Плаксин Василий Тимофеевич
Плаксин В. Т.: биографическая справка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   ПЛАКСИН Василий Тимофеевич [7(18).4.1795, Спасский у. Рязан. губ. -- 6(18).2.1869; Петербург, похоронен на Смоленском кладб.], критик, литератор, автор учебников по теории и истории лит-ры; педагог. Сын сел. священника; вырос в доме деда, тоже священника. По окончании Рязан. дух. семинарии (1816, по сведениям РГИА -- 1814) в 1817 по предложению ее ректора поступил казеннокоштным студентом в Гл. пед. ин-т (с 1819 Петерб. ут-т). В авг. 1822 в числе 30 студентов исключен Д. П. Руничем (в связи с "делом профессоров") за "неблагонадежность к учительскому званию" (см.: Назарова, с. 141), что, однако, не помешало ему в сент. 1823 поступить канцеляристом в Деп. нар. просвещения; будучи "прошен" вместе с другими исключенными, в 1826 получил "права кандидата с утверждением в 10 класс" (Семевский, с. 762), что позволило ему стать педагогом. Вероятно в нач. 1827 женился на С. К. Герц; имел 3 сыновей (офицеров) и 4 дочерей.
   Более 40 лет П. преподавал рус. словесность (первым введя в курс ее историю -- см. там же) и рус. яз. в петерб. уч. заведениях, частных и государственных (обычно совмещая работу в неск. учреждениях): Мор. кадет, корпус (по приглашению И. Ф. Крузенштерна) -- авг. 1827--1836 и 1849--54, Арт. уч-ще -- 1828--47, 2-й кадет. корпус -- 1829--32, Технологич. ин-т -- 1829--38, Академия Художеств -- 1832--34 (см.: Назарова, с. 141), Школа гв. подпрапорщиков и кав. юнкеров -- 1834--38 и 1855--60. Инженерное уч-ще -- 1837--64, Уч-ше торгового мореплавания -- 1846--49 и любимое уч-ше П. 1-й кадет, корпус (с 1863 -- 1-я военная г-зия) -- март 1835--66 (29 выпусков). 27 февр. 1866 вышел в отставку в чине стат. советника.
   С 1829 имя П. появтяется в периодике; первоначально, вероятно, поя уч.-компилятивными ст. "Вступление в историю России" и "Обозрение племен славянских и финских, вошедших в состав России" в ж-ле Н. И. Греча и Ф. В. Булгарина "Детский собеседник" (1829, No 1/2 и 3/4; подготовл. и помеч. 1828 г. -- см.: Лисовский H. M., Рус. период. печать..., П., 1915). Одна из первых публикаций -- проблемно-критич. ст. "Взгляд на состояние русской словесности в последнем периоде (Лекции из истории литературы (СО и СА, 1829. No 33, 34, 35) -- посвящена романтизму как "новому лит. течению" и его значимости в истории рус. лит-ры.
   Не претендуя на "глубокую ученость" и непреложность выводов (только "взгляд"), критик-дебютант, признавая насущность борьбы "классиков" и "романтиков", сжато излагает (не без мягкой полемики) разл. определения эстетич. доминанты роматизма, оценивает их [опираясь на "простое размышление и на природу предмета" (No 33, с. 411), но используя при том теоретич. суждения из "Опыта науки изящного" А. И. Галича (1825)] и суммирует наиб, значимые для совр. рус. лит-ры: "печать века, народности, личности" и неотрывное "от нес влияние известного периода" (т. е. ист. момента) (No 34, с. 20); "дух таинственности" и стремление (обычно скрытое) к "религиозно-чудесному" (No 33, с. 404); "национальные оттенки" (No 34, с. 20): обращение к темам и образам баснословных сказаний и отеч. мифологии (образцы -- "Руслан и Людмила" А. С. Пушкина н "Красный Карбункул" В. А. Жуковского); обнажение в "обыкновенном" "тайного и сокровенного" и открытие в "отвратит, действиях" н "низких предметах" мотивов и чувств "необыкновенных, резких, по к-рым они сливаются с высокими", неожиданно пробуждая "чувство изящного, идею доблестную" (там же). Однако преднамеренное (по разуму, "как к цели") стремление художника к романтизму -- смешно и бесплодно, "ибо здесь предполагается свобода, совершенная свобода векового, народного и личного духа" (там же, с. 28).
   Отмечая успехи романтизма, призванного выразить "нашу народность" (первоначально -- в поэзии Жуковского, затем -- Пушкина и Е. А. Баратынского), П. не отказывает в ряде непреходящих ценностей и его недавнему сопернику -- "новейшему классицизму", представленному, по П., жанрами оды и басни (достигли "немыслимого совершенства"), сатиры и комедии (в т. ч. "Горе от ума"), трагедиями В. А. Озерова и особенно -- поэзией К. Н. Батюшкова. [Впрочем, само понятие "классицизма" (или "классического") у П. неоднозначно: то лишь др.-греч. классика и подражавшая ей рим. словесность, то и ориентированная на их поэтику, жанры и образы ново-европ. лит-ра ("ново-классическая"), то и следовавшая антич. классике и европ. "классицизму" (а заодно -- и европ. "идиллизму") рус. словесность -- от М. В. Ломоносова до H. M. Карамзина включительно (ср. аналогичное применение понятий В. Г. Белинским в 1840: "Пушкин, Жуковский... романтики"; "Крылов, Карамзин... -- классики" -- IV, 549).]
   Статья вызвала двойств. отклик в дневнике В. К. Кюхельбекера: "довольно занимательны различные определения романтизма" (Кюхельбекер выписал их суммарно); "статья не без достоинств: в ней есть мысли новые, справедливые, резкие, но... много диковинок"; "системы целого вовсе нет, но есть мысли, и мысли искупают многое" (Кюхельбекер, 294, 711). Отсутствие цельности, строгой "определительности" в толкованиях и применениях понятия "романтизма", очевидно, осознавал и сам П. (их, кстати, не достигли и сильные теоретич. умы -- Н. И. Надеждин, и позже -- Белинский). В последующих критич. статьях 30-х гг. -- рец. "Замечания на соч. А. С. Пушкина "Борис Годунов"" (СО и СА, 1831, No24--28). проблемной ст. "О народности в изящных искусствах и преимущественно в словесности" (СО и СА, 1835, No 1, 2), обзоре "Взгляд на последние успехи рус. словесности 1833 и 1834" [в изданной совм. с Галичем кн.: Летопись факультетов, СПб., 1835; ст. полемична по отношению к осн. тезису "Лит. мечтаний" Белинского -- "у нас нет литературы" (ср. его ответ: Белинский, II, 196)] -- П. избегает понятий "романтизм" и "романтический" как определений высокого достоинства произведений совр. рус. лит-ры, употребляя нередко вместо них (как их синонимы) понятия "народность" и "народная поэзия".
   По П., каждый "народ имеет свою личность, особенность, и только сознанием их может жить в качестве нравств. существа. И степень сознания собственной самобытности народа свидетельствует о степени нравственной его деятельности" (СО и СА, 1835, No 2, с. 104). Постичь же самобытность народа, его сердце, душу и дух позволяет в наиб, полноте искусство (ведь "разум -- космополит" -- там же, 1835, No 1, с. 21) и в первую очередь -- "изящная словесность", способная представить все грани бытия от "грубой существенности" до "метафизических и ист. истин" (там же, 1835, No 2, с. 115; 1831, No 24, с. 223). Первыми рус. "нар. поэтами в полном смысле этого выражения могут назваться только И. А. Крылов и А. С. Пушкин"; "все их предшественники, классики и романтики, писали для немногих, для высших... сословий" (там же, 1831, No 24, с. 223).
   Понятие романтизм П. сохранил лишь в учебных кн. "Руководство к познанию истории литераторы" (СПб., 1833) и "Руководство к изучению истории рус. литературы" (СПб., 1846). Но знаменательно название во 2-й кн. последнего периода в истории рус. лит-ры. начинающегося с Крылова, Жуковского и Пушкина, -- "Период пятый. Романтическая литература или возвращение к народности" ["возвращение" -- ибо она усматривается в словесности 1-го. языческого (дохристианского), и 2-ю (до сер. 17 в., когда "христ. простота" сочеталась с "естественной нар. сметливостью") периодов (с. 245 и 27)].
   Раннее "Руководство..." заслужило "снисходительную амнистию" язвительно-строгого в те годы критика и проф. Н. И. Надеждина -- как первый, минуя "адрес-календарь" Н. И. Греча (его "Опыт"), с учебной последовательностью развернутый курс рус. словесности, хотя и с серьезными ошибками, но и с достоинствами, написанный к тому хе "независимо и откровенно мыслящим автором" ("Молва", 1833, No 154, 156). Историк и филолог С. В. Руссов, особо задетый умалением Карамзина как писателя ("подражатель" Ж. Ж. Руссо) и историка, издал брошюру с 32 критич., подчас весьма каткими, замечаниями "Кадетские вопросы, или Разбор книги под назв. "Руководство..."" (СПб., 1834). К. А. Полевой, сдержанно оценив вступит. теоретич. часть работы и беглые характеристики других лит-р (евр., инд., греч., рим. и новоевропейской), отметки достоинства в "познании рус. лит-ры" от Ломоносова до 20-х гг. 19 в.: верное видение "главных действователей" лит-ры, прекрасные суждения о Ломоносове, Державине. Карамзине -- "бескорыстные", "с благородной откровенностью", изумляющей "смелостию". что позволяет книге в целом быть "хорошею" (МТ, 1834, No 2, с. 319--26).
   Во 2-й работе (имевшей подзаг. "второе изд., оконченное и во мн. частях совсем переделанное") новейшей лит-ре ("5-му периоду", включая 1-й т. "Мертвых душ" Н. В. Гоголя) посвящена почти половина текста (218 с. вместо прежних 12).
   Молодой Вал. H. Майков, анти-славянофил в оценке допетровской культуры и поборник совр. "натуральной литературы", осудил труд преподавателя словесности (в ст. ""Руководство к изучению...", составл. В. Плаксиным" -- ОЗ, 1846, No 6): не выявил, как обещал в предисл., влияния на историю лит-ры "рус. гражданственности и нравов" и "обшечеловеч. значения" рус. лит-ры в кругу лит-р др. народов (Майков, 1891, с. 370); лит-ра от Жуковского до "натуральной школы" "сомкнута в один период", названный в книге "романтическим", тогда как Пушкин, Лермонтов, Гоголь -- представители разных "эпох рус. цивилизации"; нет "единого эстетич. взгляда" на "изящную словесность как таковую" (с. 371); это "не история рус. лит-ры, а собр. статей, более или менее относящихся к предмету" (с. 379).
   Строгость оценки Майкова чрезмерна. "Руководство..." не индивидуальный ученый труд, а "учебное" пособие, предназначенное для средних и не гуманитарных высших уч-щ; в отборе имен и произведений, ориентированном на юношеский возраст, проявлены вкус и устойчивая иерархия нравств. и худож. ценностей (почти все, за малым исключением, стати в рус. школе 19 в. хрестоматийными) при известной идейно-эстетич. широте (ср.: Ф. И. Буслаев в 1844 отклонял изучение новейших произв. в шкале и средоточием гимназич. курса рус. лит-ры полагал лишь "Историю" Карамзина и прозу Пушкина); и наконец, в характеристиках творчества и анализах произв. у П. нередки и новизна, и оправданные обобщения.
   К примеру: Крылов "гениальным инстинктом прямо отвергнул общий вековой предрассудок против народности и нар. яз." в лит-ре (с. 337-- 338) и "соединил высшую степень народности с мировой общностью" (с. 333); в "Капитанской дочке" Пушкина образцовое воплощение "общих законов изящного" и вместе с тем -- своеобразия пушкинского гения: "необъяснимый такт простоты, соединенной с приличием и даже благородством", "естественное знание Руси, к-рое он почерпал не из книг, а из сердца, из жизни" (с. 375); Гоголь: "его произведения обнаруживают пренебрежение к прежним знаниям, опытам и образцам, он читает только книгу природы, изучает только мир действительный", "красоты его созданий всегда новы, свежи, поразительны.., он. как будто забыв историю, подобно древним, начинает новый мир искусств, вызывая сто из небыли" (с. 420). Белинский, не раз походя осуждавший плаксинские "курсы" и "руководства", к собственному удивлению, признал суждение П. о Гоголе "самым замечательным и близким к истине" из всех мнений об этом писателе (1848; X. 292).
   Ист. подход П. к лит. произв. и фольклору далекого прошлого, наметившийся в раннем "Руководстве" (т. е. до выхода родоначальных в ист. направлении рус. лит.-ведч. мысли работ М. А. Максимовича и С. П. Шевырева), явственно обозначился во 2-й книге в восприятии им древней и допетровской рус. словесности (усмотрение высокой поэзии в лирич. и эпич. фольклоре, поэтич. достоинств летописей, воинских сказаний, дидактич. словесности -- светской (послания. поучения) и духовной (проповеди, "слова", духовные стихи)]. Объективно такой подход противостоял влиятельному мнению Белинского -- будто "Слово о полку Игореве". летописи, нар. песни и "схоластическое духовное красноречие" не имеют отношения к нашей лит-ре (заявлено в "Лит. мечтаниях" в 1834; ср. также суждение Майкова о летописях и духовной лит-ре в рец. 1846 на учебник В. И. Аскоченского).
   Историзмом отмечена и краткая рец. П. на "Очерк истории рус. поэзии" (1847) А. П. Милюкова (ФВ, 1847, т. 23, с. 1--9). Гл. упрек: автор, "русский европеец", полагает, что славян одарили поэзией (как и "силой духа" и удальством) скандинавы, но с принятием "греко-византийских идей" в 10 в. (т. е. христианства) эти начала стали заглушаться; и будто старинные нар. песни к сказки перестали быть источником новейшей поэзии, а высокой похвалы в рус. лит-ре 18--19 вв. заслуживают лишь произведения с сатирич. или отрицат. зарядом (и потому М. Ю. Лермонтов выше Пушкина. Г. Р. Державин "старее" Д. И. Фонвизина, а Гоголь выше и современнее всех).
   Параллельно "руководствам" по истории лит-ры и с тем же адресом ("то, что нужно, полезно и доступно ученику, при объяснении умного наставника" -- см. "Учебный курс...", с. VII) П., учтя опыт рецензирования "Обшей риторики" Н. Ф. Кошанского (достоинство соч. ученого "с известностью и славою" лишь в "изяществе многих примеров" -- СО и СА, 1830, No 6, 7 и No 8, с. 121) и "Теории красноречия для всех родов прозаич. соч." Галича (одобрительно: СП, 1830, 20 нояб.), а главное -- практику разл. "метод" собств. преподавания в разных уч-щах, написал учебные курсы по теории лит-ры. Вначале -- только о прозе (или, по синонимич. привычному выражению тех лет, о разных видах "красноречия" в широком смысле: ист. и биогр. повествование, воспоминания, дневники, путевые очерки, нравств. описания, ораторские речи, в т. ч. проповеди; романы, повести и анекдоты причислялись одновременно и к прозе и к "поэзии", или "изящной словесности"): "Краткий курс словесности, приспособленный к прозаическим соч." (СПб., 1832; 2-е, доп. в примерах, изд. -- СПб., 1835); ч. 1 -- предварит. понятия: о человеке, его познават. силах, о законах смысла и речи, об "изящном вообще и в речи"; ч. 2 -- "общая риторика"; ч. 3 -- "частная риторика".
   К. Полевой, отметив существенные недостатки 1-го изд. -- сбивчивое разграничение прозы, поэзии и стихотворства, так что прозе отказано в поэзии, увлеченность "мало-полезными разъяснениями общей риторики" за счет скупого изложения совр. видов прозы. -- заключил все же рекомендацией его "всем преподавателям и любителям словесности", признав "курс" одним "из лучших по своей части" (МТ, 1832, No 11, с. 347--54). "Сев. пчела" в анонимной одобрит. рец. на аналогич. работу И. И. Давыдова ("Чтения о словесности". 1838) мимоходом назвала книгу П. "скудельной", лишенной "системы" и филос. "определительности" понятий (1838, 24 нояб.; см. "антикритику" П.: СО, 1838, No 12, отд. 6).
   Лермонтов, в 1828--30 бравший на дому уроки у моск. "проф. красноречия" А. Ф. Мерзлякова, в 1834 слушал лекции П. в Школе юнкеров, очевидно, со вниманием: сохранился его конспект мн. лекций, совпадающий с курсом 1832, а по правилам, рекомендуемым в нем для "описательной" прозы, поэт написал соч. "Панорама Москвы" (см.: Лерм. энц.). Спустя без малого 100 лет акад. В. В. Виноградов включил в анализ риторики 1-й трети 19 в. "курс" П. [как "отчетливый" образец тогдашней теории прозы (в т. ч. в ее сопоставлении с "поэтикой"), адекватно (подчас осознанно) отразивший и кризис "риторики", и переходное состояние самой прозы и ее стилистики (от книжного "красноречия" к "натуральной" речи) (см.: Виноградов, с. 110--12, 115)].
   Через 10 лет, исправив "во многих местах" и дополнив "совсем новыми статьями", П. выпускает свой курс прозы 1832 в качестве "книга первой" "Учебного курса словесности..." (СПб., 1843; негативная рец. С. А. Бурачка: "Маяк", 1844, т. 13, гл. 4); его "книгой второй" стало новое "учебное" пособие, излагавшее "общую теорию изящного", его разл. виды (эстетич. категории), их присутствие в природе и иск-ве, характеристику видов иск-ва и подробную картину разделения поэзии на роды, виды и жанры с "присовокуплением" образцовых текстов. По существу, "вторая книга" явилась поэтикой, хотя она вышла (СПб., 1844) под тем же названием и с тем же подзаголовком, что и первая.
   Вал. Майков -- мимоходом в 1847 -- назвал "Учебный курс" (вместе с 3-м изд. "Учебной книги" Греча и "Руководством к изучению рус. словесности" П. Е. Георгиевского) "срединным", или "междуумочным": "по духу" схоластический (сродни "чисто-схоластич." риторике и поэтике Кошанского), но силится быть "современником настоящего движения идей" (очевидного "философского изложения" курсов "теории словесности" у современников П. -- И. И. Давыдова и М. Б. Чистякова) (Майков, с. 460--64). Рецензент "Журнала мин-ва нар. просвещения" А. Г. Филонов в обзоре "учебников по теории прозаич. соч." (1860, No 4, с. 41--18) весьма одобрил в "курсах прозы" П. подбор, меткость и безбоязненность суждений, в т. ч. о крупных писателях; но в самой теории -- в составе и "выполнении форм" обшей и частной риторик не усмотрел продвижения "вперед" в сравнении с работой Мерзлякова 1809 (4-е изд. -- 1828).
   В 1836--46 П. поглощен преподаванием словесности (постоянно -- не менее 3 гос. заведений) и основат. переработкой и расширением своих уч. курсов; продолжает внимательно следить за совр. лит. процессом, что продуктивно сказалось и в классных занятиях, и в освещении лит-ры последних 25 лет в "Руководстве" 1846, и в критич. выступлениях 2-й пол. 40-х гг. Причем, в статьях, предназначенных для "взрослой" периодики. П. судил о рус. лит-ре свободнее и острее, особенно об отражении "нравственно-отрицательного".
   В уч. книге, признавая "смелый, сильный талант" Лермонтова (еще в 1834 он, прочитав в Школе юнкеров рукопись поэмы "Хаджи Абрек" тогда совершенно неизв. поэта, воскликнул: "Приветствую будущего поэта России!" -- Лермонтов в восп., с. 146). П.-учитель встревожен "безыдейным направлением" (безусловно зависимым от "безыдейного времени") Лермонтов, "Думы": "Поэт в этом ужасно верном изображении создаст пустоту своего поколения, он скорбит о нем. и между тем влечется по его следам". Выражением "безыдейного" влечения становится "Герой нашего времени" -- "простой, но верный список с самой дурной натуры, к-рая не стоит иск-ва" ("Руководство...". 1846, с. 397--398). В журнальной же обстоят. рец. "О сочинениях Лермонтова" ("Сев. обозр.". 1848, No 3), сохранив приоритетным в Лермонтов, лирике выражение страстей запечатленного в "Думе" поколения -- с "огнем в крови" и необоримым "холодом тайным" в душе, с его эгоизмом и вместе с тем "таящего какую-то нравств. силу и очарование". -- П.-критик называет "лучшим произв." Лермонтова ром. "Герой нашего времени": в нем преобладают не самодовлеющие "страсти" самого автора (как в лирике), а "творческое воображение", создавшее "представителей действительно мира, с их двойственной натурой, с их грубой простотой и светской испорченностью... с рабской покорностью предрассудкам и простого неведения [Максим Максимыч] и светской образованности [Печорин]" (с. 127--29, 141, 143).
   Более объемная с меньшими укорами -- в сравнении с "Руководством" 1846 -- дана характеристика П. в поздних критич. статьях П. и творчеству Гоголя. Там: у "великого художника" "идеалы [образы .действователей"].., слишком естественны и просты до наготы" (с. 420); или "Ревизор" -- "пустая трата сильного таланта" на изображение "глупобессовестного мира" (с. 431). Позже: обзорно-биогр. ст. "О сочинениях Н. В. Гоголя" (написана вскоре после смерти писателя, с пометой: 25 июля 1852) -- обширная и во многом панегирическая (не опубл.; рукопись: РГБ, ф. 231 ЛИ); ряд ее суждений повторен в ст. "Голос за прошедшее" (напис. для "Сб-ка лит. статей, поев. рус. писателями памяти А. Ф. Смирдина", СПб., 1858): в "дивных изданиях" -- "Тарасе Бульбе", "Старосветских помещиках", "Шинели" -- Гоголь, действуя как "первобытные гении" (как бы в нач. истории и вне традиции), явил себя в "характерах" своих созданий "со-временно-самостоят. рус. писателем в такой степени, к-рой не достигли даже Пушкин, Грибоедов, Крылов" (с. 302); в "Ревизоре" же и "Мертвых душах" он чрезмерно увлекся "негодованием против нравств. заразы нашего об-ва", забыв "поверить" "верные копии" "частных уродливостей" "законами человеч. природы и ист. судеб народа" (с. 302--03).
   Подавая "голос за прошедшее". П. одним из первых в рус. критике и публицистике защищает несомненные и высокие достижения в лит-ре, иск-ве. образовании и гуманитарной науке 1830-х гг. -- эпохи, к-рую, по его слову, уже "ок. 15 лет" преследуют литераторы, верящие "в прогресс во всю ширину" (с. 294). "Прогрессисты" игнорируют, если нее презирают прошлое. Примечательно, однако, что Лермонтов бросая "жестокие, хотя во многом справедливые упреки своим годам", но его творчество и личность, столь любимые "нашим об-вом". порождены той же эпохой 30-х гг. (с. 305, 326). Негодование журн. "прогрессистов" -- от недостатка ист. знаний, "философии в науке" и от "излишнего предпочтения практического учения" (с. 326--327). Тому же способствует совр. "исступленное" подражание Западу. "Теперь же с тех пор. как в лит-ру нашу введено словцо цивилизация", подражание всему иностранному сделалось как бы освященным и надобно иметь очень много смелости тому, кто захочет осуждать подражание: его во имя "цивилизации" и "гуманности" назовут... и старовером, и отсталым азиатом, врагом просвещения" (с. 327). Не будучи собственно славянофилом и принимая науч. знание от любого народа, ибо "наука космополитична", он настаивает: "учась, надо помнить, что всякий народ имеет свой природный характер, свою особенность, народность", утрата к-рой губительна (с. 328--29).
   Начиная с 1840 П. пробует себя в качестве худож. критика. Опубликовал четыре обзора выставок Академии Художеств: 1840 ("Маяк", 1840, ч. 2), 1853 ("Посильный взгляд на выставку имп. Акад. Художеств" -- "Москв.", 1853, No 1, 5), 1855 (там же, 1855, No 3) и 1860 ("Семейный круг", 1860, No 46); пятый обзор (о выставке 1852), посв. К. П. Брюллову, остался неопубл. (см.: РГБ, No 21); о его же картине "Последний день Помпеи" написал отд. статью (опубл.: Рамазанов, с. 225--30). В рус. живописи 18--19 вв. ценил реалистичность, гением же рус. живописи 1-й пол. 19 в. почитал Брюллова. С 1845 работал над кн. "Опыт истории изящных искусств" (не оконч.; отрывки см.: ЖМНП, ч. 43. отд. II; ч. 45, отд. II).
   В 1860 П. печатался как критик н публицист в ж-ле "Семейный круг" А. М. Станюковича. "Мысли и заметки по поводу статьи об изобличительной литературе" (No14) -- развернутый и подчас полемичный отклик на ст. С. Т. Славутинского "Об изобличительной лит-ре" (1859). Признавая обществ, пользу т. н. обличительной лит-ры, П., как и автор статьи, сетует, что "обличит, писатели" проходят мимо "исторического происхождения наших нравств. и гражд. язв" (впрочем в этом грешен, по мнению П., и сам Славутииский). Ист. корнями многих язв совр. рус. народа П. называет "татарщину" (как "восточно-азиатскую", так и "западно-европейскую"), к-рая со временем породила и свою "доморощенную татарщину" (с. 17). Совр. фактором, поощряющим злодеяния, остается слабость "общественного мнения", неравная обязательность его "приговоров" для бедных и богатых; но гл. причиной всевозможных беззаконий и произвола П. полагает всесословное отсутствие у русских "чувства законности" (с. 19): соотечественники уклоняются прибегать под защиту закона -- "так сказать "земной религии", к-рая составляет священную, ничем не нарушаемую связь между народом и правительством" (с. 20).
   О П. сохранилось немало восторженных восп. его учеников (см.: Бооль, Рамазанов [скульптор и историк иск-ва]). Бывший его учеником историк М. И. Семевский писал: П. "горячо любил науку, еще горячее привязан... был к своим юным питомцам: приветливый, ласковый, всегда ровный в обращении -- он в годы, когда царило в военно-уч. заведениях капральство, -- был прежде всего гуманен в отношении к молодежи и ревностно заботился о поддержании в ней любви к науке" (Семевский, с. 763--64).
   В кон. жизни пишет обширные мемуары, погибшие по вине слуги во время болезни П. (там же); посмертно опубликован отрывок под назв. "Имп. Николай Павлович" (PC, 1880, No 11), где рассказывается о либеральных "жестах" императора: публичной насмешке над Д. П. Руничем, иронии в адрес М. Л. Магницкого и отмене цензурного запрета на продажу свыше 100 иностр. книг.
   Др. произв. Рец.: [На кн. "Руководство... к познанию... истории народов" П. Вознесенского] (СП, 1831, 5 окт.), "Разбор речи, открытой г. Строевым [по случаю коронования царя Василия Шуйского]" (СП, 1832, 5--9 нояб.), [На пьесу Э. П. Перцова "Андрей Бичев, или Смешны мне люди"] (СП, 1833, 29 нояб.; хвалебная); [О "Картине человека" А. И. Галича] (СП, 1834, 17 марта), [На ром. Н. Полевого "Аббаддонна"] (СО и СА, 1835, No 7), "Заметки о специальном образовании" ("Семейный круг". 1860, No 2); статьи, в т, ч. "Батюшков К. Н." (в словаре А. А. Плюшара).
   Изд.: [Рец. и отзывы о Лермонтове к Пушкине]. -- В книгах: Рус. критич. лит-ра о произв. Лермонтова, ч. 1--2, М., 1897; Рус. критич. лит-ра о произв. Пушкина. 3-е изд., М., 1907, ч. 1--3 (обе составлены В. А. Зелинским).
   Лит.: Кюхельбекер; Лермонтов в восп.; Белинский; Добролюбов (все -- ук.); Майков В. Н., Руководство к изучению истории рус. лит-ры... [1846]. -- В сто кн.: Критич. опыты. СПб., 1891; Веселаго Ф., Очерк истории Мор. кадет. корпуса.... СПб., 1852, с. 193--194; Барсуков, XIV, 154; XVIII, 426 (письмо М. П. Погодину от 11 янв. 1860); Рамазанов Н., Мат-лы для истории художеств в России, кн. 1. М., 1863, с. 4. 225--30; Потто В., Ист. очерк Николаев. кав. уч-ша..." [СПб., 1873], с. 192, 283, прилож. лит. А., с. 15; Семевский М. И., [Биогр. очерк П.]. -- PC, 1880, No 11, с. 761--64; Бильлерлинг А. А., Лермонтов. музей в С-Петербурге в ... -- PC, 1890, No 2: Крылов Н. А., Кадеты сороковых годов (Личные восп.).-- ИВ? 1901, No 9; Бооль В. Г. фон. Восп. педагога. -- PC, 1904, No 7, с. 217; Возникновение рус. науки о лит-ре. М., 1975 (статьи Ю. В. Манна, особенно -- с. 291--93); Назарова Л. Н., Лермонтов в Школе юнкеров. -- В кн.: М. Ю. Лермонтов. Иссл. и мат-лы. Л., 1979, с. 134--15 (наиб, полная биография П.); Курилов А. С. Теория романтизма в рус. критике 2-й пол. 20-х -- нач. 30-х гг. -- В кн.: История рус. романтизма в рус. лит-ре. [в. 21. М., 1979, с. 236--241, 243, 250 (развернутая характеристика ст. П. "Взгляд на состояние рус. словесности..."): Виноградов В. В., О языке худож. прозы. М., 1980, с. 110--12, 115; Сидяков Л. С. "Пиковая дама" и "Черная женщина" Н. И. Греча. -- В сб.: Болдинские чтения. Горький, 1985; Успенский Б. А., Избр. труды, т. 2. М., 199-4 (ук.). + Некрологи. 1869: Илл. газ., No 8; СПбВед, No 8, 9 (повтор). 12 февр.; "Голос", 8 февр.; РИ, 11 февр.; Геннади; Мезьер, II, 3; Брокгауз; РБС; Добролюбов И. В., Яхонтов С. Д. Библ. словарь писателей, ученых и художников уроженцев (преим.) Рязан. губ., Рязань, 1910 (репринт -- Рязань, 1995); ИДРДВ; Лерм. энц., с, 190, 365, 417; Булахов М. Г., "Слово о полку Игореве" в лит-ре, иск-ве, науке. Минск, 1989; Черейский. Масанов.
   Архивы: РГБ, ф. 231/III, к. 9, No 19--22 (рукописи неопубл. статей); II. к. 24, No 48 (письма М. П. Погодину): ИРЛИ. 18639.CXXIIIб.6 (письма к А. В. Никитенко); РГИА, ф. 733, оп. 20, д. 276, л. 41--42 (о деле П. в протоколах проверки Д. П. Рунича); ф. 1349, оп. 3, л. 1723 (ф. с. П.); РГВИА, ф. 314, оп. 1, д. 193 (п. с. на 1840 г.), д. 6260 (п. с. на 1864 г.); РНБ (портрет П.). См. также арх. источ. в ст. Л. Н. Назаровой.

Н. П. Розин при участии М. А. Котомина.

Русские писатели. 1800--1917. Биографический словарь. Том 4. М., "Большая Российская энциклопедия", 1999

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru