Lib.ru/Классика: Португалов Вениамин Осипович. О вырождении

О ВЫРОЖДЕНІИ.

(Продолженіе.)

II.

Если читатель приметъ на себя трудъ свести къ общему выводу все, что сказано нами о потрясающемъ дѣйствіи алкоголя на нашъ организмъ, то онъ пойметъ, что всѣ болѣзненныя явленія, указанныя нами, преимущественно поражаютъ физическую сторону организма. Теперь мы будемъ говорить о душевныхъ болѣзняхъ, порождаемыхъ пьянствомъ.

Мы уже прежде замѣтили, что не раздѣляемъ мнѣнія Рейха и Мореля, утверждающихъ, что всякая душевная болѣзнь есть уже явленіе вырожденія. Мнѣніе это слишкомъ утрировано и не выдерживаетъ серьезной критики. Душевная болѣзнь можетъ быть такимъ-же скоропроходящимъ страданіемъ, неоставляющимъ по себѣ никакихъ слѣдовъ, какъ и разстройство желудка, а съ точки зрѣнія Рейха, слишкомъ обобщающаго процессъ душевныхъ страданій, придется каждаго такого субъекта причислить къ категоріи вырождающихся. Такой взглядъ слишкомъ неутѣшителенъ, невѣренъ и подаетъ поводъ къ самымъ ложнымъ заключеніямъ, подрывающимъ значеніе самой теоріи. Вообще Рейхъ слишкомъ утрируетъ процессъ вырожденія и не придалъ ему научной основы, на которой теорія могла-бы непоколебимо покоиться. По Рейху, пожалуй, выйдетъ, что какой-нибудь Контъ или Писаревъ, разъ страдавшіе въ жизни душевнымъ разстройствомъ, принадлежатъ къ выродившимся.

Съ нашей точки зрѣнія, далеко не согласной съ мнѣніемъ Рейха, только тѣ формы душевныхъ болѣзней можно и должно причислить къ явленіямъ вырожденія, которыя произошли въ силу органическихъ видоизмѣненій нашихъ тканей, передаваемыхъ притомъ наслѣдственно. Такія несчастія именно и порождаетъ алкоголь.

Итакъ, душевная болѣзнь сама по себѣ не есть еще вырожденіе, какъ думаетъ Рейхъ и Морель, а вырожденіемъ будетъ лишь такая душевная болѣзнь, которая произошла вслѣдствіе органическаго видоизмѣненія я перерожденія преимущественно мозговой ткани. Къ несчастью человѣчества, излившее употребленіе спиртныхъ напитковъ распространяетъ свое вредное вліяніе на нервную систему такъ широко и проникаетъ до того глубоко, что у человѣка искажается и его душевное отправленіе и притомъ иной разъ въ такой силѣ, что душевное страданіе оказывается уже преобладающимъ, преимущественнымъ; рельефнѣе всего бросающимся въ глаза. Всѣ формы душевныхъ болѣзней, несмотря на все ихъ разнообразіе, могутъ быть обязаны своимъ происхожденіемъ одному лишь злоупотребленію спиртными напитками. За положительно-вѣрное можно утверждать, что бываютъ случаи, и далеко не рѣдкіе, что не будь этого излишняго употребленія, не было-бы душевной болѣзни. А потому, оставляя въ сторонѣ индивидуальность и другія побочныя обстоятельства, мы утверждаемъ, что пьянство влечетъ за собою всѣ формы душевныхъ болѣзней. Отъ индивидуальности-же и другихъ постороннихъ условій зависитъ уже разнообразіе и та или другая форма душевной болѣзни. Такъ, извѣстно, что бѣлая горячка отъ пива или отъ англійскаго джина, или отъ русской водки имѣетъ каждая свою характеристику. Однихъ пьянство доводитъ до полнѣйшаго сумасшествія, другихъ до меланхоліи, ипохондріи, третьихъ ввергаетъ въ слабоуміе, безсмысліе, идіотизмъ. "Изъ всѣхъ формъ хроническаго сумасшествія, говоритъ Гризингеръ {Гризингеръ. Душевныя болѣзни, стр. 199--200.},-- пьянство, повидимому, имѣетъ преимущественно вліяніе на развитіе параличнаго слабоумія. Сверхъ того очень обыкновенны также невполнѣ развитыя формы, судить о которыхъ въ судебномъ отношенія очень трудно. Эти слабыя, хроническія душевныя аномаліи пьяницъ отличаются замѣчательнымъ душевнымъ притупленіемъ, отсутствіемъ чувства долга и вообще всѣхъ высшихъ ощущеній,-- сознанія совѣсти, чувства истины, пониженіемъ всего нравственнаго уровня и въ особенности ослабленіемъ памяти, При этомъ часто встрѣчаются легкія или сильно-развитыя галлюцинаціи. Сверхъ этого замѣчаются многія другія болѣе или менѣе сильныя аномаліи нервныхъ отправленій,-- дрожаніе рукъ и языка, притупленіе чувства осязанія и зрѣнія, слабость половыхъ органовъ, мурашки и судороги въ ногахъ, головокруженіе, иногда припадки падучей болѣзни, и раньше или позже больной доходитъ до истощенія, ведущаго непосредственно къ смерти. Въ потомствѣ пьяницъ часто встрѣчается ранняя смерть отъ конвульсій, глупость и слабоуміе, малость черепа, или въ позднѣйшемъ возрастѣ та-же страсть къ пьянству, наклонность къ сумашествію и преступленію".

Статистическія таблицы домовъ умалишенныхъ указываютъ на пьянство, какъ на одну изъ самыхъ выдающихся причинъ, порождающихъ душевныя болѣзни. Голлоранъ изъ 747 случаевъ нашелъ у ¹/₅ этого числа пьянство причиною болѣзни. Причардъ и Эскироль приписываютъ въ Англіи этой причинѣ даже половину всѣхъ душевныхъ болѣзней; въ 1848 г. Уэбстеръ нашелъ эту причину уже у ¹/₈ -- ¹/₉ всего числа больныхъ въ Бедламѣ (704 больныхъ). Мориссонъ нашелъ ее въ Бедламѣ тоже почти у ¹/₈ и въ томъ числѣ навѣрно было немало случаевъ бѣлой горячки. Въ настоящее время нигдѣ, повидимому, пьянство не составляетъ столь сильной и частой причины душевныхъ болѣзней, какъ въ Америкѣ. Решъ замѣтилъ, что ¹/₃ умалишенныхъ въ пенсильванскомъ госпиталѣ заболѣла отъ пьянства, а новѣйшія статистическія таблицы нѣкоторыхъ американскихъ заведеній даютъ еще большее отношеніе (Гризингеръ). Во Франціи въ домахъ умалишенныхъ для лицъ средняго класса число умалишенныхъ вслѣдствіе излишества въ винѣ чрезвычайно значительно. Съ 1828 по 1835 годъ въ больницу Шарантонъ поступило 1,557 умалишенныхъ, изъ нихъ 134 обязаны были этой болѣзнью излишнему употребленію алкоголя. Генеральная статистика Франціи за 1853 годъ показываетъ, что изъ 32,876 больныхъ разстройствомъ разсудка и пользовавшихся въ общественныхъ и частныхъ больницахъ 1,502 погубили себя пьянствомъ. Въ большихъ центрахъ населенія число заболѣвающихъ душевными болѣзнями отъ вина несравненно больше, чѣмъ въ деревняхъ и селахъ.

Въ пріютахъ, посвященныхъ бѣдному и убогому классу, вліяніе этой причины еще болѣе замѣтно. Изъ 1,079 сумасшедшихъ, лечившихся въ Бисетрѣ, съ 1808 по 1813, алкоголь погубилъ 126. Въ томъ-же Бисетрѣ Марсе за періодъ съ 1856 по 1861 гг. нашелъ 915 пьяницъ, потерявшихъ разсудокъ. Всѣхъ же тамъ за это время оказалось 4,770. Тотъ-же наблюдатель констатировалъ тотъ фактъ, что каждый годъ приносилъ приращеніе и втеченіе 10 лѣтъ число больныхъ удвоилось. Въ Англіи, но Виллопу, половина сумасшедшихъ обязана своимъ сумасшествіемъ горячимъ напиткамъ. Въ Берлинѣ, но Касперу, треть умалишенныхъ отъ тойже причины. По Нельсону, мозговыя страданія у пьяницъ составляютъ ¹/₅₆, а у трезвыхъ ¹/₁₀₄ (Бержере).

Представленныя данныя должны убѣдить читателя, что вырожденіе. въ формѣ душевныхъ страданій, вслѣдствіе спиртныхъ напитковъ, играетъ не послѣднюю роль. И форма эта очень печальная. Намъ случилось видѣть хотя немногіе, но довольно рѣзкіе экземпляры. Притомъ мы были лишены возможности долго наблюдать этихъ субъектовъ, потому-что, по существующимъ узаконеніямъ, больные этого рода не оставляются въ уѣздныхъ городахъ, а препровождаются въ губернскую больницу. Одинъ случай особенно врѣзался въ нашей памяти. Выгнанный изъ службы чиновникъ представлялъ собою тонкаго, худощаваго, высокаго роста мужчину лѣтъ 50. Онъ былъ изъ семинаристовъ. Въ домѣ его была полнѣйшая нищета. Послѣ нѣсколькихъ приступовъ бѣлой горячки онъ впалъ въ неистовое помѣшательство. Раздѣвается до нага, голый расхаживаетъ по избѣ, несмотря на присутствіе взрослыхъ дѣвицъ, воспитываемыхъ имъ сиротъ, бьетъ посуду, стекла, ломаетъ мебель, бродитъ, кричитъ, ноетъ духовныя пѣсни и псалмы, бранитъ всѣхъ и все, и самыя нѣжныя старанія семьи унять его остаются напрасными. Такой приступъ длится два, три часа. Потомъ онъ успокоивается мало-по-малу, молча засядетъ въ уголъ или приляжетъ на полу, кой-чѣмъ прикрывшись. Во всѣхъ его движеніяхъ, во всѣхъ его дѣйствіяхъ нѣтъ никакой опредѣленной цѣли, нѣтъ осмысленнаго желанія; ясно, что онъ не владѣетъ собой, что онъ повинуется всякой мимолетной идеѣ, проскальзывающей въ его мозгу. У него нѣтъ воли, нѣтъ стремленій. Окружающіе предметы, чрезъ посредство органа зрѣнія, вызываютъ въ его мозгу необузданное и дикое настроеніе. Вотъ онъ пришелъ въ возбужденное состояніе и тогда-то онъ проявляетъ несвойственную ему прежде звѣрскую дикость и побужденіе все уничтожать и разрушать, не обращая ни малѣйшаго вниманія на мольбы и ласки несчастной семьи. Лицо его, обросшее сѣдой бородкой въ видѣ немытой щетины, блѣдно, истощено, исхудало; глаза его дико сверкаютъ, выраженіе то тупое, то злое. Вдругъ онъ зальется самымъ громкимъ смѣхомъ, непріятнымъ, отвратительнымъ смѣхомъ, ничего не выражающимъ. Но вотъ возбужденное состояніе прошло; тогда наступаетъ какая-то подавленность, забитость, пришибленность. Теперь съ нимъ все можно сдѣлать. Онъ слабъ и покоренъ, какъ ребенокъ. Такъ чередовались припадки долго; такъ тянулась жизнь, медленно приближавшая роковой... нѣтъ, благодѣтельный исходъ въ смерти. Къ счастью, этотъ субъектъ не оставилъ по себѣ потомства.

Другой случай неменѣе характеристиченъ. Купеческій приказчикъ богатаго ярославскаго торговаго дома, плотный, здоровый мужчина, пріѣхалъ на ярмарку съ товаромъ. Вдоволь и всячески покутивши на ярмаркѣ, онъ провелъ нѣсколько ночей въ безпрерывной оргіи безъ сна, и вдругъ подчиненные его замѣтили, что онъ вмѣсто одного товара отпускаетъ другой, лучшій, не беретъ денегъ, даритъ всѣмъ подарки, заговаривается. И на другой-же день сказалось вполнѣ развитое помѣшательство. Пріѣхавшаго къ нему исправника онъ немедленно назначилъ генералъ-губернаторомъ въ Іерусалимъ, прибывшаго къ нему врача назначилъ своимъ лейбъ-медикомъ, наградилъ орденомъ и назначилъ главнымъ врачомъ всѣхъ госпиталей и богадѣленъ. Онъ вѣчно занятъ самыми важными дѣлами и постоянно суетится, пишетъ длинные проекты (причемъ на бумагѣ выходятъ, конечно, какія-то каракульки), рисуетъ планы дворцовъ, храмовъ, больницъ. Всякаго посѣтителя онъ встрѣчаетъ съ подобающею важностью, едва удостоиваетъ поклона, каждому повелительно отдаетъ приказанія, причемъ, конечно, никто не смѣетъ ему прекословить, но другихъ удостоиваетъ рукопожатія или улыбки, вообще-же настроеніе добродушное, полушутливое. Отправленный въ домъ умалишенныхъ, онъ впалъ въ слабоуміе,-- исходъ граничащій съ непогрѣшимою смертью.

Алкоголь производитъ совершенное искаженіе нравственнаго чувства: люди, преданные спиртнымъ напиткамъ, могутъ въ своей безнравственности дойти до самаго возмутительнаго цинизма; они теряютъ всякую деликатность, лишаются чувства собственнаго достоинства и теряютъ всякое уваженіе къ чужой собственности. Такъ Бержере разсказываетъ объ одномъ такомъ чудакѣ, который въ гостяхъ, въ чужомъ домѣ или въ магазинахъ замѣтитъ-бывало хорошенькую вещь и непремѣнно стащитъ, боязливо спрячетъ въ карманъ, какъ дурно воспитанный ребенокъ. Бержере указываетъ на другого горькаго пьяницу, который хвасталъ предъ нимъ, что онъ артистъ по карманной части, съ такимъ цинизмомъ и съ такою наглостью, какъ это вообще свойственно людямъ, потерявшимъ всякое сознаніе о чести и неимѣющимъ и тѣни нравственнаго чутья.

Бержере приводитъ слѣдующій разсказъ, свидѣтельствующій, до чего можетъ дойти страсть къ пьянству и до какого цинизма и плутовства доходятъ аферисты, ставящіе на карту чужую жизнь. Страхованіе жизни и имущества на западѣ Европы и особенно въ Швеціи даютъ поводъ къ самымъ разнообразнымъ спекуляціямъ. Тамъ можно застраховать не только свою жизнь или своихъ близкихъ родныхъ, но даже людей совершенно постороннихъ, разумѣется, съ ихъ согласія. Этимъ обстоятельствомъ воспользовался въ маленькомъ городѣ Карлскронѣ купецъ Францъ Свенсонъ, возымѣвшій желаніе какою-нибудь спекуляціею получше разбогатѣть. Съ этой цѣлью онъ отыскалъ какого-то почетнаго моряка солдата Гофштета. Послѣдній имѣлъ въ жизни одно лишь желаніе -- пить, и онъ, дѣйствительно, охотно отдалъ-бы свою жизнь лишь-бы имѣть возможность въ послѣдніе дни жизни пить какъ можно больше, Свенсонъ зналъ хорошо эту страсть Гофштета, отправился къ нему и предсталъ предъ нимъ съ стаканомъ водки въ одной рукѣ и съ золотомъ въ другой. У пьянаго Гофштета глаза заблистали радостно и больше направлены были на вино, чѣмъ на деньги. Свенсонъ подалъ ему стаканъ; тотъ съ жадностью поднесъ его къ губамъ. Свенсонъ остановилъ и предложилъ ему, съ своей стороны, средства -- пить теперь постоянно много, но съ однимъ условіемъ, жизнь его отнынѣ принадлежитъ ему, Свенсону. Онъ можетъ пить, сколько хочетъ, но только до извѣстнаго срока, а по окончаніи этого срока онъ долженъ умереть, прекратить свою жизнь или пить столько, чтобъ водка сама прекратила жизнь его во окончаніи срока. Гофштетъ ничего этого не понималъ; онъ понималъ лишь одно -- пить. Но онъ все-таки нѣсколько мгновеній колебался, а потомъ рѣшился: вѣдь онъ, можетъ быть, станетъ еще пить мѣсяца три или полгода, а тамъ что Богъ дастъ. Онъ соглашается на эти убійственныя условія, и контрактъ заключенъ. Свенсонъ страхуетъ жизнь Гофштета за хорошую сумму, потому-что съ виду Гофштетъ -- здоровый, дюжій мужчина: страховыя конторы будутъ введены въ обманъ, а тамъ Гофштетъ довершитъ себя и Свенсонъ заберетъ денежки къ себѣ въ карманъ. Сказано, сдѣлано. Въ двухъ обществахъ застрахована жизнь Гофштета: въ англійскомъ обществѣ Менторъ за 8,000 фунтовъ и во французскомъ обществѣ Ла-Патернель за 8,500 франковъ. Страховку за первый годъ Свенсонъ заплатилъ 184 франка. Онъ было-хотѣлъ застраховать еще въ двухъ компаніяхъ, но ему не удалось. Тогда Свенсонъ взялся за Гофштета. Онъ слѣдилъ за каждымъ шагомъ его, ежеминутно напоминалъ ему объ условіяхъ и о данномъ обѣщаніи; онъ поитъ его водкой, даетъ ему денегъ, чтобъ тотъ самъ пилъ; онъ слѣдитъ и радуется, какъ вино беретъ свое, какъ организмъ сгораетъ, но онъ хочетъ ускорить процессъ, поскорѣе покончить съ этимъ скучнымъ занятіемъ. Узнавши, что Гофштетъ боленъ, Свенсонъ отправился къ нему и сталъ упрекать его, что онъ не настолько боленъ, насколько слѣдуетъ, что онъ не держитъ слова, не исполняетъ своего обѣщанія, что онъ не въ полномъ безчувствіи отъ пьянства. Бѣдный Гофштетъ сталъ оправдываться, что онъ радъ стараться, что онъ дѣлаетъ все, что отъ него зависитъ, что онъ потому невполнѣ пьянъ, что оставался въ постели и некому было сходить за виномъ, что силы ему измѣнили, что онъ и такъ совсѣмъ изсохъ. Свенсонъ настаиваетъ и удаляется, оставивъ ему еще два талера, однако, его посѣщенія стали чаще, требованія настойчивѣе и бѣдный Гофштетъ взмолился, нельзя-ли какъ оставить это предпріятіе. Не тутъ-то было. Не того хотѣлось Свенсону. Онъ даетъ денегъ Гофштету еще чаще, настаиваетъ, требуетъ, и Гофштетъ волей-неволей вынужденъ былъ умереть, спустя нѣсколько мѣсяцевъ послѣ заключенія контракта, въ страшныхъ мученіяхъ. Тотда-то возликовалъ Свенсонъ. Онъ объявилъ въ компанію Менторъ о смерти Гофштета и получилъ свои деньги; потомъ онъ обратился въ Патернель, но послѣдняя затѣяла съ нимъ процессъ. Французскій трибуналъ объявилъ незаконнымъ такой контрактъ и заклеймилъ позоромъ, въ самыхъ энергическихъ выраженіяхъ, такой постыдный торгъ, гдѣ одинъ человѣкъ продалъ свою жизнь въ самомъ дѣлѣ какому-то дьяволу, день и ночь подливавшему ядовитый напитокъ своей жертвѣ, чтобы скорѣе заполучить его душу... или деньги.

Мы уже выше сказали, что у Рейха слишкомъ перепутаны понятія о вырожденіи и вымираніи. Такъ онъ считаетъ тифъ, холеру и другія эпидеміи условіями вырожденія, между тѣмъ какъ мы ихъ относимъ къ самымъ обыкновеннымъ явленіямъ вымиранія, въ чемъ, конечно, большая разница. Холера или тифъ хотя и причиняютъ страшныя опустошенія, но это болѣзни не передаваемыя наслѣдственно; онѣ не портятъ людей цѣлыми поколѣніями; онѣ не подаютъ собою дурнаго примѣра окружающимъ; онѣ не оскорбляютъ нравственнаго чувства и порокомъ ихъ назвать нельзя. Человѣкъ, самой высокой нравственности и благороднѣйшихъ и честнѣйшихъ правилъ, можетъ заболѣть холерой, тифомъ или кровавымъ поносомъ, прохворать насколько недѣль, выздоровѣть и снова возвратиться къ отправленію своей честной и полезной дѣятельности, нисколько не измѣнившись ни въ физическомъ, ни въ нравственномъ отношеніи. Правда, если эти болѣзни свирѣпствуютъ эпидемически, онѣ могутъ навремя убить духъ народа, ввергнуть его въ нищету; народъ впадаетъ въ уныніе, теряетъ бодрость, можетъ пожалуй придти въ отчаяніе, но то же самое можно сказать о всякомъ общественномъ неучастьи, о пожарахъ, войнахъ, наводненіяхъ. Иванъ Грозный истреблялъ людей тысячами, но онъ не оставилъ по себѣ системы безнравственности, не исказилъ цѣлаго ряда поколѣній, не понизилъ нравственнаго уровня своихъ современниковъ, не повредилъ принципамъ чести и нравственности. Совсѣмъ другое дѣло какой-нибудь Наполеонъ III, который, можетъ быть, не истребилъ и десятой части того, сколько погубилъ Грозный, но Наполеонъ возвелъ свои безнравственныя стремленія въ систему, въ принципъ и заставилъ массу людей усвоить себѣ его принципы и тѣмъ погубилъ, можетъ быть, не одно поколѣніе. Такимъ образомъ мы отвергаемъ мнѣніе Рейха, утверждающаго, что эпидеміи вырождаютъ людей и исключаемъ цѣлую серію приводимыхъ имъ условій вырожденія.

Далѣе Рейхъ называетъ самоубійство тоже причиною вырожденія. Рейхъ смотритъ на всякое самоубійство, какъ на болѣзненное явленіе, и не допускаетъ, чтобы человѣкъ, въ минуту наложенія на себя рукъ, былъ умственно здоровъ. Здѣсь мы дойдемъ до положенія доктора Крупова, что весь міръ -- домъ умалишенныхъ и что всѣ люди, въ немъ живущіе, сумасшедшіе. Во-первыхъ, мнѣніе это слишкомъ парадоксально и далеко не доказано, да и какъ, въ самомъ дѣлѣ, доказать такую штуку, что человѣкъ, лишающій себя жизни, въ минуту совершенія этого акта, никакъ не въ здоровомъ умѣ; вѣдь этого никогда не доказать. Во-вторыхъ, еслибъ это даже было и такъ, то мы не считали бы самоубійство явленіемъ вырожденія, а лишь явленіемъ вымиранія. Совсѣмъ другое дѣло, если мы посмотримъ на этотъ вопросъ съ точки зрѣнія побудительныхъ условій; тогда для васъ будетъ несомнѣнно, что излишнее употребленіе алкоголя можетъ исказить человѣка до того что онъ не только себя лишитъ жизни, но и передастъ эту наклонность потомству. Въ такомъ вопросѣ, какъ вырожденіе, очень трудно сразу установить принципъ Аристотеля: "сказать все, что слѣдуетъ, сказать только то, что слѣдуетъ, и сказать, какъ слѣдуетъ". Чѣмъ инымъ прикажете объяснить то обстоятельство, что нѣкоторые самоубійцы лишаютъ себя жизни какъ-разъ въ томъ возрастѣ, въ которомъ убили себя ихъ родители, дѣды и дяди, какъ не тѣмъ стеченіемъ одинаковыхъ условій и обстоятельствъ, которыя поставили потомка въ то-же положеніе и развили въ немъ ту-же наклонность, какъ и въ его предшественникѣ. Такую запутанность отношеній можетъ имѣть своимъ послѣдствіемъ излишество и злоупотребленіе спиртными напитками. Порожденіе такой наклонности въ силу алкоголя уже явно свидѣтельствуетъ, что организмъ жестоко поврежденъ и такое явленіе есть уже несомнѣнное явленіе вырожденія. Съ этой точки зрѣнія мы только и можемъ допустить, что самоубійство -- явленіе искаженія нравственнаго сознанія, порча организма и общественная язва, оскорбительная для человѣчества. Исторія видѣла уже на своемъ вѣку такія неприличныя и недостойныя зрѣлища, свирѣпствовавшія чуть не эпидемически. Римляне, въ эпоху ихъ паденія, были отвратительные пьяницы и самоубійство не только было въ ходу, но даже было въ большомъ почетѣ. Повѣсы и забулдыги той эпохи нарочно устраивали самыя безпутныя оргіи и завершали финалъ самоубійствомъ, увѣнчанные цвѣтами, чтобы поэтичнѣе умереть. Напрасное усиліе! Смерть не гармонируетъ съ поэзіей и распутство, норокъ и безстыдство никогда не будутъ ея удѣломъ. Кто знаетъ, пьянство-ли распространилось вслѣдствіе нравственнаго упадка римлянъ или наоборотъ, пьянство повлекло за собою нравственное паденіе. Мы держимся второго.

Въ 1829 году въ Лондонѣ совершилось 200 самоубійствъ вслѣдствіе пьянства. Касперъ утверждаетъ, что четвертая доля самоубійцъ, посягнувшихъ на свою жизнь въ Берлинѣ, были горькіе пьяницы. Изъ 4,495 самоубійствъ, прослѣженныхъ Ремауденомъ, 530 индивидовъ лишили себя жизни вслѣдствіе привычки къ пьянству. Въ сѣверныхъ странахъ, говоритъ Бержере,-- пьянство чуть-ли не самая главная причина, ведущая съ самоубійству, но въ Россіи самоубійствъ меньше, чѣмъ въ другихъ странахъ Сѣвера, хотя нельзя того-же сказать о пьянствѣ.

Нѣкогда спартанцы опаивали своихъ рабовъ спиртными напитками, чтобы на нихъ показать своимъ дѣтямъ примѣръ того, до какой гнусности можетъ дойти человѣкъ, преданный пьянству, и тѣмъ внушить имъ отвращеніе къ вину. Теперь не прибѣгаютъ къ этой благодѣтельной мѣрѣ по очень простой причинѣ, что въ ней нѣтъ никакой надобности, такъ-какъ примѣры и образчики пьянства можно встрѣтить чуть не на каждомъ шагу. Недаромъ также Ликургъ строго-на-строго запретилъ новобрачнымъ пить вино въ день бракосочетанія. Онъ очень хорошо зналъ, что у людей, преданныхъ злоупотребленію спиртными напитками, всегда очень мало дѣтей; и дѣйствительно, рѣдко можно встрѣтить пьяницу, у котораго было-бы больше одного или двухъ дѣтей, и притомъ чаще всего дѣвочки. Наблюденія, сдѣланныя въ Швеціи и Норвегіи, въ странахъ, попреимуществу преданныхъ пьянству, привели къ тому заключенію, что тамъ чрезвычайно часто родятся уроды. Такъ Вельно разъ представилъ французской академіи безголоваго ребенка, порожденнаго въ пьяномъ образѣ. Такимъ образомъ вино убиваетъ въ зародышѣ до двухъ третей такихъ индивидовъ, которые безъ того родились-бы на свѣтъ, а потому, что-бы пьяница ни производила, пропадаетъ даромъ. Тѣ-же, которые родятся, приносятъ съ собою обильный запасъ будущихъ страданій; жизнь ихъ -- цѣпь мученій: или они умираютъ преждевременно, или наполняютъ собою больницы и всякія богадѣльни и пріюты. Таблицы смертности въ Лондонѣ показываютъ, что половина дѣтей, рождающихся въ этомъ городѣ, умираетъ раньше трехъ лѣтъ отъ роду, между тѣмъ какъ у квакеровъ, въ этой благочестивой сектѣ, извѣстной своей строгой умѣренностью, половина доживаетъ до 47 лѣтъ (Бержере).

Въ 1720 г. всѣ были поражены необыкновеннымъ уменьшеніемъ рожденій въ Лондонѣ. Правительство назначило по этому вопросу слѣдствіе, которое доказало, что пьянство главная причина этого явленія. Такимъ образомъ пьянство не только губитъ нравственно и физически одну личность, не только отнимаетъ у личности всякую интеллигенцію, но оно положительно искажаетъ расу. Въ одной Франціи и теперь болѣе 100,000 (!) субъектовъ, способныхъ произвести на свѣтъ лишь эпилептиковъ, дураковъ и идіотовъ, слабоумныхъ, потому-что они на любомъ перекресткѣ, чуть не у каждаго угла, могутъ найти удобное мѣсто, чтобы отравить себя и все свое потомство спиртнымъ ядомъ. Бержере разсказываетъ, что онъ зналъ одного господина, нѣсколько разъ сходившаго съума не потому только, что онъ былъ дважды женатъ, но потому, что страшно злоупотреблялъ спиртными напитками. Отъ первой жены у него было 16 дѣтей, изъ коихъ 15 умерло раньше года въ конвульсіяхъ, а оставшійся въ живыхъ страдаетъ падучей болѣзнью. Съ другой женой онъ имѣлъ 8 дѣтей, изъ коихъ 7 умерло въ конвульсіяхъ, а оставшійся въ живыхъ страдаетъ золотухой.

Липпихъ нашелъ, что каждый пьяница, по крайней мѣрѣ, на три четверти сокращаетъ срокъ своей жизни, что чѣмъ моложе субъектъ, предающійся пьянству, тѣмъ быстрѣе сокращается его жизнь и чѣмъ дольше человѣкъ предается этому пристрастію, тѣмъ скорѣе онъ теряетъ способность оставлять по себѣ потомство. Женщины еще скорѣе мужчинъ теряютъ эту способность; отъ такихъ субъектовъ обыкновенно дѣвочекъ родится больше, чѣмъ мальчиковъ, и большинство дѣтей страдаетъ всѣми возможными дѣтскими болѣзнями на радость и благо дѣтскихъ врачей. Изъ всего этого въ-очію слѣдуетъ, что въ странахъ, гдѣ пьянство свирѣпствуетъ эпидемически, народонаселеніе не только не возрастаетъ, а напротивъ того, должно уменьшаться, и что множество болѣзней и всякаго рода страданій, появляющихся въ другихъ странахъ, какъ исключеніе, какъ рѣдкость,-- въ странахъ, преданныхъ пьянству, встрѣчаются уже черезчуръ часто и больше всего содѣйствуютъ физическому и нравственному растлѣнію народа. Липпихъ доказываетъ, что въ городѣ Лайбонѣ, въ Иллиріи, гдѣ, еслибъ не было пьянства, ежегодно прибавлялось-бы, по крайней мѣрѣ, 176 людей,-- теперь, напротивъ того, число жителей ежегодно уменьшается на 59 и городъ совершенно вымеръ-бы, еслибы убыль не пополнялась незаконнорожденными дѣтьми. Пожалуйста, читатель, не думайте, что мы станемъ предлагать, какъ самую спасительную мѣру противъ пьянства, производство незаконнорожденныхъ дѣтей. Такимъ образомъ мы въ правѣ утверждать, что алкоголь -- могущественнѣйшій ядъ, отравляющій нашъ организмъ въ самыхъ важныхъ и жизненныхъ его отправленіяхъ. Мы видимъ въ немъ сильнѣйшаго дѣятеля, порождающаго и заправляющаго процессомъ вырожденія человѣчества. Намъ теперь интересно бросить бѣглый взглядъ на распространеніе этой дегенерирующей силы во времени и пространствѣ. Мы того мнѣнія, что человѣчество худшими изъ своихъ темныхъ дѣлъ обязано ничему иному, какъ пьянству, подъ вліяніемъ котораго издавна совершались самыя гнусныя дѣла; спиртные же напитки такъ-же древни, какъ родъ человѣческій, и неумѣренность, невоздержаніе и разныя пристрастія родились на свѣтъ вмѣстѣ съ человѣкомъ. Но тѣмъ не менѣе излишество иногда доводило отдѣльныя личности до самыхъ мерзскихъ поступковъ, доводило знаменитости до недостойной смерти отъ пьянства, доводило цѣлые народы до уничтоженія, до порабощенія, до историческаго и соціальнаго паденія. Историкъ Юстинъ разсказываетъ, что лидяне были очень энергическій, дѣятельный, могущественный народъ, имѣвшій обширную промышленность, и что Киру удалось ихъ совершенно поработить только потому, что онъ съумѣлъ развратить ихъ множествомъ кабаковъ и распутствомъ въ нихъ. Исторія не можетъ простить и не проститъ Александру Великому, который хотя и покорилъ множество народовъ, по настолько не владѣлъ собою, что въ пьяномъ видѣ убилъ друга своего дѣтства, Клита. Но въ Греціи не было особеннаго пьянства; она никогда не предавалась систематически этому пороку: оттого-то въ ней процвѣтало высшее умственное и поэтическое развитіе, оттого она знала лучшія формы, соціальнаго развитія; оттого она такъ безупречна въ своемъ историческомъ существованіи; оттого человѣчество ей обязано многимъ хорошимъ, но ничѣмъ дурнымъ; оттого въ ней не было завоевательныхъ стремленій, и если она пала, то не въ силу своего нравственнаго паденія, а вслѣдствіе тѣхъ соціальныхъ ошибокъ, съ которыми не умѣла справиться. Что касается римлянъ, то они подавали большія надежды, пока были трезвы и умѣренны, пока еще не знали спиртныхъ напитковъ; но когда Варрусъ ввелъ въ Италію виноградную лозу и способъ приготовленія вина, онъ этимъ положилъ начало будущаго паденія и позорной жизни Рима. "Политическая исторія народовъ, говоритъ Жолли,-- достаточный опытъ того, что неумѣренное употребленіе спиртныхъ напитковъ грозитъ не только существованію отдѣльной личности и отдѣльному семейству, но подрываетъ и подкапываетъ существованіе цѣлыхъ народовъ. Нація, незнающая удержу въ питіяхъ, приближается къ своему паденію, и Римъ тому лучшее доказательство. Римъ, повидимому, не имѣлъ надобности ни въ винѣ, ни въ алкоголѣ, чтобъ стать могущественнѣйшимъ народомъ древности. Основатели Рима, его консулы, его первые полководцы, его арміи нѣсколько вѣковъ не знали и не вѣдали ни вина, ни водки, ни абсенту, ни табаку, хотя и распространили римское могущество на весь тогдашній историческій міръ. Трезвость была присуща ихъ нравамъ; она жила въ ихъ крови, какъ одна изъ главнѣйшихъ добродѣтелей, какъ необходимое условіе для гражданскаго блага. Но все его могущество, все его величіе пало подъ ударами распутства и разнузданной неумѣренности.

Должно полагать, что злоупотребленіе спиртными напитками было такъ-же сильно распространено въ Аравіи, такъ-какъ Магометъ совсѣмъ запретилъ своимъ послѣдователямъ ихъ употребленіе и самъ своимъ величіемъ и значеніемъ отчасти обязанъ своей безукоризненной трезвости, которой не признавалъ въ немъ лишь Матэій Парижскій, знаменитѣйшій историкъ VIII вѣка, выдумавшій сказку о томъ, какъ Магометъ, пьяный, упалъ на навозную кучу, гдѣ цѣлое стадо свиней будто-бы задушили его, почему мусульмане съ тѣхъ поръ и не ѣдятъ свинины.

Средніе пѣка также настолько ознакомились съ пьянствомъ, что императоръ Карлъ Великій указомъ запретилъ поощреніе его, т. е. пьянства. Но извѣстно, какъ ничтожно значеніе указовъ въ такихъ увлеченіяхъ. Какъ-разъ вскорѣ, за такимъ указомъ въ XIII вѣкѣ Раймундъ Лулль открылъ алкоголь и тѣмъ положилъ начало новой эры пьянства. Сперва его признавали за ядъ, потомъ употребляли лишь какъ лекарство, наконецъ убѣдились, что алкоголь возстановляетъ ослабѣвшія силы, и хотя алкоголь унизили до смѣшенія съ обыкновенной водой, но зато этой смѣси дали громкое и похвальное названіе жизненной воды (l'eau de vie). Въ этой-то новой формѣ алкоголь быстро сталъ расходиться, и съ 1678 года его уже публично продавали во Франціи. Но только въ началѣ нашего великаго XIX вѣка излишество и неумѣренное употребленіе алкогольныхъ напитковъ распространилось по всему лицу земному и въ этомъ отношеніи совершенно уравняло въ нравахъ самыхъ цивилизованныхъ народовъ и грубѣйшихъ дикарей.

Тѣмъ не менѣе и здѣсь видна градація. Пальма первенства въ этомъ соперничествѣ принадлежитъ, безспорно, народамъ Сѣвера и странамъ гиперборейскимъ.

Въ Швеціи приготовляется до 200 милліоновъ литровъ вина и почти все это количество выпивается на мѣстѣ. Очень легко разчислить распредѣленіе. Въ Швеціи до 3 милліоновъ жителей. Если исключить дѣтей, женщинъ и людей, ведущихъ воздержную жизнь, мы получимъ minimum 1 ¹/₂ милліона людей, изъ коихъ каждый ежегодно выпиваетъ отъ 80 до 100 литровъ водки (100 литровъ равняются 8 русскимъ ведрамъ). Вѣдь это весьма почтенная доза, если сообразимъ, что во всей Европѣ на каждаго жителя среднимъ числомъ приходятся всего 10 литровъ,-- менѣе одного ведра. Понятно, почему шведскій король Оскаръ увѣрялъ, что онъ охотно отдастъ лучшій цвѣтокъ изъ своей короны, чтобы освободить Швецію отъ нашествія алкоголя. И немудрено! Вѣдь если такъ будутъ продолжать пить, то пропьютъ всѣ цвѣтки изъ его короны.

Въ Россіи, по увѣренію Бержере, потребленіе алкоголя еще больше, но онъ ошибается, потому что, по Гауснеру, въ Россіи выкуривается ежегодно "абсолютно" больше, чѣмъ въ остальной Европѣ, именно 16,360,000 гектолитровъ, и "относительно" далеко не больше, потому-что въ Россіи на каждаго потребителя приходится всего 26 литровъ водки. Тѣмъ не менѣе пьянство все-таки сильно свирѣпствуетъ. Тотъ-же Бержере цитируетъ какого-то Тургенева, утверждающаго, что въ Россіи ежегодно 100,000 человѣкъ умираетъ исключительно отъ пьянства. Прошло то блаженное время, когда въ Россіи, по словамъ Канкрина, было, что кабакъ, то баталіонъ, теперь же что солдатъ, то кабакъ.

Въ Англіи пьянство ежегодно убиваетъ среднимъ числомъ до 100,000 человѣкъ, въ томъ числѣ 24,000 женщинъ. Зато половина умопомѣшательствъ и три четверти преступленій принадлежатъ къ числу тѣхъ-же потребителей и внесены въ одни и тѣ-же списки, только подъ другую рубрику. Изслѣдованіе показало, что четыре главныхъ продавца водки въ Лондонѣ принимаютъ ежегодно до 275,000 посѣтителей. Прибавимъ, что Лондонъ больше другихъ городовъ потребляетъ пива.

Въ Германіи до 40,000 человѣкъ падаетъ ежегодно жертвами пьянства. Прусскій король Фридрихъ Вильгельмъ, ревнуя о солдатской трезвости, выразился, что онъ считалъ-бы счастливѣйшими, событіемъ своей жизни и своего царствованія, еслибъ потребленіе водки въ его государствѣ дошло до пуля. Но начто-же купили, бы онъ тогда круповскія пушки?

Въ Сѣверо-Германскомъ союзѣ теперь ежегодно потребляется 400 милліоновъ литровъ водки, среднимъ числомъ десять литровъ на человѣка. Удивительно, съ какимъ рвеніемъ берлинцы бросились исполнять желаніе короля: тамъ теперь на четыре дома непремѣнно продажа распивочная.

Не менѣе оказывается этого рвеніи къ спиртнымъ напиткамъ и во Франціи, и надо отдать ей честь: какъ и во всемъ, Франція прогрессируетъ и въ этомъ отношеніи ежегодно все больше и больше. До французской революціи въ 1788 тамъ выпивали всего 200,000 гектолитровъ алкоголя, слѣдовательно не вино разгорячило французовъ и вызвало революцію. Скорѣе наоборотъ. Въ 1840 г. выпито 1,000,000 гектолитровъ, а въ 1863 г. количество это возрасло до 3 милліоновъ. Парижанинъ 1770 года выпивалъ всего ежегодно 8 литровъ водки, теперь онъ выпиваетъ 30. Зато ни одинъ городъ въ свѣтѣ не выпиваетъ столько абсенту, сколько Парижъ.

Вотъ уже 20 лѣтъ, какъ въ Парижъ ввозится и оплачивается милліонъ гектолитровъ вина, а выпивается между тѣмъ полтора милліона. Но это чудо объясняется тѣмъ, что Сена катитъ свои воды въ Парижъ безпошлинно и безъ уплаты акциза.

Въ Парижѣ, такимъ образомъ, (до осады, конечно) ежедневно каждый житель потреблялъ отъ 2 до 3 литровъ вина. Если при этомъ принять во вниманіе число людей вовсе не пьющихъ или почти ничего не пьющихъ, то число преданныхъ излишеству будетъ просто ужасно.

Виллерме вычислилъ, что втеченіе 6 лѣтъ, съ 1834 по 1841, изъ 45,609 случайныхъ смертей 1,622 обязаны излишеству въ винѣ. Особенно въ промышленныхъ и фабричныхъ городахъ, но увѣренію Николля, злоупотребленіе спиртными напитками превосходитъ всякое вѣроятіе. Въ Амьенѣ, по Жюль Симону, ежедневно продается 80,000 рюмокъ вина, что стоитъ до 4,000 франковъ. На эти деньги можно было-бы купить 3,500 килограммовъ говядины и 12 тысячъ килограммовъ хлѣба. Въ Руанѣ, по увѣренію того-же писателя, втеченіе одного года потреблено 5 милліоновъ литровъ водки. Трудно рѣшить, это-ли пьянство довело французовъ до Наполеона III и Гаусмана или Гаусманъ и Наполеонъ 111 довели французовъ до такого пьянства. Какъ хотите, а тутъ и французскій народъ не безъ грѣха... По увѣренію Бержере, Америка превосходитъ всѣхъ въ искуствѣ злоупотреблять спиртными напитками. Эвере, посланникъ въ Вашингтонѣ, представилъ слѣдующія данныя: втеченіе десяти лѣтъ алкоголь 1) стоилъ націи 600,000,000 долларовъ, 2) погубилъ 300,000 жителей, 3) отправилъ 100,000 дѣтей въ нищенскіе пріюты, 4) заключилъ 150,000 человѣкъ въ темницу, 5) свелъ съ ума до 1,000 человѣкъ 6) учинилъ 1,500 смертоубійствъ, 7) совершилъ до 2,000 самоубійствъ, 8) сжегъ имущества на 10,000,000 долларовъ, 9) оставилъ 200,000 вдовъ и 10) бросилъ на произволъ судьбы 1,000,000 сиротъ. Мы, поэтому въ правѣ сказать, вмѣстѣ съ неисправимыми, мечтателемъ Рейхомъ, что пьянство больше приноситъ вреда человѣчеству, больше его опустошаетъ, чѣмъ даже войны и эпидеміи.

Мы представили читателю нѣсколько скучныхъ подробностей, но они были неизбѣжны для того, чтобы дать понятіе о томъ, что такое вырожденіе, въ какихъ формахъ выражается главнымъ образомъ этотъ процессъ, какими явленіями соціальнаго свойства онъ сопровождается, къ какимъ послѣдствіямъ онъ приводитъ и какіе размѣры онъ подчасъ принимаетъ. Мы для этой цѣли выбрали самый выдающійся и самый характеристическій элементъ, обусловливающій процессъ вырожденія -- алкоголь. Но это лишь одна страница изъ обширной исторіи этого процесса. Соціальныя и моральныя причины вырожденія такъ-же важны и дѣйствительны. Исторію ихъ отлагаемъ до другого раза. Намъ теперь остается сказать нѣсколько словъ о мѣрахъ, предохраняющихъ и недопускающихъ до излишества, до вырожденія. Что вредное и пагубное вліяніе спиртныхъ напитковъ бросалось человѣчеству въ глаза во все время его историческаго существованія, доказываютъ тѣ строгія карательныя мѣры, къ какимъ прибѣгали разныя правительства въ прежнія времена. Эти-же карательныя мѣры въ то-же время доказываютъ полное ихъ безсиліе и ничтожество, когда онѣ направлены не на причину, а на послѣдствіе. Мы знаемъ народъ, котораго судьба исторически такъ сложилась, что онъ не зналъ пьянства и отличался природною трезвостью; оттого законъ его ничего не упоминаетъ о пьянствѣ и не предлагаетъ никакихъ репрессивныхъ мѣръ противъ этого зла. Странно! Несмотря на то, что народъ этотъ, въ Россіи, напримѣръ, завѣдуетъ чуть не всей винной торговлей, онъ менѣе всего предается пьянству и до такой степени питаетъ отвращеніе къ этому пороку, что между евреями и теперь очень мало пьяницъ. Мы это объясняемъ ничѣмъ инымъ, какъ только органической индивидуальной особенностью націи.

У другихъ народовъ карательныя мѣры не привели къ желаемому результату. У римлянъ, напримѣръ, пьянство жестоко наказывали. Мужчинамъ запрещено было пить раньше вступленія въ бракъ, а женщинамъ совершенно было запрещено. Запрещеніе это было до того строго, что мужъ имѣлъ право убить свою пьяную жену. И только во время жертвоприношеній женщинамъ дозволено было отвѣдать вина. Законы Дракона наказывали пьянство смертною казнью. Законы Солона назначали смертную казнь архонту, если послѣдній являлся въ пьяномъ образѣ. Питтокъ, царь митиленскій, налагалъ двойное наказаніе на того, кто совершалъ преступленіе въ пьяномъ видѣ. Селевкъ, царь локрійскій, позволялъ употреблять вино только больнымъ по предписанію врача, другимъ запрещалъ подъ страхомъ смертной казни. Во Франціи Францискъ I издалъ законъ, по которому всякій пьяница въ первый разъ былъ заключаемъ въ тюрьму на хлѣбъ и на воду, во второй разъ его сѣкли, въ третій разъ сѣкли публично, а въ случаѣ повторенія его изгоняли изъ государства, отрѣзавъ предварительно уши. Папа Инокентій III строго наказывалъ духовныхъ, преданныхъ пьянству, и лишалъ ихъ приходовъ. Указъ герцога Брауншвейскаго 1631 года предписывалъ кабачникамъ отпускать посѣтителямъ лишь опредѣленное количество водки и строго запрещалъ напиваться въ кабакѣ. За нарушеніе этого постановленія налагалось 20 талеровъ штрафу.

Въ Германіи чуть не въ каждомъ отдѣльномъ государствѣ свои постановленія противъ пьянства. Военный уставъ въ Виртембергѣ, объявленный въ 1818 году, содержитъ слѣдующія постановленія: пьянство наказывается заключеніемъ въ тюрьму на хлѣбъ и на воду, если пьянство превращается въ привычку, то оно наказывается заключеніемъ въ тюрьму на одинъ годъ. Офицеръ, преданный пьянству, навсегда отрѣшается отъ должности.

Въ Швеціи противъ пьянства очень строгіе законы и очень строго исполняются, это однакожъ не мѣшаетъ чрезмѣрному распространенію тамъ пьянства. Если кто появится въ публичномъ мѣстѣ пьянымъ, то онъ въ первый разъ платитъ штрафу 15 франковъ, во второй разъ 30, въ третій и четвертый разъ денежная пеня еще больше, но кромѣ того онъ теряетъ право на выборы и избирательный голосъ, и его выставляютъ у позорнаго столба предъ приходской церковью въ ближайшее воскресенье: въ пятый разъ его заключаютъ въ тюрьму и подвергаютъ тяжелому труду впродолженіе 6 мѣсяцевъ, въ шестой разъ его заключаютъ въ тюрьмѣ на 12 мѣсяцевъ съ обязательствомъ тяжкаго труда. Самый законъ доказываетъ, какъ онъ безсиленъ остановить пьяницу, какъ-скоро его приходится наказывать за пьянство шесть разъ. Духовное лицо, обвиняемое въ пьянствѣ, лишается тамъ своихъ бенефицій; чиновникъ за это отрѣшается отъ должности. Въ преступленіи пьянство никогда не служитъ смягчающимъ обстоятельствомъ. Человѣкъ, умершій отъ пьянства, лишается погребенія на общественномъ кладбищѣ. Въ Швейцаріи снившіеся съ кругу пьяницы лишаются гражданскихъ правъ. Даже въ Соединенныхъ Штатахъ имущество людей, преданныхъ пьянству, берется въ опеку. Каноническое право тоже предписываетъ отказывать въ христіанскомъ погребеніи тѣмъ, кто всю жизнь предавался пьянству и умеръ скоропостижно отъ опьяненія. Въ Римѣ всякій, кто валяется пьянымъ на улицѣ, немедленно заключается въ тюрьму. Въ Россіи было заведено обычаемъ, чтобы мужчины и женщины, найденные пьяными на улицѣ, мели улицу нѣсколько дней. Въ Англіи пьянство считается проступкомъ и наказывается штрафомъ въ 40 шиллинговъ или заключеніемъ въ тюрьму на нѣсколько дней. Въ Лондонѣ и Миддльсексѣ, не считая Сити, въ одномъ 1842 году было задержано такимъ образомъ 12,388 пьяницъ, въ томъ числѣ 4,350 женщинъ. Въ 1857 году англійская и валлійская полиція арестовали 75,859 лицъ, найденныхъ пьяными на улицахъ, а именно 54,982 мужчинъ и 20,877 женщинъ.

Разнообразіе и многочисленность законодательныхъ и карательныхъ мѣръ все-таки не могли остановить зла; гораздо дѣйствительнѣе тѣ мѣры, которыя были направлены противъ причинъ, порождавшихъ и порождающихъ самое зло. Мы уже раньше указали на причины пьянства въ своей статьѣ "Пьянство, какъ соціальный недугъ". Здѣсь мы только вкратцѣ упомянемъ, что всего дѣйствительнѣе противъ пьянства. Для этого необходимо съ одной стороны возбудить и воспитать въ народѣ стремленіе къ высшимъ интересамъ человѣчества, но это возможно только тогда, когда большинство народа обезпечено въ своихъ насущныхъ потребностяхъ, а не чахнетъ въ нищетѣ и невѣжествѣ. А потому благосостояніе и образованіе -- единственныя мѣры противъ пьянства и его вырождающаго вліянія. Благосостояніе и образованіе, взаимно обусловливая другъ друга и взаимно содѣйствуя одно другому, прогрессируя и развиваясь, могутъ всегда прекратить и искоренить какъ пьянство, такъ и вырожденіе, имъ причиняемое. "фраза!" скажетъ утомленный читатель.-- Нѣтъ, не фраза, милый скептикъ нашъ. Мы вамъ приведемъ нѣкоторыя доказательства.

"Извѣстно, говоритъ Гризингеръ,-- что чрезмѣрное употребленіе спиртныхъ напитковъ въ послѣднее время въ Англіи значительно уменьшилось, а соотвѣтственно этому пьянство стало входить въ меньшей степени въ списки причинъ, порождающихъ умопомѣшательство. Въ Англіи мнѣ говорили очень компетентные люди, что этотъ благопріятный результатъ должно приписать не обществамъ трезвости, а законамъ о хлѣбѣ".

Торнтонъ въ своемъ "Трудѣ" говоритъ, описывая промышленныя товарищества: "Гиске, владѣлецъ обширныхъ маслобоенъ въ Сенъ-Дени, раздаетъ служащимъ у него сотнѣ рабочихъ 5% чистой прибыли, распредѣляемыхъ сообразно получаемому жалованью. До принятія этой мѣры многіе рабочіе, по его словамъ, напивались по нѣскольку разъ въ недѣлю, несмотря на всѣ его увѣщанія и взысканія; но теперь онъ вполнѣ отучилъ ихъ отъ этого, подвергая рабочаго немедленному удаленію съ завода за пьянство въ будни. Среднимъ числомъ доля каждаго въ чистой прибыли равняется шестинедѣльному заработку и вознагражденіе это слишкомъ значительно, чтобы рабочій сталъ рисковать имъ ради будничной выпивки" {Торнтонъ, стр. 324,}. Въ каменоломняхъ Бригса и комп. прежде свирѣпствовало отчаянное пьянство, которое вело къ вѣчнымъ раздорамъ между хозяевами и рабочими. Бригсъ удѣляетъ рабочимъ извѣстный процентъ изъ своего барыша, и вотъ это маленькое обстоятельство привело къ слѣдующему результату. "Преміи, говоритъ Торитонъ,-- выплачиваются цѣликомъ въ концѣ каждаго года. Послѣ перваго раздѣла трое углекоповъ пропили свои преміи, но эти трое составляютъ единственное исключеніе изъ тысячи людей, предававшихся въ прежнее время подобному-же безобразію... Деньги, которыя прежде пропивались рабочими, теперь употребляются ими на воспитаніе дѣтей, посѣщающихъ школу въ значительно большемъ числѣ, или на пріобрѣтеніе мебели, нерѣдко даже такой роскоши, какъ фортепіано. Огромная разница замѣтна въ ихъ обращеніи съ хозяевами. Наше мѣстечко, говоритъ Бригсъ, превратилось изъ разсадника борьбы и злобы между хозяевами и рабочими въ образецъ мира и согласія" {Торнтонъ, стр. 330.}. Такое умѣренное поднятіе благосостоянія и образованія совершаетъ съ людьми такую дивную метаморфозу. Улучшеніе быта превращаетъ гнѣздо пьянства и вырожденія въ обитель добра, довольства и человѣчности. Нужно-ли что прибавлять?

Все, нами сказанное, приводитъ къ тому заключенію, что чѣмъ народъ имѣетъ меньше элементовъ и причинъ вырожденія, тѣмъ болѣе у него шансовъ на успѣшную побѣду въ борьбѣ за существованіе и наоборотъ; чѣмъ меньше у него причинъ вырожденія, тѣмъ больше у него преимуществъ на прогрессивное развитіе и процвѣтаніе. Законъ Дарвина тутъ вѣренъ, какъ дважды два четыре. Но читатель пусть не сочтетъ меня отъявленнымъ врагомъ спиртныхъ напитковъ. Цивилизація имѣетъ свои мрачныя тѣневыя стороны, но изъ-за нихъ смѣшно было-бы отказаться отъ цивилизаціи вообще. Для сѣверныхъ народовъ вообще, а для русскаго въ особенности, отличающихся своею инертностью, апатичностью извѣстная доля возбужденія просто необходима и пока ничѣмъ незамѣнима. Рѣчь, стало-быть, идетъ не о томъ, что нужно вовсе отказаться отъ водки и вина, а о томъ, что злоупотребленіе ими ведетъ къ самымъ плачевнымъ результатамъ.

III.

Воинственный азартъ, охватившій теперь предназначенную для вымиранія долю европейскаго человѣчества, не можетъ и не долженъ нарушить мирнаго теченія науки и ея миролюбиваго направленія. Напротивъ того война со всѣми ея ужасными послѣдствіями служитъ самымъ осязательнымъ подтвержденіемъ тѣхъ фактовъ, на которые мы указали выше, а именно порчи человѣчества въ соціальномъ и нравственномъ отношеніи. Наука тутъ ни при чемъ: Не ея вина, что человѣчество не хочетъ пользоваться ея наставленіями и уроками. Наука осудила и осуждаетъ войну, какъ недостойное человѣка орудіе борьбы за существованіе. Орудіемъ этой борьбы она признаетъ лишь одинъ разумъ и соперничество въ его развитіи. Только культурѣ своихъ мозговъ и развитію своего разума человѣчество обязано своимъ высокимъ положеніемъ въ ряду органическихъ существъ. По природѣ своей грубое и дикое животное -- человѣкъ, благодаря исключительно своему уму, своимъ божественнымъ инстинктамъ, вознесся изъ ничтожества на степень царственнаго владыки окружающей природы. Мы знаемъ человѣка еще въ томъ первобытномъ видѣ, когда онъ меньше всего заслуживалъ это благородное названіе. Онъ тогда еще ничего не зналъ. Тогда онъ представлялъ собою безпомощное созданіе, растерявшееся въ embarras des richesses -- окружавшей его роскоши природы. Онъ не могъ сразу найтись и не зналъ, за что прежде взяться. У него ничего не было. Природа ему ничего не дала кромѣ обильнаго матерьяла. Ему самому пришлось создать свою многостороннюю и разнообразную культуру, свой соціальный бытъ, свою всеобъемлющую дѣятельность. Когда онъ явился на свѣтъ, какъ Крузое на необитаемый островъ, у него, что называется, не было нитки своей. Все приходилось изобрѣтать и придумать самому. Его окружаетъ цвѣтущая роскошь, но онъ самъ бѣднякъ: у него буквально ничего нѣтъ такого, чѣмъ онъ могъ-бы защитить себя отъ непогоды; у него нѣтъ никакого жилья, никакой одежды; онъ не знаетъ, чѣмъ и какъ питаться, а тутъ нужно держать ухо на сторожѣ, чтобы самому не сдѣлаться добычей какого-нибудь хищнаго звѣря, опаснѣйшаго врага. Работы пропасть со всѣхъ сторонъ и необходимо пустить въ ходъ всю силу своихъ умственныхъ способностей, употребить въ дѣло всю дѣятельность мускуловъ мозга, чтобы какъ-нибудь выйдти изъ этого запутаннаго положенія. Но вотъ въ чемъ главное горе, Умъ еще бездѣйствуетъ, за неимѣніемъ опыта и знаній, на пріобрѣтеніе которыхъ потребовались цѣлые вѣка. А безъ знаній куда прикажете, дѣваться, что предпринять, за что взяться? Приходится мириться съ этимъ жалкимъ положеніемъ, нечего дѣлать; нужно пріобрѣтать знанія исподоволь и исподоволь приближаться къ отдаленному воображаемому идеалу мирной безмятежной жизни, полной благъ и наслажденій въ силу знанія, въ силу науки. А пока нужно платить обильную дань своей грубой природѣ, не руководимой разумомъ, не сдерживаемой наукой; волей-неволей приходится заявлять свои наслѣдственныя привычки и животные инстинкты, которыми облагодѣтельствовала его мачиха-природа. И вотъ почему мы его видимъ въ вѣчной, безпрерывной войнѣ съ своими единоплеменниками, съ которыми ему всегда было-бы выгоднѣе жить въ мирѣ и сообща вести борьбу съ другими тварями и съ враждебными силами природы.

Съ тѣхъ поръ и до настоящей минуты мы видимъ этотъ крайній непримиримый дуализмъ, между крайними представителями котораго ровно ничего нѣтъ общаго. Съ одной стороны, разумъ, увѣнчанный всѣми высокими достоинствами, благими прелестями науки, съ другой стороны, животное варварство съ его грубыми пріемами и гибельными послѣдствіями. И въ то время, какъ разумъ служитъ однимъ путеводной звѣздой на трудномъ и скользкомъ пути жизни, другіе, лишенные этого руководителя, все еще проявляютъ дикость и грубость, достойную первобытныхъ эпохъ.

Намъ могутъ возразить, что паука еще не даетъ намъ отвѣта на всѣ вопросы, что многое остается еще до сихъ поръ загадочнымъ, таинственнымъ, что разумъ еще не все можетъ намъ разъяснить, что мы не знаемъ и никогда не будемъ знать "начало всѣхъ началъ", что наконецъ величайшій мудрецъ древности утверждалъ, что онъ знаетъ только то, что онъ ничего не знаетъ. Казалось-бы, что все это очень печально, тѣмъ болѣе, что такой приговоръ произнесъ древнему знанію Сократъ, а всему нашему современному знанію сдѣлалъ такой-же комплиментъ знаменитый европейскій историкъ Бокль. Въ сущности же дѣло вовсе не обстоитъ такъ печально, какъ это кажется съ перваго раза. Во-первыхъ, нужно очень и очень много знать для того, чтобъ знать, что мы Ничего не знаемъ, а во-вторыхъ, это положеніе не только практически, но и теоретически невполнѣ вѣрно. Что касается практической стороны вопроса, то мы смѣло утверждаемъ, что наука всегда опережаетъ жизнь на сотни лѣтъ. Развѣ человѣчество все уже примѣнило къ себѣ, что выработала наука? Развѣ человѣчество отрѣшилось отъ той страшной массы суевѣрій, предразсудковъ, невѣжества и фанатизма, давнымъ давно осужденныхъ наукой? Развѣ девять десятыхъ человѣчества не пребываетъ въ томъ-же мракѣ невѣденія и варварства, въ какомъ оно пребывало сотни лѣтъ тому назадъ? Что изъ того, что наука быстро шагаетъ впередъ и вѣчно остается удѣломъ ничтожнаго меньшинства? На каждомъ шагу въ жизни сталкиваешься съ обстоятельствами и условіями, доказывающими непроходимую бездну и бездонную пропасть, отдѣляющую науку и ея представителей отъ остальной темной массы. А потому упреки, дѣлаемые наукѣ, съ практической точки зрѣнія не имѣютъ никакого смысла. Вмѣсто того, чтобъ ставить наукѣ на видъ, что она до сихъ поръ не докопалась до всей "сути", лучше обратить свою дѣятельность на введеніе, примѣненіе и распространеніе того, что она выработала положительнаго. Жизнь всего человѣчества сдѣлалась-бы тогда несравненно сноснѣе и счастливѣе. Темная масса людская пріобрѣла бы научныя знанія, проникнувшись научными убѣжденіями; сразу отдѣлалась-бы тогда отъ неимовѣрной массы совершенно непроизводительныхъ расходовъ въ деньгахъ и крови человѣческой, растрачиваемыхъ для поддержанія отжившихъ нелѣпостей и несправедливостей, давнымъ давно потерявшихъ кредитъ въ глазахъ людей мыслящихъ и честныхъ.

Достойно вниманія, что такіе вопреки достаются паукѣ какъ разъ отъ людей, менѣе всего заинтересованныхъ въ раскрытіи и обнаруженіи ея истинъ. Ихъ пугаютъ ея смѣлые взгляды и прямые пріемы. Они страшатся полнаго ея процвѣтанія, пуще огня, потому-что за научной завѣсой мерещится имъ гроза, могущая слишкомъ безцеремонно задѣть ихъ мелкіе близорукіе интересы и подорвать ихъ шаткое соціальное положеніе. Не истина и наука, а ложь и несправедливость въ интересѣ этихъ людей; потому-то они такъ крѣпко отстаиваютъ свои личныя воззрѣнія, идущія въ разрѣзъ съ общечеловѣческими интересами, съ общечеловѣческимъ благомъ.

Впрочемъ это слабость, присущая вообще человѣку. Слишкомъ мы субъективны и намъ трудно отрѣшиться отъ своихъ личныхъ ощущеній и разсматривать себя объективно. Человѣкъ любитъ намеки любви, любитъ догадываться, что къ нему питаютъ взаимную привязанность и, пока тянется это загадочное, таинственное отношеніе, душа его дрожитъ въ ожиданіи разрѣшающейся загадки. Когда же истина обнаружится и нѣтъ болѣе загадки, онъ успокоивается и, свыкнувшисъ съ фактомъ, становится къ нему равнодушнымъ. Правда, говорятъ, скучна и ничего нѣтъ легче на свѣтѣ, какъ лгать. Жить во лжи и ложью для многихъ людей насущная незамѣнимая потребность и потому паука, непотворствующая ихъ лживымъ понятіямъ, наука, не признающая ихъ эгоистическихъ, узкихъ интересовъ, паука отказывающаяся служить ихъ мелкому самолюбію, отказывающаяся льстить ихъ изнѣженнымъ, разслабленнымъ чувствованіямъ и нервамъ, такая наука невыгодна, скучна, непріятна.

Когда мы слышимъ сѣтованія людей науки, людей заинтересованныхъ въ преуспѣяніи ея на несовершенство и недостатки требуемой отъ нея абсолютной непогрѣшимости, мы это понимаемъ. Мы понимаемъ, что руководило Сократомъ, когда онъ утверждалъ, что онъ ничего не знаетъ. Мы понимаемъ, что ощущалъ, чувствовалъ и испытывалъ Бокль, повторявшій эту фразу, въ виду безпредѣльной перспективы его мысли. Но когда мы слышимъ такія-же нападки на науку со стороны людей, нисколько не сочувствующихъ успѣхамъ науки и злорадствующихъ ея несовершенству въ абсолютномъ смыслѣ слова, насъ коробитъ это лицемѣріе и ложь. Мы понимаемъ и этихъ людей и знаемъ, какія цѣли имѣютъ они при этомъ въ виду, а потому и видимъ въ ихъ посягательствѣ лишь грубое оскорбленіе еще болѣе грубыхъ варваровъ. Когда мы читаемъ въ газетахъ, что поступки Гамбеты порицаетъ какой-нибудь Кератри, столь-же заинтересованной въ дѣлѣ спасенія своей дорогой родины, мы его понимаемъ и извиняемъ ему, но когда мы то-же самое слышимъ отъ какого-нибудь разжирѣвшаго Обломова, неумѣющаго ударить палецъ о палецъ, неумѣющаго справиться съ самыми обыденными формами окружающей его тины пошлостей, когда мы слышимъ такіе либеральные возгласы отъ нашихъ провинціальныхъ политикановъ, наше чувство возмущается до глубины души и слово негодованія замираетъ на нашихъ устахъ. Но что-же они, эти фарисействующіе судьи науки, сдѣлали для нея, чтобы упрекать ее въ безсиліи и ничтожествѣ? Они требуютъ отъ нея немедленныхъ практическихъ результатовъ и всей своей практической жизнію осуждаютъ ее на бездѣйствіе и молчаніе.

Съ теоретической-же точки зрѣнія наука еще меньше заслуживаетъ упрековъ и порицаній. Тутъ мы видимъ поистинѣ изумительные подвиги мозгового творчества, если мы только въ состояніи представить тѣ безчисленныя метаморфозы человѣчества, которыми оно пришло отъ пещернаго дикаря до современнаго европейца. Но на это нужно было время. Міровыя истины науки являются плодомъ цѣлаго ряда вѣковъ мозговой работы, передаваемой преемственно. Уже древніе ученые и мыслители предчувствовали, что въ природѣ ничто не пропадаетъ. Старый Лукрецій былъ убѣжденъ въ томъ, что ex nihilo nihil fit. Но это метафизическое умозрѣніе ни на чемъ научномъ не основывалось. Ни одинъ ученый или мыслитель древности не въ состояніи былъ доказать этого фактически. Каждый вправѣ былъ отвергать это голословное предположеніе, построенное à priori. Допускать это, вѣрить этому могъ только умъ слишкомъ хорошо развитый философскими размышленіями, но даже и такой умъ все-таки сталкивался съ обстоятельствами, которыя заставляли его относиться скептически къ такому философскому, но никакъ не научному воззрѣнію. Но отвергая такое апріористическое предположеніе, тѣмъ самымъ давали самый широкій просторъ какому-то безграничному произволу въ природѣ. Цѣлые міры могли возникать по волшебному мановенію любого поэта; воображеніе давало мѣсто чудесамъ самой причудливой фантазіи; вся вселенная была нереполнена всевозможными невѣдомыми и невидимыми существами, которыя по своему произволу могли располагать судьбой человѣка, его ближайшихъ родныхъ, цѣлыхъ государствъ. Каждое событіе непремѣнно имѣло въ природѣ своего таинственнаго виновника, добраго или злого, смотря по обстоятельствамъ. И это длилось во все время древнихъ и среднихъ эпохъ. Какой-нибудь Гоббсъ, страшный вольнодумецъ и замѣчательный мыслитель XVII вѣка, боялся ночью оставаться въ потьмахъ или одинъ. Не боясь Бога, онъ боялся чертей...

Но уже въ концѣ XVII столѣтія наука положила навсегда конецъ всѣмъ этимъ бреднямъ. Трудами безсмертнаго Лавуазье наука произнесла смертный приговоръ всѣмъ вымысламъ болѣзненной фантазіи и разстроенныхъ мозговъ. Не говоря уже о другихъ капитальныхъ работахъ этого великаго химика, положившаго начало новому направленію въ наукѣ, Лавуазье заслужилъ неувядаемую, безсмертную славу двумя великими открытіями въ наукѣ. До него всѣ химическіе процессы, а слѣдовательно и многіе физіологическіе процессы приписывались какому-то постороннему посреднику -- Флогистону. Свѣча горитъ -- Флогистонъ значитъ совершаетъ, это чудо и уходитъ куда-то. Ножъ заржавѣлъ -- тотъ-же Флогистонѣсовершилъ эту интересную метаморфозу. Лавуазье сокрушилъ, уничтожилъ этого мнимаго дѣятеля и флогистоновская теорія рухнула, какъ бонапартовская система подъ Седаномъ. Съ вѣсами въ рукахъ Лавуазье доказалъ, что ржа на желѣзѣ -- кислородъ воздуха и съ тѣхъ поръ химія вообще и зависящія отъ нея естественныя знанія стали на прочную математическую почву. Но это не все; не въ этомъ великая заслуга безсмертнаго Лавуазье. Онъ первый доказалъ, что въ природѣ ничто не пропадаетъ и доказалъ это до того положительно, что въ этомъ нѣтъ больше сомнѣнія. Каждый можетъ собственнымъ опытомъ убѣдиться въ непреложности этой научной истины. Понятное дѣло, пораженіе должно было быть ужасное-Какъ это такъ ничто не пропадаетъ и ничто ни откуда не является? Этого быть не можетъ. Вотъ хоть дымъ -- не Тургенева, конечно, а готъ, который вылетаетъ къ трубу,-- вѣдь онъ изчезаетъ безвозвратно? Нѣтъ! говоритъ Лавуазье: это не правда, и опытъ тутъ-же подъ рукой. Лавуазье беретъ кусокъ дерева, сожигаетъ его въ закрытомъ сосудѣ, взвѣшиваетъ полученный такимъ образомъ дымъ и опредѣляетъ его составныя части и, о ужасъ! вѣсъ дыма не только не меньше вѣса сожженнаго куска дерева, но даже больше и равняется вѣсу дерева вмѣстѣ съ вѣсомъ изчезнувшаго кислорода. Дымъ оказался состоящимъ изъ составныхъ частей нашей атмосферы, въ которую онъ и перешелъ. Ничего тутъ никому не прибавилось, ничто не изчезло, никто не улетучилось: дерево перешло въ новыя только химическія комбинаціи, изъ которыхъ оно прежде состояло. Измѣнилась лишь форма существованія дерева и ничего сверхъестественнаго тутъ не случилось, ничего необыкновеннаго не произошло. Этотъ простой опытъ, который каждый желающій можетъ повторить въ любой лабораторіи, привелъ Лавуазье и всѣхъ его послѣдователей къ переработкѣ всей химіи и зависящихъ отъ нея отраслей знанія на новыхъ началахъ, и все это въ концѣ концовъ привело этихъ ученыхъ къ тому несокрушимому заключенію, что матерія неуничтожаема. Еслибъ кто-нибудь изъ нашихъ читателей вздумалъ уничтожить малѣйшую былинку, то онъ могъ-бы употребить для того всѣ средства, какими владѣетъ все человѣчество, вкупѣ взятое, и тогда-бы онъ не достигъ этой цѣли. Бисмаркъ хочетъ уничтожить всю Францію, а мы васъ увѣряемъ читатель, что все человѣчество не въ состояніи уничтожить ни малѣйшей былинки. Матерія, наполняющая вселенную, не уничтожается, не пропадаетъ, а только измѣняетъ свои разнообразныя до безконечности формы. Это абсолютная истина, недопускающая никакихъ возраженій, никакихъ опроверженій. Такихъ капитальныхъ истинъ наука имѣетъ немного, но на основаніи этой истины она пришла къ великимъ результатамъ въ области улучшеній и прогресса соціальной жизни. Какъ-же это однакожъ! Францію уничтожить можно, а микроскопическую былинку нельзя? Какая бездна противорѣчій! Нисколько! Мы увѣрены, что читатель убѣжденъ въ этой истинѣ: въ противномъ случаѣ мы просимъ его бросить дальнѣйшее чтеніе нашей статьи. Безсмертный Лавуазье! Ты такъ-же безсмертенъ, какъ и матерія, изъ которой ты былъ созданъ, и если-бы человѣчество постигло такое великое горе и невообразимое несчастье, что твоя славная родина была-бы уничтожена, то безсмертную славу твою не уничтожить никакимъ Бисмаркамъ, пока, существуетъ наука, пока не померкнетъ человѣческій умъ. Твое имя вѣчно будетъ дорого человѣчеству и наука навсегда обязана тебѣ однимъ изъ самыхъ драгоцѣнныхъ пріобрѣтеній, однимъ изъ самыхъ великихъ обобщеній.

IV.

Но что-же такое матерія? Не безпокойтесь, читатель, метафизика давно отжила свое время и отошла въ вѣчность. Мы не станемъ раскапывать подземныя трущобы мирнаго кладбища, на которомъ такъ безмятежно покоятся всѣ метафизическія системы; мы не станемъ рыться въ архивной пыли метафизическихъ кладовыхъ, чтобъ отыскать тамъ опредѣленіе матеріи. Мы прямо, устами позитивистовъ, скажемъ, что матерія -- все существующее, доступное нашимъ внѣшнимъ чувствамъ.

Но это-то опредѣленіе какъ-разъ на руку метафизикѣ. Съ самодовольной улыбкой поглядываетъ она на насъ и покачиваетъ своей дряхлой головой. Это опредѣленіе, говоритъ она, доказываетъ, что мы не знаемъ, что такое матерія. Кантъ, самъ великій Кантъ сказалъ, что мы не знаемъ вещей самихъ по себѣ (an sich), а что мы только знаемъ тѣ явленія, которыми характеризуются предметы и вообще вся матерія; еще хуже -- что мы только знаемъ наши личныя ощущенія, воспринимаемыя нами, что наши знанія результатъ впечатлѣній, производимыхъ на наши внѣшнія чувства явленіями матеріи. И мы совершенно согласны съ этимъ.

Итакъ, мы знаемъ лишь явленія природы. Совокупность всѣхъ явленій, вмѣстѣ взятыхъ, мы называемъ силой, и говоримъ, что все существующее составляетъ матерію и всѣ явленія, вмѣстѣ взятыя, составляютъ лишь одну общую силу. Предъ нами горитъ стеариновая свѣча, и мы утверждаемъ, что предъ нами опредѣленное количество матеріи, дающее опредѣленное количество силы въ видѣ свѣта и въ формѣ теплоты. Свѣча сгорѣла, и опредѣленное количество стеарина и фитиля перешло въ такое-же опредѣленное количество кислорода, водорода и углерода, и этотъ переходъ, этотъ процессъ совершился въ сопровожденіи двухъ наиболѣе выдающихся явленій свѣта и теплоты, которыя намъ, собственно-говоря, и были нужны, и мы получили ихъ въ опредѣленномъ количествѣ, въ доказательство, что свѣча сгорѣла и нужно зажечь другую. Мы только-что получили депешу но телеграфу и съ этой цѣлью отправились посмотрѣть на апаратъ, дающій эту оригинальную силу -- электричество, и предъ нами опредѣленное количество матеріи, дающее извѣстную силу въ соотвѣтственномъ размѣрѣ. Составъ въ банкѣ изчезаетъ, и электричество больше не является: надо прибавить матеріи, чтобъ получить эту причудливую силу. Мы видимъ человѣка во всѣхъ его разнообразныхъ положеніяхъ, со всѣми его сложными движеніями и утверждаемъ, что онъ есть также опредѣленное количество матеріи, заявляющее соотвѣтственное количество жизни или силы. Куда ни повернемся, на чемъ бы ни остановили нашихъ взглядовъ, къ чему бы ни коснулись, вездѣ и всюду мы признаемъ присутствіе матеріи, характеризуемой тѣмъ или другимъ видомъ силы. И насколько разнообразна матерія и ея различныя комбинаціи, настолько-же разнообразны силы и ихъ проявленія. Но взятые вмѣстѣ, всѣ виды матеріи сливаются въ одну общую массу -- въ матерію вообще и всѣ виды силы сливаются въ одну общую силу. Изъ этого одна кожъ не слѣдуетъ, чтобы мы признавали здѣсь какой-то дуализмъ, какую-то враждебную двойственность, разобщенность; мы всѣмъ этимъ вовсе не хотимъ сказать, что матерія сама по себѣ, а сила сама по себѣ. Напротивъ того, мы признаемъ ихъ едиными и нераздѣльными. Да не то-что мы признаемъ; вовсе не въ этомъ дѣло. Мы положительно утверждаемъ, что никто никогда не былъ въ состояніи доказать что-нибудь противное и что никто никогда не сможетъ опровергнуть ту положительную научную истину, что нѣтъ матеріи безъ силы и нѣтъ силы безъ матеріи. Одно безъ другого невозможно, не существуетъ, немыслимо; одно безъ другого нелѣпость, ложъ, клевета на природу и недостойное, незаслуженное оскорбленіе науки. Мало того. Разъ навсегда нужно рѣшить одно изъ двухъ: или вся наука, цѣликомъ взятая, и вся философія, на ней построенная,-- непростительная ложь, или въ основаніи ея лежитъ та несокрушимая, абсолютная истина, что матерія -- сила и сила -- матерія, что это одно нераздѣльное цѣлое и что внѣ матеріи нѣтъ силы и внѣ силы нѣтъ матеріи. Признавъ это, мы пойдемъ дальше. Въ противномъ случаѣ намъ нужно отрѣшиться отъ всего, рѣшительно отъ всего, значитъ и отъ самихъ себя...

Только настоящему поколѣнію мыслящихъ людей мы обязаны тѣмъ убѣжденіемъ, что всякій видъ силы не изчезаетъ въ природѣ, а переходитъ лишь въ другой видъ, что всѣ силы легко переходятъ одна въ другую и одна отъ другой проистекаютъ. Свѣтъ порождаетъ теплоту, электричество порождаетъ свѣтъ, движеніе порождаетъ свѣтѣ, порождаетъ теплоту, свѣтъ и теплота порождаютъ движеніе, движеніе порождаетъ электричество и vice versa. Одна отъ другой происходитъ и одна въ другую переходитъ. Ничто не теряется, не пропадаетъ даромъ, не изчезаетъ безъ вѣсти; все сохранно въ общей сокровищницѣ природы. И на все у нея экономія. Нигдѣ она не тратитъ ничего лишняго: все разсчитано, размѣрено, взвѣшено,-- не такъ, какъ у насъ съ вами, читатель, вѣчно занятыхъ тѣмъ, какъ бы свести концы съ концами и никогда не достигающихъ этой блаженной цѣли. Предъ вами апаратъ для разложенія воды посредствомъ электричества. Въ банкѣ у васъ купоросъ и кислота; отъ банки у васъ проведена проволока къ сосуду съ водой, и потъ, по мѣрѣ того, какъ въ банкѣ совершается химическій процесъ, эта сила даетъ вамъ электрическій токъ, новую силу, которая, въ свою очередь, совершаетъ новый химическій процесъ, разлагаетъ воду на ея составныя части, и Грове вамъ доказываетъ, что количество разложенной воды равняется количеству химическаго процесса, совершившагося въ вашей банкѣ. До того всѣ эти силы между собою солидарны, тѣсно между собою связаны и даже дружны. Вы сверлите кусокъ метала, чтобы обратить его въ смертоносную пушку, это недостойное изобрѣтеніе грубой человѣческой природы, и пока вы сверлите металъ, окружающая его вода нагрѣвается чуть не до точки кипѣнія. Ясно, что усиленное движеніе, называемое здѣсь треніемъ, перешло въ теплоту. Посредствомъ этого процеса дикари добываютъ огонь; они трутъ два куска дерева одинъ о другой, пока дерево не загорится. Такова общность силъ. Прочтите-ка хорошенько "Соотношеніе силъ Грове", да, впрочемъ, вы, вѣроятно, давно читали эту, тяжелымъ, правда, языкомъ написанную, книжку и вѣрите въ нее столько-же, сколько и пишущій эти строки. Но зато мы теперь увѣрены, что читатель вполнѣ и безпрекословно съ вами согласится, что какъ матерія, такъ и сила неуничтожаемы и одна безъ другой немыслимы.

Теперь у насъ въ рукахъ абсолютная, основная, строго-научная истина, пріобрѣтенная путемъ опыта и самовѣрнѣйшимъ методомъ а posteriori. Будемъ-же держаться этой истины крѣпко, твердо и непоколебимо, потому что малѣйшее уклоненіе въ сторону отъ этой истины -- и мы безвозвратно погибли со всей нашей наукой, со всей нашей юной, недавно народившейся философіей. По, опираясь на эту истину, мы пойдемъ дальше. Мы ненамѣрены на этомъ остановиться, сложить руки и успокоиться; напротивъ, мы постараемся лишь быть послѣдовательными. Итакъ, еще разъ повторяемъ, что никакая сила немыслима безъ матеріи, или, короче, всякая сила безусловно, абсолютно вещественна. Но если это такъ, то неизбѣжнымъ слѣдствіемъ непремѣнно будетъ то заключеніе, чти опредѣленному количеству матеріи соотвѣтствуетъ опредѣленное-же количество силы,-- ни больше, ни меньше, ни одной іоты, то-есть всякое опредѣленное количество матеріи даетъ опредѣленное количество силы, и всякое количество силы неизбѣжно зависитъ отъ опредѣленнаго количества матеріи. Такимъ образомъ опредѣленное количество пара тащитъ опредѣленное количество тяжестей и больше соотвѣтственнаго количества тяжестей паръ не подвинетъ ни одного фунта, ни одного лота. Опредѣленное количество мѣднаго купороса съ кислотой даетъ опредѣленное количество телеграфическихъ депешъ и больше этого не дастъ ни одной искры, ни одной буквы, ни малѣйшей тѣни электрическаго тока; опредѣленное количество дровъ даетъ опредѣленное количество тепла и свѣта; опредѣленное количество сѣна и овса или вообще корму даетъ опредѣленное количество лошадиныхъ силъ, то-есть мускульной работы; опредѣленное количество животной жизни соотвѣтствуетъ опредѣленному количеству потребленной матеріи и т. д. Все это -- результатъ новѣйшихъ изслѣдованій, бросающій яркій свѣтъ не только въ область естествознаніи, но и общественныхъ отношеній человѣка, какъ мы это увидимъ изъ слѣдующей статьи.

Н. Португаловъ.

"Дѣло", No 2, 1871

Оставить комментарий Португалов Вениамин Осипович (bmn@lib.ru) Год: 1871 Обновлено: 12/09/2023. 73k. Статистика. Статья: Публицистика Публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Португалов Вениамин Осипович О вырождении

О ВЫРОЖДЕНІИ.

Португалов Вениамин Осипович
О вырождении