Въ деревнѣ. Очерки и разсказы И. Потапенко. Одесса, 1887 г. Цѣна 1 р. Книжка эта состоитъ изъ девятнадцати разсказовъ. Сюжеты первыхъ тринадцати взяты изъ быта южно-русскихъ крестьянъ, остальные шесть разсказовъ повѣствуютъ: о закулисной жизни актеровъ (Иллюзія и правда), о "погибшихъ" и жалкихъ созданіяхъ (Все равно), о неустойчивости увлеченій учащейся молодежи (Слово и дѣло), о судѣ присяжныхъ (Парадоксъ)... О двухъ послѣднихъ мы скажемъ особо. Авторъ, повидимому, знаетъ бытъ малороссійскихъ крестьянъ и не лишенъ наблюдательности; сюжеты же выбраны имъ неудачно и разсказаны плохо. Что за вздоръ, напримѣръ, "рождественскій разсказъ": Постная колбаса. Разговѣлся мужикъ, выпилъ лишнее, легъ спать на печку и видитъ во снѣ, что уродилась у него пшеница, на которой, вмѣсто колосьевъ, висятъ колбасы. Мужикъ убираетъ эту благодать, радуется и, вмѣстѣ съ тѣмъ, надоумѣваетъ, что же онъ будетъ ѣсть постомъ. Тогда кто-то объясняетъ ему, что это "постная колбаса", что ее не грѣхъ ѣсть постомъ и что ею же можно подати заплатить. Мужикъ подати заплатилъ колбасой и успокоился; но его позвали въ волостное правленіе и больно высѣкли за недоимку. Тутъ мужикъ проснулся и почувствовалъ, что его какъ будто и вправду высѣкли. Оказалось, что лежа пьяный на печи онъ обжогъ... Не забавно, смысла нѣтъ и грубо. Во всѣхъ разсказахъ г. Потапенки производитъ непріятное впечатлѣніе его манера писать, представляющая собою явную поддѣлку. Вотъ, для примѣра, начало разсказа Домашній "Что они такое разсказываютъ! Господи ты, Боже мой! Да этому никогда нельзя повѣрить! Можно повѣрить всему на свѣтѣ, хотя бы то была самая явная небылица; ну, напримѣръ, еслибъ сказали, будто большой колоколъ, что виситъ на самой вышинѣ Гусаковской колокольни (онъ, правда, вѣситъ всего 34 1/2 пуда; на свѣтѣ бываютъ, разумѣется, колокола и побольше, но въ Гусаковской большаго нѣтъ и никогда не было), да, такъ этотъ самый большой колоколъ преспокойно сошелъ себѣ съ колокольни, отправился въ кабакъ, потребовалъ себѣ штофъ водки и тутъ же за столикомъ и роспилъ его, закусивши соленымъ огурцомъ. Это уже совсѣмъ невѣроятно, а, все-таки, этому скорѣе можно повѣрить, чѣмъ тому, что они разсказываютъ по деревнѣ"... А по деревнѣ разсказывали о томъ, "какъ поссорились" Терентій съ Андреемъ, два старыхъ пріятели-сосѣда. Въ такомъ тонѣ могъ разсказывать Гоголь; но, вопервыхъ, то былъ Гоголь, а, во-вторыхъ, до Гоголя никто такъ не разсказывалъ. Г. Потапенко -- не Гоголь, и раньше г. Потапенки уже очень многіе пробовали въ этомъ же родѣ поддѣлываться подъ Гоголя и всегда болѣе или менѣе неудачно. Поддѣлки же г. Потапенки мы считаемъ самыми неудачными. Послѣдніе два разсказа: Шарманщикъ и живая машина -- носятъ подзаголовки: Музыкальная проза. Это опять-таки не оригинально и совсѣмъ не хорошо. Музыкальная проза г. Потапенки есть ничто иное, какъ исковерканная проза, напоминающая очень плохіе стихи. Вышло ни то, ни ее... Да и всѣ Очерки и Разсказы г. Потапенки -- ни то, ни се: въ нихъ нѣтъ никакой опредѣленной мысли, нѣтъ содержанія. Авторъ видѣлъ, слышалъ и записалъ, можетъ быть, и самъ присочинилъ; только и записывалъ онъ, и сочинялъ не ради какой-либо идеи, а, повидимому, такъ, для писанья и подъ мимолетнымъ впечатлѣніемъ минуты. Оттого и вся его книжка, и каждый въ ней очеркъ въ отдѣльности оставляютъ въ читателѣ чувство недовольства, усугубляемое вычурностью формы при отсутствіи содержанія и опредѣленной мысли.