Пятковский Александр Петрович
А. П. Пятковский. Живые вопросы. Критические очерки и этюды из современной жизни. Спб. 1870

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   А. П. Пятковскій. Живые вопросы. Критическіе очерки и этюды изъ современной жизни. Спб. 1870.
   Журнальныя рецензіи, удостоившія книжку г. Пятковскаго своего благосклоннаго вниманія, напали на ея заглавіе, находя его слишкомъ заносчивымъ и несоотвѣтствующимъ самому содержанію. По мнѣнію рецензентовъ, въ "Живыхъ вопросахъ" г. Пятковскаго нѣтъ ничего такого, что имѣло бы право называться живымъ. "безцѣльность книжки г. Пятковскаго, говоритъ одинъ изъ его критиковъ, не только не выкупается несомнѣннымъ либерализмомъ ея автора, но самый этотъ либерализмъ теряетъ значительную часть своей цѣны вслѣдствіе безцѣльности книжки и несоотвѣтствія ея названія внутреннему ея содержанію." Мы ничего не имѣли бы сказать противъ такого отзыва, еслибъ у самихъ рецензентовъ могли отыскать хотя нѣкоторую крупицу жизни, за отсутствіе которой обвиняется авторъ "живыхъ вопросовъ," и если бъ тѣ органы, гдѣ помѣщены эти рецензіи, не относились сами, но своему внутреннему содержанію, къ каменному періоду русской литературы. Мы понимаемъ подобный упрекъ со стороны того, кто идетъ въ уровень съ современною мыслію, но не понимаемъ его со стороны тѣхъ, кто плетется самъ позади своего времени лѣтъ на сто. Неужели восхвалять политику Эмиля Оливье или словоизвергать о "Либеральной печати и администраціи" будетъ живѣе и своевременнѣе, чѣмъ говорить о романѣ графа Толстаго или объ относительномъ значеніи классическаго и реальнаго образованія. Неужели печатать "Обрывъ" г. Гончарова подъ монументальной обложкой, съ разными фронтисписами, будетъ интереснѣе, чѣмъ полемизировать съ гг. Катковымъ и Ливановымъ? Положимъ, что у г. Пятковскаго далеко не бьетъ ключомъ та жизнь, какой мы вправѣ ожидать отъ русскаго публициста, дышащаго злобою дней своихъ и дающаго намъ чувствовать всю силу своего правдиваго слова, на развѣ его рецензентовъ одушевляетъ эта жизнь? Развѣ вмѣсто сердца они чувствуютъ не животомъ и вмѣсто своего ума думаютъ не чужими идеями и цитатами? Во всѣхъ рядахъ нашего либеральнаго центра развѣ есть хоть одинъ дѣятель, котораго бы можно было назвать живымъ? Гдѣ онъ и кто онъ!-- Укажите намъ. Мы потому такъ смѣло и ставимъ этотъ вопросъ, что навѣрное знаемъ, что онъ останется безъ отвѣта. Во всякомъ случаѣ называть книжку г. Пятковскаго безцѣльной, неимѣющей для насъ никакого современнаго интереса,-- это значитъ не только ничего не понимать въ живыхъ вопросахъ, но просто лицедѣйствовать и пускать въ общій оборотъ заднія мыслишки грошеваго достоинства. Какими бы недостатками ни страдала книжка г. Пятковскаго, но она среди осаждающаго насъ печатнаго мусора -- явленіе хорошее, которому мало-мальски добросовѣстная критика не въ правѣ отказать въ сочувственномъ отзывѣ. Живы или мертвы вопросы, обсуждаемые г. Пятковскимъ -- о словахъ мы спорить не будемъ, -- но авторъ честно относится ко всему, что было предметомъ горячихъ споровъ и полемическихъ схватокъ въ нашей слѣпорожденной журналистикѣ, что возбуждало недоумѣнія въ обществѣ, что осуждалось теоріей и превозносилось практикой. Г. Пятковскій не преклоняется передъ торжествующимъ мнѣніемъ только потому, что на сторонѣ его сила, онъ не эксплуатируетъ ни предразсудковъ, ни близорукости своего читателя, и если не стоитъ на одинаковомъ уровнѣ съ настоящими требованіями соціальныхъ вопросовъ, то, по крайней мѣрѣ, цѣлой головой стоитъ выше своихъ рецензентовъ. Однимъ словомъ, это одинъ изъ тѣхъ умственныхъ темпераментовъ, которые умѣютъ мѣрить только въ свою мѣру; и потому г. Пятковскій никогда не превзойдетъ нашихъ ожиданій, но за то и не обманетъ нашихъ убѣжденій. Онъ всегда остается равенъ самому себѣ, и если не поразитъ насъ особенною новизною мысли, то и не повернется спиной къ тому, что заслуживаетъ сочувствія и одобренія со стороны туманной и мыслящей части общества: въ этомъ мы вполнѣ увѣрены, и далеки оттого, чтобы относиться равнодушію къ такому явленію, особенно въ виду той нравственной и умственной распутицы, которою отличается наша пустозвонная пресса.
   Но изъ того, что сказано-нами о г. Пятковскомъ, вовсе не слѣдуетъ, чтобы мы считали его руководящимъ и сильнымъ умомъ. Итого, конечно, не возьметъ на себя и самъ г. ІІятковскій., у него есть свои недостатки, но не тѣ, которые понадобилось откопать въ немъ его проницательнымъ рецензентамъ. Главный недостатокъ его, какъ, вѣроятно, онъ и самъ чувствуетъ это, отсутствіе умственной смѣлости, оригинальности мысли, даже какая-то робость высказать ея самостоятельно, или увлечься своей идеей, какъ бы она ни была жизненна въ своемъ основаніи. Можетъ быть, мы ошибаемся, но все-таки замѣтимъ откровенно, что г. Пятковскій страдаетъ авторскимъ самолюбіемъ, -- какъ извѣстно, самымъ слѣпымъ изъ всѣхъ человѣческихъ самолюбій. Оно вѣчно стоитъ передъ его глазами, когда онъ пишетъ свои статьи, и постоянно подсказываетъ ему опасеніе -- какъ бы не проговориться, какъ бы не выйдти изъ той золотой середины, въ которой сформировалось все его міросозерцаніе и къ которой онъ принадлежитъ душою и тѣломъ. Оно, какъ демонъ Сократа, внушаетъ ему самыя лучшія намѣренія, но въ то же время убиваетъ въ немъ всякій страстный и оригинальный порывъ. Оттого г. Пятковскій всегда такъ ровенъ и холоденъ, такъ безупреченъ и часто скученъ. Онъ всегда уменъ, но его умъ никогда не взволнуетъ вашей мысли, его шутка не разсмѣшитъ васъ, его негодованіе не разсердитъ, его полемика не увлечетъ, и самая аргументація его дѣйствуетъ на насъ какъ-то успокоительно и индиферентно. Иногда чувствуется, какъ будто говоритъ не самъ авторъ, а кто нибудь другой, выпросившій у него на прокатъ его голову, чтобы думать, и его слова, чтобы выражаться. Поэтому какъ только оставляютъ Г. Пятковскаго любимые имъ авторитеты или книжныя цитаты, онъ начинаетъ робѣть, колебаться и думать: ну а какъ это не такъ! ну, а какъ я ошибусь и привалюсь во мнѣніе взирающей на меня толпы. Тутъ авторское самолюбіе сейчасъ подхватываетъ эти сомнѣнія и окончательно губитъ въ самомъ зародышѣ всякую самостоятельную идею въ г. Пятковскомъ. И мы совершенно искренно посовѣтовали бы ему слѣдовать почаще извѣстному правилу Свифта: "я знаю, говорилъ онъ своимъ критикамъ, что вы не любите парадоксовъ, вы боитесь ихъ; но что же мнѣ дѣлать, если я еще больше боюсь уморить своихъ читателей со скуки вашимъ умомъ, давно переплетеннымъ въ софьяную кожу и запыленнымъ на старыхъ полкахъ библіотекъ".
   Изъ шести статей журнальнаго характера, помѣщенныхъ въ книжкѣ г. Пятковскаго, на нашъ взглядъ, самая лучшая:" Борьба классицизма съ реализмомъ на русской почвѣ". Это вопросъ, какъ видно, близко знакомый г. Пятковскому; онъ слѣдилъ за всѣми его видоизмѣненіями и живо интересовался его послѣдними судьбами. Мы совершенно согласны съ авторомъ, что этотъ вопросъ всегда новъ и важенъ для нашего общества и никогда не поздно заговорить о немъ въ нашей литературѣ. Когда онъ стоялъ на теоретической почвѣ и былъ только предметомъ полемической трескотни фразъ, къ нему можно было относиться болѣе хладнокровно, чѣмъ теперь, -- когда онъ сталъ входить въ общественое сознаніе, когда не одна журналистика, но тысячи отцовъ и матерей стали задумываться надъ его значеніемъ, когда наконецъ онъ уже далъ нѣкоторые результаты своего практическаго примѣненія. "Намъ кажется, говоритъ г. Пятковскій, что уже прошелъ тотъ моментъ, благодаря которому "Московскія Вѣдомости" пріобрѣли господствующее положеніе въ печати, распространивши въ ней систему запугиванія и литературныхъ доносовъ; наступила наконецъ возможность взглянуть трезвѣе и спокойнѣе на общественные вопросы, не примѣшивая къ нимъ никакихъ чуждыхъ элементовъ и кабалистическихъ словъ, нѣкогда дѣйствовавшихъ на слабыя головы пуще "Жупела" въ комедіи Островскаго. И потому мы рѣшаемся стряхнуть архивную пыль и вытащить изъ нея тѣ связки "Московскихъ Вѣдомостой", въ которыхъ обсуждался самымъ возмутительнымъ образомъ вопросъ о классическомъ и реальномъ образованій. Мы беремся доказать, что г.г. Катковъ и Леонтьевъ выиграли спою знаменитую компанію, т. е. обманули общество единственно тѣми булгаринскими пріемами, съ которыми они припутывали къ дѣлу все, что могло повредить ихъ противникамъ", (стр. 41). Отправляясь отъ этой точки зрѣніи, г. Пятковскій подробно разсматриваетъ тотъ моментъ, когда вопросъ: какое лучше для насъ образованіе -- классическое или реальное?-- былъ, что называется, на распутій двухъ дорогъ; и та и другая лежала передъ нимъ прямо и безпрепятственно. Общество, непривыкши думать своей головой о самыхъ существенныхъ интересахъ своей жизни, и на этотъ разъ остановилось въ недоумѣніи; на него самое слово реалистъ упало какъ снѣгъ на голову. Это понятно. При крѣпостномъ правѣ все наше воспитаніе сводилось на то, чтобы получше выходить и выправить себя, запастись кое-какими элементарными знаніями, и потомъ идти спокойно по длинной служебной лѣстницѣ ранговъ или провѣтривать себя заграницей, оставивъ всѣ житейскія дрязги съ мужиками на попеченіе старостъ и управляющихъ. И дѣло шло, какъ по маслу. По случись крымской войны и освобожденія крестьянъ -- этихъ двухъ величайшихъ неудобствъ для нашего тысячелѣтняго послѣобѣденнаго сна, мы, вѣроятно, и теперь не знали бы, что есть реальное направленіе въ наукѣ, въ искуствѣ, въ воспитаніи, въ народной культурѣ; по крайней мѣрѣ, намъ никто о немъ по говорилъ и никто о немъ не слышалъ, мы знали отлично, откуда выписываются шампанское и лучшія устрицы, но даже не догадывались, что въ европейскомъ образованіи уже болѣе ста лѣтъ совершилось великое движеніе въ пользу положительнаго знанія, что вся Пруссія покрыта превосходными реальными школами и что о немъ давно уже думаютъ даже въ Турціи, насчетъ которой мы такъ любимъ превознести себя. Все это было темной грамотой для нашего общества и доселѣ остается тѣмъ же для огромнаго большинства его. Подсказать и разъяснить этотъ вопросъ могла только журналистика. Лучшая часть ея такъ и сдѣлала. Нанимая, что экономическая реформа, вызванная отмѣною крѣпостнаго права, выдвигала на первый планъ потребность новаго воспитанія, новыхъ людей, новой жизни, журналистика совершенно логически указала на необходимость развитія реальныхъ знаній и школъ. Повидимому, въ этомъ не было ничего новаго и опаснаго; но не такъ думала другая половина ея -- наши петербургскіе и московскіе журнальные раки; они постарались дать дѣлу другой оборотъ. Желая потянуть недоумѣвающее общество назадъ, а не впередъ, какъ этого требовали самыя насущныя нужды жизни, они воспользовались тупостію массы и сочинили изъ слова реалистъ какое-то пугало. Они не касались вопроса съ его литературной стороны, не обсуждали его внутренняго значенія, а просто дѣйствовали на воображеніе своихъ читателей, соединяя съ словомъ реальный всѣ ужасы соціализма, тайныхъ интригъ и распущенности. Если бы общество было несообразительнѣе и понимало дѣйствительныя свои нужды, то, нѣтъ сомнѣнія, оно осмѣяло бы своихъ самозванныхъ руководителей и, надѣвъ на нихъ дурацкіе колпаки, оставило бы ихъ вопіять въ пустынѣ. Но, къ сожалѣнію, сообразительности не хватило, а трусости оказалось слишкомъ много. И противники реальнаго направленія восторжествовали. Эта фаза вопроса разъяснена г. Пятковскимъ такъ хорошо, что намъ остается только благодарить его за его добросовѣстный трудъ.
   Но мы не понимаемъ, почему г. Пятковскій считаетъ нужнымъ полемизировать въ пользу такого вопроса, который всего лучше горитъ самъ за себя; тѣмъ болѣе, что онъ не прибавляетъ ничего къ тому, что было высказано давно и съ такими полновѣсными доводами, что не убѣдиться могъ только тотъ, въ чью голову не заходитъ никакого убѣжденіи. Совершенно серьезно г. Пятковскій вступаетъ въ полемику съ какимъ-то г. Лавровскимъ, опровергая его шагъ за шагомъ на всѣхъ пунктахъ. У г. Лавровскаго, очевидно, не было ни малѣйшаго желанія отнестись искренно къ предмету нашего воспитанія,-- онъ хотѣлъ передъ кѣмъ-то выслужиться и потому вдругъ превратился изъ горячаго реалиста въ изступленнаго классика. Это видитъ и самъ г. Пятковскій, называя г. Лавровскаго ренегатомъ, и все-таки считаетъ нужнымъ словопрепираться съ нимъ. По нашему мнѣнію, это совершенно напрасный трудъ и мы жалѣемъ о порохѣ, потраченномъ на воздухъ. Да и вообще теоретическая защита реальнаго образованія въ настоящее время кончилась, точно также, какъ нѣтъ надобности доказывать, что католицизмъ есть отжившій институтъ среднихъ вѣковъ, хотя онъ и существуетъ и долго еще будетъ находить себѣ сторонниковъ, въ родѣ г. Лавровскаго. Есть идеи и принципы, теоретически совершенію убитые, но это не мѣшаетъ имъ держаться за человѣческую глупость въ практикѣ. И держатся они вовсе не потому, чтобы люди, преданные имъ, были убѣждены въ ихъ истинѣ, а потому, что они выгодны имъ лично, и разстаться съ ними -- значило бы разстаться съ этими выгодами. Неужели въ самомъ дѣлѣ Наполеонъ 111 былъ такъ слѣпъ, это не видѣлъ всей гнилости своей системы, и однакожъ онъ уступилъ ее пруссакомъ только вмѣстѣ съ своего шпагою и свободою. Тоже самое происходитъ всякій разъ, когда предразсудокъ, давно отжившій свое время, защищается заинтересованными въ его сохраненіи адептами. Но г. Пятковскій совершенно искренно убѣжденъ, что его противники нуждаются въ теоретичсскихъ доходахъ, въ просвѣтленіи ихъ насчетъ нелѣпости поддерживаемаго ими принципа. Вотъ напр., какъ онъ урезониваетъ своего антагониста: "Г. Лавровскій думаетъ, что умъ человѣка есть
   вѣтреная мельница, которая можетъ двигаться безъ помощи знаній (Левровскій, какъ я всѣ классики, утверждаютъ, что древніе языки развиваютъ посредствомъ своего грамматическаго механизма), тогда какъ, въ сущности, знанія-то и сообщаютъ главный импульсъ всему нашему психологическому снаряду. Внѣ знаній остаются только ему тныя представленія, догадки, несознанныя влеченія,-- словомъ чистѣйшая безпомощность въ правильномъ и умственномъ отношеніи. Если гимназическая программа будетъ урѣзана по проэкту г. Лавровскаго (а изъ нея, по слухамъ, хотятъ совсѣмъ выбросить естественныя науки, какъ отдѣльный предметъ, и сильно сократить географію, математику, физику, исторію политическую и исторію литературы),-- то воспитанники гимназій будутъ оканчивать курсъ съ меньшими познаніями и, слѣдовательно, съ меньшимъ развитіемъ, чѣмъ сто лѣтъ тому назадъ." (стр. 74). Прочитавъ это возраженіе, г. Лавровскій можетъ только улыбнуться и сказать про себя: "какой вы чудакъ, г. Пятковскій?! Неужели вы въ самомъ дѣлѣ думаете, что я такъ простъ, чтобы защищать всѣмъ понятную нелѣпость такъ себѣ, con amore, не думая о своемъ тепломъ мѣстишкѣ подъ сѣнію классическаго разсадника. То же самое повторитъ я каждый классикъ, если съ нимъ поговорить съ глазу на глазъ. Поэтому тутъ полемика не при чемъ; она только усиливаетъ противника, давая ему поводъ думать самому и увѣрять другихъ, что вопросъ о превосходствѣ реальнаго образованія передъ классическимъ -- все еще спорный вопросъ.
   Но если господа, подобные Лавровскому, очень хорошо знаютъ, что творятъ, то этого нельзя сказать о всемъ обществѣ, выбору котораго предоставляется то или другое воспитательное направленіе. Англія, конечно, стоитъ выше насъ по своему умственному развитію, но и въ Англіи еще нужно растолковывать, что всякое раціональное воспитаніе должно быть непремѣнно въ полной гармоніи съ духомъ своего времени и лучшими стремленіями народной жизни. Поэтому всѣ лучшіе современные умы ея, какъ то Спенсеръ, Тиндаль, Дрейеръ, Ляйель, Даубени, Уэвель и др., единодушно рекомендуютъ своимъ соотвѣтственникамъ оставитъ старую классическую рутину и согласить школьное ученіе съ дѣйствительною жизнію.
   "Вся современная цивилизація, говоритъ одинъ изъ умнѣйшихъ англичанъ, Гексли, опирается на естествознаніе. Отнимите его дары у нашего отечества, и наше мѣсто между руководящими націями міра завтра же будетъ потеряно, потому что только естествознаніе даетъ уму и нравственной энергіи преобладаніе надъ грубою силою". Я вотъ что говоритъ другой, не менѣе замѣчательной человѣкъ, Тиндаль: "Привлекать удовольствіе на сторону умственнаго труда -- это дѣло величайшей важности, потому что упражненіе ума, подобно тѣлесному упражненію, зависитъ въ своей цѣнности отъ того расположенія духа, при которомъ оно совершается. Каждый медикъ знаетъ, что идея здороваго упражненія не исчерпывается простымъ механическимъ движеніемъ, и что самымъ здоровымъ упражненіемъ оказывается то, при которомъ наслажденіе самымъ его процессомъ заставляетъ насъ забывать о всѣхъ другихъ его цѣляхъ... Зачѣмъ же такъ рѣзко отрывать умы дѣтей отъ ихъ здоровой и радостной дѣятельности, зачѣмъ закрывать имъ на-глухо дорогу къ тому изученію, къ которому направлены самыя раннія ихъ стремленія и при которомъ собственная охота учащихся оказывала бы сильное содѣйствіе укрѣпленію ихъ способностей". Какъ бы развивая эту мысль дальше, профессоръ механической школы въ Лондонѣ, Дж. Клакъ, говоритъ: "зародышъ всѣхъ физическихъ недостатковъ, -- искривленія позвоночной кости, впалость и слабость груди, близорукость зрѣнія, постоянныя головныя боли и т. и,-- почти всегда скрывается въ той уродливой обстановкѣ школъ, гдѣ нашихъ дѣтей истязуютъ на греческихъ и латинскихъ грамматикахъ. Эта мертвая буква школьнаго ученія даетъ себя чувствовать на здоровьѣ, на развитіи, на всемъ будущемъ ребенка;-- и уже не говорю, что она отзывается также дурно и на карманѣ отцовъ и матерей, думающихъ, что безъ греческихъ аористовъ и латинскихъ склоненій ихъ дѣти не сдѣлаются полезными людьми своему обществу. Сколько я не присматривался къ сравнительному состоянію школъ реальныхъ и классическихъ, вездѣ убѣждался въ одномъ, что здоровье, расположеніе духа, свобода обращенія и самый цвѣтъ лица лучше у тѣхъ воспитанниковъ, которые не пробовали латыни вмѣстѣ съ линейкой глупого педагога." Если все это необходимо разъяснять и вбивать въ голову англійскому обществу, то ужь, конечно, нашему и подавно. Вѣдь мы, какъ замѣчено выше, только со вчерашняго дня начали думать о реальномъ образованіи. Но полемизировать съ г. Лавровскимъ и говорить съ обществомъ -- не одно и тоже. Съ послѣднимъ надо разсуждать не теоретической аргументаціей, а наглядными и общедоступными фактами. Тутъ всего болѣе можетъ пригодиться сравнительная статистика педагогическихъ системъ и ихъ вліянія на развитіе соціальной жизни. Въ этомъ отношеніи уже кое-что сдѣлано, и надо желать, чтобы было сдѣлано какъ можно больше. Ничто такъ не убѣждаетъ краснорѣчиво, какъ статистическая цифра. Она покажетъ намъ наглядно, что Испанія съ ея классическими школами стоитъ неизмѣримо ниже, и въ умственномъ, и въ матеріальномъ отношеніи, чѣмъ Швейцарія съ ея реальнымъ образованіемъ; что Франція, вручивъ свое народное воспитаніе католическому обскурантизму, приготовила то несчастное поколѣніе, которое теперь таетъ, какъ воскъ, въ рукахъ прусскаго солдата; что та же Англія, которая гордится своими классическими питомниками, обязана всѣмъ своимъ прогрессомъ реальному направленію. Ея Дарвины, Ляйели, Гершели, Тиндали, Спенсеры, Стефенсоны, Оуэны, Уатты, и т. д. вышли не изъ классическихъ школъ, а развились подъ вліяніемъ положительнаго знанія. И нѣтъ сомнѣнія, что сила и могущество народовъ зависятъ въ будущемъ не отъ числа пушекъ, а отъ правильно и разумно устроенной школы. Поэтому сравнительное изученіе педагогическихъ системъ и разнообразныхъ пріемовъ воспитанія для нашего времени -- существенная необходимость. Тутъ теоретическія соображенія мало помогутъ; надо фактами и фактами доказать, что реальная школа лучше, здоровѣе, осмысленнѣе и дешевле классической. Если наши педагоги возьмутся за эту работу дружно и добросовѣстно, отбросивъ въ сторону всякія премія съ Лавровскими, то они легко поставятъ общество на истинную точку зрѣнія въ его воспитательныхъ стремленіяхъ. Вѣдь немного найдется такихъ отцовъ, которые бы посмотрѣли равнодушно на вопросъ: быть ли ихъ дѣтямъ больными идіотами, о которыхъ говоритъ Блэкъ, или здоровыми и умными людьми.

"Дѣло", No 8, 1870

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru