Пильняк Борис Андреевич
Сторона ненашинская

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   "Собрание сочинений в шести томах": Терра - Книжный клуб; Москва; 2003
   Том 2. Машины и волки
   

Борис Андреевич Пильняк

Сторона ненашинская*

I

   Бог: перерекламлен, переболтан, никто не верит, стащили за многое с неба на землю, смотрят, как у реки чужого утопленника. -- Утопленник посинел: -- солнце июльское, но кажется, что утопленнику холодно, точно сорок мороза; -- качнули, положили на тачку, и из ушей, изо рта хлынуло зеленое: -- и, все же, в июле, в зное, страшновато, потому что вот тут, рядом никогда не понятная смерть, -- и январский холодище бежит по лопаткам: смерть!
   Монастырь: мужской, домовитый, с подвалами для капусты, с маковками, как лук для небес. Монахов разогнали вместе с Богом: кто в коммунхоз, кто в конокрады; двое при колокольне, один за нотариуса, другой за медика: нотариальная контора и амбулатория в колокольне, в каморке за сводами. В монашьих кельях -- караульная команда, песни, митинги.
   Город: вокруг монастыря камень, дерево, палисады, скука, народный сад, сельтерская местного завода, мухи; -- вот-вот сорвется кто-то с цепи от скуки и побежит благим матом -- поюродствовать с горя.
   Люди: с горя живут, с горя родились, его величество обыватель, купец, мещанин, -- и те, кто не продает и не шьет сапог, кому продают и шьют и кто чем-то мучится, где-то заседает, строит новую Россию, голодает -- этот к городу не относится. У купцов, со скуки возникших, для этой скуки такие перины, что мозг должен расплавиться.
   Годы: идут.
   Год: 1925. --
   

II

   Земотдел снял (и домовито поступил, хорошие) подвалы в монастыре для коммунальной капусты. Десятник Дракин их очищал от мусора, приводил в порядок с помощью двух слободских девок; -- девки -- слободские, Дракин -- жуковский, первый в трактире "Европа" человек. Около все время тискался монашенка (бородатый, рыжеватый, точно медведь в рясе не выспался).
   Девки таскали сор, и на дне в подвале (был август, жара) в углу увидели доски, доски подгнили, девки сели отдохнуть, девка вместе с доской провалилась в яму, -- Дракин полез осмотреть. В яме были сундуки, в сундуках была церковная утварь, серебро и золото и чудотворные иконы.
   Дракин яму вновь завалил, досками уклал, а девкам -- по пять золотых, чтобы молчали. Девки купили себе новую обужу-одежу: в земотделе отбоя не было от слободских баб, -- просились на службу: хорошо платят в земотделе!
   Вот и все для начала.
   Прошел год, -- то есть: зима, когда надо купцу спать по двенадцати часов, дуреть от сна и постели, от экономии пребывая в лампадках; весна, когда купцу надо чертогонить, чтоб не умереть от тоски по прекрасному (у каждого веснами есть такая тоска) и, чертогоня, чертогонить свою душу; осень, когда надо на зимнюю спячку и еще рассчитаться с летними Подлипками и чаями за палисадом.
   И купчиха Лардина побила стекла купчихе Посудиной, обе так называемые нэпманши: за мужа. Орала на улице непристойности, потому что у нее был муж, которому она не потакала, а Посудина была женщиной обильной, доброй, муж был безногий, тихий, и жене потакал, и жена ему потакала, когда он пьянствовал с Лардиным.
   Стекла были побиты, и Посудина, обсудив вопрос с мужем и Лардиным, подала на Лардину в народный суд -- за срам и за колотые стекла.
   Лардина на суде держала себя не тихо. Говорила не по сути дела, но в корень вещей. Орала:
   -- Я женщина, измываться над собой не позволю. Этот безногий черт -- чего глядит? -- или золото да самогон глаза застят? -- Это нешто правильно от живой жевы к чужой бегать? -- А то и пусть бегает, не нуждаемся, своего заведем хахаля, -- а вот он вещи мои ей таскает, а у меня дети. А то вот скажу суду, как церковное золото продавали в Москву, на какие деньги открыли торговлю, кампанию...
   Суд, хотя она только грозилась ему рассказать, дело о золоте воспринял живо.
   Судебным следователем был (потом только это бросилось в глаза!) -- бывший студент Башкин, то есть родной брат Посудиной. -- Лардину отправили в Москву на предмет психического испытания (потом только узналось, что ездила она по адресу, куда сплавлялось золото!) -- испытание установило ее сумасшедшей, -- бумагу представили судебному следователю и студенту Башкину, и Башкин направил дело к прекращению.
   Дело пошло в зимнюю спячку.
   Узналось же дело -- вот каким путем.
   Десятник Дракин попал в тюрьму -- по совершенно самостоятельному делу: -- по обвинению в "краже с убийством", по обвинению в соучастии. Взяли его прямо из трактира "Европа".
   Ну, и вот этот самый Дракин, по русско-щедринскому обычаю, топясь, решил топить и все, что можно, -- и рассказал, что там-то и там достали они с купцами (сиречь нэпманы) Лардиным и Посудиным двадцать один фунт золота и шесть пудов серебра, переливали все это из церковной утвари в слитки в бане у Лардина, а продавали -- и прямо в Москву и местному еврею Молласу, а остатки спрятаны в бане у Посудина.
   Вот и все.
   

III

   Тюрьма: на главном в городе месте, вокруг каменная стена и там белый дом, -- и в доме только в первую ночь страшно, потом узнают имя-отчество начальника и имена сторожей и приучиваются, как прятать деньги, спички и карты, как коротать время, и свои появляются клопы будней. В тюрьме коридоры, от них за волчками двери. Утром подметают сор, и поднимается солнце, и идут за кипятком, и шутят, и здороваются, -- кто знает, как прошла ночь, каким горем и болями какими? --
   Девок, что таскали из подвала сор, выпустили через неделю; неделя в тюрьме у них прошла так: первые сутки они выли вместе в один голос, а через двое суток арестанты по их -- если не инициативе, то безмолвному согласию -- и в их пользу -- устроили публичный дом, в очередь, в мужской камере. Потом их отпустили за их бестолковость.
   Купчих Лардину и Посудину посадили вместе, и они очень сдружились, жили мирно, изводили клопов далматским порошком, а надзиратель Петр Игнатьевич разрешил им иметь при себе керосинку, чтобы готовить самостоятельно от арестантов себе и мужьям и дежурному ключнику. Одеяла они принесли собственные, перин не допустили. Они и донесли на слободских девок, потому что и их мужья стали интересоваться мужской камерой.
   В тюрьме было очень тепло, топили хорошо. Еврея Молласа посадили вместе с монахом (долго искали монаха "бородатый, рыжеватый, точно медведь в рясе, точно спросонья"; таких монахов нашли несколько, никак не могли установить, который из них тискался у подвала, и посадили первого попавшегося).
   Следователь Башкин, он же некогда студент второго курса юридического факультета, в давние времена перешедший на второй курс по инерции, две недели сидел покойно, потом, вспомнив туманно, что в тюрьмах объявляют голодовки, как требование, плохо поняв, в чем тут дело (ибо рассуждал, что от голодовки выигрывает только тюрьма -- меньше идет пищи), -- все же объявил голодовку, не ел шесть дней, требовал, чтобы его признали невиновным и отпустили на свободу, к виновным же приплетал явно неподходящих, -- но в тюрьме смотрели на дела так же, как и он; и решили: пусть ломает дурака, самому же скучно не есть, а государству доход, не ест -- значит, кается!
   Потом нескольких из них перерасстреляли, -- тут же за тюрьмой, на церковном дворе тюремной церкви.
   Годы: идут.
   Город: камень, дерево, палисады, скука, народный сад, сельтерская местного завода Люлин (и) КЊ, мухи; вот-вот сорвется пожарная каланча и побежит благим матом -- от тоски, от одури, от горя, от смердяковщины -- запляшет в народном суде и по всему небу разведет такую матерщину, что небу станет жарко!..
   
   Москва, на Поварской.
   Дата утеряна.
   

Комментарии

   Впервые появился в журнале "Огонек" (1924. No 2), а также в журналах "Шквал" (Одесса, 1925. No 27) и "Красная нива" (1926. No 1). Вошел в восьмитомное Собрание сочинений, в сборник "Расплеснутое время" (М.-Л.: Госиздат, 1927).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru