Lib.ru/Классика: Радченко Л. И.. Материалы для биографии Степана Ивановича Пономарева

Письма
И. С. Аксакова, Н. П. Барсукова, П. С. Билярскаго, О. М. Бодянскаго, кн. П. А. Вяземскаго, В. П. Гаевскаго, Г. Н. Геннади, Н. В. Гербеля, Г. З. Елисеева, П. А. Ефремова, Н. И. Костомарова, М. А. Максимовича, В. И. Межова, М. П. Погодина, А. Н. Пыпина, М. М. Стасюлевича, М. И. Сухомлинова, H. С. Тихонравова и А. А. Хованскаго
къ библіографу С. И. ПОНОМАРЕВУ

МОСКВА.
Изданіе Л. Э. Бухгеймъ.
1915.

Въ настоящемъ сборникѣ мы предлагаемъ вниманію интересующихся исторіей русской литературы письма И. С. Аксакова, Н. П. Барсукова, П. С. Билярскаго, кн. П. А. Вяземскаго, H. В. Гербеля, П. А. Ефремова, М. А. Максимовича, М. П. Погодина, А. Н. Пыпина, М. М. Стасюлевича, H. С. Тихонравова и другихъ -- къ библіографу Степану Ивановичу Пономареву, какъ матеріалъ, изъ котораго можно почерпнуть нѣкоторыя свѣдѣнія для біографіи авторовъ писемъ и освѣщенія литературныхъ отношеній того времени, съ одной стороны, и для характеристики библіографической дѣятельности С. И. Пономарева, съ другой.

Приводимыя письма выбраны изъ архива моего дѣда С. И. Пономарева. Изъ всей массы заключающихся въ этомъ архивѣ писемъ наше вниманіе привлекли пока лишь указанныя выше; остальная часть архива еще не разобрана.

Сборнику писемъ мы предпосылаемъ "Матеріалы для біографіи С. И. Пономарева" и "Хронологическій списокъ важнѣйшихъ его трудовъ". Въ первыхъ собранъ матеріалъ, главнымъ образомъ, автобіографическаго характера, извлеченный нами изъ дневниковъ и семейной переписки Степана Ивановича. Не задаваясь цѣлью охарактеризовать Степана Ивановича, какъ человѣка и какъ библіографа, мы старались лишь намѣтить важнѣйшіе моменты его жизни, въ силу чего предпосылаемый очеркъ содержитъ въ себѣ, главнымъ образомъ, фактическія сообщенія.

Сдѣланныя нами въ нѣкоторыхъ мѣстахъ выполненія сокращенныхъ словъ въ письмахъ и вставки явно пропущенныхъ словъ заключены въ прямыя скобки -- [].

Случайный порядокъ размѣщенія писемъ по авторамъ ихъ объясняется порядкомъ поступленія разрѣшеній гг. наслѣдниковъ на ихъ опубликованіе.

Въ заключеніе считаемъ своимъ долгомъ принести глубокую благодарность любителю русской литературы Льву Эдуардовичу Бухгеймъ, благодаря любезному предложенію котораго мы смогли представить письма въ видѣ отдѣльнаго сборника. Л. Э. Бухгеймъ, принявъ на себя изданіе и составивъ къ письмамъ примѣчанія, не мало способствовалъ выполненію намѣченной задачи своимъ внимательнымъ отношеніемъ.

Глубокой признательностью мы обязаны также С. А. Ефремову, давшему намъ рядъ цѣнныхъ указаній; администраціи Румянцевскаго музея, М. К. Лемке, въ той или иной степени содѣйствовавшимъ выполненію нашей работы; О. Г. Аксаковой, А. П. Барсукову (ум.), кн. П. П. Вяземскому, И. А. Фонъ-Дамичу, Литературному фонду, В. А. Ляцкой, А. М. Максимовичу, Л. И. Стасюлевичъ, А. М. Сухомлиновой, Ю. А. Хованской -- за любезное разрѣшеніе опубликовать выбранныя нами письма.

Приложенный гравированный портретъ С. И. Пономарева исполненъ Т. Вегеромъ въ Лейпцигѣ съ послѣдней фотографіи 1913 г.

Л. И. Радченко.

Декабрь 1914 г.

МАТЕРІАЛЫ ДЛЯ БІОГРАФІИ СТЕПАНА ИВАНОВИЧА ПОНОМАРЕВА.

0x01 graphic

I.
Дѣтство.-- Начальное обученіе.-- Церковно-приходская школа.-- Гимназія.

Степанъ Ивановичъ Пономаревъ родился 3 августа 1828 года {С. И. Пономаревъ день своего рожденія почему то относитъ къ 23 іюля 1828 года, между тѣмъ какъ въ метрическомъ его свидѣтельствѣ сказано: "Дано сіе свидѣтельство въ томъ, что по поданнымъ города Конотопа Успенской церкви за 1828 годъ метрическимъ книгамъ записано такъ: у купца Ивана Пономарева я жены его Маріи сынъ Стефанъ рожденъ того тысяча восемь сотъ дватцать восьмого года Августа третьяго числа, крещенъ того числа приходскимъ священникомъ Симеономъ Пароурою, воспріемникомъ-былъ Конотопскій Городничій маіоръ Афанасій Соболевскій. Гевваря 31-го дня 1841 года".} въ городѣ Конотопѣ Черниговской губерніи. Дѣдъ его Иванъ Павловичъ Пономаревъ, купецъ, происходившій изъ великорусской семьи, во второй половинѣ 18-го вѣка выѣхалъ изъ Тулы и поселился въ Конотопѣ. Онъ первый открылъ желѣзную торговлю въ Конотопѣ и оттого получилъ прозваніе "Желѣзняка", которое перешло и къ потомству. Это прозвище дѣда и послужило въ будущемъ Степану Ивановичу Пономареву однимъ изъ многихъ его псевдонимовъ.

Сынъ И. П. Пономарева Иванъ Ивановичъ, родившійся въ 1787 году, нѣкоторое время помогалъ отцу, а затѣмъ самъ торговалъ на базарѣ солью, рыбой, дегтемъ, и прочимъ, такъ называемымъ, чернымъ товаромъ. Кромѣ того онъ имѣлъ примитивный воскобойный заводъ въ Конотопѣ и небольшой хуторъ съ пасѣкой въ 8 верстахъ отъ города близъ деревни Сарановки.

Въ теченіе 20 лѣтъ, съ 1809 по 1830 годъ, Иванъ Ивановичъ Пономаревъ былъ избираемъ: гласнымъ г. Конотопа (съ 1809 по 1812 г.), ратманомъ конотопской городовой ратуши (съ 1812 по 1818 г.), бургомистромъ (съ 1818 г. по 1820 г.) и, наконецъ, городскимъ головою (съ 1820 по 1830 г.). Дѣятельность его цѣнилась обществомъ купцовъ и мѣщанъ, которое и выразило ему благодарность въ "Похвальномъ листѣ". Въ немъ указывается, что И. И. Пономаревъ "при справедливыхъ и усердныхъ поступкахъ и трудахъ дѣлалъ пожертвованія и закладывалъ на общество въ предъ до ебора для уплаты въ Повѣтовое Казначейство подушной податѣ собственные свои деньги не бивъ ни за что въ штрафахъ и порокахъ".

Отъ второго брака И. И. Пономарева съ Маріей Степановной, урожденной Порохонской, происходившей изъ малороссійской семьи, изъ рода дворянъ Черниговской губерніи (с. Ксензовки, Кролевецкаго уѣзда), и родился сынъ Степанъ.

Изъ другихъ родственниковъ С. И. Пономарева стоитъ упомянуть о дядѣ его со стороны отца (также С. И. Пономаревѣ), городскомъ головѣ въ 1847--48 гг., извѣстномъ пчеловодѣ въ Конотопскомъ уѣздѣ, написавшемъ книгу: "Практическія наставленія о пчеловодствѣ", изд. въ 1849 г. (см. о немъ "Сборникъ Русск. Историч. O-ва" т. 62, СПБ. 1888 г.).

Отецъ С. И. Пономарева умеръ 1 декабря 1840 г., оставивъ женѣ и двумъ дѣтямъ небольшія средства.

Съ дѣтства С. И. Пономаревъ отличался слабымъ здоровьемъ, впечатлительностью и религіозностью.

0x01 graphic

Въ составленной въ концѣ 70-хъ годовъ С. И. Пономаревымъ запискѣ для врачей, къ которымъ онъ обращался за совѣтомъ относительно своей прогрессирующей глухоты, онъ, между прочимъ, сообщаетъ слѣдующія свѣдѣнія о своемъ дѣтствѣ: "Родился я слабымъ, золотушнымъ... отъ самаго рожденія я былъ уже глуховатъ; это однако не мѣшало мнѣ слышать обыкновенный разговоръ, слушать уроки и даже схватывать потихоньку на ухо; я не различалъ только шопота, не различалъ рѣчей въ отдаленіи и никогда не могъ разобрать пѣсни, слышимой издали.... По временамъ слухъ становился то острѣе, то тупѣе; я слышалъ звуки, но не различалъ словъ; меня спросятъ: "ты живешь въ избушкѣ?" Я помолчу немного и отвѣчаю: "Безъ пушки"! Хохотъ! А я -- маленькій -- уйду, бывало, въ другую комнату и плачу: отчего я не слышу и отчего это люди смѣются надо мной, что я не слышу!" Сохранился дневникъ С. И. Пономарева, начатый имъ (гимназистомъ 8-го класса Нѣжинской гимназіи) 8 октября 1847 года. Заглавіе его: "Путевыя замѣтки или Очерки жизни". Въ этомъ дневникѣ мы находимъ слѣдующія строки о раннемъ его дѣтствѣ, начальномъ обученіи и пребываніи его въ церковно-приходской школѣ:

"Я началъ помнить себя около шести лѣтъ; изъ всѣхъ событій, которыя свѣжо еще остались въ памяти моей, я помню только одно: смерть меньшого брата Александра; самого его не помню, и когда онъ лежалъ уже на столѣ, я едва припоминаю блѣдное его лицо, помню хорошо только то, что маменька сидѣла у ногъ покойника въ креслѣ, возлѣ нея на другомъ креслѣ стоялъ большой ящикъ съ пряниками, которые мнѣ очень понравились, я ѣлъ ихъ много съ наслажденіемъ и подчивалъ своихъ маленькихъ пріятелей, собравшихся на похороны. Какъ его отпѣвали, что дальше было, не помню, и какъ текла жизнь моя до 7 лѣтъ, не помню. Съ поступленіемъ въ школу многое становится для меня яснѣе: я учился прилежно, очень прилежно, забывалъ и гулять, и ѣсть ея ученьемъ. Граматка была первою моею книгою, ученіе обыкновенно производилось въ лежачемъ положеніи на сундукѣ; часто находили меня заснувшимъ надъ книгой. Бе помню, какъ я училъ уроки, но знаю, что учительница моя, дѣвушка Матрена Терентьевна, была довольна мною и, кажется, ни разу не наказывала. Помню хорошо домъ и садъ учительницы, большой дворъ, деревья, на которыхъ прыгала красивая галка съ серьгами въ ушахъ, и которую обѣщали мнѣ не разъ за успѣхи, но обѣщаніями все и кончилось. Изъ товарищей моихъ я очень немногихъ помню, именно: двухъ дѣвочекъ, двоюродныхъ сестеръ, и брата ихъ; помню, что одну изъ нихъ я любилъ. Обращенія своего съ товарищами и отношеній ихъ не помню. Вмѣстѣ со мною училась старшая сестра моя, которую я очень любилъ и плакалъ, если ее хотѣли наказать за неуспѣхи, но никогда не жертвовалъ собою.

"Мы всѣ носили въ школу "сниданье" {"Сниданье" -- завтракъ.-- Л. Р.} и, поучившись немного, по данному знаку учительницы принимались снидать, при чемъ всегда учительница наша удѣляла себѣ по частичкѣ изъ припасовъ каждаго изъ насъ; особенно любила она сало, котораго отрѣзывала себѣ большіе куски. Мнѣ всегда было досадно за ея жадность, и я съ трудомъ удерживалъ слезы... Въ домъ ко мнѣ иногда приходили мои соученики и даже простые мальчики ровесники, къ приходу которыхъ я всегда приготовлялъ что-нибудь съѣстное, что и поѣдалъ съ гостями въ какомъ-нибудь скрытномъ мѣстѣ; бывалъ и я съ сестрой у нихъ. Изъ игръ дѣтскихъ военныя игры мало занимали меня, хотя я всегда съ удовольствіемъ смотрѣлъ на ученіе солдатъ; болѣе всего я любилъ играть въ покотёло... Выучивши Граматку, я не училъ ни Часословца, ни Псалтири. Ученіе мое тѣмъ ограничилось у М. Т. По окончаніи ученія у М. Т. я поступилъ для дальнѣйшаго образованія въ школу къ кучерявому діакону, котораго при этомъ называли еще курносымъ. Новый учитель оказался строже и часто диралъ ея чубъ и за уши. Я уже читалъ довольно порядочно и даже училъ наизусть. Не помню только, гдѣ я перешелъ на Россійскую грамоту. Боясь наказанія, я часто улепетывалъ изъ рукъ жестокосердаго діакона и прибѣгалъ домой, гдѣ однако не баловали меня и отсылали обратно въ школу, но экзекуція уже не возобновлялась. Подросткомъ я любилъ ходить въ церковь и читалъ Часы и Псалтирь чрезвычайно бѣгло и тонко. Это было пріятно родителямъ.

"Наконецъ діаконъ перемѣнилъ квартиру. Это былъ большой домъ съ большимъ садомъ, возлѣ рѣчки. Тутъ уже коснулся я ариѳметики, но она долго не давалась мнѣ.

"Какъ, когда и почему прекратилъ я ученіе у діакона, не помню. Сестра уже не училась у него. Потомъ нашли, было, новаго учителя Грасса, но я у него пробылъ два или три дня. Охота моя къ ученію ослабла, и я отговорился строгостью учителя. Послѣ сего меня отдали въ приходское училище...

"Помню болѣе всего ласки и нѣжную любовь моего отца, у котораго я былъ фаворитомъ и который любилъ меня болѣе, чѣмъ мать... Бывало всегда, когда онъ ѣдетъ куда-нибудь, беретъ и меня съ собою; часто вдвоемъ, и рѣдко еще съ кучеромъ, разъѣзжали мы по окрестностямъ. И я любилъ всегда эти путешествія... Въ дорогѣ отецъ разговаривалъ со мною, какъ со взрослымъ, разсказывалъ многое изъ своей жизни, веселилъ меня анекдотами... Онъ очень любилъ гордиться мною среди гостей, заставлялъ меня говорить различные псалмы, духовныя загадки, различныя исторіи, что все забавляло гостей, а ему приносило много радости и удовольствія. Я былъ понятливъ, владѣлъ прекрасной памятью... Онъ восхищался этимъ, и самъ направлялъ рѣдкій даръ мой -- память на особенно замѣчательное, нравственное, а иногда и шутливое... То-то бывалъ для меня праздникъ, когда къ намъ соберутся гости, большею частію знакомые (родные бывали рѣдко), или мы поѣдемъ къ бабушкѣ (по матери), въ Есензовку, и тамъ, среди многочисленнаго собранія, когда уже переговорятъ обо всемъ дѣльномъ, и пунши расположатъ гостей къ веселости, отецъ тотчасъ выдвигалъ меня на сцену, и я начиналъ ораторствовать при всеобщемъ вниманіи... Маменька ласкала меня по-своему, но меньше, чѣмъ папенька; она давала мнѣ всегда лакомства, называла милыми и нѣжными именами и цѣловала меня въ голову и въ руки, но часто случалось, что въ тотъ же день или на другой влачила меня за волосы сѣмо и овамо {Сѣмо и овамо -- туда и сюда.-- Л. Р.} и награждала усердными колотушками, а по окончаніи экзекуціи давала цѣловать руку, какъ бы въ знакъ прощенія или благодарности за наказаніе...

"Учился я прилежно и этимъ много радовалъ родителей, и многіе шалости и проступки мои были прощаемы ради хорошихъ успѣховъ. Въ училищѣ всегда отличало и ласкало меня начальство. Такъ какъ у меня былъ звонкій и чистый голосъ, то мнѣ всегда поручали говоритъ привѣтственныя или благодарственныя рѣчи посѣтителямъ на "Публичномъ экзаменѣ"... Помню, когда я оканчивалъ уже курсъ училища и по обыкновенію говорилъ рѣчь (всегда сочиняемую учителемъ, и на этотъ разъ особенно прекрасную) съ одушевленіемъ и смѣлостію, всеобщій говоръ одобренія раздался въ залѣ, и многіе изъ знакомыхъ отцу посѣтителей подходили къ нему и поздравляли его... Меня наградили книгою, превосходнымъ свидѣтельствомъ... Съ окончаніемъ училища отецъ, касалось, еще болѣе полюбилъ меня и всегда бралъ съ собою куда бы онъ ни ѣхалъ, такъ что во время ученія еще въ училищѣ и прежде того, въ каникулярное время, побывалъ въ Ромнѣ {Ромны, Полтавской губ.-- Л. Р.}, Кролевцѣ, Путивлѣ, Софронтіевой Пустынѣ, въ Сосницѣ, Батуринѣ, не говорю уже о селахъ и мѣстечкахъ... Въ дорогѣ, на полѣ, всегда, бывало, пѣли молитвы, священные каноны, тропари и незамѣтно пріѣзжали къ мѣсту стремленія... Я сказалъ уже, что никогда не скучалъ въ этихъ поѣздкахъ, въ домѣ же чьемъ-нибудь я всегда старался достать какую-нибудь духовную книгу и читалъ ее, не внимая ни чему, окружающему меня. Когда я завлекался чтеніемъ, меня едва могли оторвать отъ книги и часто прятали ихъ, желая, какъ говорили, сохранить мое здоровье и глаза. Любимою моею книгою была Четьи-Минеи, или Житія Св. Отцовъ; и я прочелъ всѣ части этой книги, т.-е. цѣлый годъ. Кромѣ того, прочелъ весь Ветхій Завѣтъ со всѣми предисловіями и примѣчаніями, Патерикъ съ различными послѣсловіями, Олова Іоанна Златоустаго, Книгу поученій на каждую недѣлю года, Путешествіе Григоровича Барскаго и много другихъ меньшихъ книгъ... Я любилъ ходить въ церковь, прилежно слушалъ служеніе, читалъ и пѣлъ самъ на клиросѣ и всегда выходилъ изъ церкви съ какой-то духовною радостью. Кромѣ этого, я пріобрѣлъ и навыкъ писать самому проповѣди и впослѣдствіи такъ полюбилъ это занятіе, что въ короткое время написалъ нѣсколько проповѣдей, которыя составлялъ изъ различныхъ книгъ, наблюдая только единство предмета, разумѣется безъ всякой главной идеи, безъ послѣдовательности мысли и безъ всякихъ выводовъ..." {Дневникъ "Путевыя Замѣтки" -- 19 февраля, 1848 г.}

"Первый опытъ мой въ этомъ родѣ было слово на погребеніе одной знакомой старушки, составленное мною изъ общихъ мѣстъ, взятыхъ то у Іоанна Златоустаго, то въ книгѣ поученій, изданной Синодомъ. За этотъ же первый опытъ получилъ я, согласно волѣ усопшей, 2 рубля серебромъ, сумма почти невиданная и для меня тогда чрезвычайно огромная. Усопшая назначила эти деньги тому священнику, который прочтетъ рѣчь надъ тѣломъ ея. Изъ священниковъ никого не нашлось, а я выступилъ на поприще, и первый дебютъ мой былъ удаченъ...

"Эти рѣчи носилъ я для поправки своему Штатному Смотрителю И. П. Княгницкому и протоіерею Соборной церкви отцу Созонту Шумскому. Но первый изъ нихъ всегда много поправлялъ мои рѣчи, что очень было непріятно для меня, и я много обижался этимъ; а второй читалъ прилежно всякую рѣчь, какъ есть, и ничего не исправлялъ, да кромѣ того подписывалъ лестныя похвалы и всякій разъ давалъ по 10 коп. ассигнаціями...

"Кромѣ рѣчей, составлявшихъ любимое мое занятіе дома, я отличался въ училищѣ ученическими сочиненіями, которыя прочитываемы были не разъ учителемъ русскаго яз. Г. В. Морозовскимъ, въ кругу гостей въ его домѣ или въ нашемъ...

"Третій родъ занятій моихъ былъ -- письма, составленіемъ которыхъ началъ заниматься я еще при жизни отца. Письма эти преимущественно были писаны къ дядѣ (по матери) П. С. Порохонскому въ С.-Петербургъ и писаны всегда въ патетическомъ тонѣ, состояли изъ однихъ восклицаній {См. ниже стр. XVI.} и, по недавности занятій моихъ ими, составляли для меня труднѣйшій родъ сочиненій. Послѣ же частые случаи, требовавшіе всегда писемъ, до того возбудили мое рвеніе къ нимъ и сдѣлали ихъ для меня столь легкими, что я преимущественно ими только сталъ заниматься и охладился къ рѣчамъ и сочиненіямъ...

"Во всѣхъ родахъ занятій моихъ принималъ самое дѣятельное участіе отецъ мой и какъ помощникъ, и какъ наставникъ, и какъ цензоръ" {Предисловіе въ "Памятникамъ минувшихъ дней" -- сборнику, начатому С. И. Пономаревымъ въ 1-й годъ своего студенчества (15 февраля 1849 г.) съ намѣреніемъ вносить туда отрывки изъ своихъ писемъ и сочиненій.}... "Ему я обязанъ первою мыслію объ нихъ; и его похвалы и одобренія побуждали меня къ составленію новыхъ. И его почтилъ я надгробною рѣчью въ сороковой день послѣ смерти...

"Бывая во время ярмарки въ Ромнѣ, я всегда любилъ посѣщать комедіи, разумѣется сперва кукольныя; впрочемъ онѣ скоро мнѣ надоѣли,-- видѣть вѣчно одно и то же, безъ всякихъ измѣненій и притомъ ничего особенно поразительнаго и ничего забавнаго -- наскучило мнѣ. При жизни отца я былъ только одинъ разъ въ театрѣ, но ничего не осталось у меня въ памяти отъ этого раза. Едва помнится, что тогда я былъ въ театрѣ Механическомъ что ли, въ которомъ безпрерывно производилось превращеніе куколъ въ цѣлыя группы, и мгновенно исчезало все это или превращалось въ одну огромную куклу, которая уменьшалась и увеличивалась до невозможности. По смерти отца уже я началъ ходить въ театръ. Хорошо помню это первое посѣщеніе театра. Тогда я познакомился съ "Ревизоромъ" Гоголя, еще не зная ничего о Гоголѣ; прекрасная и образцовая комедія его, естественно, произвела на меня очень пріятное впечатлѣніе и вкоренила зарождающуюся во мнѣ любовь къ театру. Конечно, я не могъ тогда судить о игрѣ актеровъ, но, прочитавши впослѣдствіи "Ревизора" и письмо Гоголя о его представленіи въ СПБ., сколько мнѣ помнится, въ Ромнѣ онъ сыгранъ былъ очень хорошо; актерами были приняты во вниманіе всѣ совѣты и замѣчанія Гоголя, выраженные въ письмѣ его о представленіи своей комедіи. Это посѣщеніе театра едва удалось мнѣ, потому что, когда я просилъ у маменьки денегъ, она сначала едва рѣшилась дать, а потомъ однакожъ пожертвовала 20 к. сер. Цѣна въ галлереѣ была тогда 25 к. сер. Въ тотъ годъ въ Ромнѣ были двѣ труппы: одна изъ Харькова, прежде Млотковскаго, а теперь Дирекціи, другая -- изъ Полтавы -- Зелинскаго. Маменька, давая деньги, на возраженіе мое, что послѣднее мѣсто по 25 к. с., и что меня не пустятъ за 20 к., отвѣтила: "да пустють, ты малёнькій, ты тамъ попроси, скажи, що ты малёнькій, дакъ и пустють". Это меня утѣшило, и я еще довольно рано отправился къ театру; робко подошелъ къ кассѣ и съ умильной просьбой подаю семигривенникъ {Семигривенникъ -- 20 коп.-- Л. Р.} -- не тутъ-то было: билета не даютъ; видя, наконецъ, что здѣсь ничего не выиграю, отправляюсь къ другому театру изъ Харькова. Какъ то двери въ театръ были отворены, дѣйствіе началось уже; предо мной мелькнули красивыя кулисы, показавшіяся мнѣ чертогами, послышались громкій хохотъ и одобрительные крики "браво". И затрепеталъ отъ удовольствія и, чуть не плача, подошелъ къ кассѣ... увы! и здѣсь не берутъ, сколько я ни просилъ, сколько ни говорилъ о себѣ, что я маленькій что я ничего не пойму, меня не слушали и едва не прогнали. Съ ужасною скорбію вышелъ я изъ этого театра, отправился опять чуть ли не бѣгомъ къ театру Зелинскаго съ намѣреніемъ опять сдѣлать попытку и бѣжа придумывалъ, какъ бы лучше и трогательнѣе высказать свое сильное желаніе и умилостивить строгаго блюстителя входа въ театръ; вхожу съ такою покорностію, съ такою просительною миною, съ такимъ наивнымъ объясненіемъ, что у меня нѣтъ болѣе ни копѣйки... Нѣтъ успѣха, что тутъ дѣлать! Бѣда, я уже съ трудомъ удерживалъ слезы, и помнится, что какой то актеръ, увидѣвши меня стоящимъ, подходитъ ко мнѣ и спрашиваетъ, чего я плачу? Я со всею откровенностію разсказалъ ему свое положеніе и началъ просить помочь мнѣ. Онъ беретъ меня за руку, говоря, что поведетъ къ самому Зелинскому и попроситъ за меня, чтобы даромъ пустили. Но сколько ни ходили, не могли найти Зелин., и я опять остался ни съ чѣмъ: моего протектора отозвали, и я снова очутился въ самомъ жалкомъ положеніи въ виду кассы. Между тѣмъ, какъ показалось мнѣ, началось уже представленіе. Вдругъ, къ счастію моему, жандармъ, стоявшій у входа въ театръ, подходитъ къ кассиру и говоритъ: "ваше благородіе, пустите этова маленькова, пять коп. сер. ужъ съ меня вычтите". Услышавши это, я подошелъ къ кассѣ, и -- о радость! кассиръ даетъ мнѣ желанный билетъ; со всѣхъ силъ бросился я на галлерею, забывъ поблагодарить своего заступника! Не стану разсказывать, что я чувствовалъ во время представленія, потому что я не помню ихъ хорошо, знаю только, что я долго помнилъ свое посѣщеніе театра, долго и часто разсказывалъ многимъ содержаніе піесы, часто видѣлъ ее во снѣ" {Дневникъ "Путевыя Замѣтки" -- 19 февраля 1848 г.}.

По окончаніи, въ 1840 году, церковно-приходской школы Пономаревъ былъ отданъ въ Конотопское уѣздное училище, въ которомъ однако пробылъ недолга. Въ училищѣ онъ обратилъ на себя вниманіе штатнаго смотрителя И. П. Княгницкаго и по настоянію послѣдняго былъ опредѣленъ 28 іюля 1841 года въ І-й классъ Нѣжинской гимназіи.

Мать, повидимому, не склонна была къ дальнѣйшему образованію сына. Оставшись послѣ смерти мужа съ малыми дѣтьми, она, съ одной стороны, видѣла въ 12 лѣтнемъ сынѣ помощника въ своемъ хозяйствѣ, съ другой -- боялась отпустить слабаго здоровьемъ, единственнаго сына въ далекій, по существовавшимъ въ тѣ времена сообщеніямъ "на перекладныхъ", неизвѣстный городъ. (Въ Конотопѣ не было въ то время средняго учебнаго заведенія). Кромѣ того, при небольшихъ средствахъ, доставляемыхъ хозяйствомъ, она, вѣроятно, страшилась расходовъ, связанныхъ съ ученіемъ сына въ гимназіи. Была попытка устроить мальчика у родного ея брата Павла Степановича Порохонскаго, служившаго въ то время въ Петербургѣ, въ Капитулѣ орденовъ.

Такъ, въ письмѣ отъ 10 мая 1841 г. племянникъ (С. И. Пономаревъ) пишетъ своему дядѣ: "Къ величайшему моему сожалѣнію узнаю, что вы не берете меня къ себѣ и не можете дать должной помощи... горю желаніемъ итти по ученой части, но не имѣю должныхъ къ сему средствъ, не имѣю пособій, чтобы жить въ другомъ городѣ.... а посему я прошу Васъ, Высокопочтеннѣйшій Дядинька.... сдѣлайте же хотя немного большее подкрѣпленіе отъ того, которое вы писали въ письмѣ, до тѣхъ поръ пока я выйду въ гимназіи и, когда дастъ Богъ, что буду имѣть состояніе, то я не забуду вашей милости и отблагодарю вамъ всеусерднѣйше....

Засимъ увѣдомляю васъ, что я могу уже читать и писать по латински и по нѣмецки тоже выучился". (Мальчику было 12 лѣтъ).

На продолженіи образованія, по словамъ самого

О. И. Пономарева, настаивалъ его учитель, штатный смотритель конотопскаго уѣзднаго училища Иванъ Петровичъ Княгницкій, подмѣтившій способности своего ученика и возлагавшій на нихъ большія надежды. "Продайте послѣднее платье, ботинки, а сына отдайте въ гимназію", такъ обращался онъ къ матери О. И. Пономарева. Въ семьѣ Пономаревыхъ г. Княгницкій пользовался уваженіемъ, какъ человѣкъ образованный, къ которому, вѣроятно, не разъ обращались за тѣмъ или инымъ совѣтомъ и съ мнѣніемъ котораго считались. Въ письмѣ И. П. Княгницкаго къ студенту С. И. Пономареву читаемъ: "Почти изъ дѣтства Вашего я изучалъ Васъ и радуюсь, что ни въ одномъ изъ ожиданій своихъ не обманулся. Такъ убѣждалъ я прежде добрую Вашу мать!" {Письмо И. П. Княгницкаго отъ 6-го іюня 1851 г.}.

Признательный ученикъ хорошо относился къ своему бывшему учителю и не порывалъ съ нимъ связи на гимназической скамьѣ и въ годы своего студенчества. Въ сохранившихся письмахъ изъ Нѣжина къ своему двоюродному брату онъ называетъ Княгницкаго "геніемъ водителемъ": "моему генію водителю безцѣннѣйшему Ивану Петровичу передай мое усерднѣйшее почтеніе и поклонъ" {Письмо С. И. Пономарева къ брату отъ 1847 г.}.

Въ годы студенчества, пріѣзжая на каникулы въ Конотопъ, онъ часто велъ съ нимъ бесѣды на литературныя темы, пользовался книгами изъ его библіотеки, а въ письмахъ сообщалъ о своихъ первыхъ выступленіяхъ въ печати, спрашивая его совѣта и отзыва {О томъ же свидѣтельствуютъ и письма И. П. Кидгницкаго къ своему бывшему ученику, выдержки изъ которыхъ приводимъ:

"Въ тотъ же день хотѣлъ было насладиться тою бесѣдою, которая всегда доставляла мнѣ, по сочувствію и влеченію къ Вамъ, истинное продолжительное удовольствіе... посылаю Вамъ нѣкоторыя изъ просимыхъ Вами книгъ". (3/I.1850 г.)

"Давно лишенъ я великаго удовольствія видѣть Васъ и бесѣдовать съ Вами, между тѣмъ какъ душа моя постоянно жевала бы быть въ общеніи съ Вами. Не сомнѣвайтесь въ томъ, что я люблю Васъ и даже уважаю за нравственныя Ваши качества столько, насколько можетъ питать эти чувства добрый братъ и другъ"... (31/V.1861 г.)

"Письма Ваши будутъ для меня весьма утѣшительнымъ явленіемъ, чѣмъ то оживляющимъ однообразную, грустную, одинокую мою жизнь. Въ Ваши лѣта я любилъ прекрасное занятіе вестъ переписку со многими, дѣлалъ попытки воспроизвесть что-либо литературное, порывы духа взносили меня даже въ область Драмы; но не бывши надѣленнымъ ни прямымъ даромъ, ни терпѣніемъ, оставилъ въ самомъ началѣ самолюбивыя надежды, предалъ огню жалкія произведенія фантазія своей и, увлекаясь обстоятельствами жизни, вступилъ въ другую труженическую сферу, для насущнаго куска". (18, 19, 20/ІХ, 1851 г.).}.

О гимназическихъ годахъ Степана Ивановича, о занятіяхъ, о томъ или иномъ вліяніи на него товарищей, учителей свѣдѣній сохранилось мало. Извѣстно, что только первые 3 года мать оплачивала его квартиру; на 3-мъ году онъ получилъ урокъ за 5 руб. въ годъ, а съ 4-го класса онъ имѣетъ безплатную квартиру и 15 руб. въ годъ за занятія съ 2-мя дѣтьми. Этотъ заработокъ остается у него до окончанія гимназіи. Единственнымъ "документомъ" этого періода является тетрадь его, ученика 4-го и 5-го класса, съ надписью: "Классъ IV-й 1844/45 года. Классъ V-й 1845/46 года". Первыя страницы этой тетради заняты примѣромъ "простого" и "распространеннаго періода" на тему "человѣкъ искушается бѣдствіями" съ отзывомъ учителя: "очень хорошо". Далѣе идутъ описанія подъ заглавіемъ "Отрывки изъ дневника" и сказка "Добро робы, добро и буде" съ отзывомъ: "прекрасно". Остальныя 64 страницы тетради заняты "Реторическими Упражненіями", относящимися къ V классу, съ датой 6 сентября 1845 г. Тема этого "упражненія": "Путевые очерки" (губерніи: Черниговская, Кіевская, Волынская и Гродненская) съ отзывомъ учителя: "прекрасно".

Въ предисловіи къ "Путевымъ очеркамъ" мы читаемъ: "Мнѣ кажется, что мои Путевые очерки нисколько не присвоиваютъ себѣ названія Реторическихъ описаній видѣннаго мною: я описывалъ все по чувству, а не по опыту. Требованіе многаго, совершеннаго, смѣю думать, еще не относится ко мнѣ. Это передача мыслей, впечатлѣній неопытнаго юноши путника... а потому, если прозорливый глазъ опытнаго разбирателя моихъ очерковъ откроетъ мѣста, лишенныя занимательности... я питаюсь утѣшительною надеждою пріобрѣсти извиненіе и снисхожденіе этимъ строкамъ впечатлѣній, воспламенившихъ сердце юнаго путника, пылающаго рвеніемъ и увлекающагося подражаніемъ истинно-высокому, изъящному и прекрасному".

Въ это же время у него возникаетъ переписка съ двоюроднымъ братомъ, освѣщающая намъ литературные вкусы С. И. Пономарева, мальчика-гимназиста. Такъ, въ письмѣ отъ 14 окт. 1845 г. онъ пишетъ брату: "При этомъ имѣю пріятное удовольствіе сообщить Вамъ книгу "Ратиборъ Холмогродскій". Если можно будетъ скорѣе прислать обратно ее, тѣмъ лучше. Въ книгѣ Ратиборъ прочтите прежде изъясненія историческія, положенныя въ концѣ, это будетъ способствовать къ живости чтенія".

Въ письмахъ своихъ къ брату онъ помѣщаетъ отрывки своего сочиненія, упомянутыхъ уже "Путевыхъ очерковъ", съ припиской: "Для меня весьма бы пріятно было, если бы Вы въ письмѣ своемъ посвящали нѣсколько мѣста и времени на разборъ каждаго отрывка, помѣщаемаго мною во всякомъ письмѣ, и весьма желательно бы было слышать Ваше объ этомъ мнѣніе".

Въ послѣднихъ классахъ гимназіи на С. И. Пономарева неотразимое вліяніе, по его собственному указанію, произвели творенія H. В. Гоголя, и это впечатлѣніе осталось навсегда. Нѣкоторые отрывки онъ заучивалъ наизусть и даже въ старости не могъ вспомнить Гоголя безъ того, чтобы не процитировать любимыя мѣста изъ "Мертвыхъ душъ".

Любимому писателю онъ отводитъ слѣдующія строки своего гимназическаго дневника:

"Вотъ другой томъ Москвитянина... Въ немъ приковываетъ все вниманіе читателя повѣсть Гоголя; это -- высокое, чудное созданіе поэта по своей концепціи и творчеству. Какъ поразительна, удивительно-вѣрна, понята имъ характеристика Франціи и величаваго Рима. Читая его, забываешь, что это твореніе поэта, и думаешь видѣть въ немъ философскій трактатъ о значеніи этихъ двухъ странъ. Восклицанія похвалы и удивленія невольно исторгаются изъ устъ при чтеніи. Изумляюсь Генію художника, который во всякомъ избранномъ имъ родѣ сочиненія показалъ удивительную наблюдательность и точное знаніе предмета, имъ изображаемаго. Я принялъ намѣреніе написать по возможности характеристическую статью о литературной дѣятельности Гоголя и предвижу, что при всемъ моемъ слабомъ пониманіи его, говоря о каждомъ его созданіи, я напишу огромное сочиненіе, которое ни просмотрѣть, ни переписать, ни прочитать едва ли будетъ время. Такъ велика сила и разнообразіе его таланта, что и моя школьническая статья выйдетъ изъ предѣловъ обыкновенныхъ гимназическихъ сочиненій...

"Гоголь не Геній, а сильный самобытный талантъ".-- Здѣсь можно бы сказать многое и pro и contra, тѣмъ болѣе, что выраженныя выше мысли не мои собственныя, а вычитанныя изъ книгъ, но я рѣшаюсь молчать и согласенъ признать Гоголя великимъ и самобытнымъ талантомъ, но, прибавлю отъ себя, живо обнаруживающимъ даръ Божій и особенное призваніе, на который (талантъ), по мнѣнію г. Шевырева, имѣли сильное вліяніе: Италія -- своею поэзіею, живописью и природою; Шекспиръ и В. Скоттъ -- воспитаніемъ и развитіемъ его ясновидящей фантазіи; Гомеръ и Данте -- силою полноты и простоты чудныхъ художественныхъ сравненій. Прибавьте къ этому его самородный возвышенный юморъ, который у него является такимъ удивительнымъ сліяніемъ смѣха и слезъ: съ одной стороны, онъ весь проникнутъ неистощимою игрою смѣха, съ другой, является плачущимъ глубоко, съ сильною грустію о томъ же самомъ, что подверглось беззаботному, сильному, рѣзкому осмѣянію...

"Припомните его живописный, единственный, всеобъемлющій, неподражаемый слогъ; ненаглядность изображенія чего бы то ни было, отъ великаго до самаго малаго, и посмотрите: каковъ нашъ Гоголь? Какъ великъ и могучъ онъ въ литературѣ?..

"Но я пишу не характеристику Гоголя и потому удерживаю напоръ мыслей, которыя возбуждаетъ во мнѣ его самобытный огромный талантъ; но повторяю: страницы моей книги всегда открыты мыслямъ о немъ... Не чудно ли и не доказываетъ ли необъятность его таланта то, что, говоря о немъ, невольно вдохновляешься, и, вспоминая его творенія, испытывая при одномъ воспоминаніи чарующее ихъ вліяніе, жесткій и неплавный слогъ мыслителя превращается въ легкій, свободный, игривый языкъ и блеститъ поэтическими оборотами... До скорѣйшей встрѣчи, мой любимый чудный Поэтъ!.." {"Дневникъ. Путевыя Замѣтки" -- 21 окт. 1847 г.}

"Недавно читалъ я Арабески Гоголя (1 часть) и сильно восхищался статьями его, помѣщенными тамъ" Дремота духа помѣшала мнѣ глубже и полнѣе оцѣнить достоинство этихъ сочиненій его и изложить здѣсь свои мысли о нихъ. Когда достану вторую часть, тогда непремѣнно выражу свое сужденіе о Арабескахъ, а теперь скажу только, что я до сихъ поръ любилъ и уважалъ Гоголя, какъ поэта, прочитавши же я уважаю его еще болѣе, уважаю, какъ ученаго, и ученаго съ могучими силами, мыслями, съ оригинальнѣйшими и справедливѣйшими сужденіями, какія рѣдко, очень рѣдко случалось мнѣ читать.-- Остается теперь только достать послѣднее его сочиненіе "Выбранныя мѣста изъ переписки съ друзьями", и я тогда прочту всѣ сочиненія его. Хотя, впрочемъ, у меня много предубѣжденія противъ этой переписки, образовавшагося вслѣдствіе отзыва журналовъ (От. 3.; Совр.; Ф. В.; Б. д. Ч.), но я очень желалъ бы достать ее и прочесть" {Дневникъ "Путевыя Замѣтки" -- 28 ноября 1847 г.}.

О Гоголѣ говоритъ онъ и въ письмахъ къ брату, которыя съ 1847 г. превращаются въ "дружеско-братскій" журналъ. Одинъ изъ такихъ журналовъ-писемъ No 1, отъ 1-го мая 1847 г., сохранился. Онъ состоитъ изъ двухъ листовъ почтовой бумаги большого формата, раздѣленныхъ на 3 столбца, исписанныхъ со всѣхъ сторонъ мелкимъ, бисернымъ "пономаревскимъ" почеркомъ (о которомъ Максимовичъ писалъ -- "мачкомъ сѣять"). {См. ниже стр. 41 письмо М. А. Максимовича.}

Названіе журнала: " Подарокъ сердца -- дружескобратскій журналъ, издаваемый Любовью къ брату, подъ редакціею Души". Годъ 1-й, томъ 1-й. Въ верхнемъ правомъ углу 1-й страницы журнала написано: "писать позволяется съ тѣмъ, чтобы по написаніи немедленно былъ отосланъ куда слѣдуетъ. Цензоръ: Преданность къ Брату".

Въ этомъ журналѣ авторомъ его приведены цѣль и программа журнала:

"Желая сколько-нибудь явственно и неоспоримо доказать силу любви своей къ тебѣ, я предпринялъ это изданіе журнала.

"Журналъ этотъ будетъ выходить съ Августа мѣсяца 1847 года непрерывно по Іюнь 1848 г., т.-е. въ годъ 10 номеровъ. Каждый номеръ журнала будетъ состоять изъ одного листа почтовой бумаги, иногда и болѣе, по возможности. Въ составъ его войдутъ слѣдующіе четыре отдѣла.

"Отд. I. Изъящныя сочиненія. Этотъ отдѣлъ будетъ наполняться исключительно выписками изъ отборнѣйшихъ сочиненій лучшихъ писателей. Сюда войдутъ лучшіе отрывки "Мертвыхъ Душъ" Гоголя, сочиненія Жуковскаго, Карамзина, Батюшкова. Сюда также войдетъ продолженіе собственныхъ "Путевыхъ очерковъ,

"Отд. II. Философическія сочиненія Въ немъ будутъ помѣщены занимательнѣйшія ученыя статьи извѣстнѣйшихъ писателей. Сюда войдутъ: Рафаэлева Мадонна (Жуковскаго); Маленькіе великіе люди и Рѣчь о критикѣ (Никитенко) и собственная критика на сочиненіе Бугаевскаго "Приська".

"Отд. III. Письмо. Здѣсь будутъ помѣщены свои мысли, чувства, событія, впечатлѣнія.

"Отд. IV. Кое-что. Онъ будетъ наполняться отдѣльными замѣчательными мыслями, современными извѣстіями, всѣми мелочами, которыя почему-либо будутъ для насъ дороги и любопытны.

"Излишне было бы говорить о языкѣ и слогѣ журнала. Однакожъ скажу, что основнымъ элементомъ своего журнала я принялъ слѣдующія слова: "Умъ въ сторону -- пустъ дѣйствуетъ сердце".

Въ отдѣлѣ 1-мъ сохранившагося журнала помѣщено начало "Повѣсти о капитанѣ Копѣйкинѣ" изъ "Мертвыхъ Душъ", съ припиской въ концѣ:

"Отъ редакціи: "Чтобы понять вполнѣ прелесть разсказа, живопись слога, точность изображенія снятаго съ природы, нужно необходимо прочесть нѣсколько разъ этотъ прекрасный отрывокъ прекраснѣйшаго сочиненія. (Нужно имѣть особенное расположеніе духа, говорить комически, припоминать характеръ почтмейстера.)

"Мертвыя Души еще не только не доставлены въ редакцію, но и не выписаны еще по причинамъ, совершенно отъ редакціи независящимъ. Впрочемъ приняты мѣры... Помѣщенный здѣсь отрывокъ заимствованъ изъ случайно доставшагося экземпляра Мертвыхъ Душъ отъ одного знакомаго и то на время".

Во II отдѣлѣ журнала приведена статья А. Никитенко: "О стихотвореніяхъ Гр. Ростопчиной".

Въ III -- произведеніе самого автора журнала подъ заглавіемъ: "Встрѣча Свѣтлаго Праздника 1847 г."

Въ отдѣлѣ IV -- "Кое-что", помѣщено, между прочимъ, слѣдующее сообщеніе объ арестѣ Кулиша: "Писатель Кулишъ задумалъ безумное дерзское дѣло, ужасно подумать, и какъ могла родиться въ человѣкѣ такая мысль въ теперешнее время. Ему вздумалось поселить въ Малороссіянахъ мало по малу мысль и намѣреніе отдѣлить Малороссію отъ Россіи и это, къ сожалѣнію, вѣрно. Онъ поѣхалъ было за границу съ молодою женою. На таможнѣ у него нашли переписку, исполненную слишкомъ вольныхъ мыслей, оскорбительныхъ для Верховной власти, съ гг. Шевченко (писателемъ), Костомаровымъ (проф. Унив. Кіевскаго) и Маркевичемъ (студ. унив.). Тамъ его задержали и отправили въ Петербургъ.

"Многіе здѣсь {Въ Нѣжинѣ.-- Л. Р.} видѣли его, когда провозили изъ Кіева. Тѣхъ господъ, его соучастниковъ, и даже родственниковъ, говорятъ, всѣхъ потащили туда же. Чѣмъ-то это кончится?"

Далѣе идетъ сообщеніе о предстоящихъ экзаменахъ: "Съ 15 числа Мая у насъ начнутся экзамены; первымъ экзаменомъ по порядку испытаній положенъ экзаменъ изъ Реторики и читать на немъ свои сочиненія. Можно себѣ представить, сколько у меня теперь занятій. Я пишу къ тебѣ этотъ номеръ, готовлю сочиненіе подъ заглавіемъ (если не перемѣню): "Двигатели русской литературы въ XVIII и XIX вѣкѣ. Степень и значеніе ея въ томъ и другомъ вѣкѣ".

Здѣсь же обращаетъ онъ вниманіе брата на біографіи, печатавшіяся въ "Отеч. Запискахъ": "Читаешь ли ты въ "Отеч. Записк.", въ Смѣси, Біографіи знаменитыхъ современниковъ: это чрезвычайно полезныя статьи. Изъ нихъ можно познакомиться со многими замѣчательными людьми, и біографіи эти хорошо написаны, не говорю уже, что онѣ всегда любопытны; прочти въ 2 и 3 NoNo сего года біографію Сепанкура. Она довольно замѣчательна".

Неудовлетворяемый познаніями, которыя ему давала гимназія, и иногда тяготясь школьной жизнью, онъ увлекается журналами: "Передо мною 10 No "От. Записокъ* сего года. Займусь литературою, чтобы развлечься мыслями въ области словесности и позабыть на время скучное, надоѣдливое школьничество..." {Дневникъ "Путевыя Замѣтки" -- 5 ноября 1847 г.}

"Кромѣ простого удовольствія, какое доставляетъ многимъ наша литература, я чувствую къ ней какую-то любовь; для меня пріятно появленіе новаго писателя съ талантомъ, пріятно видѣть его постоянное развитіе къ лучшему, пріятно встрѣчать новыя хорошія сочиненія и, наоборотъ, грустно видѣть застой таланта, больно слышать о смерти даровитаго автора... однимъ словомъ интересы, положеніе, развитіе литературы для меня дороги и близки моему сердцу" {Дневникъ "Путевыя Замѣтки" -- 14 іюня 1848 г.}.

"Но какую ужасную новость прочелъ я недавно въ СПБ. Вѣдомостяхъ: Виссаріонъ Григорьевичъ Бѣлинскій, извѣстный литераторъ и критикъ, скончался въ СПБ. 23 мая въ 5 ч. утра {Въ подлинникѣ дата указана ошибочно -- Бѣлинскій скончался 26 мая.-- Л. Р.}. Я не вѣрилъ глазамъ своимъ, читая это извѣстіе, такъ странно, такъ нежданно показалось оно для меня, такъ глубоко, душевно тронуло. Ахъ жаль, жаль, какъ человѣка, а еще болѣе жаль, какъ отличнаго критика; сколько полезнаго онъ оказалъ л-рѣ и сколько могъ бы еще оказать?-- и вотъ безпристрастная и неразборчивая смерть пресѣкла жизнь его къ искреннему сожалѣнію всѣхъ читавшихъ его умныя, образцовыя статьи. Невольно приходятъ на мысль стихи, не знаю чьи:

Прекрасное погибло въ пышномъ цвѣтѣ:

Таковъ удѣлъ прекраснаго на свѣтѣ!

Таковъ, въ особенности, удѣлъ, прибавлю я, замѣчательнѣйшихъ русскихъ талантовъ... Кромѣ того, что всякій годъ, смотри, и не досчитаешься кого-нибудь изъ дѣятелей нашей литературы, да кого иногда не досчитаешься? Того, часто, который былъ извѣстенъ, какъ человѣкъ съ неистощимымъ богатствомъ мыслей, съ яснымъ и сильнымъ даромъ Божіимъ -- призваніемъ къ одному великому... и гибнутъ надежды, которымъ не было конца и мѣры. Припомнимъ, какія сильныя утраты понесли мы въ послѣдніе годы: А. Кольцовъ, И. А. Крыловъ, Н. Полевой, Э. Губеръ, Языковъ, В. Н. Майковъ и, наконецъ, Бѣлинскій. Смерть послѣдняго извлекла изъ очей моихъ слезы непритворнаго сожалѣнія, и я благословляю эти слезы, благословляю свою чувствительность: она дастъ мнѣ познавать прекрасное. Читая какую-нибудь статью любимаго автора, или даже только извѣстнаго, я всегда чувствую, кромѣ сочувствія къ идеямъ его, выраженнымъ въ читаемой статьѣ, еще какого-то рода уваженіе сердечное къ его личности, которую представляешь себѣ всегда величественною, покойною и геніальною. Что-то станется теперь съ Современникомъ: двѣ главнѣйшія подпоры его -- Никитенко и Бѣлинскій, пали!! Устоитъ ли онъ непоколебимо на томъ мѣстѣ, на которое возвели его преимущественно статьи Никитенка и Бѣлинскаго? Ожидаю съ нетерпѣніемъ 6-й книжки Современника: въ ней, вѣроятно, будетъ некрологъ В. Г. Бѣлинскаго съ подробнымъ показаніемъ всей его литературной дѣятельности..." {Дневникъ "Путевыя Замѣтки" -- 9 іюня 1848 г.}

0x01 graphic

II.
Университетъ.-- Первое выступленіе въ печати.-- Окончаніе университета.-- Поиски "службы".-- Надзирательство въ московской гимназіи.-- Преподавательство въ Полтавѣ.-- Болѣзнь.

Въ 1848 году С. И. Пономаревъ окончилъ Нѣжинскую гимназію съ серебряной медалью и поступилъ въ Кіевскій университетъ св. Владиміра, на философскій факультетъ.

Въ письмѣ къ матери, отъ 3 августа 1848 г., онъ объясняетъ, почему онъ добралъ этотъ факультетъ и почему зачислился въ своекоштные студенты:

"Нанявъ квартиру, я разспросилъ немедленно знакомыхъ товарищей о поступленіи въ университетъ и на другой день по пріѣздѣ въ Кіевъ подалъ прошеніе о принятіи меня въ число своекоштныхъ студентовъ по первому отдѣленію философскаго факультета, то-есть по ученой части. Вы, конечно, спросите, отчего я избралъ этотъ факультетъ и отчего не подалъ прошенія на казенный счетъ -- объ этомъ я разскажу Вамъ теперь, сколько могу.

"Такъ какъ я не увѣренъ въ себѣ, что могу выдержать медицинскій факультетъ, а избравши его и поступивши на казенный счетъ, никакъ нельзя было бы перемѣнить потомъ факультета, то я и избралъ словесный. По словесному же факультету я не захотѣлъ просить о принятіи меня на казенный счетъ, потому что поступить на казенный счетъ, какъ я здѣсь хорошенько разспросилъ, значитъ продать себя казнѣ, сдѣлаться невольникомъ ея на шесть лѣтъ... Притомъ, окончивши курсъ по словесному факультету на собственномъ счетѣ, я имѣю право проситься или на мѣсто учителя или въ гражданскую службу, тогда какъ казенно-коштныхъ выпускаютъ только учителями, и на своемъ счетѣ я могу перемѣнить факультетъ, а на казенномъ не можно.

"До 15 сентября позволено перемѣнять факультетъ безъ всякой потери времени учебнаго, не знаю удержусь ли я на словесномъ; если испытаю себя, что смогу выдержать операціи, то, можетъ быть, перемѣню на медицинскій, потому что только этотъ факультетъ представляетъ впослѣдствіи вѣрную награду за университетскіе труды, тогда какъ всѣ прочіе сомнительны".

Однако не только практическія побужденія руководили имъ при выборѣ факультета. Самъ онъ говоритъ: "по влеченію изъ дѣтства къ литературѣ и любви къ занятіямъ съ нею, я избралъ 1-е отд. Философскаго факультета" {Дневникъ "Путевыя Замѣтки" -- 1 сентября 1849 г.}.

Въ этомъ же письмѣ онъ успокаиваетъ мать относительно своего матеріальнаго положенія: у него есть урокъ за квартиру и столъ.

Въ 1849 году у него, повидимому, было намѣреніе перевестись въ Московскій университетъ, такъ какъ въ письмѣ къ матери, отъ 31 мая 1849 г., онъ сообщаетъ:

"Грустно мнѣ, что мои надежды на Москву не сбываются. Господняя воля! Впрочемъ, у насъ теперь нѣсколько новостей есть такихъ, что и перемѣнять университетъ опасно. Съ слѣдующаго года уже не будетъ пріема молодыхъ людей въ университетъ до тѣхъ поръ, пока не сдѣлается 300 студентовъ въ университетѣ. А теперь ихъ 670, ждите, пока выбудутъ 370 человѣкъ, вѣроятно протянется это года на три. И это во всякомъ университетѣ. Принимать будутъ только самыхъ лучшихъ и то по экзамену" {Объ этомъ штатномъ числѣ -- 300 мы находимъ указаніе у проф. М. В. Владимірскаго-Буданова въ составленной имъ книгѣ "Исторія Императорскаго университета св. Владиміра". Кіевъ, 1884 г.

Онъ сообщаетъ, что въ то время (1849 г.) было "обращено вниманіе на наплывъ въ университетъ молодежи изъ вившихъ классовъ общества... результатомъ чего и было то, что 30 апрѣля 1849 г. статсъ-секретарь Танѣевъ сообщилъ Министру Народнаго Просвѣщенія, что Государь соизволилъ, чтобы штатъ студентамъ въ университетахъ ограниченъ былъ числомъ 300 въ каждомъ, съ воспрещеніемъ пріема студентовъ, пока наличное число не войдетъ въ этотъ размѣръ... и чтобы при будущихъ пріемахъ въ студенты избирать самыхъ отличныхъ по нравственности". (Стр. 686).

"Бибиковъ [Кіевск. генер.-губер., управлявшій Кіевскимъ учебнымъ округомъ] 29 іюня 1849 г. увѣдомилъ совѣтъ у-та св. Владиміра, что Государь Императоръ вслѣдствіе дошедшихъ до Его Величества свѣдѣній, что многіе студенты у-та, будучи недовольны нѣкоторыми касающимися надзора на ними, нововведеніями, стараются переходить въ другіе у-ты, Высочайше повелѣть соизволилъ: строго запретить переходъ студентовъ у-та св. Владим. въ другіе у-ты безъ уважительныхъ причинъ." (Ibid., стр. 622).}.

Въ годы студенчества Пономаревъ состоитъ въ дѣятельнѣйшей перепискѣ съ нѣжинскими друзьями, письма къ которымъ носятъ также названіе журналовъ. Этихъ писемъ-журналовъ сохранилось лишь одно -- къ его другу Т. А. Кириленко.

Вотъ полное названіе этого журнала: "Киньгрусть дружескій собесѣдникъ, издаваемый любовью къ другу, г. Кіевъ 1849 г., Сентябрь".

Въ отдѣлѣ 1-мъ, озаглавленномъ, помѣщены "Воспоминанія о праздникѣ Успенія Пресвятой Богородицы. Лавра 14 и 15-е августа", С. Пономарева. Въ "Воспоминаніяхъ" говорится о торжественномъ богослуженіи митрополита въ Кіевской лаврѣ, лаврскомъ пѣніи и о молитвенномъ настроеніи при этомъ богослуженіи, охватившемъ автора воспоминаній. Въ приложеніи къ журналу "Кинырустъ" помѣщена "Критика" на сочиненіе "Игра случая", романъ въ 3-хъ вечерахъ, сочиненіе О. Пономарева въ ¹/₄ д. л., рукопись въ 72 стран., 1849 года, съ слѣдующей припиской Пономарева: "надѣюсь, Вы не посѣтуете за это приложеніе... и терпѣливо прочитаете критику, которую веду я отъ чужого лица, какъ будто въ журналѣ". Романъ "Игра случая", содержаніе котораго неизвѣстно и на который написана Пономаревымъ самокритика, повидимому, былъ помѣщенъ въ одномъ изъ несохранившихся писемъ-журналовъ къ друзьямъ.

Позднѣе, вспоминая это время, С. И. Пономаревъ писалъ (10 декабря 1874 г.) Т. А. Кириленко: "Твое послѣднее письмо такъ и повѣяло на меня стариною, доброй и милой стариною, когда бывало пересылались мы цѣлыми пакетами, журналами. Счастливое, блаженное время! Сколько разъ теперь вздохнешь о немъ и о себѣ!"

По отвѣтнымъ письмамъ друга его Т. А. Кириленко можно заключить, что въ письмахъ-журналахъ, адресованныхъ Кириленку, были помѣщены, между прочимъ, разсужденія Пономарева о дружбѣ, о счастьи. Изъ нихъ же у знаемъ, что друзьями-нѣжинцами выписывались въ то время вскладчину слѣдующіе журналы: "Современникъ", "Библіотека для чтенія", "Отечеств. записки", "Москвитянинъ".

0x01 graphic

Укажемъ на письмо студента Пономарева (черновикъ котораго сохранился) отъ 12 ноября 1849 года, посланное имъ въ редакцію "Современника". Въ этомъ письмѣ, ссылаясь на выраженное редакціей въ 1848 г. Желаніе получать отъ своихъ подписчиковъ замѣчанія, относящіяся къ содержанію, онъ указываетъ, что редакція обошла рецензіями слѣдующія вышедшія книги: "Фонъ-Визинъ" -- сочиненіе кн. Вяземскаго, "Словарь Академическій", "Записки по церковному законсвѣдѣнію" Скворцова, "Предметъ, методъ и цѣль филологическаго изученія Русскаго языка" Костыря, "О сущности основного физіократическаго ученія" Гейсмана и друг.

Касаясь отдѣла критики въ журналѣ, онъ сообщаетъ редакціи: "слабѣе и тоще всѣхъ прочихъ отдѣловъ -- отдѣлъ критики. Очень многіе подписчики ваши и скорбятъ, и негодуютъ на это. Мнѣ кажется, это доказываетъ, что критика въ настоящее время едва ли не значительнѣе повѣстей и романовъ во мнѣніи публики. Истинно скажу вамъ, что страницы критики многими изъ читателей разрѣзываются прежде прочихъ, статьи этого отдѣла читаются съ любопытствомъ и полнымъ вниманіемъ. Приведу кстати одинъ примѣръ: обѣщанныя неоднократно статьи В. Г. Бѣлинскаго о Гоголѣ и Лермонтовѣ были для многихъ, преимущественно молодыхъ людей, возбудительнымъ средствомъ къ подпискѣ на Современникъ. Я очень хорошо знаю, что нѣкоторые студенты и даже ученики гимназіи выписывали вашъ журналъ въ 1848 г. въ той именно увѣренности, что въ немъ прочтутъ они давно обѣщанныя и долго ожидаемыя статьи В. Г. Б. о Гоголѣ и Лермонтовѣ. Теперь о статьяхъ этихъ нѣтъ и вѣсти, потому, конечно, что онѣ не были и начинаемы авторомъ, а только задуманы. Смерть его, возбудившая искреннее сожалѣніе во многихъ, уничтожила всякую надежду на появленіе его статей въ печати... Я привелъ этотъ фактъ не для того, чтобы сдѣлать совершенно незаслуженный упрекъ редакціи -- почему въ журналѣ ея нѣтъ статей Бѣлинскаго, обѣщанныхъ ею -- но для того, чтобы показать, каково преимущественно направленіе публики въ дѣлѣ литературы, чтобы показать, чего особенно хочетъ публика отъ журнала. Она желаетъ критики... поболѣе дѣльныхъ хоть не обширныхъ статей о замѣчательныхъ книгахъ, критики полной, какая съ давнихъ поръ ведется въ " Отечественныхъ Запискахъ".

Подписчикъ Вашего журнала
въ 1848, 1849 и 1850-мъ годахъ.

Въ 1850 году студентъ Пономаревъ впервые выступаетъ въ печати: въ журналѣ "Москвитянинъ" печатается его корреспонденція изъ Кіева. Свои корреспонденціи онъ продолжалъ посылать въ этотъ журналъ въ теченіе 1851 и 1852 годовъ. На это первое его выступленіе въ печати откликнулся упомянутый И. П. Княгницкій:

"Радуюсь отъ искренно любящей Васъ души", пишетъ онъ, "что опыты проявленія духовной Вашей дѣятельности можно находить уже въ печати! Не ослабѣвайте въ начатомъ, но не будьте слишкомъ взыскательны къ самому себѣ, и дѣло пойдетъ какъ нельзя лучше... Я порадовался, было, пріятною новостью, что и Вы пустились вслѣдъ за избранными и начали писать стихи. Весьма желалъ бы я прочесть нѣкоторые изъ нихъ, и тогда, не обинуясь, сказалъ бы: идите впередъ или остановитесь. Отъ поэта теперь требуютъ весьма много, и безъ особенныхъ даровъ природы трудно взойти на высокую гору Парнасъ. Но отъ Васъ я ничего не ожидаю посредственнаго и думаю, что и въ новыхъ опытахъ дѣятельности Вашего духа есть уже блестящія проявленія". {Письмо И. П. Княгницкаго отъ 6 іюня 1851 г.}

Писать стихи, о чемъ упоминаетъ въ своемъ письмѣ И. П. Княгницкій, Пономаревъ началъ въ 1850 году. Сохранился альбомъ подъ заглавіемъ: "Стихотворенія С. И. Пономарева. Полтава. 1859 г."

Въ альбомѣ -- 162 страницы. На 85 страницахъ его переписаны стихотворенія Пономарева "институтками 3-хъ отдѣленій старшаго возраста" Полтавскаго института, которымъ въ 50-хъ годахъ Пономаревъ преподавалъ русскій языкъ и словесность и которыя, собравъ всѣ стихотворенія его, извѣстныя въ институтѣ, вписали ихъ въ альбомъ, украсивъ 1-ю страницу его виньеткой, и преподнесли въ 1859 г. автору стихотвореній. На обложкѣ альбома имѣется слѣдующая помѣтка С. И. Пономарева: получено изъ Института 1-го Іюля 1859 г. (среда, вечеръ).

Стихотворенія эти были написаны Пономаревымъ въ періодъ времени съ 1856 по 1859 г. на темы разныхъ событій за это время въ жизни Полтавскаго института, а потому не предназначались для печати. Здѣсь имѣются акростихи, экспромты и стихи, пріуроченные къ равнымъ событіямъ институтской жизни: празднествамъ, актамъ, посѣщеніямъ института тѣмъ или инымъ попечителемъ и проч. Позднѣе въ этотъ альбомъ Степанъ Ивановичъ сталъ вносить собственноручно свои стихотворенія, заполнивъ ими 2-ю половину его. Всѣхъ стихотвореній въ альбомѣ около 180 (съ 1850 по 1871 г.). Весьма незначительная часть ихъ вошла въ позднѣйшіе сборники стихотвореній Пономарева: Но Святой Землѣ, Въ свѣтлыя и грустныя минуты, Вечерній звонъ и На добрую память. Всѣ же остальныя стихотворенія въ печати не появлялись, такъ какъ это акростихи, экспромты; большинство ихъ были написаны и посвящены близкимъ ему роднымъ и знакомымъ.

На внутренней обложкѣ этого альбома рукою С. И. Пономарева написаны два стихотворенія съ слѣдующей припиской: "Два первыхъ стихотворенія, которыми началась моя стихоплетная дѣятельность". Далѣе слѣдуютъ стихотворенія, первое изъ нихъ приводимъ:

На разлуку съ П. И. С.

(Павломъ Ивановичемъ Серебренниковымъ).

Съ какой тоскующей душой

Я разстаюсь теперь съ тобой:

Какъ грустно будетъ думать мнѣ,

Что ты -- въ далекой сторонѣ!..