Попов Иван Иванович
Цивилизаторские романы, или не любо-не слушай

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ЦИВИЛИЗАТОРСКІЕ РОМАНЫ, ИЛИ НЕ ЛЮБО-НЕ СЛУШАЙ.

"Описаніе природы, быта, вѣрованій и обычаевъ туземцевъ -- фотографически вѣрны".
"Въ погоню за золотомъ", романъ Г. Качки. (Приложеніе романовъ къ газетѣ "Недѣля").

   Но разъ указывалось, что въ послѣднее время стали появляться бойкіе люди изъ заѣзжихъ цивилизаторовъ на нашу окраину, которые, порыскавъ въ погонѣ за золотомъ и сильными ощущеніями и затѣмъ возвратясь, захотѣли познакомить міръ съ жизнью нашего дальняго Востока и стали это дѣлать со свойственной имъ смѣлостью и развязностью... Эти люди, будучи не болѣе какъ гулящими людьми, почему-то вообразили себя русскими Майнъ-Ридами и безцеремонно пустились въ писательство живописныхъ романовъ съ чудесами природы, драконами, змѣями, дикими людьми, пожирающими другъ друга, благо Сибирь мѣсто отдаленное, и никто не знаетъ, а бумага все терпитъ... Къ такимъ романамъ принадлежитъ тянущійся безконечно романъ "Въ погоню за золотомъ", помѣщаемый въ приложеніяхъ къ "Недѣлѣ"; авторомъ его является г. Качка, возвратившійся изъ Сибири. Романъ этотъ не конченъ, и, судя по тому, что онъ не кончается нѣсколько мѣсяцевъ, а чѣмъ дальше идетъ, тѣмъ болѣе обѣщаетъ разросшись, мы пришли къ неожиданному заключенію: а что если г. Качка никогда не кончитъ его, то мы, пожалуй, совсѣмъ будемъ лишены удовольствія поговорить о немъ съ нашими читателями, а потому рѣшились, не ожидая конца, заняться этимъ замѣчательнымъ произведеніемъ не потому, что оно имѣетъ художественное достоинство, нѣтъ, этому двѣ причины: первая -- та, что романъ изъ жизни далекаго сибирскаго края, а вторая -- желаніе автора придать своему произведенію значеніе фотографически вѣрнаго описанія природы, быта и культа туземцевъ.-- Ликуй, край далекій!.. воскликнули мы, увидѣвъ первую часть:-- явился русскій Майнъ-Ридъ, а можетъ и Куперъ, и онъ повѣдаетъ о тебѣ міру!-- Въ порывѣ восторга, мы начали поглощать это произведеніе: но чѣмъ далѣе читали, тѣмъ болѣе изумленіе наше росло, ибо, это даже не романическій вымыселъ, не сказка, не фантазія, а одинъ изъ тѣхъ бойкихъ разсказовъ бывалыхъ офицеровъ, отъ которыхъ только глаза выпучишь.
   Въ No 36 "Восточнаго Обозрѣнія" мы не утерпѣли и уже познакомили читателей, какъ г. Качка, повѣствуя о двухъ совершенно различныхъ религіяхъ -- буддійской и шаманской, смѣшалъ одну съ другой и навязалъ бурятамъ такіе обряды, какъ принесеніе человѣческихъ жертвъ... Теперь перейдемъ къ описаніямъ видѣнной романистомъ мѣстности, гдѣ "Яблоновой хребетъ, какъ могучій змѣй, протянулся въ 4,000 верстъ, гдѣ холодъ и смерть царитъ на вершинахъ, гдѣ цари-орлы правятъ свой пиръ" и куда леталъ съ ними г. Качка. "Глетчеры южной стороны Яблоноваго хребта, повѣствуетъ онъ уже на 2-й страницѣ съ географической отчетливостью, даютъ тысячи рѣкъ и рѣчекъ Ононскаго края". Удивительно! думаемъ мы,-- дай-ко, справимся съ географическимъ словаремъ. "Не смотря, однако, на чисто альпійскій характеръ этихъ горъ (Яблоноваго хребта), высочайшая вершина ихъ, Чокондо, въ Забайкальѣ, доходящая по опредѣленію Радде до 8259 фут. надъ уровнемъ моря, не переходитъ, однако же, за линію вѣчныхъ снѣговъ," -- читаемъ мы въ "Географическомъ Словарѣ" П. П. Семенова (томъ IV, стр. 731). Что же это такое! воскликнули мы. На какой же горѣ это былъ г. Качка? Неужели можно безнаказанно ставить альпы гдѣ угодно, описывать тысячи рѣкъ, и все это выдавать русскимъ читателямъ за правду? Но если это русскому читателю все равно непонятно, то каково эко намъ, кто бывалъ и знаетъ эту мѣстность. Точно г. Качка задумалъ какъ можно больше налгать, полагая это главною задачей романа.
   Оказалось, что, направившись въ Азію, г. Качка въ географіи ея обладалъ такими знаніями, какими грѣшно обладать второкласснику-гимназисту: онъ даже Лаосу считаетъ городомъ Монголіи, а не Тибета; относительно же подробныхъ познаній уже говорить лишнее: набравъ названій рѣчекъ, онъ такъ и щеголяетъ ими, у него, какъ бы по мановенію волшебнаго жезла, рѣчки, на самомъ дѣлѣ берущія начало въ разныхъ мѣстахъ и отстоящія другъ отъ друга на добрую сотню верстъ, группируются вмѣстѣ и весело рядышкомъ катятъ свои воды. Г. Качка, между прочимъ, высчиталъ, что отъ "Чокондо", которое онъ называетъ "Сохондо", до Нижнеудинска двѣ недѣли пѣшаго пути по тайгѣ. Карта намъ показываетъ разстояніе въ 1,500 верстъ. Въ своемъ романѣ г. Качка обладаетъ сапогами-скороходами.
   Не важными знаніями обладаетъ нашъ авторъ и по исторіи, но оставимъ ихъ въ сторонѣ и перейдемъ къ описаніямъ міра современнаго.
   Г. Качка, перенося читателя къ инородцамъ, спѣшитъ скорѣе повѣдать ему о вымираніи этого люда, вслѣдствіе столкновенія съ хищничествомъ бѣлаго человѣка, явившагося на Оконъ за золотомъ и принесшаго съ собою водку. "Водка, говоритъ авторъ, самъ ѣздившій за золотомъ, внесла раззореніе и смерть. Страшная болѣзнь, которую внесли европейцы, также способствовала къ вымиранію. Быстро гибли бурята. Изъ 20,000 человѣкъ чрезъ 20 лѣтъ осталось только 2,000, изъ которыхъ многіе лишены были всякой собственности, хватаетъ онъ съ рѣшимостью Ивана Александровича Хлестакова. Европейская цивилизація постепенно убила не приспособившихся къ ней этихъ патріархально-простыхъ людей". Ужасный фактъ!.. погорюетъ вмѣстѣ съ Качкой незнающій читатель и, воздѣвъ очи къ небу, станетъ скорбѣть о неправдѣ людской. А въ сущности г. Качка слышалъ звонъ и, не зная гдѣ онъ, захотѣлъ подражать и выразить картиной вымираніе инородцевъ, но, какъ свойственно Ивану Александровичу, пересолилъ; бурятская народность какъ разъ такая, въ которой, напротивъ, убыли не замѣчается. И вотъ бѣда, когда два десятка тысячъ душъ, вмѣстѣ съ г. Качкой, вопіютъ къ великому Буддѣ о погибели, въ то же время статистическія данныя по Агинской и Урульгипской думамъ, инородцы которыхъ обитаютъ по Онону, каждый годъ указываютъ на приростъ населенія... Но какое дѣло г. Качкѣ до этнографическихъ вопросовъ края, до статистики, когда задача его разсказать фактъ почудовищнѣе.
   У г. Качки такъ велико желаніе указать страсть инородцевъ, къ водкѣ, что онъ постарался напоить перваго попавшагося инородца, но, къ несчастію автора, первый подвернувшійся былъ лама, которые, какъ извѣстно въ силу буддійскаго религіознаго кодекса, водки не пьютъ, и едва ли кто можетъ указать примѣры, когда ламы переступали это запрещеніе.
   Разницу между кочующими и бродячими инородцами онъ совсѣмъ не понимаетъ, хотя это двѣ вещи разныя. Разложивъ передъ собою Майнъ-Рида, г. Качка уже не задумывается. Бурятъ у г. Качки также напыщенно-аллегорически ведетъ разговоръ, какъ и краснокожіе у Майнъ-Рида. "Да хранитъ Будда моего друга во всѣхъ путяхъ его... какъ поживаютъ твои овцы, твои козы, твои жены, твои дѣти"... Въ лѣсу инородцы даютъ сигналы, въ родѣ крика бѣлки, и вообще они, по мнѣнію г. Качки, хозяева въ лѣсу; здѣсь каждый кустикъ, каждая тропинка имъ извѣстны, они, какъ на коврѣ -- самолетѣ, двигаются по дебрямъ тайги съ такою неимовѣрною быстротою, что другъ его лама сходилъ за корнемъ женьшеня въ дацанъ, отстоящій, по однимъ сказаніямъ автора на 160, а по другимъ, на 600 верстъ, въ теченіе 7--8 часовъ.
   Кто разъ видѣлъ бурятъ, тотъ знаетъ, какимъ простымъ, невысокопарнымъ языкомъ они говорятъ, а кто сколько нибудь знаетъ инородца скотовода-степняка, тому но придетъ въ голову увѣрять, что онъ хозяинъ въ лѣсу... У г. Качки вездѣ проглядываетъ желаніе показать жизнь номадовъ, какъ можно болѣе странною: говоритъ ли онъ о пищѣ, онъ не утерпитъ сочинить, что бурятъ варитъ себѣ чай съ бараньей кровью, саломъ, мукой и лукомъ и въ видѣ дессерта, какъ лакомство, онъ ѣстъ сальную свѣчку {Въ Забайкальѣ инородцы и прочее сельское населеніе дѣйствительно кладутъ въ кирпичный чай пшеничную муку, поджаренную на маслѣ, носящую плаваніе "затуранъ", но чтобы лукъ прибавляли никто не слыхалъ; это тѣмъ болѣе неправда, что лукъ инородцы не сѣютъ и въ пищу совсѣмъ не употребляютъ.}...
   Начинаетъ ли говорить г. Качка объ обычаяхъ, фантазія его розъигрывается, и онъ такіе присвоиваетъ бурятамъ обряды, что самъ Будда ужаснулся бы, увидавъ, какъ, напримѣръ, его вѣрное стадо солитъ своихъ мертвецовъ (вѣдь надо же выдумать) и вѣшаетъ на деревья... Невѣста въ день брака выбираетъ себѣ посторонняго любимца и т. д., и т. д. Бѣдные буряты, вѣдь они не могутъ опровергнуть г. Качку!
   Не менѣе интересны повѣствованія г. Качки о пріисковой тайгѣ и ея жизни. Отправившись съ своими героями въ погоню за золотомъ, авторъ не позаботился запастись даже такими элементарными понятіями, что "пустой породой" называется порода, не содержащая золота, а онъ вмѣстѣ съ своимъ героемъ романа, къ удовольствію человѣческаго рода, вычислилъ, что "на площади, которую онъ развѣдывалъ, было 2 золотника золота въ 100 пудахъ пустой породы", и въ выноскѣ пояснилъ то же самое. Описаніе тайги у г. Качки безъ рева медвѣдей и безъ вѣковыхъ дубовъ не полагается... Любопытно, гдѣ это г. Качка нашелъ дубъ въ Забайкальѣ; полагаемъ, что авторъ, по простотѣ своей душевной, въ порывѣ восторга, за дубъ принялъ сосну. Впрочемъ, что-жъ, не любо не слушай, врать не мѣшай... а вотъ для акшинской полиціи ужъ совсѣмъ нехорошо: цѣлое государство разбойниковъ у нея подъ носомъ, а она и не думаетъ принять "надлежаще зависящія отъ нея мѣры"; хоть бы Александра Степановича послали бы къ нимъ: пора же вывести ютъ судъ и тотъ способъ казни, который наши лѣтописцы находили у древлянъ... Г. Качка сдѣлалъ странное открытіе въ Забайкальѣ; онъ повѣствуетъ, что бѣгущіе съ Карійскихъ промысловъ каторжные, въ высяхъ Яблоноваго хребта, образовали особое государство, стали страшилищемъ для казачьяго и инородческаго населенія, забираютъ въ плѣнъ казачекъ, захватываютъ имущество и т. д. Государство это носитъ названіе Орлиныхъ Гнѣздъ, детали его "Становище убійцъ", "Чертова лазейка", а члены этого страшилища: "Проклятый", "Гвоздила", "Женолюбецъ", "Лисій Хвостъ"... Въ "Орлиныя Гнѣзда" никто не дерзаетъ подъ страхомъ смерти показаться, только одинъ мангутскій миссіонеръ посѣщалъ ихъ. Среди этого государства бѣглыхъ каторжниковъ, Г. Качка вздумалъ описать эффектную сцену самосуда. И здѣсь г. Качка оставилъ за собою всѣхъ предшественниковъ, сочинителей эффектовъ. Онъ изображаетъ, какъ приговореннаго преступника разрываютъ между двумя наклоненными деревьями. Впрочемъ, пусть бы г. Качка сочинялъ, на то вѣдь романы и повѣсти издаются, чтобы для забавы давать читателю "Битву русскимъ съ кабардинцами", "Кровавую ночь", "Адскія приключенія" и проч. Пусть бы цивилизаторы угощали русскую публику этими художественными произведеніями, по есть здѣсь одна печальная сторона. Люди, подобные г. Качкѣ, пишутъ о краѣ далекомъ и краѣ малоизвѣстномъ, они знаютъ, что каждая нелѣпость, съ остренькимъ запахомъ, съ пикантнымъ анекдотомъ, будетъ принята незнающей публикой съ удовольствіемъ. Здѣсь затронуты самые грубые вкусы и инстинкты публики. Самая форма изложенія, форма романа, разнесетъ сообщаемыя небылицы по землѣ русской, и представьте себѣ удивленіе далекаго края, когда онъ на просьбу гласнаго суда услышитъ какой нибудь голосъ:-- Ахъ, ваше п-ство... зачѣмъ имъ гласный судъ, у нихъ людей рвутъ на деревьяхъ, вѣдь это въ Россіи было давно... Помните, кажется, какого то князя Игоря...
   А на просьбу: "дайте земство!" раздадутся въ столицѣ голоса: что вы, что вы, да вѣдь они чай съ лукомъ и кровью пьютъ, человѣческія жертвы приносятъ... Ахъ, какъ можно?!-- имъ по два становыхъ на одного жителя надо...
   Мы думаемъ, что это такъ и будетъ. Ужъ если господа опытные редакторы и издатели считаютъ этотъ романъ на столько живо и картинно написаннымъ, что не допускаютъ въ немъ лжи,-- то что же ожидать отъ другихъ?
   Однако, позвольте, неужели же сами сибиряки не могли дойдти до той формы, которую избралъ г. Качка. Мы задались этимъ вопросомъ и именно обратились къ одному нашему беллетристу. Въ отвѣтъ на это мы получили романъ нисколько но хуже романа г. Качки, съ увѣреніемъ, что приключенія одного героя здѣсь также фотографически вѣрны. Помѣщаемъ.
   

ЦИВИЛИЗАТОРЪ ВЪ СИБИРИ И ПОГОНЯ ЗА ЗОЛОТОМЪ.

Дѣйствіе происходило въ то время, когда 10,000 человѣкъ устрой вали Шайтанъ-скалу.

   Романъ въ 5 частяхъ, за фотографическую вѣрность описанія ручаемся.

Глава I.

   Безоблачное небо стояло надъ Забайкальемъ, только надъ окрестностями Мангута носилась какая-то черпая точка, которая становилась все темнѣе и темнѣе и готова была разразиться страшной бурей... Въ Мангутѣ же солнышко блеститъ яркимъ лучомъ и освѣтило домъ еврея Спиртштейна... на порогѣ появился самъ Янкель...
   Другой лучъ блеснулъ по улицѣ и началъ перескакивать съ одной лужицы на другую... По улицѣ въ это время на парѣ клячъ ѣхалъ еврей Бинштейнъ, ѣхалъ и, увидѣвъ Янкеля, остановился...
   -- Слыхалъ?.. раздалось вопросительно изъ двухъ еврейскихъ устъ.
   -- Слыхалъ!.. опять въ разъ отвѣтили другъ другу евреи и, въ силу какой-то особой радости, почесали ладони своихъ рукъ... Наслаждаясь этимъ почесываньемъ, евреи вступили въ разговоръ. Тема разговора должна была быть такая интересная, что оба еврея, сообщая о новости, захлебывались, перебивали другъ друга, сильно жестикулируя руками... Только и было слышно: господинъ Брачка, 28-милліонная Ко!..
   Темная точка на небѣ становилась все больше и больше, лучей солнца не стало, грянулъ громъ и въ лѣсу заревѣли медвѣди, въ это время, по улицѣ пробѣгалъ мѣстный батька... остановился, послушалъ и быстро понесся сообщить маткѣ о г. Брачкѣ и 28 милліонахъ...
   

Глава II.

   Попросимъ читателя перенестись въ другія мѣста Забайкалья и заранѣе извиняемся, что проведемъ эту главу безъ солнца и безъ красотъ природы. Города Верхнеудинскъ, Чита, Акша и выдающіяся торговыя мѣстечки, лежащія по пути къ Ононскимъ пріискамъ, что-то вдругъ заликовали. Случай ликованья былъ слѣдующій. По этому пути, какъ метеоръ, пролетѣлъ какой-то господинъ Брачка, объявлявшій всюду и вездѣ, что онъ повѣренный 28-милліонной Ко, ѣдетъ въ Забайкалье искать золото въ "пустыхъ породахъ". Такъ какъ о предпріятіи этомъ говорилось, какъ о дѣлѣ, не допускающемъ сомнѣнія и какъ о такомъ дѣлѣ, которое подниметъ благосостояніе Россіи, поправитъ ея финансы, то мѣстные жители съ умиленьемъ и распростертыми объятіями встрѣчали этого господина. Много было толковъ объ этой Ко; кто члены, Врачка не сказалъ и далъ возможность предположеніямъ разгуляться широко.. Догадки были разныя, но ни на чемъ не могли остановиться: думали, что дѣло принадлежитъ самому министерству финансовъ, по думали и многое другое, больше всѣхъ думалъ батька...
   28 милліоновъ, а особенно пустыя породы произвели полнѣйшій переполохъ!... Пустыя породы! кто бы могъ думать! Даже самъ Онисифорычъ Забайкальскій, знатокъ пріисковаго дѣла, былъ сбитъ съ толку и, пріѣхавши на пробы, какъ-то многозначительно ткнулъ пальцемъ въ отвалы...
   -- Пробовалъ? сумрачно спросилъ онъ промывальщика. Недоумѣвая, посмотрѣлъ на него послѣдній и нерѣшительно сказалъ:
   -- Да тамъ пустыя породы, Онисифорычъ!..
   -- Ну, что-жъ -- пустыя!.. попробуй, не отвалятся руки-то!.. но, сказавъ это, какъ-то нехорошо поморщился, обругалъ проходившаго рабочаго, нѣсколько разъ плюнулъ и уѣхалъ..
   Дорогой онъ все время ворчалъ; это батька мнѣ все чепуху нагородилъ, а я сосна не разобралъ, да и давай дурака валять!.. Пустыя породы!.. Тьфу ты!..
   А батька дѣйствительно день и ночь видѣлъ золото въ пустыхъ породахъ... Онъ, говорятъ, даже ночью, стащилъ у попадьи корыто, накопалъ въ заднемъ дворѣ пустыхъ породъ и отправился на рѣчку промыть... Породы оказались пустыя, но, должно быть, не тѣ...
   

Глава III.

   Подобная молва ростеть не но днямъ, а по часамъ и дѣлается достояніемъ каждаго, кто не прочь погрѣть руки тамъ, гдѣ ихъ можно погрѣть... 28-милліонная IV и тотъ переворотъ, который будетъ сдѣланъ въ пріисковомъ дѣлѣ, царили теперь въ устахъ гражданъ богоспасаемаго Забайкалья! Солнце продолжало свѣтить и лучами двоими вселяло радость... радость тамъ даже, гдѣ нечему было радоваться!.. Къ крыльцу батьки въ это время подъѣзжалъ изящный тарантасъ, и въ немъ сидѣлъ не менѣе изящный герой нашего романа. Батька, съ сладкою улыбкою на устахъ, привѣтствовалъ гостя, казачки-смуглянки зардѣлись, улыбнулись и показали свои бѣлыя зубки, а матушка подала на столъ зажаренный курдюкъ и чай съ лукомъ... Герой недолго тутъ блаженствовалъ, онъ вспомнилъ о цѣли своей поѣздки и отправился въ невѣдомый путь...
   Прощаясь, Врачка вручилъ наивному батькѣ шкатулку, съ предупрежденіемъ, что въ ней 40 т. рублей.
   Въ народѣ стали ходить слухи, что съ этого времени у батьки по ночамъ былъ видѣнъ огонь, и этотъ огонь освѣщалъ картину, достойную кисти художника: батька и матка, между ними шкатулка; лица довольныя, улыбающіяся и губы вытянутыя, по направленію шкатулки, какъ будто хотятъ ее поцѣловать...
   

Глава IV.

   Пафь... Пуфъ!.. и пять священныхъ гусей, трепетали въ предсмертныхъ агоніяхъ... убилъ ихъ нашъ герой Брачка на священномъ озерѣ Хала. Вдругъ явился откуда то лама и торжественно сказалъ:
   -- Великій Будда покараетъ дерзновеннаго прищельца! и онъ дѣйствительно покаралъ его. Съ героемъ случилась непонятная вещь: онъ сталъ думать, думать и додумался до того, что вообразилъ себя среди ледниковъ -- глетчеровъ, затѣмъ въ "Орлиномъ Гнѣздѣ" лисьимъ хвостомъ, затѣмъ... лама видѣлъ, что Будда покаралъ голову бѣлаго пришельца, сбѣгалъ къ кереметю за корнемъ женьшеня, герой мой принялъ, пропотѣлъ и выздоровѣлъ... только не совсѣмъ.
   Брачка, не нашедши около священнаго озера Хала пустыхъ народъ, отправился по сосѣднимъ пріискамъ. Кто не знаетъ гостепріимство нашихъ милыхъ пріисковыхъ управляющихъ: все мечи, что есть въ печи!.. расплылся отъ угощенія нашъ герой и довольный смекнулъ, какъ надо дѣла обдѣлывать. "Лучше дѣло дѣлать съ живодраломь,-- плутъ по смекалистъ".
   Записавъ эти строки въ дневникъ, герой мой озарился богатой идеей: ему вдругъ пришла мысль -- отчего бы не накупить площадей безъ золота, вѣдь Чичиковъ покупалъ же мертвыя души... Ухватившись за эту идею, герой нашъ быстро превратился во владѣтеля десятка заявленныхъ площадей, купленныхъ имъ за грошъ: за пустое и пустая цѣна. Только одинъ Веніаминка задумался -- онъ, какъ помѣщица Коробочка, хотѣлъ сначала справиться и съ этой цѣлью отправился къ Спиртштейну, въ Мангутъ...
   Въ это время розовый лучъ блеснулъ и освѣтилъ двѣ еврейскія физіономіи: одна изображала вопросительно-ликующій знакъ, другая ужасъ, ужасъ, большій, чѣмъ при новгородскомъ погромѣ; видно его осѣнила какая то страшная мысль...
   -- Виніаминка, ты совсѣмъ шкотина!.. ты ничего по понимаешь. Знаешь ли ты, зачѣмъ Брачка покупаетъ пустыя площади... онъ хочетъ мыть золото, также какъ мы съ тобой моемъ,-- сказавъ это, еврей какъ то особенно содрогнулся при мысли такого безцеремоннаго узурпаторства мыть золото въ "пустыхъ породахъ", при посредствѣ спирта, разведеннаго водой {Въ сибирскомъ пріисковомъ мірѣ чистое явленіе, что евреи покупаютъ рядомъ площадь, почти не содержащую золота, и занимаются скупкою его отъ рабочихъ сосѣднихъ пріисковъ, причемъ главную роль играетъ тутъ водка.}.
   

Глава V.

   Поболтавшись на пріискахъ, накупивъ грошовыхъ площадей и получивъ отъ батьки шкатулку, въ которой, къ изумленію хранившаго ее, не оказалось никакихъ 40 т., а хранился только одинъ женскій туфель да проектъ о примѣненіи "колеса вѣры", къ помолкѣ золотосодержащихъ кварцевыхъ породъ, герой нашъ исчезъ съ забайкальскаго горизонта. Успокоились всѣ, успокоились и евреи, принявшись за продолженіе своей золотой промывки.
   Было утро, наступилъ сѣрый день, въ который особенно нехорошо себя чувствуетъ пріисковой народъ. Въ этотъ день управляющій пріисками Онисифорычъ сидѣлъ и читалъ отчетъ, присланный ему отъ одной Ко, съ просьбой просмотрѣть и провѣрить, что написалъ Брачка,-- читалъ и вдругъ покатился со смѣху: "большой расходъ я долженъ былъ произвести, потому что по пути открытія золота я шелъ за извѣстнымъ здѣсь энергичнымъ золотоискателемъ Г..... ъ, я принужденъ былъ купить верблюдовъ, дабы быстро двинуться въ тайгу"..-- Тьфу ты, окаянный, тьфу ты!-- это онъ за мной, на верблюдахъ!.. Да когда же это могло быть. Тьфу,-- еще разъ плюнулъ Онисифорычъ и продолжалъ читать. "Достигнувъ мѣста, я первымъ долгомъ принужденъ былъ позаботиться о продовольствіи и потому сейчасъ приступилъ къ устройству пруда, посадилъ въ него карасей и форелей и тѣмъ обезпечилъ продовольствіе партіи... Это стоило суммы въ размѣрѣ 10 т. рублей"...-- Тьфу ты, чортъ!.. Пронька!.. Возми эту штуку и отнеси къ нашимъ пріисковымъ барынямъ, которыя романы любятъ читать... пусть читаютъ... сказалъ въ досадѣ Онисифорычъ.
   Узналъ объ этомъ и лама и, воздѣвъ очи къ небу, проговорилъ: лама зналъ, что Будда покараетъ бѣлаго пришельца; да онъ покаралъ его: Будда сказалъ -- за то, что ты лжешь, ты будешь вѣчно врать, когда даже не хочешь.
   Увы! печальное предсказаніе совершилось. Это было нѣчто сверхестественно, что достойно быть напечатано въ "Ребусѣ". Когда г. Брачка воротился въ столицу, то онъ ужо не могъ сказать ни одного слова правды. Даже кухарка ему не вѣрила. Онъ ей самоваръ заказываетъ, а она ему -- нѣтъ, баринъ, вы все врете! Никто ему не вѣрилъ, и сталъ онъ унывать. Какъ я теперь жить буду, мнѣ никто не вѣритъ! сказалъ онъ разъ пріятелю. Пріятель подумалъ.-- Знаешь, есть одна профессія: начни писать романы, тамъ все сойдетъ! Наказанный Буддой обрадовался. Съ этого времени онъ отрылъ "золото въ пустой породѣ!".

Забайкалецъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 48, 1884

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru