Пильский Петр Мосеевич
С. Р. Минцлов. Чернокнижник

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Таинственное) Изд. Дидковского, Рига, 1928.


Петр Пильский.
С. Р. Минцлов. Чернокнижник

(Таинственное) Изд. Дидковского, Рига, 1928.

   С. Р. Минцлов -- талантливый беллетрист типично реалистической складки, крепко любящий, хорошо знающий и остро чувствующий быт, его корни, дух и запахи [Четверть века тому назад российская критика для обозначения таких писателей родила такого горбатого и шепелявого уродца, как "бытовик" и, заспиртовав его, держит в сохранности посейчас для оторопелого отпугивания всех имеющих не полтора глухих, а два обыкновенных уха]. Минцлова особенно прельщает и притягивает историчность. Он весь на земле, с землей и даже в земле, роясь в ней, как знаток-археолог.
   Вообще, он кажется необыкновенно ясным и здоровым повествователем и у него простой, хороший язык, неторопливый темп рассказа, внутренняя авторская уверенность, лексиконное богатство, тоже отражающее его бытовую и историческую осведомленность.
   Словом, с первого взгляда представляется писателем без всяких загадок, надломов и, конечно, чуждым мистики.
   Но удивительно: рядом с этим здравомыслом, реалистом живет еще и другой Минцлов с его глубокой, редко выражаемой верой в таинственное, в несказанное, в неразгаданное.
   Решусь допустить одну догадку.
   Очень может быть, что давние и очень страстные увлечения археологией, курганами, орудиями схороненных эпох, их молчаливым наследием, хранящимся в могилах дальних предков, немая, загадочная и в то же время красноречивая старина ему дороги, для него притягательны и над ним властны, как ключ, открывающий входы в занавешенный и молчащий мир живых и владычествующих тайн, и Минцлов-археолог -- только дополнение, следствие и вывод; за ними стоит мистик.
   Следы мистики, ее голоса изредка, но явственно прорываются в его книгах, отдельных главах, в раздумьях над тем, "Чего мы не знаем", в отдельных лицах, в описании чувствований, охватывающих человека в пустыне, в степи, наедине с самим собой, в старых усадьбах, и, наконец, в частом, если не постоянном ощущении какой-то потусторонней, непобедимой силы, распоряжающейся нашими судьбами, пророчествующими о концах и трагедиях жизни, подстерегающих нас на ее путях.
   В свете этого понимания только что вышедшая книжка Минцлова "Чернокнижник" ни в каком случае не является литературно-психологическим сюрпризом. В цепи его наблюдений и переживаний она логичное, законное и даже неустранимое звено. Не все и не всегда спокойно в книгах Минцлова. Без труда в них слышится и чувствуется тревожность. Она не слишком мучительна, она не создает неврастенических настроений, не расшатывает духовного стержня, но она существует, и если все-таки не побеждает, то потому, что ее носитель не захотел ей уступить, не пожелал сладострастно ее выращивать.
   Словом, при несомненной вере в таинственность, при глубокой убежденности в существовании иной, незримой, нездешней силы, Минцлов сумел противостоять этой борьбе, мутящим, волнующим и беспокойным чарам, и в этом сказался еще раз его здоровый инстинкт человека, стоящего на земле.
   В сущности, и последняя книжка, -- этот "Черкокнижник", -- двойственна. Она выдает оба минцловских начала. Предание "Волчонок" -- земля, ясность, история, здоровые и сильные души, здесь цветет бодрость и в лице героического Алексея и в лице черноглазой, смуглой красавицы, его жены Маши, спасительницы "свято-русской земли".
   Здесь Минцлов -- реалист.
   Затем начинается Минцлов -- мистик, рассказывающий о "черной книжке", о горнах, алхимиках, кипящих жидкостях, исчезновении покойников ("Чернокнижник").
   Этот второй Минцлов верит в мистическую душу природы, ее предчувствия бед и несчастий, -- знающий, что "реки и деревья перед землетрясением шумят по-особенному", потому что "земля всегда шлет свои предостерегающие радио человеку" ("Осеннее").
   Как он сам, его герой Мошинский "верит в потустороннее", в "невидимые существа", слышит "тысячи звуков", видит даже "сцены из жизни других планет" ("Кресло Торквемады")! Для него галлюцинации -- реальность и этого не признают только "слепые".
   В "Чуде" отомщают мертвые, и скончавшийся отец Иван явился поругателям храма, и они погибли. Великое красноречие и таинственную, губящую и озаряющую силу имеют камни и "опал -- камень страданий", но и вообще, "горе, радость, страданья -- все чувства я порывы людей превращаются в алмазы, рубины" ("Бред").
   Настояний интерес этой книги заключается даже не в ее сюжетах, не в ее литературной форме, а в оригинальной личности автора, редко встречаемом сочетании как бы не мирящихся начал его души, в особом тонком запахе, исходящем всегда от запертых сокровищниц: аромат кипариса, старины, музеев и еле уловимой мистики настороженного сердца.

Примечания

   Впервые: Сегодня (Рига), 1928, No 67, 10 марта, за подписью "П. П.".
   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru