Lib.ru/Классика: Плеханов Георгий Валентинович. Эдуард Целлер. Очерк истории греческой философии. С девятого немецкого издания, редактированного Ф. Лорцингом, перевел С. Л. Франк. Москва, 1912 г

Эдуардъ Целлеръ. Очеркъ исторіи греческой философіи. Съ девятаго нѣмецкаго изданія, редактированнаго Ф. Лорцингомъ, перевелъ С. Л. Франкъ. Москва, 1912 г. Ц. 1р. 80 к.

Авторъ замѣчательнаго труда "Philosophie der Griechen", Эдуардъ Целлеръ, имѣетъ обще-признанный и прочный авторитетъ въ качествѣ историка античной философіи. Поэтому нѣтъ никакой надобности рекомендовать читателямъ его краткій "Очеркъ исторіи греческой философіи". По правдѣ сказать, "Очеркъ" этотъ читается нелегко. Онъ написанъ тяжелымъ, а, вѣрнѣе, какимъ-то тусклымъ языкомъ. Но этотъ недостатокъ, такъ часто встрѣчающійся въ нѣмецкихъ сочиненіяхъ, съ избыткомъ выкупается въ данномъ случаѣ совершенно неоспоримой основательностью "Очерка".

Онъ переведенъ,-- и, что у насъ большая рѣдкость, недурно переведенъ г. С. Франкомъ съ девятаго нѣмецкаго (посмертнаго) изданія, вышедшаго въ 1908 г. подъ редакціей Ф. Лорцинга. Нѣмецкій редакторъ прибавилъ отъ себя къ этому изданію нѣкоторыя поправки и дополненія, воспроизведенныя русскимъ переводчикомъ. Кромѣ того, г. Франкъ, съ своей стороны, снабдилъ "Очеркъ" нѣкоторыми добавленіями, заимствованными изъ названнаго мною выше обширнаго и знаменитаго труда Целлера "Philosophie der Griechen". Наконецъ, онъ присоединилъ указанія на русскую литературу предмета, какъ оригинальную, такъ и переводную. Словомъ, онъ сдѣлалъ все, что могъ, для вполнѣ добросовѣстнаго исполненія своей обязанности переводчика.

Такъ какъ интересъ къ философіи сильно распространенъ у насъ въ настоящее время, "Очеркъ" Целлера, навѣрно, будетъ имѣть многочисленныхъ читателей. Мнѣ хотѣлось бы сдѣлать для нихъ нѣсколько предостерегающихъ замѣчаній. Целлеръ -- чрезвычайно основательный ученый. Но этотъ чрезвычайно основательный ученый прошелъ школу философскаго идеализма и заботливо сохранилъ многіе идеалистическіе предразсудки противъ матеріалистическаго міросозерцанія. Самъ того не сознавая, онъ оказывается несправедливымъ по отношенію къ представителямъ матеріалистическихъ взглядовъ въ греческой философіи. Вотъ примѣръ.

Говоря о возникновеніи софистики, нашъ авторъ замѣчаетъ, что взаимная борьба между философскими теоріями должна была вызвать въ образованныхъ кругахъ Греціи недовѣріе къ попыткамъ научнаго мірообъясненія. Такое недовѣріе могло только усилиться вслѣдствіе того, что нѣкоторые греческіе мыслители,-- Целлеръ называетъ Парменида, Гераклита, Левкиппа и Демокрита,-- отрицали истинность чувственнаго познанія. "Тѣмъ болѣе,-- прибавляетъ онъ,-- что матеріализмъ этихъ философовъ не давалъ имъ возможности научно обосновать высшую истинность разумнаго познанія, и что даже Анаксагоръ не использовалъ съ этой цѣлью своего ученія о "Nous", (стр. 61). Тутъ есть нѣкоторая неточность выраженія. Подъ "матеріализмомъ этихъ философовъ" надо, конечно, понимать матеріализмъ атомистовъ и, въ крайнемъ случаѣ, Гераклита: Парменида матеріалистомъ назвать нельзя. Но это частность. Главное заключается въ томъ общемъ взглядѣ Целлера, согласно которому матеріализмъ не давалъ "возможности научно обосновать высшую истинность разумнаго. познанія". Это неблагопріятное для матеріализма сужденіе, естественно, вызываетъ слѣдующіе вопросы:

Во-первыхъ: что такое "высшая истинность разумнаго познанія"? Во-вторыхъ: почему матеріализмъ не даетъ возможности научно обосновать ее? Въ-третьихъ: даетъ ли такую возможность та или иная разновидность идеализма? Въ-четвертыхъ: чѣмъ отличается высшая истинность разумнаго познанія отъ простой его истинности? Въпятыхъ: возможна ли простая истинность разумнаго познанія для матеріалистическаго взгляда на міръ?

Целлеръ не коснулся ни одного изъ этихъ вопросовъ, да, должна быть, и не находилъ нужнымъ касаться ихъ. Какъ идеалистъ, онъ считалъ несомнѣннымъ, что "высшая истинность разумнаго познанія" составляетъ привилегію идеалистической философіи. Но это -- вредный предразсудокъ. Онъ привелъ, между прочимъ, къ тому, что ни въ своемъ краткомъ "Очеркѣ исторіи греческой философіи", ни въ своей большой "Philosophie der Griechen" Целлеръ не отвелъ матеріализму того мѣста въ исторіи греческой философіи, которое принадлежитъ ему въ ней по праву. Это еще не все. Теорія матеріализма не оставалась неизмѣнной въ теченіе длиннаго историческаго процесса своего развитія. Такъ античное матеріалистическое ученіе о душѣ, повидимому, было существенно отлично отъ того ученія о ней, которое выработано было матеріализмомъ новаго времени. Ученіе матеріализма новаго времени лучше всего можетъ быть выражено словами Фейербаха: "душа есть только олицетворенная и гипостазированная, превращенная въ особое существо функція или явленіе мышленія, ощущенія и хотѣнія". Съ Фейербахомъ совершенно согласны въ этомъ отношеніи тѣ нынѣшніе естествоиспытатели, которые, подобно, напримѣръ, Августу Форелю, утверждаютъ, что мысль есть "внутреннее отраженіе" мозговой дѣятельности. Но античнымъ матеріалистамъ уже въ древности приписывали совсѣмъ иной взглядъ на этотъ предметъ. И этотъ совсѣмъ иной взглядъ до сихъ поръ приписываютъ имъ историки философіи. Демокритъ думалъ, по словамъ Целлера, что душа "состоитъ изъ тонкихъ, гладкихъ и круглыхъ атомовъ, т. е. изъ огня, который распредѣленъ по всему тѣлу и черезъ посредство дыханія частью удерживается отъ истеченія наружу, частью черпается изъ воздуха". (Целлеръ, "Очеркъ", стр. 55). Точно также и стоики, міросозерцаніе которыхъ было, по замѣчанію Целлера, матеріалистическимъ монизмомъ (болѣе или менѣе послѣдовательнымъ, прибавлю я отъ себя), "не только признавали тѣлами всѣ субстанціи, не исключая человѣческой души и Бога, но даже качества вещей состоятъ, по ихъ мнѣнію, въ чемъ-то тѣлесномъ,-- въ воздушныхъ теченіяхъ (pneumata), которыя распространяются въ тѣлахъ и сообщаютъ имъ объединяющее ихъ напряженіе" ("`Очеркъ", стр. 170). Эпикуръ училъ, что "душа животныхъ и людей состоитъ изъ огненныхъ, воздушныхъ и пневматическихъ частицъ и, сверхъ того, изъ своеобразнаго, еще болѣе тонкаго и подвижнаго "вещества, которое есть причина, ощущенія и переходитъ въ ребенка изъ душъ родителей" ("Очеркъ", стр. 186). Надо сознаться, что такое ученіе о душѣ страдаетъ весьма значительной наивностью. Сказать, что душа состоитъ изъ очень тонкой матеріи, вовсе не значитъ отвѣтить на вопросъ, какъ относятся психическія явленія къ матеріальнымъ: вѣдь его рѣшеніе нисколько не облегчается "тонкостью" той матеріи, изъ которой будто бы состоитъ душа. Я считаю очень возможнымъ, что Демокритъ и его послѣдователи были,-- уже въ древности,-- плохо поняты тѣми, которые излагали и критиковали ихъ ученіе о психическихъ явленіяхъ. Но пока это не доказано, приходится принять, что въ этомъ отношеніи античный матеріализмъ существенно отличался отъ матеріализма новаго времени. Кто не принимаетъ во вниманіе этого существеннаго отличія, тотъ, естественно, склоненъ будетъ думать, что трудности, непреодолимыя, для теоріи познанія,, свойственной античному матеріализму, остаются непреодолимыми также и для той теоріи познанія, которой держится новѣйшій матеріализмъ. А такъ какъ это важное различіе упускается изъ виду огромнѣйшимъ большинствомъ критиковъ современнаго намъ матеріализма,-- чтобы не сказать всѣми его критиками,-- то неудивительно, что ихъ критическіе выпады чаще всего основываются на простомъ недоразумѣніи. Вотъ напримѣръ, Дюбуа-Раймондъ въ своей, надѣлавшей такъ много шуму рѣчи о границахъ познанія, выставляетъ противъ современнаго матеріализма такія возраженія, которыя въ лучшемъ для него,-- т. е. для Дюбуа-Раймонда, а не для современнаго матеріализма,-- случаѣ могли бы поставить въ затрудненіе только античныхъ матеріалистовъ, если они, въ самомъ дѣлѣ, дepжалиcь того наивнаго ученія о душѣ, которое имъ издавна приписываютъ, и которое напоминаетъ взглядъ на нее такъ-называемыхъ дикарей. Дюбуа-Раймондъ могъ бы убѣдиться въ этомъ, внимательно перечитавъ сочиненія того Ламеттри, которому онъ тоже посвятилъ рѣчь и притомъ гораздо болѣе удачную. Но онъ слѣдовалъ обычаю критиковать матеріализмъ, не давъ себѣ труда хорошенько съ нимъ ознакомиться. Къ сожалѣнію, Целлеръ тоже отдалъ дань этому, общераспространенному въ средѣ идеалистовъ, обычаю: не понимая матеріализма, онъ тѣмъ не менѣе смотрѣлъ на него сверху внизъ.

"Очеркъ", служащій предметомъ настоящей замѣтки, много выигралъ бы въ томъ случаѣ, если бы, говоря объ античномъ матеріализмѣ, Целлеръ, хотя бы въ немногихъ словахъ, указалъ, въ чемъ состоитъ его важнѣйшее отличіе отъ матеріализма новаго времени. Но я врядъ "ли ошибусь, предположивъ, что оно осталось для него, по крайней мѣрѣ, неяснымъ, т. е., что онъ и новѣйшимъ матеріалистамъ готовъ былъ приписывать взглядъ на душу; какъ на очень "тонкую" матерію.

Матеріализмъ новаго времени долго держался,-- въ полномъ противорѣчіи со своими собственными основными положеніями,-- идеалистическаго взгляда на исторію. Но въ лицѣ Маркса и Энгельса онъ окончательно справился съ этимъ своимъ, крайне важнымъ, недостаткомъ. Въ области изслѣдованія общественныхъ явленій матеріалистическое объясненіе исторіи оказываетъ теперь ученымъ незамѣнимыя услуги часто совсѣмъ безъ ихъ вѣдома. Нѣкоторые зачатки матеріалистическаго объясненія общественныхъ явленій встрѣчаются уже у античныхъ мыслителей и историковъ, напримѣръ, у Платона, у Аристотеля, у Полибія. Целлеръ хорошо бы сдѣлалъ, если бы отмѣтилъ эти зачатки, говоря объ аристотелевой "Политикѣ" и о "Государствѣ" Платона. Но, благодаря своимъ идеалистическимъ предразсудкамъ, онъ такъ мало интересовался матеріализмомъ, что врядъ ли и зналъ, въ чемъ состоитъ матеріалистическое объясненіе исторіи.,

А, между тѣмъ, мы встрѣчаемся съ этимъ объясненіемъ даже въ его собственномъ "Очеркѣ", несмотря на всю его краткость. Примѣръ. Вотъ что говоритъ Целлеръ о направленіи, принятомъ греческой философіей послѣ Аристотеля: "Переворотъ, который былъ произведенъ въ жизни греческаго народа расцвѣтомъ македонскаго могущества и завоеваніями Александра, долженъ былъ глубоко повліять и, на греческую науку. Въ восточныхъ и южныхъ странахъ грекамъ открылось необозримое поле дѣятельности, оттуда притекало множество новыхъ воззрѣній, возникали новые центры международнаго общенія и культуры, и въ сами греческія школы все чаще вступали, въ качествѣ учителей и учениковъ, эллинизированные представители восточныхъ народовъ. Cъ другой стороны, старая эллинская родина потеряла свою политическую самостоятельность и политическое значеніе, стала предметомъ спора для чужестранцевъ и ареной ихъ битвъ; благосостояніе и численность населенія неудержимо падали; нравственная жизнь, которая давно уже не имѣла твердой опоры въ старой народной вѣрѣ въ боговъ, и которая теперь лишалась поддержки сильной, направленной на великія цѣли политической дѣятельности, грозила потонуть въ мелкихъ интересахъ частной жизни, въ погонѣ за наслажденіями и деньгами, въ борьбѣ за ежедневное пропитаніе. При такихъ условіяхъ было вполнѣ естественно, что склонность и способность къ свободному, чисто научному міропониманію изсякла, что на первый планъ выступили практическія задачи, и что главная цѣнность философіи все болѣе искалась въ томъ, чтобы она давала человѣку убѣжище отъ жизненныхъ горестей" (Стр. 162--163).

Въ этомъ перечисленіи общественныхъ причинъ, опредѣлившихъ собою направленіе греческой философской мысли въ названную эпоху, страннымъ образомъ отсутствуетъ указаніе на экономическій бытъ Греціи. Целлеръ непремѣнно обратилъ бы большое вниманіе на этотъ бытъ, если бы знакомъ былъ съ матеріалистическимъ объясненіемъ исторіи. Тогда его разсужденіе сдѣлалось бы еще болѣе убѣдительнымъ. Однако, оно и теперь достаточно убѣждаетъ читателя въ томъ, что указанное направленіе греческой философской мысли вызвано было общественно-историческими причинами. Но объяснять такими причинами ходъ развитія философской мысли значитъ признавать правильнымъ то основное положеніе историческаго матеріализма, согласно которому не мышленіе опредѣляетъ собою бытіе, а бытіе опредѣляетъ собою мышленіе (до философскаго включительно)., какъ это часто случается со многими другими изслѣдователями, раздѣляющими предубѣжденія идеалистовъ противъ матеріализма, Целлеръ, самъ того не замѣчая, перешелъ на матеріалистическую точку зрѣнія, когда ему захотѣлось уяснить себѣ причины, опредѣлившія собою данное направленіе греческой философской мысли въ данную эпоху. А это должно наводить читателя на ту мысль, что "высшая истинность разумнаго (т. е. научнаго. Г. П.) познанія", обезпечивается не идеализмомъ, какъ думалъ нашъ авторъ, а именно матеріализмомъ. И когда у читателя возникаетъ такая мысль, онъ сильно пожалѣетъ о томъ, что въ своихъ историческихъ изслѣдованіяхъ Целлеръ не довольно часто становился,-- хотя бы и безсознательно,-- матеріалистомъ. Вѣдь только приведенныя мною соображенія нашего автора объ историческихъ условіяхъ развитія греческой философской мысли послѣ Аристотеля и объясняютъ читателю, почему въ это время "склонность и способность къ свободному, чисто научному міропониманію изсякла", почему "на первый планъ выступили практическія задачи", и, наконецъ, почему "главная цѣнность философіи все болѣе искалась въ томъ, чтобы она давала человѣку убѣжище отъ жизненныхъ горестей". Разъ убѣдившись, что только матеріализмъ даетъ "высшую истинность научнаго познанія" общественной психологіи, логически мыслящій читатель спроситъ себя, нельзя ли объяснить тѣми или другими общественными причинами также, напримѣръ, и тотъ неоспоримый фактъ, что со времени Сократа въ греческой философіи происходитъ сильная идеалистическая реакція. Въ исторической наукѣ,-- напримѣръ, въ исторіи Греціи Грота,-- уже имѣются кое-какія данныя для рѣшенія этого важнаго вопроса. Но у Целлера они оставлены безъ вниманія, такъ какъ онъ лишь мимоходомъ и вовсе не систематически касается общественныхъ причинъ того или иного направленія общественной мысли.

Еще одно замѣчаніе. При всей своей краткости, "Очеркъ" Целлера рисуетъ ясную картину того, какъ проникаетъ въ греческую философію первоначально совершенно чуждое ей мистическое стремленіе за предѣлы сознательнаго мышленія. Это вторженіе мистики совершается параллельно общественному упадку античнаго міра. Торжество мистицизма надъ сознательнымъ мышленіемъ всегда есть вѣрный признакъ того, что въ обществѣ происходитъ болѣзненный кризисъ. Мы можемъ наблюдать это торжество въ переживаемую нами эпоху упадка буржуазіи, Недаромъ крупнѣйшій французскій философъ нашихъ дней, Анри Бергсонъ, является горячимъ поклонникомъ истиннаго основателя ново-платоновской школы, Плотина.

Г. Плехановъ.

"Современникъ". Кн. II, 1913.

Оставить комментарий Плеханов Георгий Валентинович (bmn@lib.ru) Год: 1913 Обновлено: 06/09/2018. 15k. Статистика. Статья: Критика Критика и публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка: