще мало; оне хотели нанести вам какой-то публичный скандал...
   Бубенчикова (перебивая). И вообразите: осмеливались предлагать нам принять участие в их намерении...
   Бахрюкова. И вы, конечно, согласились?
   Бубенчикова. Ах, что вы это, Конкордия Никтополионовна, за кого вы нас принимаете?
   Позвонкова. Что вы это? Как вам не грех?.. Разве вы нас не знаете? Мы тотчас бросились вас предупредить...
   Бахрюкова. Скандал, скажите! Ах, они, благотворительницы! Скандал! Пускай попробуют...
   Бубенчикова. Только вы нас не выдайте, Конкордия Никтополионовна.
   Позвонкова. Мы вам все это разузнаем и все передадим.
   Бубенчикова. Они слишком ошиблись в нас!
   Позвонкова. Тс... вот она, она идет из залы.
   Сыропустова (подходя к Бахрюковой). А я была там и старалась воодушевить молодежь... Этот случай смутил было наше общество. Но что же нам-то за дело... Это дело мужчин, которые служат, а вы, я говорю, молодежь, веселитесь себе, не обращая ни на что внимания! Это до вас не касается. Ах, как прелестна ваша Таня! Я все любовалась на нее... Что за милое, что за грациозное существо! Она просто воодушевляет всех. Просто королева всего нашего общества.
   Бахрюкова (вставая). Моя Таня королева?... О, нет, нет... Королева вашего общества была и будет Зябликова, хоть и развенчанная... (Хохочет.) Однако, мне пора спать... Прощайте!
   Сыропустова. Как, вы хотите ехать? Нет, ради Бога, погодите. Сейчас ужин, а потом мазурка... Вы испортите все наше веселье... Я вас не отпущу до ужина.
   Бахрюкова. Как же вы не отпустите, если я уеду. Полноте, до веселья ли вам теперь, при таком несчастии! Ах, как это остроумно: развенчанная королева! (Хохочет.) Прощайте. (Хочет идти.)
   Хлюстиков (подбегая). Вам не нужно ли что приказать, Конкордия Никтополионовна?
   Бахрюкова. Нужно...
   Хлюстиков. Что прикажете?
   Бахрюкова. Чтобы вы не совались, где вас не спрашивают... Больше ничего. (Уходит.)
   Сыропустова (стоит в раздумье). Надеется на новое светило... Ну, еще увидим.
   Звонищев. Вот вам и вся печальная история, как пал великий человек!
   Бубенчиков (глубоко вздыхает). Да, и пометут нас, как клопов...
   Позвонков. И первые будут последними, и последние, может быть, первыми.
   Звонищев. Да-с, предстоит, предстоит перетасовка... Молод и в случае... Захочет себя показать... Что-то будет!
   Сыропустов. Что бы ни было, а ужинать надо. Над всеми господами есть господин... (Гладит живот.) Милости просим, господа! А жалко, жалко Ивана Яковлевича: со вкусом был человек, и покушать умел. А где же Конкордия Никтополионовна?...
   Сыропустова. Уехала.
   Сыропустов. Как уехала?... А ведь хотела идти со мной к ужину...
   Сыропустова. Нет, она теперь уже гнушается нашим обществом, с тех пор, как услышала о новом назначении.
   Сыропустов. Ну, Бог с ней... Матушка Анна Львовна, пожалуйте ручку. (Подает руку Анне Львовне.) (Хлюстикову.) Виктор Игнатьич, вели-ка играть полонез, да зови молодежь ужинать... (Хлюстиков убегает.) Господа! Прошу...

(Все уходят, многие парами. Музыка играет польский.)

Занавес падает.

   

Действие второе.

Небольшая комната в доме Сыропустова.

   

Явление первое.

   Сыропустова (одна, ходит в беспокойстве по комнате и часто смотрит в окно). Нет, не едет... Как долго он их держит... Первый прием у нового начальника; какое это важное событие для чиновника... Я воображаю этот общий трепет, общее беспокойство и волнение в ожидании выхода нового начальника... Вся зала полна, тишина мертвая, все в мундирах, не смеют кашлянуть, иные не смеют присесть, с волнением смотрят на ту дверь, из которой он должен выдти... Каков-то он? Что-то он скажет? Кто уцелеет, кого прогонит, кто будет при нем в силе? и вот он выходит, раскланивается, окидывает всех одним взглядом... все в оцепенении... Начинается представление: такой-то... кивнул головой, прошел молча... неизвестно что будет, что он думает!.. Такой-то... "а! очень рад с вами познакомиться... Я слышал о вас много хорошего..." Боже мой, как легко стало на душе! Ожил человек, улыбается, весел, благодарен, готов броситься расцеловать руки доброго начальника, кругом все ему улыбаются... Зато следующий; такой-то... Брови начальника хмурятся... "а?... Гм... Это вы?... Слышал-с, слышал и об вас... гм..." и больше ни одного слова... Но и этого довольно: кончено, пропал человек... судьба его решена... Как много значит одно слово начальника, один взгляд его! Какое блаженство быть начальником и сознавать свою силу... Я женщина, но я понимаю это... я умела бы быть начальником, я умела бы держать себя... я умела бы одним взглядом убить, и оживить человека! Но мы, бедные женщины, лишены этого счастия... Еще жена начальника... о, это много значит, особенно, если муж недалек... тут можно легко властвовать. Но каково сознавать себя умной, иметь жажду, страсть к власти, к первенству, и быть женой человека подначального и при том... (Слышен стук подъезжающего к дому экипажа.) А, наконец приехал... (Смотрит в окно.) Он... (Идет к дверям, отворяет их и останавливается у них.) Мне кажется, я с первого взгляда узнаю по лицу мужа: хорошо или худо... Впрочем нет, по лицу моего Флегонта Парменыча, пожалуй, ничего не узнаешь, кроме того, сыт он или голоден. Флегонт Парменыч, сюда, сюда, я здесь, сюда иди.
   Сыропустов (за сценой). Погоди, матушка, только мундир сниму.
   Сыропустова. Нет.. нет, нет!.. иди скорее сюда...
   Сыропустов. Дай только халат надену..
   Сыропустова. Да нет же, Боже мой, успеешь... (Выскакивает за дверь и тотчас же тащит за собою мужа.) Как это тебе не стыдно: я с ума схожу от беспокойства, а он... Ну, рассказывай... что? Как?..
   Сыропустов. Погоди же... дай хоть эту амуницию с себя сброшу... я задыхаюсь совсем... (Хочет отстегнуть шпагу и не может.) Кузьма, Кузьма! Поди, Прими!
   Сыропустова. Да погоди, Я сама... (Торопливо снимает шпагу и отдает вошедшему слуге). Ну, рассказывай...
   Сыропустов (расстегивая мундир). Уф, Боже мой, дай мне присесть!
   Сыропустова. Ну, садись, садись...
   Сыропустов (слуге). Халат мне сюда, коли так...
   Сыропустова. Да полно же, ради Бога... (Слуге.) Не нужно... (Сыропустову.) Будет входить сюда, помешает... Неужели ты не можешь пяти минут подождать, чтобы только рассказать... (Слуге.) Ступай отсюда, ничего не нужно... (Слуга уходит.)
   Сыропустов (жалобно). Как, матушка, не нужно... помилуй, я и есть, и пить хочу с этой муки... Часа, ведь, два дежурили...
   Сыропустова. Ну, я прикажу поскорее подать завтрак, только ты расскажи мне.... (Подбегает к дверям и говорит в них.) Приготовить барину поскорее завтрак в столовой!
   Сыропустов (с упреком). А ты еще и не приготовила... не позаботилась обо мне?
   Сыропустова. До того ли мне было... Я все время думала, что там происходило у вас... Ну, рассказывай же...
   Сыропустов. Да нечего рассказывать, ничего особенного не случилось... измучился, больше ничего... Да еще на беду новые сапоги надел... ногу жмет правый, просто сил нет... Позволь, хоть сапоги переменю... Эй, Кузьма!
   Сыропустова. Что ты, хочешь уж здесь сапоги снимать... Помилосердуй же ради Бога... Ну, что же он тебе сказал?
   Сыропустов. Да ничего...
   Сыропустова. Ну, а Зябликову?
   Сыропустов. Тоже ничего.
   Сыропустова. Ну, а Бубенчикову что?
   Сыропустов. Ничего.
   Сыропустова. И Звонищеву ничего?
   Сыропустов. И Звонищеву ничего.
   Сыропустова. Да с кем же он говорил?
   Сыропустов. Да ни с кем.
   Сыропустова. Не может же быть, чтобы он ничего не сказал... Ну, хоть вообще что-нибудь говорил?
   Сыропустов. Вообще говорил...
   Сыропустова. Что же, что?.. Ну, расскажи по порядку...
   Сыропустов. Ну, что тут: по порядку... Вышел, раскланялся... все ему представились. Никому слова не сказал. Потом отступил назад, нахмурился и начал: о -- о, как же я тебя, черт тебя дери...
   Сыропустова. На кого это, на кого?
   Сыропустов (с сердцем). Да ни на кого... просто жмет...
   Сыропустова. Да кого же?
   Сыропустов. Да ногу жмет... сапогом... Отпусти ты меня ради Бога... Я не могу... я этому сапожнику задам... (Встает и хочет идти.)
   Сыропустова (останавливая). Ты только расскажи мне вкратце, в двух словах, о чем он вообще-то говорил?
   Сыропустов (идя к дверям и прихрамывая). Да о многом: и о чести, и взятках... и об отечестве... и о сапогах... ох, ты, дьявол!
   Сыропустова. Как о сапогах?.. Что ты говоришь!..
   Сыропустов. Пусти, матушка, пусти, я с ума сойду... После все расскажу... Теперь не могу, как хочешь... (Уходит.)
   

Явление второе.

   Сыропустова (одна). Вот положение умной жены у глупого мужа... Тут надо бы знать все подробно, чтобы сообразить и потом действовать так или иначе, а от него ничего добиться нельзя... Может быть, и служба, и вся судьба на волоске висят: нужно бы предупредить, отразить беду так, или этак, а он только и думает об еде, да о сне... и пускай бы его, пожалуй: я не люблю, когда в мои дела мешаются, я сама все сумею обделать, да хоть бы рассказал толком, чтобы знать, что нужно делать... Фу, Боже мой, какое скверное положение... Может быть, каждая минута дорога... Что он такое, этот начальник?.. из первых слов человека, ведь сейчас все это видно; да какое из первого взгляда, из поклона, из манер... Что он такое: франт, любезник, или делец?.. Что он: общество, развлечения любит или кабинетные занятия?.. Как к нему подойти: общественные развлечения, или благодеяния, пожертвования на добрые дела? Чего он будет требовать? Что больше в его вкусе?.. Может быть, кутила, может быть, нравственный, христианин хороший?.. Может быть, невесту ищет, может быть, жениться и не думает, а рад будет так, на свободе?.. Ничего, ничего не знаю!.. Это, просто, может в отчаяние привести... Надо куда-нибудь ехать, узнать... Но куда же, к кому?.. Ко всем разве, по порядку?.. (Слышен звук подъехавшего к дому экипажа.) Ба, кто это, кого Бог дает?.. (Смотрит в окно.) Хлюстиков и Бубенчиков... Ну, вот спасибо, вот утешил... он мне всего нужнее... Это сама судьба, указание... Благодарю тебя, Боже!..
   

Явление третье

Сыропустова и Хлюстиков.

   Сыропустова (при появлении Хлюстикова). Ну, вот благодарю... это очень мило и любезно с вашей стороны, что поторопились приехать!
   Хлюстиков. Как же, Пальмира Карловна, я тот же час только забежал домой, скинул мундир, накинул фрак и сейчас же ко всем моим, к вам первым... по дороге захватил с собою и Бубенчикова... Его приглашал Флегонт Парменыч. Где же он?
   Сыропустова. Где же он?
   Хлюстиков. Прошел в кабинет к Флегонту Парменычу, а я побежал к вам.
   Сыропустова Ну, и прекрасно... от него тоже немного добьешься толку, как и от мужа... Ну, рассказывайте же: как и что?..
   Хлюстиков. Ну, Пальмира Карловна, дождались наконец... Вот человек!.. Какую он нотацию всем прочитал, как всех отхлестал, какие возвышенные понятия, какой язык... говорит как... просто гениальный человек!..
   Сыропустова. Неужели?
   Хлюстиков. Гений, просто гений!
   Сыропустова. Ну, погодите же... Вы знаете, я люблю порядок во всем... Порядок прежде всего... Рассказывайте мне все по порядку...
   Хлюстиков. Ну, извольте... с чего же прикажете начать?
   Сыропустова. Во-первых, скажите мне, отчего он приехал уже с неделю, а ни у кого не был до сих пор, и приема не делал? Вы не забудьте, я вас тоже целую неделю не видала, и потому почти совсем не знаю, что делается в городе...
   Хлюстиков. Не мог быть, Пальмира Карловна... по своей должности не мог... ведь, вы знаете, я должен каждую минуту быть готов... вдруг потребует за чем-нибудь... а меня нет дома... нехорошо... А почему он приема долго не делает? Я думаю потому, что хотел отдохнуть с дороги и устроиться: всю неделю в доме была возня, переклеивали комнаты новыми обоями, вновь обивали мебель...
   Сыропустова. Это я слышала...
   Хлюстиков. Ну, а еще скажу вам, может быть, и сведения собирал под рукою...
   Сыропустова. Да чрез кого же? Ведь он никого не принимал?
   Хлюстиков. Хм... Через кого!.. А камердинер на что?.. Камердинер ужасно горд, просто недоступен, а везде по лавкам он закупал: должно быть, доверенный человек, правая рука... А это вы слышали, что он три раза по вечерам сам катался по городу?
   Сыропустова. Слышала.
   Хлюстиков. Ну, ведь недаром же... что-нибудь да высматривал же... Такой человек даром кататься не будет...
   Сыропустова. Может быть, к Бахрюковой ездил, как к старой знакомой?
   Хлюстиков. Ну, нет-с... Это я знаю наверно... У Бахрюковой-то не выгорело, ошиблась в расчете: два раза присылала человека с письмом приглашать к себе -- даже к человеку не вышел и через камердинера извинился, что не совсем здоров... и занят... Нет-с, Бахрюкова-то... (мызгает губами) провалилась... и внимания обратить не хочет!
   Сыропустова. Неужели?
   Хлюстиков. Спросите всех.
   Сыропустова (с торжеством). А-а, Конкордия Никтополионовна! Рано очень заважничали и захвастали... (Тихо смеется.) Я говорила: увидим еще... Ну, а каков он собою? Расскажите мне...
   Хлюстиков. Очарователен. Ужасно красив. Улыбка приветливая, но взгляд строгий... видно, что очень умен. А как говорит -- это чудо! Когда он начал: господа...
   Сыропустова. Погодите, погодите. До всего дойдем по порядку. Скажите: когда ему представлялись, со всеми он был одинаков?
   Хлюстиков. Решительно со всеми: ни одному особенного слова не сказал, только на иных взглядывал очень внимательно, на других так, мельком...
   Сыропустова. А как на Зябликова?
   Хлюстиков. Нехорошо... язвительно...
   Сыропустова. Значит, слышал?
   Хлюстиков. Наверно...
   Сыропустова (в раздумье). Хм... Значит, он с первого раза никому не хотел показать своего мнения о нем?
   Хлюстиков. Да, дипломат, должно быть, тонкий... но сейчас видно, кто под сомнением; я вам всех назову, кто опасен...
   Сыропустова. Кто же, кто?
   Хлюстиков. Первый -- Зябликов...
   Сыропустова. Ну, они не боятся... Иван Яковлевич обещал ему выхлопотать место в Петербурге...
   Хлюстиков. Звонищев опасен, только этот хитер: подделается... правитель опасен, губернский архитектор опасен...
   Сыропустова (нерешительно) Ну, а муж?
   Хлюстиков. Он ничего, кажется... Одно только, -- генерал слегка улыбнулся, взглянув на него... но незлобно... а так, знаете... комически...
   Сыропустова. Во всяком случае, что же?.. Флегонт исправен в службе, да и часть у него отдельная... Ну, теперь рассказывайте, что же он говорил вообще?
   Хлюстиков. Я вам представлю... Вот когда обошел всех, отошел так назад, встал в позу и начал: господа, я призван сюда... вы мои товарищи и помощники... все мы призваны, господа... исполнять волю... закон, господа, и честь отечества, господа... для нас должны быть дороже всего... Каждая часть, порученная, господа... должна быть в совершенстве -- это наш долг, наша обязанность... Овзятках в наше время прогресса я и упоминать не хочу... Но помните, господа, что на вас лежат еще высшие обязанности... еще высшие обязанности, господа... Все лица поставлены здесь, господа, чтобы охранять... порядок, господа... защищать обиженных, руководить и... и... и просвещать... позвольте... и просвещать народ...
   Сыропустова. Просвещать...
   Хлюстиков. Да... он потом много говорил о просвещении... Позвольте... (Снова принимая позу.) Помните, господа... да... гм... да... Помните, господа, что не народ для нас, а мы для народа... Употребим, говорит, все свои силы, чтобы быть ему полезным... не только, говорит... не только, говорит, исполнением обязанностей, но... но... даже...
   Сыропустова. Что же?
   Хлюстиков. Позвольте, сейчас... Да, именно... Помните, говорит, господа, что народ ждет от нас пожертвований...
   Сыропустова (встрепенувшись) Пожертвований?..
   Хлюстиков. Да-с... Позвольте... Мы должны всем жертвовать, а не только исполнением обязанностей... А так ли мы поступаем?.. Таков ли у нас суд? Таковы ли пути? Что мы сделали для развития? Много ли у нас школ? Здесь нет даже женских школ.
   Сыропустова. Женских школ?
   Хлюстиков. Да, именно так и сказал... От нас ждут примера, господа, руководства, указания... А мы, что мы делаем?.. Как мы служим?.. Очищаем нумера... скрываем правду... проводим время... играем в карты... Общество должно веселиться, господа, но дело... дело, общественная польза прежде всего...
   Сыропустов (сзади). Браво, браво... А ведь похоже представляет, а!.. Никандр Авдеич?.. (Хохочет.)
   Бубенчиков. Похоже... очень.
   Хлюстиков (сконфузившись). Ну, вот вы, Флегонт Парменыч... Я и не слышу, что вы тут... Это я для Пальмиры Карловны... Они их не видали... Я описывал...
   Сыропустов. Ничего, ничего, душа, хорошо... Если из службы выгонят, не пропадешь: ступай вактеры... ха, ха, ха...
   Сыропустова. Нечему смеяться... Я очень благодарна Виктору Ипатьичу: он мне рассказал о том, чего я от тебя добиться не могла... Неужели же лучше лежать на боку, чем доставить удовольствие даме?
   Сыропустов. Да я ничего... Я ведь от души смеюсь, с похвалою, матушка, а не то, что в пику или для осуждения... Мы там порядком закусили, на душе сделалось повеселее: вот я и смеюсь... Виктор Ипатьич, не хочешь ли закусить?.. Не сердись, душа... я ведь не хотел обидеть... Пожалуйста! (Протягивает руку Хлюстикову.)
   Хлюстиков (беря руку Сыропустова). Да что вы, помилуйте, я нисколько не рассердился... мне только совестно стало, что вы застали меня так...
   Сыропустова. Нечего тут совеститься, напротив, очень мило и любезно с вашей стороны, что рассказали мне... Я теперь имею понятие о новом начальнике, как он прекрасно говорил!
   Бубенчиков. Говорил-то он хорошо, Пальмира Карловна... Каково-то нам-то придется от него...
   Сыропустова. А я по всему думаю теперь, что ничего худого не будет... Видно, что он человек умный, образованный и не будет так, даром, преследовать служащих.
   Бубенчиков. Дай-то Бог! А признаться сказать: он давеча такого страха, такого тумана напустил, что я и... и рассудить ничего не мог... и не поймешь, чего от тебя хотят: службы ли, или чего другого... Выгнать ли тебя хотят, или нравоучение только делают... Ух, какое начальство стали нынче присылать... беда! Мало того: служи, езди в присутствие утром, а еще и вечером, когда делать нечего, тоже говорит, старайся, просвещай, действуй для общественной пользы... А как?.. Неизвестно... Нет, меня что-то не радует... Неизвестно, что будет.
   Сыропустова. А вот мы посмотрим, подумаем.
   Бубенчиков. Подумайте, Пальмира Карловна, вы у нас всех умнее... Подумайте, а мы с вас перенимать станем... (вздыхает). О, Боже мой, прощайте!
   Сыропустова (в глубоком раздумье). Прощайте.
   Бубенчиков (подавая руку Сыропустову, тихо). Прощайте... Золотая она у вас голова... вы за ней, что за каменной стеной (Уходит.)
   Хлюстиков. Прощайте, Пальмира Карловна!
   Сыропустова (размышляя). Погодите... Вы сказали, он говорил просвещение... школы... нет женских школ?
   Хлюстиков. Да-с... говорил: вот извольте спросить, и Флегонт Парменыч слышали.
   Сыропустова (оживляясь). Да, да... (Хлюстикову.) Ну, поезжайте с Богом... Да по дороге скажите там моему человеку, чтобы мне сейчас же лошадей подали.
   Хлюстиков. Сию минуту-с... Прощайте! (Торопливо раскланивается и уходит.)
   Сыропустов (сонливо). Ты что еще, Пальмирочка, затеваешь?.. Смотри, душенька, не промахнись... или не запутайся.
   Сыропустова (с достоинством). Что?.. Я?.. Я запутаюсь?.. (Презрительно). Поди-ка спать... Ты совсем дремлешь. (Уходит.)
   Сыропустов. И вправду дремлю. Что ж, я никого не обидел. Наше дело такое: покушанюшки, да и баиньки... Ничего... без вреда ближнему... нас Бог простит! (Засыпает, сидя в креслах.)
   

Перемена декорации.

Комната в квартире Канюкина.

   

Явление первое.

Прелестный и Канюкина.

   Прелестный. И вам не стыдно смеяться над моим чувством, над чувством самым священным вчеловеческом организме!
   Канюкина. Но что же делать, если это чувство неуместно...
   Прелестный. Неуместно?.. Почему?..
   Канюкина. Потому, что ни к чему не поведет.
   Прелестный. Но это от вас зависит, Лизавета Александровна, вы можете спасти человека, сделать его счастливым на всю жизнь или погубить навсегда.
   Канюкина. Ничего я тут не могу сделать, потому что ваше чувство непозволительно.
   Прелестный. Непозволительно?.. Ха, ха... Разве есть что-нибудь непозволительное в явлениях природы?.. Разве волен человеческий организм в своих потребностях?.. Неужели ваш муж, который представляет из себя современного, либерального человека, проповедует вам такие отсталые идеи?
   Канюкина. Так вы всего лучше объяснитесь об этом с моим мужем... Может быть, он имеет на этот счет иной взгляд... (Тихо смеется.)
   Прелестный. Вы опять смеетесь!
   Канюкина. Да что же мне прикажете делать, плакать, что ли?
   Прелестный. Да, конечно, лучше плакать, чем смеяться!.. Вы заставляете страдать, мучиться, гореть на медленном огне того человека, который до встречи с вами не знал ни горя, ни страдания в жизни; вы убили во мне всю энергию, всю веру в жизнь... Я был полон возвышенных стремлений, я хотел посвятить всего себя на пользу общества, народа...
   Канюкина. Даже тогда, как танцевали со мной у тетушки? (Смеется.)
   Прелестный (вскочив). Но это жестоко, Лизавета Александровна, это неблагородно: издеваться над человеком за то только, что он имел несчастие полюбить вас! Скажите мне прямо, что я отвратителен, что вы меня презираете, и я буду знать, как распорядиться с собою: я, не задумавшись, погублю себя, принеся свою жизнь в жертву какой-либо высокой идее... потому что переносить эти страдания я более не в силах! Ну, скажите же прямо, что вы меня презираете, что вы питаете ко мне физиологическое отвращение... и я готов погибнуть!
   Канюкина. Нет, я не хочу, чтобы вы чрез меня и так преждевременно погибли, да и не могу говорить того, чего не чувствую... Я не питаю к вам ни отвращения, ни презрения... напротив!..
   Прелестный (схватывая руку Канюкиной). Лизавета Александровна!
   Канюкина (тихо освобождая свою руку). Что-с?..
   Прелестный. Договаривайте же... Не скрывайтесь, выскажитесь поскорее... дайте мне хоть минуту блаженства...
   Канюкина. Да вы мне не дали договорить.
   Прелестный. Ну, я молчу... Вы сказали: напротив... Что же...
   Канюкина. Напротив, я даже уважаю вас... Но люблю только мужа...
   Прелестный (ероша волосы). Мужа... только мужа!.. Вздор, быть не может... Вы не можете любить этого человека. В нем нет ничего, что могло бы увлекать женщину! Он слишком холоден, сух... да и некрасив... В вас говорит против меня только предрассудок супружеской верности!
   Канюкина. Вы, я вижу, Вадим Прокофьевич, очень мало знаете моего мужа и женское сердце... Уверяю вас, что моим мужем не только увлечься, но можно любить его самой крепкой любовью.
   Прелестный. Да, мещанской любовью, без огня, без восторгов, без упоения... но не тем страстным, жгучим обожанием, которого требует ваша порывистая натура!
   Канюкина. Да с чего вы выдумали, что у меня порывистая натура... вы ошибаетесь, -- я самая обыкновенная женщина, именно способная только на мещанскую любовь, как вы говорите...
   Прелестный. Да, потому что ваш муж не умеет разбудить в вас чувств... потому что они спят ввас, притупленные той душной сферой, в которой запер вас ваш муж...
   Канюкина. Так отчего же вы-то, такой пылкий человек, не можете разбудить во мне этих спящих чувств?.. Уж, кажется, как стараетесь, а они все не просыпаются... (Смеется.) Я все по-прежнему продолжаю любить моего доброго, тихого Васю...
   Прелестный (презрительно). Васю... доброго Васю! Не произносите при мне этого имени! Я ненавижу его... Я презираю вашего мужа всеми силами моей души!..
   Канюкина. Г. Прелестный! Не слишком ли сильно вы выражаетесь о хозяине того дома, в котором вас принимают, как хорошего знакомого? Не попросить ли вас удалиться?
   Прелестный. Я не могу иначе выражаться о моем злейшем враге, который заграждает дорогу к моему счастью...
   Канюкина. И пред которым вы всегда так тихи, скромны и любезны, когда он сам налицо...
   Прелестный. И вы не понимаете, что это делалось только для того, чтобы видеть вас? Я пожимал ему руку, я угождал ему, а в душе у меня всегда клокотал ад... Не думаете ли вы, что я его боюсь?. Скажите слово, и я уничтожу его перед вашими глазами!
   Канюкина. Напротив, я не только не скажу этого слова, но попрошу вас сейчас же уйти и не приходить более, если вы намерены вновь так неприлично выражаться при мне о моем муже. Не угодно ли вам... (Указывает на двери.)
   Прелестный. Ну, простите меня... Я сумасшедший... Я обезумел от любви к вам. (Бросается на стул и закрывает лицо руками.)
   Канюкина. Я не знала, что вы наклонны к сумасшествию, а то я давно бы перестала вас принимать.
   Прелестный (вскакивая и подходя к Канюкиной). Ну, умоляю вас, Лизавета Александровна, не гневайтесь же, простите меня!
   Канюкина. Только с условием, чтобы вперед припадки сумасшествия не повторялись в моем доме.
   Прелестный. Ну, протяните же мне вашу руку, дайте мне дотронуться до нее в знак вашего примирения... Я даю вам слово никогда ничего не говорить про вашего мужа... Ну, дайте же мне вашу ручку.
   Канюкина. Это лишнее, потому что я замечала, как вы дотронетесь до моей руки, так и заговорите чепуху...
   Прелестный. Эх, Лизавета Александровна, не знаете вы или не хотите понять, что вы для меня значите: в вас вся моя жизнь, вся моя будущность, вы единственная и постоянная цель всей моей жизни.
   Канюкина (насмешливо). Да, в течение целых трех недель, считая с нашей первой встречи. Какое постоянство! Посмотрите-ка, пожалуйста, который час?
   Прелестный (смотря на часы). Почти два часа... Еще один день вон из жизни. (Вздыхает и берет фуражку.) Прощайте, Лизавета Александровна!
   Канюкина. Куда же вы, погодите: сейчас муж придет.
   Прелестный. Оттого-то я и ухожу... Я не могу сегодня с ним встретиться... Я слишком взволнован... Прощайте!
   Канюкина. Прощайте! (Подает ему руку.)
   Прелестный. Но только до свиданья, а не навсегда... Помните, Лизавета Александровна: вы смеетесь, что прошло только еще три недели, но впереди целая жизнь... Вы не знаете меня: я не отступлюсь от вас и не уступлю вас никому... Я буду следить за каждым вашим шагом... Вы выгоните меня из дома, я буду стоять около вашей квартиры... Я буду следовать за вами всюду, как вечный укор вашей совести, как погубленное вами существование!
   Канюкина (смеется). Ну, вот правду ли я сказала, что как вы дотронетесь до моей руки, так и заговорите чепуху! (Входит Канюкин). А вот и Вася...
   

Явление второе.

Те же и Канюкин.

   Канюкин. А, г. Прелестный! Мое почтение.
   Прелестный. Здравствуйте-с и прощайте!
   Канюкин. Как прощайте?.. Что это вы, батюшка... только что хозяин возвратился домой, вы и вон... Точно на тайное свидание с хозяйкой приходите сюда...
   Прелестный (сконфузившись). Что это вы... К чему так... Я уже простился с Лизаветой Александровной и шел домой..
   Канюкин. Ты смотри, у меня, Лиза, не измени мне.
   Прелестный (оправившись и прибодряясь). А что же вы, ревнивый Отелло... и не верите вашей жене?..
   Канюкин. Да, ведь, военные люди, говорят, опасны для женщин...
   Прелестный. Мне кажется, вы оскорбляете Лизавету Александровну, думая, что ее может соблазнить один военный мундир!
   Канюкин. Да под мундиром-то у вас марсовское, пылкое сердце... (Канюкин тихо смеется). А Где же нам, мирным статским, состязаться с вами... Долго ли до беды: пожалуй, и увлечется... и жену потеряешь!
   Прелестный. А вы что же, смотрите на женщину, как на вещь, на которую можно иметь право собственности?
   Канюкин. Умной речи приятно и слушать... только я вовсе не желал бы, чтобы моя жена полюбила кого-нибудь больше, чем меня...
   Прелестный (язвительно). Следовательно в теории одно, а на практике другое: в теории свобода, а на практике -- рабство и ревность... или вы держитесь еще старых, отживших убеждений?
   Канюкин. А вы насчет женского вопроса теоретик или практик?
   Канюкина (смеясь). Нет, больше теоретик... Но что же ты задерживаешь Вадим Прокофьича, он торопился домой... Когда же вы опять к нам, Вадим Прокофьич?
   Прелестный. Не могу вам сказать-с... Постараюсь... если позволите...
   Канюкина. Приходите, когда вздумается, если вам не скучно с нами...
   Прелестный. Помилуйте... Мне всегда приятно... Я боюсь только помешать... (Останавливается, приискивая выражение).
   Канюкин. Нашему семейному счастью, что ли?.. Нет, этого не бойтесь.
   Канюкина. Вася, ведь, пошутил...
   Прелестный (раскланивается, кидая на Канюкину выразительные взгляды; к Канюкину). До свидания... В другой раз, на досуге, позвольте мне поговорить с вами по этому вопросу.
   Канюкин. По какому?.. По поводу вашего ухаживания за моей женой?
   Прелестный (вспыхнув). Нет... Что вы все шутите... А по женскому вопросу вообще...
   Канюкин. А, с удовольствием: такого знатока дела, как вы, мне всегда приятно послушать...
   Прелестный. Нет, мне хотелось бы знать ваш образ мыслей и поспорить с вами... Мне кажется, мы не сойдемся... во многом...
   Канюкин. Чего мудреного... очень может быть... Я ведь этим предметом мало занимался, а вы, вероятно, специалист по этой части.
   Прелестный. Да, я и читал довольно много... и сам размышлял...
   Канюкин. Ну, так вот видите... Очень, очень приятно когда-нибудь... после обеда... (К жене.) Ачто, мой ангел, скоро мы будем обедать?
   Прелестный. До свидания...
   Канюкин. До свидания-с.
   Канюкина. Прощайте, Вадим Прокофьич.

(Прелестный уходит.)

   

Явление третье.

Канюкин с женою.

   Канюкин. Как тебе не надоест, Лиза, возиться с этим господином?
   Канюкина. Да ведь скучно, Вася, одной, а он забавляет меня, придет, так я досыта в душе нахохочусь, а иногда, без зазрения совести, и прямо в глаза.
   Канюкин. Удивляюсь... я бы умер с тоски в беседе с ним.
   Канюкина. Да, тебе хорошо говорить: удивляюсь. Ты всегда в людях, а я вечно одна. Ты находишь удовольствие в книгах, а я в них ничего не понимаю. Знакомых никого не заводишь... Тебя никогда дома нет... Ведь скучно!
   Канюкин. Ветреная ты головушка! Неужели ты думаешь, мне весело возиться с ребятишками? Да что же делать, коли взялся за это ремесло...
   Канюкина. Отчего же ни с кем меня не знакомишь? Одна тетушка да и к той один раз только выпросилась у тебя на большой вечер...
   Канюкин. Радость ты моя, да что же делать, коли грошей нема? Заводить знакомства, нужно хоть какую-нибудь приличную обстановку, а что я сделаю на 600-то рублей?... Какое здесь ни плюгавое общество, а тебе же не понравится, как будут смеяться, да пальцами показывать на твой туалет... Вот уж ненавижу частных уроков, а только бы попались, не отказываюсь, собираю рубли, чтобы как-нибудь получше обставиться... А много ли здесь добудешь: не Петербург! Вот насилу-насилу сколотил деньжонок, чтобы расплатиться за твое бальное платье, что для тетушкина вечера шила...
   Канюкина. Так что же ты, Вася, я давно тебе говорю: должности ты своей не любишь, постоянно от нее болен, расстроен, дохода от нее мало. Отчего же ты не переменишь ее, не возьмешь другой?
   Канюкин. Какой же это другой, милая моя головка... (Целует жену.) Кто же мне ее даст, где это я возьму ее?
   Канюкина. А попросил бы хорошенько тетю или дядю: они бы выхлопотали...
   Канюкин (нахмурившись). Ну, уж, Лиза, это старая песня, которую ты, пожалуйста, не заводи... Твою тетушку я никогда ни о чем просить не буду, особенно за себя.
   Канюкина. А, право, она, Вася, добрая: она только любит, чтобы ее уважали, потому что она привыкла к всеобщему почтению... и если б ты только...
   Канюкин. Ну, ну, Лиза, оставь, пожалуйста... Уж этого ты от меня никогда не вынудишь... не серди меня...
   Канюкина (обнимая мужа). Ну, не сердись, не сердись! Я больше не стану... (Целует его.) Ведь я люблю тебя за эту гордость, что ты не хочешь никому кланяться. Это ведь мне нравится в тебе, только мне жалко тебя, что ты так мучишься, работаешь, а денег у тебя все мало, и ты горюешь об этом. Да ну, бросим этот разговор... Расскажи мне лучше: не слыхал ли чего-нибудь новенького!
   Канюкин. Какие здесь могут быть новости... Весь город теперь только и говорит, что о новом начальнике.
   Канюкина. Что же говорят?
   Канюкин. Да и не разберешь ничего: кто хвалит, кто бранит. Одни говорят, что чуть не с неба звезды хватает; другие говорят, что дурак набитый и службы не понимает; кто толкует, что он здесь все вверх дном перевернет, другие -- что все по-старому останется, а третьи уж, по обыкновению, несут совсем чепуху, что он целую неделю по городу переодетый ходил по лавкам и по кабакам, и что даже залезал на соборную колокольню и учил дьячка, как звонить надо.
   Канюкина (расхохотавшись). Ну, что врешь!
   Канюкин. Право, наш учитель чистописания, знаешь, Пестрянкин, большой охотник звонить, и всю пасху на колокольнях проводить, так тот вполне этому верит: уверяет, что в один день сам слышал на соборной колокольне особенный звон, и жалеет очень, что не залез на нее, а то бы, говорит, и с начальником познакомился, да еще и поспорил бы с ним, как звонить надо. (Оба смеются.)
   Канюкина. Ну, расскажи, что же говорят?
   Канюкин. Да что ж еще?.. Больше, право, ничего не знаю...
   Служанка (вбегая). Барынька, ваша тетенька-генеральша приехали... Что делать-то?
   Канюкина. Ну, так поди же, встречай...
   Канюкин. Вот тебе тетушка все новости городские расскажет: она все знает. Про меня скажи, что я сплю...
   Канюкина. Да куда же ты? Погоди, нехорошо... побудь с нами!
   Канюкин. Ну ее, не хочу! Что мне тут делать! Обедать только помешали. (Уходит.)
   Канюкина. Экой ты, Вася, какой! Поневоле она не будет расположена к тебе... Ну, Бог с тобой! (Идет навстречу Сыропустовой и встречает ее в дверях.)
   

Явление четвертое.

Канюкина и Сыропустова.

   Канюкина. Ах, тетя, душенька! Как я вам благодарна, что вы нас вспомнили! (Целует ее.)
   Сыропустова. Здравствуй, моя милушка... Здорова ли ты? (Садится.)
   Канюкина. Здорова, тетя... Благодарю вас.
   Сыропустова. А Василий Иваныч дома?
   Канюкина. Дома, только... извините, тетя, он пришел с уроков, очень устал и лег спать... только что уснул.
   Сыропустова. Жалко... хотела бы его видеть.
   Канюкина. Если вы прикажете, ma tante, я его разбужу... (Нерешительно). Правда, он спит очень крепко, и нескоро добудишься... и если встанет, такой всегда угрюмый со сна... Да это ничего... я разбужу...
   Сыропустова. Нет, не торопись: я подожду... посижу, поговорю с тобой, а между тем и он, может быть, проснется. Разве уж вы обедали?
   Канюкина. Нет еще, тетя.
   Сыропустова. Ну, так к обеду будешь же его будить... я до тех пор и посижу.
   Канюкина. Ах, какой вы ангел, ma tante... добрая.
   Сыропустова. Ну, как же ты поживаешь? Что поделываешь?
   Канюкина. Да ничего особенного, тетя. Что же мне делать? Пошью, почитаю, поиграю на фортепиано... да скверное такое фортепиано, и играть не хочется... Ну, а когда муж дома и свободен, так с ним поболтаю... Вот и все мое дело.
   Сыропустова. Да ведь Василия Иваныча часто не бывает дома?
   Канюкина.. Да, часто, тетя; он, бедный, очень занят: все на уроках...
   Сыропустова. А ты одна, детей нет, знакомых мало... ведь скучаешь, я думаю?
   Канюкина. Ах, скучно, ma tante! Иной раз очень бывает скучно, особенно, когда его нет... Не знаешь, как и время убить...
   Сыропустова. Так тебе бы надо, мой друг, занятие посерьезнее шитья да игранья на фортепиано. В наш век без дела как-то и неприлично даже... Да тебе, должно быть, и перед мужем стыдно: он трудится, работает и день, и ночь, а ты ничего не делаешь...
   Канюкина. Да что же я буду делать, тетя? Научите... я бы рада...
   Сыропустова. Да как не найти дела в наше время, помилуй? Да вот кстати: я устраиваю благотворительный дамский комитет... для народного просвещения... чтобы открывать женские школы для бедных девочек... Мы все, дамы, соединяемся, икто хочет -- жертвует деньги, а кто принимает на себя сбор пожертвований... и разные там хлопоты... и других членов принимаем... даже мужчин... Я, с своей стороны, жертвую триста рублей, чтобы на первый раз открыть хоть небольшую школу для приходящих девушек. Вот не хочешь ли принять на себя должность учительницы?... Конечно, даром, из благотворительности... А впрочем, если Василий Иваныч не позволит даром, так как вы люди небогатые, то можно даже и жалованье положить, если пожелаешь.
   Канюкина. Ах, нет, тетя, он позволит, и не захочет, чтобы я жалованье брала, Только чему же я буду учить? Музыке разве?
   Сыропустова. Нет, там музыки не будет... Где же для бедных... с музыкой! Это будет школа первоначальная... так, первоначальные правила... Дела немного... Какой-нибудь час в сутки... а между тем благотворение, общественная польза... для молодой женщины это очень похвально. Ты первая покажешь пример другим, заслужишь общее уважение, будешь членом нашего комитета, и даже, может быть, тебя, как первую, изъявившую это благое желание, выберут в начальницы или почетные попечительницы школы... Я думаю, что муж твой не будет иметь ничего против такого высокого и благородного занятия.
   Канюкина. Ах, нет, нет, ma tante, он непременно согласится с удовольствием, и будет вам очень благодарен.
   Сыропустова. Да меня-то за что же благодарить? Это тебя будут благодарить те бедные родители, для которых ты будешь благотворительницей! А твой муж, мне кажется, только будет еще больше любить тебя и восхищаться тобой, как женщиной, посвящающей себя общей пользе... Я так думаю...
   Канюкина. Тетя, я в восторге от этого... Я очень рада, что... могу приносить хоть какую-нибудь пользу.
   Сыропустова. Как это, право, удивительно... во всех этих предприятиях... благотворительных! Как будто Провидение именно ведет и управляет... указывает и людей, и средства... для доброго дела! Например, сегодня... я заехала к тебе совершенно случайно, мне и в голову не приходила мысль заговорить с тобою об этом предмете... Признаюсь, хоть я и очень люблю тебя, но, по молодости и веселости твоей, никак не предполагала, чтобы ты взялась за такое благое дело с такой радостью и готовностью... А между тем, вот... как будто само Провидение указало мне тебя... из случайного визита и разговора что выходит?... Удивительно! (Благоговейно подымает глаза и вздыхает.) Я тебе скажу еще более: здесь двойное указание Промысла... мне сейчас это пришло в голову... Ведь твой Василий Иваныч в этом деле может быть нам так полезен, как никто! Впрочем, на него-то, кажется, я напрасно рассчитываю: он, кажется, не очень расположен ко мне, и не захочет принять участия в нашем деле... хоть, правда, это дело и не мое, а общественное...
   Канюкина. Нет, тетя, вы напрасно так думаете. Он очень уважает вас. Что такое, вы скажите: я с ним поговорю.
   Сыропустова. Вот видишь что, мой друг. Нужно написать проект, представить все соображения, всю пользу, которую мы намерены принести, и написать устав ипрограмму нашей будущей школы... А кто же может это сделать лучше Василья Иваныча? Все, ведь, это нужно очень хорошо выразить и объяснить, чтобы и новый начальник, когда ему будет представлено, увидел, какое это полезное предприятие...
   Канюкина. Погодите же, ma tante, я его разбужу и вытащу сюда: мы его заставим сделать. (Подбегает к дверям в соседнюю комнату и отворяет их.) Тетя, да он уж проснулся да и сидит тут, притаился. Выходи-ка, выходи, соня, здесь тетя и желает тебя видеть...
   Сыропустова. Не сердитесь, Василий Иваныч, я не виновата в том, что беспокою вас... Я не хотела вас тревожить: это ваша благоверная...
   Канюкин (из другой комнаты). Извините: я сию минуту. (Выходит.)
   

Явление пятое.

Те же и Канюкин.

   Канюкин. Здравствуйте, Пальмира Карловна!
   Канюкина. Ты давно проснулся?
   Канюкин. Так, несколько минут...
   Канюкина. Так, может быть, слышал хоть немножко, что тетя говорила?
   Канюкин. Да, немного слышал, но не совсем понял...
   Канюкина. А слышал, что я поступаю в учительницы, а, может быть, буду и начальницей училища? Слышал или нет? Отвечай сейчас, неблагодарный!
   Сыропустова. Погоди, шалунья... Вы позволите мне объяснить вам, Василий Иваныч, наши намерения?
   Канюкин. Признаюсь вам, Пальмира Карловна, я проснулся тотчас, как вы приехали, и слышал весь ваш разговор с Лизой, но не хотел выходить потому, что ужасно устал, и вследствие этого боялся быть недостаточно любезным...
   Сыропустова. Ну, что же вы скажете о нашем предприятии?
   Канюкин. Намерение доброе, только, извините, я полагаю, что из него ничего не выйдет...
   Сыропустова. Почему это?
   Канюкин. Да, во-первых, потому, что вообще у нас, на Руси, все благотворительные предприятия не удаются: сначала мы принимаемся очень горячо, а потом скоро устаем, охлаждаемся и бросаем начатое дело... Во-вторых, все ведь это делается из моды, а не из искреннего убеждения, не из горячей потребности сердца.
   Сыропустова. Благодарю за комплимент...
   Канюкин (спохватился.) Я говорю не о вас, а вообще...
   Сыропустова. Я и не сержусь, зная, что вы, как современный человек, готовы все отрицать, но тоже не из моды ли только... Впрочем, не будем спорить... я вас спрошу только: из какого бы источника ни происходило доброе дело, следует ли ему помогать или следует мешать?
   Канюкина. Разумеется, помогать из всех сил, особенно, если в нем принимает участие собственная жена. Слышишь, Вася, я непременно хочу, чтоб ты написал тот проект, который требует тетя... Слышишь: непременно, потому что я хочу быть учительницей... хочу приносить пользу...
   Канюкин (засмеявшись). Ну, вот, что это будет за школа, в которой наставницей явится такая коза?
   Канюкина. Ах, скажите! Пожалуйста, буду не хуже тебя! Дети меня будут любить, родители благословлять... и я сама буду счастлива, что делаю доброе дело...
   Канюкин. На неделю, пока не надоест.
   Сыропустова. А вы поддержите, руководите ее... Простите меня за откровенность: а почему же бы и вам самим не посвятить хоть два часа в неделю на бесплатный урок?... Я знаю, что вы и без того устаете от ваших занятий, но зато ваше участие уж, конечно, упрочило бы наше предприятие...
   Канюкин. В этом случае быть любезным и обещать очень легко и удобно, потому что, я уверен, тут ровно ничего не выйдет.
   Сыропустова. Так вы даете мне слово на ваше участие, если состоится школа?
   Канюкин. Извольте.
   Сыропустова. Слышишь, Лиза?... Будь свидетелем... Ну, Василий Иваныч, вы увидите, что школа будет: я не из тех людей, которые отступают от своих намерений... Недаром же, говорят, во мне есть немецкая кровь... Ну, а проект и программу школы вы напишете?
   Канюкина. Да как же... Разумеется, напишет, потому что дал ведь уж вам слово.
   Сыропустова. Прошу вас только побольше о дурном состоянии нашего женского просвещения ио том, что мы желали бы содействовать усилиям правительства... Это для начальства, знаете, нужно... и попрошу вас еще: напишите как можно поскорее.
   Канюкин. Хорошо-с... Постараюсь.
   Сыропустова. Ну, благодарю вас.
   Канюкина. Вот видите, тетя: какой он у меня милый... Я вам говорила, что он сама добродетель...
   Сыропустова. Теперь я убеждаюсь, что по наружности судить нельзя, что в человеке, по-видимому, в самом холодном и равнодушном, иногда скрывается больше теплоты и чувства, нежели в том, кто хочет представить себя и добрым и чувствительным... Простите меня: я ошибалась в вас, Василий Иваныч, но вы сами отталкивали меня своею холодностью и гордостью! (Протягивает ему руку.)
   Канюкин берет руку и молча раскланивается.
   Сыропустова. Однако, я задержала вас: вам пора обедать... Вот, когда будет готов проект, так ты приезжай ко мне, Лиза, и мы с тобой съездим познакомиться с нашими членами... Платья парадного не надевай, а так, приличное, всего лучше черное, или темное, шелковое... Ведь эти визиты будут по делу, следовательно, парадиться очень не нужно... Но, как женщина, советую тебе, одеться к лицу: мне лестно будет представлять тебя, мою племянницу, как нашего главного члена, да еще и такую красотку... Ну, до свидания. (Целует ее.) Прощайте, Василий Иваныч... Еще раз спасибо, что откликнулись на наше предприятие. Прощайте. (Уходит. Лиза ее провожает.)
   

Явление шестое.

Канюкин и Канюкина.

   Канюкина (возвращаясь). Ну, что, Вася, согласись, что ты несправедлив был относительно тети... Она просто ангел!
   Канюкин. С хвостиком...
   Канюкина. Как остро! Послушай, Вася, я ужасно этого не люблю в тебе... Как только кто-нибудь мне нравится, с кем мне только весело, кто меня приласкает... ты сейчас того начинаешь бранить...
   Канюкин. Ну, что же ты сердишься... Ведь я обещал сделать все, что приказывала твоя тетушка, чего ж тебе еще?
   Канюкина (ласкаясь к мужу). Ну, да за это ты умник; а зачем же ты ее бранишь... я этого в тебе терпеть не могу!
   Канюкин. Ну, ну, хорошо, не стану... Куда это она еще хочет вести-то тебя?
   Канюкина. А мне что за дело: куда захочет, туда и поеду... Хоть к самому губернатору, я и ктому поеду... Я никого не боюсь!
   Канюкин. Фу, какая храбрая! Да я не про страх говорю.
   Канюкина. А про что же?... Ты думаешь, что я не сумею держать, что ли, себя... Ну, уж не бойся! Твоя Лиза не ударит себя лицом в грязь, даром что мало выезжаю...
   Канюкин. Да в этом-то я не сомневаюсь.
   Канюкина. Так в чем же еще? Нового платья шить не надо: в старом поеду.
   Служанка (высовывая голову). Да будете вы сегодня обедать-то или нет? Ведь, суп-то совсем перепрел!
   Канюкин. Идем, идем.

(Занавес падает.)

   

Действие третье.

Комната в квартире Канюкина.

   

Явление первое.

Канюкина и Пестрянкина.

   Пестрянкина. Ну, душечка, Лизавета Александровна, ангелочек мой, расскажите же подробно иоткровенно: как все было, как вы приехали к генералу, как он вас принял и что говорил, все, все расскажите мне откровенно... Ведь вы с тетенькой ездили или одне?
   Канюкина. Разумеется, с тетей... с какой же стати я одна поеду?
   Пестрянкина. Ну, да, да, я так и слышала, что с тетенькой... по этому... по делу... по школе... что тетенька открывает... Ну да, ну да, я знаю, я так и слышала... Ну, как же он вас встретил?
   Канюкина. Ничего, очень приветливо, вежливо... Пригласил к себе в кабинет...
   Пестрянкина. В кабинет?
   Канюкина. Да. Ну, просил садиться.
   Пестрянкина. Садиться просил!... Ах, Боже мой?.. Какой же, однако, деликатный... Ну, и что же? Вы сели?
   Канюкина. Разумеется, села... Ну, тетенька стала ему рассказывать свои намерения насчет школы, и что вот она жертвует... а я буду учительницей даром...
   Пестрянкина. Даром?
   Канюкина. Да, я даром буду учить!
   Пестрянкина. Только вы одне будете учить?... Больше никому нельзя?
   Канюкина. Отчего же нельзя: вот и муж будет учить...
   Пестрянкина. Тоже даром?
   Канюкина. Да... Тут всякому будут рады и благодарны, потому что это благотворение... Вот не хотите ли и вы учить?
   Пестрянкина. Ах, я бы очень хотела... только не знаю чему: я ничего не знаю, не так воспитана... Вот разве муж... Ну, ну, душенька, что же потом?... Я все вас перебиваю...
   Канюкина. Ну, он был очень доволен, наговорил комплиментов, особенно мне: расспрашивал, за кем я замужем, давно ли? Просил, чтоб и его приняли в наш комитет членом...
   Пестрянкина. Членом?
   Канюкина. Да... Что он принимает в нашем деле живейшее участие и будет содействовать из всех сил... Пожал нам руки, просил позволения приехать ко мне, чтобы познакомиться с мужем...
   Пестрянкина. Познакомиться... Ах, Боже мой... душечка, какая вы счастливая!... Да, впрочем, вы и стоите того: этакая красотка... Ну, и что же, неужели приедет в самом деле?
   Канюкина. Кто же его знает: не знаю; по крайней мере, обещал.
   Пестрянкина. Ивы его примете, если приедет?
   Канюкина. Разумеется, примем... Отчего же не принять?
   Пестрянкина. Да вы такие смелые, воспитанные... и по-французски знаете... А я, кажется, ни за что бы... Как-то страшно... А что он, каков из себя? говорят, еще молодой человек...
   Канюкина. Да, не старый.
   Пестрянкина. И красив... из себя... лицом?
   Канюкина. Да, не дурен.
   Пестрянкина. А вы не знаете, душенька: отчего у него такая странная фамилия: Краснокалачный...
   Канюкина. Как отчего?... У отца была такая фамилия: Краснокалачный... Ну, и у него.
   Пестрянкина. Да, да, конечно... Только странно: генерал... и вдруг Краснокалачный... Странно как-то... Согласитесь...
   Канюкина. А по-моему что ж тут странного... Мало ли какие бывают фамилии?
   Пестрянкина. Да, да, конечно, только это, должно быть, какая-нибудь знаменитая фамилия, потому что я слыхала: чем фамилия проще, тем и человек, значит, проще, то есть, значит, из низкого звания... а чем мудренее, тем значительнее... У них, которые значительного происхождения, всегда бывают этакие мудреные фамилии, что и не поймешь, что значит. Вот, например, у нас здесь: вот Бахрюкова... Что значит Бахрюкова? Ничего не значит, даже странно... А она, говорят, очень значительного происхождения... А вот, например, Бубенчикова... сейчас и слышно!... или я, например, Пестрянкина... Кто же этого не поймет? Ах, Боже мой... Ну, а в кабинете у него хорошо?
   Канюкина. О, вся квартира великолепно отделана... Да еще бы...
   Пестрянкина. Ах, Боже мой, да, конечно... Ну, значит, Василий Иваныч от нас уйдет?
   Канюкина. Как уйдет?
   Пестрянкина. Так... другое место получит... Генерал ему непременно даст хорошее место...
   Канюкина. Вот еще... С какой это стати?
   Пестрянкина. А вот увидите... тогда вспомните меня... Тогда и нас по старому знакомству не забудьте: мужу ужасно бы хотелось по другой части служить... да местов нет... А что наша за служба?... Ни повышения, ничего... и в обществе никакого нет уважения... жалованье небольшое... Только и привлекает один пенсион... Так скоро ли до него дотянешь!
   

Явление второе.

Те же и Хлюстиков.

   Хлюстиков (расшаркиваясь). Позвольте представиться, Лизавета Александровна, Хлюстиков, чиновник особых поручений.
   Канюкина. Очень приятно. Прошу вас.
   Хлюстиков. Я имел честь видеть вас у вашей тетеньки, Пальмиры Карловны, но не имел счастия быть вам представлен...
   Канюкина. Да, я, кажется, встречалась с вами.
   Хлюстиков. Да-с, как же-с... Я у вашей тетеньки очень хорошо принят; можно сказать, как свой человек... Мне бы хотелось иметь честь познакомиться также с вашим супругом.
   Канюкина. Его нет дома.
   Хлюстиков. Ах, это очень жалко.
   Канюкина. Вы имеете дело к нему?
   Хлюстиков. Но я желал сообщить... Нет, собственно дела не имею... представиться и... предупредить.. конечно, это столько же касается вас... и как хозяйки дома, может быть, более... (Взглядывает на Пестрянкину.)
   Пестрянкина. Может быть, вам что по секрету нужно переговорить, так я отойду... да я, пожалуй, в другую комнату уйду. (Встает.)
   Хлюстиков. Нет, помилуйте...
   Пестрянкина. Извольте, извольте говорить... Я выйду... Подслушивать не стану... извольте говорить... Я вот здесь посижу в другой комнате.
   Хлюстиков. Да не беспокойтесь, пожалуйста.
   Пестрянкина. Ничего, ничего-с... Мы свои люди... извольте говорить... (Уходит в соседнюю комнату.)
   Хлюстиков. Да напрасно оне... тут нет никакого секрета... Вот видите, кроме моего желания представиться вам, я счел долгом предупредить... Сегодня генерал изволили спрашивать о вашей квартире и, кажется, намерены были у вас быть...
   Канюкина. Очень вам благодарна... Генерал сам лично просил у меня позволения познакомиться.
   Хлюстиков. Я очень знаю-с... Вы, может быть, не изволили заметить: я находился в соседней комнате, когда вы с тетенькой были у его превосходительства, потому я должен находиться при их особе, как чиновник особых поручений... Поэтому я и поспешил... Притом Анна Львовна... оне очень меня любят, я даже считаю их своею благодетельницею... я сейчас был у них... оне тоже к вам собираются и советовали мне поскорее съездить предупредить вас... о намерении его превосходительства... Вы извините меня, если...
   Канюкина. Ах, что вы, помилуйте... Это очень любезно с вашей стороны. Я вам очень благодарна.
   Хлюстиков. Я еще хотел сообщить вашему супругу. (Оглядывается.)
   Канюкина. Что такое?
   Хлюстиков. Это пока секрет... и потому я опасаюсь...
   Канюкина. Да, ведь, никого нет: говорите...
   Хлюстиков. А, может быть, эта дама?..
   Канюкина. Я не думаю, чтобы она стала подслушивать... А впрочем... (идет к дверям в соседнюю комнату и быстро их отворяет вместе с Пестрянкиной, которая висела на ручке дверей.)
   Пестрянкина (испуганно и сконфузившись). Ах... А я... я думала... я шла... думала, что уж все!
   Канюкина. А я пошла было извиниться перед вами, что вы там одне, и спросить вас, не хотите ли вы хоть почитать что-нибудь, пока?
   Пестрянкина. Нет, нет, душечка, ничего. Вы не думайте: я не подслушивала. Я хотела только спросить, не кончили ли вы, а вы вдруг и отворили... Я так испугалась... Я уж пойду домой, мне пора... Прощайте, душечка! Прощайте, ангелочек!
   Канюкина. Да куда же вы?
   Пестрянкина. Нет, уж мне пора... Я ведь на минутку к вам... и то засиделась... Прощайте, душечка! (Целуется.)
   Канюкина. Извините, пожалуйста, Маргарита Федоровна.
   Пестрянкина. Ах, что вы это, душечка, что вы... Я нисколько не в претензии... Мне, право, пора домой... Прощайте-с!.. (Делает книксен Хлюстикову, целует еще раз Канюкину и уходит.)
   Хлюстиков. Кто эта дама-с?
   Канюкина. Это жена нашего учителя чистописания.
   Хлюстиков. А-а... Как оне попались-с! (Смеется.)
   Канюкина. Да, она любит немножко заниматься сплетнями.
   Хлюстиков. Как вы их ловко... оне так на дверях и вылетели... (Смеется.) Это можно даже в комедии представить... Вы так это неожиданно, что я даже не ожидал... (Смеется.)
   Канюкина. Так вы что же хотели передать мне по секрету?
   Хлюстиков. Вот видите: это только, прошу вас, между нами, потому это еще одно только предположение... Я так предан вашей тетушке... Но только, пожалуйста, никому...
   Канюкина. Будьте уверены.
   Хлюстиков. Вот видите: генерал очень недовольны, как видно, старым правителем... даже прямо выражали ему: вы, говорят, старой школы, у вас все отзывы, да отписки, а мне, говорят, нужно живое дело... администратор, говорят, не писать должен, а действовать... а вы, говорят, только затемняете и запутываете дело вашими бумагами... Генерал ведь замечательно говорит, как книга, гениальный человек... такого начальника у нас не бывало... Я смотреть не могу на них без благоговения... Просто гений... Не правда ли? Как вы нашли?...
   Канюкина. Да, видно, что он очень умен...
   Хлюстиков. А любезность какая, ласковость, когда хотят поощрить... Тут они одного чиновника так тронули, что он зарыдал, как малый ребенок, почти без чувств вывели.
   Канюкина. Отчего это?
   Хлюстиков. От чувств-с... тронули очень. Удивительный гений!
   Канюкина. Так вы не договорили о правителе...
   Хлюстиков. Нет-с, я все сказал... Видно, что не усидит на месте... Я хотел только предупредить об этом вас и вашего супруга... Это место чудесное... можно сказать, первое после начальника... правая рука... жалованье большое и квартира казенная... А, как видно, у генерала никого нет в предмете для этой должности... Обыкновенно, начальники правителей с собой привозят, даже вперед присылают... но никого не видно и не слышно... Да и естественно: генерал человек новый, притом из военных... здесь еще никого не знают... а на эту должность нужно человека верного и преданного... На эту должность всякий бы польстился, да не всякому удастся ее получить...
   Канюкина (размышляя). Гм... да... Ну, вероятно, генерал выберет для нее человека опытного и знающего.
   Хлюстиков. Да на кого же он может положиться из здешних прежних, вы сами подумайте... Ни на кого не может: всякий может продать... Смотри да и смотри в оба, а это начальнику тяжело... А знаний и опыта... тут не нужно: помощники все сделают... Конечно, и оно не мешает... Но главное, чтобы был ум и образование у человека, да хорошую канцелярию подобрать, а у нас, слава Богу, бедных и честных чиновников довольно: есть из кого выбрать... Тут и университетские с удовольствием пойдут.
   Канюкина. Гм, да... Только признаюсь вам: я в этом ничего не понимаю.
   Хлюстиков. Нет-с, я, ведь, только так, чтобы предупредить... на всякий случай... А про Бахрюкову вы ничего не изволили слышать?
   Канюкина. Нет, а что?
   Хлюстиков. А, уморительно! Она нахвастала всем, что генерал ее старый знакомый, и даже намекала, что он женится на ее племяннице, а он даже и визиту ей до сих пор не сделал... Сердится, говорят, злится, ругает генерала на чем свет стоит. (Смеется.) Я ее не люблю. Я у нее не бываю... Но это преуморительно: нахвастала, и ничего нет! (Смеется.)
   1-й голос за сценой. Так что же, дома?
   2-й голос служанки за сценой. Да дома, дома.
   1-й голос. Так доложи...
   2-й голос служанки. Да чего докладать, всех велели звать сегодня.
   Хлюстиков (вскакивая). Ах, кто это? (Подбегает и заглядывает в двери). А, человек Анны Львовны! (Канюкиной.) Прикажете просить?
   Канюкина. Ах, пожалуйста!
   Хлюстиков (за дверь). Проси. (К Канюкиной.) Прелестнейшая эта старушка, Анна Львовна... предобрейшая... Она мне говорила, что вы изволили быть у нее с тетенькой и она очень вас полюбила: очень вы ей понравились... Позвольте, я пойду встречу.
   Канюкина. Будьте добры... Моя прислуга такая глупая.
   Хлюстиков. Я сейчас... Помилуйте, с удовольствием. (Уходит).
   Канюкина (улыбаясь). Как неожиданно мне Бог друзей посылает. (Смотрит в зеркало и охорашивается.)
   

Явление третье.

Те же и Анна Львовна.

   Анна Львовна. Здравствуйте, моя красоточка!
   Канюкина. Здравствуйте, Анна Львовна. Благодарю, что навестили меня. Я и не ожидала, чтобы вы побеспокоились... Прошу вас...
   Анна Львовна. Нет, дай сначала поцеловать тебя. (Целует ее.) Извините старуху, что я попросту... Ятак привыкла...
   Канюкина. Что вы, Анна Львовна, я считаю за большую честь для себя вашу ласку и внимание.
   Анна Львовна. Ну, коли так, так позволь уж мне с тобой быть попросту, а жеманных я не люблю... Ну, ты, Хлюстиков, что вертишься со шляпой: ехать, что ли, куда собираешься?
   Хлюстиков. Да, мне нужно.
   Анна Львовна. Ну, так поезжай, скачи... Я знаю: у тебя дел много. (К Канюкиной.) Он вам не нужен?
   Канюкина (смущенно). Нет... я не смею удерживать... но мне очень приятно...
   Анна Львовна. Да ты, мать моя, с ним не церемонься: он паренек услужливый... Коли нужно что -- поручи: он сделает...
   Канюкина. Нет, я не имею ничего...
   Анна Львовна. Ну, а нет, так отпусти его... Ему тоже время дорого... Не все еще пороги обил...
   Хлюстиков (смеясь). Ах, Анна Львовна вечно шутят... Счастливый у вас характер! Прощайте, Лизавета Александровна. Считаю за особенное удовольствие, что имел честь познакомиться с вами... До свидания.
   Канюкина. До свидания... Прошу не забывать нас. Мужу будет очень приятно.

(Хлюстиков раскланивается и уходит.)

   Анна Львовна. А где же твой муж?
   Канюкина. Его нет дома, на службе.
   Анна Львовна. Ну, и Бог с ним. Пускай работает, трудится. Это их мужское дело. А квартира-то, мать моя, у тебя нехороша, не по тебе: этакому розанчику нужно бы понаряднее жить. Что же, мало муж зарабатывает, или скуп, что ли?
   Канюкина. О, какое скуп, Анна Львовна, он ничего не жалеет: он из последних сил готов работать для меня... да плоха его должность: много ли учитель может получить!
   Анна Львовна. Ну, ничего, еще молоды, время не ушло; Бог даст и поправитесь, и место лучшее получит... Пословица говорит: у Бога всего много... А если вам когда будет нужда в деньгах, ты ко мне обратись, я ссужу тебя с удовольствием...
   Канюкина. Ах, благодарю вас, Анна Львовна... Какие вы добрые!
   Анна Львовна. Коли есть, так отчего же не поделиться?... Даром не дам, без процентов -- это нечего и говорить, это баловство: всякий рубль должен свою копейку наживать, а в нужде помогу с удовольствием... это ты, на случай помни... Мало ли какие бывают в жизни обстоятельства: из-за нужды в деньгах люди топятся и режутся... Ну, ты и помни, что у тебя есть к кому обратиться: Анна Львовна не откажет и не обидит тебя...
   Канюкина. Благодарю вас, Анна Львовна... Если будет когда крайняя надобность...
   Анна Львовна. Да... ты и мужу скажи... Что делать-то... помогать надо... Мне здесь весь город кругом должен... Вот и бывший начальник, Иван Яковлевич, тоже часто нуждался в деньгах, а кто выручал? Анна Львовна!.. Ну, с него-то я только казенные брала, потому дружны мы с ним были... и теперь еще должен остался: боюсь, не пропали бы... Думаю попросить нового начальника: принял бы во мне участие... Да вот еще жду: надо посмотреть, что за человек... Он тебе понравился?
   Канюкина. Очень, Анна Львовна, такой любезный, внимательный...
   Анна Львовна. Ну, это хорошо... давай Бог... Про тебя-то я слышала: мне тетенька твоя рассказывала, да и другие тоже, что ты произвела на него очень большое впечатление... Да и не мудрено: я этому поверю... и я на тебя залюбовалась, как ты приезжала ко мне с теткой; одета просто, а к лицу... все к лицу, до последних пустяков... Это вкус! это молодую женщину рекомендует!.. Я молодых и хорошеньких очень люблю... и у тебя тон есть... Тебе бы барыней быть большой: вот твоя судьба, а не женой учителя... Одеть бы тебя в бархат, шелк, да кружева и посадить в богатой гостиной, на штофную мебель, -- ну, картинка, любоваться можно!
   Канюкина. Полноте, Анна Львовна, вы так захвалили меня, что мне даже стыдно...
   Анна Львовна. Чего ж стыдится: я правду говорю... Всякий скажет, что тебе эта бедная обстановка не пристала, не по твоей красоте... Поцелуй-ка меня. (Целует ее.) Ну, да ничего... твое будущее еще впереди и от тебя самой зависит... Вот мужа твоего не знаю: никогда не видала, что он за человек!
   Канюкина. Он чудесный человек, Анна Львовна: добрый, честный; вы полюбите его, когда узнаете.
   Анна Львовна. Не знаю... Ты его очень, видно, любишь!..
   Канюкина. Без памяти.
   Анна Львовна. Гм... А красив?..
   Канюкина. Говорят, не очень, но мне нравится.
   Анна Львовна. Гм... А характера какого?
   Канюкина. Он тихий, добрый, честный...
   Анна Львовна. Гм... Честный... Может, горяч, задорен... Я слыхала: они строптивы бывают, эти молодые люди из ученых... Много о себе думают... Он не ревнив?
   Канюкина. О, нет, нет.
   Анна Львовна. Ну, это хорошо. Жалко, что не видала его...
   Канюкина. Я к вам его привезу, если позволите.
   Анна Львовна. А разве ты можешь заставить его сделать то, чего ему не хочется?
   Канюкина. Почти всегда: он мне ни в чем отказать не может.
   Анна Львовна. Ну, это хорошо... этим женщине нужно пользоваться с умом и с толком: в пустяках уступать, в важном настаивать... Привези, коли поедет без принуждения, а поневоле не нужно: неласковых гостей я не люблю. (Входит Прелестный.) Ну, вот к тебе кто-то пришел... Прощай!
   Канюкина (кивая головой Прелестному). Не торопитесь, Анна Львовна: может быть, скоро муж придет; а мне бы так приятно было его вам представить...
   Анна Львовна. Ну, пускай ко мне приедет, если хочет, а мне пора... Я хотела только тебя навестить... Не забывай же, что я тебе говорила: слова старухи, которая тебе добра желает, надо помнить... Ну (целует Канюкину), прощай (Уходит. Канюкина ее провожает).
   

Явление четвертое.

Канюкина и Прелестный.

   Прелестный. Как попала к вам эта мегера?
   Канюкина. Почему же это мегера? Она очень добрая старушка...
   Прелестный. Да, добрая для тех, кто ей нужен: я слыхал про нее... Всем в городе дает взаймы, укого есть какая-нибудь собственность, а наши офицеры ходили занимать, так только обругала: чем, говорит, вы платить-то будете, солдатской крупой, что ли?.. Вот какая змея!
   Канюкина. Что же, она и права. (Усмехается.)
   Прелестный. Права?.. Что же, между нами нет честных людей, что ли?
   Канюкина. Я этого и не сказала.
   Прелестный. Эх, Лизавета Александровна!..
   Канюкина. Ну, что еще?
   Прелестный. Ничего... Все притворство, все фразы... Никакого отголоска на честное, искреннее чувство!
   Канюкина. Опять старая песня... Вы мне до смерти надоели... хоть бы вы что-нибудь новенькое выдумали.
   Прелестный (мрачно). Я сегодня с новостью пришел.
   Канюкина. Слава Богу, насилу-то... С какой же это?
   Прелестный. Я ее сообщу вашему мужу.
   Канюкина. Вот как!.. А не мне?..
   Прелестный. И вам, если хотите; только для вас это не новость.
   Канюкина. То новость, так не новость. (Зевает.) Тоска с вами...
   Прелестный. Да, конечно, где же нам! (Хохочет.)
   Канюкина (пренебрежительно). Это что еще значит?
   Прелестный. Ничего-с...
   Канюкина. Охота же была говорить то, что ничего не значит, да еще и смеяться над этим...
   Прелестный (двусмысленно). Положим...
   Канюкина. Ну-с, однако, это в самом деле скучно... Если вам угодно видеть моего мужа, то прошу вас пожаловать в другой раз, когда он будет дома, а теперь прошу вас меня оставить... мне хочется быть одной.
   Прелестный (насмешливо). Одной? Почему же это?
   Канюкина. Да хоть потому, что мне просто скучно с вами... Прежде вы меня забавляли, а теперь до смерти надоели.
   Прелестный. Я забавлял?.. Я надоел?.. Вот как!.. Неужели же вы думаете, что если вы допустили закрасться в мою душу тому чувству, которое...
   Канюкина. Ах, Боже мой, я это слышала уж тысячу раз... и в тысячу первый прошу вас: оставьте меня, пожалуйста, уйдите!
   Прелестный. А знаете вы, что я пришел сообщить вашему мужу?
   Канюкина (отворотясь). Нет, не знаю.
   Прелестный. А знаете, что говорят про вас в городе?
   Канюкина. Не знаю, да и знать не хочу.
   Прелестный. Ну, так я вам скажу... Говорят, что вы ездили к новому начальнику выставлять себя напоказ, что вы любезничали, кокетничали с ним и старались его завлечь из скверных, грязных целей...
   Канюкина (приподнимаясь с гневом) Вон отсюда и не смейте вновь являться! Я с вами больше не знакома... Убирайтесь...
   Прелестный. Лизавета Александровна, простите меня! Умоляю вас, простите, ради Бога... Вы чисты, вы святы!.. Я теперь это вижу... Но эта проклятая ревность не дает мне покоя! Я бесновался, я чуть не застрелил себя, когда это услышал... Вы не знаете, что я каждый час, каждую минуту только и...
   Канюкина. Все знаю, все это слышала... и вновь вам говорю: вы мне смешны, вы мне противны... Уходите, пожалуйста!
   Прелестный. А-а, вы сказали это роковое слово! Вы сказали: я вам смешон, я вам противен! Прощайте, Лизавета Александровна... Помните человека, который вас любил, который вам был предан и которого вы погубили. (Рыдает.) Прощайте... прощайте, Лизавета Александровна!
   Канюкина. Прощайте, прощайте... только уходите, пожалуйста!
   Прелестный. Ядолжен погибнуть... Мне не перенести этого!
   Канюкина. Ну, и погибайте, если хотите: это ваше дело... Только уходите...
   Прелестный. И вам не стыдно, вам не совестно!.. Человек, который жил, дышал только вами, который готов был всего себя принести в жертву вам... вы так оскорбляете, унижаете этого человека... Неужели вы думаете, что если бы не ваша очаровательная красота, я мог бы вынести это оскорбление, это унижение?.. Разве вы не знаете, как я был горд, самолюбив, как я верил в себя...
   Канюкина. Вот наказание! Уйдете ли вы погибать? (Хохочет).
   Прелестный. И она же смеется, она же...
   Служанка (вбегая). Барынька, барынька! Приехал, приехал!
   Канюкина. Кто?
   Служанка. Сам приехал, этот самый начальник, большущий генерал...
   Канюкина. Ну, так скажи, что дома, проси.
   Прелестный. А-а, так это правда, это не клевета! О-о, так я не погибну! Моя жизнь еще нужна, чтобы отмстить вам... Мы еще увидимся... Не бойтесь: с ним мы не встретимся! Я пройду через кухню... Пусть он входит парадным крыльцом... О-о... (Убегает.)
   Канюкина. Боже мой, отчего это мне сделалось так неловко... так стыдно принять его в этой квартире!..
   

Явление пятое.

Канюкина и Краснокалачный.

   Краснокалачный (входя). Вот видите, я исполняю свое обещание... Являюсь лично засвидетельствовать вам мое почтение.
   Канюкина. Вы очень милостивы, ваше превосходительство... но мне совестно, что приходится принимать вас в такой бедной квартире...
   Краснокалачный. Когда находишь жемчужину, то любуешься только на нее, а не на раковину, в которой она живет... Я здесь не вижу ничего, кроме вас.
   Канюкина (вспыхнув и сконфузившись). Я не умею... Я не знаю... Я не стою таких комплиментов...
   Краснокалачный. Предупреждаю вас, я из тех людей, которые никогда не говорят неискренних комплиментов... Я человек прямой и говорю всегда только то, что чувствую.
   Канюкина. Ах, как жалко, что нет дома моего мужа... Если б я знала, что вы сегодня удостоите нас своим посещением, я не пустила бы его на уроки... Он будет очень огорчен, что не имел чести...
   Краснокалачный. Я уже знаком с вашим мужем.
   Канюкина. Как?..
   Краснокалачный. Проект, который вы мне подали и который доставил мне удовольствие познакомиться с вами... познакомил меня и с вашим мужем: ведь он его писал... В нем обратили на себя мое внимание идеи... Я нарочно приглашал сегодня к себе вашего мужа, чтобы лично поговорить с ним... и нашел в нем очень умного и образованного человека...
   Канюкина (в восторге). Ах, ваше превосходительство, как я рада!..
   Краснокалачный. Да, что особенно мне понравилось в нем: он не педант, не чужд жизни и хотя... несколько отрицательного направления... но это ничего, мы этого не боимся... при успехах на службе это проходит... Впрочем, я сам не обскурант и даже не консерватор... Вы понимаете эти выражения?
   Канюкина. Да... я слыхала от мужа... Но я вижу, что муж мой имел счастие понравиться вашему превосходительству, и это приводит меня в восхищение.
   Краснокалачный. Да, я имею на него виды... хочу только сначала покороче с ним познакомиться... Но почему же вас так восхищает мое внимание к вашему мужу?.. Мне кажется, он и без того так счастлив, что ему всякий позавидует.
   Канюкина. Чем же он особенно счастлив, ваше превосходительство?
   Краснокалачный. Вашей любовью... Он владеет таким сокровищем, что ему нельзя не завидовать... По крайней мере я так думаю.
   Канюкина (конфузливо, но кокетливо). О, ваше превосходительство... вы слишком снисходительны... Но вы мало меня знаете... Во мне много недостатков... я не так умна, легкомысленна...
   Краснокалачный Это все вам муж говорил? Это вы от него слышали?
   Канюкина. Нет... я и сама сознаюсь... а он, бедный, так много трудится, работает...
   Краснокалачный. О, я не побоялся бы никаких трудов, если б в награду за них мог заслужить любовь такого прелестного существа, как вы!
   Канюкина. Вас ожидает, ваше превосходительство, вероятно, блестящая, достойная вас партия...
   Краснокалачный. Да, партия... Вы прекрасно выразились! В нашем кругу именно делают только партии, более или менее выгодные... Но я говорю не про то... Я говорю про любовь женщины такой прелестной, как вы... Вот за что я бы многим пожертвовал и многое бы умел сделать... Вы так умны, что не можете не понять меня. (Канюкина сидит опустив голову, в сильном смущении.) Например, ваш муж желает сделать себе карьеру, достигнув довольства и благосостояния; я все это имею, и все готов принести к ногам такой женщины, как вы, за ее любовь ко мне... (Неожиданно переменяя тон.) А скажите: ваш муж очень мало получает?... Я не знаю, какое у них жалованье.
   Канюкина. Очень, очень мало...
   Краснокалачный. Что же ему за охота служить по этому ведомству... Отчего он не ищет другой службы?
   Канюкина. Я ему постоянно говорю то же самое, но он отвечает: куда же я пойду, где буду искать, кто мне даст?... Он не может ни просить, ни кланяться. (Входит Канюкин.) Авот и он, мой муж...
   

Явление шестое.

Те же и Канюкин.

   Краснокалачный (не поднимаясь с места, но очень приветливо протягивая руку). Здравствуйте!.. Вот видите, как мы скоро опять встретились с вами.
   Канюкин. Очень вам благодарен, ваше превосходительство... Я был так изумлен, увидя вашу карету у моей квартиры... (Садится.) Теперь мы сделаемся басней всего города.
   Краснокалачный (Улыбается.) Почему это?
   Канюкин. Как же? Вы с визитом у меня, ничтожного учителя. -- Это здесь немыслимое событие.
   Краснокалачный. Ну, я еще их приучу и не к таким сюрпризам... Я вижу, что здесь до меня все общество жило в патриархальном состоянии...
   Канюкин. Да, здесь строго и до мельчайших подробностей соблюдалась, в самых простых житейских отношениях, табель о рангах... и то нарушение, которое ваше превосходительство делаете своим визитом ко мне, будет принято чуть не за оскорбление общественных приличий.
   Краснокалачный. Да разве они не понимают, что, во-первых, я волен в своих частных сношениях слюдьми; во-вторых, на мне лежит прямая обязанность сближать сословия между собою... Наше общество постоянно теряет оттого, что живет очень разрозненно.
   Канюкин. Да, если б все так думали, как вы, было бы, конечно, легче и веселее жить; наши бедные жены не принуждены бы были сидеть взаперти, потому что нет своего экипажа и нового платья для каждого вечера.
   Краснокалачный. Ну, мы будем заботиться, чтобы здесь было повеселее... и попроще. Но только и вы, господа, поддерживайте меня и не дичитесь. Вот приезжайте в первое же будущее собрание. Я тоже там буду.
   Канюкин. Я не член.
   Канюкина. Тетенька запишет.
   Канюкин. Да, ты можешь с ней ехать, а мне некогда...
   Краснокалачный. Неужели вы так заняты, что вам нельзя пожертвовать два, три часа вечера?
   Канюкин. Устаю ужасно... Целый день бегаешь из дома в дом... только вечером и отдохнешь немного.
   Канюкина. Да нет, вздор, ваше превосходительство, я его непременно привезу в собрание. Все равно, и там отдохнешь.
   Краснокалачный. А мы вот без вас разговаривали с вашей супругой... Отчего вы не ищете другой должности? У нее только и разговора, что о вас, счастливый супруг! Да и я нахожу, что педагогика не должна удовлетворять: вы, мне кажется, для этого дела еще слишком свежий и живой человек.
   Канюкин (улыбаясь). Вы оскорбляете наше дело, ваше превосходительство, думая, что для него нужны только полуубитые и истощенные силы... Наш труд тяжел только потому, что много потребляет сил, мало вознаграждая, и что нашему брату впереди предстоит или педантизм с рутиной, или чахотка... Вот почему только я не прочь бы взяться за другую службу и другое дело, если б оно показалось мне по силам.
   Краснокалачный. Ну, мы об этом подумаем... и увидим... А пока навещайте меня почаще по вечерам, без церемонии, и позвольте мне у вас бывать, чтобы взаимно узнать друг друга покороче.... А для меня беседа с вами, свежим человеком, после этой бумажной формальности, будет чистая отрада.
   Канюкин (кланяясь). Очень вам благодарен, ваше превосходительство.
   Краснокалачный (вставая). Так в собрании увидимся?
   Канюкина. Непременно... я и его привезу.
   Краснокалачный. И прекрасно... Он должен сближаться с тем обществом, в котором, может быть, будет жить и служить... До свидания! (Подает обоим руку и уходит. Оба Канюкины провожают его.)
   

Явление седьмое.

   Пестрянкина (одна выходит потихоньку из соседней комнаты и смотрит в щелку в прихожую). А-а, каково людям счастье!... Вот что значит рожица-то смазливая! Ох, кокетка продувная! Так и крутит его, так и крутит! А муж-то, муж-то... и рад, и рад... Ну, и пойдут в гору, непременно пойдут!...
   

Явление восьмое.

Канюкина и Пестрянкина.

   Пестрянкина (бросаясь с открытыми объятиями к входящей Канюкиной). Поздравляю вас, душечка, ангелочек, поздравляю вас... от всей души радуюсь!...
   Канюкина. Да вы как же попали сюда, Маргарита Федоровна?
   Пестрянкина. А через кухню... да в вашем кабинете и притаилась... Да жалко, поздно пришла, авидела, все видела... Поздравляю и вас, Василий Иваныч!
   Канюкин. Да с чем же это, Маргарита Федоровна?
   Пестрянкина. С посещением... Этакая особа удостоила... Этакая вельможа... и какой молодец, красавец! Поздравляю! Ведь ни с кем из нас не познакомился, а только с вами...
   Канюкин. А вот как бы ваш Иван Парамоныч тогда не поленился и слазил бы на колокольню, и он бы с ним познакомился... (Смеется и уходит в соседнюю комнату.)
   Канюкина (сухо). Извините, Маргарита Федоровна, и мне нужно распорядиться по хозяйству. (Уходит вслед за мужем.)
   

Явление девятое.

   Пестрянкина (одна). Возгордились скоро... Вот тебе и привет за мою любовь и ласку!... А мне вы... ровно как наплевать! Была учительницей чистописания и буду! Этого хлеба вы у меня не отобьете... А на вас... я... плюнула да ногой растерла... больше ничего! (С достоинством идет к дверям.)

Занавес падает.

   

Действие четвертое.

Большая зала собрания, отделанная под белый мрамор. С потолка спускаются две освещенные люстры. По стенам стулья. На хорах оркестр музыки.

   

Явление первое.

Бубенчикова и Позвонкова.

   Бубенчикова. Но какова эта бесстыдница Зябликова: вы слышали ли, ведь, говорят, ездила провожать Ивана Яковлевича до первой станции!
   Позвонкова. Да, да; это верно...
   Бубенчикова. Я с ней не кланяюсь.
   Позвонкова. И я тоже...
   Бубенчикова. Как же... да ведь вы были у нее на прощальном обеде, который она давала Ивану Яковлевичу?
   Позвонкова. Ну, только тогда и была, а после и не кланяюсь.
   Бубенчикова. А вы слышали, что у нас, может быть, скоро будет новый правитель?
   Позвонкова. Канюкин?... Как же, слышала... Вот счастье!
   Бубенчикова. Что же, говорят, он очень умен...
   Позвонкова. Да, да, и учен...
   Бубенчикова. А она какая милашка, жена!
   Позвонкова. Ах, чудо, прелесть!
   Бубенчикова. Она была у вас?
   Позвонкова. Как же, я была у нее... (Поправляясь.) То есть... я... она была у меня... как же...
   Бубенчикова. И у меня была... Ведь, говорит, он оттого место получает, что... (Шепчет ей на ухо.)
   Позвонкова. Ну да, разумеется... Почему же иначе... Кто ж в этом сомневается!
   Бубенчикова. Вот Сыропустова опять в ход пойдет...
   Позвонкова. Да уж эта женщина... не пропадет... ловкая!
   Бубенчикова. Говорят, Канюкины сегодня будут здесь...
   Позвонкова. Да, да, я слышала... и он будет, сам.
   Бубенчикова. Как-то он будет с ней при всех... Это будет интересно!
   Позвонкова. Ужасно... просто... я нарочно приехала пораньше, чтобы ничего не пропустить.
   

Явление второе.

Те же, Звонищев, Бубенчиков и Позвонков.

   Звонищев. Нет, я чувствую, я ожил, помолодел при этом начальнике... Иван Яковлевич и сам опустился, и нас распустил, и все распустил... Мы разнежились при нем, обленились, впали в этакую апатику... А этот, нет, этот дух дает, этот подтянет, он всех подтянет, он всех нас сделает спартанцами. Бывало, я не вставал раньше 10-ти часов утра, и не мог выехать из дома не позавтракавши... а нынче вскакиваю в шесть, в пять часов, даже ночью вскакиваю и поднимаю на ноги всю канцелярию. Выезжаю из дома часто не только без завтрака, но и без утреннего чая... и чувствую, что свеж, бодр... Атлетические силы в себе чувствую... и так нас и нужно держать! Вот это начальник, так начальник... нам такого и нужно....
   Бубенчиков (со вздохом). Не знаю... не знаю, не знаю, что будет!
   Звонищев. Будет-с все хорошо... У меня теперь купцы... извозчики... мастеровые... все весело смотрят... А уж как подтягиваю! У-у, Боже мой, малейшая жалоба, Боже сохрани! Сказано: кабаки и лавки до обедни не отпирать, так ты у меня за своей нуждой не смей в лавку идти, а не то, что за товаром каким! Сказано: извозчику такса положена, так он у меня хоть 10 верст, а вези за 20 коп, а пожаловались, что прибавки попросил... затаскаю! То есть не руками, -- драться не позволено, -- а... нравственно затаскаю! А песочек... Обратили внимание?
   Бубенчиков. Какой песочек?
   Звонищев. На всех тротуарах... Теперь у меня не смей жаловаться, что поскользнулся, да ногу выломил... Врешь, сам виноват: везде посыпано!
   Бубенчиков. Уж и в карты нынче почти не играю, и благотворить стараюсь, и дела на дом беру, и жене говорю: ради Бога, старайся ты как-нибудь все об общественной пользе, а на душе все тяжело... Не знаю, что будет!
   Позвонков (Звонищеву). Вам хорошо говорить: у вас дело все на виду, хорошо или худо -- сейчас видишь, материальное, так сказать, дело... А у меня дело бумажное, мыслительное, да еще тут секретарь... А вы знаете, что за народ секретари: первые губители нашего брата... Подпишешь... ну, и пропал...
   

Явление третье.

Те же и Дергачев.

   Дергачев (подбегая к Бубенчиковой и Позвонковой). А вы слышали, mesdames, новость?
   Бубенчикова. Какую?... О Канюкиных?
   Дергачев. Нет-с, поздравляю вас; у нас будет земство...
   Позвонкова. Что такое?
   Дергачев. Земство...
   Бубенчикова. Это что же значит?
   Дергачев. А это значит, что у нас чиновников не будет, судов никаких не будет, губернаторы не будут иметь никакой власти... (Бубенчикова и Позвонкова испуганно оглядываются вокруг и переглядываются между собою.)
   Дергачев. Будут только крестьяне, мещане, купцы...
   Бубенчикова. Ах, пожалуйста, избавьте нас от этих рассказов.
   Позвонкова. Вы вечно что-нибудь такое ужасное расскажете, что даже слушать страшно.
   Дергачев. Это справедливо... Это будет...
   Бубенчикова. Да это до нас не касается... Мы и слушать не хотим... Вон, рассказывайте мужчинам.
   Дергачев (перебегая на другую сторону залы к группе мужчин). Господа, поздравляю! Вас больше не будет... слышали вы эту новость?
   Бубенчиков (с испугом). Как нас не будет? Что вы говорите?...
   Дергачев. Так, не будет... потому что будет земство.
   Бубенчиков. Боже мой, что он говорит... Какое еще земство?
   Дергачев. Вы не знаете, что такое земство?... Земство -- это, значит, чиновников не будет, судов и палат не будет, а будем всем распоряжаться мы сами, и суд будет гласный, по голосам: чем общество решит, так и будет...
   Звонищев. Милостивый государь! Знаете, я вам что скажу: вы не смейте в публичных местах распространять подобные зловредные идеи... Это я знаю, откуда идет: это все из дома г-жи Бахрюковой... Вы там вертитесь постоянно, оттуда и выносите всякий вздор... я вас за эти слова арестовать велю... и представлю... Теперь не прежнее время, я вас подтяну... я вам покажу, что начальство всегда было и будет... Как вы попадете в уголовную, да там вас потаскают порядком, так вы и узнаете, есть или нет суды и чиновники... (Дергачев, сконфуженный, ретируется вон из залы.) Чиновников не будет... ишь что выдумали!... Кто же будет? Кто вас будет охранять, защищать, руководить, просвещать и подавать вам пример?... Струсил, удрал!... Нет, я вас подтяну!... Гм... Чиновников не будет... Кем только государство, отечество держится... чего быть никогда не может!
   Бубенчиков (со вздохом). Ах, может быть... все может быть... всего ожидать можно!
   Звонищев. Однако, надо идти, да последить за ним: он, пожалуй, и другим начнет проповедовать... Ух, дам же я ему острастку... А если что... ей Богу, представлю... Пускай партия Бахрюковой бесится!
   Позвонков. Дайте, дайте острастку... Это не мешает... Надо разогнать этот вертеп вольнодумства и неуважения к властям... Хорошенько его!
   Звонищев. Да уж если я примусь, так я дам себя знать! Теперь не прежнее время, не при Иване Яковлевиче... Они узнают, что значит полковник Звонищев! (Уходит.)
   Позвонков. Пойдемте и мы, Никандр Авдеич, пошляемся...
   Бубенчиков (глубоко вздыхает). Ох... пойдемте... С этой перемены, с этого приема и с речи его, да как взглянул он тогда на меня: точно мрак какой упал мне на душу... Чувствую: в голове туман... туман... а на сердце тоска... Ничего понять, ничего сообразить не могу: чего хотят, чего требуют... Стараться рад, а что нужно делать, чего угодно? Не знаю...
   Позвонков. Что Бог даст... как ему Создателю угодно... Я на его премудрость положился... Пойдемте-ка... пропустим хошь пуншик...
   Бубенчиков (с испугом). Что вы... будет пахнуть... А вдруг ему придет фантазия заговорить... и услышит эти ароматы... Да Боже меня сохрани... ни за что на свете!
   Позвонков. Ну, так пройдемся... Вон стали съезжаться...
   Бубенчиков (вздыхая). О-ох... Пойдемте... (Уходят вместе из залы.)

В продолжение предыдущих сцен зала наполнялась посетителями. Дамы рассаживаются вдоль стен, девицы и кавалеры ходят по зале. Составляются группы. Слышен невнятный гул разговоров, из которых иногда вырываются восклицания:

   -- Bonjour, Julie...
   -- Ах, мой Бог, и вы приехали...
   -- Я долго колебалась, наконец, решилась...
   -- На две кадрили и мазурку... ну, ради Бога...
   -- Я вам говорю: нынче и кринолины, и шиньоны стали бросать: они -- вредны... это и по науке доказано...
   -- Любви нынче нет... нет... да ее и быть не должно.
   -- Идет в гору, страх... Везет судьба...
   -- Дубового листа в огурцы никогда не кладите... а лучше гораздо -- медный пятак...
   -- Что вы спорите: я сам видел бумагу...
   -- Неужели из надворных и прямо в статские?... Это невероятно...
   -- Мордочка какая, ушки... просто прелесть... и совершенно шелковая...
   -- Представьте: туз сам четверт, король дама сам пят и проиграл...
   -- На оброк?... Ни за что на свете... Буду бороться до последней капли...
   -- Да совсем нет, это неправда: он мне не делал предложения...
   -- И не довернулся -- бьют, и перевернулся -- бьют.
   -- Я могу сделать 22 тура по этой зале без отдыха, на пари...
   -- Нынче спереди стали вырезывать невероятно, а сзади до последней невозможности...

Из толпы, расхаживающей по зале, отделяются и выходят вперед в сторону: Прелестный, Дергачев и несколько человек военных и статских.

   

Явление четвертое.

Прелестный, Дергачев и другие; потом: Хлюстиков и Сыропустова.

   Прелестный. В наш реальный век, господа, женщина начинает продавать все: молодость, красоту, самое тело... Она уже ни во что не верит, ни в преданность, ни в самопожертвование. Выгода, деньги -- вот ее Бог... Кладите у ее ног, с одной стороны, вечную любовь, всю глубину сердца, весь пыл адской страсти, а с другой -- деньги и нарядное платье: она с презрением оттолкнет первое, и с жадностью схватится за второе!
   Дергачев. Что ж?... По-моему, это так и быть должно: нынче век реформ, и женщина должна реформироваться.
   Прелестный. Нет, она не реформируется: она всегда была такова, только прежде скрывалась, а теперь делает явно... Увлечь человека, опутать, отдаться ему, клясться в вечной любви, и потом оттолкнуть его, бросить за горсть золота, которое ей покажут, за мишурный блеск, за повышение мужа в должности -- вот что делают нынче женщины явно, публично, у всех на глазах!
   Один из военных. Наш Прелестный сегодня зол, как сатир.
   Прелестный. Нет, друг, я скорее похож на того древнего, могущественного и гордого бога, которого приковали к скале, и орел клюет его сердце!
   Хлюстиков (подбегая). Место, место, господа... Сейчас начинаются танцы... все съехались... Ждали только Пальмиры Карловны с Лизаветой Александровной, но сейчас и оне прихали...
   Прелестный и Дергачев (в один голос). Бахрюковой еще нет.
   Хлюстиков. Что ж, не ждать же всему обществу одной Бахрюковой до двенадцати часов... Место, господа, я даю знак музыкантам! (Машет платком на хоры. Окружающие Прелестного и Дергачева расходятся по зале.)
   Прелестный (Дергачеву тихо). Смотри же, ты бери ее, а я возьму Таню Бахрюкову, и становись так, чтобы нас всем было видно.
   Дергачев. Да уж я, брат, знаю... Это будь покоен.

(Расходятся. Играет музыка. Танцуют вальс).

   Бубенчиков (Сыропустовой). Как прелестно танцует Лизавета Александровна... Совершенно как перышко летает!
   Сыропустова. Да, она недурно танцует.
   Бубенчикова. И как она хороша!... Посмотрите, так все и засматриваются и любуются ею!
   Позвонкова. Милашка, просто милашка! А где же ихний супруг?
   Сыропустова. Он здесь: там, где-нибудь с мужчинами... Он не танцует.
   Бубенчикова. Говорят, они очень подружились со Львом Помпеичем Краснокалачным?
   Сыропустов. Да, Лев Помпеич очень к нему милостив: оценил его ум и образование...
   Позвонкова. Даже по делам советуются, говорят?
   Сыропустова. То есть не то, что советуются, а генерал его приучает к делам.
   Бубенчикова. Говорят, он непременно будет правителем!
   Сыропустова. Не знаю... Генерал предлагал ему службу, но он еще не решился, колеблется...
   Бубенчикова. А я сейчас вот перед вашим приездом говорила Сосипатре Петровне, как бы хорошо было, если б это состоялось и его сделали правителем... Я была бы очень рада...
   Позвонкова. Ах, и я тоже...
   (Через залу идет по направлению к Сыропустовой Анна Львовна в сопровождении Хлюстикова.)
   

Явление пятое.

Те же и Анна Львовна.

   Хлюстиков. Играть будете, Анна Львовна?
   Анна Львовна. А как же? Разумеется -- не танцевать же мне.
   Хлюстиков. Так прикажете партию составить?
   Анна Львовна. Составь, составь... только смотри: хорошенькую... игроков попроще подбери, очень искусных да жадных мне не нужно. Я играю для удовольствия.
   Хлюстиков. Сейчас-с... Я знаю кого... (Уходит.)
   Бубенчикова. Анна Львовна, здравствуйте... пожалуйте вот сюда... Я берегла для вас местечко.
   Анна Львовна. Благодарю. (Садится возле Сыропустовой.) Здравствуй, Пальмира Карловна... А где ж наша красавица?
   Сыропустова. А вон идет к нам: сейчас танцевала. (Указывает на подходящую Канюкину.)
   Анна Львовна. Здравствуйте, моя прелесть, моя красоточка, здравствуй. (Целует ее.)
   Канюкина. Здравствуйте, Анна Львовна!
   Анна Львовна. Ну, а я на тебя сердита, отчего до сих пор мужа не привезла ко мне?
   Канюкина. Извините, Анна Львовна, он никак не мог времени выбрать: утром всегда занят, авечером совестится ехать в первый раз. Он непременно у вас будет.
   Анна Львовна. Ну, то-то, смотри же... Я гордых не люблю... А он здесь?
   Канюкина. Здесь... Почти насильно привезла.
   Анна Львовна. Так поди-ка приведи его да представь мне... Я хочу с ним познакомиться и поговорить.
   Канюкина (в смущении.) Я не знаю, где он... Он там где-то...
   Хлюстиков (подходя с картами в руках.) Кто это-с?... Вам кого угодно?
   Анна Львовна. Да вот не знает, где муж.
   Хлюстиков. А они там, в читальной; я сейчас позову, если прикажете...
   Анна Львовна. Поди-ка позови... к жене...
   Хлюстиков (подавая карты веером). Сию минуту... Анна Львовна, пожалуйте, готово!
   Анна Львовна. Кто ж играет?
   Хлюстиков. Все мужчины. Уж будете довольны. Я знаю ваш вкус...
   Анна Львовна. Ну, пускай подождут. Ты вот позови сначала ее мужа.
   Хлюстиков. Сию минуту. (Убегает.)
   Прелестный (подходя к Канюкиной и раскланиваясь). Мое почтение.
   Канюкина. А, здравствуйте...
   Прелестный. Я думал, вы меня уж и не узнаете.
   Канюкина. Почему вы это думали?
   Прелестный. Вы окружены таким ореолом, вы составляете предмет всеобщего поклонения... где же вам обращать внимание на нас, простых смертных!
   Канюкина. Я думала, что вы переменились или что вас и на свете нет совсем, а вы все такой же. (Отворачивается.)
   Прелестный (вполголоса). Рира бьен ки рира дернье...
   Канюкина (не дослышав). Что?... Что вы говорите?
   Прелестный. Ничего-с. (Смотрит на нее многозначительно, крутит ус и отходит.)
   Анна Львовна (Канюкиной). Этот молодец, должно быть, без памяти в тебя втюрился...
   Канюкина. Не знаю... только он ужасно скучный господин и надоел нам до смерти своими частыми посещениями...
   Бубенчикова (Сыропустовой, суетливо показывая на Бахрюкову, которая проходит через залу вместе с племянницей). Смотрите, смотрите: приехала... Ах, Боже мой, как не стыдно этой женщине: нахвастала, осталась на смеху у всех и еще в общество показывается!
   

Явление шестое.

Те же и Бахрюкова. Бахрюкова садится на сторону, противуположную той, где сидят Сыропустова, Бубенчикова и проч.

   Позвонкова. Смотрите, смотрите, около них только одни военные; наших нет...
   Дергачев (подходит к Канюкиной). Позвольте вас просить на следующую кадриль...
   Канюкина. С удовольствием.
   Дергачев (кланяется и отходит).
   Хлюстиков (подбегая к Канюкиной). Вот ваш супруг-с идут... Я их позвал...
   

Явление седьмое.

Те же и Канюкин.

   Канюкина. Благодарю вас... (идет навстречу мужу.) Вася, я должна тебя представить Анне Львовне... Она просила меня... (Тихо.) Что тебе за дело, что говорят про нее... Будь с ней, ради Бога, полюбезнее... для меня!... (Подводит мужа к Анне Львовне.) Вот мой муж, Анна Львовна. (Канюкин кланяется.)
   Анна Львовна. Очень приятно познакомиться. Извините старуху, что обеспокоила. Я вашу супругу до страсти полюбила, да, кажется, и она мной не брезгует. Мне было очень жаль, что вас не имела удовольствия до сих пор видеть.
   Канюкин. Вы простите меня, Анна Львовна... У меня такие обязанности, что я решительно не имел времени засвидетельствовать вам мое почтение и поблагодарить за внимание к моей жене.
   Анна Львовна. Ничего, ничего, я за это и не в претензии... В старухе какой же интерес, к ней новые люди приходят только тогда, когда нужда бывает до нее... Ну, а старые знакомые, которые меня хорошо знают, говорят, любят меня и дорожат моим знакомством... Садитесь-ка около... Вы ведь не танцуете и в карты не играете?
   Канюкин. Нет.
   Анна Львовна. Ну, так тебе, батюшка, все равно... поговори со мной... извините, такая привычка от старости, всем привыкла говорить ты... Если неприятно, буду воздерживаться.
   Канюкин. Помилуйте, для меня все равно. (Садится около Анны Львовны.)
   Анна Львовна. Нет, ведь я знаю: вы, молодые люди, горды бываете иные... Но так как я полюбила вашу жену, то хотела бы, чтоб и вы меня полюбили... А кто меня любит, тот позволяет мне говорить с собой просто, без церемонии, по моей старушечьей привычке.

(Хлюстиков выбегает на середину залы и машет платком музыкантам; дают ритурнель к кадрили; устанавливаются пары; впереди всех становятся визави Дергачев с Канюкиной и Прелестный с племянницей Бахрюковой.)

   Бахрюкова (громко племяннице.) Таня, поди сюда.
   Таня (подходя). Чего изволите, ma tante?
   Бахрюкова (так же громко). Кто эта дама визави с тобою? (Указывает на Канюкину.)
   Таня. Я не знаю, ma tante.
   Бахрюкова. Как же ты не знаешь, мой друг, с кем танцуешь... Как вас, господин офицер, пожалуйте сюда... (Прелестный подходит.) Вы не знаете, кто эта дама, которая танцует с Дергачевым, визави с моей племянницей? Я ее не знаю...
   Прелестный. Я знаю-с... Это жена учителя, г-жа Канюкина...

(Общее внимание.)

   Бахрюкова. А-а, вот, кто! Ну, я не позволю моей племяннице танцевать в одной кадрили с такой особой. Скажите вашему визави. Таня, сядь здесь.

(Общее волнение.)

   Дергачев (подбегая). Что такое?
   Бахрюкова (очень громко). Я не позволю моей племяннице танцевать вместе с той двусмысленной особой, которую вы так дерзко поставили на одну доску с моей племянницей...

(Канюкина рыдает. Общее сильное волнение. Все вскочили с своих мест и разделились на две группы: одни около Бахрюковой, другие в стороне в нерешительном положении. Около рыдающей Канюкиной только один бледный, как полотно, муж и Сыропустова.)

   

Явление восьмое.

Те же и Звонищев.

   Звонищев (в сопровождении Хлюстикова, сбегавшего за ним, быстро и грозно подходит к Бахрюковой). Как вы смели, сударыня, оскорбить в благородном собрании женщину?
   Бахрюкова (с достоинством, кидая презрительный взгляд на полковника). Потише, полковник... Я видала не таких страшных людей, как вы... и не вам требовать у меня отчета!
   Сыропустова. Это низко, это гадко оскорблять женщину, которая ничего вам не сделала! Вы злитесь, что вас бросили, никто вас знать не хочет... Что вы налгали о вашей дружбе с генералом...
   Бахрюкова. Не той меня упрекать в низости и гадости, которая хотела сама устроить мне скандал и которая для своих низких целей готова вводить в общество всяких...
   Канюкин (пошатываясь подходит к Бахрюковой). Я муж этой оскорбленной женщины и спрашиваю вас, публично, при всех: за что вы назвали ее двусмысленной особой?
   Бахрюкова. А-а, вы муж! Ну, вот что я вам скажу: если вы честный человек и дорожите честью своей и репутацией вашей жены, так не входите таким путем в чужое вам общество и не пускайте жену в положение искательницы вакантного места с незавидной должностью... Поняли вы меня? идя таким путем, вы не заслужите уважения в высшем вас обществе, хоть и ворветесь в него насильно...
   Канюкин. Я врываюсь насильно в ваше... высшее общество! Не бойтесь! Я уйду от вас... Я здесь совершенно случайно... Благодарю вас за урок, который вы дали легкомыслию моей жены... и моему легковерию... Прощайте, достойные господа! Пойдем, Лиза! здесь не место плакать, здесь люди собрались веселиться... (Берет жену под руку и уводит сквозь расступающуюся толпу.)
   Анна Львовна. Гордым Бог противится... (Спокойно нюхает табак.)
   Бубенчиков (вздыхает). Боже мой... Что будет... Что будет?..
   Звонищев. Даже я растерялся и не знаю, что делать...
   Хлюстиков (вбегая). Генерал приехал, генерал приехал!
   Бахрюкова. Поздно... Ха, ха, ха... (Сыропустовой.) Что, благотворительница! Никто-то вас не благодарит... Таня, пойдем домой... (идет и встречается с Краснокалачным.)
   

Явление девятое.

Те же и Краскокалачный.

   Краснокалачный. Ах, Конкордия Никтополионовна!
   Бахрюкова. Ах, ваше превосходительство, вы меня узнали... Я не ожидала этой чести! Поздно только немного... Комедия кончена, и вакантное место остается незанятым. (Хохочет и уходит).
   Краснокалачный. Что это значит?... (Общее молчание и смущение. Картина.)

(Занавес падает).

    
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru