Подолинский Андрей Иванович
Нищий

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  
  
  
   А.И.Подолинский
  
   Нищий
  
  ----------------------------------------------------------------------------
   Русская романтическая поэма.
   М., Правда, 1985
   OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
  ----------------------------------------------------------------------------
  
   Occhi piangete, accompagnate il core.
  
   Petrarca. {*}
  
   {* Плачьте очи согласно с сердцем. Петрарка (ит.).}
  
   Далеко родина моя!
   Ее давно покинул я -
   Давно!.. но душу старика
   Томит по родине тоска!
   О если б мне, когда-нибудь,
   Опять на милую взглянуть!
   Еще я помню: горы там,
   Снега и льдины по горам,
   Они блестят венцом златым
   Под небом вечно-голубым;
   Долин и нега, и краса,
   Роскошно зыблются леса,
   И брызжет искрами залив
   У корней миртов и олив;
   Там - ряд священных мне могил
   Широко явор осенил-
   И, может быть, в его тени,
   И я бы мирно кончил дни...
  
   Я?.. Нет! Ничтожные мечты!..
   Меня, мой прах отринешь ты -
   И тихим шелестом ветвей
   Не освежить главы моей!
   Она горит! она в огне!
   И наяву, и в кратком сне,
   Хотя бы одр мой был из роз,
   Не избежать мне страшных грёз!
   Везде тоскующая тень
   Следит за мной и ночь, и день; -
   В дыханьи ветра, в шуме вод,
   Она мне голос подает -
   И слышу я: "Куда? куда?..
   Забудь отчизну навсегда!
   Не донести тебе костей
   К горам Италии твоей!
   И, безымянно, самый прах
   Потонет в Северных снегах!"
  
   Так! я заране узнаю
   Судьбу грядущую мою!
   И я бы снова, может быть,
   Хотел отчизну разлюбить-
   Но, как по вольности, о ней
   Тоска живет в груди моей!
   С какою жадностью, с каким
   Участьем нежным и живым
   Порой прислушиваюсь я
   К вечерней песни соловья:
   Он был в Италии - и мне
   Поет о милой стороне, -
   И этой песни каждый звук
   Душе давно знакомый друг!
   И, мнится, вновь наводит он
   На душу сладкий, сладкий сон
   О прошлых днях, когда я жил-
   Когда мечтал, - когда любил!..
  
   Любил!.. Зачем я утаю
   Любовь печальную мою?..
   Аньола! незабвенный звук!
   Как много дум, как много мук
   Вновь в сердце вспыхнуло моем
   При этом имени одном!
   О если б я его забыл!
   О если б грудь опустошил
   Порыв губительных страстей -
   И память самую о ней
   Рассеял он - как брызги вод
   Грозы стремительной полет!
   О чем молю?.. до этих пор,
   Сединам сим наперекор,
   Как отголосок прежних дней,
   Сей звук живет в груди моей -
   И разве с жизнью будет он
   Навек из сердца извлечен!
  
   Как я любил! - казалось мне,
   Тогда я чувствовал вдвойне
   Всю прелесть жизни, - я постиг
   Как тот в творении велик,
   Кто цепью вечною любви
   Сковал создания свои!
   Казалось: все вокруг меня
   Блистало заревом огня
   Любви и вечной и святой;
   И целый мир передо мной,
   Как бы созданье чудных снов,
   Облекся в радужный покров;
   И сердце мне давало весть,
   Что в сем прекрасном мире есть,
   Есть сердце полное огня
   Любви живой и для меня,
   И что в цепи существ оно
   Необходимое звено!
  
   Тот беден, беден на земли,
   Чьи дни без дум любви текли!
   Кто к людям холодом дыша,
   Не мог постигнуть, как душа
   Роднится с близкою душой,
   Тот между братьями - чужой!
   С презреньем горьким ко всему,
   Он покорил себя уму,
   И первой страсти пылкий сон
   Мечтою детской назвал он.
   Порывы сердца заглуша,
   Его надменная душа
   В самой себе погребена,
   И недоступна и темна:
   Так, в Африке, среди степей,
   Стоит огромный мавзолей
   И под собой, свою нее тень,
   Бесплодно кроет в жаркий день.
  
   Под небом пламенным рожден,
   Я не таков! Нет! охлажден
   Заране к людям не был я;
   Все впечатленья бытия
   Я принял жадно, - и любовь
   Мне сильно волновала кровь!
   Мне согревала грудь она,
   Как землю ранняя весна,
   И, как весенние цветы,
   Рождались новые мечты
   О всем прекрасном, о святом
   В уме взволнованном моем.
   Я говорил: ее нам бог,
   Благ наших будущих в залог,
   Еще в сей жизни даровал,
   Чтоб человек заране знал,
   Как щедро в вечном будет он
   За миг страданий награжден!
  
   Видали ль вы, когда дитя,
   Цветок на волны опустя,
   С беспечной радостью глядит,
   Как он трепещет и скользит?
   Но, если влагой напоен,
   На дно внезапно канет он,
   Его малютке станет жаль,
   И сердца детского печаль
   Не облегчит незрелый ум:
   Он слышит волн досадный шум,
   Он их задумчиво следит -
   И слезы падают с ланит...
   Вот образ мой! Мечты мои,
   Надежды мира и любви,
   Я безрассудно предал сам
   На волю гибельным страстям,
   И необузданный поток
   Невозвратимо, их увлек!..
  
   Однажды, праздником весны -
   Храня обычай старины -
   Плясал под сению дерев
   Круг резвых юношей и дев,
   И между них была она,
   Моя Аньола! Что весна?
   Что пышной радуги цветы
   Пред блеском девы-красоты?
   Утомлена, ко мне на грудь
   Она поникла; я дохнуть
   Не смел; не мог отвесть от ней
   Я очарованных очей -
   И вдруг руки моей слегка
   Коснулась жаркая рука,
   Я вспыхнул - к пламенным устам
   Прижал ее, - не помнил сам,
   Что делал я, кипела кровь -
   И я ей высказал любовь!
  
   Но, между тем, изумлена,
   Глядела в очи мне она,
   Как будто в грудь ей не проник
   Любви мучительный язык!
   Я ждал ответа... но без слов
   Она ушла; - я был готов
   За нею вслед: у милых ног,
   Хоть слово б вымолвить я мог, -
   Но, как мечта, в толпе густой
   Аньола скрылась... я главой
   На грудь стесненную поник -
   О как я помню этот миг!
   Впервые на сердце тогда
   Запала страшная мечта:
   Что жизнь - пучина слез и бед,
   Любовь - огонь, а счастья - нет!..
   И слезы с щек моих текли
   На грудь холодную земли...
  
   С тех пор, задумчив и уныл,
   От всех я ревностно хранил
   Мою любовь; никто не знал,
   О чем я втайне тосковал;
   Бежал всего, родных, друзей,
   И часто, в сумраке ночей,
   Тревоги полный, чуждый сну,
   Один всходил на крутизну;
   Не раз, объятый темнотой,
   Гранит срывался предо мной,
   Но неподвижно я стоял,
   Как бы прикованный у скал.
   Мне смерть казалась не страшна;
   В душе была мечта одна:
   Аньолы имя вторил я
   И был утешен как дитя,
   Коль отголосок дальних скал
   Мне милый звук передавал.
  
   Кто знает пламенную страсть,
   Кто над собой изведал власть
   Улыбки, взгляда и речей
   Младой любовницы своей,
   И, грусть бесплодную тая,
   Не пролил слез у ног ея,
   Тот много дум моих постиг -
   Но их не выразит язык!
   Они прерывисты как сны,
   Как бездна дики и темны.
   В слезах молил напрасно я
   Отрады грустной забытья,
   Ни днем, ни ночью, ни во сне
   Не мог забыться я вполне;
   Видений в вихре надо мной
   Носился образ дорогой -
   С зарей он снова исчезал, -
   И я бессмысленно рыдал.
  
   Но, как луны осенней луч
   Падет порою из-за туч,
   Скалы и льдины серебрит,
   И в пропасть темную скользит:
   Так заронялась иногда
   Надежды вкрадчивой мечта
   В больную грудь; я был готов
   Лелеять призрак давних снов,
   Я мыслил: детская душа,
   Любовью к вольности дыша,
   Любви иной не поняла -
   Еще беспечность ей мила;
   Но будет время - может быть,
   В ней можно чувство пробудить...
   Но, как луны скользящий луч
   Мгновенно гаснет в лоне туч,
   Так навсегда, в последний раз,
   Надежды огнь во мне погас...
  
   Бледнело небо; тень легла;
   На Юге долго ночь тепла,
   И было душно между скал:
   Какой-то зной от них дышал,
   Но меж расселистых громад
   Гремит и блещет водопад,
   В пещере сумрачной рожден,
   И в жар прохладой веет он;
   Ему внимал с утеса я,
   Свежо дышала грудь моя,
   И не смущали темных дум
   Однообразный гул и шум.
   На льдинах гаснул отблеск дня,
   Вдруг тихий шорох близ меня-
   Гляжу и что ж? Не сон ли? Нет!
   Она! Аньола! Слабый свет
   На ней едва, едва мелькал -
   Но я ль Аньолы не узнал?
  
   И, как мертвец под властью чар,
   Воспрянул я; и страх и жар
   Текли по членам; я... но вдруг
   Я поцелуя слышу звук...
   Опять... о боже! и она
   Лобзаньям чуждым предана!
   Приникнув к ней, рука с рукой,
   Ее ласкал соперник мой!
   Я вынесть более не мог:
   Как демон, страшен и жесток,
   Пылая местию слепой,
   Пред изумленною четой
   Явился я... Мой дикий взгляд
   Окинул скалы, водопад,
   И, как бессильное дитя,
   Врага внезапно обхватя,
   Прижал к груди - и со скалы
   Его я бросил в бездну мглы!
  
   И нет его! затихнул гул;
   Я в пропасть дико заглянул,
   Во мгле не видно ничего!
   Но вдруг до слуха моего
   Доходит крик... он мне знаком!
   То голос брата! - Если б гром
   С небес разгневанных упал,
   И под развалинами скал
   Братоубийцу он погреб, -
   Чтоб бездна приняла, как гроб,
   Мою главу... чтоб в Судный день
   Моя испуганная тень
   Укрылась в сумраке земли-
   Чтоб мне на сердце налегли
   Громады гор, - но гром молчал!
   Лишь братний вопль не умолкал...
   И в онемении, как труп,
   Я пал на каменный уступ!..
  
   Минула ночь - и мутный взор
   Открыл я вновь; по темю гор
   Светились льдины как стекло,
   Их солнце раннее зажгло.
   Вдали, на зелени полян,
   Роса сверкала сквозь туман,
   И сквозь туманы, в стороне,
   Сияла в утреннем огне,
   Как бы серебряный ковер,
   Поверхность ясная озер.
   И здесь и там любви приют,
   Склонились рощи, будто ждут,
   Чтоб мановеньем легких крыл
   Их ветер утра освежил;
   И ветер дунул на леса
   И вольных птичек голоса,
   И шум дерев, и звон рожка
   Ко мне принес издалека.
  
   В благоговении немом,
   Как бы объятый чутким сном,
   Еще стоял я, - вдруг в уме,
   Как искра вспыхнувшая в тьме,
   Блеснула мысль: Аньола!.. Брат!..
   То сон иль нет?.. Тревожный взгляд
   Бросаю всюду: пустота!
   Так это сон! одна мечта!
   Не в первый раз такие сны
   Моей тоской наведены! -
   Но страх опять меня объял,
   Казалось, будто услыхал
   Я братний голос-беглый взгляд
   Случайно пал на водопад,
   И что же? Брата епанча
   У ската горного ключа,
   Полой вцепившись о гранит,
   По ветру вьется и шумит!
  
   И, как безумный, долго я
   Очей недвижных не сводя,
   Стоял над бездной; стыла кровь,
   Хладела грудь; но младость вновь
   Спасла мне жизнь - и я опять
   Стесненной грудью мог дышать!..
   Как рассказать, что в этот миг
   Сбылось со мною? Кто постиг
   Тот страх, которым поражен
   Злодей, когда изобличен
   В своей вине, и для него
   Нет в оправданье ничего -
   Лишь тот достиг бы, что со мной
   Сбылося в миг сей роковой!
   И страшным замыслом моя
   Душа смутилась: в пропасть я
   С размаха броситься готов -
   Вдруг - слышу звон колоколов...
  
   По сердцу холод пробежал,
   Я всеми членами дрожал, -
   Но все звучней колокола:
   И робость душу объяла
   Невольно; грозного Суда
   Их звон предвестником тогда
   Казался мне. Замолкнул он,
   Но мыслью страшней поражен,
   Уже не смел решиться я
   Сорвать оковы бытия!
   И с гор извилистой тропой
   Схожу в раздумьи: предо мной
   Открылись долы и поля;
   Улыбкой дружеской земля
   Встречала солнце - и светло,
   Как царь, оно по небу шло,
   И снег под ним на теме скал,
   Как бархат пурпурный, сиял.
  
   И слышны вновь колокола:
   Не знаю, вера ли вела
   Мои шаги, иль случай был,
   Но я уж к роще подходил,
   Где меж дерев, ее краса,
   Был сельский храм. Вдруг голоса
   Вблизи услышал я и стал:
   Аньолы голос я узнал!
   Она рыдала - но ясней
   Рыданья матери моей
   Неслись ко мне; - и что очам
   Тогда явилось? В божий храм
   Теснились люди с двух сторон,
   И меж толпою дев и жен
   Не мог я скоро распознать
   Мою рыдающую мать;
   Но мне был слышен вопль ея,
   И к ней рвалась душа моя!
  
   И вдруг раздвинулась толпа,
   Гляжу: приникнув у столпа,
   Как полумертвая, она
   Стоит недвижна и бледна;
   И на коленах подле ней.
   Еще безжизненней, бледней,
   Аньола!.. Сжалась грудь моя!
   И вот в толпу врываюсь я;
   Уж подле них; и вдруг стою -
   Я вижу труп; я узнаю
   В чертах недвижных мертвеца
   Черты знакомого лица -
   То брат! к нему... зову его...
   Не слышит зову моего!
   Устам коснулся - хлад могил
   От них повеял, - я без сил
   С ступеней пал... и у крыльца
   Лежал мертвец близ мертвеца!
  
   Очнулся я - вокруг гляжу:
   Темно везде; и я сижу
   На чем-то жестком, и рука
   Мне крепко сжата; - я слегка
   Ее приподнял... тяжела!
   Хочу привстать - и замерла
   Душа от страха: цепи звук
   Внезапно слышу я вокруг!
   Вперед напрасно рвуся я -
   Она к стене влечет меня!
   Зловещий звук мне все сказал:
   Но долго я не понимал,
   Когда и кем перенесен
   Я был в тюрьму; - вдруг тихий стон
   Услышал я; казалось мне,
   Он сквозь отверстие в стене
   Проник в тюрьму... я трепетал...
   Знакомый голос я узнал:
  
   "О, не отринь мольбы моей!
   Я здесь умру! Я от дверей
   Не отойду! - хоть раз один
   Пускай еще обнимет сын
   Свою тоскующую мать!
   Возьми: вот злато! все отдать
   Тебе готова!"... И теперь
   Визжит заржавленная дверь,
   И, мрак темницы озаря
   Внезапно светом фонаря,
   Тюремщик входит; с криком вслед
   Вбегает мать - я к ней!.. но нет,
   Уже на грудь мою, в слезах,
   Она упала, и в очах
   Потухла жизнь; но слышал я,
   Как сильно билась груди ея;
   И я горел, и я дрожал,
   И как ребенок зарыдал.
  
   Склонясь челом, недвижен, нем,
   Я долго плакал; между тем
   Она опомнилась опять,
   Хотела что-то мне сказать;
   Но я, собрав остаток сил,
   Ее слова предупредил:
   "Не проклинай меня! постой!
   Укор мне смертью будет твой!
   Но я хочу, я должен жить,
   Чтобы слезами искупить
   Мою вину!" - "Не проклинать
   К тебе в тюрьму приходит мать!
   Преступен ты - но ты мне сын!
   Тебе судья господь один!
   И строго не осудит он,
   Как осудил земный закон -
   Его умолят за тебя
   И брата тень - и тень ея"...
  
   "Чья тень? Ответствуй!" - я вскричал.
   Увы! я сердцем угадал,
   Что мне еще удар один
   Судьба готовила. "Мой сын, -
   Сказала мать, - давно с тобой
   Рассталась я; еще больной,
   Без памяти, без чувств ты был,
   И сам себя изобличил
   В своей вине - и тщетно мать
   Ее хотела оправдать:
   Мне сына слезы не спасли!
   Полуживого увлекли
   Тебя от матери твоей
   Сюда!.. Минуло много дней,
   И, неотступная как тень,
   Я здесь у двери каждый день,
   Но дверь, как камень гробовой,
   Была недвижна предо мной!"
  
   "Но что ж Аньола?"... "День от дня,
   Как нежный мирт главу клоня,
   Когда у корня втайне он
   Весенним червем поврежден,
   В те дни, как все весна живит,
   Один безжизненный стоит,
   Его не греют небеса,
   И не свежит его роса:
   Так и Аньола! День и ночь
   Она томилась; превозмочь
   Ее печали не могли
   Родные ласки; на земли
   Ей было грустно; в мир иной
   Перенеслась она душой;
   И там опять того нашла,
   Кого здесь другом назвала.
   Земле, как выдохшийся цвет,
   Достался труп, - небесной нет!"
  
   Умолкла мать; и я молчал,
   Укор преступника терзал;
   Но я слезы не уронил,
   Молитву тихую творил,
   Как о страдалице, о ней
   Я в глубине души моей.
   Мне легче стало: тишиной
   Душа исполнилась святой;
   И сладко было верить мне,
   Что там, в надзвездной стороне,
   Где безграничней и святей
   Любовь и жизнь, где нет страстей,
   Нет мук и слез - она и брат
   В венцах бессмертия блестят!..
   Но между тем свиданья час
   Прошел, мой стране расторгнул нас,
   Уходит мать, гремит замок -
   И я остался одинок.
  
   Тянулись грустно дни; порой
   Мой страх рукою подкупной
   Темницу тайно растворял:
   Я видел мать - и забывал
   О горькой участи моей;
   Темница самая при ней
   Не так мрачна казалась мне:
   Текли беседы в тишине;
   И на закате поздних лет
   Не позабыть мне тех бесед!
   Лишь ими жил я, их я ждал,
   И жизнь еще благословлял!
   Но, помню, горестней, трудней
   Однажды с матерью моей
   Расстался я, как будто знал,
   Что я навек ее терял,
   Что и за гробом, может быть,
   Мы с нею розно будем жить!..
  
   И то пророчество души
   Сбылось давно; в моей тиши
   Я ждал ее: она не шла!
   Но, окрыленна и светла,
   Еще однажды, в вещем сне,
   Как дух, она явилась мне.
   С тех пор никто не навестил
   Моей тюрьмы; я дни влачил
   Как тяжкий сон; и много лет
   Прошло; казалось, целый свет
   Страдальца-узника забыл;
   Мне хлеб и воду приносил
   Все тот же страж - и от него
   Не ждал я больше ничего!
   В моей темнице я не знал,
   Была ли ночь иль день сиял,
   Мне все равно, как будто я
   И не видал светила дня!
  
   Шли за годами годы вслед;
   Однообразных много лет
   Еще провел я; и во сне
   О вольности не снилось мне!
   А между тем мой край родной
   Опустошительной войной
   Кипел везде: Наполеон
   Писал Италии закон,
   И волновались в ней умы; -
   Как мертвый, в сумраке тюрьмы,
   Я ничего не знал... но вот
   Однажды, слышу я, падет
   Затвор с дверей моих, потом
   Блеснули факелы; кругом
   Толпятся люди; в их руках
   Сверкают ружья... тайный страх
   Стеснил мне грудь; я трепетал -
   Хотя как блага смерти ждал!..
  
   Но не на казнь меня влекли:
   Иноплеменники пришли
   Свободу узнику отдать;
   Зачем? и кто? Мне нужно ль знать!
   Одно я знаю: может быть,
   Мой долг того благословить,
   С кем на свободе каждый шаг
   Я бы оспоривал как враг!..
   Ведут меня: вдруг свет дневной
   На очи хлынул мне волной!
   Я был недвижен, ослеплен,
   Казалось мне, со всех сторон,
   В потоках яркого огня,
   Клубились солнцы вкруг меня;
   Но ветер грудь мне освежал,
   И быстро, жадно я дышал,
   И, с каждым вздохом, к жизни вновь
   Теснилась в грудь мою любовь!..
  
   Но что мне в жизни? И к чему
   Открылись взору моему
   Громады гор и дол, и лес,
   И свод безоблачных небес?
   Меня тревожила мечта,
   Что я в сем мире сирота!
   И что, быть может, на земли
   Два поколенья перешли,
   С тех пор, как я, мертвец живой,
   Дни вел без счета под землей...
   Земля богата, велика,
   Но мне на ней - ни уголка!
   Кого искать? Куда пойду?
   В ком утешителя найду?
   Я только рад был одному:
   Быть может, в отческом дому
   Еще, как некогда, приют
   Седины сирые найдут.
  
   И вот пришел я в отчий дом;
   Он обветшал; зеленым мхом
   Оделась кровля по краям,
   Лишь виноградник здесь и там
   Еще вился, как будто он
   Один годами пощажен.
   И умиленьем и тоской
   Я был проникнут, и ногой
   Вступаю робкой на крыльцо...
   Вдруг незнакомое лицо
   Навстречу мне; хочу назад -
   Но мне, я слышу, говорят:
   "Постой! возьми себе, старик!"
   Дают мне - хлеб! я взял - и вмиг
   Его я судорожно сжал:
   Мне хлеб так горек не бывал!
   Слезами жаркими омыт
   Хлеб подаянья ядовит!
  
   И край прекрасный, край родной
   Мне стал печален как чужой,
   И только сердцу дорог был
   Святыней горестной могил!
   Я к ним пригнел: уже кресты
   Полураспались; но кусты
   Живыми розами цвели
   Над влажным лоном той земли,
   Где был зарыт Аньолы прах;
   Мечта ль была? но в их листах
   Мне веял дух нездешних роз;
   Казалось, ангел перенес
   Из рая их - и не роса -
   На них горит его слеза!
   Над братом темный кипарис
   Надгробной зеленью повис,
   И был он к розам наклонен,
   И запах розы принял он.
  
   Могилу матери моей
   Густою сению ветвей
   Роскошно явор осенял;
   Он ветви к брату простирал -
   И мне казалось: это мать
   Хотела милого обнять!
   О, для чего ж: главу мою
   Не принял ты под сень твою!
   Помыслил я - и тяжело
   Мне стало вдруг; склонив чело,
   Я к гробу матери припал,
   И жарко, жарко лобызал
   Сырую землю - но она
   Казалась вдвое холодна!
   О, если б землю ту пробить
   Я мог слезами, может быть,
   Они б как пламя потекли
   И в самом прахе жизнь зажгли!
  
   Тоской бесплодной утомлен,
   Я сел на камне; чудный сон
   Меня внезапно посетил:
   (Не знаю, сон ли это был);
   Но видел я: рука с рукой,
   Вились три тени надо мной,
   Полунеясны, как мечты,
   Но мне знакомы их черты:
   Преображенных мог узнать
   Аньолу, брата я и мать.
   И я услышал голос их,
   Он сладкозвучен был и тих,
   Но приговор изрек он мне,
   Чтоб их могилы в тишине
   Навек покинул я и вдаль
   Понес души моей печаль;
   Чтоб и слеза моя одна
   Не потревожила их сна...
  
   И чту я свято приговор:
   Моей Италии с тех пор
   Я не видал; убог и сир,
   Я обхожу печальный мир.
   Порою тучные поля
   Объемлю жадным взором я
   И мыслю: если б хоть одно
   Здесь было и мое зерно!
   Чужое все! весь мир чужой!
   И часто, часто хлеб дневной
   Себе я вымолить не мог;
   И я душою изнемог
   Под бремем тяжкого креста:
   Презренье, скорбь и нищета
   В один удел достались мне,
   Нет крова грустной седине,
   И нагло шлет насмешку ей
   Толпа бессмысленных детей!..
  
  
   Примечания
  
   Нищий (с. 396). - Впервые - отдельным изданием (СПб., 1830). "Нищему"
  предшествовали поэмы "Див и Пери" (1827), развивающая мотивы поэмы Т. Мура
  "Лалла-Рук" (1817) и Жуковского "Пери и Ангел" (1821), и "Борский" (1829).
  Поэмы эти вызвали большое количество доброжелательных отзывов (особенно
  поддерживал Подолинского редактор "Московского телеграфа" Н. А. Полевой) и
  выдвинули их автора на авансцену литературного движения. До издания "Нищего"
  Подолинский поддерживает контакты с пушкинским окружением, посещает собрания
  А. А. Дельвига, участвует в пушкинско-дельвиговских изданиях ("Северные
  цветы", "Подснежник", "Литературная газета"). Однако творчество его вызывает
  скептическое отношение Пушкина (см. письмо С. П. Шевырева М. П. Погодину от
  25 февраля 1829 г. - Литературное наследство, т. 16-18. М.-Л., 1934, с. 703;
  см. также письмо Пушкина П. А. Плетневу от апреля 1831 г., где Подолинскому
  дана холодная оценка). Стремления ряда враждебных Пушкину и его кругу
  литераторов противопоставить Подолинского Пушкину вызвали резко
  отрицательную рецензию А. А. Дельвига на "Нищего" ("Литературная газета",
  1830, т. I, Ќ19, 1 апреля; без подписи), где, в частности, говорилось:
  "Благозвучные стихи без мыслей обнаруживают не талант поэтический, а хорошо
  усвоенный орган слуха". Но в большинстве журналов поэма получила
  восторженные оценки ("Московский телеграф", 1830, кн. 7, ч. 32; "Северный
  Меркурий", 1830, Ќ35; "Галатея", 1830, ч. 16 и др.). На рецензию Дельвига
  отвечал в "Северном Меркурии" (ЌЌ49-50) М. А. Бестужев-Рюмин сатирическим
  рассказом "Сплетница". Литературная полемика 1830 г. не может закрыть от
  современного читателя ни огрехов, ни поэтических достоинств поэмы
  Подолинского. В сюжетном плане "Нищий" ориентирован на "Чернеца" Козлова,
  форма поэмы сложилась под воздействием "Шильонского узника" Байрона -
  Жуковского, в свою очередь, отголоски "Нищего" слышны в поэмах Лермонтова
  "Боярин Орша", "Мцыри". Эпиграф - первая строка LXXXTV сонета Петрарки.
   Стр. 397. И слышу я: "Куда? куда?.." - полемически переосмысливается
  общеромантический мотив мечты об Италии, выраженный в "Песне Миньоны" Гете с
  рефреном: "Dahin, dahin!" - "Туда, туда!"
   Стр. 400. Все впечатленья бытия - цитата из стихотворения Пушкина
  "Демон" (1824): "В те дни, когда мне были новы // Все впечатленья бытия..."
   Стр. 404. ...и со скалы // Его я бросил в бездну мглы. - В этом месте
  А. А. Дельвиг усмотрел реминисценцию из "Цыган" ("Я в волны моря, не
  бледнея, // И беззащитного б толкнул") и заметил, что герой Подолинского
  "исполняет на деле ревнивое мечтание Алеко, прекрасно высказанное Пушкиным"
  ("Литературная газета", 1830, Ќ19, 1 апреля, с. 153).
   Стр. 405. Вдруг - слышу звон колоколов... - ср. сходный мотив в
  "Чернеце" Козлова; позднее мотив этот полемически переосмысливается в
  "Мцыри" Лермонтова.
   Стр. 410. Наполеон // Писал Италии закон. - Имеется в виду Итальянская
  кампания 1796-1797 гг.
  
   А. С. Немзер,
   А. М. Песков
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru