Португалов Вениамин Осипович
Последнее слово науки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Борьба за существование.


   

ПОСЛѢДНЕЕ СЛОВО НАУКИ.

(Продолженіе.)

(Посвящается Н. П. Ивановой.)

БОРЬБА ЗА СУЩЕСТВОВАНІЕ.

I.

"Вѣкъ прожить -- не полѣ перейти".

   Культурное развитіе и успѣхи цивилизаціи въ кратковременную историческую эпоху породили въ человѣкѣ заслуженное и вполнѣ справедливое сознаніе превосходства его надъ всѣми остальными животными. Научныя изысканія послѣднихъ временъ и тщательное изученіе быта человѣчества во времени и пространствѣ свидѣтельствуютъ, съ одной стороны, о постепенномъ ходѣ его умственнаго совершенствованія, съ другой, подаютъ надежду на великое будущее человѣчества и указываютъ пути, но которымъ оно шло доселѣ и но которымъ оно должно идти дальше, для достиженія достойной своей участи. Отъ колыбели безпомощное, безъ всякихъ средствъ и знаній, въ крайней нуждѣ и и и ѣ, человѣчество вынесло на своихъ плечахъ много горя, вытерпѣло самую тяжкую борьбу съ:окружающей природой и вышло побѣдителемъ, единственно благодаря силѣ своего ума, энергіи и настойчивости своей дѣятельности. Родившись подъ открытымъ небомъ и не имѣя чѣмъ прикрыть свою наготу, кромѣ древеснаго листа, кто могъ предвидѣть тогда, что нѣкогда настанетъ время, такой золотой вѣкъ, когда этотъ безпомощный пасынокъ природы станетъ нѣжиться на шелковыхъ коврахъ, въ великолѣпныхъ палатахъ и среди такой грандіозной обстановки, что съ нею можетъ соперничать одинъ лишь сводъ небесный. Зародившись при самыхъ благопріятныхъ климатическихъ условіяхъ, но все-таки въ весьма непривлекательной формѣ, человѣкъ прошелъ всѣ климаты, обратилъ весь земной шаръ въ свое постоянное мѣстожительство и, устыдившись сходства съ обезьяной, рѣшился преобразиться въ Апполона Бельведерскаго, имѣя постоянно въ виду превзойти красотой и этотъ идеалъ. Въ первобытномъ дикомъ состояніи онъ долженъ былъ каждый глотокъ пищи брать съ бою, каждую пядь земли завоевывать отъ многочисленныхъ соперниковъ съ опасностью собственной жизни, на каждомъ шагу силою отстаивать свое существованіе, отбиваясь отъ множества враговъ и лишь такимъ тяжелымъ путемъ испытаній исподоволь дойти до современнаго положенія. Весь этотъ сложный процессъ событій и явленій Дарвинъ называетъ борьбой за существованіе. Подробности этого процесса, въ высшей степени любопытныя, сокрыты отъ насъ и погребены въ глубокую пучину протекшихъ вѣковъ. Остались одни полутемные намеки, по которымъ проницательный умъ Дарвина заключилъ о важности и силѣ этого процесса и обобщилъ его въ великій міровой законъ, въ "борьбу за существованіе".
   Существовать -- многосложная и трудная задача. Возьмите жизнь большинства, возьмите жизнь нашего крестьянина. Чтобы удовлетворить всѣмъ потребностямъ своего организма, чтобы доставить ему возможность совершать всѣ свои физіологическія отправленія, онъ долженъ безпрестанно трудиться, неустанно работать. Чуть онъ замѣшкается или предастся отдыху, его непремѣнно обгонитъ сосѣдъ, тоже поспѣшающій на пиръ природы. А потому каждый долженъ быть всегда готовымъ къ борьбѣ со всякаго рода конкурентами и препятствіями, ожидающими его въ жизни. Чтобы прокормить себя и свою семью, крестьянинъ долженъ впродолженіи нашего короткаго лѣта запастись пищей на цѣлый годъ; для этого онъ долженъ оберегать свое поле, какъ зеницу ока, онъ долженъ его засѣять такими злаками, которые количествомъ и качествомъ выдержали бы борьбу съ соперничествующими травами, съ зерноядными птицами, со множествомъ неблагопріятныхъ атмосферныхъ вліяній. Вѣчно въ положеніи Робинзона Крузэ на пустынномъ островѣ, онъ напрягаетъ свои умственныя силы и прибѣгаетъ ко всѣмъ возможнымъ хитростямъ, чтобы поймать того или другого звѣрька, убить ту или другую птицу, также претендующихъ на жизнь, оспаривающихъ у него драгоцѣнное зерно. Чтобы предохранить себя отъ всевозможныхъ климатическихъ невзгодъ, отъ ужасовъ нашихъ суровыхъ зимъ, онъ долженъ срубить избу, постоянно поддерживать въ ней температуру, хотя на половину соотвѣтствующую температурѣ нашего тѣла; онъ долженъ отапливать свой собственный организмъ обильнымъ количествомъ углеводородистой пищи, почему онъ вынужденъ вести вѣчную борьбу со множествомъ животныхъ, отнимая у нихъ шерсть на производство своихъ согрѣвающихъ тканей, сдирая съ нихъ шкуру, питаясь ихъ жиромъ и мясомъ. Сколько ума и хитрости онъ долженъ былъ употребить въ дѣло, чтобы обратить такую массу хищныхъ животныхъ въ рабство, себѣ на служеніе, сдѣлать ихъ домашними, ручными. Но за то трудъ его удвоился; онъ долженъ запасти пищу на цѣлый годъ не только себѣ, но и всѣмъ животнымъ, его окружающимъ; поле его дѣятельности раздвинулось, работа увеличилась, борьба сдѣлалась сложнѣе, настойчивѣе, энергія возвысилась, но благосостояніе его отъ этого не поднялось. Среди безпрерывной борьбы за существованіе ему, этому бѣдному работнику, одолѣвавшему природу только съ помощью мускульнаго труда, досталось послѣднее мѣсто на пиру жизни, Всѣ, кто успѣлъ обогнать его въ развитіи умственныхъ способностей или захватить власть и матеріальную силу въ свои руки, сдѣлались его опекателями. Свой братъ эксплуататоръ и кулакъ вѣчно покушаются на его трудъ, на его заработокъ и свободу. Чтобы не заглохнуть въ своемъ одиночествѣ, онъ долженъ былъ завести сношенія съ своимъ сосѣдомъ, съ такимъ же неустрашимымъ и неутомимымъ борцомъ за свое существованіе, а это заставило его опять употребить не малый трудъ, чтобы проложить дороги, соорудить мосты, укрѣпить плотины, гати, остановить потоки въ ихъ теченіи, ведя безпрерывную борьбу съ природой, которая также не слишкомъ дружелюбно глядитъ, какъ это кропотливое и мизерное животное посягаетъ на существующій у нея порядокъ вещей.
   Но завязавъ сношенія съ сосѣдями и обмѣниваясь съ ними взаимными одолженіями, онъ сталъ въ новое положеніе, вступилъ въ новыя обязательства. Онъ долженъ "вѣчно помнить, что на клочокъ земли, его питающій, постоянно найдется масса претендентовъ, отъ которыхъ ему придется отбиваться всею силою своихъ мускульныхъ фибръ.-- Вотъ почему онъ вынужденъ содержать и кормить трудами рукъ своихъ такую сложную и дорогую администрацію, заботливо опекающую его житейскую неразвитость и тщательно охраняющую его отъ необузданныхъ животныхъ порывовъ. Но за то трудъ его снова увеличивается, прежняго клочка земли уже не хватаетъ. ira удовлетвореніе этихъ важныхъ условій существованія и онъ вынужденъ расширить предѣлы своей дѣятельности: вмѣсто одного клочка, онъ долженъ воздѣлывать два клочка. Но онъ членъ общины, связанный своими личными интересами съ интересами той страны, которой онъ принадлежитъ. Поэтому кромѣ охраны и защиты своего собственнаго очага и клочка земли онъ долженъ еще охранять предѣлы той страны, съ которой связано его существованіе. Дли итого онъ долженъ пожертвовать своимъ работникомъ въ пользу войска, защищающаго его отъ внѣшнихъ враговъ, содержать это войско и оплачивать своими трудовыми копѣйками не только его дѣйствительныя услуги, но нерѣдко и эфемерную славу.
   Какая сложная и трудная задача -- "существовать".
   Возьмите теперь жизнь нашего меньшинства, ничтожной доли людей интеллигенціи. Ихъ борьба на свое существованіе также трудна и мучительна; пути для разрѣшенія ихъ сложной задачи еще болѣе тернисты. Употребляя въ дѣло и пускай въ обращеніе свой мозговой трудъ, они совершенно солидарны въ интересахъ со всѣмъ классомъ работающаго люда. Ото совершенно понятная физіологическая связь. Какъ въ нашемъ организмѣ все существованіе обезпечивается мышечнымъ трудомъ, который регулируется трудомъ мозговымъ, такъ и въ общественномъ организмѣ интеллигенція или мозговой трудъ необходимъ для регулированія всей коллективной рабочей силы общественнаго организма. Сознавая это, интеллигенція должна направлять всѣ свои стремленія для охраненія интересовъ рабочаго класса и вотъ почему она должна вести постоянную и ожесточенную борьбу со всѣмъ, что враждебно интересамъ рабочаго люда, со всѣмъ, что эксплуатируетъ и поѣдаетъ его трудъ, сидитъ паразитомъ на его общественной шеѣ. Не желая существовать даромъ и поѣдать чужой хлѣбъ, свободные отъ всей сложности борьбы, которую должны вести люди мускульнаго труда съ окружающею природою и съ тою аномаліей положенія, въ которое ихъ поставила ложная соціальная обстановка, снабженные всѣми ингредіентами, нужными для питанія, одѣванія, согрѣванія, передвиженія, и выработанными трудами рукъ рабочаго люда, люди интеллигенціи должны за пользованіе чужимъ добромъ вознаградить своихъ кормителей соотвѣтственной мозговой платой, а потому они должны напрягать всѣ свои умственныя и нравственныя силы для о раненія интересовъ рабочаго класса, должны не жалѣть себя въ честной борьбѣ за благо своихъ кормителей и воителей. Незанятые борьбой за свое матеріальное существованіе, цѣликомъ взваленное на плечи рабочей массы, люди интеллигенціи должны отдаться всѣмъ существомъ своимъ, не жалѣя силъ своихъ, умственной и нравственной борьбѣ за каждый шагъ, сдѣланный на пути къ благополучію народа. Не надо забывать, что въ его счастіи и силѣ -- счастіе и сила всей страны.-- Если придерживаться принципа, что все, что существуетъ, разумно и законно, если этимъ принципомъ оправдывать рутину и зло, то всякій протестъ противъ существующаго зла, въ какой бы рѣзкой формѣ онъ ни проявлялся со стороны интеллигенціи, долженъ быть оправданъ разумнымъ и законнымъ основаніемъ. Къ стыду человѣчества, это далеко не такъ. Къ сожалѣнію, темная, задерживающая и тормозящая сила вездѣ такъ велика, такъ упорно держится за свои излюбленные предразсудки и традиціи, что больше чѣмъ половина силъ и труда людей мыслящихъ уходитъ не на созданіе новаго лучшаго порядка жизни, а на борьбу съ старымъ и отжившимъ.
   Массъ вообще свойственны косность, неподвижность, застой; человѣкъ -- животное, умѣющее мириться со всякимъ положеніемъ; иной ранъ засидишься въ казематѣ до того, что, свыкнувшись съ нимъ, не хочешь съ нимъ разстаться. Чтобы не дать массамъ заснуть и окаменѣть, люди интеллигенціи должны будить и вызывать въ нихъ постоянныя стремленія къ лучшему. Если установленныя формы быта приняты разъ навсегда, какъ что-то законченное, неприкосновенное, непогрѣшимое, то это значитъ обречь массу на вѣчный застой, ввергнуть ее въ непоколебимый, мертвящій китаизмъ, отказать ей въ развитіи своихъ экономическихъ и интеллектуальныхъ силъ и насильно тянуть ее въ бездну вырожденія и уничтоженія. Вѣрные такому взгляду, люди интеллигенціи невольно увлекаемые физіологическимъ призваніемъ, органической необходимостью, стремятся къ постояннымъ преобразованіямъ, къ плодотворному движенію... Это своего рода умственный фатализмъ, котораго нельзя остановить никакими преградами и преслѣдованіями, Отсюда вовсе не вытекаетъ, чтобъ эти честные и разумные піонеры мысли проповѣдывали какое то "кулачное право" или усматривали такое право въ ученіи Дарвина, въ его борьбѣ за существованіе. Во всей природѣ мы видимъ постоянное движеніе. Даже океанъ, казавшійся доселѣ чѣмъ-то самымъ неподвижнымъ, обнаружила, въ своихъ нѣдрахъ такое могущественное движеніе, какого никогда и подозрѣвали, и которое оказалось источникомъ и причиной цвѣтущаго преуспѣянія органической жизни на землѣ. Жизнь всего человѣчества въ основныхъ своихъ проявленіяхъ уподобляется на нашъ взглядъ вѣчному движенію Гольфъ-Стрема. Вызванный неравномѣрнымъ распредѣленіемъ тепла на земномъ шарѣ, Гольфъ-Стремъ въ тоже время разноситъ пріобрѣтенное въ однимъ мѣстѣ тепло въ другія болѣе холодныя, и такомъ образомъ поддерживаетъ равновѣсіе въ природѣ и творитъ органическую жизнь. Борьба за существованіе имѣетъ своею конечною цѣлью лишь равновѣсіе въ природѣ и достигаетъ этой цѣли лишь постояннымъ передвиженіемъ матеріи. Природа совершенно равнодушна къ тому, будетъ ли существовать животное въ той или другой формѣ, или вовсе не будетъ существовать; ей дѣла нѣтъ до того, будетъ ли прозябать на извѣстномъ пространствѣ земли десять березъ, которыя до того завербуютъ всѣ питательные соки этого ограниченнаго клочка земли, что не дадутъ ходу никакому другому растенію, ей лишь бы сохранить вѣчно двигающуюся матерію въ равновѣсіи, а тамъ ей все равно, проявитъ ли себя матерія въ формѣ того или другого растенія, или въ формѣ того или другого животнаго. Этимъ самымъ природа слагаетъ съ себя всякую заботу и попеченіе о жизни всѣхъ органическихъ существъ. "Живите себѣ, говоритъ она, какъ сами знаете, хоть пожирайте другъ друга". Ну, признаться и мало стѣсненій на этотъ счетъ. Кто во что гораздъ, а ужь всякій наровитъ попользоваться на счетъ другихъ. И сколько въ самомъ дѣлѣ хлопотъ природѣ со всѣхъ сторонъ. Вѣдь никакъ она на всѣхъ не угодитъ. Возсылаются мольбы, чтобъ въ маѣ не было дождя, тогда можно будетъ хорошенько погулять и насладиться чистымъ воздухомъ въ полѣ и въ саду, И дѣйствительно во весь мѣсяцъ ни капли дождя. Но за то какія ужасныя послѣдствія. Хлѣба не взошли, травы повысохли; не стало корму, скотъ голодаетъ, насталъ лютый моръ, хищный звѣрь сталъ рыскать ближе къ человѣческому жилью и болѣе дерзокъ въ преслѣдованіи своихъ жертвъ: кто оплошалъ, зазѣвался -- погибаетъ; затѣмъ хлѣбъ, овощи, мясо, молоко, масло все вздорожало; грозитъ сильный голодъ, увеличилось число преступленій противъ собственности; упадокъ всего соціальнаго строя. Какая страшная цѣпь зависимостей отъ одного лишь дождя! Но вотъ пошелъ дождикъ. Тогда-то начинается ожесточенная борьба; каждая травка-муравка силится по возможности больше всосать влаги и питательныхъ соковъ. На всѣхъ-то, конечно, не хватитъ. Кто успѣлъ во-время запастись, будетъ жить; остальныя непремѣнно пропадутъ: первыя значитъ выдержали борьбу съ засухой, одолѣли, побѣдили и пережили тяжелое время. Я все-таки и ихъ немного, не хватитъ прокормить весь скотъ; кое-что продали, кое-что заложили и съѣли; и хлѣба немного собрали и скота меньше стало; на кладбищѣ частенько приходилось рыться и хоронить лишнихъ ѣдоковъ, оплошавшихъ въ борьбѣ; ну дожди пойдутъ, будетъ урожай, прибавится скота и хлѣба и семьи. Значитъ травка борется съ засухой, насѣкомыя съ травкой, птичка съ насѣкомымъ; кошка съ птичкой; китаецъ съ кошкой; съ китайцемъ чиновникъ мандаринъ; мандарина сосутъ и сводятъ въ могилу глисты; глистовъ поѣдаетъ свинья; свинью пожираютъ трихины; трихинъ поѣдаютъ мыши; мышей пожираетъ кошка и такъ далѣе до безконечности. Все это борьба за существованіе.
   Вотъ растенія всѣ въ полномъ цвѣту; вдругъ сильный вѣтеръ; снесло всю цвѣточную пыль; мало оплодотворилось; ни ягодъ, ни плодовъ; еще не бѣда, что нечѣмъ будетъ намъ полакомиться, но вотъ бѣда, что нѣкоторымъ насѣкомымъ некуда спрятаться, нечѣмъ питаться и на ихъ мѣсто заведутся другія, болѣе вредныя, которыя поѣдятъ листья на всѣхъ деревьяхъ и попортятъ ихъ до того, что они пропадутъ, засохнутъ. Пѣвчія птички, любившія питаться ягодками, не заведутъ здѣсь своихъ гнѣздышекъ и, порыскавъ по свѣту, сдѣлаются добычей разныхъ хищниковъ. Послѣднихъ разведется такое множество, что житья не станетъ отъ нихъ всѣмъ нашимъ домашнимъ птицамъ; ни цыплятъ, ни яицъ, ни даже куринаго бульону для больного. Какая мучительная борьба произошла единственно оттого, что подулъ неблагопріятный вѣтеръ! Та, же борьба и въ жизни людской.
   Отсюда слѣдовательно легко дойти до заключенія, что каждый заботься о собственномъ благѣ, хотя бы для того пришлось истребить все мѣшающее для достиженія цѣли. Отсюда такимъ образомъ іезуитскій принципъ, дозволяющій употребить всѣ средства для достиженія предначертанной цѣли, найдетъ свое полное оправданіе. Отсюда значитъ прямой и логическій выводъ, что пожирай другъ друга, что лишь бы мнѣ было хорошо, а тамъ хоть все пропадай. И такой выводъ, такое заключеніе будетъ крайне ошибочно, крайне неразумно, наконецъ крайне непрактично.
   Мы выше сказали, что природа предоставила всякому заботиться о самомъ себѣ по своему крайнему разумѣнію; что ея главная забота равновѣсіе матеріи и что она совершенно равнодушна къ тому, проявитъ ли матерія свое существованіе въ той или другой растительной формѣ, въ той или въ другой животной формѣ. Всматриваясь глубже въ жизнь растительнаго и животнаго міровъ, мы можемъ легко придти къ убѣжденію, что растенія несравненно большую борьбу ведутъ съ окружающими ихъ космическими условіями, чѣмъ отдѣльныя особи, отдѣльные индивидуумы растительныхъ видовъ между собою и что успѣхъ ихъ борьбы часто зависитъ отъ совмѣстной и дружной работы, отъ ассоціаціи труда {Кто не вспомнитъ при этомъ объ удѣльной системѣ.}. Отправляясь далѣе, мы беремъ себѣ право думать, что и весь животный міръ ведетъ гораздо сильнѣйшую борьбу съ растительнымъ міромъ, чѣмъ отдѣльные индивидуумы или отдѣльные группы индивидуумовъ между собою. Такъ львы между собою ведутъ несравненно меньшую борьбу, чѣмъ съ травоядными животными, которыя, въ свою очередь, почти вовсе не воюютъ между собою, и вся дѣятельность ихъ уходитъ на борьбу съ растеніями. Видъ нападаетъ на видъ, родъ на родъ; по члены одного и того же вида для своего благоденствія должны дѣйствовать съобща, ассоціируя свои силы и трудъ. Мы хотѣли этимъ сказать, что и человѣчеству необходимо соблюсти логическую послѣдовательность природы и напирать всѣ свои силы на исключительную борьбу съ растительнымъ и животнымъ міромъ, эксплуатируя самымъ разнообразнымъ и могущественнымъ развитіемъ культуры и цивилизаціи и придерживаясь при этомъ самаго естественнаго принципа -- ассоціаціи труда. Тогда всякая борьба между отдѣльными индивидуумами или отдѣльными группами индивидуумовъ можетъ быть лишь вредна и по меньшей мѣрѣ непрактична. Такъ мы понимаемъ ученіе Дарвина и его законъ борьбы за существованіе. Такова задача, которую мы хотѣли бы здѣсь разобрать на основаніи ученія великаго натуралиста. И если бы намъ удалось ее разрѣшить въ этомъ духѣ и въ этомъ направленіи, то... цѣль наша была бы достигнута..
   Еще недалеко то время, когда Мильнь-Эдвардсъ утверждалъ, что природа создаетъ живыя существа "по вдохновенію", что она творила и творитъ живыя существа, повинуясь даже "разнообразнымъ вдохновеніямъ" { См. его введеніе въ общую зоологію.}. Вздумалось ей создать длинноногую цаплю, или безхвостую собаку, или безрогую корову, сейчасъ и готово все къ вашимъ услугамъ; захотѣла она позабавиться и слѣпила неуклюжаго слона, а чтобъ послѣдній не зазнавался въ своей силѣ, приставила къ нему докучливую муху. Какъ глупъ и смѣшонъ долженъ былъ быть всякій въ глазахъ Мильнъ-Эдвардса, кто сталъ бы утверждать, что природа способна превратить муху въ слона. Онъ высказалъ бы тогда вамъ свое убѣжденіе въ такихъ словахъ: "Итакъ, независимо отъ совершенно различныхъ основныхъ типовъ, о которымъ природа образуетъ животное царство, есть еще извѣстное число второстепенныхъ типовъ; и было бы равно несправедливо сказать, что, напримѣръ, млекопитающее есть усовершенствованная рыба, какъ несправедливо считаютъ позвоночное усовершенствованнымъ слизнякомъ или кольчецомъ. Млекопитающее и рыба происходятъ отъ одного общаго первичнаго типа и когда организмъ, образованный по этому общему типу, готовится принять особенный отпечатокъ, то въ немъ незамѣтно еще ни характера рыбы, ни млекопитающаго; принявши же одну изъ этихъ второстепенныхъ формъ, онъ уже никогда не переходитъ въ другую при своемъ развитіи. Итакъ, разнообразіе зоологическихъ типовъ, какъ первичныхъ, такъ и второстепенныхъ, есть, по моему мнѣнію, результатъ, добытый наукою; и въ настоящее время меньше, чѣмъ когда либо позволительно считать все животное царство такъ, какъ будто оно представляетъ развитіе одного и того же животнаго, въ которомъ только образовательная дѣятельность какъ бы задерживалась въ различные періоды жизни зародыша. Съ какой бы точки зрѣнія не изучали этотъ вопросъ, вездѣ очевидно, что все животное царство не составляетъ линейнаго ряда, идущаго отъ монады или губки до человѣка, и что превращенія высшихъ организмовъ, на пути ихъ развитія, никакъ не представляютъ звеньевъ этой воображаемой цѣпи" {Мильнъ-Эдвардсъ. Введеніе въ общую зоологію. Стр. 81.}. Такъ сбивчиво и неудобопонятно было ученіе о твореніи организмовъ до Дарвина. Благо еще, что МилыіъЭдвардсъ допускалъ въ природѣ стремленіе ю, экономіи, а то вѣдь Богъ знаетъ, куда могла зайти творческая сила. Созидая все по вдохновенію, она преспокойно могла бы остановиться на какомъ нибудь ничтожномъ существѣ и не идти дальше. Какая ей была надобность идти дальше? Ну, а еслибъ ей пришла фантазія ограничиться одною какою нибудь инфузоріей и баста; нѣтъ вдохновенія, говоритъ она, и потому конецъ моему творчеству. Что тогда? Тогда было бы ужасно. Одна такая инфузорія могла бы наполнить весь земной шаръ въ самое короткое время, потому что изъ одной инфузоріи впродолженіе четырехъ недѣль, при помощи дѣленія, можетъ произойти 268,445,116 особей, а въ какихъ нибудь 30 лѣтъ одна инфузорія способна произвести такое несмѣтное потомство, что ему мало будетъ всего земного шара со всѣми его океанами, морями и островами. Или, вотъ природа вдохновилась и создала глупѣйшую корненожку, этого маленькаго, ничтожнаго твореньица, способнаго на великія дѣла. Дайте ему волю и онъ заполонитъ вселенную, потому что весь земной шаръ для него слишкомъ ничтожная арена. Онъ и такъ построилъ чуть не цѣлую треть его. Д'Орбиньи находитъ въ одномъ унцѣ песку съ острова Кубы до 3,840,000 скорлупокъ корненожекъ. Известковыя Альпы, мѣловые утесы Англіи, известняки парижскаго бассейна, берега Средиземнаго моря, береговыя горы Азіи вплоть до Гималаи все это грандіозныя постройки корненожки. Судите сами, гдѣ могутъ остановиться такіе рьяные зодчіе и какова сила ихъ размноженія! {Подробности объ этомъ см. Микроскопическій міръ Егера.} Мильнъ-Эдвардсъ говоритъ, что "при внимательномъ изученіи животнаго міра тотчасъ можно замѣтить, что природа, такъ щедро выполняя законъ разнообразія организмовъ (т. е. законъ вдохновенія!) не прибѣгала однакожъ ко всевозможнымъ физіологическимъ сочетаніямъ (нашъ курсивъ. Къ чему же она прибѣгала, m-r Мильнъ-Эдвардсъ?). Напротивъ того, она всегда была скупа на нововведенія (и не допускала ихъ, какъ всѣ отсталые одряхлѣвшіе ученые). Можно сказать, что прежде чѣмъ прибѣгать къ новымъ средствамъ она исчерпываетъ каждое изъ тѣхъ, которыми уже пользовалась, и сколько она щедра на разнообразіе въ своихъ созданіяхъ, столько же оказывается экономною на средства, употребляемыя ею для того, чтобы разнообразить свои творенія" {Мильнъ-Эдвардсъ. Введеніе въ зоологію. Стр. 11.}. Въ чемъ же заключается эта экономія природы?-- объ этомъ Мильнъ-Эдвардсъ умалчиваетъ или упоминаетъ лишь вскользь, прибѣгая къ разнымъ поэтическомъ и метафизическимъ построеніямъ, недостойнымъ естествоиспытателя. Прямой и положительный отвѣтъ на этотъ интересный вопросъ намъ даетъ Дарвинъ своимъ ученіемъ о борьбѣ за существованіе. И въ самомъ дѣлѣ, разсматривая строеніе инфузоріи и имѣя въ виду приведенную нами выше способность ея къ быстрому и чрезмѣрному размноженію, насъ невольно поражаетъ вопросъ: почему же инфузорія не наполняетъ собою весь міръ? Какъ извѣстно, инфузорія состоитъ изъ клѣточки, одной, единственной безъ всякихъ дальнѣйшихъ формъ. Она питается, такъ сказать, всею своею поверхностью, у нея нѣтъ никакихъ спеціальныхъ органовъ, а потому нѣтъ никакихъ спеціальныхъ отправленій, которыя оправдывали бы въ нашихъ глазахъ ея право на названіе животнаго, и все-таки она животное питающееся, движущееся, размножающееся. Чѣмъ же руководствуется инфузорія въ своихъ соціальныхъ тенденціяхъ? Почему она не размножается до безконечности и не наполняетъ собою весь міръ, всю вселенную? Неужели она придерживается совѣтовъ Мальтуса и воздерживается отъ брачной жизни, чтобъ не наплодить слишкомъ много дѣтей? Нѣтъ, она съ теоріей Мальтуса незнакома и не вѣритъ его политико экономическому воздержанію. Она, правда, повинуется закону его, но по независящимъ отъ нея причинамъ. Организмъ ея, правда, такъ устроенъ, что она можетъ кушать какой частью тѣла не случится, всякая часть ея организма служитъ ей ртомъ, желудкомъ и т. д. Согласитесь, что это завидное удобство, но горе въ томъ, что пищи мало, ее нужно отыскивать; она лишена возможности увеличивать производительность окружающей ее среды и чрезмѣрное ея распространеніе останавливается, задерживается недостаткомъ питательнаго матеріала. Смѣемъ васъ увѣрить, любезный читатель, что еслибъ инфузорія имѣла двѣ руки, какъ вы, и голову, наполненную мозгами, она лучше употребила бы ихъ въ дѣло, чѣмъ многіе изъ нашихъ собратій, и придумала бы средства и пути, какъ увеличить запасы своей пищи, да она съѣла бы всю органическую матерію; помилуйте, ей нуженъ свѣтъ, безъ котораго могутъ обойтись многіе другіе, а не тьма, ей нужна влага, немножко теплоты и она тутъ какъ тутъ. Гдѣ же на бѣломъ свѣтѣ всего этого нѣтъ? Да она тогда рѣшительно вытѣснила бы всѣхъ, да она просто не дала бы вамъ родиться на божій свѣтъ. Итакъ, всѣ утверждаютъ, что простѣйшія существа были первыми но происхожденію. Все добытое человѣческимъ знаніемъ говоритъ въ пользу этого положенія. Если намъ не вѣрите, спросите хоть Густава Егера, написавшаго, микроскопическій міръ". Такъ вотъ въ чемъ экономія. Пиши не хватаетъ и ума не приложить, какъ ее добыть. Случится пища подъ рукой и ладно: живетъ, питается, распложается, не придерживаясь никакихъ экономическихъ теорій, нѣтъ пищи -- дохнетъ, сохнетъ, пропадаетъ, и не пойдетъ искать ее за тридевять земель. Это одно горе. Другое горе не лучше. IIа всякомъ шагу она въ опасности отъ своихъ враговъ и конкурентовъ; какъ ни мало у нихъ природнаго смысла и такта, онѣ все-таки между собою поладили бы; войнъ не затѣваютъ, не затѣвали и никогда не намѣрены затѣвать. Кому Богъ послалъ пищи, тотъ поѣлъ, сытъ и доволенъ; не отнимаетъ одинъ у другого куска хлѣба. Горе у нихъ извнѣ. Разныя корненожки, рѣшетчатки и коловратки нападаютъ на нихъ, пожираютъ ихъ, истребляютъ ихъ, потому что питаются ими, живутъ на ихъ счетъ. Такимъ образомъ тутъ двѣ бѣды: экономія пищи и болѣе сильный врагъ. Не жить бы человѣку на свѣтѣ, еслибъ у него было такихъ два страшныхъ врага.
   Интересно здѣсь еще то обстоятельство, что инфузорія понятія не имѣетъ о томъ, что такое климатъ и не обращаетъ никакого вниманія на всевозможные климаты. Она къ нимъ относится совершенно равнодушно. Выла бы пища и немножко теплоты и ей привольно жить подъ всѣми широтами и долготами земного шара. Стихія ея -- вода. Если она въ борьбѣ съ кѣмъ нибудь изъ климатическихъ условій, такъ только съ температурой. Есть теплота и влага, она является, а наступила сухость или пригрозилъ холодъ, она изчезаетъ. Согласитесь, жизнь не легка- Вѣчная зависимость отъ случая, отъ достатка или недостатка пищи, отъ присутствія или отсутствія теплоты и влаги. И сама не зѣвай, а то прямо попадешь на съѣденіе лютому врагу и ни капли смыслу, ни малѣйшаго умѣнья какъ пособить, какъ помочь горю. Борьба за такое жалкое существованіе необычайно трудна.
   Мы остановимъ здѣсь вниманіе читателя на нѣсколько мгновеній. Въ нашемъ разсказѣ мы попросимъ читателя обратить свое вниманіе на два обстоятельства. Во первыхъ, на ничтожную зависимость инфузорій отъ той сложности условіи, которыя человѣкъ привыкъ называть климатомъ. Мы этимъ хотимъ сказать, что по ученію Дарвина борьба за существованіе съ климатическими условіями вообще чрезвычайно ограничена и второстепенна, что климатъ имѣетъ значеніе лишь по отношенію къ пищѣ. Насколько климатъ благопріятствуетъ развитію пищи въ количествѣ и качествѣ, настолько же онъ споспѣшествуетъ жизни, и на оборотъ.
   Другое обстоятельство, невольно бросающееся въ глаза, заключается въ томъ, что каждый человѣкъ привыкъ всѣ свои конкретныя понятія о своемъ собственномъ организмѣ переносить на всѣ живыя существа. Даже глубокіе ученые не могутъ отрѣшиться отъ этихъ предвзятыхъ взглядовъ, а мы имѣемъ дерзость аппелировать къ здравому смыслу нашихъ читателей, неослѣпленныхъ никакими теоріями и системами, и просить ихъ отрѣшиться отъ многихъ предразсудковъ, внесенныхъ въ науку прежними изслѣдователями. Такъ, каждый человѣкъ привыкъ къ тому, что у него сидитъ голова на плечахъ, что у него тіара глазѣ, ушей, что у него цѣлый пищеварительный аппаратъ съ драгоцѣннѣйшимъ любимцемъ всей почтеннѣйшей публики -- съ желудкомъ, въ которомъ Ванъ-Гельмонтъ помѣстилъ своего Архея и т. д. Привыкши къ этимъ неизбѣжнымъ условіямъ своего организма, человѣкъ никакъ не можетъ допустить жизни безъ какой нибудь изъ этихъ частей. Подумайте, какъ въ самомъ дѣлѣ обойтись безъ желудка или безъ глазъ, безъ ушей, а тѣмъ болѣе безъ головы? Уму непостижимо. А между тѣмъ это такъ часто бываетъ, и животное живетъ. Чтобы жить на свѣтѣ, непремѣнно надо ѣсть, стало быть желудокъ нуженъ во что бы ни стало и притомъ желудокъ обособленный, спеціальный, гдѣ бы могъ свободно помѣститься Архей и отправлять свою обязанность. Не тутъ-то было. По изслѣдованіямъ Николе оказывается, что у нѣкоторыхъ животныхъ, стоящихъ на самой низшей ступени развитія, нѣтъ никакого желудка, какъ мы его понимаемъ, а дѣло происходитъ такъ. Все равно какая нибудь часть тѣла такого животнаго приходитъ въ столкновеніе съ постороннимъ тѣломъ, съ кускомъ пищи. Въ этомъ мѣстѣ на поверхности. организма образуется родъ пузырька; пузырекъ, сплющиваясь въ центрѣ, образуетъ ямочку болѣе или менѣе глубокую, въ которую и погружается приставшій кусокъ пищи. Тогда-то начинается пищевареніе, работа кипитъ; еще такъ недавно обыкновенная внѣшняя поверхность теперь стала желудкомъ, и ничего, дѣло идетъ на ладъ. Кончилось пищевареніе, годное всосалось, негодное отдало; желудокъ изчезъ какъ ни въ чемъ не бывало; онъ образовался совершенію случайно и существовалъ лишь временно. Присутствіе пищи вызвало его, какъ только миновала надобность въ немъ, онъ изчезъ и слѣдъ его простылъ. Спустя нѣсколько времени таже исторія повторится въ другой части тѣла и все но прежнему будетъ обстоять благополучно.
   Или, вотъ другой случай. Изъ опытовъ Трамбле мы узнаемъ весьма интересную вещь. Конечно, каждый читатель очень хорошо знаетъ, что кожа кожей, а желудокъ желудкомъ. Смѣшно было бы, еслибъ мы кому нибудь страдающему разстройствомъ желудка сказали: "ну, если, любезный, у тебя желудокъ не варитъ, такъ ѣшь кожей." Каково посмотрѣлъ бы на насъ такой паціентъ! А между тѣмъ есть же такіе счастливцы на свѣтѣ, которые нисколько этимъ не стѣсняются. Взялъ Трамбле гидру, накормилъ ее, и убѣдился, что у нея желудокъ -- обыкновенный просторный мѣшокъ, бездонная бочка. Въ сердцахъ Трамбле взялъ эту гидру и выворотилъ ее шиворотъ на выворотъ, такъ что внутренняя поверхность (т. е. Желудокъ) сдѣлалась внѣшнею (т. е. кожей), а внѣшняя поверхность превратилась во внутреннюю и что же вы думаете? поручили ей заняться пищевареніемъ и кожа исправно сослужила службу желудка. Помните, читатель, какъ господа Гексли да Спенсеръ утверждали, что отправленіе предшествуетъ организаціи? Послѣ этого вѣрь имъ. Но ихъ мнѣнію, пищевареніе предшествуетъ желудку и конечно только желудку, а тутъ понадобилось, такъ и кожа превратилась въ желудокъ.
   Далѣе, никто, конечно, не сомнѣвается въ важности для насъ глаза и уха. Что мы безъ нихъ? Вся наша наука -- ихъ дѣло, ихъ достояніе. Глазъ и ухо намъ до того дороги, что мы желали бы ихъ видѣть въ каждомъ божьемъ созданьи, и мы чувствуемъ самое сильное сожалѣніе и состраданіе къ обиженному этими органами. Человѣкъ вѣдь сострадателенъ къ меньшимъ братьямъ! Съ такимъ душевнымъ настроеніемъ ученые столкнулись съ маленькимъ животнымъ изъ семейства Ребровика (Aenophora), и нашли у него на тѣлѣ маленькую бородавочку съ желтымъ или краснымъ пятномъ на концѣ. То ли это глазъ, то ли это ухо, то ли это ни се ни то, Богъ его вѣдаетъ. Шишка эта привела въ недоумѣніе и поставила въ тупикъ многихъ ученыхъ и Мильнъ-Эдварса и Бурмейстера {Бурмейстеръ. Зоономическія письма. Стр. 170.}. А все потому, что надо же возложить на это животное наши конкретныя понятія. Вотъ вамъ еще одно доказательство, на сколько отправленіе предшествуетъ организаціи. Животное этой шишкой преспокойно совершаетъ всѣ тѣ отправленія, которыя мы привыкли видѣть обособленными въ цѣлой серіи органовъ, и съ нашей стороны величайшая ошибка мѣрить другихъ своимъ аршиномъ. Напротивъ того, каждое животное живетъ по своему и сообразно своимъ органамъ, своей конструкціи. Жизнь -- понятіе условное, относительное. Каждое существо отстаиваетъ ее сообразно своимъ потребностямъ и сообразно этимъ потребностямъ совершается и борьба за нее.
   Поэтому какъ ни мизерна жизнь этого ничтожнаго созданьица -- инфузоріи, все же въ ней проглядываетъ сильное стремленіе размножиться до безконечности и наполнить собою весь міръ. И этимъ стремленіемъ природа надѣлила всѣхъ своихъ организованныхъ чадъ отъ мала до велика, какъ растенія, такъ и животныхъ, предоставивъ каждому извѣстную долю ума, которымъ каждый изъ нихъ руководствуется насколько возможно лучше. Оплошалъ -- самого себя и вини, не сваливай на другихъ. Стремленіе это въ любомъ существѣ до того велико и сильно, что, не будь на то Господня воля, каждая тварь въ относительно короткое время завербовала бы весь земной шаръ. Въ доказательство этому можно привести множество весьма крупныхъ и осязательныхъ фактовъ. Такъ, по открытіи Америки, а потомъ я въ Австраліи европейцы завезли туда но нѣскольку экземпляровъ рогатаго скота и лошадей; и чтоже? въ самое короткое время животныя эти расплодились тамъ въ огромномъ множествѣ, бродятъ тамъ по обширнымъ лугамъ многочисленными стадами, многія изъ нихъ даже одичали и теперь намъ Америка и Австралія присылаютъ мясной экстрактъ, шкуры, сало и тому подобное. Триста лѣтъ тому назадъ ввезли нѣсколько лошадей испанской породы въ Южную Америку и вотъ тамъ теперь по вычисленію Гумбольда въ пампасахъ Лаплаты свободно бродитъ болѣе 3 милліоновъ лошадей. А рогатый скотъ до того размножился тамъ же, что ежегодно оттуда вывозятъ до 30,000 шкуръ. Даже животныя предпочитаютъ свободу Америки европейской стѣсненности. На обширныхъ равнинахъ той же Лаплаты мало-но малу изчезли прежніе виды растеній, которыхъ вытѣснили новыя растенія, ввезенныя туда изъ Европы.
   Такимъ стремленіемъ къ размноженію нѣкоторыя животныя намъ особенно даютъ себя чувствовать. Сущее наказаніе для непривычнаго человѣка русская изба въ отдаленныхъ нашихъ захолустьяхъ. Переночевать въ русской избѣ подчасъ нѣтъ никакой возможности. Если не васъ лично, то ваши вещи изгрызутъ легіоны мышей или крысъ, которыхъ самка обыкновенно плодится отъ трехъ до шести разъ въ годъ и зараза, приноситъ не менѣе 4 или 6 дѣтенышей, При такомъ способѣ размноженія отъ одной пары въ нѣсколько лѣтъ можетъ образоваться потомство, которому мало будетъ мѣста не то что въ избѣ, или въ селѣ, а на всемъ земномъ шарѣ. Кого изъ иностранцевъ по поразитъ то несмѣтное множество клоповъ и таракановъ, которыми кишитъ любая русская изба отъ Кавказа до Алтая, отъ Амура и до Днѣпра. Мы знаемъ за положительно вѣрное, что въ нѣкоторыхъ домахъ въ Чердыни рѣдкій день подается къ столу супъ, изъ котораго не пришлось бы вытащить одного или двухъ разваренныхъ таракановъ. Намъ нерѣдко приходилось посѣщать квартиры, гдѣ стѣны, у которыхъ стоитъ кровать, испещрены кровавыми пятнами отъ убитыхъ клоповъ слѣды ожесточенной борьбы за сонъ несчастнаго квартиранта съ ненавистнымъ животнымъ. Мы видѣли въ одной изъ провинціальныхъ больницъ одного умопомѣшаннаго съ длинными густыми волосами, изъ коихъ каждый былъ усаженъ гирляндами вшей, сидѣвшихъ рядами какъ четки, и другого нищаго, усѣяннаго съ головы до ногъ вшами какъ звѣзды небесныя въ темную осеннюю ночь на небосклонѣ. Одинъ чесоточный клещъ можетъ заразить и покрыть цѣлый пріютъ дѣтей своимъ несмѣтнымъ потомствомъ. Слонъ животное очень медленно размножающееся. Онъ такъ счастливъ, что начинаетъ плодиться лишь въ самомъ зрѣломъ возрастѣ, когда ему минетъ, по крайней мѣрѣ, лѣтъ 30 и въ плодовитости его перещеголяетъ всякая букашка Куча дѣтей для него была бы невыносимой обузой и скромность его въ этомъ отношеніи достойна похвалы и подражанія. Слонъ обыкновенно плодится отъ 30 лѣтняго возраста до 90 лѣтъ. Этотъ періодъ немногимъ больше періода жизни какого нибудь Канта, этого слона среди людей, прожившаго ровно 80 лѣтъ и хотя Кантъ не оставилъ по себѣ никакого другого потомства, кромѣ "Критики чистаго разума", но слонъ за этотъ періодъ времени произвелъ бы maximum 6 ребятъ. Несмотря на такое медленное и умѣренное размноженіе, все-таки, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, въ какія нибудь 500 лѣтъ слонъ могъ бы размножиться до 15 милліоновъ особей.
   Плодовитость человѣка также бываетъ подчасъ поразительна. Недаромъ Господь Богъ обѣщалъ Израилю, что потомство его сильно расплодится и численностью своею будетъ равнятся песку на берегу морскомъ. Евреевъ и до сихъ поръ не покидаетъ надежда на исполненіе этого обѣщанія, въ силу чего остальнымъ народамъ, конечно, пришлось бы выдержать сильную борьбу за существованіе. Впрочемъ до этого очень далеко... Народонаселеніе любой страны при благопріятныхъ условіяхъ могло бы удвоиться каждые 25 лѣтъ и тогда чрезъ нѣсколько тысячелѣтіи было бы гораздо тѣснѣе на земномъ шарѣ, чѣмъ это воображалъ себѣ Расплюевъ объ Англіи и боксъ былъ бы тогда неизбѣжно въ ходу. Профессоръ Флоринскій приводитъ два интересныхъ случаи человѣческой плодовитости. "Въ запискахъ В. А. Нащокина подъ 1755 годомъ разсказывается слѣдующій фактъ: шуйскаго уѣзда у крестьянина Якова Кирилова съ первою женою 21 брюхо, въ томъ числѣ 4 четверни, 7 тройней, 10 двойней, всего 57 человѣкъ; съ другой женой 7 брюхъ, всѣ по двойни, въ томъ числѣ одна тройня, итого 15 человѣкъ. Всѣхъ было 72 человѣка, а выше описанный крестьянинъ имѣетъ отъ роду 70 лѣтъ. Другой фактъ: того же шуйскаго уѣзда крестьянинъ Федоръ Васильевъ, женатый два раза, имѣлъ отъ обоихъ браковъ 87 дѣтей. Первая жена въ 27 родахъ имѣла: четыре раза по 4 (16), семь разъ по 3 (21), шестнадцать разъ по 2 (32), всего 69. Вторая жена два раза родила тройни, шесть разъ двойни, а всего 18. Васильеву было тогда 75 лѣтъ, а изъ дѣтей были живы 8и Случаи эти замѣчательны между прочимъ тѣмъ, что были въ одной и той же мѣстности въ шуйскомъ уѣздѣ (См. профес. Флоринскаго Усовершенствов. и вырожд. человѣч. рода стр. 65). Несмотря на примѣры такой плодовитости, распространеніе человѣчества далеко еще не достигло тои цифры и той густоты, чтобъ можно было опасаться какихъ нибудь дурныхъ послѣдствій въ самомъ отдаленномъ будущемъ. Въ доказательство этого мы приведемъ нѣкоторыя любопытныя цифры изъ статистики Гауснера. Сенскій департаментъ Франціи имѣетъ 226,250 жителей на одну квадратную милю, а Миддьсексширъ 169.112 жит. на 1 кв. милю. Чтобъ дойти до такой цифры населенія по всему земному шару мало тысячелѣтій. Но это крайности. Неаполитанская провинція содержитъ 41,663 жит. на 1 кв.м.; женевскій кантонъ 16,074; восточная Фландрія 14,530; сѣверная Голландія 11,676; базельскій кантонъ 10,933; западная Фландрія 10,501. Цифры эти доказываютъ, что если мы примемъ нормой среднее населеніе въ 10,000 жителей на одну квадратную милю, то это весьма умѣренная и даже желательная норма. Мы считаемъ эту цифру потому умѣренною, что какая нибудь Бельгія имѣетъ около 10,000 жителей на одну квадр. милю и производитъ 40,620 гектолитровъ хлѣба на одну квадрат. милю -- количество слишкомъ достаточное для прокормленія съ избыткомъ такой массы людей. Принимая 10,000 жителей на 1 квадр. милю за среднюю норму, мы легко убѣдимся, что одна какая нибудь Бразилія можетъ вмѣстить у себя страшную массу людей. Бразилія, какъ извѣстно, содержитъ 151,973 кв. мили. Полагая по 10,000 жителей на кв. милю, получимъ для Бразиліи 1.519,730,000. Одна Бразилія слѣд. можетъ свободно и теперь вмѣстить въ себѣ все современное человѣчество. Соединенные штаты Сѣверной Америки имѣютъ пространство въ 166.936 кв. м. Мы охотно помѣстили бы туда все человѣчество, такъ какъ оно могло бы тамъ разселиться въ количествѣ 8000 на кв. милю, что не было бы особенно обременительно для этой плодородной страны, и густотой населенія равнялось бы тогда развѣ Ломбардіи, имѣющей 8,024 жит. на кв. м. Россія содержитъ 309,878 кв. миль. Полагая по 10,000 жит. на кв. милю, для того, чтобъ заселить эту необъятную страну бельгійской или ломбардской густотой потребуется масса людей, втрое превышающая все наличное нынѣ существующее человѣчество. Между тѣмъ Европа, которая считается самою густо-населенною частью свѣта, имѣетъ всего но 1,595 жителей на одну кв. м. Она дѣйствительно несравненно населеннѣе остальныхъ частей свѣта. Въ Азіи приходится 1,020 на кв. м.; въ Африкѣ всего но 183; въ Америкѣ по 106; а въ Австраліи всего какихъ нибудь 15 человѣкъ на кв. м. Чтобы на всемъ земномъ шарѣ дойти до населенія въ 10,000 жителей на каждую кв. м., понадобится такая масса людей, цифру которой мы боимся привести здѣсь, потому что отъ нея лишь зарябитъ въ глазахъ читателя. Отсюда ясно, что человѣчество еще долго можетъ безъ всякихъ опасеній размножаться въ волю, тѣмъ болѣе, что такихъ чрезмѣрныхъ крайностей не допуститъ сама природа или сила вещей. Зависимость человѣчества, съ одной стороны, отъ количества и качества пищи, съ другой, отъ сложной комбинаціи соціальныхъ условій не допуститъ до этихъ чрезмѣрныхъ крайностей. Въ этомъ насъ убѣждаютъ факты изъ жизни животныхъ и растеній. Такъ, напримѣръ, островъ св. Елены, извѣстный въ исторіи человѣчества тѣмъ, что пріютилъ у себя человѣка, которому мало было всего свѣта и тѣсно во всей Европѣ,-- этотъ островъ еще въ XVI столѣтіи весь былъ покрытъ лѣсомъ. Европейцы завезли съ собой туда козъ и свиней. Животныя эти развелись тамъ очень сильно, объѣли всѣ молодыя деревья и до того истребили растительность, что чрезъ два столѣтія тамъ уже нисколько не было лѣсу, такъ что не изъ чего было заказать гробъ Наполеону. Такое посягательство на растительный міръ сильно отозвалось на животныхъ: одни изъ нихъ стали уменьшаться въ числѣ, другія совсѣмъ начали изчезать Такъ, тамъ теперь находятъ ископаемыхъ моллюсковъ, которыя нигдѣ больше не встрѣчаются и которыя вѣроятно изчезли вслѣдъ за истребленіемъ прежней растительности. "На островъ Жуанъ-Фернандецъ въ Хилійскомъ морѣ моряки высадили козъ и послѣднія быстро размножились. Испанцы, чтобы помѣшать охотиться здѣсь флибустіерамъ и другимъ мореплавателямъ, водворили здѣсь собакѣ для уничтоженія козъ. Результатомъ этого было то, что собаки, охотясь за козами, быстро увеличились въ числѣ особей и совершенно истребили козъ, а потомъ число собакъ, въ свою очередь, стало быстро уменьшаться" {Ролле. Ученіе Дарвина. Стр. 130.}.
   Въ холмскомъ уѣздѣ псковской губерніи замѣчено въ послѣднее время, что число умирающихъ тамъ превышаетъ.число рождающихся. Такъ, въ 1866 г. умерло на 72 человѣка больше, чѣмъ родилось; въ 1867 г. эта цифра возрасла уже до 263; а въ слѣдующемъ 1868 году она вдругъ достигла 1726. Наконецъ втеченіе одной первой половины 1869 года умерло больше чѣмъ родилось на 1112 человѣкъ. Эти печальныя цифры тѣмъ болѣе любопытны, что вѣрность ихъ не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, такъ какъ онѣ позаимствованы изъ реферата, представленнаго президентомъ общества псковскихъ врачей.
   Альпійскія области Франціи въ послѣднее время потерпѣли значительное уменьшеніе народонаселенія. Маршъ приводитъ цитату политико-эконома Бланки, который утверждаетъ, что "вся горная часть альпійскихъ областей являетъ признаки такого оскудѣнія, которое не имѣетъ себѣ подобнаго и представляетъ мѣстами невыразимо ужасающій видъ совершенно безплодной пустыни. Истребленіе лѣсовъ лишило тысячи мѣстностей воды и топлива. Между Греноблемъ и Бріансономъ, въ долинѣ Романшъ, многія селенія терпятъ такой недостатокъ въ лѣсѣ, что вынуждены для печенія хлѣба употреблять вмѣсто топлива высушенный на солнцѣ коровій навозъ. Мало того, даже и это топливо они имѣютъ въ такомъ недостаткѣ, что вынуждены печь хлѣбъ заразъ на цѣлый годъ и хлѣбъ до того твердѣетъ, что потомъ его рубятъ топоромъ. Бланки видѣлъ хлѣбъ въ сентябрѣ, который при немъ же былъ испеченъ еще въ январѣ" {Маршъ. Человѣкъ и природа. Стр. 254}. Вслѣдствіе истребленія лѣсовъ, тамъ стала изчезать растительность и особенно кормовыя травы, что повлекло за собою истребленіе скота, такъ что теперь тамъ трудно встрѣтить лошадь или рогатую скотину, а затѣмъ стало уменьшаться и людское населеніе. Такъ, по донесенію префекта нижнеальпійскаго департамента тамъ населеніе уменьшилось на 5,000 человѣкъ къ пятилѣтній періодъ съ 1846 по 1851 г. Съ другой стороны, мы представимъ фактъ необыкновеннаго увеличенія народонаселенія. До отдѣленія Сѣверо-Американскихъ штатовъ отъ метрополіи, т. е. до конца прошлаго столѣтія тамъ обитало всего два съ половиною милліона людей, а съ тѣхъ поръ до настоящаго времени число жителей возрасло тамъ до 32 милліоновъ и возрастаетъ съ каждымъ днемъ. При равенствѣ другихъ условій, мы ничѣмъ инымъ не беремъ себѣ нрава объяснить этотъ фактъ, какъ только особенностью ихъ соціальнаго быта, такъ какъ климатическія и всякія космическія условія, само собою разумѣется, не могли измѣниться въ такое короткое время.
   Изъ этихъ немногихъ и краткихъ намековъ, подобныхъ которымъ можно привести тысячи, читатель легко могъ убѣдиться, какая тѣсная зависимость между общими я частными явленіями всего органическаго міра. Читатель не могъ не замѣтить, какъ сильно стремленіе всякой твари размножиться до безконечности и какъ каждая тварь зорко слѣдитъ за всѣмъ окружающимъ и не упуститъ ни малѣйшаго случая, ни малѣйшаго, даже самаго маловажнаго обстоятельства, которымъ она могла бы съ выгодою воспользоваться для своего распространенія, на завоеваніе доли господства, на укрѣпленіе своего рода и потомства на лонѣ природы, ма торжество своей династіи на тронѣ своего отечества. Несмотря на бездну препятствій для достиженія этой узко-эгоистической цѣли, каждая тварь ищетъ ослабить хоть одно какое нибудь препятствіе и, если это ей удается, она тотчасъ же подвинется впередъ на пути прогресса для возвеличенія своего рода и племени. И чѣмъ сложнѣе борьба, чѣмъ запутаннѣе задача, тѣмъ больше прилагаетъ она стараній, тѣмъ упорнѣе напрягаетъ она всѣ свои усилія для одержанія побѣды. Чѣмъ ниже тварь, чѣмъ меньше у нея шансовъ на счастливый исходъ нескончаемой борьбы, тѣмъ сильнѣе ея плодовитость. Изъ десятковъ и сотенъ тысячъ сѣмячекъ, личинокъ, яичекъ хоть одно да не пропадетъ и сохранитъ въ цѣлости фамильный типъ. Извѣстно, какъ всѣ знатные роды заботятся, чтобы непремѣнно оставить по себѣ мужское поколѣніе, прямого наслѣдника своего рода, имени, имущества и разнаго рода заслугъ. И чѣмъ знатнѣе, родовитѣе, именитѣе тотъ или другой тузъ, тѣмъ сильнѣе въ немъ потребность и стремленіе увѣковѣчить себя длиннымъ рядомъ поколѣній. И чѣмъ сильнѣе видъ того или другого животнаго, тѣмъ больше въ немъ возрастаетъ страсть къ разложенію, къ завоеванію исключительнаго господства. И чѣмъ выгоднѣе монополія или привилегія, тѣмъ сильнѣе держатся за нее обладающіе ею; тѣмъ упорнѣе отстаиваютъ ее заинтересованные въ ней. Трудно понять и почти невозможно сообразить, какъ можетъ справиться природа съ такою кучей обязанностей, добровольно ею самой на себя возложенныхъ; сколько силы, воли и такта нужно имѣть, чтобы выйти ликующею, ясною, свѣтлою изъ такого хаоса столкновеній, изъ такой сложной комбинаціи запутанныхъ положеній. Самъ Дарвинъ отказывается обозначить вполнѣ и съ математической точностью тѣ пути, которыя она избирала и избираетъ для проведенія своихъ идей, для стройнаго веденія своего хозяйства, для превращенія борьбы за существованіе въ дивную гармонію и равновѣсіе всего міра. Не можетъ она на всѣхъ угодить, не можетъ она одинаково со всѣми ладить; больно и тяжело ей выслушивать стоны и жалобы обиженныхъ. Она внимаетъ лишь голосу торжествуюищихъ. Но не даетъ она, зазнаться и послѣднимъ. Каждый радъ бы завладѣть всѣмъ міромъ; каждому охота сдѣлать свое господство преобладающимъ и подавить, поработить, подчинить себѣ все остальное; но природа не любитъ такого исключительнаго деспотизма и ведетъ къ истребленію такихъ тунеядцевъ, которые выѣзжаютъ на чужой шеѣ. Нѣкоторые муравьи похищаютъ особей другого вида и превращаютъ ихъ въ рабовъ, которыхъ обязанность -- кормить своихъ господъ и выносить ихъ на прогулку. Но муравей-господинъ околѣваетъ съ голоду, хотя бы возлѣ него тутъ же лежалъ бы кормъ, если нѣтъ раба, который бы его покормилъ, и потому этотъ родъ муравьевъ плохо размножается и на каждомъ шагу гибнетъ отъ недостатка самостоятельной дѣятельности.
   Дарвинъ говоритъ, что для насъ темны и запутаны тѣ преграды, которыя останавливаютъ стремленія и порывы всякой твари размножаться до безконечности. Для него, повидимому, недостаточенъ тотъ общій міровой законъ, который онъ провелъ по всему органическому міру и обобщилъ въ борьбу за существованіе. Онъ какъ будто отказывается объяснить намъ всѣ условія жизненной процедуры, такой простои, но столь наглядной и многозначущей причиной. Даже наука о человѣкѣ, повидимому, столь хорошо изученномъ и притомъ лучше всякаго другого животнаго, не даетъ полнаго отвѣта на этотъ сложный вопросъ. И въ самомъ дѣлѣ, этотъ могиканъ творенія, такъ охотно хвастающійся своимъ великимъ и неотъемлемымъ достояніемъ -- умомъ и своимъ несомнѣннымъ превосходствомъ надъ всѣми остальными тварями, однакожъ немногимъ превзошелъ остальные виды животныхъ въ уничтоженіи преградъ и препятствій для своего распространенія и болѣе обезпеченнаго существованія. Онъ даже хорошенько не знаетъ, какія преграды дѣйствительно мѣшаютъ его непреодолимому стремленію къ большему умноженію и лучшему обезпеченію своего существованія.
   Но если наука не выяснила намъ этого окончательно и вполнѣ, то приблизительно вѣрно намъ это обозначилъ Дарвинъ своимъ ученіемъ о борьбѣ за существованіе, которое у него распадается На зависимость органическихъ тварей отъ окружающихъ условіи, отъ такъ называемаго климата, на зависимость отъ наличнаго количества пищи, откуда вытекаетъ зависимость однихъ отъ другихъ, господство и соподчиненность однихъ другимъ; средства къ достиженію этихъ цѣлей и результаты ими добытые. Мы коснемся этихъ вопросовъ по мѣрѣ силъ и возможности.
   

II.

   Гумбольдъ опредѣляетъ климатъ въ слѣдующихъ словахъ: "собраніе атмосферическихъ условій, которыя производятъ чувствительное впечатлѣніе на наши органы: это именно: температура, влажность, давленіе атмосферы, опредѣляемое барометромъ; тишина атмосферы, вѣтры, болѣе или менѣе сильная напряженность атмосфернаго электричества, чистота воздуха или присутствіе тѣхъ или другихъ смертоносныхъ міазмъ и наконецъ степень чистоты и прозрачности неба." Все это, конечно, преимущественно но отношенію къ человѣку, а не ко всѣмъ тварямъ, вообще. Изъ всѣхъ этихъ условій главнѣйшую роль по отношенію ко всему органическому міру играетъ температура, присутствіе или отсутствіе теплоты. Постоянный или чрезмѣрный холодъ уничтожаетъ или вовсе не допускаетъ никакой органической жизни, но и крайняя теплота при отсутствіи всякой влаги также мѣшаютъ органической жизни, какъ это видно въ абсолютныхъ пустыняхъ. Но за то вездѣ, гдѣ только есть немножко теплоты и немножко влаги, тамъ начинаетъ играть жизнь и надо признаться, что чѣмъ больше того и другого, чѣмъ разнообразнѣе ихъ комбинація и взаимная смѣняемость, тѣмъ роскошнѣе жизнь, тѣмъ богаче и отраднѣе ея разнообразіе. Такимъ образомъ, мы можемъ формулировать это положеніе такъ: гдѣ господствуетъ крайняя температура, тамъ органической жизни нѣтъ, а стало быть нѣтъ никакой борьбы или такая ничтожная, что объ ней и говорить не стоитъ. Тамъ же, гдѣ показалась органическая жизнь, тамъ уже завязалась борьба и притомъ борьба со стихіями. Чѣмъ меньше средствъ у растенія или животнаго отстоять свое существованіе, оградить себя искуственно отъ крайнихъ и рѣзкихъ насилій атмосферы, тѣмъ мы его считаемъ ниже, несовершеннѣе, ничтожнѣе. Собственно говоря, даже человѣкъ, какъ и всякая инфузорія, цѣликомъ зависятъ отъ атмосферы: ни инфузорія, ни человѣкъ не могутъ перенести извѣстнаго предѣла теплоты, но разница межъ ними лишь та, что инфузорія сама по себѣ лишена способности защищать свою теплоту, и является лишь тамъ, гдѣ уготована для нея эта теплота; человѣкъ же обладаетъ всѣми возможными средствами искуственно создавать для себя какую ему угодно теплоту. Травка-былинка засыхаетъ, умираетъ съ наступленіемъ холода и оживаетъ съ появленіемъ тепла. Дерево организовалось со способностью выдержать напоръ неблагопріятныхъ атмосферныхъ вліяній и въ этомъ вся ихъ разница. Такимъ образомъ Дарвинъ полагаетъ, что крайній холодъ и крайняя засуха суть несомнѣнныя препятствія, мѣшающія произвольному размноженію растительныхъ и животныхъ организмовъ.
   Нужно сознаться, что Дарвину слѣдуетъ высказать большое спасибо за потраченный имъ трудъ и знанія на то, чтобъ ограничить то преувеличенное значеніе климата, которое до него господствовало. Не только обыкновенная публика, но даже большая часть ученыхъ приписывали климату самое разнообразное вліяніе. Каждая мѣстность считалась родиной и отечествомъ исключительно ей одной свойственныхъ растеній, животныхъ и даже человѣка. Распространеніе того или другого вида растеній или животныхъ обусловливалось чуть не одними лишь климатическими условіями. Численность и внѣшнія формы, тотъ или другой цвѣтъ, живучесть, физическія и физіологическія свойства организаціи, какъ-то: тѣлосложеніе, ростъ, наступленіе періода зрѣлости, большая или меньшая плодовитость, продолжительность жизни -- все это приписывалось климату безъ всякаго разбора. Отсюда пошли еще дальше. Нашъ братъ-медики взвалили на климатъ чуть не всѣ болѣзни. Потомъ степень цивилизаціи и культуры, соціальное устройство, развитіе и процвѣтаніе науки и особенно искуствъ, наконецъ, разныя историческія событія, религія и нравственность, появленіе или отсутствіе великихъ людей -- все это старались объяснить тѣмъ или другимъ климатомъ. Все это считалось прочно установленною въ наукѣ и несомнѣнною истиною. Хотя и прежде проявлялись сомнѣнія въ безусловной вѣрности этихъ рутинныхъ взглядовъ, но никто ихъ не пошатнулъ и не потрясъ такъ мощно, какъ Дарвинъ. Онъ первый высказалъ такъ утвердительно и прямо тотъ взглядъ, что климатъ имѣетъ лишь преимущественное вліяніе по отношенію къ пищѣ. Даже тамъ, говоритъ онъ, гдѣ дѣйствуетъ, напримѣръ, крайній холодъ, его прямому и непосредственно гибельному вліянію подвергаются лишь самые слабые субъекты, которые не накопили жиру, не запаслись пищей. Въ другомъ мѣстѣ онъ говоритъ, что "четвероногія животныя иногда рождаются безъ волосъ и существуютъ голыя породы животныхъ, но нельзя еще заключить, что явленіе это вызвано вліяніемъ жаркаго климата. Жаръ подъ тропиками нерѣдко бываетъ причиной того, что овцы теряютъ свое руно, съ другой стороны, холодъ и сырость вывиваютъ усиленный ростъ волосъ; но весьма вѣроятно, что эти перемѣны ничто иное, какъ усиленный процессъ обычнаго линянія, а кто, спрашиваетъ Дарвинъ, можетъ и возьмется рѣшить, насколько это линяніе или густой мѣхъ арктическихъ животныхъ или ихъ бѣлый цвѣтъ зависятъ отъ непосредственнаго вліянія суроваго климата и насколько отъ сохраненія наиболѣе приспособленныхъ недѣлимыхъ втеченіи многихъ поколѣній?" {Дарвинъ. Прирученныя животныя. стр. 450.} Разведите въ любомъ мѣстѣ какія нибудь экзотическія садовыя растенія и они непремѣнно заглохнутъ; ихъ выживутъ туземныя растенія, и вы охотно поддадитесь обману, увѣритесь, что эти растенія несвойственны нашему климату, не выносятъ его, и потому пропадаютъ. Но тѣ же самыя растенія, посаженныя или посѣянныя въ хорошо огороженномъ мѣстѣ, защищенныя въ хорошо содержащемся саду отъ животныхъ и другихъ дикихъ растеній, преспокойно вынесутъ нашъ климатъ и будутъ процвѣтать въ немъ, какъ у себя дома. Культура смѣется надъ климатомъ! Или, посадите у себя въ саду нѣсколько кустовъ пшеницы, они отлично примутся, заколосятся, наберутъ сѣмянъ и готовы созрѣть, но вы ничего не получите, потому что стаи птицъ на перерывъ ограбятъ вашу пшеницу и съѣдятъ до единаго зернышка; вы опять подумаете, что вашъ климатъ не благопріятствуетъ развитію и процвѣтанію арнаутки или кубанки или другихъ сортовъ пшеницы и горько ошибетесь. Сосѣдъ вашъ былъ несравненно практичнѣе васъ; онъ засѣялъ тою же пшеницею цѣлое огромное поле и для этой цѣли взялъ отборныя зерна и хорошо обработалъ землю, предварительно удобривъ ее. У него великолѣпные всходы. Хотя и налетали разныя враждебныя птицы, хотя онѣ и попользовались чужою собственностью, по количество сѣмянъ на столько превосходило потребность непрошеныхъ гостей, что почти незамѣтна была ихъ предосудительная дѣятельность. Дружная ассоціація огромнаго количества колосьевъ спасла ихъ отъ враждебныхъ нападковъ, и въ борьбѣ за свое существованіе съ птицами они вышли побѣдителями, единственно благодаря значительной своей численности и степени культуры. Только этимъ путемъ они въ состояніи спасти свой родъ отъ одичанія и отъ окончательнаго истребленія. Не то не сдобровать имъ. Ихъ давно вытѣснили бы дикія орды варваровъ, враждующихъ со всякой культурой. Какъ видите, климатъ здѣсь не принимался во вниманіе вовсе. Его вліяніе могло быть развѣ только косвенное.
   Теккерей гдѣ-то говоритъ, что иногда самое пустое обстоятельство, какая нибудь бездѣлица можетъ имѣть нескончаемое вліяніе на всю жизнь и направить ее вовсе не туда, куда она пошла бы, не будь этого казуса. Такъ представьте себѣ, еслибъ кто нибудь изъ родственниковъ въ шутку перепугалъ бы мать Дарвина въ то время, какъ она была имъ беременна. Это потрясло бы ее, она преждевременно родила бы слабаго и хилаго ребенка -- поди тогда и жди его ученія еще цѣлое столѣтіе. Пожалуйста, не выводите отсюда, что мы вѣримъ въ случай или въ предопредѣленіе вещей; нисколько. Напротивъ того, мы положительно убѣждены въ законной и причинной связи всѣхъ явленій. Всякому извѣстно, что въ любомъ городѣ живутъ кромѣ людей и кошки; всѣмъ, конечно, извѣстно, что кошекъ держатъ для ловли мышей. Но кошки обжорливы и не довольствуются городскими мышами, а потому онѣ отправляются на поиски въ поле, гдѣ истребляютъ полевыхъ мышей. Тамъ, гдѣ совершается эта охота, эта война, вы найдете очень много шмелиныхъ гнѣздъ, потому что злѣйшія ихъ враги -- полевыя мыши -- житья не знаютъ отъ еще болѣе злѣйшихъ непріятелей кошекъ. Слѣдствіемъ этого, однако, бываетъ то, что шмели распложаются въ огромномъ количествѣ. Они очень любятъ красный клеверъ и наслаждаются его нектаромъ, конечно не даромъ, потому что въ благодарность за эту сладость они содѣйствуютъ его оплодотворенію, стало быть и обширному распространенію. Кировы поѣдаютъ этотъ клеверъ, вы получаете хорошія сливки и у васъ краснощекіе ребята. Такъ проста эта запутанность отношеній! Согласитесь, однакожъ, что климатъ тутъ ни причемъ и его участіе во всемъ этомъ процессѣ лишь второстепенное.
   Что климатъ нельзя считать исключительно обусловливающей силой, отъ которой зависитъ жизнь и существованіе растенія или животнаго, Дарвинъ приводитъ такое соображеніе. Почти въ каждомъ англійскомъ графствѣ пользуются общей извѣстностью до 200 растеній; всѣ они подвергались втеченіе огромнаго періода времени значительнымъ разницамъ въ климатѣ и почвѣ, что, однакожъ, не мѣшаетъ имъ до того быть одинаковыми, точно ихъ одна мать родила. Съ другой стороны, извѣстны многія птицы, насѣкомыя, животныя и растенія, которыя распространены но обширнымъ частямъ свѣта и однако же сохраняютъ совершенно одинаковые признаки и мало заботятся о различіи въ климатѣ {Дарвинъ. Прируч. животн. Стр. 312.}.
   Мы выше сказали, что изъ всѣхъ климатическихъ условій важнѣйшую роль играетъ температура и вліяніе ея на плодовитость растеній кажется неоспоримою и притомъ несравненно значительнѣе, чѣмъ на плодовитость животныхъ. Но тѣмъ по менѣе нельзя считать это условіе абсолютно неизмѣннымъ. Такъ, Дарвинъ приводитъ въ примѣръ растеніе (Zephyrantis candide), которое родомъ изъ умѣренно теплыхъ береговъ Лагілатът, но оно засѣвается само собою въ горячихъ сухихъ мѣстностяхъ, близь Лимы, а въ Іоркширѣ противостоитъ сильнѣйшимъ морозамъ. Дарвинъ самъ видѣлъ, какъ собирали сѣмена изъ стручковъ, покрытыхъ снѣгомъ впродолженіи трехъ недѣль. Другое растеніе (Berberis Wollichiï), съ знойныхъ индѣйскихъ горъ, не боится самыхъ сильныхъ морозовъ и плоды его вызрѣваютъ"продолженіе нашего холоднаго лѣта {Дарвинъ. Прируч. живот. стр. 180.}.
   Изъ этихъ немногихъ данныхъ читатель можетъ убѣдиться, что значеніе климата небезусловно во всѣхъ проявленіяхъ растительной и животной жизни, и вліяніе его подчасъ отодвигается совершенно на задній планъ, уступая мѣсто другимъ, болѣе существеннымъ условіямъ. Мы ограничимся этими немногими указаніями значенія климата по отношенію къ растеніямъ и животнымъ, чтобы заняться разсмотрѣніемъ климатическихъ условій по отношенію къ человѣку, который насъ, конечно, больше всего интересуетъ.
   Было время, въ наукѣ, которое по справедливости можно, на основаніи О. Конта, назвать мистическимъ періодомъ ея Въ это-то время господствовали понятіе, что каждый животный организмъ вообще, и человѣкъ въ особенности, есть такое тѣло, которое внутри себя содержитъ всѣ условія своего существованія и притомъ именно въ Такой формѣ, въ какой оно существуетъ. На организмъ тогда смотрѣли, какъ на что-то совершенно обособленное, независимое ни отъ кого и ни отъ чего. Организмъ самъ по себѣ былъ самостоятельнымъ цѣлымъ, безъ малѣйшей зависимости отъ окружающихъ условій, единственно завися отъ какой-то неизвѣстной силы. Этотъ аскетизмъ имѣлъ своихъ горячихъ поборниковъ и въ жизни, и въ наукѣ. Мысль эта и до сихъ поръ составляетъ удѣлъ извѣстнаго процента тупоумныхъ головъ. Недавно на вселенскомъ соборѣ, въ Римѣ, одинъ изъ епископовъ утверждалъ, что оспопрививаніе противно волѣ Божіей и возставалъ противъ этой полезнѣйшей гигіенической мѣры. Понятно, что такая идея, какъ вполнѣ ложная и вредная, долго не могла держаться въ наукѣ и уступила мѣсто другой крайности: организмъ былъ поставленъ въ безусловную и безконечную зависимость только отъ внѣшней среды, поддерживающей его существованіе. Организмъ самъ по себѣ въ глазахъ ученыхъ потерялъ всякое самостоятельное значеніе; онъ сдѣлался лишь выраженіемъ внѣшней космической среды безъ всякаго права на самобытность" Всѣ измѣненія его организаціи, все разнообразіе его видоизмѣненіи объяснялось исключительно лишь воздѣйствіемъ на него внѣшнихъ космическихъ вліяніи.
   Само собою понятно, что наука, вступивъ въ позитивный періодъ, должна была отрѣшиться отъ этихъ двухъ крайностей. Правда, истина была какъ и всегда въ серединѣ: организмъ немыслимъ безъ среды, но онъ самъ по себѣ кое-что значитъ. Знаменитый физіологъ Клодъ Бернаръ сильно вступился за нрава организма и будь у него точка опоры, имѣй онъ за что вцѣпиться, онъ бы не прочь обратиться къ старому ученію о полнѣйшей независимости организма отъ всей окружающей среды, кромѣ воли Божіей. Къ своихъ лекціяхъ онъ постоянно проводитъ ту мысль, что для живыхъ существъ необходимо принять двѣ совершенно различныя среды: 1) космическую или внѣшнюю среду, окружающую всякій живой организмъ, и 2) органическую или внутреннюю среду самого организма "Эта идея, высказанная въ первый разъ нами, принята уже многими физіологами. У животныхъ низшей организаціи нѣтъ, можно сказать, явственной органической среды; такъ инфузоріи воспринимаютъ вліянія внѣшней среды непосредственно отъ тѣхъ жидкостей, въ которыхъ онѣ находятся; онѣ живутъ въ водѣ и питаются въ ней чрезвычайно просто. Это въ нѣкоторомъ родѣ свободные органическіе элементы, живущіе въ непосредственномъ соприкосновеніи съ внѣшними средами; поэтому они лишены въ нѣкоторомъ родѣ внутренней среды, хотя и имѣютъ довольно сложную организацію и ихъ вовсе нельзя считать за простыя клѣточки". "Въ отношеніи растеній вообще можно еще довольствоваться разсматриваніемъ одной внѣшней среды. Но чѣмъ животное стоитъ выше въ ряду существъ, тѣмъ болѣе организація его усложняется; его гистологическіе элементы становятся нѣжнѣе или тоньше и уже не могутъ жить непосредственно во внѣшней средѣ. Въ этомъ случаѣ бываетъ одно изъ двухъ: или животное создаетъ себѣ свою собственную среду внутренно, или же внѣдряется въ организмы другихъ животныхъ и тамъ себѣ устраиваетъ среду, становясь паразитомъ; таковы кровяныя инфузоріи, глисты, разные кишечные черви вообще" *{Клодъ Бернаръ. Свойства живыхъ тканей. Стр. 34.}.
   Далѣе въ своемъ введеніи къ изученію опытной медицины, Клодъ Бернаръ говоритъ: "Условія нашей космической среды вообще управляютъ минеральными явленіями, совершающимися на поверхности земли; но организованныя существа содержатъ въ себѣ особыя условія своихъ жизненныхъ заявленій и по мѣрѣ того, какъ организмъ или, лучше сказать, живая машина совершенствуется въ силу того, что организованные ея элементы становятся болѣе нѣжными, эта машина создаетъ спеціальныя условія органической среды, которая все болѣе и болѣе изолируется отъ среды космической. Мы, такимъ образомъ, приходимъ опять къ тому подраздѣленію, которое я установилъ съ давнихъ поръ и которое считаю весьма плодотворнымъ, т. е. что въ физіологіи нужно разсматривать двѣ среды: среду макрокосмическую, общую, и среду мирокосмичсскую, частную для каждаго живого существа; послѣдняя болѣе или менѣе независима отъ первой, смотря по степени совершенства организма. Впрочемъ, легко понять то, что мы видимъ здѣсь въ живой машинѣ, потому что то же самое бываетъ и въ машинахъ, создаваемыхъ человѣкомъ Такъ, климатическія измѣненія не оказываютъ никакого измѣненія на ходъ паровой машины, хотя всякому извѣстно, что внутри этой машины есть строгія условія температуры, давленія и влажности, которыя математически управляютъ ея движеніями. Итакъ, даже въ мертвыхъ машинахъ мы тоже могли бы различать среду макрокосмическую и среду микрокосмическую. И о всякомъ случаѣ, совершенствованіе машины будетъ заключаться въ томъ, чтобы привести ее въ болѣе и болѣе свободное и независимое состояніе, такъ, чтобы она все менѣе и менѣе подвергалась вліяніямъ внѣшней среды. Человѣческая машина будетъ тѣмъ болѣе совершенна, чѣмъ лучше она будетъ отражать отъ себя вліянія внѣшней среды" {Ув. Стр. 126.}.
   Даже при совершеніи многихъ химическихъ процессовъ въ неорганической природѣ, климатическія условія не имѣютъ ровно никакого значенія- Когда вы соединяете кислоту съ основаніемъ, для того, чтобы получить среднее тѣло или соль, вы мало заботитесь о состояніи атмосферы и не справляетесь съ погодой. Смѣшно было бы утверждать, что рѣшеніе судебныхъ процессовъ въ кассаціонныхъ департаментахъ зависитъ отъ климатическихъ пертурбацій въ воздухѣ, отъ давленія барометра.
   Взглядъ, высказанный Клодъ Бернаромъ, мы считаемъ безусловно вѣрнымъ въ наукѣ, и мы на на іоту не намѣрены отступать отъ этого правдиваго принципа. Но это нисколько не измѣняетъ нашу вѣру въ могущество внѣшней среды. Suum cuique -- всякому свое. Организмъ дѣйствительно есть выраженіе внѣшней среды, но, разсформировавишсь, онъ самъ становится средой, имѣющей свои самобытные. независимые законы движеній, бытія, существованія. Одно другому нисколько не противорѣчитъ и мы закончимъ этотъ спорь заявленіемъ Дарвина, которое, по нашему мнѣнію, должно быть несокрушимымъ принципомъ біологіи "Хотя, говоритъ онъ, каждое измѣненіе въ строеніи вызывается посредственно или непосредственно какой либо перемѣной въ окружающихъ условіяхъ, но мы не должны забывать, что результаты (этихъ измѣненій) опредѣляются главнымъ образомъ природою (характеромъ, свойствомъ) организма, подвергающагося измѣненію. Различные организмы, помѣщенные въ одинаковыхъ условіяхъ измѣняются различнымъ образомъ, между тѣмъ какъ близко сродные организмы при несходныхъ условіяхъ измѣняются почти одинаковымъ образомъ" {Дарвинъ. Прирученныя животныя. Стр. 450.}.
   Ставъ на эту точку зрѣнія и желая остаться вполнѣ вѣрнымъ выраженнымъ здѣсь принципамъ, мы принуждены сознаться, что считаемъ климатическія условія самыми отдаленными, общими причинами физіологическихъ отправленій человѣческаго организма, между тѣмъ какъ біологическимъ условіямъ придаемъ первенствующее значеніе. Чтобы убѣдить читателя, что наше мнѣніе не голословное. а составлено и провѣрено нѣкоторыми положительными данными, мы приведемъ нѣсколько достовѣрныхъ фактовъ, говорящихъ въ пользу нашего положенія. Источникомъ Для этой цѣли намъ послужатъ: 1) Сочиненіе Фоассака: О вліяніи климатовъ на человѣка и физическихъ дѣятелей на нравственность. De L'influence des climats sur l'homme et des agents physiques sur le moral), капитальное произведеніе въ двухъ большихъ томахъ; 2) Вайтца: Астрономія первобытныхъ народовъ; о) Будена: Очеркъ медицинской географіи и статистики, Traité de Geographie et de Statistique medicales; и 4) О вліяніи климата на человѣка, Оппенгеймера {См. Общепонятныя естественно-научныя, гигіеническія и медицинскія сочиненія.}. Признаемся откровенно, что ни одно изъ указанныхъ здѣсь сочиненій не удовлетворяетъ насъ по интересующему насъ здѣсь вопросу. Всѣ они не соотвѣтствуютъ современнымъ требованіямъ науки. Сочиненіе Фоассака, какъ спеціальное, должно было бы особенно быть пригоднымъ для нашей цѣли, тѣмъ болѣе, что отзывы объ немъ въ иностранной литературѣ болѣе или менѣе лестны. Тѣмъ не менѣе сочиненіе это отсталое, устарѣлое и не выдерживаетъ даже снисходительной критики. Было бы непріятно, еслибъ это сочиненіе появилось въ русскомъ переводѣ. По крайней мѣрѣ, Петербургъ уступилъ бы это занятіе Москвѣ, которая угощаетъ насъ Микрокосмомъ, Лотде; Медициной страстей, Дескюре и тому подобными. Въ сочиненіи Фоассака все можно найти, кромѣ того, что отъ него требуется, именно вліянія климата на человѣка. Оно полно самыхъ странныхъ противорѣчій. Мы намѣрены воспользоваться этими противорѣчіями не столько для того, чтобы доказать несостоятельность этого сочиненія, сколько для того, чтобы оправдать въ глазахъ читателя принципы, приводимые Клодъ Бернаромъ и Дарвиномъ. Отъ каждаго естественно научнаго сочиненія, отъ всякой теоріи мы желали бы прежде всего логической послѣдовательности закону, связи причины съ дѣйствіемъ. Но этого намъ не скоро дождаться. Установилось убѣжденіе, что каждая часть земного ша- ра имѣетъ ей исключительно свойственный человѣческій типъ, соотвѣтственную расу. Европѣ принадлежитъ кавказская раса, Азіи -- монгольская, Африкѣ -- негры, Америкѣ -- мѣдно-красные индѣйцы, Океаніи и Австраліи малайцы. Прекрасно. Но индо-германская раса вышла изъ Азіи, а семитическое племя -- также отрасль кавказскаго племени -- а до сихъ поръ преимущественно живетъ въ Азіи. Финляндцы, лапландцы и венгры принадлежатъ монгольскому племени, но, тѣмъ не менѣе, они искони вѣковъ живутъ наряду съ кавказскимъ племенемъ въ Европѣ и не подверглись никакимъ измѣненіямъ. Кто же теперь изъ естествоиспытателей, знакомыхъ съ ученіемъ Дарвина, возьметъ на себя смѣлость сказать, что эти расы произошли въ силу климатическихъ условій, а не въ силу естественнаго подбора и борьбы за существованіе и разныхъ условій соціальнаго быта? Мы желали бы встрѣтиться съ такимъ смѣльчакомъ. Но пока мы сильно сомнѣваемся, чтобы климатъ, при высказанныхъ нами противорѣчивыхъ фактахъ, имѣлъ преобладающее вліяніе на образованіе расъ.
   Вліяніе климата на тѣлосложеніе и ростъ человѣка (taille) казалось несомнѣннымъ. Въ этомъ согласны всѣ климатологи, путешественники и даже антропологи. Помилуйте, стоитъ взглянуть, съ одной стороны, на лапландцевъ, самоѣдовъ, эскимосовъ, съ другой -- на жителей Огненной Земли, чтобы убѣдиться, что крѣпкій холодъ придушилъ ихъ, сдѣлалъ ихъ приземистыми и, несмотря на то. что ихъ раздѣляетъ огромное пространство, эти народцы до того сходны по внѣшности что изъ нихъ смѣло можно было составить особую породу людей "гиперборейскую".
   "Всѣ эти народы, говоритъ Байдъ, имѣютъ низкій ростъ, сложены плотно, массивно, и такъ какъ родство нѣкоторыхъ изъ этихъ народовъ весьма отдаленно, а иногда и вовсе не можетъ быть доказано, то необходимо видѣть въ этомъ слѣдствіе уравнивающаго вліянія одинаковаго климата." Совершенно справедливо. Фоассакъ вполнѣ убѣжденъ, что ростъ и тѣлосложеніе человѣка вполнѣ обусловливается климатомъ, и все его сочиненіе направлено къ тому, чтобы доказать, что всѣ расовыя отличія человѣка суть произведенія климата. Прекрасно. Но рядомъ съ лапландцами живутъ шведы и норвежцы, "замѣчательные но своему высокому росту и мужественной силѣ своихъ формъ." (Фоассакъ. T. I, стр. Рядомъ съ жителями Огненной Земли живутъ патагонцы, самое рослое людское племя. "Существованіе такой коренастой породы людей и такого высокаго роста, среди племенъ вполнѣ обиженныхъ и менѣе одаренныхъ, довольно странное явленіе. Еслибъ мы лучше знали исторію и нравы патагонцевъ, мы, конечно, узнали бы, что они происходятъ отъ высокорослыхъ предковъ {Законъ наслѣдственности, Дарвинъ.}; что они постоянно скрещивались между собою {Законъ подбора, Дарвинъ.}; что они можетъ быть изгоняли изъ своего племени малорослыхъ субъектовъ {Законъ подбора Дарвинъ.}. Къ этому присоединилась, вѣроятно, возможность имѣть обильную пищу, которую они себѣ вѣроятно добывали безъ тяжелаго труда, задерживающаго ростъ. Прибавимъ, что мѣстность, которую они обитаютъ, между 40 и 50 гр. шир., вполнѣ благопріятствуетъ развитію роста, немножко умѣренный, даже нѣсколько суровый холодъ столь же полезенъ для здоровья, сколько содѣйствуетъ сохраненію расы" {Фоассакъ. Т. I, стр. 370.}.
   Лапландцы рѣдко достигаютъ роста въ 5 футовъ. Эскимосы, камчадалы и самоѣды тоже немногимъ выше. Но египтяне, по изслѣдованіямъ Нольнея, бываютъ не больше 5 футовъ. Отсюда крайній холодъ и тропическій жаръ, вообще южный климатъ не благопріятствуетъ росту. Нѣтъ! И это неправда. Различныя племена Кавказа отличаются не только красотою, но и высокимъ ростомъ и статной осанкой. Древніе фракійцы, жившіе въ гористой и холодной мѣстности, славились своимъ высокимъ ростомъ и гордой осанкой. Сѣверные народы Европы и Азіи: готы, сарматы, вандалы, были чрезвычайно рослый и дюжій народъ. Даже и теперь якуты, въ Сибири, которыхъ жизнь не особенно красна, имѣютъ ростъ выше средняго. Народы, живущіе въ такихъ краяхъ, чрезвычайно разнообразны по отношенію къ росту. Персы выше грековъ, почему Ксерксъ смотритъ на нихъ съ презрѣніемъ, считая ихъ неспособными противостать ему. Путешественники рисуютъ намъ арабовъ, какъ людей средняго роста, худощавыхъ и изсушенныхъ солнечнымъ зноемъ. Но Альберъ Рошъ изслѣдовалъ могущественное вліяніе пищи на темпераментъ и конструкцію тѣла народовъ, блуждающихъ по берегамъ Краснаго моря, на арабовъ Синая и на эфіопскія племена Африки. Молочная и вообще скудная пища развиваютъ нервный темпераментъ; люди такого сорта малы ростомъ и хилы. Растительная пища съ небольшой примѣсью мяса производитъ также нервный темпераментъ и средній ростъ. Хорошая же растительная и животная пища рука объ руку продуктируютъ сангвинически-нервный темпераментъ и, благодаря такой пищѣ, люди высокоросла, крѣпки и сильны. Еврейское племя одно изъ самыхъ замѣчательныхъ на востокѣ; несмотря на то, что оно разсѣяно по всему земному шару, и несмотря на всѣ превратности судьбы, которыя ему пришлось испытать, оно сохранилось, какъ одно изъ самыхъ красивыхъ, и среди этого племени часто встрѣчаются личности необыкновенной силы и самаго красиваго, высокаго и стройнаго роста. Народы Индіи представляютъ чрезвычайное разнообразіе; одни очень маленькіе, другіе высока, то роста. Между народцами, подвластными Англіи, одни, какъ бенгалы, ниже европейцевъ, другіе, какъ сипаи, выше. Монгольская раса, считается обыкновенно, безъ положительныхъ на то доказательствъ, ниже ростомъ бѣлой расы; между тѣмъ, какъ въ ней встрѣчается такое же разнообразіе, какъ и среди другихъ. Такъ, несмотря на полнѣйшее сходство между японцами и китайцами, первые и меньше ростомъ и не такъ красивы, какъ послѣдніе.
   На сѣверѣ Африки арабы сохранили характеръ своей первобытной породы. Мавры большою росту и хорошо сложены. Негриція населена различными племенами, изъ коихъ однихъ арабство низвело на степень животнаго; другія ведутъ не столь бѣдственную жизнь. Рядомъ съ тощими ордами живутъ негры Конго, которые замѣчательны по своему колоссальному росту. Готтентоты вполнѣ сравняются въ ростѣ съ европейцами.
   Туземцы безчисленныхъ острововъ Океаніи подъ тропиками и въ умѣренномъ поясѣ, по отношенію къ росту, представляютъ смѣсь различныхъ величинъ, зависящихъ отъ разныхъ причинъ. Жители Явы ростомъ выше средняго. Дикари Новой Зеландіи по росту сравниваются съ самыми высокорослыми европейцами. Они очень ловки и сильны; во всемъ, что они дѣлаютъ, замѣтны сила, ловкость и проворство, выходящія изъ ряду обыкновенныхъ.
   Особенно бросаются въ глаза жители острова Таити и Новой Каледоніи. Тамъ встрѣчаются во множествѣ субъекты самаго высокаго роста, двухъ метровъ и даже выше. Это тѣмъ болѣе удивительно, что Новая Каледонія безплодная страна, непроизводящая почти ни одного питательнаго растенія; несмотря на это, люди, тамъ обитающіе, выше ростомъ, сильнѣе, крѣпче, чѣмъ на Новыхъ Гебридахъ, которыхъ почва несравненно производительнѣе. Слѣдовательно не въ климатѣ и даже не въ пищѣ нужно искать исключительно причину разнообразіи и различія въ ростѣ; онъ, т. е. ростъ, зависитъ также и отъ происхожденія первобытной расы, какъ это лучше всего доказываетъ Новая Каледонія (Фоассакъ. T. I. стр. 367). На островѣ Таити, напротивъ того, ростъ, повидимому, зависитъ отъ обилія пищи, потому что островитяне превосходятъ даже европейцевъ стройностью и фигурой; тамъ вовсе не въ рѣдкость встрѣтить людей самаго большого роста, сильныхъ и отлично сложенныхъ. Предводители ихъ и начальники до того превосходятъ изящными формами своихъ подчиненныхъ, низшій классъ, что, кажется, будто они другой породы. Но они пожираютъ чудовищное количество питательной и водяной пищи. Та же разница господствуетъ и среди прекраснаго пола, коего ростъ въ высшемъ классѣ несравненно превосходитъ ростъ низшаго класса общества. Въ тридцати миляхъ отъ Таити, къ сѣверу, возвышается маленькій островъ Гюагейнъ, коего туземцы еще выше ростомъ и еще сильнѣе, а женщины очень красивы.
   Но открытіи Америки, испанцы были поражены, увидѣвъ ту отличительную расу людей, которая населяетъ Новый Свѣтъ. Туземцы мѣдно-краснаго цвѣта съ черными и длинными волосами, безъ бороды и усовъ, съ боязливой и скромной физіономіей, черты лица у нихъ правильны, но странны; роста средняго, части тѣла пропорціональны и характеристичны слабостью сложенія. Чему приписать такую слабость? Безъ всякаго сомнѣнія, они ею обязаны не достаточному питанію (они даже не знали употребленія соли), апатіи, безпечности и неимовѣрному отвращенію къ труду. Первые, пытавшіеся отдаться труду, пали жертвой отъ усталости и горя.
   Всѣ эти данныя, казалось бы, должны убѣдить всякаго, что, по отношенію къ росту, климатическія условія могутъ считаться лишь самыми отдаленными общими причинами. Мы это подтвердимъ еще нѣкоторыми фактами изъ того же самаго Фоассака. Ниллерме и Кетле замѣтили, первый во Франціи, а второй въ Бельгіи, что жители городовъ выше ростомъ, чѣмъ сельское населеніе. Въ нѣкоторыхъ департаментахъ Франціи, какъ-то: Indre, Dordogne. Loire-et-Cher дознано, что ростъ населенія уменьшается вездѣ тамъ, гдѣ царитъ всеобщая нищета. Въ пустынныхъ и лѣсныхъ мѣстностяхъ, гдѣ прозябаетъ рожь и греча и просо, и гдѣ жители не пьютъ вина, тамъ обитаетъ малорослое и рахитическое населеніе. По донесеніямъ префектовъ, вполнѣ согласнымъ, легко убѣдиться, что мѣстности богатыя пищей и довольствомъ доставляютъ въ армію самыхъ рослыхъ и дюжихъ людей, и напротивъ того, наибольшее число малорослыхъ встрѣчается въ мѣстностяхъ болотистыхъ, мануфактурныхъ, съ скуднымъ питаніемъ и богатыхъ нищетой.
   Фоасеакъ приводитъ интересную цитату Брюль-Кромера, который говоритъ, что, населеніе пермской, казанской и вятской губерній значительно уменьшилось въ ростѣ со временъ даря Ивана Васильевича, въ царствованіе коего обитатели этихъ странъ стали пить водку. Какъ ни полезна водка въ умѣренныхъ дозахъ для поддержанія здоровья, но тѣ крайности, въ которыя впадаютъ нѣкоторые народцы, могутъ лишь задерживать развитіе роста, между тѣмъ, какъ хорошая, обильная и питательная пища, молоко и вода, какъ питье, даютъ совершенно другіе результаты."
   Такимъ образомъ пища и трудъ имѣютъ преимущественное вліяніе на ростъ, и послѣ итого нечего удивляться, что народы сѣвера обыкновенно хорошіе ѣдоки, выше ростомъ, чѣмъ греки, испанцы и итальянцы, которыхъ воздержность и умѣренность вошли въ пословицу и обычныя ихъ привычки. Во время своего путешествія по Сербіи, Вольней замѣтилъ рѣзкую разницу между шейками, незнающими нужды и недостатка ни въ чемъ, и между бѣдными ихъ подданными, которымъ едва хватаетъ 6 унцій пищи въ день. Первые конечно отличаются высокимъ ростомъ, хорошимъ видомъ и необыкновенной силой. Напротивъ того, фабричное населеніе и люди проводящіе жизнь въ копяхъ каменнаго угля значительно уменьшаются въ ростѣ. Это замѣтно какъ во Франціи, такъ въ особенности въ Бельгіи. Всѣ эти данныя даютъ намъ полнѣйшее право утверждать, что ростъ, тѣлосложеніе, статность фигуры, зависятъ прежде всего отъ пищи, благосостоянія, соціальнаго быта, отъ расы, отъ подбора, отъ борьбы за существованіе и меньше всего подлежатъ вліянію климата.
   Черный цвѣтъ негра считался и считается несомнѣннымъ продуктомъ тропическаго климата. Конечно, у насъ самихъ лѣтомъ, чуть солнце пригрѣетъ, дѣлается загаръ. Понятное дѣло, что такое продолжительное и интенсивное дѣйствіе тропическаго солнца должно превратить загаръ въ черный цвѣтъ кожи негра. Но если это такъ, то почему же это прямое и непосредственное дѣйствіе климата выпало лишь на долго негра и почему народы, живущіе подъ тропиками въ Остъ Индіи, южной Америкѣ и отчасти въ самой Африкѣ, вовсе не принадлежатъ къ неграмъ и далеко не отличаются чернымъ цвѣтомъ кожи. Воля ваша, а тутъ что-то другое: противорѣчіе это, конечно, бросалось многимъ въ глаза и многіе старались иначе разъяснить это явленіе. Такъ, Фоасеакъ силился доказать, что черный цвѣтъ кожи негра преимущественно зависитъ отъ его пищи, состоящей главнымъ образомъ изъ растительныхъ веществъ, содержащихъ несравненно больше кислорода, чѣмъ животныя вещества. Если объяснять черноту негра вліяніемъ тропическаго климата, то необходимо допустить, что полярныя страны должны имѣть діаметрально противоположное вліяніе, именно, народъ!, обитающіе на сѣверѣ, должны отличаться особенной бѣлизной; но, въ такомъ случаѣ, чѣмъ прикажете объяснить то интересное явленіе, что многіе полярные народы какъ разъ замѣчательны весьма темнымъ цвѣтомъ кожи и особенно волосъ? Всѣ такія противорѣчія привели Годрона къ заключенію, "что климатъ можетъ лишь весьма поверхностно измѣнять растенія и животныя, и поэтому мало содѣйствуетъ проявленію разнообразія человѣческихъ расъ; но его мнѣнію, измѣненія эти скорѣе вызываются разнообразіемъ пищи и образомъ жизни, потому что растенія и животныя, переселенныя въ другой климатъ, или остаются безъ всякихъ измѣненій или же вымираютъ: волкъ и лисица водятся отъ жаркаго до холоднаго пояса и сохраняютъ всѣ свои признаки почти безъ всякаго измѣненія. Одичавшія въ Америкѣ лошади нисколько не отличаются отъ крымскихъ или украинскихъ (Вайтцъ, T. I. Стр. 41). Евреевъ часто приводили въ примѣръ того, что климатъ можетъ производить соотвѣтственныя измѣненія въ организаціи. Черные, смуглые и бѣлокожіе евреи, брюнеты и блондины, указывали мы зависимость еврейскаго племени отъ климатическихъ условій; но строжайшія изслѣдованія еврейскихъ ученыхъ, особенно доктора Ашера, доказали, что эти типы у евреевъ существовали искони вѣковъ въ самой Палестинѣ, и что различія, характеризующія евреевъ, разбросанныхъ теперь вездѣ и повсюду, произошли отъ первоначальныхъ племенныхъ особенностей, а вовсе не отъ климата {К. Фогтъ. Челов. стр. 378}. Цвѣтъ волосъ и глазъ, именно зрачка, считался неотъемлемою принадлежностью климата, но между тѣмъ весьма многочисленны случаи уклоненій въ этомъ отношеніи. Рыжіе волосы часто встрѣчаются у негровъ, мулатовъ, также у папуасовъ въ Южномъ океанѣ, на Таити, въ Новой Зеландіи и на другихъ островахъ, у эскимосовъ, у эстовъ, у вотяковъ, у индусовъ и арабовъ въ Зембо. На Тиморѣ встрѣчаются всѣ средніе оттѣнки въ цвѣтѣ кожи отъ темножелтаго до чернаго, и отъ красноватыхъ гладкихъ до короткихъ курчавыхъ волосъ папуасовъ. У негровъ конго и у бушменовъ встрѣчаются какъ рыжіе волосы, такъ и глаза различныхъ цвѣтовъ. Брюсъ и другіе видѣли кабиловъ съ голубыми глазами и рыжими волосами. Уэльсъ видѣлъ на Таити примѣры волосъ коричневаго, краснаго и даже льняного цвѣта. Пикарингъ и другіе естествоиспытатели поэтому неправы, если они на себя берутъ утверждать, что рыжіе и льняного цвѣта волосы, а также голубые глаза встрѣчаются исключительно у бѣлой расы. Что касается до цвѣта кожи, то между пегуенчами встрѣчаются индѣйцы поразительно бѣлаго цвѣта, совершенно такого, какъ нѣмецкіе земледѣльцы. Бороаносы, принадлежащіе къ арауканамъ, имѣютъ такой свѣтлый цвѣтъ кожи, что Молини по наружности и цвѣту сравниваетъ ихъ съ сѣверными европейцами {Вайтцъ. T. I, стр. 244 и 245.}. Читатель насъ проститъ, если мы будемъ дальше цитировать Вайтца. Вайтцъ, это непроходимый лѣсъ фактовъ, и потому мы вынуждены по преимуществу имъ пользоваться для нагляднаго и болѣе рельефнаго подтвержденія нашей идеи. Онъ говоритъ, что многіе часто указывали на то обстоятельство, что цвѣтъ кожи вовсе не находятся въ самой тѣсной зависимости отъ географической широты мѣстъ и средней годовой температуры. Относительно населенія Америки это доказалъ А. Гумбольдъ: самые темнокожіе народы, встрѣчаемые въ этой части свѣта вовсе не принадлежатъ къ жителямъ экваторіальныхъ странъ. Тоже самое должно сказать о полинезійскихъ народахъ, о которыхъ Бичи замѣтилъ, что болѣе темные обитаютъ на вулканическихъ островахъ, а болѣе свѣтлые на коралловыхъ жители острововъ Маркизскихъ, Мореплавателей, Товарищества и Дружбы представляютъ рядъ оттѣнковъ отъ свѣтлаго до темнаго цвѣта, но еще темнѣе жители Новой Зеландіи, острововъ Сандвичевыхъ и жители острововъ Остеръ- Подъ одинаковой широтой съ полинезійцами и отчасти въ очень недалекомъ разстояніи отъ нихъ живетъ множество народовъ, имѣющихъ грязноватый, темнокоричневый цвѣтъ; между ними нѣкоторые, напр. жители Ванъ-Дименовой Земли, темнѣе новоголландцевъ, живущихъ ближе къ экватору. Всѣ эти и другіе подобные факты даютъ поводъ (и право) думать, что цвѣтъ кожа зависать не столько отъ климатическихъ условіи, сколько отъ происхожденія. Тоже самое нужно сказать о цвѣтѣ и свойствахъ волосъ и радужной оболочки { Вайтцъ. T. I. Стр. 46.}. Только въ бѣлой расѣ встрѣчаются народы съ розоватымъ оттѣнкомъ, свѣтлой радужной оболочкой и бѣлокурыми волосами, и въ этомъ, конечно, должно видѣть полнѣйшее доказательство, что племенныя особенности имѣютъ здѣсь несравненно болѣе сильное вліяніе, чѣмъ климатъ. Гумбольдъ собралъ множество примѣровъ, доказывающихъ, что цвѣтъ кожи зависитъ больше отъ происхожденія чѣмъ отъ климата. Такъ, мехиканцы, напр. гораздо темнѣе обитателей самыхъ жаркихъ странъ южной Америки; гвапкасы, живущіе у истоковъ Ориноко, значительно свѣтлѣе окружающихъ ихъ индѣйскихъ народовъ, хотя, повидимому, живутъ при совершенно одинаковыхъ внѣшнихъ условіяхъ. Нецивилизованные народы сохраняютъ свой типъ, цвѣтъ кожи и волосъ безъ всякаго измѣненія. Такъ фулахи, народъ особаго происхожденія, живя среди негровъ, вполнѣ сохранили свои племенныя особенности. Буркгардъ могъ узнать еще потомковъ боснійскихъ солдатъ, сосланныхъ султаномъ Селимомъ въ 1420 г., и поселившихся въ Нубіи. Онъ узналъ ихъ по свѣтлокоричневому цвѣту и чертамъ лица, обличавшимъ сѣверное происхожденіе. Рафаловичъ также утверждаетъ, что онъ узналъ ихъ по ихъ свѣтлому цвѣту кожи. Мы выше упомянули, какъ евреи, разсѣянные но всему свѣту и подвергаясь влеченіе тысячелѣтій всевозможнымъ климатическимъ перемѣнамъ и разнымъ другимъ невзгодамъ, все-таки сохранили свой типъ почти въ первобытной чистотѣ и притомъ до такой степени, что Мильнъ-Эдвардсъ, увидѣвъ египетскую катакомбу, вскрикнулъ: "вотъ еврей", указывая на изображенія племенъ, бывшихъ подвластными Фараонамъ. Все это доказываетъ, что прирожденная племенная особенность можетъ измѣняться лишь медленно и послѣ многихъ поколѣній, и притомъ не силою одного лишь климата.
   Хотя у индусовъ во всѣхъ кастахъ встрѣчаются свѣтлыя и темныя особи самыхъ разнообразныхъ оттѣнковъ, но вообще низшіе классы но большей части имѣютъ цвѣтъ болѣе темный, тогда какъ брамины болѣе свѣтлый, такъ что въ сравненіи съ прочимъ населеніемъ они кажутся бѣлыми. Женщины и дѣвушки арабскаго племени гассани въ восточной Африкѣ сильно хлопочутъ о томъ, чтобы сохранить свѣтлый цвѣтъ кожи, и потому онѣ настолько отличаются отъ мужчинъ, имѣющихъ темнокоричневый цвѣтъ, что это дало поводъ усумниться въ ихъ племенномъ сродствѣ. Особенно поразительныя различія въ цвѣтѣ кожи и волосъ замѣчаются у финскихъ народовъ, и притомъ эти различія нельзя объяснить смѣшеніемъ: темноволосые темнаго цвѣта лопари и вогулы стоятъ въ близкомъ родствѣ съ бѣлокурыми свѣтлокожими финнами, черноволосыми, но свѣтлокожими венгерцами и рыжими остяками. Л. Фонъ-Будъ прямо объясняетъ это явленіе тѣмъ, "что финны достаточно ограждены отъ климатическихъ вліяній хорошей пищей, теплой одеждой, жилищами; между тѣмъ какъ малорослые, физически плохо развитые лопари подвергаются всѣмъ невзгодамъ окружающей ихъ атмосферы".
   Во многихъ случаяхъ мы видимъ замѣчательную и поразительную разницу въ цвѣтѣ кожи и не можемъ ее объяснить ни разностью въ типѣ, ни происхожденіемъ, но это противорѣчіе въ такомъ случаѣ лучше всего объяснить образомъ жизни различныхъ народовъ, и именно тѣмъ, въ какой мѣрѣ они обладаютъ средствами, способностью и умѣньемъ защищаться отъ вліянія климата. Это особенно бросается въ глаза тамъ, гдѣ жаркій климатъ сопровождается сильными и частыми измѣненіями температуры и сухостью или влажностью воздуха. Поэтому, беззащитность противъ климатическихъ вліяній слѣдовательно больше всего содѣйствуетъ тому, что кожа дѣлается темнѣе. На Сандвичевыхъ островахъ замѣчено, что знатный классъ представляетъ болѣе темный оттѣнокъ въ цвѣтѣ кожи, чѣмъ низшій." Нельзя сказать, чтобы эти факты окончательно рѣшали вопросъ и чтобъ не было противорѣчіи. Такъ "у нѣкоторыхъ народовъ цвѣтъ кожи мужчинъ и женщинъ различенъ, хотя нельзя допустить ни разницы въ происхожденія, ни разницы въ мѣрахъ, принимаемыхъ ими для защиты отъ вліяній погоды. Тоже замѣчается у туземцевъ средняго пилькомойо, у которыхъ женщины также бѣлы, какъ испанки, у кироадосовъ и нурисовъ, у которыхъ мужчины имѣютъ гораздо болѣе темный цвѣтъ, тогда какъ цвѣтъ женщинъ почти желтоватый съ явственнымъ румянцемъ на щекахъ. Такіе факты остаются пока безъ объясненія (и доказываютъ. что не слѣдуетъ торопиться взваливать все на климатъ), но они нисколько не уменьшаютъ значенія того общаго правила, что цвѣтъ кожи, какъ и вообще наружный видъ главнымъ образомъ зависятъ отъ образа жизни, отъ ея удобствъ, отъ обилія средствъ или отъ недостатка и трудностей добыть ихъ. Все это тѣсно связано съ достаточной или недостаточной защитой отъ зноя, холода и сырости. Всѣ расы даютъ намъ на это самыя положительныя подтвержденія. Я это заставляетъ насъ считать климатическія вліянія отдаленными общими причинами, измѣняющими физіологическое строеніе человѣческаго организма, и даже неимѣющими особеннаго значенія по отношенію къ благосостоянію массъ. Правда, иной разъ физіологическое строеніе организма настолько измѣняется и притомъ, по всей вѣроятности, въ силу климатическихъ условій, что это невольно бросается въ глаза, но все-таки такое измѣненіе не имѣетъ дальнѣйшей важности. Такъ, Оппенгеймеръ {Общепонятныя естественно-научныя гигіеническія и медицинскія сочиненія. Стр. 84.} говоритъ, что "если сравнить англичанина съ американцемъ, то увидимъ поразительную разницу между ними, хотя эти люди одного племени. Въ американцѣ бросаются въ глаза блѣдный темноватый цвѣтъ лица, ровность и вялость чертъ. Сравнительно съ англичаниномъ, американецъ худъ; у него жесткіе и торчащіе волосы и поразительно длинная шея; поэтому въ англійскихъ каррикатурахъ американцы изображаются съ журавлиной шеей и съ гривой. Эта грива, въ противоположность шелковистымъ волосамъ англичанъ, есть очевидное приближеніе къ американскимъ индѣйцамъ". Дарвинъ говоритъ, что это измѣненіе нельзя приписать подбору, который не могъ подѣйствовать на нихъ въ столь короткій промежутокъ времени. "Эти особенности, говоритъ Вайтцъ, весьма справедливо объясняютъ, съ одной стороны, изсушающими западными вѣтрами, господствующими въ Соединенныхъ Штатахъ, вліяніе которыхъ такъ сильно, что хотя тамъ падаетъ вдвое больше дождя, чѣмъ въ Европѣ, однако засухи нерѣдко дѣйствуютъ гибельно на успѣхъ жатвы; съ другой стороны, имѣетъ вліяніе и безпрерывная дѣятельность янки, его большая склонность къ спиртнымъ напиткамъ, подъ вліяніемъ которыхъ онъ подчасъ приходитъ въ изступленіе. Чѣмъ объясняется и ею раздражительность". Замѣтимъ при этомъ, что различія эти преимущественнѣе отпечатлѣваются на низшемъ рабочемъ людѣ чѣмъ на богатомъ и зажиточномъ классѣ. Тѣмъ не менѣе, какъ бы тамъ ни было, эти ничтожныя измѣненія не помѣшали переселенцамъ достигнуть первенствующаго могущества на земномъ шарѣ; между тѣмъ, какъ индѣйцы, обитавшіе тамъ съ временъ незапамятныхъ, не могли подняться выше уровня дикарей. И это совершенно понятно. Въ странѣ инковъ духовное образованіе было доступно линіи дѣтямъ знатныхъ дворянъ, народу же было строжайше запрещено доставлять возможность образованія, чтобъ народъ не возгордился бы и не потрясъ бы основы государства" {Вайтцъ. T. 1 Стр. 418.}.
   Наступленіе полового развитія, плодовитость и средняя продолжительность жизни всегда считались въ полнѣйшей зависимости отъ климата, но и эти предположенія оказались въ высшей степени шаткими и неимѣшщими прочнаго основанія. И здѣсь пища, образъ жизни, передача наслѣдственныхъ особенностей, расовыя отличія и степень цивилизаціи и культуры оказываютъ преобладающее вліяніе и отодвигаютъ значеніе климата на задній планъ. Такъ, у негровъ и монголовъ, живущихъ въ однихъ широтахъ и при одинаковомъ климатѣ съ европейцами, возмужалость наступаетъ раньше, чѣмъ у послѣднихъ, что зависитъ скорѣе всего отъ образа жизни. Относительно плодовитости Кетле утверждаетъ, что сѣверъ и югъ представляются одинаково благопріятными для плодовитости. По его мнѣнію, хотя въ южныхъ странахъ Европы плодовитость больше, чѣмъ въ сѣверныхъ, но при этомъ другія обстоятельства всегда переживаютъ вліянія климата.
   Фоассакъ и Вайтцъ одинаково согласны въ томъ, что климатъ не имѣетъ замѣтнаго вліянія на физіологическое отправленіе легкихъ и сердца. Средняя теплота тѣла и число дыхательныхъ движеній не представляютъ замѣтной разницы подъ тропиками и въ полярныхъ странахъ. Хотя нѣкоторые и утверждали, что теплота тѣла въ жаркомъ поясѣ на 2 или 3о меньше, а другіе, что на Цейлонѣ она больше чѣмъ на 2о, но это, однакожъ, не подтвердилось. Гмелинъ, Россъ и Парри не нашли подъ 74о с. ш. никакихъ отступленій въ этомъ отношеніи. Точно также не подтвердилось новѣйшими наблюденіями и указанія на болѣе быстрый пульсъ у жителей южныхъ странъ. Зрѣлость дѣвушекъ многихъ индѣйскихъ народовъ наступаетъ довольно поздно, именно около 18 или 20 года, а на 40-мъ онѣ уже теряютъ способность родить. Но это, впрочемъ, не составляетъ явленія общаго все американской расѣ, по тому что у потоватомасовъ зрѣлость у женщинъ наступаетъ на 14 году, а у сіусовъ на 15 или 16-мъ; у делаваровъ и ирокезовъ дѣвушки выходятъ замужъ обыкновенно на 14 году. Въ жаркомъ поясѣ Америки браки также заключаются очень рано когда дѣвушкѣ еще только 10--13 лѣтъ, а въ древней Мехикѣ дѣвушки выходили замужъ только въ 10 или 18 лѣтъ, а мужчины въ 20 или 22 года, а въ древнемъ царствѣ инковъ законъ назначалъ для дѣвушекъ возрастъ въ 18 или 20 лѣтъ, а для мужчинъ 24 года. У монголовъ, калмыковъ, самоѣдовъ, лопарей, камчадаловъ, якутовъ, остяковъ, несмотря на холодный климатъ, зрѣлость дѣвушекъ наступаетъ на 12 или 13 году, что существенно зависитъ отъ животной пищи этихъ народовъ и отъ сильной жары въ ихъ жилищахъ. Въ жаркомъ поясѣ на островахъ Фиджи наступаетъ зрѣлость дѣвушекъ на 14 году, а у мальчиковъ на 17 или 18 году. Въ тотъ же періодъ, то есть въ 14 лѣтъ наступаетъ зрѣлость дѣвицъ въ Парижѣ, Тулонѣ, Марсели и Ліонѣ, по Будену, что и побудило его прибавить, что вопросъ о зрѣлости дѣвушекъ долженъ разсматриваться кромѣ климата и съ точки зрѣнія расы и національности (Буденъ, т. I, стр. 393). Мы сами знаемъ дѣвицъ въ пермской губерніи изъ привилегированнаго класса общества, у которыхъ регулы наступали въ 11 лѣтъ.
   Обширными статистическими изслѣдованіями доказано, что въ европейскихъ странахъ отношеніе мужскихъ рожденій къ женскимъ равняется какъ 106:100, и почти во всѣхъ климатахъ существуетъ подобный перевѣсъ мальчиковъ надъ дѣвочками.
   Сила давленія руками также составляетъ расовую особенность и никакъ не можетъ быть поставлена въ зависимость отъ климата. Во время кругосвѣтнаго путешествія австрійскаго фрегата Новара, Шерлеръ и Шварцъ, бывшіе на немъ, испытали силу динамометромъ у разныхъ народовъ, ими изслѣдованныхъ. Новозеландцы, по ихъ наблюденію, занимали въ этомъ отношеніи порше мѣсто и заявили силу давленія въ 8820 килогр. Можно бы подумать, что такая дикая сила и есть удѣлъ докарей, но далеко не всѣхъ. Другіе оказались несравненно слабѣе: мадурцы вытянули всего 3027 килогр.-- почти треть въ сравненіи съ новозеландцами. Между эгими двумя крайностями оказались: одинъ дикарь съ острова Стюарта обнаружилъ силу въ 5647 килогр.; бугійцы вытянули 5028 килогр.; потомъ амбоинцы вытянули 4869; никоборы -- 484; сонди -- 4676; австралійцы -- 4036; яванцы -- 4525 и, наконецъ, китайцы вытянули лишь всего 4128. Отсюда оказывается, что полинезійцы были крѣпче остальныхъ дикарей; малайцы крѣпче китайцевъ, а австралійцы крѣпче и тѣхъ и другихъ. По изслѣдованіямъ Ганморда, португальцы въ числѣ 11 человѣкъ заявили силу въ 64 килогр., французы -- въ 60, а англичане въ 65 килогр. Ясно, что мускульная сила чисто расовая особенность, зависящая отъ соціальнаго положенія и меньше всего отъ климата.
   Было высказано мнѣніе, что средняя продолжительность жизни всего больше въ умѣренномъ поясѣ, и что затѣмъ она уменьшается по направленію къ жаркому. Но это подлежитъ большому сомнѣнію. По крайней мѣрѣ, слѣдующіе факты должны пошатнуть вѣроятность этого предположенія. Даже въ Австраліи, въ которой чаще, чѣмъ гдѣ либо приходится бороться съ внѣшними условіями, даже и тамъ встрѣчаются нерѣдко 70-лѣтніе старики. Не допускали также, чтобы сѣверо-американскіе индѣйцы доживали до глубокой старости, но теперь это всѣми признано въ силу несомнѣнныхъ фактовъ. Америко Веспучи видѣлъ вмѣстѣ сына, отца, дѣда, прадѣда и прапрадѣда. Лери, посѣтившій Бразилію, видѣлъ туземцевъ, которые доживаютъ до 100 и даже до 120 лѣтъ, а Пигафетти утверждаетъ, что они достигаютъ даже до 140 лѣтъ! Принцъ Максъ видѣлъ индѣйца, который могъ вспомнить о томъ, что случилось за 107 лѣтъ. Стивенсонъ, на основаніи церковныхъ книгъ, приводитъ такіе же примѣры для Перу. Подъ тропиками люди съ темною кожею, негры и индѣйцы, особенно способны достигать глубокой старости. По словамъ Пеппига, только цвѣтнокожіе и индѣйцы достигаютъ глубокой старости.
   Лихтенштейнъ приводитъ примѣры малайцевъ, достигающихъ на мысѣ Доброй Надежды до 120-лѣтняго возраста. Между туземцами Филиппинскихъ острововъ столѣтніе старики нерѣдки, а 80-лѣтніе выказываютъ на работахъ почти такую же силу, какъ мужчины среднихъ лѣтъ. Фоаесакъ собралъ примѣры долголѣтія у полинезійцевъ и у негровъ, глубокая старость которыхъ не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію. Одна женщина на мысѣ Костль-Кэстль видѣла свое потомство въ пятомъ поколѣніи. На островѣ св. Фомы негры доживали до 100 лѣтъ и болѣе. Въ Соединенныхъ Штатахъ 80 и 100-лѣтніе старики встрѣчаются гораздо чаще у свободныхъ цвѣтнокожихъ, и еще чаще у негровъ, чѣмъ даже у бѣлыхъ. Изъ 3 милліоновъ 1,400 имѣло болѣе 100 лѣтъ, а изъ 20 милліоновъ бѣлыхъ этого возраста достигли только 800. На островѣ Кубѣ, у негровъ, находящихся въ рабствѣ, сѣдые волосы и другіе признаки старости появляются поздно и одинъ изъ 900 доживаетъ до 100 лѣтъ. Между готтентотами также встрѣчаются случаи очень глубокой старости: Муди упоминаетъ объ одномъ готтентотѣ, который, судя по его воспоминаніямъ о прежнихъ губернаторахъ колоніи, долженъ былъ имѣть не менѣе 150 лѣтъ.
   Въ подтвержденіе того, на сколько правъ Дарвинъ, утверждающій, что различные организмы, поставленные къ одинаковыя условія, измѣняются различнымъ образомъ, и что измѣненія эти слѣдовательно больше зависятъ отъ свойства самаго организма, чѣмъ отъ внѣшнихъ условій;- въ доказательство этого вполнѣ вѣрнаго физіологическаго принципа мы приведемъ пару фактовъ, нелишенныхъ интереса.
   Извѣстно, какая суровая зима бываетъ въ пермской губерніи и особенно въ сѣверныхъ ея уѣздахъ; извѣстно, что въ пермскую губернію въ послѣдніе годы было переселено около 1,000 человѣкъ поляковъ. Насъ всегда поражало, что они переносили суровую пермскую зиму съ большею стойкостью и гораздо меньше кутаясь, чѣмъ мѣстные обыватели. Въ то время, какъ мѣстный житель надѣвалъ двѣ бараньи шубы, теплыя чулки и пимы, теплую шапку, рукавицы и т. д., полякъ въ 35омороза пробѣгалъ улицы города въ ватномъ пальтишкѣ, въ плоскихъ лѣтнихъ калошахъ и т. д., и всегда былъ бодръ, свѣжъ и несравненно рѣже простуживался, чѣмъ мѣстные жители.
   Еще болѣе компетентный наблюдатель сдѣлалъ такое же наблюденіе. Знаменитый хирургъ Лоррей, главный врачъ еще болѣе знаменитаго хирурга Наполеона I, былъ очевидцемъ гибельнаго отступленіи французовъ въ 1812 г. изъ Россіи, и самъ испыталъ всѣ прелести тогдашней суровой зимы. Заимствуемъ у Будена слѣдующее мѣсто изъ описаніи этого отступленія. "Я замѣтилъ, говоритъ Лоррей, что при равенствѣ прочихъ условій, сангвиническіе и пылкіе темпераменты лучше противостояли дѣйствію этого успокоивающаго агента (т. е. холода), чѣмъ лимфатики: такимъ образомъ, смерть щадила больше людей изъ южныхъ странъ Европы, чѣмъ изъ сѣверныхъ и влажныхъ, какъ-то: голландцевъ, гановерцевъ, пруссаковъ и другихъ нѣмецкихъ народовъ. Сами русскіе, судя по отчетамъ санитарныхъ врачей, оставшихся въ Вильнѣ, больше потеряли людей, чѣмъ французы, говоря относительно и въ силу одной этой причины. Три тысячи лучшихъ солдатъ гвардіи, всѣ родомъ изъ южныхъ провинцій Франціи, бодро вынесли всѣ превратности этого отступленія." "Старики Россіи и Польши увѣряли насъ, что они никогда не видѣли такой продолжительной и суровой зимы. Я замѣтилъ, что брюнеты и субъекты желчно-сангвиническаго темперамента, почти всѣ изъ южныхъ странъ Европы, лучше противились холоду и терпѣливѣе сносили его, чѣмъ блондины и субъекты флегматическаго темперамента, что совершенно противорѣчивъ общепринятому мнѣнію. Санитарные врачи, остававшіеся въ Вильнѣ, увѣряли меня, что холодъ похитилъ несравненно больше жертвъ изъ союзной арміи (говоря относительно), чѣмъ французовъ, хотя союзная армія имѣла несравненно больше средствъ предохранить себя отъ дѣйствія этого всесокрушающаго элемента, чѣмъ несчастные мои соотечественники, которые, ограбленные до нитки казаками и вынужденные переходить съ мѣста на мѣсто чуть не нагишомъ, съумѣли однакожъ вынести всѣ оскорбленія ледяной атмосферы и, благодаря своей энергіи, храбрости и смышленности, спаслись отъ окончательнаго замерзанія". " Итакъ, французы, португальцы, испанцы, итальянцы одни наименѣе пострадали отъ этихъ жестокихъ невзгодъ; новое доказательство, опровергающее мнѣніе автора l'Esprit des Lois; новое подтвержденіе, что уроженцы южныхъ странъ имѣютъ больше энергіи и обладаютъ большею способностью сопротивленія дѣйствію холода, чѣмъ народы сѣвера. Судя по донесеніямъ многихъ врачей и хирурговъ, раздѣлявшихъ участь нашихъ солдатъ и сосланныхъ вмѣстѣ съ ними въ Сибирь, почти всѣ наши союзники, уроженцы Германіи, Гановера и Голландіи, всѣ вымерли; нѣкоторые русскіе войска (именно казаки) и поляки лучше перенесли всѣ эти бѣдствія, но послѣдніе имѣютъ въ физическомъ отношеніи большое сходство съ южными народами". "Докторъ Mestivier, долго проживавшій въ Москвѣ, увѣрялъ насъ, что одни лишь французы могутъ безнаказанно прогуливаться по улицамъ этого города въ самый сильный холодъ въ простомъ рединготѣ сверхъ сюртука; между тѣмъ, какъ мѣстные жители съ трудомъ выносятъ вліяніе суроваго холода, хотя и кутаются въ теплыя шубы" (Буденъ. T. I, стр. 405--407).
   Все вышеприведенное, такимъ образомъ, несомнѣнно убѣждаетъ насъ, что различные организмы при одинаковыхъ внѣшнихъ условіяхъ измѣняются различнымъ образомъ, и что могущественнѣйшее орудіе климата -- температура, далеко не одинаково дѣйствуетъ на различные организмы. Далѣе, изъ этого краткаго очерка физіологическаго значенія мы приходимъ къ тому убѣжденію, что человѣкъ, собственно говоря, такъ организованъ, что онъ можетъ благоденствовать во всѣхъ возможныхъ климатахъ, что всѣ физіологическіе процессы и отправленія совершаются вполнѣ одинаково подъ всѣми широтами и вопреки разнообразію климатическихъ условій; что его ростъ, тѣлосложеніе, наружный видъ, цвѣтъ кожи и волосъ, темпераментъ, мышечная сила, кровообращеніе, дыханіе, половая зрѣлость, температура тѣла и долголѣтіе -- всѣ эти явленія физіологической жизни и анатомическаго строенія организма во всемъ ихъ разнообразіи не соотвѣтствуютъ и не гармонируютъ съ климатическимъ разнообразіемъ, а если и находятся въ зависимости отъ климата, то какъ отъ самой отдаленной общей причины, легко и удобно видоизмѣняемой до безконечности степенью и разнообразіемъ прочихъ внѣшнихъ условій, какъ-то пищей, или вообще питаніемъ, внѣшней обстановкой, благосостояніемъ, соціальнымъ бытомъ, умственнымъ и нравственнымъ развитіемъ, силою культуры и цивилизаціей.
   Вопросъ объ акклиматизаціи въ силу ученія Дарвина долженъ также вступить въ новую фазу развитія. Вопросъ этотъ претерпѣлъ множество измѣненій въ своемъ историческомъ развитіи. Долго держались ученія Бэргава, который утверждалъ, что ни одно животное. снабженное легкими, не можетъ жить въ атмосферѣ, которой температура равняется температурѣ крови. Потомъ господствовало мнѣніе, защищаемое преимущественно Malte Brun'омъ, что человѣкъ -- животное космополитическое, умѣющее освоиваться со всякимъ климатомъ. Противъ этого мнѣнія, слишкомъ отзывавшагося крайностью, возсталъ цѣлый сонмъ наблюдателей, во главѣ коихъ стоялъ съ цѣлымъ арсеналомъ несомнѣнныхъ фактовъ знаменитый Буденъ. Онъ говоритъ, что человѣкъ, какимъ мы его знаемъ теперь, не можетъ считаться космополитомъ, и что способность его акклиматизироваться, въ сущности ограниченная, видоизмѣняется замѣтнымъ образомъ въ связи и зависимости отъ расы; одни изъ расъ могутъ безнаказанно переселиться на болѣе или менѣе значительное разстояніе отъ мѣста происхожденія и отъ родной почвы, другіе, напротивъ, слишкомъ плотно привязаны къ весьма ограниченному району. Мы хорошо знаемъ, что это мнѣніе слишкомъ противорѣчивъ господствовавшимъ доселѣ теоріямъ, но тѣмъ не менѣе, нужно согласиться, что это мнѣніе высказано на основаніи самыхъ положительныхъ доводовъ и въ силу рѣшительныхъ фактовъ. Пора, чтобъ медицина, общественная гигіена и политическая экономія приняли участіе въ рѣшеніи этого вопроса, чтобы уменьшить зло. И Буденъ былъ правъ, что такъ сильно возсталъ противъ насильственныхъ теорій. Одна колонизація Алжира стоила Франціи не мало жертвъ и еще больше денегъ. Плантаторское изнасилованіе Африки, откуда вывозились тысячи негровъ во всѣ мѣста Америки, также старались оправдывать самою мягкою и гибкою натурой примѣняться ко всѣмъ климатамъ и даже къ рабскому положенію. Все это, конечно, должно было вызвать протестъ со стороны людей науки и гуманности. Но въ рѣшеніи этого вопроса необходима крайняя осторожность. Насколько факты говорятъ противъ способности человѣка къ акклиматизаціи, настолько же ou и говорятъ и въ пользу этого предположенія.
   Исторія до сихъ поръ показываетъ, говоритъ Оппенгеймеръ, что обитатели умѣреннаго пояса, особенно англичане, нѣмцы и французы. не выдерживаютъ долгаго пребыванія въ тропическихъ странахъ. Они тамъ нигдѣ не могли основать государства, способнаго къ культурѣ, которое могло бы существовать безъ постоянныхъ сношеній съ метрополіей, безъ постоянныхъ переселеній изъ нея. Мы видимъ это въ Индіи, въ центральной Америкѣ, въ Африкѣ и другихъ мѣстахъ, Тоже показываетъ и древняя исторія. Галлы, переселившіеся въ Ломбардію и Малую Азію и прежде наводившіе ужасъ даже на римлянъ, выродились въ этихъ странахъ и безслѣдно вымерли. Могущественное царство вандаловъ въ Африкѣ послѣ непродолжительнаго существованія изчезло изъ исторіи. Несмотря на чрезвычайныя усилія, на огромныя средства, пожертвованныя римлянами на колонизацію ихъ африканской провинціи -- той самой страны, которую теперь хотятъ колонизовать французы,-- эта провинція не пережила паденія Рима и теперь только развалины напоминаютъ о великомъ организаторскомъ талантѣ римлянъ. Потомъ Египетъ. Нѣтъ страны, которая бы видѣла столько чужеземныхъ завоеваній и новыхъ колоній, какъ древняя почва Египта Эфіопы и индѣйцы, арабы и персы, греки и римляне, венеціянцы и турки, англичане и французы -- всѣ или долго владѣли Египтомъ, или основывали въ немъ колоніи. Всѣ чужеземные властители окружали себя многочисленнымъ иноземнымъ населеніемъ. И отъ всѣхъ этихъ народовъ не осталось ничего, кромѣ воспоминанія; всѣхъ поглотила почва Египта. Нынѣшніе обитатели его, копты и феллахи, суть такой же расы люди, какъ и тѣ, которыхъ мы находимъ въ великолѣпныхъ гробницахъ Египта, которыхъ изображали на гранитѣ пирамидъ его художники 150 столѣтій тому назадъ.
   Голландцы начали устраивать колоніи на Мысѣ Доброй Надежды въ 1652 г., и они ничего не щадили для поддержанія этихъ колоній. И что же? Въ 1830 г., спустя 188 лѣтъ, послѣ неимовѣрныхъ усилій и затратъ, на Мысѣ насчитывали не болѣе 100,000 свободныхъ жителей. Англія израсходовала болѣе милліарда, чтобы устроить поселеніе европейцевъ въ Сіерра-Леоне, и эта колонія насчитываетъ теперь едва сотню бѣлыхъ, изъ коихъ и двадцатая доля не родилась на африканской почвѣ (Буденъ). Но мы слишкомъ мало вѣримъ въ воинскія колоніи, въ colonie soldatesque, и эти крайности обязаны не одному лишь климату, а другимъ, можетъ быть, болѣе важнымъ обстоятельствамъ. Въ доказательство этого мы приведемъ слѣдующіе факты и соображенія. Американская раса живетъ подъ всѣми широтами Новаго Свѣта, несмотря на всевозможныя климатическія различія; каждый съ нами согласится, что индо-германское племя, родомъ изъ Азіи, исподоволь перешло въ Европу и разселилось до самыхъ сѣверныхъ предѣловъ ея, мало-по-малу освоившись со всѣмъ разнообразіемъ европейскихъ климатовъ и несмотря на рѣзкую противоположность съ климатомъ первобытной своей страны; далѣе европейцы en masse переплыли величайшее препятствіе -- океанъ, и разбрелись по всѣмъ закоулкамъ Америки, все болѣе и болѣе колонизируя ее. Это породило даже убѣжденіе, что къ акклиматизаціи болѣе всего способна бѣлая раса и этимъ старались доказать превосходство этой расы надъ всѣми остальными расами; но если это имѣетъ сколько нибудь достовѣрную силу, то развѣ относительно жителей умѣреннаго пояса. Дѣйствительно, нецивилизованный дикарь не можетъ выносить въ такой же степени перемѣну климата, какъ цивилизованный европеецъ, потому что во многихъ такихъ случахъ первобытный человѣкъ погибаетъ отъ недостатка средствъ защиты противъ вредныхъ вліяній. Напротивъ, европеецъ, въ силу умѣнья приспособиться къ измѣнившимся обстоятельствамъ, въ силу умѣренности и примѣненія всего своего образа, жизни, обезпечиваетъ себя отъ всѣхъ вредныхъ климатическихъ вліяній, на которыя первобытный человѣкъ не обратилъ даже должнаго вниманія. Наконецъ, не можетъ не броситься въ глаза всякому безпристрастному наблюдателю, что есть расы, которыя пользуются особенными привилегіями въ отношеніи климата. Избранный народъ Божій, какъ бы баловень климатическій. Въ самомъ дѣлѣ, евреи пользуются чуть не монополіей космополитизма, по выраженію Будена. Въ то время, какъ французы, мавры, арабы и негры соперничаютъ между собою въ скорости вымиранія въ Алжиріи, евреи постоянно тамъ возрастаютъ въ большомъ числѣ, и хотя у нихъ смертность довольно значительна, но никогда она не превышаетъ числа рожденій. Въ Африкѣ, говоритъ Буденъ, евреи встрѣчаются, начиная отъ Варварійскихъ владѣній до мыса Доброй Надежды и отъ береговъ Чермнаго моря вплоть до Атлантическаго океана. Въ Алжиріи евреи, несмотря на скученность въ тѣсныхъ, зловонныхъ, мрачныхъ и подчасъ подземныхъ жилищахъ, отличаются однакожъ необыкновенной живучестью и далеко оставляютъ за собою въ этомъ отношеніи всѣ остальныя народности.
   Въ 1639 г. Давидъ Насци, португальскій еврей, выпросилъ индѣйской компаніи право устроить еврейскую колонію въ Кайенѣ. Но со времени завоеванія Кайены французами, въ 1664 г., евреи удалились въ Суринамъ, гдѣ число ихъ быстро возрастаетъ. Теперь евреи живутъ отъ Канады до Бразиліи и число ихъ въ Америкѣ простирается до 20,000, да въ Австраліи ихъ найдется тысячи двѣ. Въ Азіи евреевъ легко найти отъ береговъ Сиріи и Малой Азіи до восточныхъ предѣловъ Китая и съ юга на сѣверъ, отъ южной оконечности Индіи до Барабинской степи и Томска. Моисей Пассва, португальскій еврей изъ Амстердама, посѣтившій Кохину въ 1686 г., по возвращеніи въ Европу издалъ сочиненіе, въ которомъ, между прочимъ, встрѣчаются слѣдующія подробности: въ 4130 г. отъ сотворенія міра, послѣ вторичнаго разрушенія храма Титомъ, отъ 70 до 80,000 евреевъ проникли въ Малабаръ, гдѣ царь Херамъ Иберимонъ далъ имъ городъ Кранганоръ, который они впослѣдствіи вынуждены были оставить, чтобы удалиться въ Кохину. Хотя солнце Кохины пропекло ихъ до того, что они сдѣлались почти мулатами, они считали для себя безчестьемъ сближаться съ евреями-неграми, которые происходили отъ рабовъ, бывшихъ въ услуженіи у евреевъ Кранганора.
   Всѣ эти данныя въ концѣ концовъ даютъ намъ смѣлость отнестись съ полною вѣрою къ ученію Дарвина, который но долгомъ размышленіи и въ силу неопровержимыхъ фактовъ вправѣ утверждать, что "акклиматизація должна совершаться легко втеченіе длиннаго ряда поколѣніи," Каждый при этомъ долженъ исподоволь примѣняться посредствомъ соотвѣтственной одежды и пищи къ уменьшенной потерѣ тепла лѣтомъ и зимой, если не хочетъ, чтобы тѣло его потерпѣло вредъ и чтобы духъ его ослабъ. Одни англичане, которые нигдѣ не могутъ отказаться отъ мясной пищи и спиртныхъ напитковъ, выносятъ хуже всѣхъ тропическій климатъ; между тѣмъ, какъ болѣе осторожные испанцы и португальцы гораздо лучше выносятъ всякія климатическія крайности. Дарвинъ, поэтому, склоненъ разсматривать приспособленіе къ какому либо отдѣльному климату, какъ качество легко прививающееся къ значительной врожденной гибкости склада, свойственной большей части животныхъ. И съ этой точки зрѣнія способность человѣка и его домашнихъ животныхъ переносить самые разнообразные климаты, и такіе факты, какъ способность вымершихъ видовъ слона и носорога переносить климаты самые холодные, между тѣмъ, какъ нынѣ живущіе виды всѣ принадлежатъ жаркому поясу -- не должны считаться аномаліями, а лишь примѣрами очень общей гибкости, обнаружившейся при особыхъ обстоятельствахъ.
   Есть малороссійская пословица "на вербѣ груши." Пословица эта потеряла свое ироническое значеніе, потому что на вербѣ дѣйствительно могутъ рости груши. Культурой дойдутъ до того, что на Шпицбергенѣ будетъ прозябать виноградъ. Силою подбора и борьбой за существованіе человѣкъ разовьетъ свою способность къ акклиматизаціи до вполнѣ желаемаго космополитизма.
   Вліяніе климата на происхожденіе болѣзней, мы желали бы ограничить самыми тѣсными предѣлами. Медики до того привыкли во всемъ обвинять климатъ, что публика вслѣдъ за ними совершенно успокоивается на этомъ будто бы неизбѣжномъ злѣ. И медики и публика въ этомъ отношеніи совершенно оправдываютъ нѣмецкую поговорку, что "изъ-за лѣсу деревьевъ невидно." Вмѣсто того, чтобы изучить на самомъ дѣлѣ значеніе климатическихъ условій въ причиненіи болѣзней, педантизмъ ученыхъ безъ всякой логической провѣрки утрируетъ вліяніе климата уже слишкомъ и приноситъ этимъ величайшій вредъ, такъ какъ этимъ отнимается всякое стремленіе устранять настоящія причины человѣческихъ страданій. Этого мало; на той же ложной теоріи была построена убійственная система соціальнаго рабства и умственнаго застоя многихъ расъ. Плантаторъ, благодаря этой теоріи, съ спокойною совѣстію выжималъ послѣдній сокъ изъ негра, убѣжденный, что негръ заранѣе приготовленъ природой для рабства, что климатъ его страны низвелъ его на степень вьючнаго животнаго. Тоже думали и о расахъ холодныхъ полярныхъ странъ. На что имъ образованіе и культура, когда холодъ разъ навсегда сковалъ ихъ умственныя силы. Для эксплуататора политическаго и экономическаго -- эта теорія настоящій кладъ. Значеніе климата, какъ прямое и непосредственное причиненіе болѣзней, также слишкомъ серьезный вопросъ, чтобы его можно было разрѣшить на двухъ, трехъ страницахъ литературнаго журнала. Интересующихся отсылаемъ къ нашей брошюрѣ "Причины болѣзней." Здѣсь мы можемъ коснуться этого вопроса лишь мимоходомъ, по отношенію связи съ другими проявленіями климатическихъ вліяніи на человѣческій организмъ. Лично мы пока пришли къ тому убѣжденію, что и въ патологическомъ отношеніи, какъ сила вызывающая страданія, климатъ тоже имѣетъ лишь второстепенное значеніе и можетъ быть разматриваемъ, какъ отдаленная, общая причина. Непосредственное же его вліяніе довольно слабо я легко устраняется другими, болѣе близкими условіями.
   Изъ всѣхъ климатическихъ условій самыми главными и первенствующими мы считаемъ тѣ, которыхъ человѣкъ не въ силахъ видоизмѣнить ни на одну іоту: таковы температура, степень влажности, барометрическое давленіе, вѣтры. Тѣ же условія, которыя легко устранимы силою культуры, мы уже не можемъ причислять къ климатическимъ условіямъ. Во власти человѣка и его соціальной обстановки селиться въ такихъ мѣстахъ и дѣлать ихъ для себя безвредными и удобными; а потому болотистая мѣстность (въ строгомъ смыслѣ слова), производящая міазмы и причиняющая тѣмъ разныя болѣзни, не можетъ, въ строгомъ смыслѣ слова, быть отнесена къ климатическимъ условіямъ sine qua non, а есть лишь недостатокъ культуры, недостатокъ соціальнаго быта, что въ нашихъ глазахъ играетъ несравненно болѣе важную роль, чѣмъ всевозможныя климатическія условія. Мы это подтвердимъ нѣсколькими фактами.
   Мы вполнѣ и совершенно раздѣляемъ тотъ взглядъ, что человѣчество вообще можетъ быть подраздѣлено на двѣ категоріи людей: на людей брюшныхъ органовъ, обитающихъ въ болѣе теплыхъ краяхъ, и на людей грудныхъ органовъ, обитающихъ въ болѣе холодныхъ странахъ. Тѣ и другіе суть продукты мѣстныхъ физическихъ и космическихъ условій и внезапная перемѣна мѣстности для тѣхъ и другихъ отзывается гибельно на ихъ физическомъ здоровьѣ и притомъ въ противоположномъ направленіи. Такъ, народы грудныхъ органовъ, попадая въ страны теплыя, тропическія, заболѣваютъ и вымираютъ преимущественно отъ болѣзней брюшныхъ органовъ, именно отъ болѣзней печени, кишекъ и т. д.; и наоборотъ, народы брюшныхъ органовъ, какъ, напр., негры, попадая въ сѣверныя холодныя страны, заболѣваютъ и вымираютъ отъ болѣзней легкихъ, особенно отъ чахотки. Фактъ этотъ слишкомъ осязателенъ, чтобы не признавать его очевидность. Но это имѣетъ мѣсто лишь при такихъ внезапныхъ, крутыхъ, рѣзкихъ и слишкомъ противоположныхъ перемѣнахъ, и если въ этомъ видѣть силу климата, то бѣда еще невелика.
   Новѣйшія наблюденія показали, что самые могущественнѣйшіе бичи человѣчества, истребляющіе его en masse суть порожденія особенныхъ паразитовъ, которые проявляются при всѣхъ возможныхъ климатахъ и могутъ быть устранены силою культуры. Полюбуйтесь, читатель, какой списокъ недуговъ -- порожденіе нашего неразумія я соціальнаго убожества. Ксрь, оспа, скарлатина, коклютъ, рожа, крупъ, сибирская язва, гриппъ, чесотка, холера, тифъ, чума и лихорадка -- все это причиняется паразитами, гибельное дѣйствіе которыхъ цивилизація смягчаетъ и можетъ совершенно уничтожить и избавить человѣчество отъ этихъ лютыхъ враговъ. Мы приведемъ этому хотя одно крупное доказательство. Въ Віареджіо, въ графствѣ Лука, говоритъ Виллерме, мѣстные жители, разсѣянные небольшими группами и живя въ сильно жалкомъ убожествѣ и нищетѣ, ежегодно подвергались самымъ безжалостнымъ нападеніямъ перемежающейся лихорадки и притомъ почти въ одно и тоже время. Въ 1741 году догадались однакожъ устроить шлюзы, которыхъ подвижные клапаны допускали спускъ воды изъ болотъ въ озера и препятствовали наводненіямъ при разливахъ, такъ что страна не заливалась водой. Это маленькое нововведеніе имѣло однакожъ самое благотворное послѣдствіе: болота изчезли, а вмѣстѣ съ ними и лихорадка. Словомъ, округъ Віареджіо принадлежитъ теперь къ числу самыхъ здоровыхъ, самыхъ промышленныхъ и самыхъ богатыхъ мѣстностей Тосканы, и часть тѣхъ семействъ, которыхъ глупые предки погибли отъ дѣйствія aria cottiva {Болотныя испаренія въ тосканскихъ мареммахъ.}, отъ котораго они были безсильны защищать себя, теперь преспокойно благоденствуютъ и проявляютъ невѣдомую дотолѣ степень физической силы, здоровья и нравственнаго образованія. Такова сила цивилизаціи и культуры! Тѣмъ же путемъ будутъ устранены и другіе истребители-враги рода человѣческаго.
   Мы всегда были того убѣжденія, что на происхожденіе болѣзней насколько имѣетъ вліяніе климатъ, на столько же, если не больше еще, имѣетъ значеніе и самая организація субъекта. Мы приведемъ тому самый интересный и самый замѣчательный случай, заимствованный Дарвиномъ изъ лекцій Труссо. Послѣдній передаетъ слѣдующій разсказъ изъ своей практики. "Я лечилъ двухъ братьевъ близнецовъ, столь между собою похожихъ, что не было никакой возможности отличить одного отъ другого, особенно когда они бывали вмѣстѣ. Это физическое сходство простиралось еще дальше: они имѣли, извините за выраженіе, еще большее сходство патологическое, еще болѣе замѣчательное. Такимъ образомъ одинъ изъ нихъ въ Парижѣ заболѣлъ ревматическимъ воспаленіемъ глазъ и когда я его увидѣлъ, онъ мнѣ сказалъ; "мой брать, конечно, болѣ въ теперь такимъ же воспаленіемъ глазъ, какъ и я". Такъ какъ я этому удивился, то онъ спустя нѣсколько дней показалъ мнѣ письмо брата и-ъ Вѣны, который ему писалъ: "у меня мое воспаленіе глазъ, у тебя должно быть теперь твое." Какъ это ни странно, но это такъ, это вѣрно, это несомнѣнно: мнѣ это не разсказали, а я это видѣлъ и видѣлъ еще другіе подобные же случаи. Эти близнецы были также очень удушливы. Уроженцы Марсели, они однакожъ никакъ не могли оставаться въ своемъ родномъ городѣ, куда ихъ часто влекли собственные интересы, безъ того, чтобы не подвергнуться сильному припадку; въ Парижѣ же они никогда не подвергались этому припадку. Еще лучше, стоило имъ переѣхать въ Тулонъ, чтобы избавиться отъ мучительнаго недуга, испытываемаго въ родномъ городѣ. Путешествуя по своимъ дѣламъ и посѣщая различный страны, они замѣтили, что нѣкоторыя мѣстности вліяютъ на нихъ гибельно, а въ другихъ они были свободны отъ всякихъ припадковъ" {Дарвинъ. Прирученныя животныя. Т. І. Стр. 271.}.
   Есть цѣлая серія такъ называемыхъ эндемическихъ болѣзней, происхожденіе которыхъ приписывается исключительно мѣстнымъ климатическимъ условіямъ. Даже самъ Дарвинъ на нихъ нѣсколько напираетъ. Онъ впрочемъ оговаривается. Онъ говоритъ, что въ болѣзняхъ ограничивающихся только нѣкоторыми племенами, самую важную роль играетъ сложеніе племени, а послѣднее опредѣлилось неизвѣстными причинами. Въ примѣръ онъ приводитъ колтунъ (Plica polonica), отъ котораго такъ сильно страдаютъ поляки, между тѣмъ какъ нѣмцы и русскіе не подвергаются ему. Насколько этотъ примѣръ самъ по себѣ несостоятеленъ и вводитъ легко въ заблужденіе доказываетъ то, что колтунъ вовсе не считается болѣзнью, а лишь порожденіемъ нечистоты, неопрятности и т. п. Гиршъ собралъ чуть не цѣлую библіотеку объ этой болѣзни и на основаніи безпристрастныхъ наблюденій все-таки пришелъ къ тому убѣжденію, что колтунъ, порожденіе суевѣрія, глупости, въ силу чего нѣкоторые глупцы перестаютъ чесать волосы и искуственно создаютъ себѣ ерунду на головѣ для дополненія оной же, обрѣтающейся въ самой головѣ {Hirsch. Historisch.-geographische Pattologic. T. 2. Стр. 542.}.
   Къ совершенно другимъ заключеніямъ мы придемъ, если обратимъ наше вниманіе на соціальную сторону вопроса. Тутъ намъ открывается такое обширное поле для наблюденій, что даже странно, почему врачи не обратятъ своей дѣятельности преимущественно въ эту сторону. Кто не изощрялъ своего остроумія, чтобъ обругать климатъ Петербурга и выставить его причиной всѣхъ возникающихъ въ немъ болѣзней? Но что такое петербургскій климатъ въ сравненіи съ тѣми язвами, которыя подготовляетъ себѣ тамъ человѣкъ собственными руками? Со дни основанія Петербурга и до настоящаго времени тамъ похоронено 2 милліона труповъ, которыя превосходно гніютъ и производятъ такую aria cottiva, съ которой въ сравненіи всякія климатическія невзгоды -- ничто. И чѣмъ дальше въ лѣсъ, тѣмъ больше дровъ; чѣмъ долѣе продлится такое положеніе кладбищъ въ Петербургѣ, тѣмъ сильнѣе будутъ дѣйствовать тамъ вредныя испаренія, а успокоительнымъ виновникомъ останется неисправимый климатъ.
   Медицинская статистика и историко-географическое описаніе болѣзней, такъ плодотворно обработанное Эстерленомъ, Буденомъ, Гиршомъ, убѣждаютъ насъ, что бѣдность, соціальное убожество, нищета, невѣжество, людская глупость разнообразная до безконечности, далѣе пьянство, сифилисъ и другіе нравственные недуги соціальнаго быта -- такіе могущественные дѣятели и пригоняютъ такую массу физическихъ болѣзней, что право намъ стыдно убаюкивать себя всякими климатическими небылицами и сидѣть сложа руки при видѣ того, какъ соціальное зло пожираетъ общественный организмъ. Всѣ формы чахотки и бугорчатки, всѣ виды золотухи, безкровія, малокровія, рака, скорбута, рахитизма -- все это результатъ убожества, нищеты или извращенной цивилизаціи, излишества, роскоши, тунеядства, обжорства, мракобѣсія и самодурства.
   Озираясь кругомъ и сводя счеты всѣмъ этимъ разнообразнымъ страданіямъ человѣческаго организма, мы видимъ въ нихъ лишь видоизмѣненное проявленіе одной общей могущественной причины, "борьбы за существованіе", которую природа избрала орудіемъ для достиженія своихъ великихъ цѣлей -- усовершенствованія человѣческаго организма и гармоніи въ распредѣленіи органическихъ существъ, недопускающей излишества и преобладающей крайности. Въ рукахъ разумнѣйшей твари, во власти человѣка руководить этой силой и употребить ее себѣ на пользу, а не во вредъ, чѣмъ онъ и докажетъ свое превосходство надъ всѣми остальными животными.
   Вліяніе климатическихъ, теллурическихъ и вообще космическихъ условій на умственную, нравственную, религіозную и политическую стороны человѣка представляетъ такой хаосъ противорѣчій, что, собственно говоря, этого здѣсь и не слѣдовало бы касаться, какъ вопроса неидущаго къ дѣлу и но меньшей мѣрѣ неумѣстнаго въ виду борьбы за существованіе, потому что толкованіе этого вопроса -- чистѣйшій сумбуръ. Начиная съ Монтескье и оканчивая Фоассакомъ, который посвятилъ этому вопросу весь второй томъ, -- всѣ изслѣдователи, занимавшіеся этимъ вопросомъ, до сихъ поръ, по крайней мѣрѣ, не пришли, но нашему убѣжденію, ни къ одному сколько нибудь вѣрному и опредѣленному положенію. Всѣ ихъ толкованія темны, сбивчивы и запутаны. Разобрать Фоассака -- мало отдѣльной статьи и дѣло не стоитъ труда; мы безъ смѣху не могли читать многія его страницы; наше терпѣніе лопалось на каждой страницѣ и мы лишь удивлялись терпѣнію, хватившему на то, чтобъ написать цѣлый томъ и ничего умнаго не сказать. На это нужно также умѣнье и талантъ.
   Самыя кровожадныя и дикія животныя водятся въ тропическомъ климатѣ, говоритъ Фоассакъ, именно тигръ, левъ, пантера, крокодилъ, шакалъ и т. д., а въ холодномъ климатѣ ихъ нѣтъ; отсюда слѣдуетъ, что и самые дикіе, самые жестокіе и самые негостепріимные народы также живутъ въ тропическомъ или жаркомъ климатѣ, а самые цивилизованные въ умѣренномъ. Но медвѣдь бѣлый и сѣрый, волкъ, всевозможныя гадюки кажись уживаются же на самомъ отдаленномъ сѣверѣ, и народы, обитающіе въ сѣверномъ умѣренномъ и холодномъ поясѣ, тоже не всѣ заслуживаютъ титла цивилизованныхъ; какая же тутъ связь съ климатомъ? Если считать климатъ такимъ могущественнымъ дѣятелемъ въ отношеніи умственной и нравственной жизни народовъ, и если приводить въ доказательство того, что именно климатъ Европы наиболѣе располагаетъ къ совершенствованію человѣка во всѣхъ этихъ отношеніяхъ, то почему же это не составляетъ удѣла всѣхъ народовъ, обитающихъ въ Европѣ. Вѣдь строго говоря, только два племени, романское и англосаксонское, могутъ быть названы творцами прогресса, цивилизаціи и культуры, но кромѣ этихъ двухъ племенъ еще многія другія обитаютъ въ Европѣ, которыя до сихъ поръ не заявили себя ни однимъ міровымъ событіемъ, ни однимъ историческимъ фактомъ, который облегчилъ бы тягостное существованіе человѣчества.
   Либеральный Монтескье воображалъ, что умѣренный или даже холодный климатъ требуетъ и располагаетъ къ свободѣ, а жаркій и тропическій обусловливаетъ деспотизмъ. Этого не снесъ даже Фоассакъ, и говоритъ, что "достаточно бросить взоры на глобусъ, чтобы убѣдиться, насколько принципы Монтескье ошибочны и противорѣчатъ дѣйствительности. Заключенная въ самую тѣсную рамку, Европа вопреки разнообразію климатовъ представляетъ намъ всѣ формы правленія отъ самыхъ абсолютныхъ монархій до самыхъ просвѣщенныхъ и свободныхъ республикъ. На крайнемъ ея сѣверѣ и на всемъ югѣ, съ запада и съ востока, вездѣ можно натолкнуться на самыя противоположныя формы правленія."
   Появленіе великихъ людей въ такомъ множествѣ въ древней Греціи, Фоассакъ приписываетъ особенно счастливому ея климату; но если такъ, то почему же ихъ нѣтъ теперь тамъ, и почему они теперь тамъ вовсе не проявляются; вѣдь климатическія-то благопріятства не измѣнились тамъ нисколько.
   Ослѣпленіе этими теоріями подчасъ доходитъ до поразительнаго, и отъ него не свободны даже самые лучшіе люди. Такъ, напримѣръ, Рейхъ говоритъ: "Судя вообще, гористыя мѣстности отличаются высокою степенью здоровья и процвѣтанія своихъ обитателей, преимущественно въ силу чистоты и сухости воздуха, и такъ мало содержатъ въ себѣ физическихъ и нравственныхъ причинъ для возникновенія болѣзней, что нигдѣ человѣкъ такъ хорошо не благоденствуетъ, какъ именно въ горахъ. Благороднѣйшія созданія, самые здоровые люди, самые почтеннѣйшіе возрасты, относительно величайшая чистота нравовъ и полнѣйшее развитіе индивидуальности встрѣчаемъ мы въ горахъ," Прибавимъ къ этому выраженіе Моленгота "гдѣ сыръ, тамъ свобода", и читатель легко догадается, что рѣчь вѣроятно о Швейцаріи. Но если читатель когда нибудь бывалъ на Уралѣ, если онъ пожилъ хотя нѣсколько въ пермской губерніи, которая цѣликомъ расположена на уральскихъ горахъ, то намъ совершенно будутъ понятны его улыбка и сомнѣніе при чтеніи этого панегирика горамъ.
   Вліяніе климата на темпераментъ и характеръ народовъ часто преувеличивали въ такой же степени, какъ и вліяніе сто на физическую организацію. Такъ, жаркій климатъ усиливаетъ будто бы въ высокой степени чувствительность, располагаетъ вообще къ страстности, чувственности, мстительности, легкомыслію и непостоянству, боязливости и лѣни; между тѣмъ какъ холодный климатъ вызываетъ противоположныя свойства въ характерѣ. По такія явленія, съ одной стороны, непостоянны и индивидуальны, асъ другой стороны, имѣютъ совершенно мѣстный характеръ. Не всегда люди, живущіе подъ яснымъ небомъ, бываютъ веселѣе и болѣе склонны къ играмъ и танцамъ, чѣмъ жители странъ, часто покрываемыхъ туманомъ и облаками. Въ южной и сѣверной Америкѣ, а также въ Южномъ океанѣ люди необщительные и угрюмые живутъ при весьма сходныхъ климатическихъ условіяхъ съ людьми веселыми и общительными. Тогда какъ египтяне и индусы представляются терпѣливыми, спокойными и безстрастными, эскимосы и чукчи по большей части обладаютъ натурой легко-раздражительной, веселой и подвижной. Нынѣшній чиліецъ не имѣетъ той страстности и непостоянства, какую предразсудокъ европейскаго сѣвера приписываетъ жителямъ юга. Всю эту ветошь давно пора оставить мелкотравчатымъ поэтамъ и ихъ лирической болтовнѣ.
   Въ предложенной статьѣ мы силились доказать, что климатъ по отношенію къ человѣку играетъ лишь роль отдаленной общей причины, что физическое, умственное и нравственное его развитіе менѣе всего зависитъ отъ того или другого климата. При этомъ мы имѣли въ виду подготовить читателя къ принятію того взгляда, что борьба за существованіе сводится главнымъ образомъ для добыванія себѣ пищи въ обширномъ значеніи слова и завоеванія мѣста среди многочисленныхъ соперниковъ и сосѣдей. По отношенію къ этимъ требованіямъ климатъ играетъ самую важную роль. Разсмотрѣніе этого вопроса составитъ предметъ нашей послѣдней статьи. Напомнимъ лишь читателю, что цѣль наша доказать необходимость борьбы съ животнымъ и растительнымъ міромъ и ассоціація съ сосѣдями, что этимъ человѣкъ главнымъ образомъ и долженъ отличаться отъ остальныхъ тварей, вѣчно между собою враждующихъ. Во всей обширной территоріи природы совершается постоянная борьба. Въ каждомъ большомъ отдѣлѣ животныхъ она отдѣлила особую касту, которой предоставила право пожирать остальныхъ. Такимъ образомъ она создала хищныхъ насѣкомыхъ, хищныхъ пресмыкающихся, хищныхъ птицъ, хищныхъ рыбъ и хищныхъ млекопитающихъ. Нѣтъ минуты покоя, не проходитъ мгновенія, чтобъ одно животное не пожрало другое. Во главѣ всей этой драмы, полной трагикомическихъ сценъ, стоитъ человѣкъ, который ничего не щадитъ живого. Все сокрушается подъ его могучей рукой, вооруженной непобѣдимымъ орудіемъ разума. Онъ можетъ убивать, чтобы питаться, онъ вправѣ убивать, чтобы одѣться и обуться, онъ вправѣ убивать, чтобы защищаться, онъ, пожалуй, можетъ убивать для того, чтобы украшать себя, поохотиться, онъ долженъ убивать, чтобы поучиться; но онъ не долженъ убивать ради убійства; онъ долженъ пощадить своего брата и рука объ руку съ нимъ долженъ работать, чтобы побороть враждующія съ нимъ силы природы.

В. Португаловъ.

(Продолженіе будетъ.)

"Дѣло", No 4, 1870

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru