Плеханов Георгий Валентинович
Д. В. Философов. Слова и жизнь. Литературные споры новейшего времени (1901-1908 гг.). СПБ. 1909 г.

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


  

ИНСТИТУТ К. МАРКСА и Ф. ЭНГЕЛЬСА

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Г. В. ПЛЕХАНОВ

СОЧИНЕНИЯ

ТОМ XIV

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МОСКВА

  

Д. В. Философов. Слова и жизнь. Литературные споры новейшего времени (1901 -- 1908 гг.). СПБ. 1909 г.

  
   Это, собственно, сборник статей г. Д. Философова, появившихся в разных периодических изданиях в течение указанного в заглавии периода. Наш автор не лишен литературного таланта. Он хорошо владеет русским языком, хотя, к сожалению, слишком злоупотребляет восклицаниями в роде: "о, конечно!", "увы!" и т. п. Эта слабость свойственна ему в такой же мере, как и г-же З. Гиппиус. Может быть, она и явилась у него под литературным влиянием этой последней. "Но это дело десятое", как говаривал Базаров. Главное же дело то, что в книге г. Философова много "слов", но совсем нет "жизни". Вследствие этого, ее название не соответствует ее содержанию. Лучше было бы поставить в ее заголовке гамлетовское: "слова, слова, слова..." О, конечно, я знаю, -- пусть извинит меня читатель, если я сам начинаю говорить словами г. Философова и г-жи Гиппиус, -- о, конечно, я знаю, что если бы г. Философов имел хоть некоторое понятие о том, до какой степени содержание его книги ограничивается словами, словами и словами, то он никогда не выпустил бы ее в свет. Но, увы! читателю от этого не легче.
   "Словоиспускание" г. Философова распространяется на важнейшие вопросы современной мысли и современного общественного движения. Он хочет везде сказать что-то новое, глубокое, недоступное пониманию нашего брата -- материалиста. Но из его усилий ничего не выходит. Гора рождает даже не мышь, а простые пустяки. И это, увы! очень печально
   Если читатель думает, что мы несправедливы к нашему автору, то пусть он судит сам.
   Г. Философов вещает: "Органически -- современный пролетариат глубоко революционен, воистину свят в своей неутолимой жажде света, правды, справедливости. Его пафос -- чисто религиозный, хотя, конечно, бессознательно. Все бескорыстные подвиги этих людей ради лучшего будущего, до которого ни один из них сам не доживет, их постоянное самопожертвование, забвение ближайших выгод -- говорят о громадном запасе нравственных сил, о горячей вере, о живом огне. Но самый объект этой веры, содержание ее -- пролетариат заимствовал от той же ненавистной ему буржуазии. В социалистической литературе с утомительным однообразием повторяется мнение, что всякий идеализм, всякий религиозный идеал есть детище буржуазной классовой психологии. Идеология есть одно из орудий классового господства. Это ходячее мнение глубоко неверно. Идеализм, религиозное сознание -- удел внеклассовых личностей. Для буржуазии же, как для класса, типичен именно тот примитивный материализм, который интеллигенты по какому-то недоразумению навязывают рабочим массам, не замечая, насколько это буржуазное миросозерцание противоречит всей психологии пролетариата" (стр. 76).
   Откуда видно, что пафос современного пролетариата есть пафос "чисто-религиозный?" Этого ниоткуда не видно. И именно потому, что этого ниоткуда не видно, наш автор спешит прибавить, что пафос современного пролетариата религиозен "конечно, бессознательно". Если в этой прибавке есть какой-нибудь смысл, то она означает, что пролетариат не сознает себя религиозным, несмотря на свои хорошие качества. Но в таком случае кто же сознает его религиозным? Его сознает религиозным г. Философов. Почему же он сознает его таковым? Да просто в силу смешной терминологической путаницы. Он называет религиозными всех тех, у кого есть "жажда света, правды, справедливости" (стр. 76). При такой терминологии, религиозных людей окажется на свете гораздо больше, чем их есть на самом деле. Тут нам припоминается замечание, сделанное Энгельсом по поводу общераспространенного филистерского противоположения материализма идеализму: "Если данный человек оказывается идеалистом вследствие того простого обстоятельства, что у него есть "идеальные стремления", и что. он подчиняется влиянию "идеальных сил", то всякий мало-мальски нормально развитый человек -- идеалист, и непонятным остается одно: как могут быть на свете материалисты?" Это замечание Энгельса можно целиком приложить к тому, что вещает г. Философов. Если всякий человек, имеющий жажду света, правды, справедливости, религиозен, то нерелигиозны только негодяи ("свиные туши", как выражается один дьякон у Глеба Успенского), и тогда остается непонятным только то, почему не все честные люди спешат объявить себя религиозными. Но ведь это -- игра слов, и притом такая игра, которая не обнаруживает в играющем ни малейшего остроумия. Если я назову мой письменный стол бегемотом, мое кресло -- львом, а мою книжную полку -- страусом, то я могу, пожалуй, вообразить себя в зоологическом саду. Но достаточно самого ничтожного опыта, чтобы этот плод моего воображения рассеялся, "яко дым". То же непременно случится и с тем плодом воображения, которое состоит в признании современного пролетариата религиозным.
   Г. Философов говорит совершенные пустяки, когда утверждает, что "идеализм, религиозное сознание -- удел внеклассовых личностей". Что касается религиозного сознания, то оно в течение целых тысячелетий было уделом народных масс; что же касается идеализма, то он, разумеется, не мог быть достоянием народных масс, так как они оставались чуждыми философского образования. Но г. Философов напрасно думает, что идеализм всегда был уделом "внеклассовых личностей". Пусть наш автор даст себе труд ознакомиться, например, с историей французского идеализма в эпоху реставрации, и он увидит, до какой степени" правы марксисты, считающие идеализм XIX века одним из духовных орудий классового господства. Да и что такое "внеклассовая личность?" Это миф, сочиненный "личностями", которые на самом деле стоят на точке зрения буржуазии, но не хотят или не могут понять этого. "Внеклассовая личность" -- это лишь частный случай классовой личности.
   Столь же большие пустяки говорит наш автор, когда приписывает кому-то, -- "увы!" мы не знаем кому, -- ту мысль, что "идеологи" есть одно из орудий классового господства". Если г. Философов хочет приписать эту мысль социалистам, то он ошибается. "О, конечно!" В некоторых случаях идеологии являлись орудиями классового господства, но в других случаях они служили орудиями классового освобождения. Социалисты думают, что проведение в общественную жизнь их взглядов положит конец разделению общества на классы. Это совсем не то, что, по-видимому, приписывает им г. Философов. Наш автор как будто смешивает идеологию с идеализмом, а это совершенна непозволительное смешение. Наконец, абсолютным пустяком следует признать то утверждение г. Философова, что для буржуазии, как для класса, типичен тот примитивный материализм, который какие-то интеллигенты по недоразумению навязывают пролетариату. С тех самых пор, как буржуазия достигла господства в западноевропейском обществе, она почувствовала непреодолимую склонность к идеализму. Именно эта ее склонность, имеющая совершенно определенное социологическое основание, и повела к тому, что назвать себя материалистом значит безнадежно скомпрометировать себя в глазах всякого буржуа..., знающего, где раки зимуют. Неужели это неизвестно нашему автору?
   Да и что это за "примитивный материализм"? Вероятно, тот, по поводу которого Энгельс писал: "Под материализмом филистер понимает обжорство, пьянство, тщеславие и плотские наслаждения, жадность и скупость, стремление к наживе и биржевые плутни, короче, все те грязные пороки, которым он сам предается втайне". Если именно это надо понимать под выражением "примитивный материализм", то, спрашивается, какие же это интеллигенты навязывают его рабочим массам? Мы затрудняемся ответить на этот вопрос. Мы твердо знаем одно: современные социалисты совсем не похожи на таких интеллигентов. Но мы готовы допустить, -- почему же нам и не поверить г. Философову, -- что в самом деле есть "внеклассовые личности", занимающиеся таким навязыванием. Однако если такие "внеклассовые личности" и существуют, то о них не стоит говорить: это, очевидно, пустые болтуны, решительно неспособные ни на что дельное.
   Г. Философов, как это по всему видно, не имеет ни малейшего понятия о материализме. Несмотря на это, -- вернее: поэтому, -- им написана статья "Разложение материализма", где он, с упорством, достойным лучшей участи, повторяет только что опровергнутые нами пустяки. "Идеализм, новое религиозное сознание, -- твердит он там, - удел внеклассовых личностей. Для буржуазии же, как для класса, типичен именно тот претендующий на целостность миросозерцания квазинаучный позитивизм, тот вытекающий из него практический материализм, который теперь по какому-то недоразумению навязывается рабочим массам" (стр. 89). Далее он старается показать, в чем заключается замеченное им "разложение материализма". Он указывает на "разлад" между социалистической партией и рабочим классом, т. е. иначе сказать, на появление синдикализма, который должен, по его мнению, положить конец господству партии. И он объясняет, почему это так должно быть: "непримиримый идеалистичный пафос лучших представителей пролетариата не вяжется с оппортунизмом, которым пропитана современная с.-д. партия на Западе. Последовательный материализм по существу своему не может быть непримиримым. Он -- идейный враг всякого абсолюта, всякого далекого идеала, который прежде всего ненаучен и утопичен" (стр. 90). Выходит, что чем последовательнее мыслит социалист, держащийся материалистической точки зрения, тем более он склонен к оппортунизму. В действительности же мы видим нечто прямо противоположное. Кто же не знает, что, напр., переход г. Бернштейна к оппортунизму ознаменовался восстанием его против материализма Карла Маркса? И кто не знает, что это восстание г. Бернштейна против материализма вызвано было, по его собственным словам, нежеланием запугивать буржуазию страшным для нее материалистическим учением? Это все знают, кроме автора статьи: "Разложение материализма".
   Мы не станем рассматривать здесь вопроса об отношении синдикализма к социалистической партии: мы достаточно занимались им на страницах "Современного Мира". Заметим только, что наш автор, как и все "внеклассовые личности", органически неспособные сочувствовать социализму, страшно преувеличивает значение синдикализма. "Революционный" синдикализм -- который, собственно, и имеют в виду наши "внеклассовые личности" -- особенно много заставлял говорить о себе в Италии и во Франции. Но теперь очевидно, что в Италии он совершенно бессилен, а во Франции все более и более дискредитирует себя в глазах пролетариата. Нечего сказать, убедительное доказательство разложения материализма!
   "Что русская с.-д. партия чувствует изъяны своих философских пред посылок, -- продолжает г. Философов, -- их буржуазную, безличную оппортунистичность, видно из беспомощного стремления как-нибудь подпереть социализм ницшеанством. Не только г. Луначарский, но и Горький возятся с идеей сверхчеловека, самой наивной и антисоциальной, которая только может быть" (стр. 91). Оставляя в стороне идею "сверхчеловека", мы скажем, что к гг. Луначарскому и Горькому можно от носиться как угодно, но решительно нельзя считать их теоретиками нашей социал-демократии, да нельзя считать теоретиками этой партии и тех писателей, которые хотели бы "подпереть социализм ницшеанством". Это просто-напросто новички, еще не успевшие "совлечь с себя ветхого человека".
   И куда ни посмотрим мы в книге г. Философова, мы везде встретим путаницу понятий, если только взор наш остановится на серьезном общественном вопросе. Место не позволяет нам плодить примеры, ограничимся еще одним. На стр. 226 своей книги г. Философов уверяет нас, что Бергсон сделал теоретические выводы из некоторых парадоксов, вскользь брошенных М. А. Бакуниным. Воображаем, как страшно обиделся бы родоначальник русского анархизма, если бы узнал, что его, считавшего себя последователем материалиста Фейербаха, объявили одним из более или менее отдаленных предков французского софиста, симпатизирующего неоплатонику Плотину!
   Повторяем, не "Слова и жизнь", а "Слова, слова, слова" -- вот заглавие, наиболее подходящее для книги г. Философова.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru