Потехин Алексей Антипович
В мутной воде

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Комедия в пяти действиях

Потехин А. А.

В мутной воде.

Комедия в пяти действиях.

   Источник: А. А. Потехин Сочинения, т. 9, 10, 11. СПб.: Просвещение, 1905
   Оригинал здесь: http://cfrl.ru/prose/potexin/potexin.shtm
   

Действующие лица:

   Граф Телятнев, старик.
   Графиня Амалия Егоровна, жена его, 35 лет.
   Настя, дочь графа от первого брака.
   Кукук, домашний секретарь графа, 25 лет.
   Семен Иваныч Козявкин, управляющий имением Телятневых.
   Петр Семеныч, сын его.
   Губернатор.
   Исправник.
   Марфа Петровна, экономка в усадьбе Телятневых.
   Иван Павлыч, камердинер графа.
   Луиза, камермедхен графини Амалии Егоровны.
   Повар Телятневых.
   Глаша, горничная в доме управляющего.
   Евтиxий, конюх, отец ее.
   Гальпин, богатый купец из евреев.
   Васька, дворовый мальчик.
   Крестьяне.
   Старик дворовый.
   Дворовые и рассыльные.

Действие происходит в имении Телятневых.

   

Действие первое.

Двор перед господским домом в богатой усадьбе. Налево жилой флигель. Направо сад.

   

Явление первое.

Семен Иваныч и крестьяне.

   Семен Иваныч. Нет, это, други-братики, не так... не так... это вы не так, неправильно рассуждаете...
   1-й крестьянин. Как же не так-то, Семен Иваныч?.. Как не так?.. Точно бы верно выходит...
   Семен Иваныч. Нет, неверно... совсем неверно... Ведь господскую-то повинность надо же справлять?.. Ведь казне ты платишь?.. Ведь не отрекаешься платить за душу свою?.. Ну, и помещику нужно отработать за землю, которую он дал...
   2-й крестьянин. Стой-ко, Семен Иваныч, стой... Ты слушай, что я тебе буду говорить...
   Семен Иваныч. Ну, слушаю: говори...
   2-й крестьянин. Вот что: ведь земля-то нам дадена?..
   Семен Иваныч. Ну...
   2-й крестьянин. Да ты говори: дадена али нет...
   Семен Иваныч. Ну, дадена...
   2-й крестьянин. От царя, значит, указано: дать мужикам земли по эстольку... Указано, ведь?.. Ты говори...
   Семен Иваныч. Ну, указано... Ну, что же?...
   2-й крестьянин. А ты постой... Ну, коли указано: земли мужикам дать... и дали земли... Стало, земля наша... За что же нам за нее работать али деньги платить, коли она наша?..
   Прочие крестьяне. Вот верно рассказал... Вот, дядя Аксен, верно. Вот ты теперь, Семен Иваныч, и скажи против него...
   Семен Иваныч. Да и скажу, сейчас скажу...
   Крестьяне. А ну-ка, ну...
   Семен Иваныч. Ты отвечай-ка мне: душа-то у тебя своя али нет?... Ну, отвечай?...
   2-й крестьянин (подумав). Ну, своя...
   Семен Иваныч. Ну, вот видишь: хоть душа у тебя своя, а ты за нее платишь же в казну, значит, подушное...
   3-й крестьянин. Ишь ты, Семен Иваныч, что смостил... Вишь, куда метнул... Не туда... Так это надо так говорить, что душа-то у нас не своя, а Божья... Вот что... Да и сменил ту казну с барином... Казна-то, чай, царская, да и мы-то теперь стали царские... Вот что...
   Семен Иваныч. Ну, а если вы царские, так надо и все царские приказы исполнять с кротостью и послушанием, а в царском указе сказано: от помещиков земли взять и дать крестьянам, а мужикам за эту землю на помещика работать, или оброк платить по положению...
   1-й крестьянин. Да точно ли это в указе-то царском прописано?..
   Семен Иваныч. Уж стало быть прописано, коли я вам говорю... Я врать не стану: вы меня знаете. (Слышен колокольчик... все оглядываются, смотрят вдаль. ) Постойте-ка, братцы, кто это едет... Вот ямщик идет. (Машет рукой.).. Ступай сюда!.. Сюда...

Ямщик входит.

   Семен Иваныч. Что, эстафета, что ли?..
   Ямщик (подходя). Штафет... (Вынимает из сумки и подает.)
   Семен Иваныч. Телеграмма... Ну, ступай, брат...
   Ямщик. На чаек, Семен Иваныч.
   Семен Иваныч. Ступай подожди в конторе...

(Ямщик уходит.)

   Семен Иваныч (читая телеграмму). Вот тебе на... Сегодня приедут... Господа сегодня приедут... Экой порядок: три дня телеграмма шла... От этакого лица и три дня?.. Никого-то они не боятся, эти телеграфщики... Что я теперь буду делать?.. Ничего не приготовлено... (Кричит во флигель.) Васька! (Выскакивает мальчик.) Поди, беги в дом, скажи Марфе Петровне, что господа сейчас приедут, прибирали бы там все... (Мальчик бежит.) Погоди, стой... Подай мне другой сертук... а я сам схожу... (Мальчик возвращается.) Да нет, ступай... Глаша! Глаша!..
   Глаша (выходя из дома). Что угодно, Семен Иваныч?
   Семен Иваныч. Глаша... Дай, душенька, мне сертук хороший... Да нет, погоди, я лучше сам схожу, переоденусь. (К Ваське.) А ты беги скорее, скажи... Пойдем, Глаша, помоги мне. (Уходит в дом вместе с Глашей.)
   Васька (бежит припрыгивая и кричит). Господа едут, господа едут... Марфа Петровна, баре едут...
   1-й крестьянин. Ишь ты... что значит...
   2-й крестьянин. Ты говори, голова... Тоже служит... на них... Жалованье получает... Тоже робеет.
   Прочие крестьяне. Как не робеть, паря...
   3-й крестьянин. До кого хошь доведись. Дело такое: начало... Пожалуй сменит, а у него семья...
   1-й крестьянин. По нам пускай бы жил; ничего...
   2-й крестьянин. Он ничего... Он человек стоющий... В нем хитрости нет...
   3-й крестьянин. А за барское стоит...
   1-й крестьянин. К тому приставлен... Таково его дело, обвязанность его такая... Что нам идти, что ли?..
   3-й крестьянин. Постой, поглядим: какие такие... Что нам... мы ничего. Вот тут в стороне встанем поглядим...
   1-й крестьянин. Ровно как так, ничего, за своею нуждой...
   

Явление второе.

Те же и Марфа Петровна.

   Марфа Петровна (выбегая из дома в сопровождении Васьки). Семен Иваныч, Семен Иваныч, да где вы?.. Семен Иваныч!..
   Семен Иваныч (выходя из флигеля). Что, Марфа Петровна, слышали?
   Марфа Петровна. Да, что же вы со мной сделали?.. Как же вы это раньше-то не сказали?..
   Семен Иваныч. Да сейчас, матушка, узнал, сейчас только телеграмму получил... три дня шла...
   Марфа Петровна. Что ж я теперь буду делать?.. Ни комнаты хорошенько не прибраны, ни постели не приготовлены... Хлеб-соль бы надо... Теперь всю посуду бы надо выставить... Чай, ужин приготовить... Ах, Боже мой! Ах, Создатель мой! что я буду делать?..
   Семен Иваныч. Так вы подите, хлопочите...
   Марфа Петровна. Да, вам легко сказать: теперь народишко-то весь в разброде, никого не соберешь...
   Семен Иваныч. Ваську сейчас послать можно чтобы звал...
   Марфа Петровна. Ах, что вы говорите!.. Поднимем теперь в доме возню, пыль... а они вдруг приедут... Ах, Создатель мой, даже мысли свои сообразить не могу, мысли все из головы растеряла, взяться не знаю за что...
   Семен Иваныч. Ну, как вы тут хотите, а я по своим делам побегу. (Уходит.)
   Марфа Петровна. Сорок лет при ключах, этакой оказии не бывало... Господа тринадцать лет в усадьбе не бывали, вдруг приедут... Хвать, ничего нет, ничего не приготовлено... К чаю булок нет... Может, и сливок топленых нет... Хороша, скажут, ключница, хороша экономка... Скажут, дура старая: не за что хлебом кормить... Не перенесу, не перенесу... Мысли мои, где мысли мои?.. Ничего собрать не могу... Бежать, хоть что-нибудь. (Бежит в одну сторону, потом оборачивается и бежит в другую, останавливается.) Нет, что я думала, что я делать-то хотела, приказать ведь что-то хотела... Ах, дай Бог память... Ах, да, сливки... Сливки... На скотную послать... Васька, Васька! (Оглядывается.) И того нет... Ну вот, никого нет. (Увидя крестьян.)... Братцы, голубчики, помогите вы старухе, добегите кто-нибудь до людской: сбейте вы там народишку побольше, чтобы шли сюда, бежали скорее. (К одному из крестьян)... Паренек, сбегай, ты на ногу-то полегче...
   Прочие крестьяне. Павлушка, беги скоренько!
   (Павлушка бежит.)
   Марфа Петровна (вслед ему). Родименький, голубчик, да забеги на скотную, скажи скотнице... Нет, ничего не говори: позови только ко мне...
   Павлушка. К тебе позвать, чтобы к тебе шла?..
   Марфа Петровна. Да, да, чтобы скорей бежала... ко мне, в дом... Я в дом пойду, в кладовую. (Вытаскивает из кармана связку ключей.) Куда мне идти-то, батюшки мои?.. Дай Бог память... Эка эта Маринка, ведь, сидит там, не выбежит!.. и горя мало... Точно не ее дело... Ах, да, посуду вынуть... Вот я о булках-то и позабыла... Маринка, Маринка!.. Ну, хорошо же, погоди. Сидит там. (Идет к дому и встречается с Петром Козявкиным.)
   

Явление третье.

Те же и Петр Семеныч.

   Петр Семеныч. Марфа Петровна, что это вы в каких попыхах?.. Я в первый раз вижу, как вы бегаете...
   Марфа Петровна. Как, мой родной, да вы разве не слыхали, что у нас наделалось: господа сесчас приедут.
   Петр Семеныч. Вот что...
   Марфа Петровна. А мы ничего не знали... у нас ничего не приготовлено... Вот и хлопочу теперь... Все мысли растеряла... Вот и опять забыла, зачем шла... Ах, Создатель ты мой!..
   Петр Семеныч. Вот и батюшка бежит, и тот в таких же хлопотах...
   Семен Иваныч (входя к сыну). Слышал, брат?...
   Петр Семеныч. Слышал, слышал, батюшка! Только зачем же вы так бегаете на старости лет?
   Семен Иваныч. Нельзя, братец: врасплох захватили...
   Марфа Петровна. Что вы, Семен Иваныч, народишку-то нашли какого-нибудь?
   Семен Иваныч. Нашел, нашел, и распорядился: велел поприодеться, почиститься, да собраться сюда, все-таки встретить... Верхового в город за провизией послал; в пруду велел рыбы наловить...
   Марфа Петровна. А ко мне-то в дом никого не отрядили?..
   Семен Иваныч. Да ведь вы не велели.
   Марфа Петровна. Ах, что же вы теперь сделали?.. Что же я буду без народу делать? У меня в доме одна Маринка, да вот и та сидит там, точно и дела нет...
   Семен Иваныч. Так сейчас можно послать... (Оглядывается.) Да вот бегут... Это к вам...
   Марфа Петровна. Ну, слава Богу... (Слышен колокольчик.)
   Семен Иваныч. Едут.
   Марфа Петровна (вскрикивает). Ах! (Поспешно бежит к дому и, запыхавшись, садится на ступеньках крыльца. На двор прибегает несколько дворовых, впереди их Васька, все кричат: Едут, едут... За ними появляются другие.)
   Марфа Петровна (с крыльца кричит к дворовым). Сюда! сюда!.. Подите хоть двери отворите настежь... Да высадить господ поможете.
   Семен Иваныч (к дворовым, которые всей было толпой двинулись к дому). Погодите, погодите... Это один тарантас... может быть, еще только прислуга прислана... Так и есть: вот стали, вылезают... Это петербургский дворецкий, камердинер графа... Иван Павлыч, я его узнал... Вот сюда идет... Погодите...
   

Явление четвертое.

Те же, Иван Павлыч, повар и Луиза.

   Иван Павлыч (входя). А где тут управляющий?..
   Семен Иваныч (подходя к нему). Здравствуйте!.. Не узнали меня... я вас узнал...
   Иван Павлыч. А-а, помню... раз в Петербурге у генерала были, деньги привозили...
   Семен Иваныч. Два раза...
   Иван Павлыч. Вспомнил, вспомнил... Теперь узнал... Ну-с, мое почтенье. (Протягивает руку.)
   Семен Иваныч (раскланивается, не подавая руки). Скоро будут господа?..
   Иван Павлыч (отдергивая назад свою руку, с досадой, грубо). Вслед за мной... Все ли у вас готово?..
   Семен Иваныч. Что граф изволили приказать?..
   Иван Павлыч. Известно, что: чтобы все было готово... Кажется, сами должны знать... на то управляющий!.. Указать нам комнаты: мне, вот и повару, и каммермедхен...
   Семен Иваныч. Повар в кухне, а вам Марфа Петровна укажет комнаты... Марфа Петровна, укажите им, матушка...
   Марфа Петровна (подходя). Пожалуйте, батюшка, пожалуйте... Пожалуйте, мадам...
   Повар. Провизия готова ли для ужина?..
   Семен Иваныч. Сейчас будет...
   Повар. Велите затопить плиту, да судомойку мне и поваренка...
   Семен Иваныч (обращаясь к толпе дворовых). Анисимов! Поди, проводи его на кухню и распорядись там... что им нужно...
   Горничная. Мне кто будет помогать... разбираить гардороб, мыль, глядиль... Я сам одеваить только... унд куафюр... Мне двух девок и прашка...
   Семен Иваныч. Это вот все уж к Марфе Петровне относится, к ней обращайтесь...
   Иван Павлыч (входя на крыльцо). Эй, вы, управляющий! Чай будут кушать на воздухе... приказали приготовить...
   Марфа Петровна. Где же на воздухе: на балконе или в беседке, в саду?..
   Иван Павлыч. Ну, уж этого не знаю, это ваше дело... Да чтобы постороннего народу не было никого, чтобы не беспокоить с дороги... Зачем эта сволочь здесь, мужичье?.. Терпеть не могу... сиволапые. (Показывает Луизе на толпу). Вот у нас какие французы-то, madame, видала? (Луиза смеется). Ну, старуха, веди, да нам самовар поскорее с дороги... (К повару.) Мосье повар, распорядитесь там по кухне, да приходите к нам, сюда, чай пить и захватите там, знаете, насчет того всего... и съестного, и питейного. (Повар кивает головой и уходит. К Марфе Петровне.) Ну, госпожа, как вас тут величают!.. Аля марш...
   Марфа Петровна (отворяя дверь). Милости просим, дорогие гости!... (Уходят в дом).
   

Явление пятое.

Козявкин, Петр, крестьяне и дворовые.

   Козявкин (обращаясь к крестьянам и дворовым). Ну, дружки, братчики, поотойдите... Я хотел было по старым порядкам всей семьей господ встретить с хлебом, с солью, да не угодно... Что делать-то, -- вам же покойнее...
   Один из дворовых. Видно, Семен Иваныч, нас и из усадьбы вон всех погонят...
   Козявкин. Уж не знаю, дружки, не знаю... Потом все видно будет... Подождите... Может быть, ведь этот халуй так только от себя... Ведь это халуй, братцы, такой же, как вы, только, что он в Петербурге важности набрался, а то в десять раз хуже, чем вы... Может быть, он это от себя все выдумывает... так вы на случай выйдите со двора-то, да там в проспекте, хоть у моста, и постойте, встретите господ, поклонитесь им, а я уж расскажу после, что это вы хотели встретить своих старых господ...
   Дворовый. Да уж насчет земли-то похлопочите, Семен Иваныч, а то куда мы вдруг так, с ребятишками-то денемся.
   Козявкин. Да уж насчет этого вы будьте покойны: я просить буду... Сделают ли, не знаю, а просить буду... за семейных... Ну, а холостые да молодые уж сами хлеб промыслите. Теперь свобода вам дана: кто в силах, так сам о себе должен думать... делать-то нечего... да оно и резонно... А может быть, которых из вас исами наймут в услужение...
   Старый лакей. Кажется бы, и нашу службу не надо забывать... Я вот шестьдесят пять лет во дворе... Бывало, таким-то пенсии клали да на паек сажали, будь только сыт, покоен... а не то, что так...
   Козявкин. Ну, ну, погодите.... это все видно будет... Теперь не время... Я, ведь, сам по себе ничего сделать не могу: не мое добро, вы знаете... А просить -- уж сказал буду, так буду... Подите же с Богом... Ступайте. (Дворовые лениво расходятся.)
   Козявкин (садясь около сына). Ух, устал маленько...
   Петр Семеныч. Скверно, батюшка, ваше положение.
   Козявкин. А что? Почему ты так находишь?.. Хлопотливо, да это ничего: я привык, мне без дела хуже, как раз захвораю...
   Петр Семеныч. Нет, я говорю про ваше нравственное положение... Разве легко переносить выходку вот этакого мерзавца, как этот разжиревший, избалованный лакей, который еще осмеливается вам руку протягивать...
   Козявкин. Э, друг мой милый, поживешь, обломаешься! Жизнь, особливо к кому она не очень ласкова, так тебя усмирит: куда и гордость денется! Так ты приучишь ее молчать, что она и голоса не подаст, и иной раз точно ее и нет в тебе и не было...
   Петр Семеныч. Или опять это: желать сделать добро бедняку, вот хоть бы этим дворовым, и не иметь к тому возможности, сознавать обязанность человека богатого быть и снисходительным, и великодушным, а между тем действовать против своего убеждения и служить эгоистичным интересам одного лица и богатого, и пресыщенного.
   Козявкин. Ах, Петруша, Петруша, что же делать-то, друг, что делать-то?.. Надо же как-нибудь кормиться... На другую службу я не годен, да и не способен... А есть надо... Люблю деревню, лес, поле... Да признаться тебе сказать, думается, что и пользу кой-какую делаю; я вот мужика-то русского хорошо знаю, да и он-то меня понимает; случается, иной раз удается и добро сделать... правда, что не из своего кармана, иной раз даже и перед доверителями для этого душой покривишь... Э-эх, судьба, судьба! Как бы дала она мне обеспеченное состояние, знал бы я теперь, как жить, чтобы и себе, и людям было хорошо и не в обиду... Ну, а нет, так и за эту долю Бога благодарю... А гордость-то и самолюбие, и все подобное и попридавишь в себе: делать-то нечего...
   Петр Семеныч. Батюшка, да вы не подумайте! Я не хотел своими словами ни огорчить, ни упрекнуть вас... Мне только горько и обидно, что вы, на старости лет, должны сносить такое зависимое положение... Ради Бога... не сказал ли я чего неприятного, обидного? Я не хотел этого...
   Козявкин. Что ты, что ты, дружище! Разве я тебя не знаю? Нет, я не к тому. Просто, захотелось высказаться, -- бывают, ведь, такие минуты... мне тоже хочется, чтобы в тебе осталась добрая обо мне память... Неужто ты думаешь, что я иной раз не страдаю, не тягощусь своей долей... Правда, я не учился столько, как ты, а тоже кое-что читал, думал; в молодости тоже и самоуверенность, и самолюбие были, верил в свои силы, ожидал от себя и Бог знает чего... Ну, это все прошло... и теперь иной раз нападает на душу и досада, и злоба какая-то: чувствуешь, что служишь людям, которые не больно честно и хорошо делают, да знаешь, что силенки нет на борьбу... Ну, и молчишь... лишь бы только самого оставили в покое...
   Петр Семеныч. Я только одному удивляюсь, батюшка, как вы не озлобились, не возненавидели этих людей...
   Козявкин. А вот что примиряет (указывает вокруг себя.) Вот эти деревья столетние... эта степь благоухающая... небо это ясное... Как, бывало, нехорошо на душе, и уйдешь в поле или в лес, куда-нибудь, один, подальше... да подышишь этим сладким воздухом, побудешь в этой тиши благодатной, -- все и на сердце уляжется, и кровь потечет ровнее! В городе, может быть, и я бы озлобился... Здесь вот, слава Богу, с лишком десять лет один прожил, теперь вот только приходится (с грустной улыбкой) СВОИХ ГОСПОД встречать... Я этим местом очень доволен...
   Петр Семеныч. А что это за люди, батюшка? Мне не приводилось спрашивать вас о них...
   Козявкин. Да признаться сказать, я и сам их не знаю хорошенько; видел и говорил с генералом только три-четыре раза, как определялся, да деньги как-то возил в Петербург. Знаю, что он весьма значительный человек в Петербурге, видное место занимал, большим дельцом считался, а теперь вот, из газет видно, в отставку вышел: по своей ли воле, или приказали -- не знаю. Стариком уж женился на второй жене, на какой-то баронессе, детей от нее нет, а от первой жены дочь, уж невеста... Этих двух еще и совсем не видал... Они в Петербурге нам, низким людям не показываются, к ним нашему брату, слава Богу, доступу нет... А имение-то от первой жены, оно собственно барышне принадлежит; генерал только, разумеется, всем распоряжается, как отец и попечитель...
   Петр Семеныч. Так дочка-то богатая невеста?
   Козявкин. Еще бы. Имение-то ты знаешь: золотое дно. Говорят, им только живут; у самого-то графа, кажется, маленькое именьице, у второй жены тоже ничего нет; говорят, он чрез покойницу, первую жену, и в люди вышел... Богатая невеста!
   

Явление шестое.

Те же и Марфа Петровна.

   Марфа Петровна (подходя и оглядываясь назад). Ну, слава Богу, усадила за самовар... пьют... Что, Семен Иваныч, каковы? С каким форсом... питербургская-то прислуга...
   Козявкин. Да, Марфа Петровна, народ строгий... с амбицией...
   Петр Семеныч. А вы угождайте больше, Марфа Петровна, ухаживайте за ними хорошенько, так они гневаться не будут и простят, если какой беспорядок...
   Марфа Петровна. Ну, а ты, коли фаворит мой, так не зубоскаль... Я этого не люблю... Я стара угождать этакой сволочи: я сама тридцать лет здесь в доме живу... Это не господа! Не браниться же мне с ними с первого раза... Ну, а ведь будут больно ломаться, так тоже я повадки не дам большой, не бойся!
   Петр Семеныч. Ну, не сердитесь, Марфа Петровна. Я ведь так только пошутил.
   Марфа Петровна. Не сержусь я, а вот что: я, ведь, за делом за каким-то шла к вам, Семен Иваныч... Ах, дай Бог память!.. Вот этот балясник-то сбил меня! Да....ну, булки-то у меня вряд ли поспеют, а хлеб бисквитный велела сделать... Уж как они там хотят, а с хлебом-солью нужно встретить. Да, вот, ведь, зачем я шла к вам, вспомнила: где чай-то приготовлять, как вы мне посоветуете? Велели, чтобы на воздухе... А? Как вы думаете, Семен Иваныч, я никак не могу придумать... и там, думаю, хорошо, и тут хорошо, -- а ну, как не понравится?
   Петр Семеныч. Так вы вот как сделайте, Марфа Петровна: я вам посоветую... Вы велите здесь вот стол чайный приготовить, вот здесь на виду, под деревом; они приедут и увидят, что все приготовлено... Коли понравится, так здесь будут чай пить, а не понравится, так сейчас и перенести можно, куда велят. Вы им так и объясните.
   Марфа Петровна. А что, ведь он дело говорит, Семен Иваныч?..
   Петр Семеныч (с улыбкой). Да уж я вам верно говорю, что лучше не надо, и не придумаешь.
   Марфа Петровна (размышляя). А, право, дело... Ай да фаворит! Ну, спасибо, надоумил, умен!.. недаром учился столько лет...
   Петр Семеныч. То-то, Марфа Петровна, а вы во мне сомневаетесь: говорите, что пути из меня не будет...
   Марфа Петровна. Ну-ка, полно, ведь мне некогда с тобой балякать-то... Надо бежать хлопотать, пока не наехали...
   Семен Иваныч (поднимаясь). Пойти и мне побывать в контору. (Уходит. В это время на балконе главного дома появляются: Иван Павлыч, повар и горничная.)
   Марфа Петровна (увидя их, останавливается в недоумении). Ах, батюшки мои! Что это?.. Господа! Что это вы делаете?..
   Иван Павлыч (небрежно). Это насчет чего такого?..
   Марфа Петровна. Да как же вы так, без меня, чрез все парадные комнаты, да и на балкон... Разве это можно?..
   Иван Павлыч (смотрит на повара и Луизу и хохочет. Те также смеются. К Марфе Петровне). А почему же это нельзя?
   Марфа Петровна. Да как же можно?.. Вы такие образованные, петербургские... из себя представляете... и не имеете вы уважения к господскому дому? Неужто, господа, вам это позволяют: по всем парадным комнатам ходить -- и на балкон?
   Иван Павлыч. Ну, ты, бабушка, как тебя там прозывают... Милитриса Кирбитьевна, что ли. (Повар и горничная хохочут.) Это не твоего ума дело... Вот ты там посуду после нас прими, мы чай отпили -- это твое рассуждение... А с нами не умничай... Мы вот захотели чистым воздухом насладиться -- и на балкон вышли... (Обращаясь к горничной.) Довольно приятный вид...
   Луиза. Да... так, нишево... Нешисто...
   Иван Павлыч. Запущенность деревенская... Какая уж здесь чистота, может ли быть... Как теперь взять острова...
   Повар. Или Царское...
   Луиза. О, да!
   Марфа Петровна (стоявшая с растопыренными руками, как бы ошеломленная). Да что мне это, во сне, что ли?.. Да как ты смеешь так со мной говорить, невежа! Я здесь не кое-кто... Тридцать лет господское добро берегу... А вы кто такие? Что за народ, откуда? Вы, может, жулики какие, мошенники... Да неужто господа это позволят надо мной надругаться за мою службу?
   Иван Павлыч. Ну, ну, старуха, а ты потише! Твоя служба здесь была клушей сидеть; невелика фигура... Я сам при графе пятнадцать лет, он без меня ничего не делает, от меня никаких секретов нет; может быть, я двадцать человек на службе осчастливил, меня ни один чиновник не миновал, никто говорить не мог с графом мимо меня, и он в меня верит и уважает, потому знает, какой я человек... Так ты пойми это и помни... Если я что делаю, так, значит, могу и право имею такое... Без меня не обойдутся, а тебя, может быть, завтра же здесь не будет... потому ты старуха бестолковая и никаких новых порядков не знаешь, а воротишь по-старому... Ну, слышала? Ступай же своей дорогой, да вперед не суйся!
   Марфа Петровна (сквозь слезы). Боже мой, Господи! Вот до чего дожила!.. (Медленно, уныло опустя голову, идет к дому.)
   Повар (ухмыляясь). Отделали...
   Петр Семеныч (про себя). Бедная Марфа Петровна, кончилось твое мирное царствие! (Уходит во флигель.)
   Иван Павлыч. И зачем это им вздумалось из Питербурга в эту глушь ехать? Я не понимаю... Сам мне, сам говорил: я, говорит, теперь вышел в отставку, чтоб им себя показать, что я с ними не согласен! Он ужасно недоволен всеми этими реформами, то есть новыми этими... реформы они называются: он мне сам говорил... Я, говорит, теперь вышел: пускай их, а знаю, говорит, что без меня не обойдутся, придут, поклонятся! А я не согласен... Я эту питербургскую нравственность довольно понял: вертится на глазах человек, ну, его и помнят, ас глаз долой -- и забыли, и не вспомнят: там будь хоть в каких хочешь чинах -- не вспомнят! Ну, и какую они могут найти здесь себе приятность? Никакой...
   Повар. Именно. Вы бы посмотрели, Иван Павлыч, кухня какая... Я взошел -- просто думал не туда: грязь, чернота, непорядок... Не знаю, как и готовить. Опять провизии хорошей, я думаю, ни за какие деньги не достанешь...
   Иван Павлыч. Да нет, опричь этого... Это были бы деньги, все можно выписать... А какое им здесь общество может быть? Разве может у них быть здесь какое знакомство? Помещики все мелкота, надо полагать, потому почище все в Питербурге живут... А придет зима... тут что будут делать? Со скуки помрут!
   Повар (пожимая плечами). Не понимаю... Я думаю, долго не выживу здесь: попрошу расчет и опять назад, в Питербург... Да помилуйте, здесь пропадешь! Положим, он мне десять рублей в месяц прибавил, да что ж из этого? Свое удовольствие дороже! И что же мне эти десять рублей, если никаких обедов не будет... да еще, пожалуй, и провизия-то своя, деревенская, а не покупная? Что ж мне за интерес?..
   Луиза (обращаясь к Ивану Павлычу). Скажите, здесь бываеть козла?..
   Иван Павлыч. Козла? Как не бывать, мадам... Да зачем вам нужен козел?
   Горничная. Я будеть пить его...
   Иван Павлыч. Козла-то пить? (Хохочет. Повар тоже смеется.)
   Луиза. Что вы смешил?.. Да... Я не хотель ехить сюда... Мне фрау грепин говориль: либе Луиза, поехаль со мной, я вас любиль, ваш куафюр любиль, вы болен, у вас грудочка кашель, вам надо деревня, козел пить, я вам дам козел пить... Да... Я говориль доктор, он сказаль: да, это вам карош: деревня, козел пить... Я сказаль фрау грепин: карашо, я с вам екиль деревня, козел пить...

(Через двор пробегает дворовый мальчик с криком: "едут, едут!").

   Иван Павлыч. Слышите, наши едут. Надо идтить.

(Он и прочие уходят с балкона. На дворе подымается суматоха. из дома выносят стол для чая, несут самовар, сервиз, разные чайные принадлежности. Марфа Петровна выбегает из дома, ставит на стол разные вещи и снова уходит. Наконец, появляется у крыльца дома с подносом, на котором хлеб, и на нем солонка. Входит Семен Иванович. На крыльце стоит Иван Павлыч. Повар пробегает через двор в кухню. С разных сторон появляются мужики, бабы, дети крестьянские, дворовые мальчики и девочки. Входят Телятнев, Амалия Егоровна, Настя и Кукук. Вслед за ними целая толпа дворовых.)

   

Явление седьмое.

Граф Телятнев, графиня Амалия Егоровна, Настя, Кукук, Семен Иваныч, Марфа Петровна.

   Граф Телятнев (раскланиваясь с улыбкой). Здравствуйте, здравствуйте!
   Дворовые. Батюшка, благодетель, ваше сиятельство, отец наш!.. Матушка графиня! Барышня графинюшка! Ангел небесный!..
   Семен Иваныч (подходя). Имею честь поздравить с приездом ваше сиятельство!..
   Граф Телятнев. А-а, здравствуйте, мой почтеннейший!.. Как поживаете? Вот, представляю, моя жена, дочь... (К ним.) Здешний управляющий... (Семен Иваныч раскланивается. Амалия Егоровна и Настя кивают.)
   Марфа Петровна (подходя). Хлеб да соль на доброе здоровье и всякое благополучие, ваше сиятельство...
   Граф Телятнев. А-а, старушка Божья, здравствуй, здравствуй! Ты еще жива?.. Очень рад тебя видеть. (Обращаясь к жене и дочери.) Вот, представляю, это наша домоправительница, экономка и ключница...
   Марфа Петровна (к матери). Позвольте ручку поцеловать, ваше сиятельство...
   Графиня Амалия Егоровна. Ах, зачем, зачем?.. Это не нужно совсем...
   Марфа Петровна (к дочери). Ангел вы мой, барышня вы моя... Господи, дожила же, что и вас увидела. Вся в маменьку... (Плачет и целует Настю.)
   Настя. Ты разве знала, душенька, мою maman?..
   Марфа Петровна. Я-то? Да с детства, с малолетства знала... Как невестой в Петербург повезли, до той минуточки не расставалась с ней...
   Графиня Амалия Егоровна. Ну, однако, это довольно... Так много народа, шума... Я устала... Где же мы будем чай пить?
   Марфа Петровна. Вот, матушка, я здесь приготовила: не знаю, понравится ли?.. А то можно и в другое место стол перенести...
   Графиня Амалия Егоровна. Я полагаю, что есть здесь места более приятные и удобные... Но теперь все равно, только (обращаясь к мужу); пожалуйста, велите народу, чтоб шел... К чему эти встречи?.. Это скучно...
   Граф Телятнев. Это уж, матушка, русский обычай... любовь к своему помещику... без этого нельзя...
   Графиня Амалия Егоровна. Ну, да, я знаю: эта любовь -- чтобы потом что-нибудь выпросить! Велите же им всем уйти!.. Мсье управляющий, велите разойтись этому народу по домам... Объявите, что мы очень благодарны, но просим дать нам отдых с дороги.
   Семен Иваныч. Я им скажу... Они сейчас уйдут... (Говорит потихоньку толпе. Все уходят.)
   Граф Телятнев (также обращаясь к толпе). Прощайте, прощайте, друзья, идите себе с Богом!...
   Кукук (вполголоса к графине Амалии Егоровне). Вы отлично понимаете преданность русского человека: восторги по приказанию, преданность из-за собственной выгоды...
   Графиня Амалия Егоровна (кивая головой). О, я знаю, меня не проведут... Низкопоклонные, гадкие и своекорыстные...
   Граф Телятнев. Нет, право, как ни ломают, ни портят русский народ всеми этими новыми затеями, которых он совсем не требует, но он все такой же добрый, бесхитростный, любящий. Жалко, жалко, что стараются уничтожить в нем все эти патриархальные его доблести. С каждым днем я все больше и больше убеждаюсь, что я прав и что они портят и губят русский народ... Ну-с, господин управляющий, как вы поживаете, как идет ваше хозяйство?
   Семен Иваныч. Благодаря Бога, ваше сиятельство, идет себе...
   Граф Телятнев. Ну, что же, как отражаются на народ новые реформы?
   Семен Иваныч. Пока еще они не уяснили их себе, ваше сиятельство, и плохо их понимают...
   Граф Телятнев (ухмыляясь). Я так и знал. Я это всегда говорил. Ну, так у вас, значит, все тихо и спокойно, потому что движение между крестьянами было только там, где находились добрые люди втолковать их новые права, объяснять им их свободу и независимость от помещика... Вы, конечно, руководствовались моими наставлениями, которые я вам сообщал, и не сбивали народ без надобности с его вековых привычек и понятий?
   Семен Иваныч. Здешний народ очень тихий и смирный... У нас, благодаря Бога, все покойно, ваше сиятельство...
   Граф Телятнев. Это делает вам честь... Я всегда говорю, что как ни стараются испортить наш добрый народ, но, если помещик понимает дух крестьян и имеет хороших исполнителей своей воли, там не может быть никаких беспорядков... Присядьте. (Семен Иваныч кланяется.) Ну, кк ваше семейство? Все здоровы? Вы ведь, кажется, имеете семейство?
   Семен Иваныч. И очень большое, ваше сиятельство... Старший сын кончил курс в университете итеперь живет здесь у меня...
   Граф Телятнев. Вот как... Ну, и что же, нигилист?..
   Семен Иваныч. Как-с?
   Граф Телятнев. Я говорю, сын-то нигилист, как все нынешние молодые люди?
   Семен Иваныч. Извините, ваше сиятельство... Я не совсем... Он на юридическом факультете кончил...
   Граф Телятнев (улыбаясь). А-а, вы, значит, даже не знаете этого нового слова... Ну, тем лучше, я очень рад. Это мне особенно рекомендует и вас, и вашего сына... Может быть, ему нужна моя рекомендация на службу? Я еще могу кое-что сделать...
   Семен Иваныч. Безмерно благодарен за ваше участие, ваше сиятельство...
   Граф Телятнев. С удовольствием... Я могу написать, дать ему письма... Вы мне представьте его, покажите.
   Семен Иваныч. Он почтет себе за великую честь и счастие явиться к вашему сиятельству... только... извините, ваше сиятельство... не осудите... он дик у меня немножко, конфузлив... света еще не видал...
   Граф Телятнев. Этого ничего. Это прекрасно в молодом человеке, когда он скромен. Ничего, мы его ободрим. Давайте-ка его сюда сейчас. Кстати, вот ему и товарищ будет, наш Кукук... тоже недавно из университета. Подите, позовите его сюда...
   Семен Иваныч. Сию минуту, ваше сиятельство... Не оставьте своим покровительством!
   Граф Телятнев. Посмотрим, посмотрим... Я рад помочь скромному и дельному молодому человеку. Я вот только этих верхоглядов, нигилистов не люблю, о которых вы, к счастию, здесь даже и не слыхали... Ну, подите же, позовите вашего сына. (Семен Иваныч кланяется и уходит.)
   Граф Телятнев (потягиваясь). Ну, теперь можно выпить чаю... Какой славный воздух, -- не правда ли?
   Кукук. Прелестный!
   Граф Телятнев. Да, в Петербурге таким не дышат. Во всяком случае, мне полезно отдохнуть и пожить в деревне.
   Кукук. О, конечно, ваше сиятельство, без сомнения...
   Марфа Петровна. У нас здесь благодать, ваше сиятельство... истинное благорастворение... Давно бы вам к нам пожаловать, ваше сиятельство.

(Амалия Егоровна с удивлением смотрит на Марфу Петровну, заговорившую, когда ее не спрашивали, и потом взглядывает на мужа и Кукука, снисходительно улыбаясь. Кукук ухмыляется.)

   Настя. А какое молоко чудесное, папа!.. Попробуй. Я такого не пивала...
   Марфа Петровна. Это от ваших коровок, ваше сиятельство, от ваших собственных коровок! А в Петербурге ведь покупное, хорошего не получите. Ваша мамаша покойница, дай ей Бог царство небесное, -- любила коровок.

(Амалия Егоровна упорно и строго смотрит на Марфу Петровну.)

   Граф Телятнев. А какая-то у нас порода? Я не спросил управляющего... Надо будет выписать хорошего породистого скота. Теперь сельское хозяйство, и особенно скот, в моде... (Саркастически улыбается.) Ну, что же? Прежде занимался высшими вопросами, а теперь разведением коров займусь... Надеюсь, что, по крайней мере, в этом не окажусь неспособным. (Желчно смеется.) Кукук, вы занимались, как говорили мне, сельским хозяйством и любите его: скажите-ка, какие породы скота считаете лучшими?
   Кукук. Да, конечно, голландская и тирольская... Хороши тоже многие виды английской породы. Ведь тут выбор, ваше сиятельство, зависит много от цели, для которой покупаете: для молока, для мяса, или для работы... Но главное дело в том, знает ли ваш управляющий правила рационального ухода за рогатым скотом, понимает ли он вообще рациональное хозяйство...
   Марфа Петровна. Семен Иваныч? Да он, батюшка, у нас первым хозяином во всей округе считается. Против него...
   Амалия Егоровна (к Марфе Петровне). Милая моя, я вам замечу раз навсегда: никогда не вмешивайтесь в разговор, когда вас не спрашивают... Это большое невежество...
   Граф Телятнев (хохоча). Как старуха горячо было вступилась за своего сожителя...
   Марфа Петровна. Я, матушка, ваше сиятельство, к слову только... извините меня великодушно.
   Амалия Егоровна. Молчите!.. Это, наконец, скучно... Подите отсюда и пришлите кончить чай мою камермедхен...
   
    (Марфа Петровна хочет что-то отвечать, но, встретя грозный взгляд Амалии Егоровны, сконфуженно опускает голову и уходит со слезами на глазах.)
   Граф Телятнев (с улыбкой). Ну, что ты, mon amie, как беспощадно выбила старуху из ее позиции!..
   Амалия Егоровна. Ах, они ужасно скучны, эти болтливые старухи-ключницы. Нужно оградить себя от этой болтовни раз навсегда. Это остатки привычек старых русских помещиков -- держать около себя этих говорящих и страшно надоедающих попугаев. (Обращаясь к Кукуку.) Правда?
   Кукук. Это совершенно справедливо: отсутствие каких-либо высших интересов, какой-либо деятельности, скука деревенской жизни всегда наполнялись праздной болтовней... Становился нужен или шут, или, как вы очень остроумно выразились, графиня, говорящие попугаи.
   Граф Телятнев. Так-то так, но старуха имела очень жалкий вид, когда пошла отсюда...
   Настя. И мне ее ужасно жалко... Она, кажется, такая добрая...
   Амалия Егоровна. Ну, что же... Сожаление очень похвальное и даже великодушное чувство, но нельзя жертвовать ему своей свободой, привычками и порядком.

(На крыльце флигеля показывается Семен Иваныч и, вслед за ним Петр Семеныч.)

   Петр Семеныч (вполголоса). Ах, как мне это неприятно, батюшка!
   Козявкин (также). Ну, пойдем же, пожалуйста, пойдем... Нехорошо, для меня нехорошо. Они так ласковы, так интересовались... и для тебя может быть полезно...
   Петр Семеныч. Да милостей я не хочу... В этом уж вы извините меня...
   Козявкин. Да ну, ну, не надо... только представься и будь повнимательнее... Сделай это для меня.
   Петр Семеныч. Пойдемте, пойдемте!
   Амалия Егоровна (продолжая разговор). Вообще здесь много нужно изменить, чтобы сделать жизнь сколько-нибудь сносною: мне вот ужасно не понравилось в управляющем, зачем было выставлять напоказ эту толпу голодной и оборванной челяди... дворовых. И зачем они здесь, их давно следовало выгнать из имения: они теперь свободные... могут идти куда хотят...
   Граф Телятнев (глубокомысленно). Н-да... Об этом надо подумать...
   Амалия Егоровна. Не о чем тут думать: просто сказать, чтобы шли куда хотят. Думать о них, значит, поощрять тунеядство... Я так понимаю...
   Граф Телятнев (думая). Н-да... Гм...
   Козявкин (подходя с Петром Семенычем). Позвольте, ваше сиятельство, по вашему приказанию, представить... Вот мой сын...
   Граф Телятнев. А-а, молодой человек. Очень рад... (Протягивает два пальца.)
   Козявкин (к Амалии Егоровне). Ваше сиятельство, позвольте представить...
   (Амалия Егоровна кивает головой, внимательно, но свысока осматривая Петра Семеныча.)
   Козявкин (к Насте). Ваше сиятельство, сын мой старший...
   Настя. Bonjour.
   Граф Телятнев (указывая на Кукука). А это секретарь мой, герр Кукук; вот познакомьтесь. Тоже недавно из университета.
   (Петр Семеныч со всеми неловко раскланивавшийся, подает Кукуку руку.)
   Кукук (с принужденной любезностью). Очень приятно познакомиться... из какого университета?
   Петр Семеныч. Из Московского... А вы?
   Кукук. Я кончил в Дерпте, потом два года занимался за границей.
   Граф Телятнев (к Петру Семенычу). Ну-с, подойдите сюда... Дайте мне с вами покороче познакомиться. Да вы не конфузьтесь: мы в деревне, стало быть, без чинов. Присядьте... (Петр Семеныч садится.) Ну, чем же вы здесь занимаетесь?
   Петр Семеныч. Да пока ничего не делаю. Гуляю, хожу на охоту, рыбу ловлю...
   Козявкин. Страсть у него, ваше сиятельство...
   Граф Телятнев. Да, ну, вы отдыхаете теперь -- это понятно: лет десять учились... Ну, а потом что вы хотите с собой делать?
   Петр Семеныч. Еще пока не знаю... не решился окончательно...
   Граф Телятнев. Конечно, хотите поступить на службу?...
   Петр Семеныч. На какую-с?
   Граф Телятнев (с улыбкой). Да, конечно, в гражданскую, не в военную же вам идти...
   Петр Семеныч. Нет, я думал, что вы спрашиваете про частную и государственную службу...
   Граф Телятнев. Да частная служба какая же может быть для вас?... Ведь вы не специалист, не техник какой-нибудь...
   Петр Семеныч. Я ожидаю судебной реформы. Хочу посвятить себя адвокатской деятельности.
   Граф Телятнев. А-а, вы тоже реформы ждете... Гм... Нынче все реформ ждут, только о реформах и думают... Ни денег, ни средств, ни подготовки, а все кричат, требуют реформы, реформы подавай!...
   Петр Семеныч. Мы ничего не кричим и ничего не требуем, граф... Мы только ждем и благодарим, когда получаем...
   Граф Телятнев. Вы, видно, тоже из нигилистов, молодой человек, хоть ваш отец-старик и уверял меня, что не понимает даже этого названия... Признавайтесь: из нигилистов?
   Петр Семеныч. Я тоже не понимаю, граф, этого слова... По-моему, оно неудачно выдумано, неудачно применено, случайно вошло в моду и ровно ничего не значит...
   Амалия Егоровна. Однако, я чувствую сырость в воздухе...
   Кукук. Да, графиня, вам недурно бы идти в комнаты.
   Амалия Егоровна. Я тоже думаю. (Приподнимается.) Анастази, пойдем!
   Настя. Нет, maman, я еще хочу немножко осмотреть сад. Кукук, пойдемте со мной.
   Кукук. С удовольствием. (Уходят.)
   Амалия Егоровна. Ну, как хочешь... я пойду...
   Козявкин. Прикажете проводить, ваше сиятельство?
   Амалия Егоровна. Граф, вы остаетесь или идете?
   Граф Телятнев. Да, я тоже иду... (Поднимается.)
   Козявкин. Прикажете следовать за вами, ваше сиятельство?...
   Граф Телятнев. Нет, можете остаться... Ваш доклад о делах по имению ежедневно в девять часов утра... Я встаю рано. А жалко мне вас, старик: ваш сын самонадеян и самоуверен, как все нынешние молодые люди... Ему пора бы уж быть вашим помощником а не фантазировать... Впрочем, желаю ему успеха...
   Амалия Егоровна. Граф, я жду вас.
   Граф Телятнев. Иду, иду... Pardon... (Уходят в дом.)
   

Явление восьмое.

Козявкин и Петр Семеныч.

   Петр Семеныч. Ну, вот видите, батюшка, я исполнил ваше желание, вынес пытку этого приятного знакомства, вел себя, кажется, скромно: что же вышло из всего этого? Ваш граф получил обо мне, кажется, очень невыгодное мнение...
   Козявкин (задумчиво). Да, Петруша, да... Конечно... ты сам себе хозяин... А в самом деле, не лучше ли бы было попросить его о месте и прямо поступить на службу?...
   Петр Семеныч. Батюшка, мы знаем друг друга: нам не нужно много говорить. Вся жизнь моя для вас, если нужно... только одного не отнимайте: я хочу быть обязан только вам, и никому более... Я хочу сам себе прокладывать дорогу!
   Семен Иваныч. Как хочешь, как хочешь, друг... Я ничего не требую. Я только думал: не лучше ли, не легче ли... Они сильны, они могут много сделать... и он так был расположен!...

(Входит Марфа Петровна, горько плача.)

   

Явление девятое.

Те же и Марфа Петровна.

   Марфа Петровна (плача). Голубчик! Семен Иваныч! Прогнали, прогнали, оконфузили старуху, при всей дворне, перед всеми своими питербургскими холопами... Молчать заставили, прочь прогнали! Это за всю службу, за любовь мою, за заботу... Я для их добра всю жизнь положила, каждую кроху берегла... Ты знаешь! И за это за все оконфузили, прочь прогнали! (Рыдает.)
   Петр Семеныч. Вот, батюшка, эти люди каковы!... Деликатности даже нет в них, а вы еще ждете от них добра. Эх, полноте, Марфа Петровна, голубушка, не печальтесь, такой хороший человек, как вы, не пропадет...
   Марфа Петровна. Ах, фаворит ты мой милый, да ведь мне не одну себя жаль: мне их-то жаль, добра-то ихнего жаль. Ведь я жизнь тут положила, ведь мне все точно свое мило... Мне барышню-то жаль: ведь маменька-то у нее ангел была, а и барышня-то со мной точно чужая, не своя...
   Козявкин. Еще она не осмотрелась: погодите, Марфа Петровна, оглядится, узнает, что в этом имении ее мать жила, станет вас про нее расспрашивать. Погодите еще, как полюбит...
   Марфа Петровна. Милые вы мои, бесподобные, добродетельные вы люди, поддержите вы меня... разговорите! Я все мысли свои растеряла... Пронзили они мое сердце...
   Петр Семеныч. Ну, пойдемте, пойдемте к нам, Марфа Петровна, чайку попьем, про старину поговорим, я вас развеселю...
   Марфа Петровна. Знаю, знаю, что ты меня развеселишь, как никто... Ну, пойдем... (идет вместе с Козявкиным и Петром Семенычем, но на крыльце вдруг останавливается.) Ах, батюшки мои, что я забыла-то: опару-то для булок завтра не велела поставить... и чай-то с сахаром не убран, и самовар не принят... Нет, нет, побегу... (Торопливо спускается скрыльца и подходит к столу.)
   Петр Семеныч. Ну, так приходите после. (Уходит с отцом.)
   

Явление десятое.

Марфа Петровна, Настя и Кукук (выходят из сада).

   Кукук (идя возле Насти, горячо). Вы никогда не поймете, что во мне происходит... Ваш взгляд, ваше слово, прикосновение руки вашей... заставляют трепетать каждый мой нерв! Я не помню себя. Для того только, чтобы быть с вами, видеть вас, я готов на все, готов...
   Настя (осматриваясь быстро). Смотрите, тут есть кто-то... (Оба уходят поспешно.)
   

Явление одиннадцатое.

   Марфа Петровна одна. Вишь ты, немецкая душа... как увивается. Чувствует, что господское дитя... Плут народ, эти немцы, ох, плуты... Вот, кажется, ни в жизнь бы на свою землю не пустила. (Прибирает со стола.)

(Занавес опускается.)

   

Действие второе.

Кабинет в деревенском доме графа Телятнева. Большая комната, около стен турецкие диваны, затейливое большое бюро, массивное вольтеровское кресло, часы в огромном футляре, вся мебель тяжелая, с резьбой старинного фасона. По стенам арматура из ружей и охотничьих принадлежностей. Прямо окна и дверь в сад, налево в уборную, направо во внутренние комнаты.

Явление первое.

Граф Телятнев (один, читает газету).

    Гм... и это называется литературой... (Бросает газету.) Ни одной газеты нельзя в руки взять без того, чтобы не расстроиться... Радуются... Чему они радуются? Все развинчено, все идет врознь, все распадается, что строили века... а они радуются... Это впрочем понятно: они нарочно льстят правительству, представляют все в розовом свете, чтобы подвинуть его на новые реформы. О, знаем мы вас... Нас не проведете, не обманете! И кто же это, кто? Голыши, пролетарии, оборвыши -- вот наши писатели, вот наши ценители и судьи, вот кто думает руководить и устраивать!... Гм... хорош будет порядок! А мы уже отсталые люди, не понимаем требований века, мы в стороне, не у дел... Посмотрим, посмотрим! Когда все спутается, все расстроится, начнется серьезное брожение... тогда... тогда... и мы... тогда и нас позовут! (Задумывается.)

(Чрез кабинет из внутренних комнат в уборную проходит Иван Павлыч.)

   Граф Телятнев (как бы очнувшись от забытья). Что, много просителей?
   Иван Павлыч. Каких просителей?... Только один управляющий дожидается.
   Граф Телятнев. Да... Ну да...
   Иван Павлыч. Вы думали, что в Петербурге... Нет, здесь Старое Вороново... Видно, Петербург-то уж не воротится...
   Граф Телятнев. Почему не воротится... почему? Почем ты знаешь?..
   Иван Павлыч. Да так видно по всему.
   Граф Телятнев. Вздор... Позовут... Не может быть...
   Иван Павлыч. Только, ваше сиятельство, я вас хотел просить: вы меня отпустите...
   Граф Телятнев. Куда отпустить?.. Что это значит?
   Иван Павлыч. Так, совсем отпустите... Я в Петербург поеду...
   Граф Телятнев. Послушай, братец... что ты это? Я к тебе привык... сколько лет... Чем ты недоволен?
   Иван Павлыч. Да я не могу сказать: я вами доволен... Только с этим мужичьем я здесь жить не могу. Я к публике привык. Я, слава Богу... со мной все с почтением обходились... Какие чиновники, бывало... и те руку подают. А здесь что... Какой-нибудь дрянь, управитель, и тот нос дерет, знать тебя не хочет...
   Граф Телятнев. Нет, ты послушай, Иван... Ты не обращай на это внимания! Я к тебе привык. Ну, иты мои привычки знаешь... Кого же я здесь возьму? Это, братец будет бесчестно, неблагородно с твоей стороны, если и ты меня оставишь... Ты лучше прямо скажи, может быть, ты... в Петербурге какие-нибудь там лакейские доходы имел... как мой приближенный? Ну, а здесь тебе жалованья твоего мало, так ты прямо скажи: я готов тебе прибавить с удовольствием...
   Иван Павлыч. Да за это покорнейше благодарю. Конечно, какое мое жалованье, велико ли: на черный день немного скопишь... А нет, право, признаться сказать: местоположение, жизнь мне здешняя не нравится. Ну, что, просто скука... Слова не с кем сказать деликатного...
   Граф Телятнев. Погоди, братец, а ты погоди... Я тебе говорю... я знаю, позовут... без меня не обойдутся... Еще лучше будет... погоди...
   Иван Павлыч. Да это, конечно, дай Бог, этого я не знаю, как там дела будут... А только что, право, ваше сиятельство, если можно, лучше бы вы меня отпустили...
   Граф Телятнев. Да как же можно, братец, что ты! Я к тебе привык... Ты все знаешь: как мне угодить и одеться подать, и все... Сколько лет живешь при мне. Да я тебе с удовольствием десять, ну пятнадцать рублей в месяц прибавлю... только ты, пожалуйста, оставь эту глупость.
   Иван Павлыч. Покорнейше вас благодарю... Конечно, и у меня тоже привычка к вам; жалко вас оставить... А то, право, скучно... просто неприятно... тоска! Позвольте! (Подходит к графу Телятневу и поправляет на нем парик.)
   Граф Телятнев (с беспокойством, заглядывая в зеркало и слегка дотрогиваясь рукою до парика). А что?... Что такое? Переехал, ослаб, что ли?
   Иван Павлыч. Нет, так немного... беспорядок... не люблю!
   Граф Телятнев. А сзади ничего?... Хорошо? Не выбилось?
   Иван Павлыч (с достоинством). Пока я при вас, не беспокойтесь: не выбьется... одного волоска не допущу!
   Граф Телятнев. Однако, пора принимать: дай сюртук и позови...
   Иван Павлыч. Ничего, подождет: я вам хотел сказать... Управителева горничная, Глаша, из наших дворовых, из здешних, такая красавица, просто...
   Граф Телятнев. Будто уж и красавица?
   Иван Павлыч. Вы не поверите, чтобы в этаком низком роде... а просто... действительная прелесть! И не то, чтобы какая-нибудь грубость этакая и полнота, а нежность, субтильность, одним словом, точно немка или барышня... Не поверите: лучше Фредерики!
   Граф Телятнев. Неужели?
   Иван Павлыч. Действительно говорю вам... Да вот сами посмотрите. Дворовых всех сегодня пригнали сюда, к вам... Я велю, чтобы отец и ее привел...
   Граф Телятнев. Ну, и как же?...
   Иван Павлыч. Вот то-то и есть, на счет этого трудно... Важность такая: и не подходи! И, кажется, управителев сынок за ней... грамоте обучил, и она уж у них давно, маленькой взяли...
   Граф Телятнев. А отец с матерью кто?
   Иван Павлыч. Матери нет, а отец конюх, зовут Евтихий... Да это что!... А вот что я надумал: надо ее барышне назначить в горничные и жалованье хорошее положить...
   Граф Телятнев. Браво... Действуй. А глаза хороши?
   Иван Павлыч. У-у, стрелы!
   Граф Телятнев. А свежа?
   Иван Павлыч. Наливная... одно слово персик!
   Граф Телятнев. Да ты сам, кажется, врезался в нее?...
   Иван Павлыч. Нет, это для меня все одно...
   (Стук в двери и голос графини: можно войти?)
   Иван Павлыч. Ее сиятельство...
   Граф Телятнев (в смущении). Сейчас, сейчас, mon amie... только оденусь.. Я не ожидал так рано... (К Ивану Павлычу.) Пойдем в уборную... Entrez!.. (Уходит в уборную в сопровождении Ивана Павлыча.)
   

Явление второе.

Графиня и граф Телятнев.

Графиня входит и садится.

   Граф Телятнев (входит одетый) Bonjour, mon amie (Целует графиню в лоб.) -- Вот никак не ожидал такого раннего посещения.
   Графиня (к Ивану Павлычу). Вы можете идти и скажите управляющему, чтобы он подождал.

(Иван Павлыч уходит.)

   Графиня (к мужу). Я нарочно пришла сегодня пораньше, чтобы переговорить с вами наедине.
   Граф Телятнев. Что случилось, mon amie? Ты как будто встревожена?...
   Графиня. Ничего не случилось пока, и я нисколько не встревожена, но пришла, чтобы попросить вас немного сосредоточиться и подумать о нашем будущем.
   Граф Телятнев. Я готов, mon amie, я готов; но что такое, в чем дело? Я не понимаю.
   Графиня. Дело очень просто: вы место потеряли и, конечно, безвозвратно.
   Граф Телятнев. Почем знать, mon amie, я этого не думаю... напротив, я ожидаю.
   Графиня. Я ничего не ожидаю. Дайте же мне досказать. Пенсион, который вы получаете, не может служить нам средством к той жизни, к которой мы привыкли; ваше имое имение мы уже почти прожили. Что же остается? Дочь ваша подрастает, и я не думаю, чтобы долго можно было скрывать от нее, что она единственная и полная хозяйка в этом имении, где мы теперь живем, особенно пока здесь остаются эта старуха-ключница, управляющей и вся старая дворня. А жить на счет и по милости вашей дочери, которая поймет, что она хозяйка, а мы нахлебники, я этого выносить не могу... Как же вы об этом думаете?
   Граф Телятнев. Гм... Мне кажется, что ты напрасно и преждевременно тревожишься... Настя еще совсем ребенок и не имеет никаких корыстных понятий о собственности. Были бы удовлетворены все ее прихоти, и ей больше ничего не надо, она больше ни о чем и думать не захочет.
   Графиня. Как всегда, вы говорите вздор и думаете только о завтрашнем дне, а я говорю о целой жизни. Настю нельзя же на всю жизнь сделать ребенком, она может и влюбиться и замуж выйти, и тогда, если не она, так муж потребует.
   Граф Телятнев. Ну, за кого здесь ей выйти, mon amie, если даже в Петербурге мы умели удалять... Притом ваш надзор...
   Графиня. Вечно держать ее в руках я не берусь. Если она даже не выйдет замуж, так может случайно узнать о своих правах, и года через два-три, сделавшись совершеннолетней, устранить вас от распоряжений ее имением.
   Граф Телятнев. Ну, что это, mon amie, за предположения?... Наша Настя, которая так воспитана, чтобы она...
   Графиня. Наконец это скучно. Ведь и вы не вечны... Чем же вы думаете обеспечить меня?
   Граф Телятнев. Однако, mon amie, я надеюсь... я уверен...
   Графиня. Ну, послушайте же меня, чтобы не говорить долго пустяков. Я считаю необходимым часть этого имения обратить в денежный капитал, а чтобы этого достигнуть умно и без излишних разговоров, то предварительно нужно удалить, во-первых, эту старуху-экономку, которая, к тому же, очень болтлива и неприлична, а потом прогнать и вашего честного управляющего, который мне очень подозрителен, да и дела не понимает, и, наконец, выгнать из имения всю эту стаю тунеядцев, вашу старую дворню.
   Граф Телятнев. Да это все весьма... весьма резонно и очень предусмотрительно, так сказать, в теории. Но на практике этого нельзя так легко исполнить, как тебе кажется, mon amie. Например, за что я прогоню эту преданную и верную старуху или управляющего, который ведет свое дело безукоризненно? Ведь надобно же резон. Наконец, обратить часть имения в деньги?... Но ведь в этих деньгах я, как опекун и попечитель, должен отдать отчет опеке.
   Графиня. Ах, как это все глупо... извините вы меня! Есть леса, например, которые можно отдать на сруб, никого не спрашивая и никого не уведомляя. Да дайте вы мне только дельного, способного и преданного человека, и я вам берусь все обделать. А резон прогнать старуху и управляющего очевидный: первая глупа, стара и не нужна, а второй был хорош прежде, но не может вести хозяйство на новых основаниях; вы помните, что говорил Кукук?
   Граф Телятнев. Ну, да, это правда. Рациональное хозяйство я сам хорошо знаю и понимаю.
   Графиня (насмешливо). Конечно, вы человек всеведущий, кто же этого не видит?
   Граф Телятнев (обидевшись, с упреком дотрогивается до руки графини). Однако, mon amie, вы хотите меня оскорблять.
   Графиня (спохватившись). Я нисколько не намерена оскорблять тебя, но ведь это невыносимо, когда я вижу, что ты не хочешь шагу сделать, чтобы обеспечить и успокоить меня.
   Граф Телятнев (с достоинством). Но вы не забывайте, графиня, что дело касается также моей дочери и что вы требуете, чтобы я для вас похищал ее имущество...
   Графиня (строго). О, если вы так начали говорить со мной, так я вам напомню и докажу тысячу случаев, где вы расточали и похищали имущество.
   Граф Телятнев (сконфуженно и робко). По вашим же настояниям, может быть...
   Графиня. А! Так вы по моим настояниям нанимали отдельную квартиру на Морской, меблировали ее и возили туда бриллиантовые колье? Не мне ли уж вы их дарили там?

(Граф совершенно смущенный опускает голову.)

   Графиня. Вы думаете, я не знаю всех ваших похождений, деловой человек? Впрочем, это вздор, я на это не обращаю никакого внимания, живите как хотите, жуируйте, но только не забывайте же ваших обязанностей относительно меня и не разыгрывайте передо мной добродетельного человека. Не забывайте, что я шла за вас, считая вас богачом. Не забывайте ваших клятв и обещаний устроить, обеспечить меня. Прогнать старуху я беру на себя: чтобы это было благовидно, я ей назначу небольшой пенсион, а вы откажите управляющему, и чтобы он ушел не очень недовольный, сделайте ему хороший денежный подарок.
   Граф Телятнев. Но ведь надо же, по крайней мере, приискать сначала другого управляющего.
   Графиня. Я уж нашла его: управляющим будет Кукук, который, я уверена, не откажется, потому что он сам намекал мне, что ему здесь скучно, много свободного времени и он хотел бы заняться хозяйством... А что он предан нам, и будет все делать по нашему приказанию, в этом я уверена... Что ж, вы согласны на это?
   Граф Телятнев. Конечно... ты знаешь, что твоя воля для меня всегда... Только я думал, что не нужно бы так торопиться.
   Графиня. Напротив, это нужно сделать немедленно, сейчас же, чтобы они не успели натолковать Насте. Нужно позвать Кукука и переговорить с ним определенно. Янадеюсь, вы не пожалеете дать ему хорошее содержание... Сколько получает у вас этот управляющий?
   Граф Телятнев. Он получает тысячу двести рублей в год, кажется... если только не ошибаюсь...
   Графиня. Ну, Кукуку можно дать две с половиной или даже три, тем более, что он будет исполнять у вас по-прежнему должность секретаря.
   Граф Телятнев. Успеет ли он, mon amie, две должности? Я намерен был диктовать кой-какие соображения... проекты... знаешь, чтобы не дать там забыть о себе... Нужно непременно о себе напоминать, нужно иногда разбить их, указать им ошибки, дать свои соображения, чтобы они видели, что я им необходим, что без меня... ты понимаешь?
   Графиня (с худо скрытой насмешкой). Ну, мы это увидим... Пока придет вам вдохновение и вы обдумаете ваши проекты, можно будет приискать для письмоводства другого человека... (Звонит; входит Иван Павлыч.) Вы, кажется, хотели позвать управляющего?
   Граф Телятнев. Да... Управляющаго ко мне...

(Иван Павлыч уходит.)

   Граф Телятнев. Ах, соображение, mon amie! Сегодня управляющий должен представить список всех дворовых... Он настаивает, то есть убедительно просит меня, чтобы бывшим дворовым подарить несколько десятин земли, выстроить им дома или дать, по крайней мере, лесу на постройку...
   Графиня. Это с какой стати? Прикармливать и держать около себя воров и еще дарить им землю, лес? Это что такое?..
   Граф Телятнев. Позволь, позволь, не перебивай меня... Он в этом видит средство, с одной стороны; уменьшить, так сказать, число голодных пролетариев, а с другой -- предотвратить ропот старых слуг...
   Графиня. Но мы не обязаны... Ни закон, ни здравый смысл...
   Граф Телятнев. Позвольте, позвольте. (С иронией.) Я прошу слова, как выучились говорить наши молодые реформаторы... Здесь-то, в этом его ходатайстве, я и найду резон отказать ему под благовидным предлогом... Вот соображение... ты понимаешь?
   Графиня. Да... ну, это другое дело... Это благоразумно.
   Граф Телятнев (с торжеством, ухмыляясь). Я надеюсь, ты согласишься, mon amie, что я не потерял еще вполне дипломатическую тонкость изобретательность...
   Графиня. Я в этом никогда не сомневалась...
   Граф Телятнев. Merci, mon amie. Но я все-таки думаю некоторых из дворовых оставить... немногих, и преимущественно из молодых, вот, например, выбрать форейтора, лакеев, горничных, а прочих прогнать...
   Иван Павлыч (притворяя дверь). Управляющий...
   Граф Телятнев. Пусть войдет.
   

Явление третье.

Те же и Семен Иваныч.

   Граф Телятнев (принимая важную осанку). Что скажете?
   Семен Иваныч. Ничего особенного, ваше сиятельство. Принес, по вашему приказанию, список дворовых.
   Граф Телятнев. Подайте.
   Семен Иваныч (подавая список). Извините, ваше сиятельство, я здесь, по вашему приказанию, с 9-ти часов, ждал без дела слишком час, а там работа без присмотра... Я хотел вас просить, не позволите ли мне являться к вам по вечерам...
   Граф Телятнев (рассматривая список). Вечера я посвящаю отдыху и не занимаюсь делами.
   Графиня. Неужели вы и без нас постоянно, целый день, на работах?
   Семен Иваныч (простодушно). Постоянно, ваше сиятельство, безотходно...
   Графиня (с тонкой иронией). Какая деятельность!.. Это вас, я думаю, утомляет в ваши года?
   Семен Иваныч. Привычка, ваше сиятельство, от движения я никогда не устаю. Вот сидеть без дела не могу.
   Графиня. Но для управляющего, мне кажется, не нужна излишняя суетливость.
   Граф Телятнев. Какой скверный, некрасивый почерк.
   Семен Иваныч. Деревенский писарь, ваше сиятельство, дешевенький. А книгу я сам веду, у меня контора небольшая, дешевая...
   Граф Телятнев. Но вы должны были бы иметь в виду, что этот список приготовляется для меня...
   Семен Иваныч. Если вы прикажете, я найму хорошего писаря...
   Граф Телятнев (насмешливо). Благодарю вас.. (К графине.) Вообрази, mon amie, здесь кормилось 205 душ дармоедов... Двести пять человек дворовых!..
   Графиня. Двести пять... Это ужасно!.. (К Семену Иванычу.) Скажите, что же они у вас делали, неужели только ели и больше ничего?
   Семен Иваныч. Это, ваше сиятельство, зло общее во всех больших имениях; в былое время здесь был домашний театр, оркестр, псовая охота: все эти актеры, музыканты ипсари, со своими семействами, народ ни к чему не способный... и притом народ старый...
   Графиня. И, вероятно, пьяный...
   Семен Иваныч. Да и не без того...
   Графиня. Как же вам не стыдно было держать их на даровом хлебе и обременять ими имение? Отчего вы их давно не прогнали?
   Семен Иваныч. Да куда же я их прогоню, ваше сиятельство?..
   Графиня. Да куда хотят, нам что до этого за дело... особенно теперь, когда они освобождены!
   Семен Иваныч. Они ждут милости от вашего сиятельства!..
   Графиня. Какой это и за что? За то, что даром ели господский хлеб?
   Семен Иваныч. У них свои понятия: они думают, что служили в свое время маменьке и дедушке графини Настасьи Павловны.

(Графиня многозначительно взглядывает на графа. Граф хмурится.)

   Граф Телятнев. И как небрежно составлен этот список, не показано, кому сколько лет... Например, вот тут конюх Евтихий... Странное имя!.. и его дочь Глафира... а сколько им лет -- неизвестно... и потом другие...
   Семен Иваныч. Они все собрались, чтобы лично явиться и просить ваше сиятельство о милости.
   Графиня. Я удивляюсь, как вы решаетесь беспокоить графа такими пустяками. Какая тут может быть милость?
   Семен Иваныч. Они немного просят, ваше сиятельство: клочка земли и десятка три бревен на семью, чтобы поставить хату.
   Граф Телятнев. Позвольте... Однако, в общей сложности это выйдет довольно значительный подарок, и притом расход непроизводительный... А вы, конечно, знаете, что я отвечаю за всякий рубль, который расходуется в этом имении... и не позволю себе истратить ни одной копейки без пользы...
   Семен Иваныч. Они намерены просить молодую графиню, как наследницу...
   Граф Телятнев. Ну, молодая графиня еще ребенок, который ничего не понимает в делах.
   Графиня. И которая так воспитана, что даже испугается приближения этой грязной толпы. Нет, прошу вас оставить всякую мысль беспокоить графиню Анастасию. Говорить это с вашей стороны большая бестактность и даже дерзость...
   Семен Иваныч. Извините, ваше сиятельство, я объяснил только их намерение.
   Графиня. Вы должны были сразу растолковать им нелепость их намерения и отклонить от него.
   Граф Телятнев. Да, они все еще помнят старину... ту патриархальность, простоту отношений к помещикам...
   Графиня. Которая, конечно, немыслима по отношению к нам... и г. управляющий должен бы это понимать.
   Семен Иваныч. Извините, ваше сиятельство, я, действительно, может быть, одичал в деревне... Но, во всяком случае, мне кажется, нужно же подумать об участи этих несчастных; некоторые из них должны ведь с голоду помереть, или по миру сбирать, если их выгнать без всякой помощи...
   Графиня. Мне странно; я думала, что вы должны заботиться исключительно только об интересах имения, которым вы управляете, а вы...
   Граф Телятнев. Позвольте, mon amie. К чему продолжительный разговор... Подите объявите дворовым, что ни я, ни графиня Анастасия не соглашаемся на их просьбу и приказываем, чтобы они немедленно оставили имение. Из молодых же отберите некоторых и приведите ко мне. Вот я скажу кого.
   Семен Иваныч. Ваше сиятельство, они мне не поверят и не послушаются меня... Не угодно ли будет вам самим объявить это приказание...
   Граф Телятнев. Что-с? Вы предлагаете мне исполнять ваши обязанности! Хорошо, я иду, но помните, что мы с вами разошлись, и что я недоволен вами... (Встает.) Идемте!
   Графиня. Гм... хорош управляющий, который не может сам распорядиться в таком деле и беспокоит владельца...
   Семен Иваныч. Извините, ваше сиятельство; я, кажется, ничего... Я не хотел...
   Граф Телятнев. Довольно-с... После-с... идемте!.. Я вам покажу, как нужно распоряжаться. (Уходит в двери в сад. Вслед за ним идет, понуривши голову, Семен Иваныч.)
   

Явление четвертое.

Графиня и Иван Павлыч.

   Графиня (с презрительной улыбкой провожает глазами уходящих, потом звонит. Входит Иван Павлыч).
   Графиня. Где господин Кукук?
   Иван Павлыч. Не могу вам доложить-с, а кажется, занимаются с молодой графиней, на фортепиано, музыкой.
   Графиня Попросите его ко мне поскорее.

(Иван Павлыч уходит.)

   

Явление пятое.

   Графиня (одна, подходит к окну). Какая огромная толпа! Что за лица, что за рубища! (Пауза.) На колени упали... Ну-да! Тунеядцы... (Пауза.) Ах, жалкий гамен!.. Он уже среди женщин, среди этих грязных тварей... ха-ха-ха. Пускай, пускай... На здоровье! (Смеется.)

(Входит Кукук.)

   

Явление шестое.

Графиня и Кукук.

   Кукук. Вы меня звали?.. Вы смеетесь, графиня?
   Графиня (указывает в окно). Смотрите... Граф выбирает для меня горничных... (Смеется.)
   Кукук (скромно улыбается и конфузливо отступает от окна). Графиня...
   Графиня. Полноте, притворщик, разве вы не такой же?
   Кукук (со скромным достоинством оскорбленной невинности). Графиня, разве я подал повод?
   Графиня (лукаво грозит ему). Смотрите, не попадитесь, худо будет... Слушайте! Вы не обманывали меня, когда уверяли в своей преданности?
   Кукук (с экстазом). Графиня, тысячу раз повторяю под клятвой, что люблю вас больше матери! Вы для меня все, вся моя надежда, все мое будущее... Вы сами знаете, чем я вам обязан...
   Графиня. Пока еще немногим...
   Кукук. Нет, графиня, я был беден, едва не умирал с голода в этом проклятом русском городе, куда приехал искать счастья и карьеры... Вы спасли меня, дали мне благосостояние, окружили заботой, вниманием...
   Графиня. Ну, довольно... (С нежностью протягивает ему руку. Он целует ее подобострастно.) Вы славный юноша, Кукук. Я сама люблю вас как мать... нет, больше, нежели мать... (Кукук припадает к руке графини. Она с любовью приподнимает его за лоб и смотрит ему влицо.) Я составлю карьеру юноше, я сделаю ему счастье, если... если он не изменит мне... (Кукук ловит руку графини. Она берет его голову руками и целует в лоб. Потом быстро оглядывается и принимает обыкновенное положение). Слушайте, вы будете управляющим этого имения, будете получать три тысячи жалованья, но должны слепо исполнять все мои приказания... не делать ничего без моего ведома... Вот условия... Согласны? Довольно с вас этого жалованья, или мало? Говорите скорей...
   Кукук (с сияющим лицом). Графиня, если бы вы сказали: вот тебе работа, от которой ты не будешь иметь покоя ни днем, ни ночью, и за это ты будешь получать только кусок русского черного хлеба, но будешь жить со мною... я и на это согласился бы с радостью! Но то, что вы мне предлагаете, выше всех моих надежд, всех моих ожиданий! Я вам слуга на всю мою жизнь... вы можете распоряжаться мною, как... как собачонкой!
   Графиня. Ну, довольно... Больше пока ничего и не нужно... Подите, посмотрите в окно, что там делается и рассказывайте мне...
   Кукук (подходит к окну). Граф стоит около какой-то хорошенькой девушки...
   Графиня. Это и не нужно было рассказывать, это разумеется само собой; он предложит ее вгорничные или ко мне, или к дочери, я соглашусь, и он будет думать, что провел меня. Это неинтересно... Дальше...
   Кукук. Камердинер Иван Павлыч стоит с другой стороны этой девушки и что-то шепчет ей...
   Графиня. Верный слуга помогает своему господину: это тоже известно и неинтересно... Оставьте в покое эту красавицу, мы еще ее увидим... Она, кажется, и вас интересует больше всего другого...
   Кукук (с упреком). Графиня!
   Графиня. Ну, хорошо, хорошо... Дальше, что еще вы видите?.
   Кукук. Граф говорит что-то с толпою... Отделяет из нее нескольких человек, в том числе... к...х...м...
   Графиня. Знаю, в том числе и ту красавицу... Опять о ней... Новый управляющий ненадежен...
   Кукук (жалобно). Графиня, не конфузьте меня!
   Графиня (с довольной улыбкой). Ну, ну...
   Кукук (смотря в окно). Толпа была на коленях, потом все поднялись, очевидно недовольны чем-то... Начинают шуметь... Граф сердится... Некоторые надевают шапки перед графом... говорят шумно... машут руками... Граф поспешно идет назад...
   Графиня. Отойдите от окна к дверям и ожидайте графа.

(Кукук становится в скромную позу молчания.)

   

Явление седьмое.

Те же и граф Телятнев, за ним Иван Павлыч.

   Граф Телятнев (входит, сильно встревоженный). Вообрази, mon amie, у меня бунт в имении... Эта толпа наделала мне грубостей, дерзостей. Кричат: мы тебя знать не хотим, у нас есть помещица, графиня Настасья Павловна... Она наследница, а не ты... ты только опекун. (Кукук делает невольное движение.) -- Подайте нам ее, она все для нас сделает...
   Графиня. Вот видишь, mon cher, как слова мои оправдываются... и во всем этом виноват управляющий! Это он распустил так народ!
   

Явление восьмое.

Те же и Семен Иваныч.

   Семен Иваныч (вбегая, взволнованный). Успокойтесь, ваше сиятельство... Это ничего, это от глупости. Народ затих и разошелся...
   Граф Телятнев. Я вам отказываю, милостивый государь! Вы никуда не годитесь... Так распустить народ... Допустить меня до такого оскорбления.
   Семен Иваныч. Ваше сиятельство, да чем же я-то виноват? Я вас предупреждал...
   Граф Телятнев. Что вы предупреждали? О чем? Вы просили за эту голодную стаю... Вы заставили меня выйти к этой толпе...
   Семен Иваныч. Я вас просил сделать для них ничтожное благодеяние...
   Граф Телятнев. Извольте идти вон. Вы не управляющий больше... Приготовьте к сдаче дела...
   Семен Иваныч. Вот благодарность за двенадцатилетнюю честную службу!.. Вы могли мне отказать всегда, но зачем же так грубо?.. Я не заслужил... Я дворянин, ваше сиятельство...
   Граф Телятнев. Оставьте меня, я вам говорю...
   Графиня. Успокойтесь, граф... (Указывает Ивану Павлычу глазами на Семена Иваныча).
   Иван Павлыч. Выходите... Пошел-те, пошел-те вон. (Хочет взять его за плечо.)
   Семен Иваныч (отшатываясь). Прочь... халуй! (уходит.)
   Кукук. Ваше сиятельство, не прикажете ли обратиться к полиции?
   Граф Телятнев. Ах, да, мой любезнейший, напишите сейчас же письмо к губернатору, выразите, что у меня в имении бунт, что я прошу его помощи и защиты, что исправник уменя еще не бывал... В таком роде... и принесите ко мне... Я подпишу и сейчас же послать...
   Кукук. Сию минуту, ваше сиятельство. (Уходит.)
   Граф Телятнев. Ах, как я измучен...
   Графиня. Ну, успокойся, mon cher, я тебя оставлю... Отдохни, успокойся. (Уходит.)
   Иван Павлыч. Никуда не годная тварь этот управляющий. Тоже важничает а сам заодно с мужиками... Давно бы его пора шугнуть.
   Граф Телятнев (делает знак Ивану Павлычу). Прими. (Иван Павлыч снимает с него парик.)

Занавес падает.

   

Действие третье.

Садик перед домом управляющего в имении Телятнева. С левой стороны виден фасад небольшого флигеля с балконом, выходящим в сад. Около дома деревья, под ними деревянные скамьи и стол. Сзади двор усадьбы

   

Явление первое.

Семен Иваныч и Петр (сидят на скамье под деревом ).

   Петр. Меня, батюшка, больше всего бесит эта неделикатность, это презрение к человеческому достоинству, какое-то тупое, бессмысленное высокомерие, которое они показали относительно вас.
   Семен Иваныч. Ну, что же делать, послужил, поработал для них, казалось, устроил, привел имение в порядок. Теперь стал не нужен. Что же делать? Насильно мил не будешь... Другой бы на моем месте обворовывал их, набил бы себе карман и горюшка бы не знал... Ну, а я вот теперь гол, как сокол, бедствовать должен, пока другого места не найду... Что ж, я их очень обвинять не могу... Они имели полное право отказать мне во всякое время... только можно бы, конечно, поделикатнее.... не обрывать так, не обижать человека... Ну, на то они вельможи... Они на нашего брата не смотрят, как на людей... Ну, Бог с ними; авось, без куска хлеба не останусь; найду же себе какое-нибудь место...
   Петр. Батюшка, вы меня как ножом режете... Мне бы надо теперь помогать вам, своим трудом, освободить вас от всякой заботы, а я сам еще живу на ваш счет.
   Семен Иваныч. Что ты, что ты, Петруша! Нет, я совсем не к тому... А жил я широко, надо бы поскромнее, беречь бы надо вот на такой черный день, а я не умею, привык с молодости, всегда все проживал, вот теперь и плохо...
   Петр. Да полноте, батюшка, разве я не знаю, какая ваша широкая жизнь и куда вы проживали? На нас же, на детей ваших, на мое же образование... Я стоил вам ежегодно, до сих пор, чуть не половины вашего годового заработка, и мне, бессовестному, до сей минуты в голову этого не приходило! А вот теперь пришла беда... я вам и помочь не умею... Право, я готов... Да, я это сделаю...
   Семен Иваныч. Что, что такое?
   Петр. После, после, батюшка... Теперь не скажу...

(Входит Евтихий.)

   

Явление второе.

Те же и Евтихий.

   Семен Иваныч. Что тебе, Евтихий?
   Евтихий. Я к вам, Семен Иваныч, к вашей милости...
   Семен Иваныч. Ну, что же тебе?
   Евтихий. Вы теперь, Семен Иваныч, увольняетесь от нас, значит, от управительской этой самой должности отходите...
   Семен Иваныч. Ну да. Что же?
   Евтихий. Это самое так... то есть мы слышали это... Все про это уж... то есть известны...
   Семен Иваныч. Да, братец, да, что делать? Ухожу... Я и не скрываю этого...
   Евтихий. Потому самому, как вам господа отказывают и на ваше место другого, то есть, приназначают... этого самого немца, то есть, привозного... что из Питера навезли...
   Семен Иваныч. Ну, да, да... Что же тебе? Ты говори, что тебе нужно? Я тебя знаю, ты всегда издалека начинаешь... А мне некогда, так ты говори поскорей...
   Евтихий. Я насчет своей Глашки, Семен Иваныч... Так как есть я ей теперича отец, и проживает она у вас...
   Семен Иваныч. Ну...
   Евтихий. Так согласен я ее теперича взять от вас к себе...
   Семен Иваныч. Зачем же?... Я ей не отказываю: она мне нужна... дети ее все любят... Живет у нас с малолетства; и мы к ней привыкли, и она к нам. Не бойся, прокормлю и одену...
   Евтихий. Никак нет, Семен Иваныч, я согласен ее теперича принять от вас... Как она есть мне дочь и должна находиться при мне и старость мою пропитывать...
   Семен Иваныч. Послушай, Евтихий, она молоденькая девочка: будет с нее, что и сама себя прокормит и оденет... А ты еще сам не стар, можешь работать и прокормить себя...
   Евтихий. Никак нет... Я отец, я ей баловаться не дам... У меня живи смирно и степенно...
   Семен Иваныч. Да что ты, Евтихий, выпивши, что ли?... Что, ты разве слышал про нее что дурное?...
   Евтихий. Ничего я этого не знаю и пьяности во мне никакой нет. А как есть я отец и желаю я получить себе дочь свою... для пропитания моего...
   Семен Иваныч. Да глупый ты человек, ведь возьмешь ты ее от меня, должен же будешь куда-нибудь в горничные отдать за какие-нибудь полтора-два рубля в месяц... Мало ли их теперь бегает, мест ищет, как вольными стали... Много ли же она тут может тебе уделить из своего жалованья?
   Петр. Батюшка, да Глаша, может быть, сама не захочет уйти от нас: вы бы ее спросили, чем с ним толковать...
   Евтихий. Нет, этого никак не может быть, чтобы дочь могла против меня, как есть я теперича ей отец... Такого закона нет... Я через суд могу вытребовать...
   Семен Иваныч. Ну, коли так... коли желаешь погубить дочь, бери ее... Бери, бери!
   Евтихий. Как теперича господа наши желают ее к себе взять в слуги в горничные.
   Семен Иваныч. А-а, вот что! Мало у них других, непременно эту нужно...
   Евтихий. И сам, этот самый, Иван Павлыч, дворецкий, сказал мне: Евтихий, слушай: теперича господа берут твою дочку к себе в услужение... чувствуй это... через это и ты сам счастлив будешь, и старость свою пропитаешь...
   Семен Иваныч. Ну, я тебе сказал: бери ее, губи! Бери же, бери... Говорить больше нечего...
   Петр. Батюшка, да это что же такое? Разве вы не понимаете?
   Семен Иваныч. Что же мне делать? Разве ты не видишь, что это решено. Я не имею отцовских прав...
   Евтихий. Если же, говорит, что наипаче ты напротив будешь делать, сейчас со двора долой... А я со двора не желаю, потому мы привычны...
   Петр. Батюшка, да вы вслушайтесь в его слова!
   Семен Иваныч. Все, друг, слышу и понимаю. (Разгорячаясь постепенно.) Это на них похоже: уж коли начали бить человека, так бьют до конца... Все топчут в грязь: и его самого, и его близких, и все, что его окружает. (К Евтихию.) Дурак, еще отцом себя показывает! Бери, губи свою дочь! Я не могу тебе помешать... Я видеть тебя не могу... (Машет рукой и поспешно уходит в дом.)
   Евтихий. Что ж, это как угодно, а я не дурак и Иван Павлыч говорит: будешь, говорит, служить хорошо, и тебе будет хорошо... Жалованье, говорит, положат хорошее, и ты, говорит, будешь при месте... (Медленно уходя.) Что ж, глупости тут нет никакой... А как есть я отец, завсегда могу... потому самому дочь должна при отце, и пропитывать. Это как угодно... вот что. (Уходит.)
   

Явление третье.

   Петр (один, сидит задумавшись и спустя голову на руки). Вот еще радость. Бедная Глаша! Чьи это замыслы, старика или этого немца проклятого? А это не случайность, они рассмотрели ее красоту... О-о!.. (Нервно сжимает кулак.) И не иметь сил вам помешать! Да нет, вы тут ничего не сделаете: Глаша не такая девушка... Ну, а если... Дитя, дитя, вот твои мечты! Атут еще обязанность подумать об отце... Вот она начинается жизненная борьба, на которую мы так легко и свысока смотрели, сидя на студенческой скамье...
   

Явление четвертое.

Петр и Глаша (выбегает из дому).

   Глаша (подбегает к Петру вся в слезах). Петр Семеныч, слышали?
   Петр (мрачно). Слышал, Глаша.
   Глаша. Что же вы мне скажете: что мне делать?
   Петр. Я об этом думал, Глаша, и ничего пока не выдумал... Не слушать отца -- невозможно: он, пожалуй, употребит насилие, будет бить тебя... Я этого не вынесу... выйдет беда. А послушать, идти туда... Бедная Глаша!...
   Глаша. Да я бы ничего, пошла... Да как же это я с вами-то расстанусь, со всеми... Я ведь уж привыкла... Да и вас-то я не буду видеть!
   Петр. Голубушка моя, я сам рад Бог знает что сделать, чтобы не разлучаться с тобой, да ничего не придумаю... Денег бы дать твоему отцу, тогда он согласился бы тебя не трогать у нас -- да их нет ни у меня, ни у отца... Жениться мне на тебе: ты знаешь, я бы и от этого не прочь, но теперь не время: отец и без того огорчен потерею места, а тут если сказать ему, что хочу жениться на тебе, значит окончательно убить его... Что делать, ведь уж его предрассудков не переломишь... Погоди, Глаша, дай мне подумать: я, может быть, решусь для тебя и для отца на то, чего никогда бы не сделал для самого себя...
   Глаша. Так что же теперь-то делать? Отец зовет к господам идти.
   Петр. Иди, пока... Глаша! Понимаешь ли ты, чего мне стоят эти слова! Потерпи, моя голубушка, потерпи! Поживи пока там у тех проклятых, пока я как-нибудь устроюсь... Только знай, Глаша, и помни, что там тебя ожидают гадкие преследования... я не знаю чьи... старик или новый управляющий, но это непременно будет... Смотри же, Глаша, помни, что я... люблю тебя, что ты, может быть, будешь моей женой...
   Глаша. Ну, уж об этом ты не беспокойся: скорее зарежу или сама зарежусь, чем дам до себя кому-нибудь дотронуться...
   Петр. Верю, верю тебе, моя милая, только ты не знаешь, какие бывают люди...
   (Голос Евтихия за сценой.) -- Глашка, Глашка, где ты?
   Глаша. Вот отец зовет... Надо идти... За меня не бойся... Ты-то не разлюби!
   (Голос Евтихия.) -- Ах, ты анафема... Глашка!
   Глаша. Ну, прощай. (Быстро целует Петра в голову и убегает в дом.)
   Евтихий (появляясь с другой стороны издали). Глашка!... Что ты думаешь? Прятаться, что ли?
   Глаша (отворяя окно с бока). Да чего ты, батюшка, кричишь? Я здесь...
   Евтихий. Так чего ж ты не идешь, коли тебе сказано!
   Глаша. Сейчас иду. Дай же собраться...
   Евтихий. То-то... чтобы живо... ты у меня не думай! (Уходит.)
   

Явление пятое.

   Петр (один). И отказаться от своих убеждений, от своих намерений с первого же шага в жизнь? Унижаться, кланяться тем, кого презираешь? Боже, да разве это не подвиг своего рода, разве я буду делать это для себя, ради своих выгод? Пускай их издеваются, пускай тешатся моим унижением... Может быть, придет и наше время. (Вдали показывается поспешно идущая к дому управляющего Марфа Петровна.) А-а, вот кому поручу я Глашу, вот кто предостережет и защитит ее, если будет нужно: Марфа Петровна!
   

Явление шестое.

Петр и Марфа Петровна.

   Марфа Петровна. А-а, ты здесь, фаворит?... Ну, поздравляй меня: и я с аттестатом!
   Петр. Что это значит, Марфа Петровна?
   Марфа Петровна (сквозь слезы). Вот, фаворит, не понимаешь... и я отставку получила.
   Петр. Как так... за что?
   Марфа Петровна (со слезами). Как за что? За то же, за что и твой отец... За службу верную, за то, что об их добре радела, да служила им 40 лет. Что, возьмете ли меня с собой-то? Мне ведь жить негде: родных нет ни перед собой, ни за собой...
   Петр. Да, разумеется, Марфа Петровна, с радостию... Чем богаты, тем и рады.
   Марфа Петровна. Да знаю, знаю: в вас-то я не сомневаюсь... Вот и поедем все вместе, как ссыльные. (Смеется плача.) Да, друг, одолели нас немцы проклятые, из своей земли гонят!
   Петр. Как же это случилось, Марфа Петровна?
   Марфа Петровна. Как случилось? Да просто... Растосковалась я больно о Семене Иваныче; дай, думаю себе, попытаю счастья, попрошу молодую графиню: не упросит ли она графа, чтобы оставить его? Вздумавши, да и пошла... Сейчас эта собака -- немка, как ее, Лувизка, что ли, не пускать меня... А уж не раз я пробовала с ней поговорить, а все не допускают. Я и рассердилась: как, говорю, ты, немчура протухлая, можешь не допускать меня до моей барышни, -- взяла да итолкнула! Та сейчас в слезы, да к графине побежала. Я взошла, и только было с барышней одну речь сказала, смотрю -- летит сама и напустилась на меня: как я смею драться в их доме, что я старая невежа, глупая, вздорная старуха, что мы не умеем служить. Я все это выслушала, да и брякни: умели, яговорю, служить и служили, пока здесь немцы проклятые не завелись; они, яговорю, всему нашему русскому роду противники и забыла совсем, что ведь иона из немок. Ну, уж она тут, известно, сейчас мне билет. Вон, говорить, чтобы и духу твоего не было. Граф, говорит, хотел тебя с пенсией отставить, атеперь, говорить, и так хороша... Да взяли меня, рабу Божию, ее хрейлины под ручки, да и из дому вывели, даже всплакнуть не дали... Да я таки и не плакала, очень уж в сердце взошла. На дворе уж, сюда идя, всплакнула... хотела было с другого крыльца к графу идти, и там не пустили...
   Петр. Да и не надо... Плюньте вы на них, бросьте вы их, Марфа Петровна. Живите с нами...
   Марфа Петровна. Да уж больше, друг, нечего делать... А горько (плачет), ах, горько! Куда все мои труды пропали? Для кого я жила? О ком всю жизнь думала? Привыкла, ведь, тоже: всякий угол в доме мил, дорог... Ну, Бог с ними, самим им счастья не будет.
   Петр. А вот, Марфа Петровна: кого гонят из дома, а кому счастье, силой в дом берут... Слышали про Глашу-то?
   Марфа Петровна. А что такое? Да, да, я точно видела ее, как с парадного крыльца хотела к графу взойти. Дворецкий на крыльце стоял, а точно она к дому подходила... Я и подумала: что, мол, ей тут делать, видно, мол, не она...
   Петр. Нет, она, Марфа Петровна, она. Отец насильно отдает, и ему милости большие обещают... Как вы об этом думаете?
   Марфа Петровна. Это, брат, какие-нибудь штуки... Не испортили бы они девку-то... Жалко будет. Вот дела-то пошли у нас какие... Хорошо. Да где отец-то?...
   Петр. Он дома, либо в конторе... Подите к нему.
   Марфа Петровна. Идти, идти... Порадовать, что хошь не он один, и я с ним... Нужно ему очень этакое оляжье на шею... Своя семья мала... Вот, мол, тебе еще прибавка... А ты что будешь делать?
   Петр. А я здесь посижу.
   Марфа Петровна. Ну, сиди. Я пойду к отцу. Да у меня смотри: не тоскуй... Что-то рожица-то мне твоя не по мысли... Смотри, фаворит, об отце-то больше думай! (Уходит.)
   

Явление седьмое.

   Петр (один). И об отце и о Глаше. Правда, старуха. А о себе позабыть надо. К черту гордость ивсе мечты юности! Пойду поклониться графу и просить пощады и милости... Жизнь, принимай же меня: иду окунуться в твои грязные волны! Утешься, старое поколение! Не все выстаивают в борьбе... иные падают, унижаются, на коленях просят пощады, и со смирением принимают твои мудрые уроки. Вот я и в числе их. (Уходит.)
   Сцена на несколько минут остается пустою. Слышен постепенно приближающийся колокольчик. К флигелю управляющего подъезжает легонький тарантас, в котором сидит исправник, на козлах рассыльный из отставных солдат. Рассыльный лихо соскакивает с козел и высаживает исправника. Семен Иваныч сходит с балкончика в сад и идет к нему навстречу.
   

Явление восьмое.

Исправник, рассыльный, Семен Иваныч.

Исправник (рассыльному).

   Веревкин! Беги, чтобы все дворовые явились сюда, ко мне... Живо!... Все ли в сборе?... Я еще вчера сотским приказал, чтобы все были в сборе и ждали меня... Смотри же, командуй у меня... Чтобы не ждать! (Увидя подходящего Семена Иваныча.) А-а... Здравствуйте, батюшка, что у вас тут наделалось? (идет вместе с Семеном Иванычем к скамье, на которую и садятся.)
   Семен Иваныч. Да ничего не наделалось, так, пустяки...
   Исправник. Какие пустяки?... Что вы мне тут рассказываете?... Я получил от начальника губернии замечание, что у меня в уезде беспорядки, дворовые тут взбунтовались, оказали дерзости графу, и что он получил об этом сведения помимо меня... А вы, батюшка, и не предупредили меня... А разве это хорошо?... Не могу же я каждую минуту быть везде, во всем уезде. Да и вы, батюшка, тут запутались...
   Семен Иваныч. Я?... Да каким образом?...
   Исправник. Да-с... Да и запутались-то не на шутку... Ваш граф писал к губернатору, что вы возбудили умы крестьян внушением несбыточных надежд на возможность преувеличения их прав... что-то в этом роде. Очень хорошо, красно выражено. Что это вы, батюшка, одурели, что ли, на старости лет? Неужто вы не знаете, чем это пахнет?
   Семен Иваныч. Да что вы, Ксенофонт Иваныч, как вы выражаетесь обо мне? Хоть я и отставной управляющий, а все-таки дворянин, и вам бы так обо мне говорить не следовало, особенно не разобравши дела...
   Исправник. Нет, батюшка, заговоришь, как тебя рвут на части: там тело, убийство, а здесь вот дураки взбунтовались, а ваш граф еще жалуется в письме к губернатору, что я не посетил его по приезде и чрез то как бы оказал неуважение к его заслугам и общественному положению... Пишет-то хорошо!... и тем самым способствовал движению умов... Вот ведь они как валяют! Так неужто мне трудно было явиться, к нему, как бы вы меня предуведомили? Я бы явился... Я знаю, что он особа... Да правду сказать: прочитал в газетах, что уволен от службы... Ну, думаю себе, всех не наездишься встречать: успею, когда по дороге. А он, видно, хоть и в отставке, да все еще туз... Ведь сам губернатор едет усмирять!
   Семен Иваныч. Да кого они усмирять-то хотят?... Никакого бунта не было...
   Исправник. Да что же было такое? Расскажите вы мне откровенно.
   Семен Иваныч. Да просто, пришли дворовые земли у него просить: каких-нибудь две-три десятины, хаты себе построить.
   Исправник. Ну?
   Семен Иваныч. Ну, попросил я его, чтобы он к ним вышел... Он вышел. Они в ноги к нему, на колени, просят. Он им на это стал рацею читать, что было время, когда помещики их кормили и одевали, а теперь они стали свободны и должны трудиться... Они говорят: мы, говорят, всю жизнь на вас работали, а теперь стали стары и что они не Бог знает чего просят... Он их тунеядцами назвал, лентяями, а сам в это время женщин дворовых осматривал... хорошеньких в горничные отбирал...
   Исправнк (оглядываясь). Те-те-те... Ну, батюшка, вы этого не говорите... Что это, вы точно какой молодой либерал... А-а-а!.., Мало ли мы что замечаем, да не про все говорить можно... (Качает головой.) Удивляюсь вам... Это ведь не про кого-нибудь... Ну-с, что же дальше?...
   Семен Иваныч. Что дальше?... известно, толпа... зашумела, заворчала: мы, говорят, к самой барышне пойдем; она наша помещица, а вы опекун... Вы не сделаете, она сделает...
   Исправник. Ишь, мерзавцы... Ну-с?...
   Семен Иваныч. Ну, он, разумеется, с непривычки испугался, думал, что бунт... поскорее домой...
   Исправник. А они что?...
   Семен Иваныч. Да ничего... Остался я с ними, ругнул хорошенько, заставил молчать... Они и разошлись себе смирнехонько.
   Исправник. Это так... это так... Ну...
   Семен Иваныч. Больше ничего и не было...
   Исправник. А я вам вот что скажу: во всем посредники виноваты... Это бы вот их дело: и толковать, и внушить, и строгость оказать... А они знать ничего не хотят... Едут на нас, на полиции, а сами роль разыгрывают, только нежности разные перед народом показывают... корчат из себя я не знаю что... представителей каких то. (Оглянувшись и увидя толпу подходящих дворовых.) А-а, голубчики! идут!... Я вас успокою... У меня не зашумите... (Возвышая голос.) Подходите сюда, ближе... (Встает и принимает позу.) Что вы тут, шуметь вздумали... бунт поднимать... помещику неуважение оказывать?
   Голос из толпы. Ничего мы... не...
   Исправник (грозно). Молчать!.. Кто тут рот разевает? Что я с вами разговаривать приехал? Ракалии! Кто у вас зачинщик тут?.. (Толпа молчит.) Что молчите? Отвечать, когда спрашиваю...
   Старик дворовый. Какие зачинщики?.. Никаких зачинщиков нет...
   Исправник. А-а! ты старый хрен! Рассыльный, взять его! (Рассыльный отводит старика в сторону.) Ну, кто еще? (В толпе глухой, неясный ропот.) Молчать!.. (Все затихают. Чрез толпу продирается другой рассыльный.)
   Рассыльный (впопыхах). Ваше высокоблагородие, господин губернатор изволили приехать!
   Исправник. А-а... Слышали?.. Сам губернатор приехал... Слушать у меня: сейчас все по своим мурьям, забирать пожитки, и чтобы к вечеру ни одной души в усадьбе не осталось! Выезжать в деревню, в город, куда хотите... к черту!... Сотские, рассыльные, наблюдать, чтобы ни одного человека не осталось в усадьбе, кто не при должности!
   Рассыльный. Ваше высокоблагородие, а старика куда?
   Исправник. В контору... Там увидим... (К толпе.) Ну, марш!... Да ни гу-гу у меня... (Толпа молча, тихо уходит. Исправник, проводивши ее глазами, с достоинством смотрит на Семена Иваныча). Вот вам и бунт... Пойду к губернатору... Прощайте. (Кивает головой, молодецки поправляет фуражку и уходит.)
   Семен Иваныч. Бунт? Какой тут бунт? Никакого не было... Вольно же вам его выдумывать... (Уходит в дом.)

(Занавес падает.)

   

Действие четвертое.

Парадная гостиная в доме графа Телятнева в деревне. На задней стене открытые двери в приемные комнаты. Направо двери во внутренние комнаты.

   

Явление первое.

Настя и Луиза.

   Настя. Ну, скажи же ему, что я здесь и жду его...
   Луиза. О, он зичас... Летиль к вам. Ох, как он любиль вас... этот Кукук... Зичас. (Уходит.)
   

Явление второе.

   Настя (одна). Сторожите, сторожите, баронесса, моя милая, названная maman... (С улыбкой.) Самые близкие, самые верные ваши слуги, мои сторожа, изменяют вам... (С сердцем.) Что за гадость, что за мерзкое положение: в 18 лет быть вечно под надзором!.. Ни с кем не говори, никуда одна не ходи!.. То неприлично, то ты неопытна... Ну, вот, баронесса, я буду говорить с одним Кукуком... Вы позволяете?.. Вы верите в его любовь к вам? Ха-ха-ха... Верьте, верьте...
   

Явление третье.

Настя, Кукук и Луиза.

Луиза указывает Кукуку Настю и сама остается у дверей настороже.

   Кукук (подходя к Насте). Нас тут никто не услышит?..
   Настя. Что такое? Говорите скорей... Графиня еще не одета...
   Кукук. Важная тайна...
   Настя. Важная для вас или для меня?..
   Кукук. Я скажу вам ее, но дайте слово, для собственной вашей пользы, что вы до времени не подадите вида о том, что узнаете от меня...
   Настя. Даю, если это нужно...
   Кукук. Помните и то, графиня, что, может быть, открытие этой тайны погубит меня...
   Настя. Почему это?
   Кукук. Потому что изменит ваши отношения ко мне, лишит меня счастья пользоваться хоть малой долей вашего расположения.
   Настя. Посмотрим.
   Кукук. Но я все-таки скажу, хоть и рискую своим счастием, всем, что только дорого мне в жизни, скажу потому, что неизвестность может повредить вам.
   Настя. Ну, merci... Говорите.
   Кукук. Все, что только вы здесь видите, начиная от этого стула до последней точки на горизонте, все что видит ваш глаз из этого окна, -- все это принадлежит одной вам, графиня Анастасия Павловна... Вы единственная владетельница всего громадного имения и всех огромных доходов с него, которые проживают теперь не вы, а графиня Амалия Егоровна и отчасти ваш батюшка. От вас это скрывали, вам внушали постоянно, что вы небогатая невеста.
   Настя. И это вы верно знаете?
   Кукук. К счастию, все ваши имения теперь отданы мне в управление, и, конечно, уж будут сбережены... Мне должны были открыть это ваш отец и ваша мачеха и, под страхом изгнания из дома, мне запрещено говорить вам об этом, под тем предлогом, что вы молоды, неопытны, что сознание себя богатой может вывести вас из повиновения отцу, и испортить ваш характер, что вы и теперь иногда показываете свою самостоятельность и непочтение к мачехе, а тогда не будет уж и сил справиться с вами...
   Настя. Они не ошиблись.
   Кукук. Но тут не та причина: я не знаю, но от меня не скроется, что именно затевается против вас. Может быть, хотят разорить имение, выбрать из него как можно более денег... Это еще мы увидим... и, конечно, я буду знать что делать, и предупрежу вас вовремя.
   Настя. Да, я теперь понимаю, для чего за мною этот надзор, это запрещение разговаривать с прислугой... Теперь я все понимаю. Но почему я не должна подавать вида, что мне это известно?
   Кукук. Во-первых, потому что вы несовершеннолетняя и не имеете права распоряжаться без попечителя, а попечитель ваш отец... Следовательно, если заметят, что вы все знаете, то поторопятся привести в исполнение свои замыслы, а меня будут подозревать и, пожалуй, удалять -- и кончится тем, что вам останется разоренное имение, а деньги ваши перейдут в руки вашей мачехи...
   Настя. О-о! чтобы этого не случилось, я сумею не только молчать... Я готова на все... Но когда же я получу право распоряжаться своим имением?
   Кукук. Года через три, когда исполнится ваше совершеннолетие, или... или тотчас, как выйдете замуж... Графиня Настасья Павловна, знатная и богатая, конечно, найдет скоро жениха, тоже знатного и богатого... и полюбит его...
   Настя. Да, я думаю... особенно в этой глуши...
   Кукук. И она будет с презрением смотреть на своего старого, верного друга, который не имеет ни блестящего имени, ни состояния, ничего, кроме истинного, преданного сердца... Тогда хоть дайте мне возможность быть возле вас, служить вам, жить для вас, умереть за вас, если нужно... дайте хоть дышать одним с вами воздухом!

(Луиза кашляет.)

   Настя. Ступайте... Кто-то идет. (Выразительно смотрит на него.) Не бойтесь ничего... Я не изменю вам...

(Кукук уходит в боковую дверь.)

   Луиза (Дождавшись, чтобы Кукук ушел и стоя в двери, говорит, обращаясь в другую комнату.) Вам кого? Графин Анастази?.. Hier, hier... здеся.
   

Явление четвертое.

Те же, Иван Павлыч и Глаша, потом граф Телятнев.

   Иван Павлыч (указывая на Глашу). Ваше сиятельство! Его сиятельство граф приказали вас спросить, не угодно ли вам взять вот ее в горничные к себе?..
   Настя. Ах, какая миленькая!
   Иван Павлыч. Красавица-с.
   Настя. Откуда это?
   Иван Павлыч. Из здешних дворовых...
   Луиза. А что умейть делать?
   Глаша (отрывисто). Ничего не умею.
   Луиза. Нишево.
   Иван Павлыч. Врет, все умеет... Она еще грамотная...
   Настя. Грамотная!.. Кто ж тебя учил, моя милая?.. (Глаша молчит и конфузится.) -- Что ж ты не отвечаешь? Не конфузься?...
   Иван Павлыч (ухмыляется). Что ж не отвечаешь ее сиятельству: кто грамоте тебя учил?.. Управителев сын учил, ваше сиятельство -- вот она и стыдится сказать...
   Граф (входит). Вот я тебе, mon ange, какую горничную подыскал... Не правда ли хорошенькая? (Садится.)
   Настя. Да, папа... Но что же она молчит... и лицо у нее недовольное какое-то...
   Иван Павлыч. Не хочет сказать, ваше сиятельство, кто ее грамоте обучает... (Ухмыляется.)
   Граф Телятнев. Ха, ха, ха... Отчего же ты не хочешь сказать? Подойди сюда ко мне. Ну! подойди сюда. (Глаша стоит неподвижно.)
   Иван Павлыч. Что ты за невежа!.. Слышишь, что его сиятельство изволит приказывать...
   Граф Телятнев. О-о, да Она упрямая... Ну. (Подходит к Глаше.) Видишь, какая непослушная: за это тебе надо уши выдрать... (Хочет взять ее за ухо. Глаша отшатывается. В эту минуту в гостиную входит графиня.)
   

Явление пятое.

Те же и графиня.

   Графиня (входя). Что это такое?
   Граф Телятнев (смутившись). Да вот... вот... новую горничную... и такая упрямая... грубая. (Садится.)
   Графиня. Зато хорошенькая? Кому же это вы выбрали ее?
   Граф Телятнев. Да вот Насте, или... тебе, mon amie, если угодно...
   Графиня. Ах, я возьму с удовольствием, если только она умеет что-нибудь делать...
   Настя. Папа ее мне назначил, maman... и она ничего не умеет делать...
   Графиня. В таком случае, значит, и для тебя она не годится.
   Настя. Фрейлин Луиза ее будет приучать...
   Граф Телятнев. Да, да... Ну, привыкнет понемножку...
   Графиня (с насмешкой). Да, разве так, привыкнет... Ну, хорошо, отведите ее в комнату графини Настасьи Павловны.

(Входит Петр Семеныч, Глаша невольно вскрикивает. Все оборачиваются с изумлением.)

   

Явление шестое.

Те же и Петр Семеныч.

   Графиня. Что это значит? Без доклада?
   Иван Павлыч. Что вы это?.. Ступайте отсюда!
   Петр Семеныч. Извините меня, граф...
   Граф. Что вам нужно?.. Кто вы такой?..
   Петр Семеныч. Вы не узнали меня, граф? Я сын бывшего вашего управляющего, Козявкина...
   Граф. Что ж, вы разве не знаете, что без доклада нельзя входить, особенно во внутренние апартаменты. Это невежество... дерзость. (К Ивану Павлычу.) Разве там нет никого?
   Петр Семеныч. Граф, не гневайтесь ни на кого... Я знаю этот дом с детства, и потому знал как пройти, чтобы меня никто не мог остановить...
   Графиня. Вот это оригинально... Так ходят только воры...
   Петр Семеныч. И те, графиня, которые хотят милости просить. Не велите меня выгонять. Позвольте высказать мне мою просьбу...
   Граф. Что такое? Вы пришли дерзости говорить?..
   Петр Семеныч. Нет, граф, милости просить...
   Графиня (Луизе). Уведите ее. (Показывает на Глашу.) Что вы встали? (Луиза выводит Глашу.) Анастази, уйдите и вы отсюда.
   Настя. Мне нельзя быть здесь?
   Графиня. Вы видите, какой это господин... Может быть, он будет говорить такие вещи, что вам неприлично будет слушать...
   Настя (с усмешкой). А, неприлично! (Уходит.)
   Граф. Да я вовсе не хочу его слушать... Уйдите, а то я велю вас вывести...
   Графиня. Может быть, он напрашивается на скандал... Лучше выслушайте его!
   Граф. Я знаю, о чем он хочет просить: чтобы я оставил отца. Это невозможно. Я наперед отказываю. Это дело конченное...
   Петр Семеныч. Нет, граф, я за себя хочу вас просить... Дайте мне какое-нибудь место.
   Граф. Вам... у меня нет места для вас. Было время, я сам предлагал вам содействие, но вы сказали, что ждете реформы, что в настоящее время нет достойного вас места.
   Петр Семеныч. Последнего, положим, я не говорил... Но все равно, смирился, прошу вашей протекции, вашего покровительства.
   Граф. Нет, мой любезный, не тот тон, не та манера. Вы меня не проведете... Для таких людей, как вы, я ничего не сделаю...
   Петр Семеныч. Не все ли вам равно, какой тон, какая манера: вас просят, пред вами унижаются, сознают вашу силу. Чего ж вам еще больше? Мой отец остался без куска хлеба, и я прошу у вас дела, чтобы помогать ему.
   Граф. Немного поздно, мой милый. Было время, когда я сам вызывался быть вашим покровителем... Вы с презрением, с оскорбительным для меня спокойствием, отринули мою услугу... Вы ждали реформ... Ну, и ждите их... ха, ха, ха...
   Петр Семеныч. Ничего нет легче, как сытому смеяться над голодным. Ну, а если бы я у вас попросил места какого-нибудь эконома, ключника... вы и то бы мне не дали?
   Граф Телятнев. Нет, эти места вас недостойны, я тем более не дал бы вам такого места...
   Петр Семеныч. Так уважьте, по крайней мере, другую мою просьбу: отпустите Глашу, которая вам совсем не нужна и которую вы берете в горничные только из прихоти, только потому, что она хорошенькая...
   Граф Телятнев (встрепенувшись). А какое вам дело до нее?
   Петр Семеныч. Она моя ученица... Она нянька моих маленьких братьев и сестер... Она с детства живет в нашем семействе, как родная, как дочь и сестра...
   Графиня. Ну, эту просьбу, как мне кажется, можно бы уважить, граф... Впрочем, как вы знаете... это ваше дело...
   Граф Телятнев. Она свободна, она не силой взята... Нынче крепостного права нет... Если захочет, сама может уйти... Об этом странно и просить, хотя понятно, почему молодой человек хлопочет за хорошенькую девушку, которая с ним жила и которую с ним разлучают...
   Петр Семеныч (вспыхнув). Ах, вы...
   Кукук (вбегая). Губернатор приехал!
   Граф Телятнев (спокойно). Встретьте его, просите сюда. (К Петру.) Уходите же, подите отсюда!..

(Петр Семеныч уходит.)

   Графиня (обращаясь в соседнюю комнату). Кто там? Позовите графиню Настасью Павловну... (Усаживается на диван.)
   Граф Телятнев. Этот приезд доказывает мне, mon amie, что мой кредит в Петербурге еще не совсем потерян. (Медленно поднимается и тихо идет к дверям, где и встречает губернатора.)
   

Явление седьмое.

Граф, графиня, Настя, губернатор и Кукук.

   Граф Телятнев (раскланиваясь с губернатором). Очень благодарен, ваше превосходительство, за ваше внимание к моей просьбе...
   Губернатор. Ваше сиятельство! Я и без этого неприятного случая счел бы долгом засвидетельствовать вам мое почтение.
   Граф Телятнев. Прошу вас, ваше превосходительство... Позвольте познакомить с моей женой... Mon amie, monsieur le gouverneur... и защитник.

(Губернатор раскланивается. Оба садятся.)

   Губернатор (обращаясь вместе к графу и к графине). Мне очень грустно, что в такое кратковременное пребывание в моей губернии вы уже встретили неприятность...
   Граф Телятнев. Что делать. Мы все, помещики, в настоящее время должны быть к этому готовы. Я говорил всегда и доказывал, что такой крутой поворот не может обойтись без сильных потрясений...
   Губернатор. Мне особенно досадно, что именно вы, наш дорогой гость, встретили эту неприятность. Вообще в моей губернии вся эта реформа, конечно, благодаря принятым мерам, совершилась чрезвычайно тихо и спокойно, и для меня тем неприятнее было полученное от вас известие. Я надеюсь, по крайней мере, что вы вновь не были обеспокоены... Я тотчас же послал сюда исправника... Он здесь?..
   Кукук. Исправник здесь и делает распоряжение...
   Граф Телятнев. Но скажите, пожалуйста... Вы говорите, что у вас вся реформа совершилась очень спокойно... Неужели же вы не замечаете, что она не принесла пока никакой существенной пользы и не обошлась без нравственных и экономических потрясений, о которых я предсказывал? Разве наш мужик стал лучше? Он стал больше пить, больше лениться, не платит оброков, неаккуратно отбывает барщину... Хлеба в государстве меньше, потому что половина помещичьих полей не обработана...
   Графиня. И как это дурно сделано, что крестьянам дана земля! Русский крестьянин ленив ибеспечен, а имея кусок хлеба со своей земли, он, разумеется, не пойдет работать!
   Граф Телятнев. Нет, вы мне скажите, ваше превосходительство, откровенно, неужели вы не замечаете в вашей губернии всего того, что я высказал?
   Губернатор. Я не могу утверждать противного, но... с другой стороны, посмотрите, как поднялся дух крестьян, как они быстро стали развиваться, как пошла грамотность... Например, в моей губернии, за эти три-четыре года, я открыл двести слишком школ...
   Граф Телятнев. Ну, насчет этого, вы извините меня, ваше превосходительство, я не отсталый человек, не обскурант, уважаю и люблю просвещение, но относительно народного образования у меня особенный взгляд. Я всегда говорил: школа для народа -- это церковные книги, псалтырь и... часовник! Больше ему ничего не нужно... (Входит Настя.) Моя дочь, графиня Настасья Павловна. Monsieur le gouverneur.
   Губернатор (раскланиваясь и любезничая). Нравится ли вам деревенская жизнь? Не скучаете ли о Петербурге?
   Настя. Нет, мне очень весело здесь. Я не скучаю...
   Губернатор. Много гуляете, наслаждаетесь природой?
   Настя. Да, гуляю.
   Граф Телятнев. Так я возвращаюсь, ваше превосходительство, к народному образованию...
   Кукук. Извините, ваше сиятельство. (К губернатору.) Ваше превосходительство, исправник просит позволения видеть вас.
   Губернатор (к графу). Pardon, mon prince. (К Кукуку.) Я сейчас выйду к нему... Потрудитесь сказать, чтобы подождал.
   Графиня. Да зачем же вам беспокоиться... Прикажите сюда придти.
   Губернатор. Если вы позволите. (Кукуку.) Так потрудитесь сказать, чтобы сюда пришел... (Кукук уходит.)
   Губернатор (с улыбкой графу). Ему порядочно досталось от меня за эту историю...
   Граф Телятнев. О, зачем же! Он не так виноват.
   

Явление восьмое.

Те же и исправник.

   Губернатор. Ну, что у вас там? Волнуются?
   Исправник. Все успокоил, ваше превосходительство... все кончено.
   Губернатор. Аволновались серьезно?
   Исправник. Сначала начали было разговаривать, окружили меня... Я некоторых арестовал, другим стал делать внушение, -- вдруг прибежал рассыльный с известием, что ваше превосходительство изволили приехать... Вижу, имя вашего превосходительства нагнало на них страх. Я этим воспользовался, прикрикнул на них, говорю: слышите, кто приехал? Они стихли, стали отступать... Я знаю дух народа, ваше превосходительство... Я на них -- и все смирились.
   Губернатор (сияя от удовольствия, к графу). Они здесь знают меня, ваше сиятельство... Он правду говорит, что мое имя иногда может много сделать: бывали примеры не раз... (К исправнику.) Ну, как же вы распорядились?
   Исправник. Часа через два не останется в имени ни одного праздношатающегося дворового, кроме тех, которые в должности при экономии...
   Губернатор. Ну, спасибо. Вы немножко загладили ваш промах... Теперь позвольте мне просить вас, ваше сиятельство, простить исправника за невежество, которое он сделал, не явясь к вам до сих пор. Он чиновник распорядительный, и я удивляюсь его промаху.
   Исправник. Простите великодушно, ваше сиятельство: собирался ежеминутно явиться, но просто не имел возможности, вдруг три следствия об убийствах и грабежах...
   Граф Телятнев. Я не имею ни малейшей претензии, и только сожалел, что не имел удовольствия познакомиться с вами... Будьте знакомы... (Протягивает ему два пальца.)
   Исправник (подобострастно жмет поданные два пальца обеими руками). Вы счастливите меня, ваше сиятельство, вашим милостивым вниманием.
   Губернатор (к исправнику). Ну, вы теперь можете отправляться... Я вас не задерживаю: я знаю, что у исправника не бывает минуты свободной. Только смотрите, чтобы у меня здесь все было спокойно.
   Исправник. Будьте покойны, ваше превосходительство...
   Губернатор. Ну-с, прощайте...

(Исправник со всеми раскланивается и уходит.)

   Графиня. Monsieur le gИnИral, мне жалко этих бедных людей, которые должны отсюда уйти, и я хотела бы им помочь, но так, разумеется, чтобы это не служило к поощрению тунеядства и бродяжничества. Позвольте мне для этой цели вручить вам, на первый раз, пятьсот рублей...
   Губернатор. Ах, очень благодарен вам, графиня... Это очень благая мысль и пример для прочих помещиков. Прошу вас написать ко мне письмо с выражением ваших желаний, мы о вашем пожертвовании напечатаем в газетах и положим основание богадельне собственно для старых дворовых людей.
   Кукук. Позвольте и мне, ваше превосходительство, из моих небольших средств пожертвовать для той же цели пятьдесят рублей.
   Губернатор. Браво, молодой человек, браво! Благодарю вас... Дайте мне вашу руку... (Жмет руку Кукука.)
   Кукук. Я очень люблю русских людей, ваше превосходительство, и всегда, по мере сил моих, готов служить им...
   Губернатор. Опять браво! Похвально!... Великолепно!...
   Граф Телятнев. Кстати, позвольте мне просить, ваше превосходительство, за этого молодого человека... Он будет управляющим у меня... Но он получил блестящее воспитание, слушал науки в двух немецких университетах, и притом, скажу в глаза, человек прекрасных качеств и был бы весьма полезен на службе. Он желал бы служить под вашим начальством...
   Губернатор. Ах, очень рад... Мы дорожим такими чиновниками. Куда же вы желаете поступить?
   Кукук. Я желал бы служить при особе вашего превосходительства... чиновником особых поручений.
   Губернатор. Очень рад-с... Это возможно... С большим удовольствием, можете считать себя определенным. Только предупреждаю вас, молодой человек, я очень требователен в исполнении моими чиновниками их служебных обязанностей...
   Кукук. Я не боюсь труда, ваше превосходительство...
   Графиня. Но, monsieur le gИnИral, таким образом вы ведь отнимаете его у нас, а он мужу необходим, управляет имением...
   Губернатор (вполголоса). Ну, это возможно сделать... Мы это устроим. Он жить будет здесь, и станет заниматься хозяйством... (К графу.) А что ж, вы старого управляющего удаляете?
   Граф Телятнев. Да, он не годится в настоящее время... не имеет знаний, отстал, и притом, давно здесь живет: поснюхался с мужиками, с дворовыми...
   (Неожиданно входит из соседней комнаты и подходит прямо к губернатору Петр Семеныч. Все с изумлением переглядываются.)
   Петр Семеныч. Господин губернатор! Никем незамеченный я стоял в соседней комнате и слышал, какие здесь раздаются великие и богатые милости... и сам тоже пришел просить вас.
   Губернатор (с удивлением). Кто это?
   Петр Семеныч. Я кандидат русского университета; отец мой лишился места и не имеет средств поддерживать свою семью: я старший сын, воспитанный отцом на его трудовые деньги, считаю себя обязанным содержать его и все семейство, и потому пришел просить вас, господин губернатор, дать мне место, хоть такое же, какое вы обещали этому господину (указывает на Кукука) или куда уж нам!.. Хоть такое, чтобы я мог прокормить мою семью...
   Губернатор (к графу). Он помешан?
   Граф Телятнев. Да, как вся нынешняя молодежь.
   Губернатор. Послушайте, молодой человек, я вас велю...
   Иван Павлыч (входя). Готово кушать.
   Графиня (вставая). Милости прошу... (Губернатор подает ей руку и идет к дверям.)
   Граф Телятнев (к Ивану Павлычу). Вывести его и не пускать в другой раз... Что за беспорядок!
   Иван Павлыч (подходя к Петру Семенычу). Идите вон!... ишь ты какой еще молодец! В батюшку, видно, пошел... такой же!

(Петр Семеныч уходит.)

(Занавес падает.)

   

Действие пятое.

Маленькая комната в квартире Козявкина в имении гр. Телятнева. Жесткая бедная мебель. Дверь на балкон и в сад отворена. На стене висят два охотничьих ружья.

   

Явление первое.

   Петр (один; сидит мрачный у раскрытого окна, облокотясь на него и смотрит вдаль). Прощайте, знакомые места, не видать мне вас больше. Все, что напоминало мне мое детство, мои первые радости в жизни, все здесь остается, все это чужое, и это озеро, на котором так весело проводились целые дни, то с удочкой, то с ружьем... и этот сад... Не та ли это лодка видна, в которой мы раз ехали с Глашей по озеру? Было тихо... чудный вечер... солнце садилось за деревьями... из камышей выпархивали испуганные утки... Я бросил весла... лодка плыла сама собой... едва двигалась... Я смотрел и любовался всем, что было вокруг меня... невзначай взглянул на Глашу, а она смотрела на меня, только на меня одного... Ни одного слова не было тогда сказано между нами, но у меня сделалось так хорошо на душе, как никогда. Мне всегда казалось, что та жизнь, которою мы жили, никогда не изменится, что все, что меня окружает, мое, мне принадлежит... и что изменить мою жизнь зависит от меня одного, что другой воли и власти нет... А вот и Глашу отняли... и я не знаю, что делать, чтобы воротить ее... и она чужая мне.

(В дверях показывается Марфа Петровна и долго, пристально смотрит на Петра.)

   

Явление второе.

Петр и Марфа Петровна.

   Марфа Петровна (подходя к Петру). Фаворит! Да что с тобой поделалось?
   Петр. Ничего, Марфа Петровна.
   Марфа Петровна. Как ничего, разве я не вижу! Куда и прыть девалась, и рожица-то у тебя за эти дни другая стала: исхудал совсем... Ну, на отца нечего дивить, что ходит, как шальной, места лишился, надо подумать о семье, о детях; а ты что это?
   Петр. А мне, Марфа Петровна, разве не надо думать о семье?
   Марфа Петровна. Да ты думай, да зачем же этак-то... Пускай отец, вон, тот ходит, сбирается в дорогу-то... возьмет какую вещь в руки, да и стоит, точно его прикуют к месту. А ты что это? Тебе о чем тосковать? Вот поедем в город, отец станет хлопотать о месте каком и ты к месту определись.
   Петр. К какому, Марфа Петровна?
   Марфа Петровна. К какому? На службу... в канцелярию!
   Петр. В канцелярию...
   Марфа Петровна. Ну, да... а либо... как их там... Ах, дай Бог память... в палату!... Вот!...
   Петр. Определюсь, Марфа Петровна, с радостию определюсь, только бы приняли.
   Марфа Петровна. Ну, как не принять. Чтой-то, тебя-то? Этаких ли принимают! Смотри-ка, вон, попов сын как служит... столоначальник в этой палате-то, большие доходы получает, так он не то, что ты, не этакого ученья... а тебя как не принять!
   Петр. Разумеется, Марфа Петровна, надо бы принять... Буду проситься, кланяться...
   Марфа Петровна. Ну, да... Ах, батюшки, ведь, я зачем-то шла? Что-то взять хотела... Вот и забыла! Ведь я укладываюсь там: отец-то ничего без меня не сделает. Идти... А ты смотри же у меня, не тоскуй...
   Петр. Я с вами пойду, Марфа Петровна, помогать вам буду собираться в дорогу...
   Марфа Петровна. Ну-ка,... Это уж не твое дело, без тебя управимся... Поди-ка с Богом, промнись... полно... (Уходит.)
   

Явление третье.

Петр, потом Глаша.

   Петр (один). Буду, буду, Марфа Петровна, кланяться и просить... Уж попробовал, ничего... с поклона голова не валится... Авось, хоть писарем сделают, рубля три в месяц дадут, на первый раз.
   Глаша (входит в дверь. Петр радостно вскрикивает). Урвалась проститься с вами...
   Петр (мрачно). Проститься, Глаша?
   Глаша. Да, ведь, вы сегодня едете, али завтра?
   Петр. Не прощаться бы тебе нужно, Глаша, а ехать с нами.
   Глаша. Так что? Разве я бы не рада... Одно слово скажите, так убегу потихоньку, и отец меня не удержит... Да я и то, кажется, скоро убегу. Силы моей нет, надоели... Пристают.
   Петр. Кто же?
   Глаша. Да оба, и старик, и лакей-то его, только тем и спасаюсь, что сижу безвыходно в барышниной комнате, так и туда стали приходить, когда ее нет... такие бессовестные...
   Петр (порывисто обнимая ее и привлекая к себе). Глаша! милая! ты, я думаю, презираешь меня?
   Глаша. За что? За что? Что вы?
   Петр. А за то, что я не умею, не могу освободить тебя... Не могу, Глаша, милая! А я люблю тебя... потерпи немножко... дай мне только осмотреться, что с нами будет со всеми. А долго я тоже не выдержу, скажу отцу... только мне теперь его жалко. Глаша, голубчик, не презирай меня... Глаша, я сидел здесь и думал отебе... Смотри, вот озеро, вон... Помнишь, мы катались с тобой вечером, помнишь, Глаша?
   Глаша (припадая к нему на плечо, рыдает). Люблю я вас, люблю, голубчик, радость вы моя.

(В дверях с балкона выглядывает Иван Павлыч).

   

Явление четвертое.

Те же и Иван Павлыч.

   Иван Павлыч. Вот так и есть... Ай да смиренница!

(Глаша и Петр вскакивают.)

   Петр (с бешенством схватывает стул). Что тебе надо? Дьявол! Я убью тебя! (Замахивается стулом, Глаша его удерживает).
   Иван Павлыч. Ого... Вот еще какой разбойник!... Не бойсь, усмирим... Погоди! (Скрывается.)
   Глаша (Петру). Что это вы, голубчик мой... Стоит ли он того? Они, пожалуй, что сделают с вами...
   Петр. Пускай бы делали что-нибудь поскорее... Глаша, я истерзан, они мне жизнь опротивили...
   Иван Павлыч (заглядывая снаружи дома, в окно). А на тебя, голубка, я отца приведу... Пусть он тебя вздует!
   Петр (бросаясь к окну). Уйдешь ли ты, анафема?... (Глаша удерживает его.)
   Иван Павлыч (отскакивая от окна). Руки, брат, коротки... Подожди, я дам тебе разбойничать... (Уходит.)
   

Явление пятое.

Те же, Семен Иваныч и Марфа Петровна (вбегают).

   Семен Иваныч. Что тут такое? Что случилось? Петруша, что ты... какой?...
   Петр. Им мало гнать нас... унижать... Они холопей своих посылают к нам в дом... здесь дома, нам нет покоя...
   Семен Иваныч. Да что такое? Ты расскажи мне толком. Глаша, что такое?
   Марфа Петровна. Да говори же хоть ты, девка, чтой-то это?
   Глаша. Я пришла проститься с вами...
   Марфа Петровна и Семен Иваныч. Ну...
   Глаша. А тут Иван Павлыч...
   Семен Иваныч. Что он? Что он сделал?
   Петр. Что? Они вместе с своим барином преследуют нашу Глашу, хотят опозорить ее. Он осмелился даже здесь преследовать ее, здесь, в доме ее второго отца, на глазах человека, который ее любит без памяти... жить без нее не может... Батюшка! Простите меня! Я не могу больше терпеть, не могу больше молчать... я люблю ее! Не отдавайте, не пускайте ее туда...
   Марфа Петровна. Ах, фаворит, вот оно что... вот о чем он тосковал-то...
   Петр. Батюшка, мне жалко вас, мне стыдно перед вами, вы и без того страдаете... (Обнимает отца.)
   Семен Иваныч. Ничего, ничего, Петруша... Что делать! Я не того ждал, ничего, Петруша, ничего... Ну, что же? Так Богу угодно... Глаша, она девушка хорошая... Только вот отец-то ее... родня вся их... Да вот и денег-то нет -- теперь, ты еще без места... я тоже. Ах, Боже мой, я этого не ожидал... Я думал... надеялся. (Петр делает движение.) Петруша, да это ничего... Я согласен, согласен...
   Марфа Петровна. Ну, фаворит, и я не того ждала от тебя...
   Глаша. Да, ведь, я не прошу... ничего.
   Марфа Петровна. А ты молчи, тебя не спрашивают... А насчет денег не беспокойтесь... У меня есть на черный день... Вы меня прокормите...
   

Явление шестое.

Те же, Иван Павлыч, Евтихий и двое кучеров. (Сзади из дверей выглядывают еще несколько дворовых).

   Иван Павлыч (кучерам). Вот возьмите-ка, скрутите этого молодца. (Указывает на Петра.)
   Семен Иваныч. Что-о? Вязать моего сына, вязать?.. Ах, ты холоп, ты забылся... Я дворянин и он, мой сын, дворянин! Да избави вас Бог дотронуться... своими старческими руками голову размозжу первому...
   Евтихий. А как есть я отец и она должна мне всегда все повиновение. (Подходит к Глаше с поднятой рукой. Та отскакивает.)
   Петр (бросается навстречу Евтихию). Не смей!...
   Иван Павлыч (к кучерам). Да что вы смотрите... Бери его...
   Петр (хватая ружье). Попробуй!
   Марфа Петровна. Да подождите же... Что вы, на бессудной земле, что ли? Поножовщину, что ли, хотите делать? Да пойдемте все к помещику и к помещице... Пускай они рассудят. Пускай они резон дадут... Что вы? Что вы? Что за буянство.
   Иван Павлыч. Пойдем, пойдем, пускай вас шугнут хорошенько отсюда...
   Семен Иваныч. Дело, старуха. идемте к графу. идите вон отсюда: мы все к графу идем... Велит граф, так и после возьмете и свяжете и его... и меня, всех... Вы силу имеете...
   Иван Павлыч (усмехаясь). Пойдемте, ребята... Приходите, приходите. Я вам покажу себя... Вишь, ты, еще из ружья хотел... Погоди, брат... (Уходит.)
   Евтихий. То есть, как ужо оттаскаю... Первый сорт...
   Марфа Петровна (останавливая Евтихия). Дурак... Он на ней жениться хочет: барыней будет. Я ей приданое дам...
   Евтихий. Он? (Указывает на Петра) На Глашке...И как есть я теперича отец и она должна... мне пропитание...
   Марфа Петровна. И пропитание тебе будет. А теперя пока ступай в свое место. Мы к графу идем...
   Евтихий. Нет... и я теперича могу к графу... Атанде, брат, Иван Павлыч!
   Марфа Петровна. Ну, так пойдемте все... Пойдем, Семен Иваныч, пойдем, фаворит.. Глаша, и ты... ишь ты, егоза, что наегозила! идите, идите. (Отводит Семена Иваныча в сторону.) Вы ничего теперь не говорите. Еще, может, угар и пройдет... А то он теперь чудес натворит, если что... А ну, если и быть, так что делать-то... Ничего. Она девушка славная.
   Семен Иваныч. Так видно Богу угодно, Марфа Петровна... Сам воспитал, сам недосмотрел. Мне она ничего, только эта родня...
   Марфа Петровна. Ну, вот невидаль велика... Пускай сами как знают. У вас другие дети есть. Другого сына на графине женишь... Ну, пойдемте-ка, пойдемте... (Идут к дверям.)
   

Перемена декорации.

Одна из внутренних комнат в доме графа Телятнева. Одна дверь в задней стене, другая направо.

   

Явление первое.

Графиня, потом Кукук.

   Графиня (ходит в волнении по комнате). Что он как медлит?.. Этот граф умничает... Перед каждым встречным, перед жидом-покупателем хочет показать, что он знаток всякого дела и великий хозяин... О, как мне опротивел этот вечный страх перед девчонкой, которая, кажется, инстинктивно понимает свои права и под видимой покорностью скрывает до времени ненависть ко мне. Я по глазам, по этим серым русским глазам, вижу, что она ненавидит меня и... и презирает... Каким бы то ни было образом, но я должна себя обеспечить... О, она все еще останется богата, а я? Этот старик представлял из себя миллионера... он не сказал мне, что живет на счет дочери. И позволить себя одурачить мне, баронессе, предки которой... сделаться женой русского старика для того, чтобы остаться нищей... О, никогда! (Входит Кукук.) Наконец-то... Ну, что?..
   Кукук. Все то же, графиня... За 2 тысячи десятин жид дает только 100 тысяч, а граф упрямится, и я боюсь, как бы не разошлось дело.
   Графиня. Как? Вы не умеете даже этого сделать? Вы не умеете убедить его? Да разве с ним надо рассуждать? -- Ему нужно приказывать...
   Кукук. Графиня, я не вы... Он меня не станет слушать и, пожалуй, еще заподозрит в сделке с покупателем.
   Графиня. Я не хотела показывать себя участницей в этом деле... Я думала, что и одной умной немецкой головы достанет, чтобы устроить это дело... Я вам сказала, что мне нужно это сделать во что бы то ни стало и как можно скорее... Я вам открыла больше, нежели следовало... Я вверилась вам. Мне надоела эта жизнь под вечным страхом остаться нищей и женой старика. Кукук! я вас выведу в люди, я вам дам общественное положение... наконец, я люблю тебя... ты это знаешь... Ты должен, обязан помочь мне...
   Кукук. Графиня, да разве вы не видите, что я только и живу для вас? Разве я не понимаю, что моя судьба связана с вами, что без вас я буду раздавлен, уничтожен, что здесь, в этой чужой земле, у меня только один друг -- это вы, графиня. Чего мне ждать от этой грубой, невежественной массы? Куда я ни посмотрю вокруг себя, везде встречаю только враждебные, зловещие лица... Путь мой намечен, графиня: я должен идти всюду за вами. Повторяю, тысячу раз: я всем вам обязан, и моя жизнь отдана вам на службу... Я делаю и буду делать только то, что в ваших интересах... и в этом деле я еще не высказал вам моих намерений...
   Графиня. О, я знаю, что эта светлая, умная головка мне предана, и она поможет мне... Ну, говори же, что же нужно делать?
   Кукук. Графа стесняет, и очень основательно, форма этого дела, которая носит в себе вид обмана. Она его шокирует, но не самая суть дела... Если б он был покоен втом отношении, что форма освободит его от всякого предположения об ответственности впоследствии, он сейчас же согласился бы. (С улыбкой.) Он боится вас, но опасается скомпрометироваться перед дочерью тайною продажею ее имущества... и я придумал, как выйти из этого.
   Графиня. Ну, говори, говори, моя умница?..
   Кукук. Убедите графа, чтобы он совершил формальный контракт на продажу леса за ничтожную какую-нибудь сумму, чтобы графиня Анастасия подписала его, а он бы изъявил согласие, как попечитель... Таким образом у графа будет документ... А главную сумму он получит теперь же единовременно...
   Графиня. Но если дочь не согласится подписать?
   Кукук. Графиня Анастасия? Когда и отец, и вы скажете ей, что это необходимо? (С усмешкой). Да об этом и думать не стоит... Даже и вам не нужно ничего говорить... Я берусь сходить к ней и получить от нее подпись контракта, без всяких объяснений и разговоров. Вы пригласите к себе графа, и переговорите сним, а я пойду, уломаю покупателя.
   Графиня. Браво! идите же. (Звонит.) Когда я уговорю графа, я позову вас вместе с покупателем.

(Входит слуга.)

   Графиня. Попросите ко мне сюда графа. (Слуга уходит). И ты веришь в успех?
   Кукук. Как в то, что скорее графиня меня разлюбит, нежели я ее.
   Графиня. Увидим... Ну! (Подает ему руку. Кукук целует ее.) Милый! умный! Мое счастье -- твое счастье... Иди же скорей...

(Кукук уходит.)

   

Явление второе

   Графиня (одна). Сколько в нем рыцарского!.. Как виден немец!.. Скромный, нежный, сентиментальный, когда нужно, он преобразуется, становится дельцом, практиком, готов пожертвовать жизнью за любимую женщину. О, поскорее бы поскорее сбросить и мне с себя эту искусственную важность и замкнутость... Ты узнаешь, Артур, как умеют любить женщины в мои года! (Задумывается.)
   

Явление третье.

Графиня и граф Телятнев.

   Граф Телятнев. Что, mon amie, вы звали меня?
   Графиня. Да, я хотела вас спросить: что, вы кончили продажу леса?
   Граф Телятнев. Нет, mon amie, невозможно: это очень дешево... Как, помилуй, за 2 тысячи десятин, в черноземной полосе, великолепного леса взять 100 тысяч рублей! Это невозможно!
   Графиня. Но, ведь, вы продаете на сруб, земля остается ваша...
   Граф Телятнев. Понимаю, mon amie, но все-таки дешево.
   Графиня. Сколько же вы бы хотели?
   Граф Телятнев. Да, по крайней мере, тысяч двести.
   Графиня. Но, ведь, вы забываете, граф, что купец рискует, покупает без всякого документа, на слово, и потом должен вырубить лес немедленно и продавать сам за бесценок... Как же ему дать дороже?
   Граф Телятнев. Ах, mon amie, вот это-то меня и беспокоит... Эта продажа может меня скомпрометировать и перед дочерью, и перед обществом.
   Графиня. А, так вот вы чего боитесь... А ваша клятва, ваши обещания обеспечить меня, ваши уверения в вашем громадном состоянии, которым вы обещали поделиться со мной -- все это вы забыли? Вы бережете состояние вашей дочери для себя, а я, жертва вашего обмана, должна жить милостями вашей богатой дочери!.. Граф, я отравлю вам жизнь, я не дам вам покоя, я разоблачу перед вашей дочерью и перед обществом все ваши настоящие и прошедшие подвиги, если вы не сделаете того, чего я требую... Дочь ваша богата и без того. Она вам обязана своим воспитанием, положением в свете... Она не должна осмелиться жалеть для отца какого-нибудь ничтожного клочка ее состояния... Все равно, слышите: не исполните вы моего требования, я вас ославлю так, как только способна это сделать оскорбленная, обманутая женщина... О, тогда уж вы не думайте, не надейтесь никогда возвратить потерянную вами службу и влияние. Вы будете бояться показаться на глаза людям, над вами будут смеяться, пальцами на вас показывать... Вы меня должны знать, на что я могу быть способна...
   Граф Телятнев. Mais mon amie... Я готов... я не отказываюсь... но я хотел бы взять дороже...
   Графиня. Хорошо, я вам помогу, научу вас, но делайте сию же минуту. Вы можете заключить с купцом контракт от имени дочери на 10, на 15 тысяч... за весь лес... с тем, чтобы он сейчас же отдал вам взамен этого контракта 100 или 150 тысяч. Дочь ваша должна подписать этот контракт и ничего не будет знать об остальном... Ее подпись будет гарантировать вас и от скандала, и от процесса... Вы понимаете?
   Граф Телятнев. А, ну, вот... это дело другое... Это блестящая мысль: в этих делах прежде всего форма...
   Графиня. Так вы согласны?
   Граф Телятнев. Я согласен. (Графиня звонит.) Я готов, mon amie... С согласия дочери, я готов, с удовольствием.

(Входит слуга).

   Графиня (слуге). Позовите управляющего с тем... гостем, который у него там...

(Слуга уходит.)

   Граф Телятнев. Ты, mon amie, не должна думать, чтобы я не заботился о тебе и не хотел... но я не желал, чтобы дочь моя могла впоследствии сказать своему мужу...
   Графиня. Довольно, граф. Я требую только должного, только части того, что мне обещано... Я свято исполнила свои обязанности относительно вас и вашей дочери... Я ничем не уронила вашего достоинства и вашего имени... я умела закрывать глаза и затыкать уши перед вашими грешками. Никто, ни один человек, не смел сказать, что мы живем несчастливо и посмеяться над нами. Янаблюдала за каждым шагом вашей дочери, я воспитывала ее, как родную дочь, и дала ей тот тон, и тот savoir vivre, который должна иметь дочь русского графа, и которых она не имела бы, оставаясь на ваших руках без моего надзора...
   Граф Телятнев. Я благодарен тебе, mon amie... Я всегда гордился тобой...
   Кукук (приотворяя дверь). Можно войти?...
   Графиня. Войдите!
   

Явление четвертое.

Те же, Кукук и Гальпин.

   Граф Телятнев (к Гальпину). Вот что, мой любезный, хочешь ты согласиться на такие условия: ты заплатишь мне за лес 200 тысяч, но с тем, что 150 тысяч отдашь теперь, единовременно, ав 50 мы сделаем контракт...
   Гальпин. Позвольте сказать мне, васе сиятельство... Верьте цести, не могу.
   Кукук. Значит, ваше сиятельство, согласны рассрочить вырубку леса на несколько лет, может быть, на 10, на 15, а контракт хотите совершить в меньшей сумме, для уменьшения расходов?...
   Граф Телятнев. Ну, да, конечно...
   Кукук. В таком случае, Гальпин, вам это очень выгодно.
   Гальпин. Сто я вам сказу... Я сказу вам со всею откровенностью... Верьте мне... Хотите вы мне верить, васе сиятельство, сто я вам сказу?.. Больше 110-ти тысяц дать нельзя...
   Граф Телятнев. Ну, как нельзя... Что ты мне говоришь?... За две тысячи десятин?...
   Гальпин. Васе сиятельство... деньги вдруг... Сколько денег, вы то сдумайте... сколько денег, 100 тысяц сицас на стол кладу... Ух, сколько!... Нехай Бог боронит...
   Граф Телятнев. Что ж ты меня соблазняешь этими деньгами. (С усмешкой.) Ты думаешь, что я не видывал столько денег...
   Гальпин. Как я могу это думать... Я знаю... Я, слава Богу, знаю, с кем я дело имею... Я знаю, сто вам значат сто, двести тысяц... ницево... А я целовек камерческий... для меня это много денег... Бозе сохрани, сколько!
   Граф Телятнев. Ну, хочешь последнее слово 150 тысяч, 120 сейчас, а в тридцати напишем контракт...
   Гальпин. Васе сиятельство... Нехай Бог мне так помогает, как я вам зелаю... Сто двадцать тысяц и больсе не могу...
   Графиня. Ну, отдайте ему, граф за 140.
   Гальпин. Мадам, васе сиятельство... Нехай Бог моих детей обидит, если мозно...
   Кукук. Полноте, полноте, Гальпин, стыдитесь, как за такой лес не дать 140 тысяч... Вы должны согласиться...
   Гальпин. Сто вы мне говорите?.. Разве я смею торговаться с графом... Я знаю, с кем я дело имею...
   Граф Телятнев. Ха-ха-ха... А сам торгуется... Ну, так что же решительно, последнее слово?
   Гальпин. Вам угодно знать последнее слово?...
   Граф Телятнев. Да.
   Гальпин. Стобы больсе и не говорить ницево...
   Граф Телятнев. Ну, да, да...
   Гальпин. Извольте, 125... Больсе ни одного рубля не мозно.
   Граф Телятнев. Ну, Кукук, подите напишите условие по форме... в 20 тысяч, а 110 тысяч он мне отдаст на руки.
   Гальпин. Нет, васе сиятельство, 105 тысяц... ей Богу, не можно больсе, последнее слово...
   Граф Телятнев. Ну, ну, как не можно... Можно, можно, заплатишь... и вперед будешь знаком.
   Кукук. Пойдемте, пойдемте... Стыдитесь.
   Гальпин. Верьте Богу, обидно, только уж знаю, с кем дело имею... Надеюсь, васе сиятельство, не оставите, когда сто слуцится... Какое дело...
   Граф Телятнев. Хорошо, хорошо... Разумеется... Тут надо дочери подписаться под условием, а потом мне. Когда будет готово, я вас позову, а вы приготовьте деньги...
   Кукук. Я, ваше сиятельство, прямо снесу условие к графине Настасье Павловне, а потом принесу к вам.
   Граф Телятнев. Ну, хорошо.
   Гальпин. Прощайте, ваше сиятельство! (Расшаркивается перед графом.)
   Граф Телятнев. Прощайте, друг любезный, до свидания... (Подает ему назад, не смотря, один палец руки. Гальпин пожимает руку, приседая всем телом.)
   Гальпин (графине). Прощайте, мадам васе сиятельство...
   Графиня молча, гордо кивает головой.

Кукук и Гальпин уходят.

   

Явление пятое.

Граф, графиня, потом Иван Павлыч.

   Граф. Ну вот, mon amie, теперь ты не можешь сказать, чтобы я не хотел сделать приятного для тебя...
   Графиня. Когда я вижу участие ко мне с твоей стороны, я не буду роптать.

(Входит Иван Павлыч.)

   Граф. Что тебе?
   Иван Павлыч. Помилуйте, ваше сиятельство, увольте меня: здесь жить нельзя... того смотри, что убьют...
   Граф. Что такое ты говоришь?...
   Иван Павлыч. Да как же, помилуйте, меня сейчас было застрелили... Бог только спас...
   Граф. Да кто же это?
   Иван Павлыч. А вот этот сумасшедший, старого управляющего сын... Прохожу я мимо их квартиры, окошки низенькие, я и заглянул... Смотрю, а там... (К графине.) Извините, ваше сиятельство... Там наша Глафира с этим молокососом в любовных интересах время проводят... Я не вытерпел, хотел ей замечание сделать, потому нехорошо, всенародно можно сказать, а она должна помнить, при ком она служит... А он хвать за ружье да стрелять в меня... Вот у меня свидетели есть... Вы меня извольте уволить... как вам угодно.
   Граф. Как это, у меня в доме?... Я им покажу себя... Позвать ко мне старика отца...
   Иван Павлыч. Да они и то сами хотели идти к вам... Глафиру требовать к себе...
   Граф. Гм... хорошо... Я им покажу себя...
   Графиня. Не оставить ли? Не вышло бы скандала какого?...
   Граф. О, нет, я не могу же оставить этой дерзости без наказания. Я за него должен заступиться... У меня жить никто не будет тогда... Я спас этого молокососа, упросил тогда губернатора, чтобы он не обращал внимания на его выходку... А они так платят... О, они не знают, с кем шутят. Иван, чтобы тут были люди: я его связанного отправлю в город, прямо к губернатору...
   Иван Павлыч. Люди тут есть...
   Граф. Вот они, реформаторы, молокососы, не признающие ни властей, ни закона... Я тебя усмирю, голубчик...
   

Явление шестое.

Те же, Настя и Кукук, а потом в продолжение сцены входят: Семен Иваныч, Марфа Петровна, Петр и Глаша.

   Настя (входит с бумагою в руках). Папаша, что вы так взволнованы?
   Граф. Так, ничего, мой друг, пустяки... Что, подписала?
   Настя. Вы хотите продавать мой лес, папа?...
   Граф и графиня (вместе, невольно). Как твой?...
   Граф (поправляясь). То есть, да, мой друг, отчасти твой...
   Настя. Что это значит, отчасти?... имение мое, следовательно, и лес мой... Не дешево ли, папа, вы хотите его продавать... за 20 тысяч 2 тысячи десятин...
   Графиня. Ты разве знаешь, мой друг цену лесам?... Ты считаешь себя опытнее отца?
   Настя. Нет, maman, благодаря вашему воспитанию, я ничего не знала... Но лес я продавать не хочу...
   Графиня. Разве вы можете что-нибудь хотеть или не хотеть?... Вы еще очень молоды, чтобы распоряжаться самостоятельно: только отец ваш имеет это право...
   Настя. Вы, может быть, желали бы, графиня, чтобы папа имел право и все мое имение подарить вам без моего согласия?...
   Графиня. Что это значит? (Почти с воплем.) Кукук!

(Кукук стоит бледный, с опущенными вниз глазами.)

   Настя. Это значит, графиня, что я хочу вас освободить от заботы о моем воспитании, о моей нравственности и... о моем имении... Для этого я выхожу замуж за Кукука...
   Граф (схватывая себя за голову). Немец проклятый!...
   Графиня (истерически). За Кукука!... За эту низкую тварь, за этого презренного... обманщика... авантюриста?... Ха, ха, ха!... С Богом!... с Богом!...
   Настя (язвительно). Я знала, графиня, что мой выбор вам не понравится...
   Граф. Но я тебе не позволю, Настя... Я, как отец, не позволю тебе... Ты забываешь, чья ты дочь, кто ты и кто он...
   Настя. Нет, папа, вы позволите, во-первых, потому, что я никому не могу принадлежать... кроме его... во-вторых, я клянусь вам всю жизнь не расставаться с вами, покоить, лелеять вас... Вы найдете дочь, которой до сих пор не имели, по милости... графини... Ведь так, папаша, да... вы позволите?
   Графиня. Позволяйте, граф, позволяйте скорее!... Это верх моего торжества!... Лучшей мести, большего унижения для вас я не могла б выдумать, как устроивши эту блестящую партию... Поздравляю вас, мадам Кукук! (истерически хохочет и выбегает вон.)
   Марфа Петровна. Нет, не могу! (Подбегает к Насте и падает перед ней на колени.) Матушка графиня! Что ты хочешь делать? Не ходи за него, родная... Ведь он немец... Подумай только: немец, супостат, а ты графиня... Он проходимец, ведь... у него ничего нет, ни души христианской, ни чина, ни имения!
   Настя. Поздно, старушка... Пораньше бы ты мне говорила, а теперь поздно... я дала слово -- и сдержу его...
   Семен Иваныч (подходя). Оставьте, Марфа Петровна, тут нам нечего делать... Графиня! позвольте мне взять Глашу, она воспиталась и выросла у меня, как дочь...
   Настя. Возьмите... она мне не нужна.
   Семен Иваныч. Благодарю вас. (К графу.) Прощайте, ваше сиятельство... Пускай Бог вас простит за мои обиды. Вы и без того довольно наказаны... Сами виноваты: отогрели змею!... Прощайте!
   Граф Телятнев. Настя! Настя! Пощади ты меня и себя! Подумай, ты моя дочь, графиня, а он, этот ничтожный немец, твой муж! Зять мой! Нет, я не переживу этого сраму... Посмотри ты на него. Его срамят, ругают в лицо, а он и рта не может открыть, слова не может сказать в свою защиту.
   Кукук. Я слишком себя уважаю, граф, чтобы отвечать на лай бессильной зависти и злобы... Вы можете считать меня плебеем, но зато имя мое ничем не запятнано... Я немец и горжусь этим. В моих руках много доказательств, компрометирующих некоторые лица, но меня никто не в силах унизить в глазах графини Настасьи Павловны... Я знаю себе цену.
   Петр. Не храбритесь, Кукук! Цена вам невысокая, и роль ваша здесь незавидная. В мутной воде рыбу ловить еще невеликое достоинство даже для немца...
   Кукук. С вами я разделаюсь после, не здесь.
   Петр. Знаю, через полицию и ложные доносы -- это ваше дело. (К графу.) Не печальтесь, граф! Вы сильны, и выведете его в люди... Мы далеко не пойдем, а Кукукам на Руси дорога широкая!..

(Занавес падает).

    
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru