Плеханов Георгий Валентинович
В. Шулятиков. Оправдание капитализма в западноевропейской философии. (От Декарта до Маха.) "Московское книгоиздательство". Москва 1908

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ИНСТИТУТ К. МАРКСА и Ф. ЭНГЕЛЬСА
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
БИБЛИОТЕКА НАУЧНОГО СОЦИАЛИЗМА
ПОД ОБЩЕЙ РЕДАКЦИЕЙ Д. РЯЗАНОВА

Г. В. ПЛЕХАНОВ

СОЧИНЕНИЯ

ТОМ XVII

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МОСКВА

   

О книге г. В. Шулятикова

("Современный Мир" No 5, 1909 г.)

В. Шулятиков. Оправдание капитализма в западноевропейской философии. (От Декарта до Маха.) "Московское книгоиздательство". Москва 1908

   Г. В. Шулятиков пишет: "В интеллигентских кругах установилось традиционное отношение к философии: на последнюю смотрят, как на своего рода Privatsache, как на нечто такое, что составляет область индивидуального благоусмотрения, индивидуальных оценок, индивидуального творчества. Утверждают, что расхождение, даже самое коренное, в философских вопросах, отнюдь не должно свидетельствовать о наличности социальных антагонизмов. Философские идеи представляются слишком мало и слишком слабо связанными с какой бы то ни было классовой подпочвой. И защита определенной классовой позиции не обусловливает поэтому, согласно общераспространенному взгляду, симпатий к определенной философской школе. Напротив, в данном случае, допускается (sic!) широкая свобода выбора" (стр. 5). Того же взгляда, по словам автора, придерживаются и весьма многие марксисты.
   "Они убеждены, что в рядах пролетарского авангарда допустимо пестрое разнообразие философских воззрений; что не имеет большого значения, исповедуют ли идеологи пролетариата материализм или энергетику, неокантианство или махизм. Предполагается, что философия -- вещь очень невинная" (стр. 5).
   Г. В. Шулятиков решительно отрицает "невинность" философии. Он думает, что убеждение в ее "невинности" составляет наивную и очень прискорбную ошибку. "Философия не составляет счастливого исключения, -- говорит он; -- на умозрительных "высотах" буржуазия остается верна себе. Она говорит не о чем ином, как о своих ближайших классовых выгодах и стремлениях, но говорит очень своеобразным, трудно понимаемым языком. Все без остатка философские термины и формулы, с которыми она оперирует, все эти "понятия", "идеи", "воззрения", "представления", "чувства", все эти "абсолюты", "вещи в себе", "ноумены", "феномены", "субстанции", "модусы", "атрибуты", "субъекты", "объекты", все эти "духи", "материальные элементы", "силы", "энергии" служат ей для обозначения общественных классов, групп, ячеек и их взаимоотношений. Имея дело с философской системой того или другого буржуазного мыслителя, мы имеем дело с картиной классового строения общества, нарисованной помощью условных знаков и воспроизводящей социальное profession de foi известной буржуазной группы" (стр. 6).
   В этих замечаниях нашего автора крупица истины перемешана с весьма "наивным" заблуждением. Конечно, нелепо думать, что философские идеи не связаны с "классовой" подпочвой. Но решительно неизвестно, почему на умозрительных "высотах" буржуазия "говорит не о чем ином, как о своих ближайших классовых выгодах и стремлениях". Что же мешает умственным представителям буржуазии, забравшись на указанные высоты, задуматься не только о ближайших выгодах и стремлениях своего класса, но также и о более или менее отдаленных? То правда, что задача исследования очень упростится, если он предположит, что философская мысль данного класса всегда выражает лишь ближайший интерес этого класса. Но простота -- далеко не всегда достоинство. Мы сейчас увидим это на примере самого г. Шулятикова.
   Г. Шулятиков, считающий себя "философом марксизма", полагает "поэтому" (т. е., очевидно, потому, что философия выражает ближайшие интересы буржуазии), что "вопрос должен быть поставлен решительно". Он говорит: "Не к переделке деталей на подобного рода картинах должна свестись задача философа марксизма. Нельзя принимать эти картины за нечто такое, что можно было бы утилизировать и согласовать с пролетарским мировоззрением. Это значило бы впадать в оппортунизм, пытаться сочетать несочетаемое. Задача философа марксизма, на наш взгляд, совершенно иная. Требуется, прежде чем заняться философскими построениями, произвести переоценку философских понятий и систем, отправляясь от выше намеченной нами точки зрения" (стр. 7).
   Наш "философ марксизма" намеревается, как видите, совершить целую революцию. Это похвально. Но известно, что весь ад вымощен добрыми намерениями. Посмотрим же, как осуществляется похвальное намерение г. В. Шулятикова.
   Принимаясь за оценку философских ценностей, он замечает, что в данном отношении сделано очень мало, хотя "первый, блестящий опыт подобной переоценки имел место еще несколько лет тому назад". Говоря это, он имеет в виду статью г. А. Богданова "Авторитарное мышление", помещенную в сборнике его статей "Из психологии общества". Г. Шулятиков убежден, что названная статья открывает новую эру в истории философии. По его словам, "после появления этой статьи, спекулятивная философия потеряла право оперировать со своими двумя основными понятиями "духа" и "тела"; было установлено, что последнее сложилось на фоне авторитарных отношений, и антитеза между ними отразила социальную антитезу -- антитезу организующих "верхов" и исполнительских "низов". С изумительной последовательностью буржуазная критика замалчивала работу русского марксиста..." (та же стр.).
   Мы сейчас увидим, как велико достоинство тех идей, которые были почерпнуты нашим автором в "блестящей" статье г. Богданова. Но теперь мы считаем необходимым обратить внимание читателя вот на какое обстоятельство. По мнению г. Шулятикова, статья г. А. Богданова лишила спекулятивную философию "права" оперировать с понятиями "духа и тела". Допустим, что это, действительно, было сделано ею. Но ведь Маркс тоже "оперировал" с этими двумя понятиями. Бесспорно, он оперировал с ними по-своему, он смотрел на них с точки зрения материалиста; но все-таки -- "оперировал". Ввиду этого возникает вопрос: какая же судьба постигла материалистическую философию Маркса с появлением сокрушительной статьи г. Богданова? Лишилась ли и эта философия "права" оперировать на свой материалистический лад с понятиями "духа" и "тела"? Если -- нет, то ясно, что статья г. Богданова совсем не открывает собою новой эры. Если -- да, то не менее ясно, что "русский марксист", на которого опирается наш автор, отличился в философии тем, что мимоходом ниспроверг философию самого Маркса. Но марксист, философское дело которого заключается в ниспровержении философии Маркса, есть марксист совершенно особого рода: его марксизм заключается не в том, что он следует за Марксом, а в том, что он его опровергает. И так оно и есть на самом деле: "русский марксист", вдохновивший г. Шулятикова, принадлежит к последователям того самого Эрнста Маха, которого он, г. Шулятиков, относит к числу идеологов буржуазии. (См. главу: "Эмпириокритицизм", стр. 132--147.)
   Теперь посмотрим, чему научил г. В. Шулятикова этот странный марксист, следующий за буржуазным философом.
   "Вождь - организатор и рядовой общинник -- исполнитель его приказаний, -- такова первая социальная антитеза, которую знает история. Вначале она сводилась к простой противоположности ролей. С течением времени она стала знаменовать нечто большее. Явилось экономическое неравенство: организаторы постепенно превратились в собственников орудий производства, принадлежавших некогда обществу. И параллельно с этим, как отзвук совершавшегося общественного расслоения, складывалось понятие о духовном и телесном началах, противостоящих друг другу" (стр. 11).
   Прежде всего, совсем не верно то, что первая социальная антитеза, какую знает история, есть противоположность между вождем-организатором и рядовым общинником, исполняющим его приказания. Первая социальная антитеза возникла, как противоположность между мужчиной и женщиной. Говоря это, я, разумеется, имею в виду не физиологическое, а социологическое разделение труда между ними. Это разделение наложило свою печать на весь строй первобытного общества и на все его миросозерцание. Но не им вызвано представление о духе или, точнее, о душе. Современная этнология недурно выяснила генезис этого представления. Все новые данные этой науки подтверждают правильность выдвинутой Тэйлором теории "анимизма". Согласно этой теории, первобытный человек одушевляет всю природу, при чем душа, -- присутствием или отсутствием которой объясняются все явления природы, -- представляется ему как нечто, при обыкновенных условиях недоступное для его внешних чувств. Смерть, сон и обморок относятся к числу тех явлений, которые наиболее способствовали возникновению понятия о душе. Но сон, смерть и обморок обусловливаются не социальными противоположностями, а физиологической природой человека. Поэтому объяснять социальными противоположностями возникновение понятия о душе, -- а следовательно и о духе, -- значит злоупотреблять тем методом, который сулит нам чрезвычайно ценные открытия в будущем, но употребление которого в дело предполагает два непременных условия: во-первых, известную способность к логическому мышлению; во-вторых, знание фактов. Мы с сожалением должны признать, что оба эти условия блистают своим отсутствием в труде г. В. Шулятикова.
   Мы только что видели, как плохо знает он факты, относящиеся к первобытной истории человечества; а его неуклюжие рассуждения о "невинности" философии показывают, как мало он способен к логическому мышлению. В самом деле, утверждать, что "все без остатка философские термины" служат для обозначения общественных классов, групп, ячеек и их взаимоотношений, значит доводить чрезвычайно важный вопрос до той простоты, которая может быть характеризована эпитетом: "суздальская". Этот эпитет обозначает собою не какой-нибудь "общественный класс", не "группу" и не "ячейку", а просто огромную умственную дубоватость. Что разделение общества на классы имеет решающее влияние на ход его умственного развития, -- это не подлежит ни малейшему сомнению. И так же мало подлежит сомнению то обстоятельство, что разделение общества на классы вызывается "в последней инстанции" (выражение Энгельса) его экономическим развитием. Но одно дело -- влияние, а другое дело -- непосредственное отражение. Кроме того, сказать, что экономическое развитие общества обусловливает собою "в последней инстанции" все остальные стороны его развития, значит признать, -- именно этими тремя словами: "в последней инстанции", -- наличность многих других, промежуточных "инстанций", каждая из которых влияет на все прочие. Таким образом получается, как видите, весьма сложная система сил, при исследовании которой "суздальская" простота не может ничего дать, кроме самых комичных результатов. Мы уже видели у г. В. Шулятикова один из образчиков этой "суздальской" простоты. У него выходит так, что когда Кант писал о ноуменах и феноменах, то он не только имел в виду различные общественные классы, но также, -- по выражению одной старухи-чиновницы Г. Успенского, -- "норовил в карман" одного из этих классов, именно буржуазии. Получается что-то вроде пасквиля на человеческую мысль, -- такого пасквиля, который мог бы вызвать много справедливого негодования, если бы не отличался глубочайшим комизмом.
   Недостаток места не позволяет нам приводить другие образчики. Ограничимся еще одним. Г. В. Шулятиков пишет:
   "Мир представляет у Авенариуса аггломерат центральных нервных систем. "Материя" абсолютно лишена всяких "качеств" как "первичных", так "вторичных", некогда считавшихся ее неот,емлемой принадлежностью. Решительно все в материи определяется "духом", или, по терминологии автора "Критики чистого опыта", центральной нервной системой" (стр. 144). Почему же так думает Авенариус? А вот почему: "Современный капитал чрезвычайно "эластичен": для него не существует рабочих раз навсегда определенного типа, а существуют сегодня рабочие известной профессии и известной квалификации, завтра -- другой профессии и другой квалификации, сегодня -- Иваны, завтра -- Павлы или Яковы..." Довольно! это так хорошо, что у нас возникает вопрос: не шутит ли г. В. Шулятиков? Может быть, он пишет пародию на марксизм? Как пародия, его книга очень зла и даже талантлива, но, разумеется, совсем несправедлива.
   В заключение заметим, что мы так и останемся в полнейшей неясности насчет того, "допускается" ли в среде сознательного пролетариата материалистическая философия Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru