Потебня Александр Афанасьевич
А. Потебня. Мысль и язык. 3 изд. доп. Харьков. 1913

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  
   А. Потебня. Мысль и языкъ. 3 изд. доп. Харьковъ. 1913. Стр. VII + 225. Ц. 2 р.
   Первое изданіе книги Потебни -- немногочисленные оттиски изъ "Журнала Мин. Нар. Пр." -- появилось полвѣка тому назадъ и можетъ считаться номинальнымъ; черезъ тридцать лѣтъ, вскорѣ послѣ смерти замѣчательнаго языковѣда, оживившей вниманіе къ его идеямъ, понадобилось второе изданіе" для распространенія котораго нуженъ былъ двадцатилѣтній срокъ. Медленно расходятся у насъ хорошія книги. Невниманіе читателей къ ранней работѣ Потебни было бы еще понятно, еслибы она по трудности изложенія, по сложности вопросовъ, затронутыхъ въ ней, по требованіямъ, предъявляемымъ къ подготовкѣ читателя, была сходна съ дальнѣйшими трудами Потебни. Но если эта работа молодого ученаго, только что покинувшаго университетскую скамью, глубока по идеямъ, то она элементарна по изложенію. Она вводитъ далеко не во всѣ вопросы языкознанія, но въ нѣкоторые основные и самые интересные она вводитъ блистательно. Она заражаетъ мыслью -- а вѣдь дѣло касается области, гдѣ фактовъ у каждаго не мало: надо только дать направленіе его мысли, надо показать ему, какъ здѣсь думали, до чего здѣсь додумались, какъ здѣсь надо думать. Еще Гете жаловался на то, что "всякій уже потому, что говоритъ, считаетъ себя въ правѣ говорить о языкѣ". Это однако показываетъ, что худо ли, хорошо ли, о языкѣ думаетъ всякій, что вопросы языка возбуждаютъ интересъ;, этому интересу даетъ должное направленіе книга Потебни. Она прежде всего чужда догматизма; большую ея часть составляетъ критическій пересмотръ доктринъ о происхожденіи и сущности языка, и лишь на основѣ этого знакомства съ исторіей вопросовъ создается въ читателѣ надлежащее къ нимъ отношеніе. Трудно представить себѣ, какъ воспитательна книга Потебни, какъ многое она освѣщаетъ; темы ея -- неизмѣнно темы центральныя. Въ противоположность установившемуся взгляду на филологію, какъ на науку спеціалистовъ по преимуществу, мы находимъ здѣсь задѣтыми множество вопросовъ психологіи, философіи, педагогики, политики,-- и, что всего цѣннѣе, здѣсь они задѣты не въ формѣ популяризаціи, а въ самостоятельномъ изслѣдованіи, сохраняющемъ всю научную цѣнность и въ наше время. Конечно, наука не стоитъ на мѣстѣ, и за полвѣка, отдѣляющіе насъ отъ появленія работы Потебни, развитіе, напримѣръ, психологіи, достаточно перетасовало гербартіанскія идеи Лацаруса и Штейнталя, учителей Потебни. Но множество воззрѣній, лишь позже вошедшихъ въ научный обиходъ, намѣчено и развито здѣсь; и это относится не только къ пріоритету Потебни въ нѣкоторыхъ филогическихъ обобщеніяхъ, нѣкогда указанному проф. Дриновымъ, но и къ другимъ положеніямъ. Неизмѣнно мысль Потебни тяготѣла къ нынѣшнимъ воззрѣніямъ, къ нынѣшней терминологіи -- и какъ характерно, напримѣръ, что онъ, нуждаясь въ опредѣленіи метафизики, предлагаетъ не "самое вѣрное", не "самое точное", а "очень удобное" опредѣленіе. Такихъ случаевъ не мало; отмѣтимъ мимоходомъ ту необходимость, которая связываетъ работы Потебни съ идеей экономіи силы въ творчествѣ. Можно сказать, что основное направленіе этимъ работамъ даютъ три основныя идеи: во-первыхъ, идея необходимости языка въ дѣятельности мысли; во-вторыхъ, идея историчности душевной жизни; въ-третьихъ, идея зависимости личнаго творчества отъ творчества народа. Въ этой послѣдней даны implicite и обѣ первыя; она была неизмѣннымъ вопросомъ Потебни -- ему посвящены въ сущности всѣ его труды. Что, собственно, составляетъ вкладъ отдѣльнаго творца въ общій капиталъ произведеній мысли? Гдѣ граница между его собственнымъ вдохновеніемъ и невидной, скрытой творческой работой массы? Гдѣ кончается область психологіи индивидуальной и начинаются предѣлы психологіи массовой? Въ чемъ свободенъ и въ чемъ связанъ творецъ-мыслитель или художникъ? Что въ мотивахъ, въ формахъ, въ образахъ, сюжетахъ свободно отъ обязательныхъ рамокъ окружающаго, и что навязывается временемъ, запросами общей духовной жизни массы, въ которой создается и живетъ думающій человѣкъ? Таковы были вопросы, къ рѣшенію которыхъ постоянно, съ разныхъ точекъ зрѣнія возвращался Потебня. И ранняя его книга, о которой мы говоримъ, была какъ бы программой его работъ и введеніемъ въ нихъ. Особенно интересны въ ней для широкаго круга читателей главы, посвященныя сложнымъ словеснымъ формамъ. Богатство и глубина мыслей, разсѣянныхъ -- или, точнѣе, сжатыхъ -- на пространствѣ этихъ немногихъ страницъ, тѣмъ удивительнѣе, чѣмъ больше вчитываешься въ нихъ. Здѣсь какъ бы ключъ къ постиженію важнѣйшей стороны художественнаго творчества -- и можно безъ преувеличенія сказать, что множество эстетико-теоретическихъ споровъ не было бы,-- безъ видимаго результата -- затѣяно и проведено у насъ, еслибы противники были воспитаны въ идеяхъ Потебни, все болѣе современныхъ, все болѣе утверждаемыхъ. Въ послѣднее время наши символисты открыли для себя Потебню; но какимъ безпомощнымъ барахтаньемъ кажутся ихъ домыслы предъ лицомъ ясныхъ и твердыхъ положеній Потебни, который нолвѣка тому назадъ говорилъ о "неисчерпаемомъ возможномъ содержаніи" готоваго художественнаго произведенія, то есть утверждалъ, что всякое искусство символично, другого нѣтъ и не можетъ быть. Аналогія между словомъ и поэтическимъ произведеніемъ впервые предложена не Потебнею, но лишь въ его работахъ она сдѣлалась изъ философскаго предположенія конкретнымъ и безконечно плодотворнымъ завоеваніемъ науки. Й нигдѣ съ такой опредѣленностью не сдѣланъ изъ этой аналогіи важнѣйшій выводъ: искусство не для искусства и не для цѣлей, постороннихъ искусству: какъ слово прежде всего необходимо самому говорящему, такъ искусство прежде всего для художника; оно есть средство уяснить себѣ міръ. Въ этой насквозь познавательной теоріи обойдены эмоціональные элементы искусства, и въ этомъ -- пробѣлъ теоріи Потебни: пробѣлъ, который онъ чувствовалъ и, вѣрно, заполнилъ бы, еслибы продолжалъ свою работу.
   Въ приложеніи къ "Языку и мысли" напечатаны статьи Потебни о націонализмѣ; одна изъ нихъ -- черновой фрагментъ -- появляется впервые. Потебня былъ лингвистическій націоналистъ, послѣдовательный и убѣжденный. Для него было несомнѣнно, что zweimal zwei не абсолютно то же самое, что дважды два. Съ другой стороны "еврея, цыгана, финна, татарина" нѣмца, обрусѣлыхъ настолько, что языкомъ ихъ сокровенной мысли сталъ русскій языкъ, мы не можемъ причислить ни къ какому народу, кромѣ русскаго". Жизнь усложнила эти категорическія теоріи -- и быть, можетъ, даже соглашаясь съ Потебней, признавая, что всегда и вездѣ должна быть обезпечена возможность національнаго творчества, то есть свободное развитіе для каждаго въ атмосферѣ его родного языка, давно пора задуматься надъ той громадной цѣной, которую подчасъ приходится платить за эту націонализацію воспитательной стихіи. Послѣдовательный сторонникъ Потебни, убѣжденный имъ что денаціонализація есть "мерзость запустѣнія", чего добраго скажетъ: "чѣмъ великорусская школа для украинскаго ребенка -- лучше никакой". Но будетъ ли онъ правъ? И не несутъ ливъ себѣ общія начала общеобязательной правды научнаго знанія самооздоровляю, щую силу, о которой грѣхъ забывать?
   Такъ или иначе -- десятки важнѣйшихъ теоретическихъ и практическихъ вопросовъ встанутъ предъ читателемъ Потебни -- и, будемъ надѣяться, заставятъ его отъ юношеской работы покойнаго филолога-философа обратиться къ его позднѣйшимъ трудамъ. Пора имъ изъ рукъ спеціалиста-языковѣда перейти въ руки общеобразованнаго читателя.

"Русское Богатство", No 8, 1913

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru