А все-таки она движется! (1907 г., No 405 от 24 октября/6 ноября)
Читатель еще помнит, может быть, чем вызван был недавний "плехановский инцидент". Г-н Кизеветтер пугал избирателей нашей избирательной платформой. Я не мог не видеть, что платформа эта не только неудачно написана, но и плохо продумана. Но, тем не менее, опасения г. Кизеветтера казались мне неосновательными. Я верил в политическую сознательность наших передовых рабочих и говорил, что в решительную минуту эти рабочие сумеют пожертвовать буквой партийного документа духу нашего учения и исполнить свою обязанность передовых борцов против черносотенной реакции. Эта моя уверенность не понравилась "большевистским" членам ЦК. Они приняли по ее поводу резолюцию, заставившую меня вспомнить поэму Некрасова "Суд". Вы знаете, конечно, -- таких вещей нельзя не знать русскому человеку, -- содержание бумаги, полученной от надлежащих "сфер" героем поэмы.
В бумаге было сказано:
Понеже в вашей книге есть
Такие дерзкие места,
Что оскорбилась чья-то честь
И помрачилась красота,
То вас за дерзость этих мест
Начальство отдало под суд,
А книгу взяло под арест.
Правда, под суд меня не отдавали, вопреки некоторым газетным известиям о суде надо мною, и статью мою "Неосновательные опасения" под арест не брали. Не брали по крайней мере за то, что она оскорбила честь и помрачила красоту составителей нашей избирательной платформы. Тут, по-видимому, собираются выдвинуть другой предлог -- предлог "сотрудничества в буржуазных изданиях". Но эта месть -- дело возможного будущего, теперь же до суда дело еще не доходило. Да и не страшны у нас суды. Посмотрите на Ленина. Во время выборов во вторую Думу его в самом деле предали суду за самое несомненное оклеветание 31 меньшевика. И что же? Пострадал ли он от этого? Как бы не так! Ни крошечки не пострадал. Даже напротив. Он выглядит теперь много веселее и здоровее, чем выглядел, когда под судом не был. Он уповает на доброту ЦК. Ну, если наш ЦК добр, хотя и обидчив, то нечего унывать и мне.
Итак, до суда надо мною пока дело не доходило, да и не испугался бы я, если бы оно и дошло до него. Но обидчивые составители избирательной платформы все-таки нашли свою честь оскорбленной, а свою красоту помраченной моей статьею, что и выразили в известной резолюции. Если эта резолюция имела какой-нибудь смысл, то он был тот, что буква сильнее духа, если буква исходит от "компетентного учреждения". А вот московские рабочие-"большевики" предпочли дух букве. Вот что сообщает "Киевская Мысль" (No 263) о выборах барона Крюденера-Струве.
"Москва, 15 октября. Избрание барона Крюденера-Струве прошло при несколько исключительной обстановке. Он левее октябристов. Его избрали лишь после двенадцати баллотировок. Грозила опасность, что пройдет крайний реакционер Уваров. Ввиду этого вокруг Крюденера объединилась вся оппозиция. За него голосовали даже все девять выборщиков рабочих-"большевиков".
Московские рабочие-"большевики" поступили в этом случае так, как я советовал в своей статье нашим сознательным рабочим поступать всюду, где есть налицо черносотенная опасность. Московские рабочие "большевики" обнаружили ту политическую сознательность, за которую я ручался перед избирателем, доказывая неосновательность опасений г. Кизеветтера. О меньшевиках и бундистах нечего и говорить: они (см. открытое письмо ко мне харьковских меньшевиков в "Товарище" и статью в "Die Hoffnung") прямо заявляют, что хотя и молчали, но решились поступать именно так, как советовал я, а не иначе. Это очень хороший урок "большевистским" членам ЦК, урок, показывающий, что эти... "компетентные" люди сделали большую и смешную ошибку, поднимая громкий, но смешной шум из-за своей, помраченной мною, красоты.
Но недурным уроком могут послужить эти факты и для тех публицистов кадетской партии, которые не без злорадства пророчили мне полное одиночество на занятой мною политической позиции: теперь они оказались лжепророками. Насколько можно судить по известиям, появившимся до сих пор в печати, кадетские предсказания оправдались только в Баку и Костроме, где живой дух нашего учения, по-видимому" был на вторичных выборах принесен в жертву мертвой букве некоторых наших, плохо продуманных, партийных документов. Значит, наша партия в самом деле не позабыла своей священной обязанности перед страною. Значит, мои надежды на нее совсем не были лишены достаточного основания. Я не считаю нужным скрывать, что это весьма радует меня. И -- по весьма понятной причине! -- мне особенно отраден тот факт, что о своей священной обязанности перед Россией рабочие вспомнили даже в первопрестольном граде, где, как известно, "большевики" так много старались сделать и так много сделали для затемнения их политического сознания. Несмотря ни на что здоровый пролетарский инстинкт взял верх над нелепой интеллигентской догмой, не имеющей ничего общего, -- кроме разве терминологии, -- с истинной идеологией рабочего класса. Я от всей души поздравляю с этим московских пролетариев!