Плевако Федор Никифорович
Ф. Н. Плевако. Речи. Под редакцией И. К. Муравьева. T. I и II. М. 1910

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Ѳ. Н. Плевако. Рѣчи. Подъ редакціей И. К. Муравьева. T. I и II. М. 1910. Изданіе М. А. Плевако.
   Роскошпое изданіе, воздвигнутое, какъ надгробный монументъ, любимому мужу признательною вдовою, при содѣйствіи бывшихъ товарищей-помощниковъ знаменитаго витіи. Недюжинный, замѣчательный человѣкъ покоится подъ этимъ памятникомъ дружбы и любви. Необыкновеннымъ не рѣшаемся его назвать потому, что, наоборотъ, Ѳ. Н. Плевако представляетъ жизнію своею какъ разъ самое обыкновенное явленіе на Руси: стихійный талантъ, размыканный почта что непроизводительно -- едва ли не потому только, что было его какъ-то ужъ слишкомъ много и ни въ какую-то культурную дисциплину онъ не укладывался, а бурлилъ себѣ, скиѳъ скиѳомъ и самоваръ самоваромъ, "по вдохновенію" и "отъ себя". Въ концѣ концовъ, прошумѣвъ добрые полвѣка блестящими обѣщаніями и радужными ожиданіями, Плевако погасъ и -- къ одинаковому удивленію и враговъ своихъ и поклонниковъ -- замѣтной пустоты въ обществѣ на убыломъ мѣстѣ не оставилъ. Ушелъ изъ міра, быть можетъ, и, въ самомъ дѣлѣ, "геній слова", какъ зоветъ своего бывшаго патрона г. Муравьевъ, и даже нельзя сказать, чтобы "непризнанный геній": кто избалованъ былъ любовью, вниманіемъ и потворствомъ широкой русской публики больше, чѣмъ Ѳ. Б. Плевако? Развѣ вотъ теперь тезка его, Ѳ. И. Шаляпинъ! Но "геній слова" прошелъ въ мірѣ какъ-то безъ прикладныхъ результатовъ -- "министромъ безъ портфеля". И, такъ какъ онъ ушелъ, а портфели жизни всѣ остались цѣлы, то скоро насущная забота о нихъ безжалостно затерла память о немъ -- и стала она увядать, нужная лишь тѣсному кружку любящихъ родныхъ и благодарныхъ личныхъ друзей. Усиліе, сдѣланное кружкомъ этимъ къ увѣковѣченію дорогой для нихъ памяти, благородно, по врядъ ли поведетъ къ желаннымъ результатамъ. Рѣчи Ѳ. Н. Плевако, печатными буквами на бумагѣ, похожи на его изустную рѣчь не болѣе, чѣмъ скелетъ рахитика на стремительный торсъ и огненный ликъ Аполлона Бельведерскаго.
   Почти сорокъ лѣтъ повторялся о Плевако одинъ и тотъ же судъ общества: какой могучій народный трибунъ пропадаетъ въ этомъ талантливѣйшемъ адвокатѣ! Актъ 17 октября 1905-го года удовлетворилъ желанію общества: талантливый адвокатъ получилъ возможность и, вскорѣ, призваніе явиться трибуномъ. Но -- что же? Какъ только Плевако одѣлся въ эту новую роль, тотъ же общественный судъ немедленно завздыхалъ -- и, надо сознаться, вполнѣ основательно:
   -- Какой великолѣпный адвокатъ напрасно угасъ въ этомъ плохомъ трибунѣ!
   Почти годъ стоялъ Плевако на посту народнаго представителя -- и не осталась отъ "генія слова", за этотъ періодъ его жизни, ни одного понятнаго слова. Напротивъ,-- словно на смѣхъ,-- остались, увѣковѣченные газетными отчетами, жесты: "стучалъ по пюпитру", "грозилъ кулакомъ"... Что же это за насмѣшливая судьба такая? что за жизнь и дѣятельность, вывернутыя "Шиворотъ на выворотъ?".
   Существуетъ мнѣніе, что слабость Плевако на государственной трибунѣ была механическимъ результатомъ его возраста и утомленія жизнью, что трибуна досталась Ѳ. И, какъ въ баснѣ Крылова -- старой бѣлкѣ наградные орѣхи:
   
   Всѣ на отборъ, орѣхъ къ орѣху -- чудо!
   Одно лишь только худо:
   Давно зубовъ у бѣлки нѣтъ!
   
   Мнѣніе это находитъ подтвержденіе въ томъ, что годъ государственной дѣятельности Плевако -- его предсмертный годъ (ум. 23 декабря 1908 г.). Но этому мнѣнію противорѣчатъ почти одновременныя блестящія судебныя выступленія, являвшія Плевако тѣмъ же пламеннымъ силачемъ-ораторомъ, какъ и четверть вѣка тому назадъ. Кто, въ ноябрѣ 1904 года, не прислушивался съ одобреніемъ къ громовому голосу частнаго обвинителя по "Дѣлу" князя В. П. Мещерскаго, обв. М. А. Стаховичемъ въ клеветѣ":
   Осужденіе князя Мещерскаго нужно какъ символъ, какъ оправданіе нашей вѣры въ правосудіе, чтобы дышалось свободно честнымъ сердцамъ и задыхалось отъ собственнаго яда клеветѣ недобросовѣстное, живое слово, на какой бы бумагѣ оно ни было написало, на сѣрой ли, изъ обихода мужика, или на глянцевой, съ княжескимъ гербомъ, какъ это сдѣлалъ князь Мещерскій.
   Оцѣните же поступокъ князя, и къ его древнему имени пусть добавятъ и имя клеветника!
   И никто никогда не смоетъ этого указанія на его подвигъ...
   Это то голосъ старика?
   Другіе думаютъ, и мы, до нѣкоторой степени, раздѣляемъ этотъ взглядъ, что -- на извѣстнаго сорта орѣхи -- бѣлка и въ молодости Оказалась бы не зубастѣе, чѣмъ показала ея старость. Пріемы убѣдительности у Плевако всегда господствовали надъ существомъ убѣжденія. Ораторское "какъ" было въ талантѣ Плевако всегда сильнѣе гражданскаго "что". Страшная сила темперамента и блестящій даръ слова успѣшно помогали Ѳ. Н. выдавать свое "какъ" за "что" на трибунѣ частной защиты и частнаго обвиненія. Трибуна же защиты общественной и общественнаго обвиненія потребовала выдвинуть впередъ и, прежде всего, "что", отвѣтственное, ясное, насущно житейское...
   
   Брось свои иносказанья
   И гипотезы пустыя!
   На проклятые вопросы
   Дай отвѣты намъ прямые!
   
   Очень можетъ быть, что Плевако, до своихъ политическихъ выступленій, и самъ искренно вѣрилъ, будто есть въ немъ для нихъ какое-то "что". Иначе онъ врядъ ли и принялъ бы званіе народнаго предъявителя. Въ этомъ человѣкѣ, наряду съ хаосомъ "широкой натуры", жила пытливая самосознательная совѣсть и не было ни капли шарлатанства. Когда онъ разобралъ, что на проклятые вопросы ему отвѣтить рѣшительно нечѣмъ, кромѣ привычнаго краснословія, онъ самъ покинулъ Государственную Думу. И -- далеко не только до болѣзни, но и по честному инстинкту порядочнаго человѣка, понявшаго, что онъ попалъ совсѣмъ не туда, куда разсчитывалъ, дѣлаетъ не то, что надо, и поетъ не въ томъ хору, гдѣ ему пѣть "вмѣсто". Партія, ожидавшая, что популярность и талантъ Плевако будутъ главными козырями ея игры, потерпѣла горькое разочарованіе. Да еще и у могилы Плевако пришлось октябристамъ провести недобрую четверть часа;
   -- Это вы уморили его!-- бросила имъ упрекъ вдова.
   Но "самочувствіе" пришло позже. Въ началѣ же, обманутый въ самомъ себѣ громадною пестротою своей, вѣчно движущейся діалектической мысли и ораторскою привычкою быстро переводятъ мысль въ цвѣтные образы и звучную красоту мѣткихъ фразъ, Плевако несомнѣнно надѣялся, что есть въ немъ какой-то матеріалъ для политическаго пророка. Такъ обманываются многіе, блестящіе съ поверхности, таланты, покуда "проклятые вопросы" не притиснутъ ихъ въ уголъ и не взглянутъ прямо въ глаза. Когда очередь рокового экзамена дошла до Плевако, онъ растерялся и не сумѣлъ сказать ничего дѣльнѣе, какъ будто въ немъ "никогда не умирала надежда на введеніе въ Россіи такого порядка жизни, которымъ была когда-то (?!) красна наша царская старина"! (Рѣчь на предвыборномъ собраніи въ Москвѣ 14 января 1907 года). Вмѣсто политической программы, такимъ образомъ, была пропѣта арія Неизвѣстнаго изъ "Аскольдовой Могилы", что "въ старину живали дѣды веселѣй своихъ внучатъ". На "проклятые вопросы" XX вѣка отвѣчалъ сказочный лепетъ о вѣкѣ XVI и XVII-мъ!... Краснорѣчіемъ политическія рѣчи Плевако (ихъ двѣ въ первомъ томѣ) нисколько не уступаютъ его судебнымъ рѣчамъ. Ояѣ плохи даже не тѣмъ, что въ нихъ "нѣтъ убѣжденія"; темпераментъ убѣжденія Плевако умѣлъ профессіонально вызывать въ себѣ, когда хотѣлъ, даже и для мнѣній, которымъ онъ гораздо меньше вѣрилъ, и которыя гораздо меньше были ему нужны. Онѣ плохи безразличною пустотою, вокругъ которой крутится словоизвитіе. Плевако было просто "нечего сказать". И, въ усиліяхъ спрятать пустоту подъ маску многозначительности, разражался онъ адвокатскими заключеніями, громкими и эффектными въ ухѣ, но поразительно ничтожными на бумагѣ, точно въ "сценической" пьесѣ уходъ актера "на хлопки":
   Драгоцѣннѣйшій краеугольный камень нашей гражданственности и предметъ любви безмѣрной, нашъ манифестъ 17 октября, могучій камень: стучитесь! Милліардами искръ отвѣтилъ онъ вамъ, искръ, свѣтящихся, грѣющихъ и уничтожающихъ то, что худо, веселящихъ и радующихъ тѣхъ, кто любитъ его, вѣритъ въ него и вмѣстѣ съ тѣмъ вѣритъ въ свое будущее.
   Въ судебныхъ рѣчахъ Ѳ. Н. Плевако этотъ недостатокъ никогда не слышенъ. Повѣренный частныхъ интересовъ -- защитникъ или обвинитель, онъ опирался, какъ на каменную стѣну, на конкретный матеріалъ, которымъ распоряжался, поистинѣ, съ волшебнымъ мастерствомъ, какъ юристъ, какъ поэтъ, какъ психологъ. И вырастали изъ. этой тройственности: ораторъ-гигантъ, рѣчь-пламя, слово-молнія, которое уничтожало противную сторону и потрясало и разбивало силою своею, не только слушателей, по и, прежде всѣхъ, самого вдохновеннаго ритора. "Самъ плачетъ, а мы всѣ рыдаемъ" -- этотъ ироническій стихъ могъ бы послужить совсѣмъ не ироническимъ эпиграфомъ къ собранію рѣчей Плевако. И плакалъ онъ тогда не по-актсрски, не притворно, не показной чувствительности ради, не "для присяжныхъ", но совершенно -- въ этотъ моментъ -- искреннею, изъ буйнаго сердца вылившеюся, слезою... Рѣчи по дѣлу игуменьи Митрофаніи (1873, съ нея, какъ извѣстно, началась всероссійская слава Плевако), рѣчь по дѣлу Булахъ (1881, обвинялась въ "причиненіи съ корыстной цѣлью разстройства умственныхъ способностей" богатой купчихѣ Мазуриной), рѣчи по дѣламъ о тяжкихъ семейныхъ и любовныхъ драмахъ (Лукашевича, Прасковьи Качки, Лебедева, Ильяшенко, князя Грузинскаго и пр.) сохранились, какъ свидѣтельства мощной способности Плевако "бить по сердцамъ съ невѣдомою силою". Первыя двѣ изъ названныхъ трудно читать безъ волненія даже теперь -- въ обезцвѣченной печатной передачѣ и тридцать лѣтъ спустя!
   Человѣкъ мистическаго міровоззрѣнія, Плевако умѣлъ вліять на судъ и присяжныхъ мистическими же средствами. Иногда онъ на нихъ сильно срывался (въ Петербургѣ, напр.,), по, попадая въ подходящую среду, творилъ ими чудеса. Никто искуснѣе Плевако не "фехтовалъ текстами". Съ годами, мистическое настроеніе захватывало знаменитаго адвоката все глубже и глубже, стало для него искреннею потребностью. Это отозвалось и на его краснорѣчіи. Если слѣдить за хронологіей рѣчей Плевако, легко замѣтить одну особенность: чѣмъ позже по годамъ рѣчь, тѣмъ рѣже Плевако "защищаетъ",-- все чаще проситъ извинить и простить, все слабѣе опирается на право, все крѣпче нажимаетъ струны милосердія и состраданія. Его кліенты начинаютъ почти сплошь сходитъ со скамьи подсудимыхъ не столько оправданные, сколько помилованные. Присяжные отпускаютъ ихъ не потому, что убѣдились въ ихъ невинности, по потому, что пожалѣли: выплакалъ имъ пощаду защитникъ. Ихъ не обѣлили, по отверзли имъ милосердія двери -- къ покаянію. Кліентамъ Плевако,-- въ это время, все больше директорамъ банковъ и разнымъ крупнымъ предпринимателямъ,-- эти аппеляціи изъ области права въ область религіознаго отпущенія грѣховъ "по душамъ" весьма помогали. Но оратору, которые по дѣлу о скандалѣ на засѣданіи уполномоченныхъ московскаго Кредитнаго Общества (1896, дѣло Семенковича) предпочиталъ, вмѣсто рѣчи по существу, цитировать апостола Павла, конечно, было уже поздно помышлять о гражданской роли и метаморфозѣ въ трибуна. И, дѣйствительно, роль не удалась, и метаморфоза не свершилась.
   Съ внѣшней стороны изданіе рѣчей Ѳ. Н. Плевако не оставляетъ желать лучшаго. Томы красивы, внушительны, декоративны. Приложенные портреты Ѳ. Н. Плевако и выразительны, и похожи.

"Современникъ", кн. I, 1911

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru