Съ самой глубокой древности и до настоящаго времени вся интеллектуальная или умственная дѣятельность человѣка приписывалась и теперь приписывается исключительно головѣ. И теперь постоянно слышатся выраженіе, подтверждающее эту мысль: "дѣльная голова" (Goischer Kopf), что равнозначительно съ выраженіемъ "ослиная или лошадиная голова". "Большая голова", "великая голова" должны быть понимаемы не только въ переносномъ, но и въ буквальномъ смыслѣ. Все это доказываетъ, что наблюденіе и опытъ привели людей къ тому заключенію, что степень умственныхъ способностей соотвѣтствуетъ количеству мозга; что чѣмъ человѣкъ умнѣе, находчивѣе, остроумнѣе и мудрѣе, тѣмъ у него больше мозгу, и наоборотъ, большая голова или, что то-же, большое количество мозга предполагало такую же массу ума, геніальность умственныхъ способностей, таланты или какіе нибудь особые дары, по мѣткому народному замѣчанію, что большому кораблю -- большое и плаваніе.
Но рядомъ съ этимъ наблюденіемъ шло другое діаметрально-противоположное.-- Вся психическая дѣятельность человѣка считалась совершенно изолированнымъ явленіемъ, неимѣвшимъ ничего общаго съ физіологіей мысли. Ученые всѣхъ вѣковъ и народовъ, каждый знаменитый философъ, всякій свѣдущій анатомъ или физіологъ напрягалъ всѣ свои усилія, чтобы пріискать нашей душѣ приличное помѣщеніе въ нашемъ тѣлѣ. При этомъ руководились самымъ простымъ принципомъ. Какой-то царь, столкнувшись случайно съ бѣднымъ крестьяниномъ, обѣщалъ осчастливить его, если онъ разрѣшитъ ему загадку, гдѣ находится середина земли. Крестьянинъ, послѣ долгихъ размышленій, сказалъ дарю, что середина земли именно то мѣсто, на которомъ онъ стоитъ. "Какъ такъ?" спросилъ царь.-- Потрудитесь смѣрить землю и вы убѣдитесь въ этомъ. Также находчивы были ученые сыщики въ розысканіи мѣстожительства души. Діогенъ помѣстилъ ее подъ ложечкой, Эмпедоклъ въ крови, а Парменидъ въ желудкѣ. Индѣйскіе ученые избрали ея резиденціей пупъ, а стоика -- сердце. Все это показалось очень смѣшнымъ философамъ и ученымъ анатомамъ, а потому они поспѣшили исправитъ ошибку своихъ предшественниковъ и удивились ихъ близорукости, которая не позволила имъ догадаться, что душа-то обитаетъ въ царственныхъ палатахъ, именно въ такой-то части мозга. Одному казалось приличнѣе всего усадить ее на вароліевомъ мосту, другой втиснулъ ее въ мозговую перегородку, третій удостоилъ ее опираться въ сводѣ -- не небесномъ, а такъ называется одна частица мозга;-- Вимгисъ удѣлилъ ей мѣсто въ полосатыхъ тѣлахъ, Земмерингъ былъ глубоко убѣжденъ, что она витаетъ въ мнимыхъ испареніяхъ черепной полости; Беэрговъ, можетъ быть, ближе другихъ подошелъ еъ истинѣ, такъ-какъ онъ приписывалъ психическое отправленіе преимущественно сѣрому веществу, но оригинальнѣе всѣхъ поступалъ великій философъ Декартъ, который усадилъ душу въ мокротной, какой-то ничтожной желѣзкѣ верхомъ на турецкомъ сѣдлѣ. И теперь еще встрѣчаются ученые дебаты по поводу этого вопроса, которому современная физіологія дала другое направленіе изъ абстрактныхъ иллюзій перенесла его въ область дѣйствительныхъ предметовъ.
Долго потомъ разные ученые возились съ этой задачей и не знали, гдѣ отвести мѣсто душѣ въ нашемъ организмѣ. То ее заставляли играть на мозгахъ, какъ на инструменту что очень понравилось великому маэстро Фихте; то ей поручали быть лишь исправнымъ машинистомъ при электрическомъ апаратѣ, составленномъ изъ нѣсколькихъ мозговыхъ батарей. Гушке въ своемъ тяжеловѣсномъ сочиненіи, которое мы съ большимъ трудомъ осилили, безъ всякихъ шутокъ увѣряетъ, что мозги представляютъ собой самый блестящій электрическій снарядъ. Для этого онъ нашелъ въ мозгу вещества, соотвѣтствующія гальванической батареѣ Грове. Дѣло было въ 1854 году. Гушке былъ-бы, конечно, въ большомъ затрудненіи передѣлать мозги въ новый гальваническій апарать, изобрѣтенный въ этомъ году Бунзеномъ и очень упрощенный. А какой-то антропологъ Гагенъ (Hagen), лѣтъ 30 тому назадъ, въ эпоху свирѣпствованія эфирной теоріи, клялся и божился, что въ мозгу и нервахъ непремѣнно существуетъ мозговой и нервный эфиръ, но что онъ не психическаго свойства, а только выполняетъ динамическія отправленія нервной системы.
Было-бы грѣшно и непростительно насмѣхаться надъ всѣми этими примитивными попытками разъяснить такой важный, такой сложный, такой запутанный, такой загадочный и таинственный вопросъ. Это только доказываетъ, насколько интересовалъ этотъ вопросъ человѣчество во всѣ времена его историческаго развитія. Наука прежнихъ временъ была слишкомъ бѣдна положительными данными, чтобы дать сколько-нибудь удовлетворительный отвѣтъ на томительную жажду, въ которой изнывали лучшіе умы, мучимые желаніемъ разсѣчь этотъ Гордіевъ узелъ физіологіи. И до сихъ поръ самые знаменитые авторитеты, въ виду всего несмѣтнаго богатства науки, не отрѣшились отъ разныхъ двусмысленныхъ толкованій и неопредѣленныхъ, невыясненныхъ отношеній къ этому вопросу. Спору нѣтъ, что вопросъ этотъ не дожилъ еще до своего Александра Македонскаго, но все-же непонятно и непростительно великому Гризингеру, когда онъ лицемѣрно провозглашаетъ, что психическій или нервный дѣятель не имѣетъ себѣ ничего подобнаго во всемъ остальномъ мірѣ и что онъ, такъ-же, какъ и Локкъ, не можетъ разрѣшить, что такое мыслящее вещество или невещественный Дѣятель. Не значитъ ли это искать начало всѣхъ началъ? Не значитъ-ли это забираться въ непроходимыя дебри метафизики?
Случалось-ли вамъ, читатель, хоть разъ въ жизни испытывать тягость неопредѣленнаго положенія? Это несносное, мучительное состояніе. Всѣ ваши вещи сложены въ чемоданы и уложены въ экипажъ; разные узелки съ припасами на дорогу прилажены каждый на своемъ мѣстѣ, всѣ предосторожности приняты, чтобъ экипажъ выдержалъ всѣ случайности пути; лошади запряжены, но ямщикъ куда-то запропастился и его никакъ не могутъ найти. Кажется, что онъ, вѣроятно, зашелъ въ кухню, или не пошелъ-ли онъ выпить, вы сами, кажется, гдѣ-то видѣли его и не можете вспомнить, гдѣ именно. Вы начинаете сердиться, съ досады грызете ногти чуть не до крови; сакъ-вояжъ вашъ давно виситъ чрезъ плечо; остается сѣсть и такъ-бы поѣхать и понестись на всѣхъ рысяхъ, но ямщика нѣтъ-какъ-нѣтъ... Или вы попали по волѣ. слѣпого божества -- судьбы въ отдаленную губернію широчайшей имперіи и не знаете срока своему тоскливому одиночеству. Душа ваша рвется туда... Тамъ вы расправили-бы свои крылья, раскрыли-бы свои силы, взялись-бы за дѣло, вы пристроили-бы, пригнали бы себя къ великой машинѣ народнаго преуспѣянія, но вы связаны по рукамъ и ногамъ, вамъ недостаетъ не силъ, не желанія, ни свободнаго движенія къ цѣля, которая кажется такъ близка, такъ осязательна.
Психическій отдѣлъ физіологіи во всеоружіи снаряженъ въ путь. Экипажъ его переполненъ самыми положительными данными; быстроногія лошади, фыркяя, нетерпѣливо бьютъ копытомъ землю и ждутъ смѣлаго возницу. Вотъ онъ не сегодня завтра явится и вы безпрепятственно, покатите по знакомымъ вамъ путямъ сообщенія психологіи съ остальными отраслями знанія. Потерпите еще немножко и возница явится...
VI.
Говорятъ, что чѣмъ больше человѣкъ богатѣетъ, тѣмъ онъ становятся хуже, портится. Чѣмъ больше человѣчество пріобрѣтало знаній, чѣмъ больше оно распутывало взаимныя отношенія силъ окружающей природы и эксплуатировало ихъ въ свою, пользу, тѣмъ больше оно возносилось въ своемъ величіи, тѣмъ больше оно ослѣплялось своимъ могуществомъ и стало смотрѣть на себя какъ на что-то обособленное въ природѣ, какъ на распорядителя судебъ природы, которая такъ-таки вся создана исключительно къ его услугамъ. Но человѣкъ далеко не вершитель судебъ природы и нигдѣ онъ не нарушилъ, не измѣнилъ ни на одну іоту законовъ всемогущей природы. Онъ только направилъ дѣятельность нѣкоторой доли силъ въ свою сторону и въ этомъ отношеніи онъ не выше мизернаго и кропотливаго муравья, который также пользуется силами природы, по своему крайнему разумѣнію. Правда, вся культура, соціальный быть и вся наука есть дѣло рукъ человѣка. Правда, что человѣкъ ничего этого не нашелъ темпъ къ природѣ и все это соорудилъ самъ; но онъ положительно и математически вѣрно -- настолько соорудилъ, насколько онъ самъ продуктъ окружающей природы и окружающихъ обстоятельствъ и условій. Количество добытаго производства, несмотря на все ею разнообразіе, строго-математически соотвѣтствуетъ количеству находящагося въ обращеніи мозговою капитала.
Нисколько поэтому не удивительно, что количество мозга и вообще вѣсъ всей нервной системы обращалъ на себя преимущественное вниманіе всѣхъ естествоиспытателей. Невольно бросалось въ глаза, что люди, наиболѣе одаренные интеллектуальными способностями, талантами,-- однимъ словомъ, люди выдающіеся, геніальные отличаются и большими размѣрами черепа и большимъ количествомъ мозговой или нервной массй. Такъ всякому было понятно, что лордъ Байронъ потому именно былъ такой необыкновенный талантъ, что у него оказалось 2,238 граммовъ мозгу; англичане гордятся своимъ Кромвелемъ сколько потому, что они обязаны ему упроченіемъ своей политической свободы, столько и потому, что они этимъ обязаны его огромному мозгу въ 2,233 грамма. Потому. то сравнительная анатомія организація черепа и заключающейся въ немъ драгоцѣнной матеріи пріобрѣтаетъ въ наше время такой громадный интересъ. Слишкомъ это драгоцѣнная ткань, чтобъ не придавать значенія самомалѣйшему атому ея. Читатели, конечно, не заподозрятъ насъ въ телеологической отсталости, если мы ради фигуральности скажемъ, что природа потратила много старанія и выказала особенную заботливость въ обереганіи этой драгоцѣнной ткани. Ни одинъ органъ нашего тѣла такъ тщательно но застрахованъ отъ внѣшнихъ поврежденій и вліяній, какъ головной мозгъ. Черепъ -- плотный и прочный ящикъ и въ немъ сидятъ мозги, какъ русская красавица въ своемъ теремѣ. А позвонки, дружно сцѣпившись своими отростками, составили между собою самую тѣсную коалицію и раздались лишь настолько, чтобъ помѣстись въ своей средѣ длинную и блестящую косу своей красавицы -- спинной мозгъ. Что въ сравненіи съ ними какія-нибудь тонкія ребра, оберегающія легкія и сердце. Остальныя-же внутренности, какъ печень и желудокъ, не особенно чувствительные къ своимъ интересамъ, не застраховали себя у общества костей и потому общество оставило ихъ почти безъ всякой защиты. Впрочемъ, нельзя не упрекнуть это общество въ излишнемъ рвеніи при исполненіи возложенной на нихъ обязанности. Слишкомъ узко понимаютъ они свое назначеніе. Излишнее усердіе всегда вредно. Соединившись зубчатыми краями, кости черепа не позволяютъ подчасъ мозгамъ разростаться на свободѣ, раздвинуть свои предѣлы и оттого они подчасъ превращаютъ человѣка просто въ идіота. Слишкомъ рьяная общественная опека надъ индивидуальнымъ развитіемъ не ведетъ никогда къ добру и доводитъ индивидовъ до порчи, вырождаетъ ихъ.
Какія-же данныя у насъ для того, чтобъ утверждать, что количество интеллектуальныхъ силъ соотвѣтствуетъ количеству мозговой или нервной ткани? Этихъ данныхъ у насъ бездна и всякія возраженія и противорѣчія, высказываемыя противъ этой несомнѣнной истины, имѣютъ лишь кажущуюся вѣроятность и не выдерживаютъ строгой критики. Мы согласны пронять къ свѣденію тѣ факты, которые, повидимому, говорятъ не въ нашу пользу, лишь-бы они не задѣвали нашего основного принципа, нашей научной теоріи, что количество силы соотвѣтствуетъ количеству матеріи, и тогда мы попросимъ подвергнуть тщательному переизслѣдованію мнимые и противорѣчивые факты. Такъ, мы убѣждены, что въ длинной цѣпи животнаго міра сохраняется строгая паралель между количествомъ обладаемой животнымъ нервной массы и проявленіемъ интеллектуальныхъ силъ. Мы твердо убѣждены, что чѣмъ животное умнѣе, тѣмъ большимъ количествомъ извѣстной доли мозга оно обладаетъ. Просимъ не забывать этого. Мозги и вериная ткань вообще вовсе не служатъ для одной исключительной цѣли, напротивъ того, дѣятельность ихъ чрезвычайно разнообразна. Мы поэтому не беремъ на себя права утверждать безъ предварительнаго соглашенія, что чѣмъ у животнаго больше мозга, тѣмъ оно и умнѣе. Необходимо прежде условиться, что понимать подъ словомъ умъ, мысль, инстинктъ и т. п. Все это до того затемняетъ вопросъ и спутываетъ дѣло, что выбраться изъ этого лабиринта теперь нѣтъ никакой возможности.
Что изъ того, что французскій ученый Боленъ взвѣшивалъ мозги животныхъ и опредѣлилъ, или повторилъ, старую сказку, что нѣкоторыя птички пропорціонально ихъ росту имѣютъ большій вѣсъ Мозга, чѣмъ человѣкъ и что, поэтому, распредѣлять животныхъ въ психологическомъ отношеніи по вѣсу мозговъ было-бы ошибочно. Сказалъ-ли намъ Боленъ, что Онъ разумѣетъ подъ словомъ мысль, унъ и т. д.? Сказалъ-ли онъ, когда онъ опредѣлялъ и взвѣшивалъ эти невѣсомыя жидкости, называемыя интеллектуальными способностями? Еслибы эти предубѣжденные ученые въ своихъ многоопытныхъ изслѣдованіяхъ руководствовались логическимъ принципомъ, выраженнымъ въ формулѣ закона связи причины съ слѣдствіемъ, еслибъ они имѣли въ виду тотъ несокрушимый принципъ, что всякая сила вещественна, то они не спѣшили-бы своими заключительными рѣшеніями и приговорами, а имѣя подъ рукой всѣ средства, старались-бы разъяснить противорѣчивые факты, на зло подвертывающіеся, имъ подъ руки, и на всякія недоразумѣнія пока отвѣчали-бы скромнымъ и честнымъ: "не знаю". Такъ уже Гушке въ своемъ строго-научномъ сочиненіи доказалъ, что у животныхъ млекопитающихъи въ особенности у птицъ преобладаетъ количество Мозжечка и заднихъ принадлежностей мозга, сравнительно съ человѣкомъ. Нечего, стало быть, спѣшить съ обобщеніями, ничего незначущими. Мы не настолько увлечены своимъ убѣжденіемъ, чтобъ видѣть именно то, что намъ хочется тамъ, гдѣ этого нѣтъ. Поэтому мы не сомнѣваемся въ справедливости такихъ указаній, какъ Бергманна, который нашелъ у одного пятидесятилѣтняго идіота 1,428 граммовъ мозга и у другого какого-то дурака даже 1,755 граммовъ. Но кто знаетъ, что такое кровяные приливы, изліянія, эксудаты, затверденія и какъ они измѣняютъ составъ и вѣсъ мозга, тотъ будетъ остороженъ въ своихъ заключеніяхъ. Зато цѣлая масса ученыхъ глубоко убѣдилась, что у большинства идіотовъ и идіотокъ (есть и такія) вѣсъ мозга падаетъ ниже 500 граммовъ и не превышаетъ 1,000. Представьте себѣ, читатель, что человѣческій зародышъ по отношенію къ росту имѣетъ большій вѣсъ мозга, чѣмъ взрослый человѣкъ, и это приводятъ вамъ въ доказательство, что количество мозга не можетъ служить мѣриломъ интеллектуальныхъ способностей. Но если мы примемъ во вниманіе вѣсъ той или другой мозговой части и при этомъ не упустимъ изъ виду одно изъ главныхъ условій -- строеніе и количественный составъ мозга, то легко и скоро убѣдимся, что всѣ эти возраженія не имѣютъ за собой ни одного серьезнаго научнаго положенія. Мы нарочно напираемъ на выраженіе: количественный перевѣсъ и количественный составъ; мы даже нарочно опускаемъ выраженіе качественный, потому что не признаемъ никакой, качественной разницы, никакой качественной градаціи, а только количественную. Въ этомъ отношеніи мы являемся горячими поклонниками Геккеля, отвергающаго всякую качественную градацію мозговой организаціи. Да, это положительная правда, но намъ необходимо условиться въ пониманіи этихъ выраженій. Мы убѣждены, что всякое качество, въ концѣ концовъ, сводится на количество. Такъ, напримѣръ, водянистые и сухіе мозги представляютъ самую рѣзкую характерную разницу въ качественномъ отношеніи. Но что-же это значитъ? Въ концѣ концовъ, это все-таки значить, что одни мозги содержатъ большее количество воды, чѣмъ другіе. Такъ, присутствіе фосфора въ мозгу есть несомнѣнное качество мозговъ. Но это опять-таки значитъ, что одни мозги разнятся отъ другихъ содержаніемъ большаго или меньшаго количества фосфора. И такъ далѣе въ томъ-же родѣ. И вотъ намъ говорятъ, что мозги утробнаго младенца по вѣсу пропорціонально тяжелѣе мозговъ взрослаго человѣка, а потому-де судить по вѣсу мозговъ о степени ума -- вздоръ... Неужели?.. Но мозги утробнаго младенца, содержатъ въ десять разъ большее количество воды, чѣмъ мозги взрослаго, и ваше опроверженіе полетѣло въ прахъ и разсѣялось, аки дымъ отъ вѣтру. Все это насъ наводитъ на то, чтобы быть осторожнѣе въ своихъ вычисленіяхъ и не впасть въ обманъ, какъ это часто случается съ статистикой. Необходимо строго придерживаться перваго правила арифметики и сравнивать между собою вещи однородныя, не складывать вилки съ ножами по полдюжинѣ, чтобъ въ итогѣ получить 12.
Очень важный недостатокъ, которымъ страдаетъ, большинство врачей, заключается въ ихъ совершенномъ невѣжествѣ по части химіи. Этимъ-же недостаткомъ страдаютъ, также и многіе антропологи и анатомы. И этотъ недостатокъ чувствительно отзывается, на нашихъ выводахъ. Такъ изслѣдователи мозгового вопроса совершенно упускаютъ изъ виду изомерію, наиболѣе важное ученіе новѣйшей химіи. Извѣстно, что въ составъ нѣкоторыхъ веществъ кислородъ, водородъ и углеродъ входятъ въ совершенно одинаковыхъ пропорціяхъ. Три вещи, совершенно различныя по своимъ химическимъ свойствамъ, оказываются состоящими изъ однихъ и тѣхъ-же 48 частей углерода, 10 частей водорода и 16 частей кислорода. Слѣдовательно, тутъ, повидимому, качественный анализъ не соотвѣтствуетъ количественному, и наша теорія невѣрна? Думаемъ, что это не такъ. Химія это явленіе объясняетъ различіемъ въ статическомъ расположеніи частицъ. Хотя по всѣхъ трехъ веществахъ одинаковое количество углерода, водорода и кислорода, но это показалось въ окончательномъ разложеніи; въ томъ-же состояніи, въ которомъ, мы эти вещи разсматриваемъ въ настоящую минуту, въ знакомой нашимъ ощущеніямъ формѣ, оказывается, что въ одной вещи преобладаетъ соединеніе и химическое сближеніе большаго количества атомовъ кислорода съ водородомъ, а въ другой вещи преобладаетъ соединеніе большаго количества атомовъ кислорода съ углеродомъ. И тутъ все-таки качества сводится на количество и ничѣмъ инымъ изомерія не можетъ быть объяснена. То-же самое явленіе повторяется съ мозгомъ. Мы это говоримъ а priori и убѣждены, что при дальнѣйшихъ изслѣдованіяхъ ученые не упустятъ этого обстоятельства изъ виду. Такимъ образомъ химія на нашей сторонѣ, а потому безпристрастная оцѣнка научныхъ фактовъ и критическій разборъ возраженій даютъ намъ смѣлость и право утверждать, что главнымъ мѣриломъ интеллектуальныхъ процессовъ есть лишь одинъ сравнительно-количественный анализъ. Постараемся остаться ему вѣрными до конца.
Чтобы насъ не упрекнули въ излишнемъ пристрастіи, мы приведемъ нѣкоторые факты, говорящіе, повидимому, противъ насъ самихъ, и постараемся ихъ объяснять. Гольцъ втеченіе нѣсколькихъ лѣтъ дѣлалъ опыты надъ животными и убѣдился во многихъ очень интересныхъ явленіяхъ. Такъ, животное, лишенное большихъ полушарій мозга, все еще совершало разнаго рода движенія, которыя свидѣтельствовали объ извѣстной долѣ разсчитанвости или соразмѣрности съ внѣшними условіями. Другія животныя только по отнятіи зрительныхъ бугровъ (Tholami optici) и четверохолмія теряли способность сохранять равновѣсіе. Другія опять животныя, по лишеніи всѣхъ тѣхъ частей и мозжечка, уже не заявляли никакихъ попытокъ какъ-нибудь отдѣлаться отъ внѣшнихъ раздраженій. Всѣ эти опыты привели Гольца къ тому убѣжденію, что душа животнаго довольно сложное отправленіе и не ограничено однимъ какимъ-либо отдѣломъ мозга, что поврежденіямъ душевнаго органа соотвѣтствуютъ извѣстныя опредѣленныя поврежденія души, а другія отправленія ея остаются неприкосновенными.
Опыты съ мозжечкомъ не привели еще изслѣдователей къ окончательнымъ заключеніямъ. Въ то время, какъ одни, именно Гольцъ, Лудвигъ и Шифъ, отвергаютъ мнѣніе Флюранса, что мозжечокъ есть центръ, заправляющій движеніями, другіе, какъ Булге, видятъ въ мозжечкѣ органъ, завѣдующій чувствомъ равновѣсія въ тѣлѣ. Работы эти производятся, въ большинствѣ случаевъ, надъ лягушками, и голубями. Даже эти животныя не особенно легко переносятъ эти опыты, быстро умираютъ, прежде чѣмъ ученые успѣютъ придти къ какомъ-нибудь безспорнымъ мнѣніямъ, и своею смертью протестуютъ за жестокое обращеніе съ своими мозгами и силою этихъ явленій подтверждаютъ, что нельзя безнаказанно обращаться такъ безбожно даже съ душою послѣдняго животнаго.
Множество опытовъ надъ отдѣльными частями мозга прежнихъ и новыхъ изслѣдователей указываетъ на тотъ несомнѣнный фактъ, что каждая отдѣльная часть мозга имѣетъ свое обособленное спеціальное отправленіе, занимаетъ извѣстную должность у души. Теперь уже найдено, что такая-то часть мозга завѣдуетъ рѣчью, и такая-то памятью и все это предвѣщаетъ, что мозговая френологія имѣетъ свою великую будущность. Въ силу этого вовсе не покажется страннымъ или противорѣчіемъ, что у нѣкоторыхъ животныхъ пропорціональнаго роста больше той или другой доли мозга, вовсе не нужной человѣку, утратившей для него свое прежнее значеніе, доживающей свой вѣкъ въ отставкѣ, какъ что-то рудиментарное. Никто не станетъ спорить, что есть сходство между нашими мозгами и мозгами высшаго порядка обезьянъ. Стоитъ прочесть въ бюлетеняхъ французскаго антропологическаго общества тщательныя работы знаменитѣйшаго французскаго антрополога Брока, чтобы вполнѣ убѣдиться въ полнѣйшемъ сходствѣ мозговъ у тихъ и другихъ. Форма если не та-же, то почти та-же; извилины тѣ-же, складки тѣ-же, симетрія та-же; словомъ все то-же. Ричардъ Овенъ, Граціоле разбиты на голову и должны сложить оружіе. Сходство въ анатомическомъ расположеніи частей полное и конецъ всякимъ спорамъ, но... (опять-таки но). Но по отношенію къ вѣсу и по отношенію къ силѣ, какъ выражается Брока, разница громадная. Самый меньшій мозгъ женщины превышаетъ самый большій обезьяній мозгъ, какъ 3 къ 2.
Такимъ образомъ, количество мозга вездѣ является преобладающимъ элементомъ. Форма и вмѣстимость черепа всѣхъ извѣстныхъ племенъ и количество содержащагося въ ихъ черепѣ мозга уступаетъ во всѣхъ отношеніяхъ европейскому мозгу. Это фактъ неподлежащій сомнѣнію, и хотя Вайтцъ, сильно протестуетъ противъ такого рода аргументовъ, неговорящихъ въ его пользу, но тѣмъ не менѣе и онъ не можетъ не признаться, что есть рѣзкая разница между европейскими мозгами и мозгами цвѣтныхъ племенъ. А если есть разница, то она замѣтнѣе всего именно въ количественномъ отношеніи. Онъ, правда, утверждаетъ, что и между европейскими народами встрѣчаются головы не съ большимъ содержаніемъ мозга, чѣмъ у иного дикаря, и потому не соглашается съ изслѣдованіями Гушке, Мортона и другихъ. И мы не станемъ съ нимъ спорить по этому поводу. Мы вполнѣ съ нимъ согласны, что и среди европейскихъ обитателей еще очень много дикарей. Но противорѣчіе это безсильно, чтобы опровергнуть общій фактъ или средній выводъ и мы принимаемъ этотъ фактъ, этотъ выводъ за несомнѣнное свидѣтельства превосходства одного племени надъ другимъ И утверждаема, что чѣмъ большимъ количествомъ мозга обладаетъ народъ, тѣжь онъ могущественнѣе и сильнѣе въ борьбѣ за существованіе; что народы съ меньшимъ количествомъ мозга, при столкновеніи съ болѣе одаренными, непремѣнно вымираютъ и оказываются слабосильными, ничтожными въ борьбѣ за жизнь съ болѣе смышлеными, съ болѣе опытными въ искуствѣ вести борьбу. Такъ-какъ вся культура, цѣликомъ взятая, вся цивилизація, вся наука, весь соціальный бытъ есть лишь продуктъ умственой работы, то совершенно естественно и понятно, что чѣмъ у народа больше ума, тѣмъ онъ можетъ дальше уйти по пути прогресса и, наоборотъ, чѣмъ дальше онъ стремится и уходитъ по пути прогресса, тѣмъ сильнѣе могутъ развиться его мозги, даже въ количественномъ отношеніи. Это также подтверждено многочисленными наблюденіями и изслѣдованіями. Черепа, вырытые изъ могилъ разныхъ историческихъ эпохъ, представляютъ собою различіе въ объемѣ и вмѣстимости. Ислѣдованія этого рода слишкомъ еще бѣдны числомъ, но смѣло можно поручиться, что еслибъ была возможность достать побольше такихъ коллекцій череповъ изъ разныхъ эпохъ, легко было-бы прослѣдить по нимъ постепенное развитіе мозговъ въ количественномъ отношеніи, которое, нѣтъ сомнѣнія, шло рука объ руку съ успѣхами цивилизаціи, и то подвигалось впередъ, то останавливалось на время для отдыха, то опять возобновляло свое прежнее движеніе впередъ.
Но больше всего возникало споровъ, когда дѣло касалось различія мозговъ по поламъ. Всѣ анатомы и антропологи, и особенно Гушке и въ послѣдніе годы Вейсбахъ, многочисленными взвѣшиваніями силились доказать, что такъ или иначе, а у мужчинъ количество мозга больше, чѣмъ у женщинъ. Поль Жанэ въ Revue des deux Mondes уже нѣсколько разъ противъ этого протестовалъ и увѣрялъ, что это только мужчины такъ-себѣ изъ пристрастія къ своему полу клеплютъ на женщинъ и что если-бы женщины занимались анатоміей, то онѣ навѣрное пришли-бы къ противоположнымъ результатамъ. Предположеніе это Поля Жанэ, до сихъ поръ, однакоже, не подтвердилось и онъ самъ, ни разу въ жизни невидѣвшій ни одного мозга ни мужского, ни женскаго, не взялъ на себя труда провѣрить эту клевету. А потому мы пока должны держаться этой клеветы и утверждать, что какъ въ строеніи черепа, такъ и въ количествѣ мозга между мужчиной и женщиной такъ или иначе, а есть рѣзкая разница. Стоитъ посмотрѣть на два такихъ черепа, чтобы сразу убѣдиться въ несомнѣнности характернаго различія. Въ то время какъ у женщинъ всегда отвѣсный лобъ, плоское темя и отвѣсный затылокъ, такъ-что если смотрѣть на женскую головку въ профиль, на правильный типъ ея, то вы непремѣнно замѣтите какъ-бы четыреугольникъ состоящій изъ рѣзкихъ линій съ еле округленными углами. Между тѣмъ мужская голова имѣетъ полукруглый лобъ, возвышенное темя и полукруглый затылокъ, такъ что мужская голова больше всего приближается къ шару. Возьмите дамскую шляпку и мужскую фуражку и вы тотчасъ убѣдитесь, что дамская шляпка имѣетъ форму овала, яйцевидное очертаніе, а мужская фуражка представляетъ всегда круглую форму. Уже одно это достаточно свидѣтельствуетъ, что есть разница и далеко немаловажная, и такъ-какъ при всѣхъ другихъ одинаковыхъ условіяхъ форма шара наиболѣе вмѣстительная, то несомнѣнно, что мужская голова должна содержать больше мозгу, чѣмъ женская. Позвольте, однакожъ... Мы опять увлеклись, мы опять удалились отъ вашего правила, мы опять стали складывать вилки съ ножами и потому, если сейчасъ-же не объяснимся, навѣрное впадемъ въ самую грубую ошибку. Уже Гушке раньше всѣхъ, а потомъ лучше всѣхъ Вейсбахъ, при всѣхъ разнообразныхъ изслѣдованіяхъ и взвѣшиваніяхъ мозговъ, невольно обратили вниманіе на то обстоятельство, что различныя части мозговъ представляютъ далеко не одинаковое количественное отношеніе у мужчинъ и женщинъ. Прежде всего они замѣтили, что, говоря вообще, женскіе мозги достигаютъ своего полнаго количественнаго развитія несравненно раньше, чѣмъ у мужчинъ, именно около 20-тилѣтняго возраста, между тѣмъ какъ мужскіе достигаютъ того-же полнаго количественнаго развитія гораздо позже, именно въ возрастѣ до?0 лѣтъ. Съ этого-же момента начинается какъ-бы поворотъ и количественный перевѣсъ какъ-бы видоизмѣняется. До извѣстнаго возраста, неодинаковаго для мужчинъ и женщинъ, ростъ мозговъ совершается по всѣмъ отдѣламъ какъ-бы равномѣрно, потомъ съ момента полнаго физическаго и полового развитія наступаетъ характеристическое разногласіе въ развитіи. Большой мозгъ мужчинъ продолжаетъ идти впередъ и развивается количественно чуть не до глубокой старости, а мозжечокъ, вароліевъ мостъ и продолговатый мозгъ или всѣ задніе апартаменты отстаютъ въ количественномъ развитіи, даже уменьшаются въ вѣсѣ. Такъ это дѣло происходитъ у мужчинъ. Женщины-же представляютъ въ этомъ отношеніи діаметрально-противоположное явленіе. Мозги женщинъ достигаютъ полнаго количественнаго развитіи около двадцатилѣтняго возраста, остаются долгое время in statu quo и потомъ начинаютъ терять въ вѣсѣ. Но мозжечокъ, вароліевъ мостъ и продолговатый мозгъ идутъ у нихъ crescendo и увеличиваются въ вѣсѣ, а большой мозгъ ила полушарія, напротивъ, уменьшаются. Не знаемъ, насколько можно вѣрить Гушке, но онъ увѣряетъ, что и въ извилинахъ мозговыхъ также замѣчается рѣзкая разница, правда, не совсѣмъ лестная для нашего брата. По мнѣнію Гушке, мозговыя извилины мужскихъ мозговъ напоминаютъ собою такія-же извилины плотоядныхъ животныхъ, и картина этихъ извилинъ имѣетъ поразительное сходство съ картиною извилинъ хищныхъ животныхъ. Мозговыя-же извилины женскихъ мозговъ, тонкія и нѣжныя, изображаютъ рисунокъ полный сходства съ мозговыми извилинами животныхъ травоядныхъ. Итакъ, въ вѣсѣ, въ формѣ и въ характерѣ развитія, говоря абсолютно, между мужскими и женскими мозгами большая разница, а говоря относительно, также большая разница.
Соотвѣтственно этому анатомическому разграниченію и различію, физіологи и антропологи утверждаютъ, что есть такая же разница и въ характеристикѣ отправленій, какъ интеллектуальныхъ, такъ и психическихъ, между мужчиной и женщиной. У мужчинъ преобладаетъ разумъ, у женщинъ -- чувство. Мужчина руководствуется основными началами, принципами, женщина знаетъ лишь логику чувства. Поэтому будто-бы наука и искуство -- собственность мужского элемента, а у женщинъ все это на второмъ планѣ. Женщинѣ свойственны любовь, благочестіе, религіозность; мужчинѣ -- свобода, истица и стремленіе къ идеальному. Старая нѣмецкая поговорка, имѣющая неоспоримую долю правды, гласитъ, что мужчина стремится къ свободѣ, а женщина охраняетъ нравы и семейный очагъ. Сознаніе мужчины коренится въ его разсудкѣ, сознаніе женщины -- въ ея чувствѣ. Женщина все видитъ въ личности, на личности сосредоточивается все ея вниманіе; мужчина увлекается идеей, любовью къ отечеству, правомъ, наукой, искуствомъ, религіей. Мужчина разсматриваетъ вещи глубже, шире и рѣзче, онъ любитъ изслѣдовать предметъ основательнѣе, судитъ безпристрастнѣе, желаетъ энергичнѣе и поступаетъ прямо, не озираясь. Женщина поверхностнѣе, близорука, обращаетъ преимущественное свое вниманіе на внѣшность; сужденіе ея, поэтому, болѣе пристрастное, поверхностное, воля ея слабѣе и поступки ея безъ энергіи. Мужской духъ серьезнѣе, характеръ его активный, прямой, дышетъ величіемъ, но за-то грубѣе, неуклюжѣе, скептичнѣе. Женщина пассивно-нѣжнѣе, мягче, легкомысленнѣе, сдержаннѣе, терпѣливѣе. Она любитъ принимать участіе, не выдвигаться, она скромнѣе, скрытнѣе, но зато легче возбуждается. Она даетъ больше воли своимъ страстямъ, она чувственнѣе, болтливѣе, боязливѣе и ее легче обмануть.
Принимаемъ все это за научную правду и просимъ читателя не дѣлать намъ, до поры, до времени, ни какихъ возраженій, никакихъ противорѣчій. Надѣемся, что оправдаемъ себя въ глазахъ читателя, въ этой можетъ быть, слишкомъ рѣзкой характеристикѣ прекраснаго пола.
VII.
Съ тѣхъ поръ, какъ балахиниское земское собраніе рѣшило" что въ принципѣ женщина тоже человѣкъ, мы строго рѣшились дер* жаться этого принципа. Съ тѣхъ поръ, какъ нѣкоторые простынеобразные органы нашей печати порѣшили между, собою въ принципѣ считать еврея тоже за человѣка, мы строго рѣшились придерживаться и этого принципа. Съ тѣхъ поръ какъ нѣкоторые толстые наши журналы, въ припадкѣ либерализма, условились допустить въ принципѣ, что и у негра есть душа, мы хотя п* колебались согласится съ этимъ вполнѣ, но все-же уступили необходимости. Одно еще насъ затрудняетъ: считать-ли человѣка совершенно изолированнымъ существомъ,.поставленнымъ внѣ всякой связи съ безконечнымъ міромъ другихъ животныхъ или согласиться съ великимъ ученіемъ Дарвина, что въ цѣпи органическихъ существъ нѣтъ никакихъ скачковъ и перерывовъ; слѣдовательно человѣкъ не есть что-либо исключительное и отдѣльное.
Но прежде, чѣмъ мы подойдемъ къ разрѣшенію этого вопроса, бросимъ взглядъ на пройденное нами поле фактовъ.
Мы стоимъ у рубежа анатомо-физіологическихъ данныхъ, собранныхъ Наукою трудами цѣлаго ряда поколѣній. И хотя предъ нами еще простирается глубоко вдаль безбрежный океанъ таинственныхъ сплетеній, но уже и теперь масса скопившагося матеріяла даетъ намъ, возможность и право сдѣлать нѣкоторыя несомнѣнныя обобщенія и указать на то, имѣютъ-ли эти данныя какое-нибудь соціальное значеніе.
Первое и самое крупное обобщеніе, къ которому насъ привело изученіе предмета, самый серьезный выводъ, вытекающій какъ результатъ нашего пониманія, заключается въ томъ, что главное мѣрило всѣхъ интеллектуальныхъ отправленій есть количество нервной массы или мозговой ткани. Всѣ различія, какія представляются при поверхностномъ взглядѣ на предметъ, въ концѣ концовъ, сводятся на этотъ-же принципъ. Такъ, мы вполнѣ признаемъ, что между мужчиной и женщиной лежитъ рѣзкая разница и эта разница, кромѣ всего прочаго, главнымъ образомъ коренится въ количественномъ отношеніи. Изъ этого, однако, нельзя сдѣлать никакихъ компрометирующихъ прекрасный полъ выводовъ. Напротивъ того, количественная разница есть, но не такая, какъ обыкновенно думаютъ объ этомъ. Если у мужчинъ преобладаетъ количество такъ-называемыхъ большихъ полушарій мозга, зато у женщины преобладаетъ количество мозга, заключающагося въ формѣ мозжечка, вароліева моста и продолговатаго мозга. Надѣемся, что никто не станетъ сомнѣваться въ Доброкачественности этихъ частей мозга и въ важности ихъ физіологическихъ отправленій. Вотъ почему мы утверждаемъ, что еслибъ положить на торговые вѣсы и на вѣсы правосудія массу отправленій, совершаемыхъ мозгами мужчины, и массу отправленій, совершаемыхъ мозгами женщины, то въ результатѣ получимъ полнѣйшее равновѣсіе.
Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, излагая въ "Архивѣ судебной медицины" тогдашнее состояніе антропологіи, мы выразились тогда, что на основаніи имѣвшихся подъ руками у насъ данныхъ мы должны были признать, что мужчина пока выше женщины. Публично каемся въ этомъ поспѣшномъ нашемъ заключеніи и беремъ свое слово назадъ. На основаніи представленныхъ нами здѣсь данныхъ, мы беремъ на себя смѣлость утверждать совершенно другое. Если мужчина пока выіне женщины, то женщина пока выше мужчины...
Если соціальныя отношенія и соціальная обстановка дала возможность извѣстному проценту мужчинъ выдвинуться впередъ и стать высоко въ разныхъ извѣстныхъ отношеніяхъ; если историческій ходъ развитія доставилъ небольшой долѣ мужского элемента возможность заявить себя особенно замѣтно въ извѣстномъ отношеніи, то другія условія привели къ тому, что и извѣстный процентъ женщинъ направилъ свою дѣятельность въ другую сторону и многія изъ нихъ заявили себя такъ-же блистательно въ другихъ отношеніяхъ. Все значитъ зависитъ отъ окружающихъ условій и стеченія разныхъ обстоятельствъ. Условія, породившія даровитыхъ и геніальныхъ мужчинъ, воспитавшія и развившія изъ нихъ знаменитостей на всѣхъ поприщахъ общественной дѣятельности, такія-же условія, если это только нужно, совершатъ такое-же недиковинное чудо и надъ женщинами. Освободите только ихъ отъ своей опеки и дайте имъ въ руки тѣ-же средства, какими вы владѣли впродолженіе цѣлыхъ тысячелѣтій и вы скоро убѣдитесь, что одинаковыя условія имѣютъ одинаковыя послѣдствія; вы убѣдитесь, что средства развитія одинаковы для всѣхъ людей безъ изъятія, какъ для мужчинъ, такъ и для женщинъ, какъ для бѣлыхъ, такъ и для цвѣтныхъ. Средство это -- энергія, свобода и интеллектуальное упражненіе.
Мы, слѣдовательно, того убѣжденія, что какъ не было на всемъ свѣтѣ ни одной женщины, которая достигла-бы образцоваго развитія свойствъ и качествъ, характеризующихъ и отличающихъ мужчинъ, такъ не было на всемъ свѣтѣ ни одного мужчины, который достигъ-бы цвѣтущаго развитія свойствъ и качествъ, отличающихъ женщинъ. Ясно, что оба лучше.
Мы отдаемъ должную дань благоговѣнія, почитанія, уваженія всѣмъ великимъ людямъ, принесшимъ своею жизнью неоцѣненную пользу человѣчеству, но мы положительно убѣждены въ томъ, что вся ихъ заслуга заключается въ хорошемъ умственномъ развитіи ихъ въ силу стеченія разныхъ благопріятныхъ условій, но таковыя условія всегда могутъ совершить это чудо надъ каждымъ субъектомъ. Это совершенная правда, что изъ дурака нельзя сдѣлать умнаго, но не подлежитъ сомнѣнію и то, что всякаго дурака можно сдѣлать менѣе глупымъ. Это разъ. Но хуже всего то, что людей, родившихся на свѣтъ божій со всѣми мозговыми атрибутами, для того, чтобы впослѣдствіи развиться въ умныхъ людей, часто дѣлаютъ дураками, подлецами, идіотами. И въ этомъ главное горе, вотъ противъ чего человѣчество вправѣ протестовать
Такимъ образомъ, питая самое искреннее и глубокое уваженіе къ передовымъ умамъ, чувствуя всю важность и значеніе великихъ людей, мы тѣмъ не менѣе не настолько ослѣплены, чтобы не понимать, чему они обязаны своимъ развитіемъ, всѣмъ своимъ существованіемъ и своею соціальною ролью. Только стеченіе благопріятныхъ условій помогло имъ изъ темнаго человѣческаго болота выглянуть на свѣтъ божіи и себя въ немъ показать лучезарными свѣтилами. Вотъ почему мы отказываемся преклоняться предъ ними и восхвалять ихъ. Мы скорѣе желаемъ изучить, раскрыть, обнаружить тѣ условія, которыя ихъ сдѣлали такими, уразумѣть смыслъ этихъ условій и попытаться, нельзя-ли примѣнить эти условія если не къ цѣлымъ народамъ вообще, то хоть къ большимъ группамъ людскимъ. Если эти высокоразвитые люди обязаны своимъ превосходствомъ умственному развитію, т. е. хорошей искуственной обработкѣ своего мозга, то почему-же этому обстоятельству не сдѣлаться удѣломъ большей массы людей? Вы скажете, что на это есть крупныя препятствія. Нельзя-ли ихъ узнатъ и нельзя-ли ихъ устранить? Мы очень благодарны судьбѣ, что намъ довелось дожить до Поклей, Дарвиновъ, Миллей, Гарибальди, но вѣдь они не съ неба-же упали и если они обладаютъ дѣйствительно сильно-развитымъ интеллектомъ, то вѣдь это случилось въ силу цѣлаго ряда условій, которыя не особенно трудно изучить и сдѣлать доступными большинству, а не избранному меньшинству. Вотъ почему намъ, собственно говоря, дороги эти условія, люди-же для насъ цѣнны лишь по отношенію къ этимъ условіямъ. Вотъ почему мы скорѣе готовы восторгаться этими условіями, а. потомъ уже этими личностями, какъ оправданіемъ и подтвержденіемъ этихъ условій; вотъ почему мы наконецъ наотрѣзъ отказываемся хвалить этихъ людей, разсматривая ихъ лишь какъ неизбѣжный результатъ извѣстныхъ условій, въ созданіи которыхъ они, быть можетъ, вовсе неповинны. Дѣло, значитъ, опять въ условіяхъ, которыя мы ставимъ на первый планъ, почему сами личности уходятъ на второй, даже на третій планъ. Мы далеко не намѣрены восторгаться тѣмъ, что у того или другого народа за какое-нибудь тысячелѣтіе явилось десятка два способныхъ людей: насъ интересуетъ то, есть-ли у этого народа средства, выработалъ-ли онъ условія, пригодныя для развитія мозговой интеллигенціи цѣлыхъ массъ.
Но если мы отказываемся преклоняться предъ отдѣльными геніальными и высокоразвитыми личностями, то еще меньше мы расположены порицать умственную немощь и невѣжество, какъ неизбѣжный результатъ окружающихъ условій. Тутъ мы окончательно не въ правѣ заявлять себя какими-бы то ни было моралистами и сыпать цвѣтами краснорѣчія противъ существующаго зла. Одно, что мы должны дѣлать, это помнить разънавсегда, законъ связи причины съ слѣдствіемъ, а потому всѣ усилія направлять на изученіе причинъ и обстоятельствъ, заставляющихъ, человѣка быть дурнымъ и уклоняться отъ нашего идеала, отъ нашей нормы. Вся наша дѣятельность должна быть направлена именно къ тому, чтобы", изучивъ условія вырожденія и уклоненія отъ правильнаго соціальнаго типа, принять всевозможныя мѣры къ устраненію этихъ условій. Нечего намъ хвастаться своимъ превосходствомъ и ставить, себя въ примѣръ другимъ. Если мы дѣйствительно хороши, то въ этомъ нѣтъ никакой заслуги. Обстоятельства такъ сложились, что мы вышли хорошими-и всякій другой на нашемъ мѣстѣ не былъ-бы хуже насъ.
Уже въ глубокой древности, одинъ изъ ея величайшихъ мудрецовъ Гилель, жившій лѣтъ за 50 до P. X. и основавшій свою знаменитую школу, училъ своихъ учениковъ не зазнаваться и углубляться въ таинственный смыслъ запутанныхъ отношеній. Между многочисленными его переченіями, два принципа особей: но достойны того; чтобы человѣчество никогда не забывало ихъ. Онъ говорилъ: "не довѣряй самому себѣ до дня твоей смерти" и "не осуждай своего ближняго, пока самъ не былъ въ его положеніи". Мы не знаемъ, ничего выше этой строгой и высоко-гуманной морали, и готовы держать съ кѣмъ угодно пари готовы побожиться всѣмъ для насъ святымъ, что вся наука, цѣликомъ взятая, не только не идетъ въ разрѣзъ съ истинностью этого нравственнаго принципа, а напротивъ, всѣмъ своимъ существомъ вполнѣ оправдываетъ его.
Не есть-ли на самомъ дѣлѣ верхъ нелѣпости осуждать человѣка за то, что у него на нѣсколько _ гранъ, драхмъ зло даже унцій меньше мозгу, чѣмъ у другого? Чѣмъ, скажите, ради здраваго смысла, виноватъ человѣкъ, что у него количественный составъ мозговъ не таковъ, какъ у другого? Виноватъ-ли кто, что его количественный составъ мозга не получилъ надлежащей обработки. Если-же онъ въ этомъ нисколько не виноватъ, если онъ лично не могъ участвовать въ выборѣ себѣ той или другой мозговой доли, если къ тому-же и вся жизнь такъ сложилась, что умъ его не могъ усовершенствоваться, не встрѣчалъ средствъ къ развитію, то чѣмъ такой субъектъ виноватъ, что мозговыя его отправленія ниже мозговыхъ отправленій отборныхъ счастливцевъ -- великихъ умовъ? Въ правѣ-ли мы претендовать на человѣка за то, что онъ глупѣе насъ, что онъ хуже насъ? Ни коимъ образомъ. Человѣкъ не можетъ быть отвѣтственъ за то, что его умъ совершаетъ свои интеллектуальныя отправленія такъ, а не иначе, а потому его умственное убожество не можетъ быть ему поставлено въ вину.
VIII.
Мы постоянно жалуемся на грубость и невѣжество массы, на отсутствіе людей, вездѣ и всюду вы услышите, что "нѣтъ людей", во всей Европѣ теперь кричатъ, что въ цѣлой Франціи нѣтъ ни одного человѣка, способнаго стать въ уровень съ критическими обстоятельствами страны, а того не хотятъ подумать, что при данныхъ условіяхъ ихъ и быть не можетъ. Не съ неба-же они свалятся, если не заботятся создать ихъ. Гдѣ-же имъ въ самомъ дѣлѣ взяться? Подумайте и сообразите слѣдующее сопоставленіе цифръ. Вся Европа тратитъ ежегодно на всякую всячину кровныхъ 10,000 милліоновъ франковъ. Изъ этого количества денегъ только 145,000,000 франковъ идетъ на развитіе ума, а 2,500 милліоновъ расходуется на развитіе мышечной системы въ ущербъ мозговой. Какъ-же вы хотите, чтобы при такихъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ у васъ на каждомъ шагу нарождались, геніи.. Притомъ-же, вѣдь вы хотите именно такихъ геніевъ, такихъ людей, которые не только вамъ не мѣшали-бы достигать вашихъ цѣлей, а напротивъ того, помогали-бы всѣми силами своего ума и оправдывали-бы всѣ ваши поступки и всю вашу дѣятельность той или другой "исторической необходимостью" или "неизбѣжнымъ зломъ". Тѣ-же, которое хотя на волосъ задѣнутъ ваши узкіе интересы замолвятъ хотя-бы одно слово въ пользу истины, тѣ для васъ, конечно, непригодны и вы постараетесь какъ можно менѣе ихъ слушать, какъ можно менѣе дать имъ говорить. А между тѣмъ, геніальныхъ людей, людей сальнаго закала, отлитыхъ изъ цѣннаго метала, создаетъ привольная сфера дѣятельности, широкое общественное движеніе и страстная жажда истины. Мы недоумѣваемъ, почему это нѣтъ у васъ земскихъ дѣятелей, которые-бы указали намъ искренно и откровенно на наши жгучія нужды, помогли бы уяснять намъ наше наложеніе и найдти выходъ изъ него. Но развѣ въ муравьиной кучѣ являлись когда-нибудь дѣятели? И вотъ эти земскіе люди, ага надежда наша, копошатся въ мелкихъ обиходныхъ интересахъ, воображая, что они занимаются дѣломъ. Да и въ мелкой сферѣ они плаваютъ мелко. Они не умѣютъ помочь ни себѣ, ни своему сосѣду, чтобы онъ какъ-нибудь поправилъ свою деревянную лачугу, крытую соломой, и сдѣлать ее такимъ образомъ менѣе опасною для самихъ себя, на это у нихъ не хватаетъ ни смѣтливости, ни сердца, а тѣмъ менѣе ума. И вотъ, почтенные земскіе люди, у васъ въ одномъ округѣ, населенномъ массой въ 100,000 людей, какая-нибудь одна несчастная гимназія. Зато у васъ въ этомъ-же округѣ 16 человѣкъ судебныхъ слѣдователей; у каждаго изъ нихъ на рукахъ по нѣсколько сотъ дѣлъ и изъ нихъ каждый стоитъ minimum тысячи двѣ въ годъ, принимая во вниманіе всякіе неписанные расходы. Сдѣлайте перестановку этихъ расходовъ и мы ручаемся, что вы не раскаетесь въ послѣдствіяхъ.
Никто не подвергался и не подвергается такимъ несправедливымъ нападкамъ со стороны людей, какъ мозгъ и нервная система. Отъ нихъ постоянно требуютъ какого-то идеальнаго совершенства. Пусть сердце, легкія или печень выкинутъ какую угодно штуку, ихъ никто не подвергнетъ отвѣтственности, съ нихъ никто ничего не взыщетъ, ихъ просто станутъ лечить. Мозги-же должны быть всегда и вѣчно безукоризненны и непогрѣшимы, а они, какъ на зло, всегда и вѣчно грѣшатъ и заблуждаются. Ни одному органу нашего тѣла нѣтъ никакихъ предписаній, какъ они должны совершать свои отправленія. Уму же постоянно составляютъ цѣлые кодексы правилъ, какъ онъ долженъ себя вести, держаться прилично, совершать свои отправленія. И все это насколько не ведетъ къ цѣли. Вѣчные хлопоты съ мозгами поистинѣ изумительны и нельзя сказать, чтобъ результаты были особенно утѣшительны; а все потому, что отъ него требуютъ невозможнаго; все потому, что всякій мѣритъ другого по своей мѣркѣ и требуетъ отъ другого, чтобы онъ былъ такимъ-же, какъ онъ самъ. Никто не хочетъ принять во вниманіе, что мозги больше, чѣмъ всякій другой органъ, подвержены всевозможнымъ случайностямъ. Тотъ, кто по всей своей жизни меньше всего былъ великъ и, измѣряемый масштабомъ здраваго смысла и высокой морали, больше всего былъ смѣшонъ, кстати сознался, что отъ великаго до смѣшного одинъ только шагъ. Относительно мозговъ переходъ этотъ еще меньше, еще незамѣтнѣе. Чуть не ходячей фразой теперь стало, что между крайнею геніальностью и сумасшествіемъ разивца неуловима, неощутительна; переходъ близокъ и, такъ-сказать, родственъ. Притомъ геніальность и сумасшествіе вѣдь крайне условныя понятія. Вѣдь только неопытная въ административномъ искуствѣ древность могла допустить, чтобы чу. дакъ и оригиналъ Діогенъ шлялся публично и благоглуповствовалъ на глазахъ всѣхъ открыто. Въ наше время его едва-ли удостоили бы званія философа, я любой квартальный указалъ бы ему самое приличное для него мѣсто,-- если не въ психіатрическомъ заведеніи, то просто въ кутузкѣ. Сказка съ Демокритомъ очень возможная вещь и чуть-ли не ежедневно повторяется до днесь въ полномъ разгарѣ европейской цивилизаціи. Жители города Абдеры, принявшіе Демокрита за сумасшедшаго, разбрелись теперь по всему лицу земному, но они не призываютъ больше Гиппократовъ, которые, конечно, изумились-бы здравымъ понятіямъ Демокрита и безстыдному безсмыслію абдерянъ. Гиппократы имъ ненужны, они слишкомъ вѣрятъ въ свои собственный авторитетъ, а потому сами справляются съ Демокритами, которыхъ ненавидятъ до глубины души. Какъ-же послѣ этого возможны Демокриты и ихъ послѣдователи? И неужели человѣчество въ нихъ. не нуждается? Еще какъ! Оно очень нуждается какъ въ Демокритахъ, такъ и въ Гиппократахъ, совершенно солидарныхъ съ Демокритами...
Опытъ доказываетъ намъ ясно всю шаткость мозговыхъ отправленій, необыкновенную зависимость мозговой дѣятельности отъ нормальнаго или болѣзненнаго состоянія другихъ органовъ на него тѣла и крайнюю нѣжность этой загадочной ткани, указывающую, какъ бережно нужно съ нею обращаться. Даже самая отдаленная древность была въ этомъ отношеніи очень практична и не разъ, вѣроятно, имѣла случай убѣдиться, что нѣтъ великаго ума безъ примѣси глупости (nullum magnum ingenium sine mixturie dementiæ). Наше-же время еще чаще могло провѣрить истинность этого положенія и притомъ на самыхъ выдающихся экземплярахъ геніаальнаго творчества. Стоитъ вспомнить умопомраченіе Ньютона, безсмысліе Канта, сумасшествіе О. Конта и нелѣпыя ихъ произведенія въ моменты угасавшей ихъ умственной дѣятельности. Мы сулимъ о людяхъ лишь по какимъ-нибудь крайнимъ поступкамъ, выходящимъ изъ ряду вонъ, но мелкія обыденныя житейскія дрязги совершенно ускользаютъ отъ нашего вниманія, отъ нашей наблюдательности, а въ нихъ иногда кроется причина самыхъ страшныхъ событій. Спросите психологію, конечно, современную, физіологическую, и она, положа руку на сердце, увѣритъ васъ, что у самаго геніальнаго ученаго трудное пищевареніе разстраиваетъ всѣ умственныя, всѣ психически интеллектуальныя отправленія на цѣлые дни, недѣли, мѣсяцы и годы. Всѣ мысли такого субъекта, приходятъ въ совершенный безпорядокъ, онъ забываетъ самыя гуманныя, возвышенныя идеи, которыя незадолго передъ тѣмъ могли занимать его воображеніе, и въ такіе моменты человѣкъ, съ виду совершенно здоровый и принимаемый всѣми за самаго здравомыслящаго, можетъ совершить самое ужасное злодѣйство, можетъ потерять сраженіе, погубить тысяча людей въ безразсудномъ предпріятіи, подписать самыя жестокія и безчеловѣчныя приказанія; въ такія минуты человѣкъ способенъ нанести тяжелыя оскорбленія людямъ наиболѣе къ нему близкимъ и привязаннымъ; и спустя нѣсколько времени раскается во всемъ этомъ только потому, что. у него совершилось хорошее отправленіе желудка. Мы были бы очень обижены, еслибъ читатель принялъ это съ нашей стороны за шутку. Какія тутъ шутки, когда рѣки крови людской проливаются изъ-за того только, что у седанскаго героя страдала лѣвая доля печени!?
Вы скажете, что это теперь принимается во вниманіе при разбирательетвѣ уголовныхъ и всякихъ другихъ процессовъ. Но гдѣже тотъ врачъ; который отличитъ болѣзненное состояніе отъ здороваго въ минуту совершенія преступленія? Гиппократъ утверждалъ, что чувство голода, которое мы подчасъ испытываемъ не безъ нѣкотораго удовольствія, весьма опасная болѣзнь, къ счастью радикально облегчаемая на время самымъ спасительнымъ лекарствомъ -- хорошей пищей. Какой-же научно-образованный и развитый врачъ возьметъ на себя право и смѣлость утверждать, что человѣкъ совершилъ тотъ или другой поступокъ въ здравомъ состояніи? Да развѣ это мыслимо, чтобы человѣкъ въ здравомъ умѣ могъ совершить что-нибудь ненормальное?
Возбужденность и легкая воспріимчивость мозговой ткани характеризуется довольно часто самымъ рѣзкимъ, и быстрымъ переходомъ изъ одного состоянія въ другое и этимъ, къ величайшему "частью, человѣчество обязано чуть не исключительно цивилизація. Дикарямъ и вообще первобытнымъ народамъ не съ чего съума сходить и у нихъ дѣйствительно явленіе это довольно рѣцко, да я встрѣчается-ли оно еще въ европейскомъ смыслѣ слова -- далеко нерѣшенный вопросъ. Между тѣмъ -- нечего грѣха таить -- чѣмъ цивилизація и умственная дѣятельность народа выше, тѣмъ больше встрѣчается у него умопомѣшательство. Въ торговыхъ центрахъ западной Европы умопомѣшательства среди евреевъ встрѣчаются несравнено чаще, чѣмъ у католиковъ и у протестантовъ. Всякія политическія событія въ западной Европѣ всегда увеличиваютъ число умопомѣшательствъ въ довольно крупныхъ и чувствительныхъ размѣрахъ. Движеніе 1848 года удесятерило число умопомѣшательствъ по изслѣдованіямъ Бержере. Въ странахъ, гдѣ женщины играютъ болѣе активную, чѣмъ пассивную роль, число умопомѣшанныхъ женщинъ больше числа умопомѣшанныхъ мужчинъ. Явленіе это имѣло неоднократно мѣсто во Франціи. Кромѣ того, что изъ-за этого смѣшно было-бы отказаться отъ благъ цивилизаціи и предпочесть первобытное дикое состояніе, мы просимъ читателя главнымъ образомъ подумать о томъ, что явленіе не можетъ-же быть внезапнымъ послѣдствіемъ внезапнаго событія. Напротивъ того, оно всегда является послѣдствіемъ, подготовленнымъ впродолженіи довольно длиннаго періода времени, въ силу накипѣвшаго неудовольствія и долго скрываемой злобы дня.
Слишкомъ раннее возбужденіе мозговой дѣятельности у дѣтей ведетъ въ Америкѣ къ весьма частымъ умопомѣшательствамъ. Но вѣдь умопомѣшательство послѣдній актъ той печальной трагедіи, которая разыгрывается большинствомъ публики во всевозможныхъ варіяціяхъ, и уловить отличительные признаки этихъ неуловимыхъ состояній положительная наука рѣшительно отказывается. Все это ясно доказываетъ, что нѣсколько тысячелѣтій взаимныхъ отношеній и постоянной связи между собой не дали, однакожъ, человѣчеству необходимой сноровки для безошибочной оцѣнки умственной дѣятельности. Напротивъ того, человѣчество (даже самое разумное) на каждомъ шагу попадаетъ въ просакъ, и несмотря на то, оно безъ оглядки стремится впередъ, потому что остановился хоть на время, одуматься, провѣрить свои поступки нѣіъ отдыха, да и стыдно. И вотъ почему оно въ неизбѣжномъ perpetuum mobile вѣчнаго laissez faire, laissez passer... Такимъ образомъ, въ области психическихъ явленій передъ ними лежитъ еще безбрежное море нерѣшенныхъ вопросовъ и проблемъ величайшей важности и практической пользы. Начиная съ того, что мы еще не знаемъ, гдѣ оканчивается здоровая дѣятельность мозги и начинаются болѣзненные его симптомы, мы не знаемъ также тѣхъ положительныхъ средствъ, которыя необходимы для предотвращенія психическаго разстройства. Мы лечимъ его ощупью, и наши палліативы по своему достоинству могутъ сравниться развѣ съ гомеопатіей въ медицинѣ. Что-же въ силахъ оказать какая-нибудь гомеопатія съ своими микроскопическими дозами при нашихъ телескопическихъ бѣдствіяхъ? Разумѣется, ровно ничего.
IX.
Читатель помнитъ изъ первой нашей статья, что мы дѣлимъ человѣчество на три группы: на людей, превосходящихъ всѣхъ остальныхъ своимъ умственнымъ и нравственнымъ развитіемъ, на людей вовсе не развитыхъ и на людей вырожденія, нравственно и умственно испорченныхъ. Понятно, что такое явленіе не можетъ быть случайнымъ. Но мы въ высшей степени несправедливы. Узнавши хорошенько людей, названныхъ нами нормальными, мы требуемъ, чтобъ и остальные были такими-же и, если они осмѣливаются не исполнять нашего желанія, мы ихъ всячески коримъ и морализируемъ вотъ уже нѣсколько тысячъ лѣтъ на тему: исправьтесь, бѣдные люди, и усовершенствуйтесь. Но проповѣдь наша остается напрасной; голодное брюхо, какъ при царѣ Псамметихѣ, направляло руку вора къ чужой собственности, такъ направляетъ ее и теперь; какъ тогда судили и наказывали вора, такъ наказываютъ его и нынѣ, а воръ все остается воромъ и не слушаетъ нашихъ поученій. Такъ будемъ-же послѣдовательны. Изучимъ причины и условія, которыя благопріятствовали нарожденію нашихъ идеаловъ и кумировъ и подробно проанализируемъ, что мѣшаетъ другимъ людямъ сдѣлаться такими-же хорошими, что побуждаетъ ихъ впасть въ порчу, въ дегенерацію. Согласитесь, что какъ сумма людской глупости, такъ и сумма человѣческаго ума имѣютъ одинъ и тотъ-же субстратъ мозги. Какъ та, такъ и другой зависятъ, въ концѣ концовъ, отъ системы направленія. Взвѣсьте умственную дѣятельность какого-нибудь Наполеона III и Гарибальди и чашки вѣсовъ уравновѣсятся. По одинъ пошелъ, по одному пути, другой по другому. Разница въ томъ, что одинъ руководствуется ложными знаніями и выходитъ Наполеономъ, а другой руководствуется истинными знаніями и выходитъ Гарибальди. Вотъ альфа и омега нашихъ убѣжденій. Человѣкъ не является на свѣтъ съ готовой глупостью, тѣмъ меньше съ готовымъ умомъ. Голова его, по обветшалому Выраженію, непочатая книга съ чистыми страницами, и классическая или реальная система впишетъ въ эти страницы свое содержаніе,-- сообразно этому содержанію онъ и будетъ дѣйствовать. Мы, поэтому, повторяемъ, что наотрѣзъ отказываемся восторгаться его умомъ или карать его глупость, но мы зато всею силою своей души станемъ отстаивать превосходство одной системы надъ другой. Только въ условіяхъ той или другой, системы мы видимъ, съ одной стороны, все зло, вырождающее людей, съ другой стороны, все благо, споспѣшествующее ихъ нравственному, ихъ психически-интеллектуальному развитію. Только до нихъ мы имѣемъ дѣло.
Согласившись, что правильно развитая, интеллектуальная дѣятельность и образцовое отправленіе ея есть безусловное требованіе той формы, которую мы называемъ нормальною, мы должны считать ее тѣмъ идеаломъ, къ которому нужно стремиться всѣми силами. И потому всѣ обстоятельства, способствующія. къ такому развитію, пріобрѣтаютъ въ нашихъ глазахъ особенную цѣнность. Напротивъ того, обстоятельства и условія, тормозящія и недопускающія до такого развитія, возбуждаютъ справедливое негодованіе съ нашей стороны и стремленіе парализировать вліяніе этихъ условій. Для того, чтобы человѣкъ по возможности нормальнѣе прожилъ свой вѣкъ, необходимо стараться, чтобы его мозги достигли опредѣленнаго количественнаго развитія, чтобы вещества, входящія въ его составъ, были въ опредѣленной количественной пропорціи, чтобы онъ получалъ хорошее питаніе, и потому необходимо, чтобы кровь, къ нему приливающая, имѣла правильный, нормальный количественный составъ, чтобы все окружающее возбуждало его дѣятельность въ опредѣленной, въ соразмѣрной количественной постепенности. Если же всѣ эти условія не будутъ соблюдены или будутъ примѣняемы въ самой слабой зачаточной формѣ, интеллектуальная сила останется на всю жизнь въ связанномъ состояніи. Это выраженіе нисколько не утрировано. Предъ вами количество пороху извѣстнаго объема, вамъ стоитъ приблизить искру и порохъ даетъ вамъ опредѣленное количество силы и извѣстное количество дѣйствія,-- разорвать огромную скалу; но пока, вы не приблизили искры, сила пороха остается къ связанномъ состояніи. Если-же вы предварительно станете смачивать порохъ водой, оставите его на открытомъ воздухѣ и къ нему примѣшается всякая дрянь, то даже сильнѣйшій внѣшній огонь не воспламенить его и онъ не дастъ вамъ ничего изъ той силы, которую далъ-бы при другихъ болѣе благопріятныхъ обстоятельствахъ.
Мы положительно того убѣжденія, что большинство людей имѣетъ совершенно одинаковыя способности къ развитію, но они не получили надлежащаго направленія и силы ихъ инертны, мертвы. Таково большинство людей, не получившихъ научнаго образованія, такъ-называемая темная масса, люди недоразвившіеся, люди, которые при другихъ, болѣе благопріятныхъ обстоятельствахъ, достигли-бы, вѣроятно, самыхъ высокихъ ступеней развитія. За примѣрами ходить не далеко. Бѣдный мужикъ, Ломоносовъ, благодаря тому, что кое-какъ выбился изъ своей темной среды и попалъ за-границу, сдѣлался единственнымъ представителемъ русской интеллигенціи или, лучше сказать, европейской. Безъ особенно благопріятныхъ условій такіе люди, какъ Петръ Великій, какъ Радищевъ, какъ Новиковъ, Бѣлинскій, Добролюбовъ и многіе другіе, не достигли-бы той степени умственнаго развитія, которое возвело ихъ на степень историческихъ дѣятелей, оставившихъ по себѣ свѣтлыя черты на нашей жизни. Если, поэтому, мы восторгаемся и питаемъ особенную симпатію къ этимъ личностямъ, то логическая послѣдовательность требуетъ отъ насъ узнать условія, при которыхъ совершилась эта чудная метаморфоза, намъ необходимо изучить средства, которыя сформировали этихъ людей, и поставить въ такія-же условія если не всю массу, то по возможности большее число людей.
Но зато мы, съ другой стороны, должны явиться ярыми ненавистниками и даже ожесточенными преслѣдователями всѣхъ тѣхъ обстоятельствъ и условій, которыя извращаютъ, дегенерируютъ умственныя и нравственныя силы человѣка или направляютъ ихъ въ другую ложную сторону. Въ первой нашей статьѣ мы высказали, что русская литература не выработала намъ идеаловъ соціальнаго положенія въ конкретной формѣ и это мнѣніе наше мы считаемъ совершенно вѣрнымъ. Но зато русская литература на другомъ поприщѣ оказала такіе блистательные успѣхи, обнаружила такую гигантскую силу развитія, которой она если не превзойдетъ, то, по меньшей мѣрѣ, не уступитъ ни одной европейской литературѣ. Мы разумѣемъ ея мастерское описаніе людей порчи, людей вырожденія. Съ легкой руки Гоголя и во настоящее время большинство русскихъ писателей рисуютъ намъ художнической кистью самые образцовые типы тупоумія. Что такое въ самомъ дѣлѣ всѣ эти Чичиковы, Плюшкины, Рудины, Обломовы, Адуевы, на что ушла вся дѣятельность Островскаго, Ф. Достоевскаго, Тургенева, Гончарова и всѣхъ ихъ болѣе или менѣе удачныхъ подражателей, какъ не на изображеніе людей вырожденія, какъ не на обрисовку, какъ не на постановку предъ глазами читателя той сцены дѣятельности, которая способна порождать лишь моральное и соціальное вырожденіе. И ней эта mise en scène соціальнаго убожества выполнена русской Литературой безукоризненно. Заслуга, конечно, чисто отрицательная, но въ сущности можетъ имѣть не безполезныя послѣдствія.
Мы, кажется, достаточно ясно изложили свой взглядъ на интересующій насъ вопросъ и надѣемся, что никто не заподозритъ насъ въ какомъ-нибудь фатализмѣ. Въ нашемъ взглядѣ, въ нашей Теоріи нѣтъ и тѣни фатализма. Напротивъ Того, самая легкая, общедоступная на всѣ возможные лады видоизмѣняемая условность. Каждому остается выбирать любое направленіе...
X.
Что-же дѣлаетъ людей развитыми, нормальными? Мы вполнѣ убѣждены, что каждый изъ нашихъ читателей и самъ понимаетъ и знаетъ тѣ условія, которыя ведутъ къ правильному и всестороннему развитію ума и къ нормальному отправленію связанныхъ съ нимъ силъ. Надѣемся, что никто съ нами не вступитъ въ споръ, если мы скажемъ, что самыя пригодныя для того условія суть реальныя знанія, и соціальный строй, покоящійся на реальныхъ началахъ, на умственномъ и нравственномъ превосходствѣ человѣка.
Для насъ, впрочемъ, здѣсь гораздо важнѣе указать на тѣ моральныя и соціальныя условія, которыя задерживаютъ или парализируютъ міровыя силы, и на тѣ обстоятельства, которыя неминуемо влекутъ за собою вырожденіе.
Мы предварительно должны оговориться, что ни родъ человѣческій, вообще взятый, ни отдѣльный народъ въ полномъ своемъ составѣ, цѣликомъ взятый, не вырождается. Въ каждомъ народѣ находятся въ большемъ или меньшемъ размѣрѣ, элементы вырожденія и чѣмъ больше такихъ элементовъ, и чѣмъ дольше эти элементы составляютъ преобладающій типъ, тѣмъ этотъ народъ ближе къ паденію. Вырожденіе, слѣдовательно, какъ физическое, такъ и соціальное, составляетъ могущественнѣйшее средство историческаго паденія, прозябанія и наконецъ вымиранія народа. Греки до сихъ поръ существуютъ, евреи также, персы тоже, римляне преобразились въ другихъ народовъ и всѣ эти народы потеряли свое историческое и политическое значеніе только благодаря соціальному вырожденію, какъ своему собственному, такъ и вырожденію иноплеменнаго завоевателя.
Отсюда ясно, что война одна изъ могущественнѣйшихъ причинъ вырожденія. Существо, котораго вся нервная система направлена къ тому, чтобы убить другого, существо, мозги котораго питаются лишь одними стремленіями истребленія себѣ подобныхъ, желаніемъ раззорять, разрушать все, что создано вѣковой цивилизаціей другихъ, не можетъ быть названо нормальнымъ существомъ. Существо, вся жизнь котораго посвящена упражненіямъ мышечной системы, въ ущербъ мозговой, тѣмъ самымъ тормозитъ правильное развитіе своего ума. Изслѣдованія Біассона доказали, что люди, преимущественно упражняющіе свою мышечную систему, выдѣляютъ изъ организма въ избыткѣ хлористыя соли, какъ продуктъ быстраго обмѣна, тѣ-же люди, которые преимущественно упражняютъ свой умъ, выдѣляютъ изъ своего организма фосфорно-кислыя соли, какъ продуктъ мозговой работы. Люди, преданные войнѣ, не продуктируютъ мозговой работы, не выдѣляютъ фосфора, не производятъ обмѣна этого вещества, и потому они не могутъ быть причислены къ нашей нормальной группѣ людей развитыхъ. И вотъ почему среди нихъ являются субъекты, которые цѣлуютъ свой карабинъ послѣ каждаго смертельнаго удара мнимаго врага и систематически отмѣчаютъ на немъ число убитыхъ жертвъ. Воспитывая въ себѣ одну лишь кровожадность, страсть къ истребленію, раззоренію, опустошенію, такой субъектъ являетъ собою полнѣйшій типъ самаго прискорбнаго вырожденія. Субъектъ, ставящій цѣлью своей жизни истребленіе другихъ и ослѣпленный до того, что видитъ въ этомъ свою славу, честь, достоинство и заслугу, развѣ можетъ быть названъ здоровымъ? Современная рѣзня даетъ намъ достаточно матеріала, чтобы убѣдиться, до какого звѣрства, до какого одичанія и жалкаго, непонятнаго ослѣпленія можетъ дойти человѣкъ, руководимый кровожадными инстинктами и лишенный мозговой способности обсудить всю нелѣпость, всю грѣховность, всю безнравственность своихъ поступковъ. Война можетъ считаться продуктомъ неразвитыхъ мозговъ, лишенныхъ всѣхъ средствъ научнаго образованія, ее нельзя причислять къ явленіямъ цивилизаціи. Какъ наука, такъ и цивилизація въ конечномъ своемъ выводѣ осуждаютъ войну, какъ явленіе свойственное первобытнымъ эпохамъ грубой человѣческой природы. Война лишь пользуется орудіями и средствами науки и цивилизаціи. Она узурпируетъ цивилизаціей для достиженія своихъ цѣлей, идущихъ въ разрѣзъ съ интересами науки и цивилизаціи. Тѣ впадаютъ въ самый грубый обманъ, которые думаютъ, что такое вліяніе имѣетъ война лишь на побѣжденныхъ, но никакъ не на побѣдителей. Это самый страшный и самый вредный предразсудокъ. Допустить это -- значило-бы допустить и оправдать вѣчную войну. Тогда каждый народъ былъ-бы въ правѣ употребить всѣ свои наличныя силы, чтобы покорить своихъ сосѣдей и достигнуть высшаго историческаго и соціальнаго счастья. Но физіологія и исторія учатъ насъ совершенно противному. Никто такъ страшно и сильно не вырождается, какъ побѣдитель; побѣжденный, напротивъ того, иногда скорѣе оправляется. Побѣда переполняетъ душу побѣдителя высокомѣріемъ, заносчивостью, кровожадностью и страстью все больше и больше проливать человѣческую кровь; побѣжденный напрягаетъ всѣ свои душевныя силы на то, чтобы сильнѣе проявить месть, коварство, злобу, ненависть и безпредѣльный обманъ.. Спарта, вмѣстѣ съ похлебкой впитавшая въ свою плоть и кровь самые кровожадные инстинкты и воинственную отвагу, лучше сдѣлала-бы, еслибы усвоила себѣ цивилизацію и просвѣщеніе образованныхъ афинянъ; и гибель послѣднихъ не принесла побѣдоноснымъ спартанцамъ никакой пользы, кромѣ гнусной системы воспитанія, кончившейся совершеннымъ вырожденіемъ и полнѣйшимъ паденіемъ всей Греціи. Маститый Римъ, запустившій свои орлиныя когти въ тѣло дряхлаго тогдашняго міра, упоенный своею мнимою славою самаго воинственнаго народа, не зналъ историческаго и соціальнаго счастья. Поработивъ весь міръ, онъ никогда не стоялъ во главѣ цивилизаціи, не внесъ въ общую сокровищницу науки ничего общечеловѣческаго, мірового; не направилъ своей дѣятельности на развитіе народныхъ силъ, всю жизнь свою посвятилъ развитію мышечной системы и силы кулака и былъ постояннымъ свидѣтелемъ впродолженіи нѣсколькихъ вѣковъ своего собственнаго разложенія, вырожденія, историческаго и соціальнаго упадка. Римъ выродился, Римъ палъ, оставивъ одно лишь воспоминаніе о грубой варварской силѣ, не возбудивъ ни въ комъ ни малѣйшаго сожалѣнія.
Ближайшая преемница Рима -- Франція долго ставила цѣлью сво: его историческаго существованія и соціальнаго назначенія традиціонный культъ римской воинственной отваги и славы. Война долгое время была ея господствующимъ ремесломъ и потому она долгое время оставалась страною полнѣйшаго варварства и деспотизма, кончившагося страшной катастрофой. Вдругъ счастливое событіе повернуло ея судьбой и указало ей другое направленіе... Общими усиліями ея геніальныхъ людей, ея смѣлыхъ реформаторовъ ей указанъ былъ другой путь -- мирнаго соціальнаго развитія и умственнаго труда. Она увлеклась этимъ стремленіемъ со всею пылкостью благороднаго энтузіазма и предъ нею заблестѣло въ будущемъ завидное величіе. Этимъ моментомъ воспользовался маленькій капралъ и увѣрилъ ее, что оправдаетъ ея идеалъ и осуществитъ ея мечту. Не капраломъ увлеклась Франція, а своимъ идеаломъ осчастливить свободой весь міръ. Обвинять въ этомъ Францію -- значитъ обвинять самихъ себя въ нашихъ лучшихъ, но обманутыхъ увлеченіяхъ. Какъ часто мужчина увлекается женщиной, въ которой онъ видитъ свой любимый идеалъ, неоправданный впослѣдствіи даже приблизительно. Виноватъ-ли такой мужчина, увлекшійся своимъ мнимымъ идеаломъ женщины? Виновата-ли Франція, увлекшаяся не капраломъ, а его обѣщаніями осуществить ея завѣтные идеалы. Если и виновата, то лишь отчасти, и вотъ она казнится теперь своимъ воинственнымъ вырожденіемъ. Теперь она видитъ, какъ бонапартовская система выродила ея лучшихъ сыновъ въ ослабѣвшую нравственно и физически націю, и только новая форма соціальной жизни способна спасти ее и пособить ея нравственному и соціальному возрожденію.
Америка представляетъ намъ здоровый организмъ, свободный отъ элементовъ военнаго вырожденія. Она. сознала тотъ великій историческій принципъ, что чѣмъ больше народъ направляетъ свои физическія и умственныя силы на внѣшнія завоеванія, тѣмъ больше онъ теряетъ во внутреннемъ развитіи; она убѣдилась, что никакими писанными контрибуціями не залечишь народныхъ язвъ; она позаботилась о распространеніи благосостоянія и полезныхъ знаній въ массахъ; она поняла всю необходимость мирнаго соціальнаго развитія и индивидуальнаго усовершенствованія; она не имѣетъ постоянныхъ армій... Сочтите, во что обошлась человѣчеству современная рѣзня, (нѣсколько тысячъ милліоновъ франковъ) и подумайте о томъ, какія вышли-бы послѣдствія, еслибы всѣ эти народныя, трудовыя, потомъ добытыя деньги были-бы употреблены на школы и университеты, а не на взаимное истребленіе...
Если-же нельзя обойтись безъ войны, то, нечего дѣлать, остается допустить вырожденіе въ самыхъ разнообразныхъ формахъ, и другія гибельныя послѣдствія. На одно Изъ такихъ послѣдствій мы не можемъ не обратить вниманіе читателя. Долгое время, впродолженіи кровопролитныхъ войнъ, довольствовались обыкновенно ложными донесеніями и отчетами о числѣ убитыхъ и раненыхъ. При этомъ всегда умалчивали о появленіи разныхъ эпидемій, слѣдовавшихъ за войнами, и если упоминали объ нихъ, то какъ-то вскользь, не обнаруживая при этомъ числа умершихъ отъ этихъ эпидемій и всегда старались скрыть связь этихъ эпидемій съ войнами. Но мало-по-малу правда выступила наружу и оказалось, что число убитыхъ на войнѣ значительно уступаетъ числу умершихъ такъ-себѣ, ради войны. Такъ, война 1866 года первая можетъ служить разительнымъ доказательствомъ того, что повальныя болѣзни, которыми сопровождаются походы, дѣйствуютъ гораздо губительнѣе оружія. Австрійскій центральный статистическій комитетъ сообщаетъ рядъ чиселъ, которыя свидѣтельствуютъ, какъ сильно пострадали германскія и славянскія провинціи Австріи отъ эпидемій въ 1866 г. Въ 1865 г. отъ одной холеры умерло лишь 422 человѣка, а отъ другихъ эпидемій, дѣйствовавшихъ заодно съ холерой, умерло 10,283 человѣка. Но война не любитъ такихъ мизерныхъ цифръ. Что-же это за война, когда она ограничится какимъ-нибудь однимъ десяткомъ тысячъ жертвъ. Война, такъ война и есть, а потому война 1866 г. показала себя самымъ достойнымъ образомъ и уложила сразу 196,711 человѣкъ, изъ коихъ 165,292 удостоились чести умереть отъ холеры. Цифры, представленныя статистическимъ комитетомъ, показываютъ, что отъ повальной болѣзни и отъ холеры больше всего пострадали тѣ провинціи, которыя были осуждены служить стоянкою христолюбивому воинству, именно Богемія, Моравія, Галиція и Буковина. Упрекнуть войну, что она всю свою разнообразную дѣятельность направляетъ въ одну точку, въ одну мѣстность было-бы несправедливо. Она умѣетъ систематически распредѣлять свои занятія, чтобы по возможности больше насолить человѣчеству. Съ этою цѣлью она командируетъ эпидемическія болѣзни не въ мѣстности, гдѣ происходятъ сраженія (зачѣмъ-же бить въ два кнута), а въ тѣ, гдѣ происходитъ стоянка или передвиженіе войскъ. Въ Венгріи въ 1866 г. умерло отъ одной холеры 69,628 человѣкъ, такъ-что во всей австро-венгерской имперіи (этого уродца, съ одной головой, но съ двумя ножками) умерло только отъ одной холеры 235,000 человѣкъ. Военныя эпидеміи причинили, такимъ образомъ Австріи, убытку въ четверть милліона людей въ одинъ годъ. Люди эти, благодаря хорошему урожаю, не терпѣли недостатка въ пищѣ и преспокойно могли бы остаться, въ живыхъ, даже, по разсчету Мальтуса, еслибы война не рѣшила покончить съ ними заранѣе, помимо всякихъ экономическихъ разсчетовъ. Прибавьте къ этому число заболѣвшихъ, которое, конечно, было, по крайней мѣрѣ, вдвое больше числа умершихъ, и сообразите тогда, какое громадное число страданій, личныхъ и семейныхъ несчастій, живую потерю рабочихъ силъ причинила война, длившаяся всего нѣсколько недѣль.
Но что-же въ сравненіи съ такой легкой прогулкой такая грандіозная война, которою рекомендуютъ себя первенствующіе въ милитаризмѣ народы. Мало того, что сраженія длятся цѣлыми недѣлями и живые не успѣваютъ хоронить мертвыхъ; мало того, что цѣлыя провинціи, большіе города превращены въ сплошныя больницы и запружены больными, неизбѣжными спутниками Марса -- тифомъ, холерой; мало того, что лошади соперничаютъ съ людьми въ стремленіи умирать массами отъ разныхъ эпизоотій; пруссаки, хвастающіеся своей цивилизаціей, не научились даже какъ слѣдуетъ хоронить своихъ мертвыхъ и зарываютъ ихъ въ землю такъ небрежно, что ноги мертвецовъ торчатъ изъ земли. Посмотримъ, что запоютъ ревнители войны послѣ! Вѣдь въ Европѣ недолго. дождаться черной смерти изъ-за этихъ-подвиговъ. Если уже и теперь чуть не третья доля изъ привилегированнаго класса въ Берлинѣ въ траурѣ, то что-же будетъ дальше? Вся Франція въ траурѣ; лучшая часть Германіи въ траурѣ, свобода въ траурѣ и кровь человѣческая, сливаясь съ ручьями слезъ матерей, отцовъ, невѣстъ, сестёръ, превратилась въ огненное море скорби, страданій и ничѣмъ непоправимое горе, въ ничѣмъ незалѣчимую рану...
XI.
Но ни одна эпидемія, сопровождающая войну, не можетъ сравниться съ эпидеміей голода, нищеты и раззоренія, какъ неизбѣжнаго послѣдствія войны. Голодъ и нищета такое-же могущественное орудіе вырожденія, какъ и война. Люди голодные или получающіе недостаточное количество пищи, или питающіеся дурною пищей, какъ-то картофелемъ, пихтовой корой, неудобоваримой глиной, не представляютъ собой нормальнаго человѣка. Такіе люди страдаютъ малокровіемъ, недостаткомъ желѣза въ крови и изобиліемъ воды; всегда обремененный кишечный каналъ такихъ людей, вынужденный съ трудомъ извлекать питательные соки изъ растительной и неудобоваримой пищи, чрезвычайно удлиняется, отчего у нихъ дѣлается большой животъ, какъ у животныхъ травоядныхъ; но главное, мозги ихъ не получаютъ надлежащаго литанія, кровь, къ нимъ приливающая, бѣдна лучшими своими составными частями; оттого мозги ихъ не могутъ развиваться въ количественномъ отношеніи и потому теряютъ способность отправлять здраво и нормально интеллектуальныя обязанности, не могутъ удовлетворительно исполнять свою службу ни организму, ни обществу. Процессъ вырожденія находитъ среди такихъ людей самую обильную пищу и самую широкую дѣятельность. Умъ такихъ людей отличается самою слабою воспріимчивостью, а потому полнѣйшею безсодержательностью, тугостью и тупостью отправленій; ясно, что такіе люди менѣе всего виноваты въ своихъ физическихъ и интеллектуальныхъ недостаткахъ, въ своей полнѣйшей соціальной апатіи и равнодушіи къ себѣ и къ другомъ. Какъ, въ самомъ дѣлѣ, требовать отъ голоднаго или дурно-питающагося человѣка, чтобы онъ понималъ вещи такъ-же ясно и разумно, какъ и сытый я хорошо питающійся субъектъ? Мы въ своихъ статьяхъ представили множество фактовъ изъ жизни первобытныхъ народовъ, достаточно свидѣтельствующихъ, что то племя находится на самой низкой ступени умственнаго развитія, которое испытываетъ всякаго рода лишенія и прозябаетъ въ безвыходной матеріяльной нуждѣ. Напротивъ того, съ поднятіемъ благосостоянія, по мѣрѣ улучшенія питанія возрастаетъ физическое и умственное развитіе. И въ самыхъ цивилизованныхъ государствахъ, въ самыхъ роскошныхъ центрахъ европейскаго богатства бокъ-о бокъ проживаетъ самая жалкая бѣдность, копошится самый отчаянный людъ, неразстающійся съ самымъ мучительнымъ чувствомъ голода. Средняя продолжительность ихъ жизни, по крайней мѣрѣ, на двадцать лѣтъ меньше, чѣмъ жизнь людей, живущихъ въ другихъ условіяхъ. Мы еще не можемъ положительно знать, какими бѣдствіями будетъ сопровождаться настоящая война для Европы, но она уже запустила свои голодные зубы въ тѣло Франціи; статистика давнымъ давно доказала, что число преступленій въ тѣсной неразрывной связи съ урожаемъ, съ цѣною на хлѣбъ. И вотъ мы, гордые своимъ величіемъ, не найдемся, какъ помочь этому горю, какъ накормить бѣдное населеніе опустошенной страны. Мы устраиваемъ благотворительныя общества, развлеченія которыхъ обходятся во 100 разъ дороже, чѣмъ тѣ ничтожныя крохи, которыя они удѣляютъ неимущимъ, находящимся на хорошемъ счету. Мы не говоримъ о столицѣ; потому что мы не знаемъ ее; но провинція, копирующая столицу на наш ихъ глазахъ, во всемъ такая жалкая пародія... А потому, получая извѣстія изъ провинціи, всегда относитесь къ нимъ скептически и вы рѣдко ошибетесь. Въ провинціи существуетъ благотворительное общество,-- знайте, что, въ большинствѣ случаевъ, это очень милая пародія; въ провинціи театръ, -- сквернѣйшая пародія, въ провинціи встрѣчается и напускной аристократизмъ, но это отвратительнѣйшая пародія, въ провинціи тоже толкуютъ о какомъ-то общественномъ мнѣніи, которымъ всякій руководствуется по-своему, потому что это ни больше, ни меньше, какъ пародія. И такъ-какъ провинція больше всего заботится о томъ, чтобъ пародировать столицу, а не о самой сути, то въ провинціи тупость и безпомощность увеличиваютъ процентъ вырожденія съ необыкновенною настойчивостью и не скоро уступятъ здравому пониманію человѣческихъ отношеній.
Голодъ и нищета удѣлъ большихъ массъ людскихъ, цѣлыхъ провинцій; голодаетъ и нищенствуетъ цѣлая Ирландія, цѣлыя области Норвегіи, десятки лѣтъ голодалъ Ромъ и все кричалъ "хлѣба"; я этотъ крикъ сталъ особенно раздаваться послѣ войны и гражданскихъ междоусобій. Съ одной стороны тріумфы, а съ другой оборванная и нищая толпа, бѣгущая за колесницами своихъ вождейукрашаютъ улицы Рима. Но по мѣрѣ того, какъ увеличивалась нищета, увеличивалось и болѣзни.
Голодъ и нищета, дѣйствуя заодно, порождаютъ самыя разнообразныя физическія и нравственныя страданія. Здѣсь берутъ свое начало золотуха, ракъ, чахотка, англійская болѣзнь, вовсе не составляющая особенную и исключительную принадлежность англійской націи и ревниво оспариваемая другими націями, здѣсь уютно гнѣздится французская болѣзнь, давнымъ давно сдѣлавшаяся общечеловѣческимъ достояніемъ. Но величайшее бѣдствіе, причиняемое голодомъ и нищетою, это -- рабство духа, которое сокрушило всю сяду римскаго общества и выродило его въ массу рабовъ и деспотовъ. Деспотизмъ цезарей преслѣдуетъ свои личные, исключительные, эгоистическіе интересы, смотритъ на весь народъ, ему подвластный, какъ на свою полную собственность и эксплуатируетъ всѣ силы народныя въ свою исключительную пользу. Народъ служить для него лишь средствомъ для достиженія его узкихъ цѣлей. Чтобы отвлечь вниманіе народа отъ его внутреннихъ бѣдствій, римскій деспотизмъ забавляетъ его слабыя мозговыя отправленія мишурой воинской славы и навязываетъ народу войну и военное ремесло, какъ самое почетное занятіе. Лучшія молодыя физическія и умственныя силы истощаются въ безпомощной и пагубной борьбѣ съ массою однихъ лишь неимовѣрныхъ бѣдствій. Римскій деспотизмъ, такимъ образомъ вооруженный всѣми доступными для него средствами, работалъ изъ всѣхъ силъ на гибель и вырожденіе народа, сознательно и безсознательно -- всячески помогалъ и всѣми мѣрами содѣйствовалъ процессу вырожденія. Деспотизмъ временъ римскихъ цезарей представляетъ намъ самый поучительный примѣръ того, какъ энергически и быстро народъ, находящійся на верху своего физическаго и кулачнаго могущества, въ самое короткое время безвозвратно падаетъ, разлагается и вырождается до того, что горсть иноземныхъ враговъ дѣлаетъ его своимъ рабомъ. Отъ крайняго деспотизма до крайняго порабощенія иноземнымъ завоевателемъ одинъ только шагъ, самый легкій и ничтожный переходъ. Бонапартовскій деспотизмъ даетъ намъ другой, не менѣе замѣчательный и еще болѣе поучительный примѣръ, какъ первоклассная европейская нація, самая воинственная и ультра-дисциплинированная, наиболѣе покрытая побѣдными лаврами, въ самое короткое время* въ нѣсколько дней, съ быстротой урагана, лишается всѣхъ своихъ войскъ и крѣпостей. Бонапартовскій деспотизмъ въ очію доказалъ, до чего милитаризмъ парализируетъ отправленія ума, что во всей его образцовой арміи нѣтъ ни одного сколько-нибудь дѣльнаго человѣка. И только стряхнувъ съ себя ярмо бонапартовекаго деспотизма, воспрянетъ благородная французская нація, развернетъ свои могучія соціальныя силы, свои образцовыя интеллигентныя способности" Только тогда она снова сдѣлается путеводительницей европейскихъ народовъ на поприщѣ политическаго улучшенія быта народовъ. Деспотизмъ, угнетавшій ее втеченіе двадцати лѣтъ, проникъ всюду и отпечатлѣлъ свое тлетворное вліяніе на самыя лучшія и высшія инстанціи французскаго ума, доказательствомъ чего можетъ служить Дарвинъ, отвергнутый парижскою академіею, выжившей изъ ума и предпочитающей ему какихъ-то мозговыхъ кастратовъ. Бонапартовскій деспотизмъ своимъ блистательнымъ паденіемъ лучше всего доказалъ свою полнѣйшую несообразительность.
Америка не опьяняется гашишемъ воинской славы, не гонится за мишурными его почестями, не хвастаетъ орудіями истребленія, и, странно, не боится иноплеменнаго нашествія; она спокойна въ своемъ величіи и непобѣдима своимъ гражданскимъ благосостояніемъ, равномѣрнымъ распредѣленіемъ довольства, развитіемъ своихъ физическихъ и интеллигентныхъ силъ, полной гарантіей индивидуальной и соціальной собственности, неприкосновенностью своихъ правъ и безграничною преданностью всѣхъ гражданъ учрежденіямъ, обезпечивающимъ индивидуальную и соціальную свободу. Америка, поэтому, чужда и непричастна процессу вырожденія, причиняемаго войной.
XII.
Вѣроятно, будущій историкъ не поскупится на темныя краски для изображенія этого въ высшей степени грустнаго момента Франціи, который она пережила и переживаетъ теперь. Это будетъ наглядная картина вырожденія одной изъ лучшихъ націй Европы. И какъ это было искусно приготовлено, какъ этотъ паукъ ловко сплеталъ и раскидывалъ свои сѣти, эксплуатируя всѣ гнусныя страсти и убивая лучшіе инстинкты въ народѣ. Въ этомъ случаѣ ему сослужила свою службу литература, подкупленная и пѣвшая съ чужого голоса. Самостоятельное мнѣніе, независимый взглядъ на вещи сдѣлались болѣе невозможны. А отсюда вытекаетъ два большихъ зла, имѣющихъ прямое и непосредственное вліяніе на міровое развитіе и ведущее посредственно или непосредственно къ вырожденію. Съ одной стороны, наполеоновская литература пріобрѣтаетъ самое сильное одностороннее направленіе и считаетъ себя непогрѣшимой во реемъ, такъ-какъ она не встрѣчаетъ никакихъ возраженій и противорѣчій. Впадая въ крайность, односторонняя литература теряетъ довѣріе въ публикѣ и сама становится непригодною для своей высокой цѣли -- служить воспитательнымъ элементомъ грядущихъ поколѣній. Такое направленіе, въ концѣ концовъ, привело ее къ тому, что она стала органическимъ міровымъ порокомъ общества, жалкимъ по содержанію и формѣ. Съ другой стороны, оно порождало тайную литературу, пріобрѣтающую несомнѣнный успѣхъ не столько своимъ содержаніемъ, сколько формой.. Эта тайная литература подрывала всякое довѣріе къ офиціальной литературѣ, всякое ея слово считалось святыней въ глазахъ ея почитателей и вело къ тому; что самыя крайнія мнѣнія ея встрѣчали полнѣйшій отголосокъ въ умахъ и сердцахъ людей, неимѣющихъ возможности провѣрить проповѣдуемыя ею убѣжденія и взгляды. Люди, воспитанные на произведеніяхъ такой литературы, становятся фанатиками ея ученій и уже не въ силахъ отрѣшиться отъ разъ усвоенныхъ понятій. Такъ или иначе, а послѣдствія всего этого мы видимъ на теперешней Франціи. Придавленность литературы во все время наполеоновскаго гнета служитъ лучшимъ доказательствомъ, до чего казенная и офиціальная литература, оплачиваемая субсидіями, можетъ довести одну изъ первоклассныхъ европейскихъ литературъ. Такого извращенія вкуса, искаженія понятій, изчезновенія всякихъ талантовъ не представляетъ ни одна свободно-мыслящая и свободно-дышащая человѣческая литература, даже въ худшую пору существованія. Геній Франціи, изгоняемый и преслѣдуемый систематическимъ гнетомъ, скрылся на время до болѣе благопріятныхъ обстоятельствъ и уступилъ мѣсто достойнымъ представителямъ вырожденія, порчи, нравственнаго уродства и мозговой тупости, доведенной до идіотизма, кретинизма и микроцефализма.
Америка не испытала подобнаго порядка вещей. Она предоставляетъ полный просторъ интеллигенціи я нѣтъ страны на свѣтѣ, гдѣ было-бы такое равномѣрное и такое повсемѣстное разлитіе знаній въ массѣ, какъ въ Америкѣ. Она, правда, не можетъ пока похвалиться міровою общечеловѣческою геніальностью; но это только потому, что она, представляетъ собою юную нарождающуюся почву, полную жизненныхъ силъ, съ богатыми задатками и съ большими обѣщаніями въ близкомъ и отдаленномъ будущемъ. Хотя и въ ней встрѣчаются самыя крайнія эксцентричности, но что тамъ исключеніе, то въ другихъ странахъ правило, и потомъ тамъ свобода въ обмѣнѣ мыслей и въ обсужденіи всякихъ вопросовъ не позволяетъ никакой крайности пустить корни, а здравый смыслъ массы, контролируя всякое явленіе, пропускаетъ мимо ушей все неидущее къ дѣлу.
Не менѣе наполеоновскаго гнета содѣйствуетъ вырожденію и общественный деспотизмъ, встрѣчающійся въ европейскихъ обществахъ. Рутина нравовъ, обычаевъ, установленныхъ приличій, перепутанность и запутанность общественныхъ отношеній, все это даетъ обществу страшную власть надъ каждой отдѣльной личностью, которую общество порабощаетъ своимъ установленнымъ принципомъ. Это, пожалуй, самый худшій деспотизмъ. Отличительная черта человѣческой натуры заключается въ томъ, что она любитъ свыкаться съ окружающей обстановкой и находить ее совершенно нормальною. Отсюда одинъ только шагъ и то самый маленькій, можно сказать, воробьиный шагъ къ вырожденію. Умъ перестаетъ думать, отправленія его притупляются, ткань мозговая не возобновляется, въ ней не совершается никакого обмѣна веществъ" почему она остается или in atafu quo или атрофируется, переполняется содержаніемъ жира, вмѣсто фосфора, и страдаетъ неспособностью воспринимать впечатлѣнія, притупленностью къ внѣшнимъ ощущеніямъ. Умъ тугъ на подъемъ; для него трудно понимать что-нибудь новое. Это самые рутинные тяжкодумы. Скептическіе намеки на нормальность окружающей ихъ обстановки производятъ на нихъ самое непріятное впечатлѣніе и отравляютъ ихъ невозмутимое самоуслажденіе. Мозговая муть не озаряется болѣе ни одной электрической искрой разумнаго сознанія, оттого скептицизмъ, критическое отношеніе къ дѣйствительности и всякія нововведенія такими умами въ высшей степени нетерпимы. Зато они мало-по-малу усвоиваютъ болѣзненную раздражительность, доводящую ихъ до самыхъ трагическихъ приключеній. Такъ, многіе помѣщики, въ минуту объявленія имъ манифеста объ освобожденіи крестьянъ, мгновенно умирали отъ удара въ мозгъ. Такъ, другіе прибѣгаютъ къ самоубійству, когда имъ приходится отказаться отъ усвоеннаго образа жизни, ложно направленнаго на заявленіе шика, напускного аристократизма или когда вдругъ раскрывается и обнаруживается ложное ихъ положеніе въ обществѣ. Иные впадаютъ въ ипохондрію, меланхолію и даже умопомѣшательство отъ внезапныхъ перемѣнъ соціальнаго быта, отъ прогрессивныхъ реформъ, грозящихъ видоизмѣнить обычное теченіе ихъ жизни и вынуждающихъ ихъ отказаться отъ усвоенныхъ привычекъ.
Общественный деспотизмъ сильнѣе всего проявляется въ такъ-называемомъ общественномъ мнѣніи. Многіе сомнѣваются въ его существованіи, но это непростительная ошибка. Правда, необходимо различно понимать это установленіе. Люди солидарные между собою въ какомъ-нибудь отношеніи непремѣнно скованы собственнымъ мнѣніемъ, которое человѣкъ, стоящій внѣ этого круга, не ставить ни въ грошъ. Такъ въ большихъ городахъ пермской губерніи мелкой руки торговцы и имъ подобныя личности ни за что не сядутъ на извозчика, потому что имъ совѣстно не имѣть своей лошади. Въ одномъ изъ уѣздныхъ городовъ оренбургской губерніи" нѣсколько лѣтъ тому назадъ, члены рекрутскаго присутствія составили кружку и вручили ее врачу, который по окончаніи набора долженъ былъ раздѣлить собранную сумму; но врачъ, собравъ деньги, улучилъ удобную минуту и улизнулъ съ деньгами, не удѣливъ никому ни гроша. Всѣ совершенно справедливо называли его отъявленнымъ подлецомъ и общество относилось къ нему съ полнымъ негодованіемъ. Такъ или иначе, но это общественное мнѣніе. Можетъ случиться, что среди такого общества живетъ человѣкъ, нисколько непридерживающійся установленныхъ обычаевъ, его общество клеймить всячески, но онъ сознательно пренебрегаетъ мнѣніемъ такого общества только потому, что онъ членъ другого общества людей, онъ сотрудникъ журнала и дорожитъ лишь мнѣніемъ людей своей партіи и прежде всего своимъ собственнымъ. Такъ мы понимаемъ общественное мнѣніе. Обыкновеино-же общественное мнѣніе крайне деспотически обращается со всякою индивидуальною лиЧностьЮ. Малѣйшее отступленіе отъ общепринятыхъ условій влечетъ за собою страшную вару. Мы видѣли очень часто дѣвицъ изъ высшаго круга, оставшихся безъ жениха, только потоку, что боялись идти наперекоръ мнѣнію. Не находя въ своей сферѣ соотвѣтственной пары и, случайно столкнувшись съ лицами другой сферы, онѣ сгорали желаніемъ сойтись съ ними соціально, какъ сливались онѣ сердечно; но приличіе этого не позволяло. Что оставалось такимъ старымъ дѣвицамъ? Страдать и какъ можно скорѣе умереть. Мы видѣли самыя скоротечныя чахотки, упорныя нервныя страданія, неизлѣчимыя болѣзни матки, крайнюю болѣзненную впечатлительность, самую страшную разслабленность нервовъ, чувствъ; аневризмы и другіе пороки сердца. Соціальный деспотизмъ всею своею силою преимущественно обрушивается на прекрасный, но слабый полъ, и вырождаетъ его въ самыхъ разнообразныхъ формахъ и въ широкихъ размѣрахъ.
Соціальный деспотизмъ старыхъ европейскихъ обществъ даетъ себя знать на каждомъ шагу. Старый Римъ пережилъ соціальный деспотизмъ самаго высокаго сорта, отмѣнной пробы, и передалъ въ наслѣдство западно-европейскому обществу не одну допотопную окаменѣлую форму быта.
Америка не носитъ на себѣ узъ соціальнаго деспотизма. Представляя собою аггрегатъ или, лучше сказать, винигретъ различныхъ національностей, она не считаетъ себя принадлежащею исключительно той или другой націи, а напротивъ, считаетъ себя общенаціональною или общечеловѣческою. Поэтому Америка признаетъ всего двѣ націи: къ первой принадлежатъ всѣ порядочные и честные люди съ извѣстнымъ умственнымъ развитіемъ и солидарные въ общечеловѣческихъ стремленіяхъ и интересахъ; ко второй все остальное. Тамъ нѣтъ сословій и сословныхъ интересовъ, а потому тамъ нѣтъ мѣста хаотическому деспотизму. Тамъ немыслимо господство цехового деспотизма. Какъ смѣсь національностей, ей чуждъ узкій національный квасной патріотизмъ, а потому она не имѣетъ подъ рукой ни одной порабощенной націи, обреченной ею на закланіе; у нея нѣтъ подавленныхъ ирландцевъ, пришибленныхъ алжирцевъ, придушенныхъ славянъ, вѣчно нуждающихся въ уравненіи правъ евреевъ. Америка, поэтому, не знаетъ и не допускаетъ усебя вырожденія отъ соціальнаго, хаотическаго, цехового деспотизма.
Кастическія привилегіи, односторонность промышленности, -- всѣ эти разнообразныя стороны нескладицы соціальной ведутъ къ самымъ характернымъ типамъ вырожденія, къ самому оригинальному общественному убожеству.
Вотъ напримѣръ группа эксплуатирующая мѣстную природу и гребущая золото лопатами. Она заявляетъ себя только карманными достоинствами. Съ одной стороны, люди этой группы умѣютъ проявить одну лишь крайнюю рабскую покорность, съ другой стороны, въ своемъ кругу, въ семейной сферѣ это безукоризненные типы самодурства, олицетворенные Титы Титычи, рабы и отчаянные деспоты въ одно и то-же время. Тутъ гнѣздится расколъ во всѣхъ его видахъ и фазахъ. Ни одной живой мысли, ни одного признака соціальной жизни, изуродованіе понятій, стремленій или возмутительная пассивность сала.
И вотъ огромная масса людей, гдѣ въ буквальномъ значеніи слова нѣтъ ни одного человѣка, способнаго понятно и дѣльно высказать какое-нибудь мнѣніе по какому-нибудь возникающему вопросу о современныхъ реформахъ. Нѣтъ ни одного человѣка, который съумѣлъ бы что-нибудь написать, что нибудь сообразить. Всѣ члены связаны между собою полнѣйшимъ разъединеніемъ, самыми ложными отношеніями. Безхарактерность, ложь, отсутствіе всякой иниціативы, оскорбительное для человѣческаго достоинства неумѣнье взяться за малѣйшее предпріятіе, если случай не натолкнетъ на что-нибудь, какая-то апатія во всемъ, безстрастность, переходящая внезапно въ отчаянный разгулъ, распутство, холодность, мертвенность и пассивность при взаимныхъ столкновеніяхъ -- вотъ что характеризуетъ этихъ людей вырожденія. Правда, что иногда не тотъ, такъ другой ударится въ какую-нибудь исключительную сторону и предъ вами явится какъ-бы мономанъ, помѣшавшійся на предметахъ и знакахъ внѣшняго отличія; онъ предъ вами выкажетъ чисто притворную, напускную радость по поводу какого-нибудь отраднаго событія, или иной предъ вами явится кваснымъ патріотомъ или кваснымъ, кислощейнымъ либераломъ и все это напускное, и аристократизмъ и либерализмъ, и стремленія къ жизни. Все это ложь, тоска, скука, бездѣлье, отсутствіе шевелящихъ интересовъ, все это самое безотрадное недоразвитіе, задержка и односторонность мозговой массы. Такая группа людей представляетъ собою замѣчательный примѣръ разложенія и выводитъ на сцену одни лишь типы вырожденія, печальнаго, недостойнаго, исторически-обусловленнаго вырожденія...
Мы нарочно опускаемъ многое множество соціальныхъ условій вырожденія, потому что статья наша и безъ того черезъ-чуръ разрослась противъ нашего ожиданія. Мы только скажемъ, что воспитаніе одно могло-бы послужить хорошей темой для ознакомленія съ процессомъ вырожденія, но если судьбѣ угодно будетъ, мы возвратимся къ этому вопросу.
Мы имѣли намѣреніе познакомить читателя съ процессомъ вырожденія въ отвлеченной и конкретной формѣ и, резюрмируя вкратцѣ все нами сказанное, напомнимъ читателю, что два народа изъ исторической жизни человѣчества представляютъ намъ два самыхъ характеристическихъ конкретныхъ типа: одинъ всесторонняго процесса вырожденія, а другой типъ явленія діаметрально-противоположнаго. Римское общество временъ цезарей самый характеристическій конкретный типъ процесса вырожденія. Америка самый здоровый народный организмъ въ физическомъ, интеллектуальномъ и соціальномъ отношеніи.
Какая-же причина такого противоположнаго явленія и человѣческаго движенія? Въ общихъ словахъ причина эта заключается въ томъ; что человѣчество вообще движется по направленіямъ наименьшаго сопротивленія. Римъ представлялъ человѣчеству наименьшее сопротивленіе только въ худую сторону и все туда ушло и погибло; Америка даетъ широкій просторъ движенію человѣчества и представляетъ наименьшее сопротивленіе лишь въ хорошую сторону, а потому она и пойдетъ по добру, но здорову этимъ вождѣленнымъ путемъ. Мы-же ей пожелаемъ счастливаго пути!
Россія -- лишь наканунѣ исторической роли.
Полное римскихъ традицій, западно-европейское общество, говоря относительно, лишь недавно вступило на путь прогресса, но большая часть его жизни уходитъ на борьбу съ отжившими традиціями.