Пильский Петр Мосеевич
Кадриль слепых

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О сборнике "Литературный распад".

   О критикѣ и критикахъ. Статьи.
   Изд. "Заря", 1909
   

П. Пильскій.

Кадриль слѣпыхъ.

О сборникѣ "Литературный распадъ".

1.

   Среди пишущихъ по-русски людей есть много способныхъ, легко схватывающихъ, недурно разсуждающихъ, ловко наблюдающихъ, много неглупо умничающихъ. Это, должно быть, оттого, что среди пишущихъ по-русски людей очень мало дѣйствительно умныхъ, -- умныхъ умнымъ умомъ. И жаль, что до сихъ поръ никому не пришла въ голову счастливая мысль съ этой точки зрѣнія переоцѣнить наши литературныя цѣнности. Недавно въ одной изъ своихъ послѣднихъ статей, странно названной "Асфодели и ромашка", Д. Мережковскій припоминаетъ свои встрѣчи съ покойнымъ Чеховымъ.
   Въ ту пору авторъ "Антихриста" "былъ молодъ, и ему все хотѣлось поскорѣе разрѣшить вопросы о смыслѣ бытія, о Богѣ, о вѣчности". "И я предлагалъ ихъ Чехову, какъ учителю жизни. А онъ сводилъ на анекдоты да на шутки",
   "Говорю ему, бывало, о "слезинкѣ замученнаго ребенка", которой нельзя простить, а онъ вдругъ обернется ко мнѣ, посмотритъ на меня своими ясными, не насмѣшливыми, но немного холодными, "докторскими" глазами и промолвитъ:
   -- А, кстати, голубчикъ, что я вамъ хотѣлъ сказать: какъ будете въ Москвѣ, ступайте-ка къ Тѣстову, закажите селянку,-- превосходно готовятъ,-- да не забудьте, что къ ней большая водка нужна.
   "Мнѣ было досадно, почти обидно: я ему о вѣчности, а онъ мнѣ о селянкѣ. Раздражало это равнодушіе, даже какъ-будто презрѣніе къ міровымъ вопросамъ; я начиналъ подозрѣвать Чехова въ "отсутствіи общихъ идей".
   Но потомъ Д. Мережковскій примирился съ отвѣтной селянкой, ибо понялъ, что "святость молчать о святомъ".
   А я думаю, что Мережковскій совсѣмъ ничего не понялъ, потому что тутъ была встрѣча не свято молчащаго со свято говорящимъ, а просто умнаго человѣка съ умничающимъ.
   

2.

   Въ то время какъ умъ ясенъ, точенъ и порывистъ, умничанье всегда расплывчато, неясно, несоразмѣрно.
   Умъ достовѣренъ и убѣдителенъ; умничанье туманно, тягуче и тускло.
   Умъ дѣйствуетъ на все существо, покоряетъ всего человѣка, ломаетъ жизни и души, но умничанье нестрашно, ибо его власть всегда была основана на нашемъ непрочномъ довѣріи къ внѣшнимъ построеніямъ формальной логики. Умничанье искусственно, всегда тепловато, всегда равнодушно, его сила коротка, и если оно когда-нибудь кого-нибудь пугало, то только какъ мертвая маска всегда живого, всегда подвижнаго, ибо всегда искренняго ума.
   И Толстой -- уменъ, уменъ Пушкинъ, уменъ былъ Чеховъ, а умничали и -- много -- Тургеневъ, Лермонтовъ, Надсонъ, какъ сейчасъ много умничаетъ Мережковскій, какъ умничаетъ, напримѣръ, А. Бѣлый въ "Вѣсахъ" рядомъ съ просто умнымъ Брюсовымъ, какъ сугубо и холодно умничаютъ въ "Литературномъ распадѣ" {"Литературный распадъ." Кн -- во "Зерно", Спб., 1908.} "участники, стоящіе на почвѣ пролетарскаго міровоззрѣнія въ его единственно научной формѣ -- марксизма", рѣшившіеся сообща доказать, что "цѣнности литературнаго модерна созданы расколотымъ міромъ, чующимъ надвигающуюся гибель".
   Но, повидимому, "чуя" и свою собственную, гораздо худшую "расколотость", они, скрѣпя сердце, должны были заранѣе сдѣлать балетный жестъ: и у нихъ самихъ нѣтъ, видите ли, "единообразія въ оцѣнкѣ отдѣльныхъ явленій современной литературы".
   И собственно уже послѣ этого заявленія мы могли бы имъ сказать: "до свиданія", чтобы встрѣтиться съ ними въ ту пору прекрасную, когда они заштопаютъ дыры на своемъ легкомъ и ненадежномъ плащѣ. И въ самомъ дѣлѣ, постоянный читатель этихъ авторовъ, стоящихъ "на единственно научной почвѣ", слѣдившій за своими руководителями и пробовавшій систематизировать ихъ идеи, долженъ былъ растеряться и въ своемъ отрицаніи, и въ своихъ симпатіяхъ. Не говорю о мелочахъ и пустякахъ,-- излюбленныхъ предметахъ вниманія гг. "участниковъ",-- но вотъ большой и сложный, быть можетъ, центральный вопросъ: объ отношеніяхъ къ натурализму. Вѣдь рѣчь идетъ ни больше, ни меньше, какъ о будущихъ судьбахъ искусства, о грядущей новой эстетикѣ, объ отживающей литературѣ буржуазіи!
   

3.

   Я очень хорошо помню, какъ предтеча сборника,-- тоже сборникъ "Очерки реалистическаго міровоззрѣнія", -- безповоротно и рѣшительно осудилъ натурализмъ, признавъ его убогимъ и трусливымъ наслѣдіемъ умирающей буржуазіи, характеризующимъ застой и самодовольство. Помнится, Луначарскій посвятилъ этому вопросу немало горячихъ строкъ, и мы ихъ вспомнимъ здѣсь, чтобы сравнить благожелательное и мирволящее отношеніе къ натурализму первосвященника новаго сборника г. Ю. Стеклова: "Въ натурализмѣ заключалось здоровое и чреватое художественными результатами зерно: объективное изученіе дѣйствительности и безбоязненная критика, составляющая основной импульсъ прогресса".
   Ну, чего же больше?
   Но этого мало:
   "Этими сторонами онъ примыкалъ къ тому широкому и плодотворному реалистическому движенію, которое со второй половины XIX столѣтія начало проявляться во всѣхъ областяхъ жизни цивилизованныхъ народовъ: философскимъ его выраженіемъ былъ матеріализмъ, соотвѣтствующій настроенію здороваго и прогрессивнаго общественнаго класса, предъ которымъ открывается широкое будущее и который чувствуетъ въ себѣ огромный запасъ творческихъ силъ".
   Такъ выходитъ по Ю. Стеклову и по сборнику No 2. А вотъ по Луначарскому, помѣстившемуся рядомъ съ нимъ, и по сборнику No 1 выходитъ такъ, что и самъ реализмъ въ основѣ имѣетъ только типичность, что значеніе его лишь познавательное и что онъ безъ романическаго взрыва и романическихъ вздоховъ консервативенъ, узокъ и свойственъ исключительно ограниченнымъ классамъ! {"Очерки реалистическ. міровоззрѣнія". Статья А. Луначарскаго "Основы позитивной эстетики".}
   Поймите послѣ этого такихъ объединенныхъ участниковъ, стоящихъ на единственно-научной почвѣ, обличающихъ, "литературный распадъ", объявляющихъ свой "принципіальный разрывъ", гордо указующихъ на "расколотость міросозерцанія" современниковъ, лѣпящихъ глиняное будущее русскихъ литературныхъ цѣнностей!
   "Мелочь!"
   Нѣтъ, это не мелочь, это далеко не мелочь. Это -- не пустякъ вообще -- то или иное наше отношеніе къ цѣлымъ теченіямъ, и это просто центральный вопросъ тогда, когда надъ живыми всходами настоящаго самозванные попы кадятъ могильнымъ ладономъ изъ своихъ недодѣланныхъ кадилъ, когда во имя туманнаго словеснаго журавля въ невидимомъ бутафорскомъ небѣ пустыхъ фразъ у насъ отнимаютъ то единственное, чѣмъ мы горды и богаты сейчасъ, то единственно революціонное, что есть русская литература, и бунтъ ея сердецъ, и пламя, и гнѣвъ ея душъ и умовъ. Ибо надо знать по крайней мѣрѣ, чего не любишь, если не знаешь, во имя чего растишь свою ненависть.
   

4.

   "Марксизмъ", "Марксъ". Да, это, конечно, дубъ зеленый у вашего бѣднаго и убогаго лукоморья, -- "златая цѣпь на дубѣ томъ".
   Но у Чехова герою, рѣшившемуся стать пролетаріемъ, между прочимъ заявляютъ:
   -- И говорю съ вами только изъ уваженія къ вашему почтенному батюшкѣ, а то бы вы у меня давно полетѣли.
   На что неудавшійся пролетарій отвѣчаетъ со справедливой скромностью:
   -- Вы слишкомъ льстите мнѣ, полагая, что я умѣю летать.
   Но и самъ вашъ дѣйствительно "почтенный батюшка" однажды вынужденъ былъ замѣтить:
   -- Если это -- марксисты, то не марксистъ я!
   Не о васъ "распадчикахъ", конечно, по о подобныхъ вамъ, схожихъ, близкихъ и такъ же вотъ,какъ вы, не умѣющихъ летать, -- ползучихъ и безкрылыхъ и, въ сущности, едва ли очень грамотныхъ, потому что нельзя говорить:
   "Возмутиться грубому (ымъ?) насилію (емъ?), безсознательному (ымъ?) издѣвательству (онъ?), и т. д., и т. д., и т. д.
   И мнѣ противно и смѣшно видѣть, какъ скучнымъ днемъ и длинной скучной ночью вашъ "коллективный" "котъ ученый все ходитъ по цѣпи кругомъ", ни разу не переставивъ даже края ноги за черту этого заколдованнаго круга, ничего не придумавъ, кромѣ этого безцѣльнаго самоохаживанья на прочной кордѣ своего безсилія и своей слѣпоты. Мнѣ смѣшны вы, вдругъ-эстетики, съ вашими самоувѣренными жестами, съ вашими установившимися ликами мумій, толкующіе на непонятномъ вамъ самимъ языкѣ о непонятныхъ и чуждыхъ вещахъ, разводящіе холодными руками мертвецовъ чужую вамъ бѣду и не умѣющіе приложить вашего окандаленнаго ума къ своей несравненно и неисчислимо большей.
   Конечно, г. Плехановъ, -- умница, а А. Луначарскій и Ю. Стекловъ умничаютъ, и это еще все-таки терпимо, потому что ихъ сосѣди по "сборнику", всѣ эти г.г. Ивановичи и Войтоловскіе не умѣютъ даже и этого.
   Но и Плехановъ, развѣ онъ, все время опираясь на "единственно-научное" міросозерцаніе, не сталъ втупикъ предъ исполинской фигурой Ибсена {Г. Плехановъ, "Генрихъ Ибсенъ". Изд. "Библіотеки для всѣхъ".}, развѣ онъ не развелъ руками предъ вопросомъ: какъ такъ "мастеромъ драмы въ современной всемірной литературѣ могъ сдѣлаться (!!) представитель одной изъ самыхъ неразвитыхъ европейскихъ странъ", развѣ не онъ, не Плехановъ, истолковалъ "наивность доктора Стокмана" тѣмъ, что онъ обращался не къ тому "классовому самосознанію", къ которому слѣдовало, и, процитировавъ знаменитый монологъ Бранда ("Юныя, бодрыя души, за мной!"), развѣ не онъ искалъ врага, на котораго надо "ударить всей силой", недоумѣвалъ, "за что именно нужно биться" и въ чемъ состоитъ "все", которому въ горячей проповѣди Бранда противостоитъ "ничего",-- и такъ и не понялъ, какъ можно дорожить "бунтомъ ради бунта"?!
   А вѣдь рѣчь шла о критикѣ искусства, ужъ, конечно, совсѣмъ не о критикѣ тактики с.-д.-ской или другой политической партіи въ "освободительномъ движеніи".
   И кстати объ этомъ терминѣ. Г. Стекловъ грозно и рѣшительно заявляетъ, что надо разъ навсегда не допустить эротомановъ "присосѣдиться къ великому освободительному движенію трудящихся", и употребляетъ этотъ терминъ въ очень серьезномъ и, конечно, положительномъ смыслѣ (" Литерат. распадъ", стр. 55).
   А вотъ чрезъ нѣсколько страницъ г. Троцкій, упоминая "освободительное движеніе", обязательно ставитъ его въ кавычки и тотчасъ же отъ него отмахивается: "говоря отвратительнымъ жаргономъ либеральной прессы" (ibid, 219).
   Милостивые государи, договоритесь!
   

5.

   Но еще разъ: это кстати, ибо договориться "участникамъ" нужно начинать, конечно, не съ такихъ вещей ("мелочь"?), ибо они не рѣшили гораздо болѣе важныхъ, болѣе серьезныхъ, дѣйствительно коренныхъ вопросовъ.
   Оставаясь послѣдовательными до конца и разсматривая литературныя явленія съ этой (плехановской) точки зрѣнія, примѣняя методъ и дальше, гг. участникамъ слѣдовало безповоротно осудить Корделію: помилуйте, дочь короля, наслѣдіе власти, отпрыскъ самодержавнаго правительства! Вся идеализація Корделіи -- лишь признакъ глубоко буржуазнаго міросозерцанія! Но если еще можно простить это,-- ну, хоть ради того, что Корделія -- все-таки женщина,-- то что сказать о Гамлетѣ, этомъ "датскомъ принцѣ"? Развѣ всѣ его трусливыя, колеблющіяся слова, это позорное "быть или не быть", развѣ все его малодушіе и этотъ совѣтъ Офеліи идти въ монастырь (въ монастырь!),-- развѣ все это не признаки, не явные симптомы буржуазной дряблости, разваливающейся власти, гніющаго ядра души?
   Воображаю такого рода переоцѣнку "Войны и мира", самого Пушкина, гетевскаго "Фауста"!
   При большей послѣдовательности трезвымъ участникамъ сборника въ ихъ полемикѣ съ метафизикой слѣдовало бы начать именно съ того доктора, который "и богословіе съ правами, и медицину изучилъ".
   Вы только подумайте: богословіе!-- Вспомнимъ затѣмъ, что Фаустъ въ жаждѣ познанія "тайниковъ мірозданія" прибѣгъ даже (легко сказать!) къ магіи!
   Нѣтъ, если объединенные "участники" "Литературнаго распада" и правы, то они -- непослѣдовательны; если имъ радостны ихъ выводы первые, имъ страшны ихъ послѣдніе выводы, и это -- важно.
   Но дальше.
   Г. Стекловъ категорически заявляетъ о Ѳедорѣ Сологубѣ: "Читатель былъ бы въ правѣ посмѣяться надъ страннымъ авторомъ и брезгливо пройти мимо его эротомано-мистическаго бреда" ("Лит. распадъ", стр. 54).
   А вотъ Михаилъ Морозовъ,-- совсѣмъ наоборотъ, -- въ томъ же самомъ сборникѣ поетъ "о прелестномъ разсказѣ. Ѳ. Сологуба" (стр. 280).
   И если г. Стекловъ именно по поводу Ѳ. Сологуба говоритъ о "недопущеніи этихъ господъ и дамъ" къ "освободительному движенію", то его collega заявляетъ опредѣленно, что "революція отразилась на мрачныхъ разсказахъ Ѳ. Сологуба" (стр. 281).
   Если г. Стекловъ удивляется, какъ это въ "Шиповникѣ" рядомъ съ Андреевымъ, Бунинымъ и Купринымъ "чернымъ по бѣлому" можетъ быть печатаемъ Ѳ. Сологубъ, то авторъ статьи "Предъ лицомъ смерти" тоже чернымъ и тоже по бѣлому пишетъ про сологубовскій "блестящій талантъ" (стр. 283). И если сосѣдство Ѳ. Сологуба, по г. Стеклову, компрометтируетъ Леонида Андреева, то по Луначарскому и самъ Андреевъ немногаго стоитъ, превращая отрицаніе въ пошлость (стр. 176), клевеща на рабочій классъ (стр. 176), представляя собою "мѣщанина" (стр. 178), понимая революцію ниже и хуже "любого гимназиста" (стр. 177).
   Милостивые государи, договоритесь! Милостивые государи, гдѣ же "распадъ"?
   

6.

   И если въ статьѣ г. Каменева Брюсовъ величается "молотобойцемъ и ювелиромъ" (стр. 73), "не побоявшимся и успѣвшимъ пройти по всѣмъ путямъ борьбы со старой жизнью" (стр. 72), "десять лѣтъ боровшимся за право дать скульптуру", признается "величайшимъ изъ поэтовъ современности въ Россіи" (стр. 93), то немногими страницами раньше ІО. Стеклову, какъ всегда, это не мѣшаетъ презрительно отозваться о "г-нѣ Брюсовѣ" какъ "о декадентѣ" (стр. 23).
   И вотъ надо просто сказать: или вы, господа, не знаете, о чемъ и о комъ говорите, или вы завѣдомо подмѣниваете термины для вящшей убѣдительности своихъ рѣчей.
   Словомъ, или вы другихъ путаете, или путаетесь сами, ибо никакого декадентства давнымъ-давно уже нѣтъ (не г. Рукавишникова брать же въ счетъ!), и ужъ, конечно, давно не декаденитъ самъ В. Брюсовъ. Оно давно изчезло и безъ васъ, и было бы грустно, если бы это разрушеніе приписали своей чести вы, пришедшіе сюда къ разбору шапокъ.
   ...Со страницы 299-й начинается статья М. Горькаго и называется она "О цинизмѣ", а на стр. 28-й нельзя не узнать, что "декаденты" "на мѣсто психологіи трезвеннаго мѣщанства пытаются подставить психологію пьяныхъ феодаловъ, гвардейскихъ офицеровъ и босяковъ", и "отъ проповѣдумемой ими любви разитъконюшней и низкопробнымъ лупанаромъ".
   Такъ вотъ, что если бы на мѣста этихънеизвѣстныхъ подставить точныя именаи опредѣленныя заглавія, что если вмѣсто "поэтъ босячестна" мы просто скажемъ "Максимъ Горькій", вмѣсто туманныхъ общихъ фразъ назовемъ "Вареньку Олесову", что если навстрѣчу негодованію на то, что современные авторы такъ близко знаютъ бытъ и жизнь пансіоновъ безъ древнихъ языковъ, въ ашей памяти встанетъ "Васька Красный"?
   Что тогда?
   Наконецъ, если мы просто заявимъ, что Валерія Брюсова и Бальмонта однимъ изъ первыхъ авторитетныхъ голосовъ призналъ одиннадцать лѣтъ тому назадъ... Максимъ Горькій въ "Нижегородскомъ Листкѣ"?
   Развѣ это не "объединенный разбродъ", не "распадъ", не разладъ умовъ идутъ, не разломъ міросозерцаніи, не расколъ головъ?
   Гдѣ же "цинизмъ"?
   И опять какой туманъ долженъ стоять въ головѣ наиболѣе внимательнаго читателя этихъ "объединенныхъ" "единственно-научной" формой авторовъ?
   

7.

   Но г. Стеклову Метерлинкъ -- примѣръ "настоящаго безумія", "намѣреннаго шутовства и кривлянья", надъ чьими произведеніями "властно носится тлѣніе всепобѣждающей смерти". А по г. Луначарскому, въ Метерлинкѣ надо "привѣтствовать новаго борца за реальное счастье людей на землѣ", "чудесное соединеніе философскаго глубокомыслія, горячаго чувства и поэтическаго дарованія": "Метерлинкъ призываетъ звѣзды въ небѣ, необъятность вселенной, прошлое и будущее".
   Что же это такое, наконецъ? "Распадъ" или издѣвательство?
   Охотно допущу однако, что вы сумѣли бы если не примирить и объяснить свои противорѣчія, то по крайней мѣрѣ оправдать ихъ сложностью вопросовъ, "трудностью эпохи", склонностью вѣрующихъ къ увлеченію и преувеличенію. И о мы сами, на которыхъ ваши Ивановичи нападаютъ съ пѣной у рта, -- сами мы не хотимъ и оправдываться, а лично я, пишущій эти строки, уже объяснилъ и мое разочарованіе, и его причины, и всю внутреннюю его тягость для меня и больше не хочу ни разсказывать себя, ни себя оправдывать. Но пусть запомните и вы, стоящіе на "единственно-научной" почвѣ, что отъ противорѣчій и взаимныхъ внутреннихъ столкновеній васъ не спасла и она, и потому бросьте подбочениваться и вмѣсто "руки въ боки" возьмитесь ими за голову. И просто, спокойно подумайте надъ всѣмъ тѣмъ, на что вы хотѣли наступить и что своей огромной тяжестью теперь -- увы!-- легло на васъ: "Куча мала"! Пока-что искусству вы были далеки и чужды, съ русской литературой и съ лучшими преданіями ея критики вы никакъ и ничѣмъ не связаны, и ни для той, ни для другой пока вы не ударили палецъ о палецъ.
   И "въ мірѣ есть много вещей, которыя надо совершить, и очень мало такихъ, которыя надо было бы знать", но убѣждать васъ, милостивые государи, въ этомъ мнѣ просто не хочется. И для той задачи, которую вы захотѣли, по странной прихоти, взвалить на свои плечи, вамъ не хватаетъ силъ, ибо еще можно читать гг. Каменева и Троцкаго, пожалуй, не соглашаться съ Луначарскимъ, но съ гг. Ивановичами даже просто не разговариваютъ,-- по крѣпкой смѣси въ нихъ наглости и непониманія.
   

8.

   Я не знаю, взяли ли сами участники на себя "трудъ пересмотрѣть ихъ сборникъ,-- бездарный плодъ любви несчастной. А слѣдовало бы: пересмотрѣвъ, можетъ быть, устыдились бы и они.
   Въ самомъ дѣлѣ, облить презрѣніемъ и назвать собирательнымъ именемъ Терсита "Достоевскаго, Л. Толстого и В. Соловьева" (стр. 41); облить общими помоями Л. Андреева и Гиппіусъ, Бердяева и Брюсова, Каменскаго и Мережковскаго, Вячеслава Иванова и Арцыбашева, Блока и Зайцева, Сергѣя Городецкаго и Зиновьеву-Аннибалъ, Струве и Розанова, безстыже провозгласить: "похабщина -- вотъ лозунгъ момента" (стр. 50); ничего не оставить, все оплевать, принять гордую позу, ничего не Ю8 разъяснивъ, укорять въ противорѣчіяхъ и создать такую нарочито густую паутину пустяковъ и такую хитрую сѣть литературной лжи и невѣжества; охаять всѣ журналы, излаять всѣ газеты; сшить какое-то безвкусное и пестрое лоскутное одѣяло; ничего не дать и съ громкой и наглой праздничной гармоникой пройти мимо честнаго люда, -- продѣлать всю эту блинную вакханалію имениннаго настроенія,-- такъ вотъ что значитъ "стать на почву пролетарскаго міровозрѣнія въ его единственно-научной формѣ -- марксизма"?!!
   ...Чего достойны уши, потерявшія способность слышать стыдъ собственныхъ словъ? Чего достойна шея, не умѣющая склониться предъ величіемъ и не имѣющая силъ поднять голову къ высокому небу?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru