Одинъ современный романистъ сказалъ шутя, что греческій и латинскій языки были выдуманы для доставленія насущнаго хлѣба профессорамъ. Въ этой безобидной шуткѣ скрывается предостереженіе,-- говорить Маріонъ.-- Если каждый чиновникъ твердо долженъ помнить правило, что должность существуетъ для публики, а не публика для должности, то тѣмъ болѣе примѣнимо это правило для воспитателя. Воспитаніе,-- говорить Руссо,-- "есть искусство создавать людей". Само собою разумѣется, что людей надо создавать для нихъ же самихъ, а не для себя. Первая обязанность воспитателей, кто бы онц ни были, начиная съ родителей,-- все дѣлать для высшаго блага воспитанниковъ. Этотъ принципъ ведетъ за собой такія важныя послѣдствія, что на немъ нельзя не остановится, несмотря на его элементарность.
"Воспитывать ребенка,-- говорить Неккеръ де-Сосюръ,-- значить давать ему возможность исполнить современемъ наилучшимъ образомъ свое назначеніе въ жизни". Замѣчательно, что всѣ доктрины, всѣ опредѣленія воспитанія, имѣющія какую-нибудь философскую цѣнность, сходятся въ своемъ стремленіи. Штейнъ говорить, что цѣлью воспитанія должно быть "стройное развитіе всѣхъ человѣческихъ способностей... Оно должно развитъ всѣ душевныя силы, возбудить и поддерживать всѣ жизненные принципы, стараться привести въ дѣйствіе всѣ стремленія, которыя составляютъ силу и достоинство человѣка". По мнѣнію Стюарта Милля, "оно должно приблизить насъ насколько возможно къ идеалу нашей природы"; по Герберту Спенсеру: "приготовитъ насъ къ истинной жизни"; Кантъ сказалъ, что "оно должно развить въ человѣкѣ до совершенства все лучшее, на что способна его природа". Изъ этого слѣдуетъ, что цѣлью воспитанія долженъ быть ребенокъ самъ по себѣ; въ немъ надо, прежде всего, уважать и развивать человѣческую личность, оставляя въ сторонѣ личные интересы родителей или учителей. Они всегда найдутъ удовлетвореніе, если будутъ искать его тамъ, гдѣ надо. Ихъ первою и главною обязанностью должно бытъ самоотреченіе.
Но надо остерегаться, чтобы самъ ребенокъ не сталъ считать себя единственною и конечною цѣлью всего окружающаго. Въ немъ надо, прежде всего, воспитывать уваженіе къ другимъ, къ ихъ правамъ, развивать способность къ самопожертвованію. Конечно, онъ долженъ умѣть жертвовать добровольно; только такого рода жертвы имѣютъ какую-нибудь цѣнность. Если мы наказываемъ его въ минуту гнѣва и раздраженія, чтобы отдѣлаться отъ его требованій и капризовъ, мы пользуемся своимъ правомъ, мы подчиняемся, можетъ быть, необходимости, но, во всякомъ случаѣ, мы не воспитываемъ его.
Видѣть въ ребенкѣ духовное существо, видѣть въ немъ всегда цѣль, а не средство, не значитъ пріучитъ его смотрѣть на себя какъ на центръ вселенной. Чѣмъ болѣе будемъ мы развивать въ немъ человѣка, тѣмъ сильнѣе будетъ онъ чувствовать свою связь съ другими людьми и свои обязанности по отношенію къ нимъ. Нельзя не согласиться съ Кантомъ, что истинное воспитаніе способствуетъ общему прогрессу. Въ лицѣ отдѣльнаго индивидуума оно стремится ко благу цѣлой соціальной группы, часть которой онъ составляетъ, стремится ко благу всего человѣческаго рода. Оно должно всегда имѣть въ виду "перспективу лучшаго и болѣе счастливаго человѣчества". Чѣмъ болѣе развитъ человѣкъ, тѣмъ яснѣе онъ сознаетъ, что его личное благо тѣсно связано съ благомъ семьи, націи, человѣчества. Все должно быть основано на взаимномъ свободномъ подчиненіи и каждый долженъ умѣть въ случаѣ надобности принести себя въ жертву. Чѣмъ болѣе развить человѣкъ, тѣмъ болѣе можетъ онъ служить своимъ близкимъ, не жертвуя ни своимъ, ни чужимъ счастьемъ и давая каждому то, что онъ въ силахъ дать. Жертву надо умѣть приносить, надо знать, когда она дѣйствительно необходима. Прежде всего, она должна быть сознательна и свободна. Чтобы жертвовать собою, надо сначала быть чѣмъ-нибудь и кѣмъ-нибудь, надо умѣть принадлежать себѣ. Развивать личность въ ребенкѣ необходимо и для того, чтобы приготовить его. къ борьбѣ съ жизнью, а это тоже одна изъ обязанностей воспитателя. По, главнымъ образомъ, развитіе личности необходимо для воспитанія въ ребенкѣ принциповъ истинной морали. Личность не надо смѣшивать съ эгоизмомъ индивидуальности,-- это два совершенно разныя понятія: одна основывается на свободѣ и на разумѣ, другая -- на слѣпыхъ инстинктахъ и на принужденіи. На усовершенствованіи личности основанъ весь прогрессъ и общее благо. Если бы каждый индивидуумъ давалъ все то лучшее, что онъ можетъ дать, счастье было бы, насколько возможно, обезпечено какъ для него, такъ и для общества. Сказать вмѣстѣ съ Джемсомъ Миллемъ, что "изъ индивидуума надо, насколько возможно, выработать орудіе счастья какъ для него, такъ и для другихъ", врядъ ли возможно. Самое слово "орудіе" звучитъ фальшиво. Дѣло идетъ о человѣкѣ, а не о "человѣческомъ орудіи", по выраженію Гизо. Невѣрно также, что прежде всего мы должны имѣть въ виду счастье. Счастье каждый понимаетъ по-своему и беретъ тамъ, гдѣ находить,-- для него не существуетъ ни правилъ, ни гарантій. Чѣмъ больше ищутъ счастья, тѣмъ менѣе его находятъ: это -- законъ психологіи. Счастье приходить само собою, если воспитаніе хорошо. А воспитаніе хорошо только тогда, когда оно учитъ искать счастье тамъ, гдѣ можно, и обходиться безъ него, если это надо.
Воспитаніе, въ настоящемъ значеніи этого слова, только, повидимому, заканчивается вмѣстѣ съ возрастомъ, когда человѣкъ выходить изъ-подъ опеки родителей и учителей. Въ сущности, оно продолжается, такъ какъ умственный и моральный ростъ еще не закончился, характеръ и умъ способны еще къ видоизмѣненіямъ. Мѣняются только руководители. Воспитаніе становится дѣломъ всѣхъ тѣхъ людей, водя и примѣръ которыхъ имѣютъ на насъ вліяніе. Но, главнымъ образомъ, оно становится дѣломъ самого человѣка, каждый изъ насъ отвѣтственъ за себя и долженъ самъ закончить свое развитіе.
Отсюда первый и непреложный критеріумъ воспитанія: лучшимъ будетъ то, которое больше всего разовьетъ въ ребенкѣ способность управлять собою и одному продолжать работу надъ самоусовершенствованіемъ. "Научить человѣка подниматься самому, когда его перестанутъ поднимать",-- вотъ, по мнѣнію Гизо, главная цѣль воспитанія. Каждый хорошій воспитатель долженъ стремиться къ тому, чтобы свести свою роль къ нулю, долженъ работать надъ образованіемъ не машинъ, а характеровъ, управляемыхъ твердымъ сознаніемъ своей отвѣтственности, любовью и яснымъ представленіемъ идеала.
Все принудительное, механическое, всѣ низкія средства должны быть изгнаны разъ навсегда, какъ-то: побои, шпіонство, доносы, угрозы или обѣщанія. Хорошо только то, что возвышаетъ душу. Пользоваться инстинктами страха или выгоды значить оскорблять и унижать въ ребенкѣ человѣческое достоинство. Эти средства годны только для дрессировки. Такимъ образомъ можно образовать послушныхъ манекеновъ,автоматовъ, но не людей. Быть человѣкомъ не значить дѣлать то или другое подъ вліяніемъ какой-нибудь внѣшней воли, быть человѣкомъ значитъ поступать свободно, на свой собственный страхъ и рискъ. Человѣкъ, считающійся хорошо воспитаннымъ, можетъ быть воспитанъ очень плохо или, вѣрнѣе, не получить никакого воспитанія.
Быть хорошо воспитаннымъ -- значитъ быть хорошо приготовленнымъ къ жизни. Слова Монтэня, что надо научить дѣтей, что они должны дѣлать, когда сдѣлаются людьми, совершенно справедливы, если ихъ понимать въ широкомъ смыслѣ. Какая будетъ жизнь ребенка, котораго мы воспитываемъ, мы не знаемъ, такъ какъ давно прошли тѣ времена, когда сынъ наслѣдовалъ занятіе отца. Призванія обнаруживаются позднѣе и долго колеблются, какъ говорить Руссо. "Если ранги остаются, то люди ихъ мѣняютъ безпрерывно". Но "ихъ общее призваніе -- быть человѣкомъ". Про каждаго ученика можно сказать то же, что говорить Руссо про своего: "природа, прежде всего, зоветъ его къ человѣческой жизни". И дальше: "Жить -- вотъ искусство, которому я хочу его научить... Онъ съумѣеть быть, по мѣрѣ надобности, всѣмъ, чѣмъ человѣкъ долженъ быть; пусть судьба заставляетъ его мѣнять сколько угодно мѣстъ, онъ всегда будетъ на сбоемъ.
Всякія соображенія утилитарнаго характера должны отойти на второй планъ. Изъ ребенка надо сдѣлать человѣка, а не ремесленника. Такова должна быть задача первоначальной школы, а тѣмъ болѣе среднихъ и высшихъ учебныхъ заведеній, гдѣ должно развивать и укрѣплять всѣ стремленія свободнаго человѣка, гдѣ воспитанники должны получить ясное и твердое сознаніе своихъ соціальныхъ обязанностей.
Но наши духовныя и нравственныя стремленія основаны на нашей способности къ жизнедѣятельности, а потому, прежде всего, надо стараться развить въ ребенкѣ жизненные инстинкты,-- "онъ не ангелъ и не звѣрь". Глубоко заблуждаются тѣ люди, которые не придаютъ большого значенія физическому здоровью,-- отъ него зависитъ многое, изъ него вытекаетъ мужество и великодушіе. Уже давно сказано: здоровое и сильное тѣло повинуется нашей водѣ; слабое и больное управляетъ ею. Разныя героическія исключенія нисколько не противорѣчатъ этой истинѣ, основанной на вѣковомъ опытѣ, на біологическихъ и психологическихъ наблюденіяхъ.
На ряду съ физическимъ развитіемъ должно идти развитіе умственныхъ и нравственныхъ стремленій. Чѣмъ больше естественной свободы предоставляется имъ, тѣмъ лучше; они, конечно, должны подчиняться стройному, гармоничному порядку, но надо, чтобъ это подчиненіе принималось сознательно, вытекало изъ нашей собственной воли. Порядокъ и дисциплина необходимы въ каждомъ учебномъ заведеніи, какъ необходимы они всюду, гдѣ живутъ и работаютъ вмѣстѣ много людей. Подчиненіе законамъ должно быть первою обязанностью гражданъ, поэтому и ученики должны подчиняться школьнымъ правиламъ. Но если дисциплина, подчиненіе правиламъ будутъ достигаться только механическимъ путемъ, нисколько не улучшая внутреннихъ стремленій учениковъ, не развивая въ нихъ способности управлять собою, то это будетъ не школьная дисциплина, а полицейскій надзоръ. Важенъ не тотъ или иной поступокъ, а тотъ принципъ, изъ котораго онъ вытекаетъ; важно знать, какими мотивами руководится ребенокъ въ своемъ поведеніи. "Я хочу,-- сказалъ Монтэнь,-- чтобы человѣкъ не дѣлалъ зла не потому, что онъ не можетъ, а потому, что онъ не хочетъ". Здѣсь лежитъ основная доктрина демократіи. Гдѣ всѣ работаютъ надъ созданіемъ закона, тамъ нѣтъ внѣшняго давленія и каждый повинуется закону своей собственной совѣсти.
Но для того, чтобы научиться управлять собой, надо упражнять свою волю. Всякому извѣстно, что можно твердо помнить самые лучшіе принципы и безпрестанно измѣнять имъ въ жизни. Къ изученію морали и философіи, къ тому же, приступаютъ слишкомъ поздно въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ, когда и правила, и характеръ уже сложились и надо чудо, чтобъ ихъ измѣнить. но какъ бы хорошо ни было организовано изученіе морали, оно всегда будетъ имѣть только ограниченное вліяніе на образованіе нашего характера. На наше нравственное воспитаніе дѣйствуетъ, главнымъ образомъ, не то, что намъ говорятъ и доказываютъ, а то, что мы видимъ и что насъ заставляютъ дѣлать, весь тотъ режимъ, который насъ окружаетъ и подъ вліяніемъ котораго складывается наша личность въ различныхъ фазахъ своего развитія.
Образъ жизни -- лучшая школа для образованія нравовъ. Но сухая механическая дисциплина, которая требуетъ извѣстныхъ дѣйствій, ничего не говоря ни сердцу, ни уму, губитъ душу, а не возвышаетъ. Она ломаетъ и гнетъ волю, вмѣсто того, чтобы развивать. Истинная, свободная дисциплина должна стараться развить въ ученикахъ пониманіе я любовь къ своимъ правиламъ. Она пользуется для своихъ цѣлей не страхомъ наказанія, а чувствомъ чести, сознаніемъ необходимости порядка. Она должна знать индивидуальныя особенности каждаго характера, требовать отъ каждаго, что онъ можетъ дать, и слѣдить за развитіемъ всѣхъ. Она поддерживаетъ и любить иниціативу, она всегда на сторонѣ истинной свободы. Она не должна требовать слишкомъ многаго, но каждое ея требованіе, какъ основанное на разумѣ и на необходимости, должно быть исполняемо безъ всякихъ послабленій. Разнаго рода уступки гибельнѣе всего дѣйствуютъ на дисциплину, такъ какъ уничтожаютъ въ ученикахъ вѣру въ необходимость предписываемыхъ правилъ.
Воспитатель долженъ знать каждаго ученика и слѣдить за его развитіемъ, во всѣхъ одинаково возбуждать и поддерживать священный огонь. Каждое школьное правило надо умѣть объяснить какъ вновь поступающему, такъ и его родителямъ. Съ этими послѣдними надо постоянно поддерживать сношенія, чтобы дать имъ возможность тоже принимать участіе въ воспитаніи ребенка.
Само собою разумѣется, что дисциплина, основанная на свободѣ, примѣнима только къ дѣтямъ съ воспріимчивою душой и чуткою совѣстью. Дѣти, испорченныя дурнымъ домашнимъ воспитаніемъ или съ органическимъ душевнымъ недостаткомъ, не могутъ оставаться въ учебномъ заведеніи, ихъ надо удалять безъ колебанія, какъ для ихъ собственнаго блага, такъ и для блага ихъ товарищей. Они требуютъ совсѣмъ особеннаго, исключительнаго ухода, а учебное учрежденіе не можетъ брать на себя обязанности врачей или исправительныхъ пріютовъ.
Къ наказаніямъ вообще надо относиться съ крайнею осторожностью, пользоваться ими можно только въ исключительныхъ случаяхъ, когда были испробованы всѣ другія болѣе мягкія мѣры. Въ учебныхъ заведеніяхъ, къ сожалѣнію, слишкомъ часто прибѣгаютъ къ разнымъ карательнымъ мѣрамъ, совершенно упуская изъ вида, что онѣ никогда не достигаютъ своей цѣли, не исправляютъ ребенка, а ожесточаютъ его душу, вызываютъ въ немъ безсильную злобу и инстинктъ сопротивленія. Если воспитатель съумѣлъ возбудить въ дѣтяхъ любовь и уваженіе къ себѣ, то для нихъ будетъ уже большимъ наказаніемъ видѣть его огорченіе, а тѣмъ болѣе -- заслужить его порицаніе.
Какъ много значатъ истинная доброта и любовь къ дѣтямъ для ихъ исправленія, показываетъ слѣдующій случай: "Я помню, -- говорить американскій моралистъ, -- какъ одинъ изъ друзей Эмерсона разсказывалъ мнѣ исторію одного мальчика, посѣщавшаго его школу въ Бостонѣ. Въ этой школѣ не допускались никакія наказанія: оказалось возможнымъ вліять одними увѣщаніями. Но на этого своенравнаго мальчика не дѣйствовали ни доброта, ни кротость. Онъ всѣмъ надоѣдалъ и такъ мучилъ другихъ дѣтей, что они не могли его выносить. Разъ какъ-то профессоръ вызвалъ его въ присутствіи всѣхъ дѣтей и сказалъ "Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что вамъ доставляетъ удовольствіе мучить и огорчать другихъ;, а такъ какъ нашъ принципъ здѣсь дѣлать счастливымъ каждаго, то мы хотимъ, чтобъ и вы были счастливы. Поэтому я прошу васъ взять эту линейку и ударить меня по рукѣ насколько вы можете сильно". Мальчикъ нисколько не смутился подобнаго рода просьбой. Онъ схватилъ линейку и нанесъ сильный ударъ профессору. Тотъ помолчалъ минуту и потомъ сказалъ: "Теперь я васъ попрошу ударитъ еще разъ, посильнѣе, это далеко не было сильно". Мальчикъ ударилъ опять изо всей силы. Но всѣ другія дѣти начали плакать и кричать. Профессоръ опять протянулъ руку, однако, мальчикъ не могъ болѣе выдержать. Линейка выпала у него изъ рукъ и онъ разразился рыданіями. Съ тѣхъ поръ не было ребенка болѣе чувствительнаго къ нравственнымъ увѣщаніямъ".
Никто, конечно, не требуетъ отъ воспитателей, чтобъ они подвергали себя добровольному мученичеству для спасенія испорченныхъ дѣтей,-- для нихъ, какъ уже было сказано, должны существовать особенные пріюты, но большинство и не требуетъ такихъ жертвъ. Надо только умѣть ихъ любить и больше думать о ихъ благѣ, чѣмъ о нашихъ огорченіяхъ.
Точно также надо избѣгать разнаго рода наградъ для поощренія ребенка. Лучшею наградой будетъ одобреніе лицъ, которыхъ онъ уважаетъ, дружба и довѣріе съ ихъ стороны. Воспитаніе должно развивать въ ребенкѣ чувство уваженія къ самому себѣ, чувство нравственнаго удовлетворенія, которое ему должно быть дороже награды. Тѣмъ менѣе можно награждать за хорошее ученье. Ученье, если оно ведется хорошо, по лучшимъ методамъ, должно доставлять удовольствіе, а успѣхъ самъ по себѣ уже служитъ наградой. "Способность легко и быстро учиться,-- говоритъ Фихте, -- есть даръ природы, за который мы не можемъ давать никакихъ вознагражденій или отличій, а тѣмъ болѣе прощать ради него другіе недостатки, рискуя этимъ испортить характеръ". Конечно, умъ и талантъ имѣютъ неотразимую привлекательность и невольно вызываютъ симпатію. Самая трудная задача воспитателя -- умѣть совладать съ своими личными симпатіями, не сосредоточивать своего вниманія исключительно на способныхъ, какъ это дѣлаютъ многіе учителя, а заниматься одинаково со всѣми. Малоспособные ученики требуютъ къ себѣ еще большаго вниманія и на воспитателѣ лежитъ обязанность ободрить ихъ, облегчить имъ трудъ и внушить довѣріе къ своимъ силамъ. Очень часто малоуспѣшный ученикъ, если на него обращаютъ должное вниманіе, развивается и обгоняетъ даже болѣе способныхъ товарищей. Еще чаще ученикъ плохо идетъ по одному предмету и хорошо по другому, не дѣлаетъ никакихъ успѣховъ у одного учителя и начинаетъ хорошо учиться у другого даже по одному и тому же предмету. Важную роль здѣсь играетъ отношеніе ученика къ преподавателю, то довѣріе и уваженіе, которое онъ съумѣетъ возбудить. Фихте справедливо замѣчаетъ, что въ каждой школѣ должно быть возможно больше преподавателей и каждому ребенку должна быть предоставлена свобода выбрать себѣ изъ ихъ среды руководителя, къ которому онъ всегда могъ бы съ полнымъ довѣріемъ обращаться за помощью и за совѣтомъ. Это единственное средство заставить работать каждаго ученика и развить въ немъ насколько возможно всѣ его природныя способности.
Многіе могутъ замѣтить, что если уничтожить награды, то у дѣтей исчезнетъ всякій стимулъ къ соревнованію. Но надо посмотрѣть сначала, не слишкомъ ли злоупотребляютъ этимъ стимуломъ, часто даже во вредъ нравственному чувству. Соревнованіе -- чувство очень сложное, имъ нельзя пользоваться просто какъ орудіемъ, его надо культивировать особенно старательно, развивать только его хорошія стороны.
Духъ соревнованія свойственъ всѣмъ людямъ, а дѣтямъ въ особенности: развивая его чрезмѣрно, заставляя ихъ постоянно стремиться превзойти одинъ другого, можно легко испортить имъ характеръ. Соревнованіе, взятое въ лучшемъ смыслѣ этого слова, не представляетъ собою ничего дурного. Оно подразумѣваетъ энергію и жизнедѣятельность, стремленіе превзойти другихъ достоинствами, талантами, лучшими качествами ума и сердца. Хорошая лошадь не терпитъ, чтобъ ее обгоняли. Равнодушіе въ этомъ отношеніи указываетъ только на бѣдность крови. Также и дѣти: наиболѣе одаренныя и въ игрѣ, и въ ученіи полны веселаго соревнованія, вызывающаго безъ всякой другой побудительной причины всѣ скрытыя силы ихъ природы. Понятно, что при воспитаніи нельзя не пользоваться этимъ общимъ всѣмъ людямъ свойствомъ. Главный недостатокъ домашняго воспитанія и состоитъ именно въ отсутствіи соревнованія. Въ школѣ, напротивъ, ребенокъ воспитывается приблизительно въ условіяхъ соціальной жизни и готовится къ борьбѣ за существованіе.
Вся трудность задачи заключается именно въ томъ, какъ развить хорошія стороны этого чувства. Само по себѣ оно не всегда хорошо и измѣняется смотря по характерамъ: великодушное и плодотворное у нравственно-одаренныхъ людей, озлобленное и безплодное у натуръ низкихъ и завистливыхъ. Одни всю жизнь соперничаютъ другъ съ другомъ въ разнаго рода высокихъ стремленіяхъ и подвигахъ, въ открытой и честной борьбѣ для осуществленія своихъ цѣлей, другіе впадаютъ въ мрачное озлобленіе и, не имѣя силъ для открытой борьбы, прибѣгаютъ къ темнымъ средствамъ, чтобъ унизить своихъ соперниковъ.
Но гдѣ же средства, чтобы предохранить ребенка отъ дурныхъ сторонъ соперничества? "Надо развивать въ дѣтяхъ,-- говоритъ Гизо,-- желаніе пользоваться уваженіемъ и любовью окружающихъ, но никогда не надо приводить въ столкновеніе ихъ самолюбіе". Когда соперничество возникаетъ между двумя дѣтьми, то на сцену являются два самолюбія: удовлетворенное и неудовлетворенное. Первое можетъ вызвать гордость, вспыльчивость, жестокость, всѣ страсти, свойственныя высокомѣрнымъ людямъ; второе -- недовѣріе къ своимъ силамъ, равнодушіе, зависть, озлобленность, всѣ страсти низменныхъ и слабыхъ натуръ.
Дѣтей можно постепенно пріучить къ борьбѣ за существованіе, развивая въ нихъ, главнымъ образомъ, стойкость убѣжденій, уваженіе къ самому себѣ, а не стремленіе къ превосходству надъ тѣмъ или другимъ лицомъ. Школа не должна быть точнымъ отраженіемъ жизни. Она должна возвышаться надъ общественнымъ уровнемъ и, насколько возможно, оградить себя отъ вреднаго вліянія окружающаго. Прежде всего, надо развивать нравственное чувство, а этого возможно достигнуть только руководствуясь высшими мотивами: надо проникнуть въ душу ребенка, заглянуть въ тайники его сердца, открыть ему его собственную совѣсть; показать ему цѣну внутреннимъ удовлетвореніемъ, научить его полагаться на свои собственныя силы. Даже съ точки зрѣнія будущихъ успѣховъ въ жизни важно только поступать хорошо, дѣлать сегодня лучше, чѣмъ вчера.
Между тѣмъ, вся система въ учебныхъ заведеніяхъ основана на развитіи въ дѣтяхъ низкихъ сторонъ человѣческой натуры. Ребенокъ учится не для того, чтобы пріобрѣсти познанія, а чтобы получить хорошія отмѣтки и связанныя съ ними награды. Хорошія отмѣтки становятся цѣлью его школьной жизни и всѣмъ извѣстно, какъ часто дѣти прибѣгаютъ къ хитрости и обману для полученія того или другого балла. А родители и воспитатели часто сами поддерживаютъ въ дѣтяхъ это мелкое самолюбіе разнаго рода наказаніями за плохія отмѣтки и наградами за хорошія. Нѣкоторыя матери за каждый баллъ даютъ дѣтямъ даже денежное вознагражденіе. Занятія превращаются въ какой-то спортъ, гдѣ побѣду часто одерживаетъ не настоящее знаніе, а ловкость и хитрость. Въ душѣ ребенка водворяется борьба разнаго рода мелкихъ чувствъ. Самолюбіе, тщеславіе, зависть мучаютъ его и отравляютъ лучшіе годы его жизни. А, между тѣмъ, для того, чтобы быть хорошимъ и добрымъ, ребенку, прежде всего, надо быть довольнымъ и чувствовать себя счастливымъ. Только въ такой атмосферѣ любви и нѣжной заботливости могутъ развиться всѣ силы его души. Поэтому школьную жизнь надо умѣть сдѣлать для него привлекательною. Для счастья ребенка немного надо: нужна только жизнь, полная движеній, и симпатія со стороны окружающихъ.
Лучшимъ средствомъ для оживленія школьной жизни служатъ свободныя движенія и игры на открытомъ воздухѣ. Часы рекреаціи должны быть организованы, имѣть воспитательное значеніе, но это не значитъ, что ихъ надо наполнять разнаго рода обязательными движеніями. Движеніе можетъ принести дѣйствительную пользу только тогда, когда оно свободно. И во время рекреаціи надо, прежде всего, предоставить дѣтямъ полную свободу, научить ихъ пользоваться этою свободой, пріучить ихъ къ самоуправленію. Надзоръ за вики въ это время, конечно, необходимъ, но воспитатель долженъ умѣть сдѣлать себя незамѣтнымъ, предоставить имъ дѣйствовать самимъ.
Настоящій отдыхъ начинается только вмѣстѣ съ игрою и предполагаетъ свободу не играть для того, кто не хочетъ. О значеніи игръ говорилось уже очень много и никто не будетъ оспаривать ихъ необходимость для правильнаго развитія дѣтскаго организма. Дѣтскія игры должны быть во всѣхъ школахъ, и надо употребить всѣ силы для ихъ организаціи. Но игра никогда не должна носить обязательнаго характера, какъ это практикуется въ нѣкоторыхъ учебныхъ заведеніяхъ, гдѣ ребенокъ подвергается наказанію, если не желаетъ участвовать въ игрѣ. Здоровыя дѣти всегда охотно принимаютъ участіе въ игрѣ, если она імъ нравится. Когда же ребенокъ отказывается играть, несмотря на всеобщее оживленіе, то тутъ должны скрываться особенныя причины, узнать и удалить которыя лежитъ на обязанности воспитателя.
Наиболѣе любимая игра всегда самая лучшая. Воспитатель иногда можетъ вмѣшаться въ игру, чтобы внести въ нее что-нибудь новое, усилить оживленіе, предупредить какую-нибудь неосторожность и обезпечить свободу каждаго. Послѣднее особенно важно. Дѣти -- большіе деспоты и никогда не отличаются терпимостью; болѣе слабыхъ надо иногда охранять отъ тираніи сильныхъ. Но воспитатель долженъ умѣло разобрать разные дѣтскіе споры и недоразумѣнія, никогда не прибѣгать къ наказанію или къ какому другому насилію надъ дѣтскою волей. Онъ можетъ дѣйствовать только путемъ убѣжденія. Самое лучшее средство потушить разгорѣвшіяся страсти -- это обратить ихъ въ другую сторону, внести что-нибудь новое что заставило бы дѣтей забыть поднявшійся споръ. Воспитатель можетъ помочь дѣтямъ организовать маленькія общества съ ихъ собственною администраціей, съ представителями, выбранными изъ ихъ среды,-- однимъ словомъ, употребить всѣ усилія, чтобы пріучить ихъ самостоятельно пользоваться свободой.
Для оживленія школьной жизни хорошо также доставлять дѣтямъ время отъ времени разнаго рода развлеченія, спектакли, литературные и музыкальные вечера и т. п. Подобные вечера, хорошо составленные, могутъ замѣнить отчасти классныя занятія, такъ какъ развиваютъ умъ и вкусъ учениковъ. Но ничто не доставляетъ столько удовольствія ученикамъ, какъ праздники, которые они сами устраиваютъ. Они сами приглашаютъ и занимаютъ гостей, подъ руководствомъ и съ помощью учителей, и каждый насколько можетъ способствуетъ успѣху праздника. Въ спектакляхъ, въ литературно-музыкальныхъ вечерахъ, въ разнаго рода физическихъ упражненіяхъ они являются главными дѣйствующими лицами. Какой-нибудь малоспособный ученикъ, отстающій въ классахъ по всѣмъ предметамъ, можетъ быть хорошимъ музыкантомъ, талантливымъ актеромъ; успѣхъ, который онъ имѣетъ, заставляетъ его забывать классныя неудачи, поднимаетъ его какъ въ собственныхъ глазахъ, такъ и въ глазахъ товарищей.
Важное значеніе имѣютъ также при воспитаніи дѣтей разныя ремесла. Выбранныя по желанію, они могутъ иногда въ свободное время замѣнить собою игры. Чтобы достигнуть въ нихъ совершенства, надо настойчивое и продолжительное усиліе воли, а это вырабатываетъ твердость характера. Кромѣ того, они развиваютъ ловкость въ рукахъ, которая нужна во многихъ занятіяхъ, даютъ вкусъ и уваженіе къ работѣ,-- два качества, очень важныхъ въ демократическомъ обществѣ.
Кантъ въ своемъ педагогическомъ трактатѣ признаетъ значеніе этого рода "ловкости". Всякое искусство,-- говоритъ онъ,-- даетъ индивидууму лишнее орудіе для борьбы съ жизнью, а, слѣдовательно, возможность жить свободнымъ человѣкомъ, поэтому оно имѣетъ такое же значеніе для нравственнаго воспитанія, какъ для техническаго.
Говорятъ, что если ввести обученіе ремесламъ въ учебныя учрежденія, то это придастъ имъ видъ профессіональныхъ школъ и возбудить неудовольствіе родителей. Врядъ ли возможно такого рода недоразумѣніе. Дѣло идетъ не объ обязательномъ правильномъ обученіи, но о томъ, чтобы сдѣлать занимательными и производительными часы отдыха, дать ученикамъ еще лишнее знаніе. Кубертенъ {Русская Мысль своевременно дала отзывъ о книгѣ этого педагога.} говоритъ, что во многихъ изъ англійскихъ колледжей имѣются небольшія мастерскія, гдѣ ученики занимаются разными работами по своему выбору, напримѣръ, дѣлаютъ и поправляютъ разныя принадлежности для своихъ игръ. Авторъ видѣлъ лодку, сдѣланную до мельчайшихъ подробностей самими учениками. Можно только пожелать, чтобы и во всѣхъ другихъ учебныхъ заведеніяхъ были устроены такія же мастерскія, гдѣ ученики могли бы работать, когда дурная погода не позволяетъ играть на воздухѣ. Въ закрытыхъ заведеніяхъ подобныя занятія могли бы служить лучшимъ средствомъ противъ скуки, которая такъ легко овладѣваетъ воспитанниками во время продолжительныхъ рекреацій.
Есть, впрочемъ, еще лучшее средство, болѣе соотвѣтствующее потребностямъ физическаго и нравственнаго роста учениковъ: физическія игры на открытомъ воздухѣ, свободное упражненіе мускуловъ.
По поводу этого вопроса уже такъ много говорилось и писалось, что нельзя, кажется, сказать ничего новаго. Но приходится опять и опять возвращаться къ одному и тому же предмету, потому что на практикѣ осуществлено еще очень немногое. Физическое воспитаніе до сихъ поръ остается на заднемъ планѣ и не занимаетъ подобающаго ему мѣста. Старыя школьныя традиціи, считающія культуру ума и знаніе единственными задачами воспитанія, еще не разрушены. Уже не говоря о томъ, что движеніе въ пользу физическихъ упражненій до сихъ поръ находитъ противниковъ, даже его сторонники, въ силу привычки и окружающей среды, гораздо большее значеніе придаютъ умственному развитію ребенка. Еще долго придется повторять о необходимости тщательно относиться не только къ здоровью ребенка, но къ развитію въ немъ физической крѣпости и, если можно, красоты. Надо постоянно напоминать, что физическое воспитаніе не только не мѣшаетъ умственному и нравственному развитію, но служитъ для нихъ лучшимъ условіемъ, лучшею гарантіей. Только въ сильномъ, здоровомъ тѣлѣ духъ сохраняетъ полное равновѣсіе и характеръ развивается во всемъ своемъ могуществѣ.
Кто открываетъ окно, чтобы полною грудью вдохнуть утренній воздухъ, "открываетъ доступъ Минервѣ", -- сказалъ гдѣ-то Гексли; такъ, по его мнѣнію, свѣжій воздухъ освѣжаетъ умъ и душу. Движенія на открытомъ воздухѣ доставляютъ еще большую пользу. Они не только освѣжаютъ кровь и даютъ силу нашему тѣлу, но косвеннымъ образомъ возбуждаютъ живость мысли, развиваютъ рѣшительность, мужество, храбрость, всѣ факторы нравственнаго здоровья. Чтобы поддержать дисциплину въ классѣ и имѣть нравственное воздѣйствіе на учениковъ, учитель, прежде всего, долженъ пользоваться авторитетомъ. но какъ и чѣмъ достигается этотъ авторитетъ? Часто говорятъ, что умѣнье пользоваться авторитетомъ есть своего рода природный даръ, который дается не всѣмъ. Одни пріобрѣтаютъ его быстро и безъ всякихъ усилій съ своей стороны, другіе, несмотря на всѣ свои достоинства и на всѣ старанія, не достигаютъ его никогда. Одно можно сказать: учителя, не обладающіе авторитетомъ, сдѣлали бы лучше и для себя, и для учениковъ, если бы отказались отъ педагогической дѣятельности.
Какъ это ни трудно, но все же надо попытаться разобрать, какія качества создаютъ авторитетъ, разобрать, такъ сказать, его нравственныя условія.
Одно изъ условій, отрицать которое нельзя, это -- умѣнье, особенно вначалѣ, держать себя на извѣстномъ разстояніи. Кто-то спросилъ барона Потомба, бывшаго болѣе тридцати лѣтъ бельгійскимъ посланникомъ въ Берлинѣ и пользовавшагося громаднымъ авторитетомъ, чѣмъ онъ достигаетъ этого. "У меня всегда было правило,-- отвѣчалъ онъ,-- быть очень вѣжливымъ со всѣми и не быть фамильярнымъ ни съ кѣмъ". Правило превосходное для дипломатовъ, но не всегда пригодное для педагоговъ. Извѣстная фамильярность, въ одно и то же время, и сдержанная, и сердечная, необходима въ дѣлѣ воспитанія для большаго нравственнаго воздѣйствія на учениковъ. Но оно требуетъ особеннаго такта и умѣнья себя держать, а иначе ведетъ къ безцеремонности и къ безпорядку.
Фамильярность, умѣнье себя держать и всѣ подобныя внѣшнія качества измѣняютъ свое значеніе смотря по характеру извѣстнаго лица. Характеръ -- это главное, а онъ состоитъ изъ двухъ элементовъ: воли и сердца.
У кого есть сердце, тотъ заставляетъ себя любить, онъ обладаетъ силой, которой нельзя противиться. Давно извѣстно, что дѣти, большія или маленькія, никогда не обманываются на этотъ счетъ и не остаются въ долгу передъ тѣми, кто ихъ любить. Но у сердца есть свои уклоненія, свои ошибки, и руководствоваться одними сердечными побужденіями нельзя ни въ морали, ни въ воспитаніи. Даже маленькихъ дѣтей, даже дѣвочекъ нельзя воспитывать, руководствуясь одними чувствами. Воспитатель долженъ стремиться развить въ ребенкѣ характеръ, а для этого ему самому надо имѣть его.
Быть характеромъ значить умѣть хотѣть, всегда по одному и тому же принципу, idem velle, idem nolle, а "не прыгать, по выраженію Канта, туда и сюда, какъ мухи". Капризъ, это -- полная противуположность характеру, главное основаніе котораго -- согласіе съ самимъ собою, постоянство и послѣдовательность въ намѣреніяхъ. А такъ какъ только разумъ можетъ дать это полное согласіе съ самимъ собою,-- разумъ опредѣляетъ принципы, которыми мы руководствуемся,-- то характеръ, въ полнонъ смыслѣ этого слова, подразумѣваетъ сильный и твердый умъ. Если прибавить къ этому доброту, то человѣкъ будетъ обладать всѣми качествами, необходимыми для нравственнаго авторитета.
Главный врагъ авторитета, это -- капризъ, измѣнчивое настроеніе, которое сегодня прощаетъ, за что наказывало вчера, завтра будетъ смѣяться надъ тѣмъ, что порицало сегодня. Главное основаніе авторитета -- умѣнье владѣть собою, твердость воли, которая не отступаетъ отъ разъ принятыхъ принциповъ. Какъ уже было сказано, надо требовать мало, но не отступать отъ разъ предъявленныхъ требованій. Какъ можно меньше обѣщать и угрожать, но всегда исполнять и обѣщанія, и наказанія. Изъ этого совсѣмъ не слѣдуетъ, что надо всегда прилагать тотъ или иной принципъ, то или другое правило во всей ихъ суровой непреклонности, не разбирая индивидуальностей. Отступленія всегда возможны. Твердость характера не мѣшаетъ ни добротѣ, ни правильной оцѣнкѣ мотивовъ того или иного проступка. Надо только, чтобъ ученики всегда твердо знали, чего отъ нихъ требуютъ, и не подвергались бы никакимъ неожиданнымъ и случайнымъ взысканіямъ.
Все вышесказанное соединяется въ одномъ главномъ качествѣ, которымъ долженъ обладать каждый хорошій педагогъ: въ профессіональной совѣсти. Она заключаетъ въ себѣ доброту, здравый смыслъ, твердую, но снисходительную и просвѣщенную волю, направленную исключительно ко благу учениковъ. Ученики всегда чувствуютъ честное отношеніе учителя къ своимъ обязанностямъ и часто даже прощаютъ за это извѣстную строгость. Вообще строгость привлекаетъ ихъ иногда больше, чѣмъ добродушіе и фамильярность, къ которой они часто чувствуютъ нѣкоторое презрѣніе. Главное, что они цѣнятъ, это искреннее и серьезное отношеніе къ себѣ Учитель долженъ внушать къ себѣ уваженіе, возвышаться надъ нравственнымъ уровнемъ учениковъ, а не спускаться до нихъ, но, въ то же время, онъ долженъ быть легко доступенъ, чтобы ученики могли безъ боязни прибѣгать къ нему за совѣтомъ въ различныхъ случаяхъ своей жизни.
Всѣ знаютъ, какъ можетъ быть преподаватель полезенъ ученику. Иногда онъ оказываетъ ему настоящее благодѣяніе. Такъ, напримѣръ, въ одномъ колледжѣ преподаватель математики все свое свободное время посвящалъ ученикамъ, несмотря на то, что былъ семейный человѣкъ. Въ свободное время, по праздникамъ, онъ призывалъ къ себѣ слабыхъ учениковъ, занимался съ ними, утѣшалъ и ободрялъ. Вообще онъ входилъ въ интересы каждаго, и всѣ обращались къ нему за помощью и за совѣтомъ. Разъ какъ-то онъ узнаетъ, что за одного ученика перестали высылать плату и ему грозить исключеніе. Тогда онъ поднялъ на ноги всѣхъ своихъ знакомыхъ, обратился въ муниципальный совѣтъ и тотъ согласился взять ребенка на свое содержаніе. Такими поступками онъ съумѣлъ пріобрѣсти громадную популярность среди учениковъ и пользовался между ними самымъ непоколебимымъ авторитетомъ. Такимъ людямъ надо было бы поручать администрацію училищъ. Учебныя заведенія много бы выиграли, если бы во главѣ ихъ стояли лица, пользующіяся авторитетомъ какъ у учениковъ, такъ и у ихъ родителей.
Всѣмъ извѣстны разныя школьныя продѣлки учениковъ, хитрости, къ которымъ они прибѣгаютъ, чтобы обмануть учителя и посмѣяться надъ нимъ въ случаѣ удачи. Чрезмѣрная строгость въ этомъ отношенія можетъ только повредить учителю. Гораздо лучше оказывать ученикамъ больше довѣрія, показать имъ, что ихъ считаютъ выше подобныхъ дѣтскихъ выходокъ, и относиться къ нимъ какъ къ взрослымъ. Если же и обнаружится какой-нибудь обманъ, то презрѣніе со стороны учителя будетъ лучшимъ наказаніемъ. Такое отношеніе пробуждаетъ въ ученикахъ чувство нравственнаго достоинства, создаетъ между ними мнѣніе, которое не допускаетъ обмана. Въ Англіи, начиная съ Томаса Арнольда, и еще болѣе въ Соединенныхъ Штатахъ особенно развита такая система воспитанія. "И я, и учителя,-- говорить директоръ одного учебнаго заведенія въ Нью-Йоркѣ,-- положили себѣ за правило всегда вѣрить нашимъ ученикамъ. Я не только никогда не показываю имъ никакого недовѣрія, но всегда прошу ихъ не сомнѣваться въ моемъ полномъ къ нимъ довѣріи. Если бы кто-нибудь изъ учителей сказалъ ученику, что онъ лжетъ, я счелъ бы а priori учителя неправымъ. Со стороны товарища такія слова считались бы страшнымъ оскорбленіемъ. Само собою разумѣется, что такое отношеніе не мѣшаетъ намъ зорко слѣдить за учениками, когда возникаетъ сомнѣніе; если оно подтверждается, то виновника ждетъ строгое наказаніе, тѣмъ болѣе, что общественное мнѣніе учениковъ бываетъ страшно возмущено. Но случаи обмана болѣе чѣмъ рѣдки, потому что дѣти смотрятъ на него какъ на нѣчто унизительное для ихъ достоинства". Про Арнольда дѣти говорили: "Его нельзя обманывать,-- онъ всегда повѣритъ".
Такое отношеніе къ обману встрѣчается и у французскихъ педагоговъ. Маріонъ разсказываетъ случай, бывшій съ двумя его товарищами. Оба они вздумали подшутить надъ учителемъ, пользовавшимся большимъ уваженіемъ среди учениковъ. Онъ всегда находилъ одни и тѣ же недостатки въ ихъ работахъ, недостатки какъ разъ противуположнаго свойства. Рѣшивъ, что это своего рода parti pris съ его стороны, они обмѣнялись работами и каждый подалъ профессору сочиненіе своего товарища, подписавъ его своимъ именемъ. Профессоръ не догадался объ обманѣ. Придя въ классъ, онъ поздравилъ ихъ съ успѣхомъ, сказавъ, что "на этотъ разъ сочиненіе одного можно было бы принять за сочиненіе другого". Ученики сконфузились. Послѣ класса они подошли къ профессору и признались ему въ своемъ школьничествѣ. Тотъ сначала не могъ понять, въ чемъ дѣло, и потомъ сказалъ безъ малѣйшаго упрека: "ботъ какъ! это меня удивляетъ. Такъ, кажется, не дѣлается". Онъ былъ настолько уменъ, что никогда больше не возвращался къ этому эпизоду, не сдѣлалъ даже ни малѣйшаго намека. Они и такъ были достаточно наказаны.
Эта выходка, впрочемъ, довольно невинна сравнительно съ другими хитростями и обманами, къ которымъ такъ часто прибѣгаютъ ученики ради шалости, изъ лѣни и т. п. Вотъ противъ чего должны быть направлены всѣ усилія воспитателя. Обманъ долженъ быть изгнанъ отовсюду. Лживость всегда можетъ служить первымъ признакомъ испорченности. Ученики обыкновенно хорошо понимаютъ это, преслѣдуютъ и презираютъ ложь въ сношеніяхъ между собою, но совсѣмъ другое у нихъ отношеніе къ учителямъ. Обмануть учителя не только не считается чѣмъ-нибудь дурнымъ, но даже своего рода подвигомъ. Въ этомъ отношеніи они весьма похожи на нѣкоторыхъ людей безупречной честности въ частной жизни, что не мѣшаетъ имъ широко пользоваться государственною казной. Ничто такъ не важно, какъ отучать дѣтей отъ лжи, въ какой бы формѣ она ни проявлялась, а для этого воспитатель выше всего долженъ цѣнить правдивость. Изъ этого не слѣдуетъ, что надо прощать всякую вину, въ которой признается ученикъ. При такой системѣ дѣтей больше можетъ прельщать безнаказанность, чѣмъ правдивость. Надо только давать имъ меньше поводовъ для обмана.
Прежде во французскихъ школахъ было въ обычаѣ наказывать ученика, если онъ откажется писать сочиненіе или если онъ напишетъ его плохо. Такимъ образомъ, учениковъ заставляли списывать, т.-е. обманывать, чтобы избѣжать наказаній. Это одно можетъ показать, насколько строгость идетъ въ разрѣзъ съ нравственною дисциплиной.
Нѣкоторые преподаватели обладаютъ особеннымъ талантомъ развить въ дѣтяхъ самоуваженіе и внушить отвращеніе къ обману. Жюль Жирарденъ, такъ хорошо изложившій систему воспитанія въ своихъ книгахъ, умѣлъ приложить ее и на практикѣ. Послѣ его смерти были напечатаны нѣкоторыя черты изъ его школьной жизни, изъ которыхъ нельзя не привести хоть одинъ фактъ. Онъ послалъ какъ-то лучшаго ученика отнести къ цензору исправленныя сочиненія. По этимъ сочиненіямъ администрація училища рѣшала, кому изъ воспитанниковъ присудить первое мѣсто. Ученикъ былъ внѣ себя отъ радости, что ему удалось одержать побѣду надъ однимъ изъ опасныхъ соперниковъ. Но, въ то же время, онъ былъ смущенъ. Ему казалось, что преподаватель пропустилъ въ его сочиненіи одну грубую ошибку, за которую пострадалъ его противникъ. Онъ не выдержалъ и развернулъ связку тетрадей, чтобы найти свою. Она лежала первою и онъ дѣйствительно нашелъ ошибку, которую не замѣтилъ Жирарденъ. Мальчикъ вернулся въ классъ и показалъ учителю свою ошибку. На другой день при распредѣленіи мѣстъ Жирарденъ громко разсказалъ товарищамъ о своей разсѣянности, нисколько не расхваливая поступокъ мальчика, давая понять, что каждый поступилъ бы также на его мѣстѣ. Но чтобы вознаградить его за обманутыя надежды, онъ подарилъ ему одну изъ своихъ книгъ.
Каждый учитель можетъ найти средство вліять на своихъ учениковъ, какъ на хорошихъ, такъ и на плохихъ. Плохіе ученики, какъ уже было сказано, еще болѣе нуждаются въ хорошемъ учителѣ, чѣмъ способные. Пренебрегать дурными учениками, оставлять ихъ безъ всякой помощи "тащиться въ хвостѣ", по школьному выраженію, большая ошибка со стороны преподавателя; такая система противорѣчитъ идеѣ справедливости и равенства. Школа существуетъ не для талантовъ, талантъ самъ пробьетъ дорогу, она должна быть приспособлена къ среднимъ способностямъ и стараться развить слабыя.
Какими бы путями ни достигалъ учитель нравственнаго вліянія на учениковъ, преподаваніе всегда будетъ его главнымъ средствомъ въ этомъ отношеніи. Изученіе той или другой отрасли знанія расширяетъ и культивируетъ умъ; чтобы преподаваніе дало хорошіе результаты, необходима, прежде всего, извѣстная метода. Прежде, однако, чѣмъ говорить о методахъ, надо сказать нѣсколько словъ о цѣляхъ преподаванія.
Преподаваніе имѣетъ двѣ совершенно различныя цѣли, которыя не надо смѣшивать. Преподаютъ, во-первыхъ, затѣмъ,.чтобы дать ученикамъ фактическія знанія. Съ этой точки зрѣнія, главное -- заставить ихъ выучивать,-- выучивать хорошо и по возможности скоро. Это -- главная цѣль первоначальнаго обученія пріобрѣтенія необходимыхъ познаній основныхъ данныхъ, безъ которыхъ невозможно двигаться впередъ. Но преподавать возможно также для того, чтобы придать уму силу и гибкость. Съ этой точки зрѣнія могутъ быть полезны даже чисто-гимнастическія упражненія, безъ всякаго отношенія къ самому предмету преподаванія. Для этой цѣли въ прежнее время служили латинскіе стихи. Одинъ изъ учителей сравнивалъ ихъ съ танцами. "Хорошее упражненіе,-- говоритъ онъ,-- если бы только жизнь не была такъ коротка".
И правда, жизнь такъ коротка, надо пріобрѣсти такъ много необходимыхъ познаній, что некогда терять время на чисто-механическія упражненія. Гимнастика дѣйствуетъ еще лучше въ томъ случаѣ, когда предметъ ея составляетъ какая-нибудь необходимая и полезная работа; выгода получается двойная. Главная цѣль первоначальнаго образованія -- развить свободу ума, способность воспринимать новыя познанія. Способъ, которымъ достигается эта цѣлъ, и составляетъ методу. Какъ въ физическомъ воспитаніи живыя и свободныя движенія даютъ крѣпость и силу организму, какъ въ нравственномъ характеръ развивается только благодаря свободнымъ упражненіямъ воли, такъ и въ умственномъ развитіи главное -- сообщить уму живость и подвижность, заставить его работать сознательно и свободно. Это единственное средство для интеллектуальнаго развитія и хорошій методъ только тотъ, который возбуждаетъ дѣятельность ума. Для этого необходимо, чтобы классъ не былъ многочисленъ и чтобы онъ состоялъ изъ однородныхъ силъ. Заниматься съ классомъ значитъ поддерживать оживленіе и работу мысли во всѣхъ ученикахъ, обращаться ко всѣмъ коллективно, умѣть возбудить вниманіе каждаго. Самому учителю не надо много говорить; пусть говорятъ больше ученики. Учитель предлагаетъ имъ вопросы, наводить ихъ иногда на ту или другую мысль, съ ними вмѣстѣ обсуждаетъ ихъ отвѣты. Однимъ словомъ, заставляетъ работать всѣхъ и каждаго.
Хорошо вести классъ труднѣе, чѣмъ читать лекціи. Если во второмъ случаѣ надо больше научныхъ свѣдѣній, то въ первомъ надо больше умѣнья, болѣе разнообразныхъ способностей и средствъ. Чтобъ имѣть успѣхъ, здѣсь еще недостаточно въ совершенствѣ знать свой предметъ и умѣть излагать его. Надо возбудить умы, надо дать каждому по его способностямъ, надо предлагать вопросы, соразмѣряясь съ силами ученика, надо всѣхъ заинтересовать, всѣхъ увлечь. Студенты, если профессоръ имъ не нравится, могутъ не посѣщать его лекцій. Ученики должны быть въ классѣ учителя, котораго они не любятъ, должны пассивно выслушивать его урокъ, въ которомъ они ничего не понимаютъ. А если то, что говорятъ ученикамъ, выше ихъ пониманія, то сколько бы знаній и таланта ни развертывали передъ ними, все будетъ напрасно. Никакая строгость здѣсь не поможетъ.
Профессоръ, если онъ не имѣетъ успѣха, замѣчаетъ это только по малому количеству слушателей; и то онъ можетъ утѣшаться мыслью, что качество лучше количества. Учителю надо во что бы то ни стало добиться отъ учениковъ знаній. Онъ роковымъ образомъ вступаетъ въ борьбу съ ними,-- борьбу часто безплодную и взаимно истощающую ихъ силы.
Учитель долженъ весь отдаваться ученикамъ, но требовать, чтобъ ученики въ свою очередь возвращали ему то, что онъ даетъ. Онъ долженъ возбудить ихъ любопытство, прежде чѣмъ удовлетворить его, научить ихъ искать, находить, отвѣчать на возраженія, пользоваться тѣмъ, что они уже знаютъ. Такой способъ преподаванія всегда имѣетъ успѣхъ въ начальной школѣ такъ же, какъ и въ средней. Конечно, приходится прибѣгать и къ памяти, но никто не будетъ утверждать, что заставлять механически запоминать урокъ -- значитъ развивать умъ. Но если бы кто захотѣлъ вдругъ развернутъ передъ учениками всѣ чудеса знанія и краснорѣчія, результатъ былъ бы одинаковъ. Это все равно, какъ заставить ихъ смотрѣть на акробатическія упражненія, чтобы развить ихъ мускулы. Умъ пріобрѣтаетъ силу и гибкость только благодаря упражненіямъ.
Письменныя работы служатъ прекраснымъ средствомъ для этой цѣли, но ихъ недостаточно. Въ нихъ дѣти но всегда могутъ показать всю силу и быстроту своего соображенія. Они охотно пишутъ подобнаго рода работы, только когда ихъ съумѣють увлечь и заинтересовать въ классѣ. Большая ошибка со стороны учителей -- давать ученикамъ слишкомъ много письменныхъ работъ, т.-е. заставлять ихъ работать большую часть самостоятельно, безъ своего участія. Такая система особенно вредно отзывается на маленькихъ дѣтяхъ, ведетъ въ скукѣ, въ апатіи или вызываетъ разнаго рода шалости. Самостоятельная работа учениковъ должна идти при непосредственномъ участіи преподавателя и только постепенно, по мѣрѣ того, какъ ученики пріобрѣтаютъ познанія, учитель можетъ предоставлять ихъ собственнымъ силамъ.
Одна изъ главныхъ задачъ преподаванія -- заинтересовать учениковъ самымъ предметомъ и не ограничивать ихъ кругозора учебниками и тетрадями. Въ начальныхъ школахъ давно уже идетъ война противъ такъ называемаго "книжнаго" обученія. Также мало оно пригодно и для среднихъ учебныхъ заведеній. Правда, здѣсь удобнѣе отсылать дѣтей къ книгамъ подъ благовиднымъ предлогомъ пріучить ихъ къ печатному слову и къ перу, но зло отъ такой системы ни чуть не меньше. Можно сказать, не боясь парадокса, что во многихъ домахъ, у многихъ учителей книги и тетради сдѣлались настоящимъ бичомъ для образованія. Вотъ почему такое множество студентовъ и даже вполнѣ сформировавшихся людей вѣчно остаются школьниками, никогда не могутъ проникнуть въ глубь вещей, стать лицомъ въ лицу съ вопросомъ. То, что написано, мѣшаетъ имъ видѣть то, что есть; образованность замѣняетъ у нихъ истинное знаніе и способность въ философской критикѣ; они смотрятъ на жизнь сквозь призму печатнаго слова. Значеніе хорошихъ книгъ очень велико, неизмѣримо, но самыя лучшія мысли, выраженныя лучшимъ языкомъ, не принесутъ пользы, если будутъ усвоены механически, если мы не въ состояніи объяснить и развить ихъ, если у насъ не будетъ яснаго пониманія вещей.
Дѣти, даже хорошо одаренныя, не всегда понимаютъ то, что они говорятъ, повидимому, съ полнымъ пониманіемъ. Ихъ память работаетъ быстрѣе, чѣмъ умъ, и часто подсказываетъ имъ отвѣты, которые могутъ ввести въ заблужденіе воспитателя. Они легко запоминаютъ многое для нихъ непонятное и не всегда спрашиваютъ разъясненія. Надо развить въ нихъ потребность яснаго пониманія предмета, иначе ученики цѣлыми годами могутъ учиться, не понимая и работая только памятью.
Бесѣды учителя съ учениками имѣютъ поэтому важное значеніе; онѣ не только вызываютъ работу мысли, но пріучаютъ къ смѣлому выраженію этой мысли. Но такого рода бесѣды требуютъ, конечно, много общихъ знаній. Необходима тщательная подготовка къ каждому классу, чтобы достигнуть извѣстныхъ результатовъ въ опредѣленное время заранѣе намѣченнымъ способомъ. Все можно обратить въ механическую работу, и бесѣды не будутъ имѣть никакого значенія, если учитель не вложить въ нихъ свою душу, если ученику будутъ давать стереотипные, заранѣе заученные отвѣты, какъ это бываетъ иногда при такъ называемой катехизаціи. Анализъ несомнѣнно главный источникъ ясныхъ представленій, но приноситъ пользу только въ томъ случаѣ, если ученики производятъ его сами, сначала съ помощью учителя, потомъ одни и вполнѣ самостоятельно.
Одного анализа, къ тому же, недостаточно. Онъ долженъ непремѣнно сопровождаться синтезомъ. Разбивая предметъ на составныя части, мы не должны забывать ихъ соотношеніе и не упускать изъ вида цѣлаго. Анализъ и синтезъ должны всегда идти нога въ ногу при всякомъ изученіи.
Но преподаватели не всегда могутъ пользоваться приведеннымъ методомъ, такъ какъ онъ отнимаетъ много времени, а они должны подчиняться требованіямъ программы. Программы среднихъ учебныхъ заведеній слишкомъ обширны и подъ силу только лучшимъ ученикамъ. Поэтому, прежде всего, надо хлопотать о томъ, чтобы ихъ сократили и чтобы преподавателямъ вообще была предоставлена большая свобода въ дѣлѣ преподаванія,-- занятія отъ этого значительно бы выиграли. "Не старайтесь научить слишкомъ многому,-- говорить Анатолій Франсъ,-- старайтесь только возбудить любопытство. Развивайте умъ, но не слишкомъ обременяйте его. Зажгите въ немъ искорки,-- огонь вспыхнетъ самъ. Потомъ дѣти сами съумѣютъ поддержать его необходимымъ запасомъ матеріала".
Въ учебныхъ заведеніяхъ дѣтей обыкновенно обременяютъ домашними работами, такъ называемыми "уроками", которые ученики не успѣваютъ приготовлять, а учителя спрашивать и поправлять. Сколько дѣтей съ трудомъ могутъ имѣть нѣсколько свободныхъ часовъ въ воскресенье! У нихъ не остается времени ни для физическихъ упражненій, ни для музыки, ни для чтенія. Такимъ образомъ, вся дѣятельность ребенка ограничивается одними школьными занятіями. Мысль его постоянно занята однѣми и тѣми же заботами: выучить уроки, приготовить работу, написать сочиненіе. Умственный кругозоръ его съуживается поневолѣ и дѣлается мало воспріимчивымъ въ другого рода впечатлѣніямъ. Между тѣмъ, ничто такъ не обогащаетъ умъ и душу ребенка, какъ жизнь, его окружающая: онъ долженъ смотрѣть, слушать, читать. Въ учебныхъ заведеніяхъ вообще мало развиваютъ вкусъ къ чтенію. Рѣдко гдѣ чтенія ведутся систематично, съ цѣлью заинтересовать учениковъ идеями, красотою формы. Большею частью чтенія ведутся настолько сухо и безжизненно, что ученики смотрятъ на авторовъ, какъ на враговъ, главная цѣль которыхъ -- доставлять лишній матеріалъ для письменныхъ работъ.
Къ матеріалу для письменныхъ работъ надо относиться особенно тщательно. Не только каждая работа должна представлять интересъ сама по себѣ и быть приноровлена къ среднимъ силамъ учениковъ, она должна заключать въ себѣ упражненія на пройденное и быть шагомъ впередъ: Въ нихъ должна быть извѣстная постепенность, пріуроченная къ общему ходу образованія. Кромѣ того, работы требуютъ внимательнаго отношенія къ себѣ со стороны учителя, должны быть тщательно просмотрѣны и исправлены. Невниманіе со стороны учителя можетъ подать поводъ къ небрежности со стороны учениковъ. Работы будутъ дѣлаться кое-какъ, только чтобы сбыть съ рукъ. Ихъ надо провѣрять особенно тщательно, но безъ излишней строгости. Есть преподаватели, для которыхъ грамматическая ошибка или некрасивый оборотъ составляютъ цѣлое преступленіе и они неспособны уже замѣтить никакихъ другихъ достоинствъ. Исправлять работы надо по возможности въ классѣ, при участіи всѣхъ учениковъ. Это вызываетъ новое оживленіе съ ихъ стороны, даетъ новый толчокъ ихъ уму.
Бесѣды съ учениками особенно страдаютъ въ тѣхъ классахъ, гдѣ начинается изученіе исторіи и философіи. Преподаватели предпочитаютъ обыкновенно вести уроки въ видѣ лекціи и ученики въ громадномъ большинствѣ случаевъ не умѣютъ разобраться въ томъ, что имъ читаютъ. Еще хуже, когда учитель диктуетъ курсъ; работа учениковъ сводится, такимъ образомъ, къ простому механизму именно въ то время, когда мысль ихъ должна была бы работать наиболѣе дѣятельнымъ образомъ.
Необходимо, чтобы передъ лекціей и послѣ нея учитель велъ оживленную бесѣду съ учениками въ видѣ вопросовъ и разъясненій. Главная трудность здѣсь заставить учениковъ усвоить все необходимое. Послѣ класса ученики сами должны составить въ общихъ чертахъ изложенную имъ лекцію, что заставляетъ ихъ, въ одно и то же время, и думать, и писать, размышлять, выбирать, запоминать. Такимъ образомъ, они мало-по-малу хорошо освоиваются съ изучаемымъ предметомъ. Даже посредственные ученики большею частью тщательно относятся къ такого рода работѣ. Что касается философіи, то, конечно, не достаточно хорошо записать, что говорилъ учитель, надо внести свое собственное сужденіе, обсудить тотъ или иной вопросъ съ своей собственной точки зрѣнія, и на этомъ особенно долженъ настаивать и преподаватель.
Нѣкоторые преподаватели литографируютъ свой курсъ и раздаютъ его на руки ученикамъ, съ тѣмъ, чтобы они къ каждому уроку приготовили опредѣленную часть, и весь классъ проходитъ въ вопросахъ, въ обсужденіи текста, въ чтеніи различныхъ комментарій. Но эта система имѣетъ свои затрудненія. Трудно составить курсъ настолько полно и точно, чтобы онъ могъ служить текстомъ; кромѣ того, каждый курсъ требуетъ ежегодныхъ поправокъ, измѣненій и дополненій, а исправлять каждый годъ литографированный курсъ, вполнѣ законченный, представляетъ слишкомъ много работы.
"Катехизація", о которой было говорено выше, даже нѣсколько измѣненная, съ сократовскими пріемами, но, въ сущности, всегда безжизненная и догматичная, совсѣмъ не пригодна для философіи, а тѣмъ болѣе для исторіи, преподаваніе которой должно быть особенно живо и имѣть нравственно-воспитательное значеніе. Школа должна, главнымъ образомъ, дать знаніе наиболѣе выдающихся фактовъ, познакомить съ историческимъ методомъ, дать пониманіе общественныхъ событій, національнаго прошлаго, развить чувство гражданственности. Вотъ на чемъ должны сосредоточиться усилія преподавателя.
Что касается философіи, то развѣ можно ее когда-нибудь выучить? Правда, здѣсь тоже можно знать курсъ, что особенно важно къ экзаменамъ, когда ученики учатъ курсъ, а учителя употребляютъ всѣ старанія, чтобы они его знали. Послѣдніе особенно спѣшатъ окончить курсъ во-время, потому что на экзаменахъ спрашиваютъ по программѣ, которую они непремѣнно должны пройти. Нѣтъ ничего печальнѣе такого способа преподаванія. Какъ часто родители гордятся своимъ сыномъ, говоря, что онъ хорошо знаетъ философію. А знаніе это заключается въ томъ, что несчастный мальчикъ однимъ духомъ можетъ сказать всѣ опредѣленія, всѣ формулы. А на что нужны ему всѣ эти формулы, если онъ никогда самъ не задумывался надъ тѣмъ, что училъ, если у него нѣтъ способности къ самостоятельному мышленію, нѣтъ вѣрнаго сужденія, нѣтъ привычки самому ставить вопросы, стараться ихъ обсудить и разъяснить, отдѣлить истинное и вѣчное отъ временнаго и преходящаго? Только тотъ можетъ знать философію, у кого есть своя собственная философія.
Но если даже ученикъ разовьетъ въ себѣ способность къ философскому обсужденію вопроса, если онъ хорошо освоится со всѣми школьными трудностями, то надо развить въ немъ еще нравственное чувство, которымъ бы онъ могъ руководиться въ жизни. Философія, какъ всѣ другія отрасли знанія, необходима для общаго развитія, которое она заканчиваетъ. Но болѣе чѣмъ всѣ другія она должна служить намъ руководителемъ въ жизни, освѣщать намъ паши поступки. Эпиктетъ справедливо смѣется надъ тѣми философами, которые могутъ по пальцамъ пересчитать всѣ доводы противъ лжи, отлично могутъ доказать справедливость этихъ доводовъ по всѣмъ требованіямъ логики, а сами лгутъ безъ зазрѣнія совѣсти. Такого рода діалектическая ловкость безъ всякаго благотворнаго вліянія на душу дѣлаетъ человѣка одинаково способнымъ какъ на хорошіе, такъ и на дурные поступки, не даетъ ему опредѣленнаго, сознательнаго стремленія къ добру.
Многіе недовѣрчиво относятся къ философскимъ занятіямъ, говоря, что. они разрушаютъ вѣрованіе. Но это -- глубокое заблужденіе. Они разрушаютъ только безсознательныя вѣрованія и нетерпимость, но разумнымъ вѣрованіямъ не грозитъ отъ нихъ никакой опасности. Правда, философія развиваетъ въ высшей степени способность къ критическому анализу, но, въ то же время, она дисциплинируетъ умъ сознаніемъ трудностей и внушаетъ ему уваженіе къ требованіямъ сердца. Правленія, которыя руководятся общественнымъ мнѣніемъ и хотятъ имѣть гражданъ и людей, всегда признавали необходимость философіи.
Родители часто обвиняютъ учебныя заведенія въ томъ, что они заботятся только объ образованіи и не даютъ никакого воспитанія. Большинство подъ именемъ воспитанія разумѣетъ внѣшній видъ дѣтей: ихъ манеры, умѣнье себя держать, ловкость, грацію. Но можно ли вообще предъявлять такого рода требованія къ учебнымъ заведеніямъ?
Вѣжливость, конечно, прекрасная вещь съ точки зрѣнія общественной жизни, она имѣетъ даже нравственное значеніе, такъ какъ служитъ внѣшнимъ проявленіемъ уваженія къ личности. Насколько возможно, воспитатели должны слѣдить за внѣшними манерами дѣтей, какъ это и дѣлается въ большинствѣ французскихъ лицеевъ, но не надо придавать внѣшности слишкомъ большое значеніе. Истинную грацію дѣтей какъ большихъ, такъ и маленькихъ составляетъ непосредственность и безъискуственность. Излишнія заботы о туалетѣ, искуственная элегантность, желаніе произвести эффекть невыносимы въ дѣтяхъ, какъ въ маленькихъ, такъ и въ большихъ. Лучше простить имъ неловкость, свойственную ихъ возрасту, даже нѣкоторую грубость и рѣзкость, которымъ не надо придавать большаго значенія,-- онѣ проходятъ сами собой, если у ребенка хорошая и тонкая натура.
Кромѣ того, "воспитанность" зависитъ, главнымъ образомъ, отъ домашняго воспитанія. Это нѣчто неуловимое, по-французскому выраженію -- je ne sais quoi, не можетъ дать учебное заведеніе. Отчасти здѣсь играетъ роль наслѣдственность, потомъ вліяніе окружающей среды, первоначальное воспитаніе, а главное -- изъ девяти разъ на десять -- вліяніе матери. Совѣтами и примѣромъ можно впослѣдствіи поддержать первоначальное воспитаніе, если оно было хорошо, и даже нѣсколько исправить его, если въ немъ были пробѣлы. У дѣтей вообще очень развита подражательность и они легко усвоивають себѣ манеры и привычки окружающихъ ихъ людей. Но въ нѣкоторыхъ случаяхъ ничто не можетъ стереть слѣды вреднаго вліянія, если дѣтство ребенка протекло, напримѣръ, въ грубой и вульгарной средѣ, не смягченной никакимъ облагораживающимъ вліяніемъ. Незачѣмъ говорить, конечно, что грубость и вульгарность не служатъ принадлежностью такъ называемыхъ низшихъ классовъ. Сыновья работниковъ и крестьянъ обладаютъ часто гораздо лучшею внѣшностью, чѣмъ наслѣдникъ какой-нибудь аристократической семьи, подъ внѣшнимъ лоскомъ котораго видна грубая, вульгарная натура.
Воспитаніе во всякомъ случаѣ не можетъ останавливаться на однѣхъ внѣшнихъ формахъ. Быть хорошо воспитаннымъ, даже съ соціальной точки зрѣнія, значить быть воспитаннымъ для того общества, среди котораго придется жить и работать. Съ этой точки зрѣнія аристократическія заведенія, куда принимаются только избранныя, являются въ настоящее время совершеннымъ анахронизмомъ. Только учебныя заведенія, куда стекаются дѣти различныхъ классовъ, начиная съ самаго высшаго и кончая самымъ низшимъ, могутъ служить истиннымъ задачамъ общественнаго воспитанія. Быть хорошо воспитаннымъ для нашего общества, какъ оно, есть сейчасъ, или, лучше сказать, какъ оно должно быть современенъ, значитъ не имѣть никакихъ кастовыхъ предразсудковъ, признавать равенство, имѣть уваженіе къ труду и къ истиннымъ человѣческимъ достоинствамъ. Только воспитаніе, основанное на разумѣ и на свободѣ, можетъ дать ширину взгляда, терпимость, твердыя убѣжденія. Такое воспитаніе не признаетъ фанатизма, нетерпимаго къ мнѣніямъ другихъ, не допускающаго анализа, дѣйствующаго только на страсти, и служитъ лучшимъ источникомъ высшихъ и непоколебимыхъ вѣрованій.
Переходя затѣмъ къ учителямъ, надо сказать, что педагогическая дѣятельность требуетъ особенной, спеціальной подготовки, такой же серьезной, какъ дѣятельность литературная или научная. А, между тѣмъ, большинство профессоровъ и учителей, обладая обширными научными свѣдѣніями, не имѣютъ никакой педагогической опытности, что, конечно, очень вредно отзывается на преподаваніи. Лявиссъ совершенно справедливо замѣчаетъ, что при университетѣ надо организовать особенный педагогическій институтъ для подготовленія профессоровъ и преподавателей.
"Программа,-- говоритъ онъ,-- можетъ быть интересна. Великая задача, какъ развить умъ и сердце, будетъ изучаться сначала по общимъ даннымъ психологіи, потомъ въ различныхъ фазахъ человѣческаго развитія, въ условіяхъ времени, общества, религіи, нравовъ. Сначала неизмѣнныя основы человѣческаго ума и сердца, потомъ различные идеалы смѣняющихся поколѣній. Такимъ образомъ мы прослѣдимъ всѣ вѣка до настоящаго времени. Мы разсмотримъ современныя воззрѣнія на воспитаніе и проявленіе этихъ идей, т.-е. школы. Мы пошлемъ будущаго преподавателя въ эти школы, и не только въ колледжи, но въ профессіональныя школы, даже въ школы для первоначальнаго обученія, чтобы онъ хорошо изучилъ роль и значеніе каждаго учрежденія въ общемъ строѣ образованія. Изученіе этой задачи, которая занимаетъ теперь всѣ націи, не должно ограничиться одною Франціей. Надо познакомиться съ идеями иностранцевъ, англичанъ, нѣмцевъ. Я бы хотѣлъ, чтобы каждый годъ нѣсколько педагоговъ, предварительно хорошо подготовившись къ своей миссіи, отправлялись въ Англію, Германію и по возвращеніи сообщали свои наблюденія товарищамъ и профессорамъ. Такимъ образомъ, теорія и опытъ находились бы въ полной гармоніи. Я представляю себѣ подобнаго рода образованіе возвышеннымъ и простымъ, философскимъ и практическимъ.
"Пусть считаютъ меня мечтателемъ. Я увѣренъ, что можно давать такую подготовку, и я зжно, какъ бы къ ней отнеслись. У молодыхъ людей есть стремленіе къ высокому, они находятся какъ бы въ ожиданіи высшаго нравственнаго руководителя и стремятся найти благородныя задачи для жизни. Я увѣренъ, что мы нашли бы сочувствіе въ студентахъ, если бы попробовали дать имъ ясное и широкое представленіе объ ихъ будущихъ обязанностяхъ въ условіяхъ нашего общества, нашего времени и нашей страны".
Можно отъ души пожелать, чтобы этотъ планъ Лявисса осуществился въ возможно скоромъ времени и чтобы педагогическая дѣятельность заняла одно изъ самыхъ видныхъ мѣстъ въ общественномъ строѣ. Воспитаніе, въ тѣхъ условіяхъ и въ томъ духѣ, о которомъ говорилось выше, можетъ быть одной изъ лучшихъ аренъ для примѣненія человѣческихъ силъ. Многіе всегда, конечно, будутъ стремиться къ болѣе блестящей дѣятельности, гдѣ могутъ проявиться всѣ силы ихъ ума и таланта. По люди, живущіе исключительно духовною жизнью, главное честолюбіе которыхъ состоитъ въ томъ, чтобы приносить пользу, нигдѣ не найдутъ большаго удовлетворенія.
Воспитаніе есть благородная отрасль политики. Основанное на твердыхъ принципахъ, оно приготовляетъ будущее, тихо и незамѣтно совершаетъ свое дѣло и измѣняетъ характеръ самой націи. Главная цѣль педагогики -- работать надъ улучшеніемъ человѣчества, стараться, чтобы около насъ и послѣ насъ было все меньше нравственной бѣдности и нравственныхъ страданій, все больше счастья и любви.