Петрищев Афанасий Борисович
Хроника внутренней жизни

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1. Новый министр и о министрах вообще. Крепостники и власть.- 2. О хулиганах.- 3. Разработка мер по борьбе с хулиганством.- 4. Где хулиганы и кто хулиганы?

   

Хроника внутренней жизни.

1. Новый министръ и о министрахъ вообще. Крѣпостники и власть.-- 2. О хулиганахъ.-- 3. Разработка мѣръ по борьбѣ съ хулиганствомъ.-- 4. Гдѣ хулиганы и кто хулиганы?

   Старинные учебники русской исторіи утверждали, что государство при началѣ дѣятельности каждаго правителя было крайне разстроеннымъ, а подъ конецъ переходило къ преемнику въ цвѣтущемъ состояніи. Нынѣшніе министры обладаютъ приблизительно тѣмъ же качествомъ: всѣ они, вступая на постъ, находятъ дѣла крайне разстроенными, но, уходя, никто изъ нихъ не оставляетъ послѣ себя цвѣтущаго состоянія. Кромѣ того, установился прецедентъ: вначалѣ почти каждый новый министръ совершаетъ нѣчто, легко истолковываемое въ либеральномъ смыслѣ. Г. Кассо тотчасъ по назначеніи посѣтилъ кладбище, гдѣ похороненъ Муромцевъ. Г. Макаровъ, принявъ портфель, обратилъ особенное вниманіе на печальное состояніе санитарной части. Новый министръ внутреннихъ дѣлъ, г. Маклаковъ, нанесъ визитъ предсѣдателю Государственной Думы... Затѣмъ, сказавъ нѣсколько пріятныхъ словъ объ уваженіи къ законамъ, каждый новый министръ подпадаетъ подъ особый неписанный "законъ нисходяшей прогрессіи", -- становится хуже своего предшественника: Кассо хуже Шварца, Треповъ хуже Плеве, Дурново хуже Трепова, Столыпинъ хуже Дурново, Макаровъ хуже Столыпина... И, наконецъ, каждый министръ (каковы бы ни были его намѣренія) занявъ постъ, становится игралищемъ слѣпыхъ и злыхъ судебъ.
   Я близко знавалъ многихъ министровъ до ихъ назначенія,-- пишетъ, напр., г. Баянъ въ "Русскомъ Словѣ" -- это были добрые, жизнерадостные, простые люди. На посту они становились звѣрьми. А послѣ паденія вновь очеловѣчивались. Русскій министръ, когда подъ нимъ колеблется кресло, переживаетъ муки Тантала... Онъ похожъ на страдальца, приговореннаго къ смерти и умоляющаго: "убейте же скорѣй". Макаровъ расшаталъ свое здоровье не трудомъ, а волненіемъ, ежедневнымъ страхомъ неизвѣстности. Страхъ этотъ сдѣлалъ изъ Столыпина живой трупъ... Я не видѣлъ русскаго министра съ душевной гармоніей и еще менѣе независимаго. Та зависимость, которая всюду въ монархическихъ государствахъ существуетъ для министровъ, въ нашемъ режимѣ распылилась на сотню и тысячу зависимостей отъ людей и событій, вплоть до апельсинной корки. Нѣтъ болѣе зависимыхъ людей, чѣмъ министры,-- ими, какъ маріонетками, двигаютъ нити сверху, сбоку и снизу... Они невольники, порою кандальники, закованные въ цѣпи. "Русское Слово", 20 декабря.
   
   Таковы вкратцѣ общія сужденія прессы по поводу замѣны г. Макарова г. Маклаковымъ и ожидаемыхъ дальнѣйшихъ перемѣнъ въ личномъ составѣ совѣта министровъ. Нельзя оказать, что тутъ нѣтъ ничего вѣрнаго. Есть однако и много такого, что вызываетъ большія сомнѣнія. Начать хотя бы съ рѣзкой ломки характера: якобы до поста добрый человѣкъ, на посту громовержецъ, по паденіи снова человѣкъ. Я склоненъ думать и готовъ доказывать, что, напримѣръ, съ П. Н. Дурново никакого перелома въ этомъ смыслѣ не было: какимъ былъ въ давнія времена, такимъ оставался на посту министра внутреннихъ дѣлъ, такимъ остается и нынѣ на креслѣ члена Государственнаго Совѣта. Далѣе,-- министры и монархическихъ, и республиканскихъ странъ, по самому характеру своихъ обязанностей, не могутъ быть независимы отъ людей, отъ событій, отъ партій, отъ всевозможныхъ капризовъ политическихъ настроеній и случайностей политической конъюнктуры,-- вплоть до пресловутой апельсинной корки. Управлять значитъ сводить къ нѣкоторому единству и къ общей цѣли безконечное разнообразіе жизненныхъ явленій, вліяній, интересовъ, мнѣній, самолюбій, капризовъ... При этомъ нельзя не считаться съ ними и нельзя совсѣмъ не зависѣть отъ нихъ. Разная однако бываетъ зависимость. Вотъ читаю въ "Новомъ Времени".
   
   Французскій военный министръ покинулъ свой постъ изъ-за ничтожной въ общемъ исторіи: изъ-за включенія въ списки офицеровъ запаса полковника дю-Пати де-Клама, которымъ велось первое слѣдствіе по дѣлу Дрейфуса, признанное затѣмъ пристрастнымъ (No 13223, 3 января).
   
   Отъ такихъ иногда "ничтожныхъ", на оцѣнку "Новаго Времени", мелочей зависитъ -- остается министръ на своемъ посту или уходитъ съ него. Но уходитъ, а не дрожитъ, когда "подъ нимъ колеблется кресло", не "переживаетъ муки Тантала" изъ страха лишиться власти. Ноетъ министра самъ по себѣ, по природѣ своей, зависимъ. Но это не всегда мѣшаетъ человѣку, занимающему министерскій постъ, оставаться независимымъ въ своихъ мнѣніяхъ, взглядахъ, убѣжденіяхъ и т. д. Общеизвѣстно, какъ достигается сочетаніе внѣшней зависимости государственнаго дѣятеля съ внутренней, психологической независимостью человѣка. Человѣкъ заранѣе говоритъ, каковы его взгляды, для какихъ государственныхъ цѣлей онъ можетъ взять предлагаемую ему власть. Если съ нимъ согласны лица и учрежденія, отъ коихъ зависитъ предоставить эту власть, человѣкъ беретъ ее, какъ средство, необходимое для желательныхъ ему государственныхъ цѣлей. Если возникаютъ условія, при которыхъ государственный дѣятель, по его мнѣнію, не можетъ выполнить того, что считаетъ своимъ долгомъ, диктуемымъ убѣжденіями, онъ оставляетъ власть. То же случилось и у насъ во время попытки составить "кабинетъ изъ общественныхъ дѣятелей". Общественные дѣятели, коимъ было предложено занять министерскіе посты, прежде чѣмъ дать согласіе, поставили извѣстныя условія, предъявили извѣстную программу. Условія и программа не были приняты, и попытка не удалась. И, говоря вообще, только пра этомъ порядкѣ могутъ быть на высшихъ постахъ государственные люди, для которыхъ власть есть лишь средство достигнуть высшихъ государственныхъ цѣлей. Г. Баянъ рисуетъ намъ нѣчто другое. Вѣрно или невѣрно характеризуетъ онъ своихъ знакомыхъ,-- судить не будемъ. Но въ его характеристикѣ мы видимъ не владѣющихъ властью, а владѣемыхъ ею, не государственныхъ людей, а чиновниковъ, слугъ, исполнителей, для которыхъ пребываніе у власти есть всего только вопросъ карьеры, а власть -- цѣль сама по себѣ. И странно читать жалобы, что такіе люди зависимы,-- "невольники", "кандальники", "маріонетки". Развѣ это не естественное состояніе человѣка, который лишенъ внутренней психологической независимости и лишь жадно цѣпляется за власть и отъ страха потерять ее "похожъ на страдальца, приговореннаго къ смерти"?
   Требуетъ нѣкоторыхъ ограниченій и "законъ нисходящей прогрессіи". Я бы не рѣшился утверждать, что "статскій совѣтникъ Кассо" былъ призванъ напоетъ министранароднаго просвѣщенія вслѣдствіе независимости своихъ убѣжденій; потребность искать кандидатовъ на министерскіе посты среди "молодыхъ губернаторовъ" возникла, надо думать, не совсѣмъ потому, что "молодые губернаторы" особенно склонны смотрѣть на власть, лишь какъ на средство, необходимое для высшихъ государственныхъ цѣлей. Во времена Побѣдоносцева былъ нуженъ гибкій исполнительный товарищъ оберъ-прокурора синода. Такового и нашли въ лицѣ г. Саблера. Когда послѣдній въ свою очередъ сталъ оберъ-прокуроромъ, ему также понадобился товарищъ -- еще болѣе гибкій и еще болѣе исполнительный. Естественный подборъ по этой линіи неминуемо ведетъ къ прогрессу въ смыслѣ исполнительности и къ регрессу въ смыслѣ независимости. Посты остаются. Люди, занимающіе ихъ, мельчаютъ. Это вѣрно. Но, во-первыхъ, изъ этого общаго правила не такъ ужь рѣдки исключенія. А, во-вторыхъ, не все же зависитъ отъ личныхъ качествъ человѣка. Много значатъ и условія. Мелокъ г. Кассо или не мелокъ, но я не думаю, что ему легко мириться со многимъ изъ того, съ чѣмъ онъ мирится. Беру для примѣра хотя бы такую деталь изъ жизни одесскаго университета. При послѣднемъ, какъ извѣстно, имѣется клубъ студентовъ-академистовъ, покровительствуемый ректоромъ Левашовымъ и руководимый однимъ изъ видныхъ чиновъ университетской администраціи, г. Геричемъ. Пресса утверждаетъ, что въ этомъ клубѣ при участіи чиновъ администраціи и подъ ихъ руководствомъ происходили омерзительныя оргіи. Одну изъ нихъ такъ описываетъ правая газета "Другъ":
   
   Было изрядно выпито... Привели съ Дерибасовской улицы женщинъ.. Въ клубъ неожиданно прибылъ генералъ Толмачевъ. Произошла суматоха. Женщинъ попрятали въ одну изъ комнатъ. Но, спустя немного времени, когда, почтенный генералъ самъ примкнулъ къ попойкѣ.... академисты перестали стѣсняться и выпустили Дерибасовскихъ фей изъ заключенія... Мужчины поснимали сюртуки, съ пьяныхъ женщинъ были сняты платья... Кто-то изъ академистовъ взвалилъ одну изъ женщинъ себѣ на плечи и сталъ бѣгать... За нимъ побѣжалъ генералъ Толмачевъ, похлопывая ночную красавицу сзади по голому тѣлу... Положили другую красавицу на столъ и, подражая Толмачеву, тоже шлепали... Геричъ одѣлъ на себя дамскую шляпу... Затѣмъ студенты, генералъ Толмачевъ, Геричъ, женщины,-- всѣ смѣшались въ кучу, всѣ были на "ты", всякій старался превзойти въ грязныхъ выходкахъ другого и выкинуть такое колѣнце, чтобъ затмить конкурента... (Цит. по "Одесскимъ Новостямъ", 18. X. 1912).
   
   Повторяю, это лишь деталь. За минувшую осень газетами разсказано объ одесскомъ университетѣ многое множество всякихъ деталей. Получилась большая мозаическая картина, скомбинированная изъ разоблаченій пьянаго разврата, разнузданнаго хищничества и цѣлаго ряда другихъ уголовно наказуемыхъ дѣяній, до убійствъ исключительно. И, повторяю, едва-ли г. Кассо считаетъ все это терпимымъ и допустимымъ. По крайней мѣрѣ, министерство народнаго просвѣщенія не осталось глухо, обратило вниманіе на "частныя" разоблаченія и назначило ревизію. Судя по тѣмъ даннымъ о ней, которыя сочтено было возможнымъ огласить въ одесской печати, ревизоры старались выполнить возложенную на нихъ обязанность, -- разобрались въ дѣлахъ настолько, что для нѣкоторыхъ чиновъ университетской администраціи, въ особенности для г. Герича, возникла опасность попасть подъ судъ. Но затѣмъ какъ-то вдругъ, на полусловѣ, ревизія одесскаго университета "исчезла съ горизонта". По газетнымъ свѣдѣніямъ, ревизоры отозваны, а матеріалы, собранные ими, будутъ "разрабатываться". Такую энергію проявилъ г. Кассо въ дѣлѣ, касающемся г. Левашева, Герича, академистовъ и всѣхъ тѣхъ явныхъ и закулисныхъ дѣятелей, которые насаждаютъ "академизмъ" и покровительствуютъ ему. Одновременно возникаетъ другое дѣло. Группа учениковъ и ученицъ собралась въ одной изъ петербургскихъ гимназій съ цѣлями самообразованія (на очереди стоялъ рефератъ о Надсонѣ). По охранному ордеру является большой нарядъ полиціи и производитъ привычную "работу": заарестованіе, обыскъ, допросъ, заключеніе подъ стражу... Судьбѣ было угодно, чтобы вся эта распорядительность проявилась бокъ-о-бокъ съ квартирой г. Кассо. На обязанности послѣдняго лежало рѣшить два вопроса: 1) въ правѣ ли полиція безъ вѣдома учебнаго начальства вторгаться въ училище, арестовывать и обыскивать учащихся? 2) какъ смотрѣть на "проступокъ" обысканныхъ и арестованныхъ? Полиція не въ первый разъ простираетъ руки къ дѣтямъ, ввѣреннымъ попеченію министерства народнаго просвѣщенія. Въ доброе старое время министры очень ревниво относились ко всякому такому вторженію въ сферу ихъ компетенціи. Давая отпоръ изъ чисто вѣдомственныхъ интересовъ, прежніе министры народнаго просвѣщенія и попечители округовъ тѣмъ самымъ достигали и нѣкотораго общаго результата -- охраняли дѣтей. Правда, борьба на этой почвѣ всегда была сопряжена съ большимъ или меньшимъ рискомъ. А теперь при томъ значеніи, какое получила "охранка", рискъ возросъ. Но, вѣдь, потому-то и тягостно отсутствіе какихъ-либо свѣдѣній о мѣрахъ, которыя долженъ былъ бы принять г. Кассо и въ огражденіе правъ ввѣреннаго ему вѣдомства, и въ интересахъ учащихся. Второй вопросъ -- о степени проступка -- требуетъ крайней осторожности. И по существу въ цѣляхъ, какія имѣла заарестованная группа учащихся, нѣтъ ничего предосудительнаго или преступнаго. А рядомъ съ только что описанной разнузданностью, къ которой министерство волей или неволей относится снисходительно, всякое проявленіе высшихъ интересовъ среди молодежи въ особенности цѣнно. Въ современныхъ намъ культурныхъ государствахъ педагогика -- это должно быть извѣстно г. Кассо -- широко открыла дорогу высшимъ интересамъ молодежи,-- не только разрѣшаетъ, но и поощряетъ всевозможшкольные кружки, ферейны, "парламенты", и пользуется этимъ не только въ цѣляхъ общевоспитательныхъ, но и какъ мощнымъ средствомъ противъ извѣстныхъ опасностей возраста. Заарестованная группа учащихся собралась въ училищѣ, повидимому, безъ вѣдома и согласія начальства. Формально это -- проступокъ. Но, казалось бы, даже съ точки зрѣнія чисто вѣдомственныхъ интересовъ министру подобаетъ настаивать на правильномъ пониманіи и толкованіи случившагося: никакого безпорядка во ввѣренной ему области полиція не открыла, ничего дурного дѣти не совершили, ихъ формальный проступокъ не требуетъ крайнихъ дисциплинарныхъ мѣръ. Въ дѣйствительности однако всѣ заарестованные исключены изъ школъ и даже пока -- по особому распоряженію г. Кассо -- безъ права поступить въ другія учебныя заведенія.
   Такова "полнота власти", ограниченная "сотней, тысячей зависимостей отъ людей и событій, вплоть до апельсинной корки". Въ одесскомъ университетѣ происходитъ не вызывающій сомнѣній безпорядокъ. Но власть министра какъ бы парализована. И, еслибы г. Кассо попытался проявить ее въ должной мѣрѣ, то легко представить, какой крикъ подняли бы Пуришкевичи, Марковы, Дубровины со всѣми ихъ "Земщинами" и "Русскими Знаменами". Надо отстоять компетенцію вѣдомства,-- власть министра какъ бы парализована. Необходимо защитить дѣтей,-- тотъ же параличъ власти. Но наказать учащихся (конечно, не "академистовъ") свыше мѣры содѣяннаго вся тысяча зависимостей нисколько не мѣшаетъ. Уволить профессора, хотя бы это былъ Петражицкій или Фойницкій, помимо его вѣдома, устроить нажимъ на всѣ тѣ статьи школьныхъ Законовъ, которыя считаются либеральными, игнорировать постановленія университетскихъ совѣтовъ,-- все это и многое подобное министръ можетъ. Но, если онъ изберетъ иной путь, болѣе согласный съ интересами науки, культуры и государства, вся "тысяча зависимостей" приметъ угрожающее положеніе.
   Отъ кого и отъ чего эти зависимости? Вспомнимъ, напр., попытку бывшаго министра внутреннихъ дѣлъ г. Макарова улучшить санитарную часть. Санитарное состояніе Россіи, дѣйствительно, не соотвѣтствуетъ современному намъ понятію о культурномъ государствѣ. Всякая попытка внести улучшеніе въ эту область государственнаго вѣдѣнія, казалось бы, ни съ какой стороны не можетъ встрѣтить препятствій и возраженій. Г. Макаровъ составилъ обстоятельный и убѣдительный докладъ. Разослалъ соотвѣтствующій циркуляръ губернаторамъ и земствамъ. Конечно, на мѣстахъ отнеслись внимательно. И тѣмъ не менѣе... Мнѣ уже приходилось передавать газетныя сообщенія объ "исторіи", какая случилась съ "санитарнымъ циркуляромъ", напр., въ Черниговской губерніи. Губернаторъ г. Маклаковъ -- нынѣ преемникъ г. Макарова -- настоятельно рекомендовалъ предложеніе министра вниманію земства. Губернская земская управа разработала планъ: разбить губерніи на столько-то санитарныхъ участковъ, пригласить на службу столько-то санитарныхъ врачей... Но въ послѣднюю минуту возникли сомнѣнія: предстоятъ выборы въ IV Думу, среди предположенныхъ къ приглашенію санитарныхъ врачей, навѣрное, будутъ лѣвые, способные помѣшать благопріятному теченію избирательной кампаніи,-- опасно! Подумали земцы, погадали и послѣ споровъ и колебаній, согласно желанію мѣстной администраціи, измѣнившей свои взгляды, сдали вопросъ въ коммиссію,-- "похоронили" санитарную организацію "по первому разряду". И за это нѣкоторые земцы "даже удостоились благодарности начальства" {"Рѣчь", 18 декабря 1911 г.}. Нашлись, конечно, и другія причины, не позволяющія хоть сколько-нибудь улучшить санитарное состояніе государства. Прежде всего нужны врачи. А между тѣмъ нѣкоторыя земства физически не могутъ усилить врачебный персоналъ. Даже существовавшія издавна вакансіи остаются незамѣщенными. Евреевъ на службу земство допускать не желаетъ (отчасти потому, что политически-неблагонадежная нація), "русскихъ" же или, по крайней мѣрѣ, "не еврейскихъ" кандидатовъ слишкомъ мало, а то и совсѣмъ нѣтъ {"Русское Слово", 20 декабря 1912 г.}. Затѣмъ, для допущенія врача на земскую службу нужно документальное свидѣтельство о политической благонадежности. Земству удается найти кандидата, а губернаторъ "не допускаетъ", ибо сомнительна благонадежность. Наконецъ, есть и нѣкоторое общее соображеніе: не только въ предвыборное время опасно создавать среди народа новые очаги интеллигенціи. Чтобы хоть сколько-нибудь улучшить санитарію, нужно нѣсколько тысячъ такихъ очаговъ. Но развѣ это допустимо? Словомъ, чрезвычайно много "зависимостей" помѣшало улучшить санитарію. Но, когда даже не министръ, а одесскій градоначальникъ генералъ Толмачевъ проявилъ энергію въ противоположномъ направленіи -- сталъ упразднять лечебницы, разгонять врачей -- путь оказался свободнымъ...
   Не только отъ "людей и событій" зависимъ министръ. Онъ зависимъ еще и отъ нѣкоторыхъ общихъ обязательныхъ для него основъ политическаго курса. Всякій министръ -- а министръ внутреннихъ дѣлъ въ особенности -- долженъ знать, что на немъ лежитъ прежде всего и главнѣе всего охрана и содѣйствіе охранѣ "государственнаго спокойствія и общественной безопасности". Все остальное -- и важное, и неважное -- имѣетъ подчиненное значеніе. Сами по себѣ слова: "охрана государственнаго спокойствія и общественной безопасности" звучатъ не противоестественно. Но секретъ въ томъ, какъ толковать ихъ. Толкованіе же изстари захвачено (или предоставляется,-- спорить не будемъ) такъ называемой нынѣ "правой оппозиціей". Во главѣ ея стоитъ группа крѣпостниковъ, вся соціально-политическая "программа" которыхъ сводится къ двумъ основнымъ требованіямъ, безконечно предъявляемымъ къ власти: § 1) насъ корми; § 2) а всѣхъ прочихъ бей. Никакая государственная власть, хотя бы и реакціонно-партійная, не можетъ вполнѣ освободиться отъ возлагаемыхъ на нее силою вещей обязанностей. И уже поэтому никакое правительство не удовлетворитъ претензію "правой оппозиціи", еслибы даже очень хотѣло сдѣлать это. Крѣпостники никогда не будутъ довольны. Къ ихъ "идеалу" можно приблизиться больше или меньше. Но онъ не достижимъ, И оппозиція крѣпостниковъ перманентна. Они-то и толкуютъ слова; "государственное спокойствіе и общественная безопасность". И не только толкуютъ, но и слѣдятъ въ оба за каждымъ сановникомъ, И при малѣйшемъ уклоненіи отъ желательной имъ, крѣпостникамъ, цѣли кричатъ о крамолѣ, о потрясеніи основъ. А такъ какъ въ ихъ распоряженіи, къ несчастью для государства, слишкомъ много всякихъ закулисныхъ "пружинъ", то они достаточно вооружены, чтобы не только кричать, но и дѣйствовать.
   Та часть "правой оппозиціи", которая засѣдаетъ въ Государственномъ Совѣтѣ, завершила 1912 годъ расправою надъ двумя законопроектами, имѣющими либеральную репутацію. Одинъ изъ нихъ -- законопроектъ о приказчичьемъ отдыхѣ -- искалѣченъ, да такъ основательно, что существующее положеніе приказчиковъ измѣняется къ худшему. Другой законопроектъ -- о волостномъ земствѣ -- "совсѣмъ съѣденъ", отъ него "остались только рожки да ножки". По этому поводу въ печати были высказаны нареканія противъ правительства,-- за недостаточно энергическую защиту обоихъ законопроектовъ. Само по себѣ большинство Государственнаго Совѣта -- писала, напр., "Рѣчь" -- услужливо. И тѣ законопроекты,-- напр., финляндскіе, которые "для правительства представляютъ жгучій интересъ" совѣтское большинство принимаетъ съ чрезмѣрной быстротой и цѣликомъ. И только съ законопроектами, которыми правительство мало интересуется, происходитъ то, что произошло въ данномъ случаѣ... {"Рѣчь", 30. XII. 1912 г.}. Но вѣдь такіе законопроекты, какъ финляндскіе, являются завоеваніемъ "правой оппозиціи". Въ эту сторону дорога открыта. И сюда "объединенный кабинетъ" можетъ идти съ такою же увѣренностью, съ какой г. Кассо очищаетъ университеты отъ либеральныхъ профессоровъ. Иное дѣло, напр., праздничный отдыхъ приказчиковъ. Тутъ прямое противорѣчіе исконному требованію крѣпостниковъ: "бей". Конъюнктура позволила вступить въ противорѣчіе съ ними (за праздничный отдыхъ стоитъ, между прочимъ, высшее духовенство). Но доводить противорѣчіе до открытаго боя опасно,-- можно быть разбитымъ такъ же, какъ въ свое время былъ разбитъ Горемыкинъ, рискнувшій настойчиво защищать земство. Конъюнктура позволяла правительству защищать праздничный отдыхъ съ нѣсколько большей энергіей, чѣмъ волостное земство. И праздничный отдыхъ только потрепанъ, а волостное земство разорвано въ клочки. Въ началѣ 1912 года настала очередь законопроекта о земствѣ въ Архангельской губерніи. Конъюнктура не благопріятствовала ему,-- и отъ него ничего не осталось, погибъ цѣликомъ. И сама правительственная "Россія" одобрила это сопротивленіе правительственному законопроекту.
   Министры приходятъ и уходятъ. Крѣпостники остаются. Они -- постоянная, систематически дѣйствующая величина въ политикѣ. Они старательно проводятъ и помогаютъ проводить въ жизнь все то, что имъ желательно. И при всякомъ уклоненіи отъ желательнаго имъ пути они энергично бросаютъ палки въ правительственныя колеса. Болѣе 50 лѣтъ назадъ государственная власть попыталась дать крѣпостникамъ рѣшительное сраженіе. Въ союзѣ съ либеральными элементами дворянства и общества и опираясь на сочувствіе народа, власть выполнила цѣлый рядъ лежавшихъ на ней историческихъ обязанностей: освобожденіе крестьянъ, земство, судебная реформа и т. д. Крѣпостниковъ тогда побѣдили. Но не одолѣли. Проведенныя реформы были правой оппозиціей солидно испорчены,-- она влила въ эту бочку меда не одну ложку дегтя. А по главному и основному политическому вопросу -- "объ увѣнчаніи зданія" -- крѣпостники не только не были побѣждены, но и одержали рѣшительную побѣду. Затѣмъ и вовсе оправились, собрали силы и принялись исподволь разбирать, разламывать неувѣнчанное зданіе и перестраивать по своему. Постепенно смыкаясь кольцомъ вокругъ власти, они какъ бы заключили ее въ плѣнъ,-- стараются, чтобы она смотрѣла ихъ глазами, слышала ихъ ушами, думала ихъ умомъ. Частичныя неудачи, недвусмысленныя движенія въ странѣ нисколько не мѣшаютъ этой работѣ. Наоборотъ, -- событія, напр., конца 70-хъ и начала 80-хъ годовъ не только не ослабили, но и усилили вліяніе крѣпостниковъ. Буря 1904 -- 1905 гг., казалось, опрокинула крѣпостничество. Въ дѣйствительности, ихъ вліяніе еще болѣе усилилось, кольцо сомкнулось еще тѣснѣе. Въ это кольцо попадаетъ каждый новый министръ и внутри него находитъ болѣе значительную степень приближенія къ крѣпостническимъ "идеаламъ", чѣмъ та, съ какою приходилось считаться первоначально предшественнику. Въ 80 хъ годахъ министръ гр. Д. А. Толстой находитъ еще уцѣлѣвшими, напр., основныя очертанія земской, городской и судебной реформы. Его преемники застаютъ эти реформы уже исправленными въ понятномъ смыслѣ; мало того,-- они находятъ намѣченный планъ дальнѣйшихъ исправленій. Горемыкинъ -- отнюдь не либералъ -- еще защищаетъ земство, какъ принципъ. Его преемники застаютъ судьбу земскаго принципа предрѣшенной...
   Событія 1905 г. колеблютъ сооруженное было побѣдоноснымъ крѣпостничествомъ зданіе. Кабинетъ гр. Витте приступаетъ къ дѣятельности какъ бы на расчищенномъ мѣстѣ: манифестъ 17 октября, кутлеровскій проектъ аграрной реформы и т. д. Въ январѣфевралѣ 1906 г. крѣпостники производятъ обширную аттаку на генеральный политическій пунктъ враговъ,-- все тотъ же старый вопросъ объ увѣнчаніи зданіи, о конституціи. Одновременно идутъ аттаки на основной соціальный пунктъ вражеской программы -- вопросъ о землѣ... Кабинетъ Горемыкина-Столыпина находитъ вопросъ о конституціи рѣшеннымъ основными законами 23 апрѣля. Вопросъ о землѣ еще не рѣшенъ. Но предлагаемое "лѣвыми" и "либералами" рѣшеніе его признано въ принципѣ "недопустимымъ". Къ моменту отставки Горемыкина отрицательный отвѣтъ: "недопустимо", удалось дополнить положительнымъ рѣшеніемъ: "ставка на сильныхъ". Втеченіе 5 столыпинскихъ лѣтъ крѣпостничество беретъ одну позицію за другой. Кабинетъ Коковцова-Макарова начинаетъ дѣятельность уже въ то время, когда на очередь поставленъ принципіальный вопросъ о дополнительномъ надѣленіи дворянства землею и вполнѣ разработанъ планъ распредѣленія "полноцензовыхъ участковъ", вырѣзанныхъ изъ земельнаго фонда крестьянскаго банка. Новый министръ г. Маклаковъ принимаетъ въ наслѣдство отъ г. Макарова, между прочимъ, почти подготовленный къ реализаціи вопросъ о возстановленіи тѣлеснаго наказанія... Въ этомъ направленіи движется мысль внутри сомкнутаго крѣпостничествомъ кольца; въ этомъ направленіи измѣняются задачи, которыя обязанъ выполнить каждый новый министръ. Сообразно задачамъ, измѣняются и люди. И это тѣмъ болѣе неизбѣжно, что личный составъ правящей бюрократіи создается не безъ вліянія все той же правой оппозиціи. Она старается устранить нежелательныя ей кандидатуры и настойчиво проводитъ своихъ кандидатовъ.
   Новаго министра г. Маклакова реакціонная печать привѣтствовала, какъ "своего", "праваго" и даже "крайняго праваго". Печать прогрессивная отнеслась къ назначенію въ общемъ отрицательно, но сдержанно. Нѣкоторыя либеральныя газеты, впрочемъ, подчеркнули возможность и "отрадныхъ перспективъ". Конечно, г. Маклаковъ "крайній правый, значительно правѣе Столыпина" {"Русское Слово", 21 декабря.}. Но, вѣдь, въ этомъ есть и нѣкоторый плюсъ: министръ съ крайней правой репутаціей освобожденъ отъ необходимости искупать грѣхи либерализма способами, напр., Щегловитова; крайній правый министръ можетъ сдѣлать полезное для страны, не опасаясь обвиненій въ измѣнѣ и крамолѣ. Конечно, юридическая подготовка г. Маклакова тоже крайняя правая,-- напр., изданныя имъ въ качествѣ черниговскаго губернатора обязательныя постановленія таковы, что на основаніи ихъ за кусокъ хлѣба, поданный нищему, или за указаніе дороги прохожему можно попасть на 3 мѣсяца подъ арестъ. Конечно, г. Маклаковъ и законы понимаетъ въ крайнемъ правомъ смыслѣ,-- выборная кампанія въ Черниговской губерніи проведена съ такимъ же блескомъ, какъ и въ Нижегородской. Однако "врожденный тактъ г. Маклакова и дипломатическое искусство въ значительной степени стушевываютъ, смягчаютъ внѣшнія проявленія его политическихъ взглядовъ" {"Русское Слово", 21. XII.}. Новый министръ "корректенъ". Онъ отмѣнилъ въ Черниговѣ личную охрану губернатора шпіонами, заведенную его предшественниками. Онъ преслѣдовалъ взяточниковъ и въ то же время "поощрялъ и оотличалъ мелкихъ чиновъ администраціи, которыхъ нельзя было подкупить" {"Русское Слово", 22. XII.}. Не менѣе энергично онъ преслѣдовалъ тѣхъ чиновниковъ и полицейскихъ, которыхъ удавалось уличить въ рукоприкладствѣ и мордобойствѣ {"Русское Слово, 19. XII.}... Наконецъ, что значитъ "крайній правый"? Есть цѣлая пропасть между "правизной" дѣйствительной и крѣпостнической. Крѣпостники называютъ себя "правыми", но на самомъ дѣлѣ у нихъ нѣтъ никакихъ государственныхъ убѣжденій, а есть лишь разнузданное, диктуемое корыстными личными или групповыми аппетитами отношеніе къ государственнымъ интересамъ и задачамъ. Убѣжденный правый, наоборотъ, на первомъ планѣ ставитъ интересы государственные, доводя ихъ до чрезмѣрности, до пренебреженія высшими интересами личности. Онъ говоритъ какъ будто однимъ языкомъ съ крѣпостниками, но о совершенно разныхъ вещахъ и является въ сущности ихъ врагомъ. Конечно, г. Маклаковъ -- правый не изъ личной или сословной корысти, "не въ силу своего положенія и не ради карьеры, а, по глубочайшему убѣжденію, такъ сказать идейный, сознательно-правый" {"Русское Слово", 20. XII.}. Такимъ образомъ, не исключена возможность, что "правая оппозиція" на сей разъ глубоко ошиблась...
   Критически взвѣшивать всѣ эти оптимистическія предположенія едва-ли нужно. Пусть крѣпостники дѣйствительно, ошиблись. Но новый министръ внутри ихъ кольца. За каждымъ его шагомъ они внимательнѣй послѣдятъ. И пока никто не лишилъ ихъ возможности во-время исправить ошибку... Г. Маклаковъ такъ же опутанъ "тысячью зависимостей", какъ былъ опутанъ и г. Макаровъ. Если онъ захочетъ удовлетворить хотя бы одну изъ насущнѣйшихъ государственныхъ потребностей, то встрѣтитъ тѣ же препятствія, съ какими столкнулся и его предшественникъ по вопросу о санитаріи. И какъ относился губернаторъ Маклаковъ къ иниціативѣ министра Макарова, такъ будутъ относиться иные губернаторы къ иниціативѣ министра Маклакова. Согласуемое съ основными видами и предположеніями исполнятъ неукоснительно, несогласуемое -- затормозятъ и деликатно возьмутъ изморомъ. И, быть можетъ, отчасти поэтому замѣна одного лица другимъ на важнѣйшемъ въ Россіи министерскомъ посту не вызвала сколько-нибудь значительнаго интереса. "Свой" ли человѣкъ, ставъ министромъ, очутился въ плѣну у крѣпостниковъ, или не "свой", -- не все ли равно? Пусть не "свой", но будетъ все таки то, что хочется плѣнившимъ, а не плѣненному. Во времена авиньонскаго плѣненія панъ (называемаго также "вавилонскимъ плѣномъ римской церкви"), съ такимъ же чувствомъ могли бы относиться къ замѣнѣ одного лица другимъ на папскомъ престолѣ верхи католическаго общества: не столь ужь важно, какъ называется новый плѣнникъ.
   

II.

   Хулиганы одолѣли... Житья нѣтъ отъ хулигановъ...
   Десятилѣтній мальчикъ Щекотовъ бросалъ съ своего двора на чужой камни. Каждый камень можетъ разбить окно, можетъ упасть на голову, ушибить, изранить и даже убить... Словомъ, одно изъ яркихъ проявленій современнаго хулиганства. На дворѣ, куда летѣли камни, жилъ гидротехникъ Жаворонковъ. Возмущенный, взбѣшенный "хулиганствомъ", онъ схватилъ ружье и влѣпилъ десятилѣтнему ребенку на сосѣдскомъ дворѣ зарядъ въ голову {Газетное сообщеніе изъ Кустаная, Тургайской обл. "Русское Слово" 19 августа 1912 г.}... Одолѣли хулиганы. Житья не стало отъ хулигановъ.
   Въ дачной мѣстности Верки, близъ Вильны, на любимой лошади ѣхалъ въ сопровожденіи деньщика генералъ Ренненкампфъ. И видитъ онъ, -- стоитъ впереди на дорогѣ какой-то мальчишка, угрожающе размахиваетъ палкой, потомъ бросаетъ палку въ него, генерала Ренненкампфа, и попадаетъ въ ногу его, генеральской, любимой лошади. И тотчасъ же изъ кустовъ выскочила какая-то женщина, схватила дерзкаго мальчишку и унесла въ кусты. Вотъ до чего дошло хулиганство,-- по дорогамъ даже генералу проѣзду не даютъ. Генералъ Ренненкампфъ не могъ не проучить "хулигана",-- круто свернулъ лошадь и пустился въ погоню. Среди кустовъ онъ увидѣлъ еще какихъ-то женщинъ, и еще какихъ-то дѣтишекъ. Всѣ они убѣгали отъ разнѣваннаго генерала. Но одна женщина загородила собою юнаго "хулигана" и закричала:
   -- "Пощадите ради Бога. Простите ихъ. Они, вѣдь, дѣти"...
   Положимъ, дѣйствительно дѣти. Но это лишь значитъ, что за ихъ поступки должны отвѣчать родители. Генералъ Ренненкампфъ троекратно ударилъ женщину по головѣ нагайкой и "пригрозилъ перерѣзать всѣхъ жителей дачнаго имѣнія Верки въ случаѣ повторенія чего-либо подобнаго"... Наказанная за поступокъ малолѣтняго "хулигана" оказалась дачницей Л.; "приглашенный послѣ наказанія врачъ обнаружилъ у нея сильные ушибы головы, сильнѣйшее нервное потрясеніе и повышенную температуру"... Почему мальчикъ, которому гидротехникъ Жаворонковъ влѣпилъ зарядъ въ голову, бросалъ камни, я не знаю. Но случаемъ, задѣвшимъ генерала Ренненкампфа, заинтересовались газетные корреспонденты и выяснили слѣдующее. Г-жа Л. съ тремя дѣтьми своихъ родственниковъ и бонной шла въ лѣсъ на прогулку. Чтобы попасть въ лѣсъ, надо было перейти дорогу, по которой и ѣхалъ генералъ Ренненкампфъ съ денщикомъ. Всадники мчались быстро. Замѣтили ихъ дамы и дѣти только въ послѣднюю минуту. Взрослые и старшіе дѣти успѣли перебѣжать дорогу. А младшаго, 8-лѣтняго, мальчика въ испугѣ забыли. Перебѣжать онъ не успѣлъ. Такъ и остался посреди дороги. И, дѣйствительно, махалъ "угрожающе" бывшей у него въ рукахъ хворостиной на мчавшихся на него всадниковъ; дѣйствительно, бросилъ хворостину и, дѣйствительно, попалъ ею въ ногу любимой генеральской лошади.... "Учителишки" и "слюнтявые гуманисты" станутъ, пожалуй, доказывать, что все поведеніе ребенка въ данномъ случаѣ такъ естественно и такъ инстинктивно. "Слюнтявые гуманисты", безъ сомнѣнія, станутъ утверждать, что и тотъ, другой, мальчикъ, съ которымъ столь геройски поступилъ гидротехникъ Жаворонковъ, конечно, не безъ своихъ особыхъ дѣтскихъ причинъ бросалъ камни на сосѣдскій дворъ. Но, чай, генералъ Ренненкампфъ лучше понимаетъ всѣ эти дѣла. Мальчишка грозитъ ему, заслуженному генералу русской арміи, "палкой". Мальчишка швыряетъ въ него, генерала... Ну, какъ же не хулиганъ? А хулигановъ нужно бить... Одолѣли хулиганы... Житья не стало отъ хулигановъ.
   Въ конторѣ рудниковъ промышленнаго общества Тетюхе случилась кража. Подозрѣніе упало на 12-лѣтняго мальчика Пузева. Мальчикъ изъ низкаго званія, изъ "подонковъ населенія". А теперь, говорятъ, всѣ такіе мальчишки -- хулиганы: жгутъ, портятъ чужое имущество, бьютъ стекла, воруютъ... Арестовали подозрѣваемаго, онъ запирается, говоритъ, что не кралъ. Тогда стражникъ Яновичъ приступилъ къ "форменному допросу". "Раздѣлъ мальчугана донага, принялся стегать нагайкой", стегалъ до тѣхъ поръ, пока нагайка растрепалась, а потомъ и вовсе оборвалась, -- "хулиганъ" тѣмъ не менѣе не сознался. Послѣ этого стражникъ зажегъ папиросу и сталъ припекать ею тѣло мальчика -- "хулиганъ" не сознался. Стражникъ примѣнилъ болѣе серьезныя мѣры -- посадилъ нагого ребенка на раскаленную кухонную плиту,-- "хулиганъ" все-таки не сознался... Истощивъ такимъ образомъ всю полноту предоставленной низшему полицейскому чину власти, стражникъ рѣшилъ, что пора перенести дѣло на разсмотрѣніе высшей инстанціи.
   
   Раздѣтаго со связанными назадъ руками 12-лѣтняго Пузева онъ повезъ на допросъ къ полицейскому приставу за 35 верстъ на открытой желѣзнодорожной платформѣ при сильномъ морозѣ и въ одномъ нижнемъ бѣльѣ, не позволивъ надѣть на ребенка верхнее платье ("Утро", 7. XII. 1912).
   
   Вотъ, вѣдь, до чего хулиганство доходитъ...
   Управляющій экономіей Метальниковой при селѣ Арбузовкѣ, Симбирскаго уѣзда, донесъ полиціи, что на ввѣренную ему экономію напало "молодое крестьянское поколѣніе" въ количествѣ пяти человѣкъ произвело "частичный разгромъ имѣнія"... По донесенію управляющаго, означенное "молодое крестьянское поколѣніе" состоитъ изъ слѣдующихъ лицъ: Григорія Колбинова, Алексѣя Гурьянова, Прокофія Колбинова, Николая Авдѣева и Александра Поразева. Легко представить, какъ встревожилась полицейская власть, получивъ это донесеніе. Немедленно нагрянула экспедиція. И всѣ поименно названные "хулиганы" подверглись задержанію и допросу. Двоимъ изъ нихъ -- Григорію Колбипову и Алексѣю Гурьянову оказалось по 12 лѣтъ. Прокофію Колбипову 11 лѣтъ. Николаю Авдѣеву -- 9 лѣтъ. Самый отчаянный "хулиганъ" Александръ Поразевъ имѣетъ отъ роду цѣлыхъ шесть лѣтъ. Произвели они страшный "разгромъ имѣнія": "выломали нѣсколько дощечекъ изъ помѣщичьей изгороди". Полицейскимъ дознаніемъ выяснены и мотивы "преступленія". Установлено, что "молодое крестьянское поколѣніе" "играло въ бунтъ". Понимаете,-- дочеготеперьнародъ развратился: дѣти играютъ въ бунтъ,-- въ намѣренное и притомъ вооруженное ниспроверженіе существующаго строя и установленнаго основными законами образа правленія. Столь преступная игра, разумѣется, въ обычныхъ условіяхъ ускользаетъ отъ вниманія начальника. Но на сей разъ "преступники" увлеклись, произвели вооруженное нападеніе на помѣщичью изгородь... Преступленіе вслѣдствіе этого обнаружилось. И виновные, конечно, должны понести законную кару. Полиція составила протоколъ, и дѣло передано земскому начальнику 4 участка Симбирскаго уѣзда {"Русское Слово", 27 ноября 1912 г.}... Дѣло о крестьянинѣ Александрѣ Поразевѣ 6 лѣтъ, обвиняемомъ въ частичномъ разгромѣ имѣнія во время учиненнаго имъ въ сообществѣ съ другими лицами примѣрнаго, подъ видомъ игры, насильственнаго ниспроверженія существующаго строя... Документальное доказательство "хулиганства въ деревнѣ".
   Одолѣли хулиганы. И во многихъ случаяхъ они достигли этого только потому, что у ихъ обличителей слиткомъ ужь мысли безъ узды, а языкъ безъ костей. Замѣчательно при этомъ: "хулиганство" растетъ среди низшихъ сословій; среди "благородныхъ классовъ", какъ можетъ казаться на первый взглядъ, ничего подобнаго не замѣтно. Отъ этого порока освобождаются даже "неблагородные люди", лишь только они становятся не частными, а должностными лицами, или хотя бы приписываются къ "патріотической организаціи". Беру одну изъ обыкновенныхъ нынѣ газетныхъ замѣтокъ.
   
   Ядринъ, Казанской губ. Пять парней за хулиганство въ селѣ Маломъ Чурашевѣ, выразившееся въ массовомъ разбитіи стеколъ, арестованы въ административномъ порядкѣ на сроки отъ 2 до 3 мѣсяцевъ ("Русское Слово", 13. XII).
   
   Такого рода фактическія сообщенія печатаются подъ заголовками: "хулиганство", "хулиганы". Но вотъ то же самое въ сущности продѣлываютъ систематически среди бѣла дня не парни, а "молодые люди", въ Одессѣ, въ Кіевѣ... Они "двуглавцы", "патріоты", "академисты", "активные борцы съ революціей", -- все, что угодно, но не хулиганы.
   "Два парня деревни Измоденовой,-- по сообщенію изъ Екатеринбурга, -- за изготовленіе и метаніе бомбъ, съ цѣлью напугать въ дракѣ своихъ односельчанъ, приговорены судебной палатой въ тюрьму на полтора года каждый..." Бомбами не пугаютъ. Рѣчь, видимо, идетъ о шутихахъ. Но это между прочимъ. Главное,-- для газеты нѣтъ сомнѣній; намѣреніе напугать въ дракѣ она называетъ "хулиганскимъ"; извѣстіе печатаетъ подъ заголовкомъ: "хулиганство въ деревнѣ" {"Русское Слово", 28 ноября.}. Таково сужденіе о парняхъ изъ деревни Измоденовой. Но вотъ не парни, а три солидныхъ господина изъ Кіева. "29 іюля, по случаю открытія сезона охоты", они отправились въ дачную мѣстность Мотовиловку.
   
   На берегу пруда увидѣли трехъ дамъ. И начали въ нихъ цѣлиться, приговаривая:
   -- Богъ привелъ напасть на куропатокъ.
   Грянулъ выстрѣлъ. Весь зарядъ попалъ одной изъ дачницъ, г-жѣ Гетманъ, въ животъ, руку и ногу... ("Русское Слово", 1. VII. 1912).
   
   Извѣстіе касается господъ, и относительно нихъ газета, столь суровая къ парнямъ, отмѣчаетъ смягчающія обстоятельства. Они видите ли, не хотѣли стрѣлять. Ружье само выстрѣлило -- нечаянно. Господа хотѣли лишь пошутить, посмѣяться надъ дамскимъ испугомъ. Парни, желавшіе попугать дерущихся во время драки,-- хулиганы. Господа желали попугать дамъ-купальщицъ. И тѣмъ не менѣе не хулиганы.
   Беру сообщеніе "Сибирской жизни" изъ Енисейска:
   

Хулиганство.

   Въ городѣ сильно развилосъ хулиганство... Недавно толпа молодыхъ парней въ центрѣ города напала на пожилую даму, г-жу К--ву, кандидатку въ начальницы гамназіи, уронила ее въ снѣгъ и стала приставать съ гнусными предложеніями. Къ счастью, дама отдѣлалась только испугомъ и сильнѣйшимъ нервнымъ потрясеніемъ. ("Сиб. Жиз.", 30. XI, 1912).
   
   "Молодые парни",-- "плебеи", и относительно нихъ нѣтъ сомнѣній: хулиганы. Но вотъ персоны болѣе важныя, "представители", если не совсѣмъ "золотой", то, по крайней мѣрѣ, сусальной молодежи.
   
   2 августа въ Красномъ Селѣ по окончаніи спектакля участвовавшіе въ немъ артисты императорскихъ театровъ на вокзалѣ ожидали поѣзда. Среди нихъ находились режиссеры Петровскій и Паншинъ и артистка Александринскаго театра Паншина. Едва они вышли на перронъ, какъ на встрѣчу имъ показалось два молодыхъ человѣка, принадлежащіе къ свѣтскому обществу, -- оба, повидимому, не совсѣмъ трезвые. Совершенно неожиданно одинъ изъ нихъ приблизился къ Паншиной и схватилъ ее за мѣховую горжетку, осыпая въ то же время площадной бранью. Паншина опѣшила отъ неожиданности, а затѣмъ бросилась въ сторону съ крикомъ: "спасите". Не успѣли Петровскій и Паншинъ опомниться, какъ молодой человѣкъ вторично схватилъ ее за жакетъ... Видя, что собирается толпа, молодые люди поспѣшно стали удаляться, успѣли вскочить на извозчика и крикнули: "пошелъ скорѣй"... (Саратовскій Вѣстникъ", 8 августа 1912).
   
   Чѣмъ по существу отличается поведеніе этой "блестящей молодежи" отъ тѣхъ "парней", которые гнусно нападаютъ на женщинъ, понять не умѣю. Но къ "парнямъ" съ необыкновенною поспѣшностью и легкостью прилагается кличка хулиганы. А "блестящая молодежь" оказывается какъ бы освобожденной отъ обвиненій въ хулиганствѣ. Недавно всѣ газеты обошло сообщеніе о какомъ-то парнѣ, который ни за что ни про что зарѣзалъ человѣка. Сидѣлъ въ пивной и сталъ "хвалиться", что ему ничего не стоитъ отправить ближняго на тотъ свѣтъ. Собутыльники усомнились. Парень выскочилъ изъ пивной, подбѣжалъ къ первому попавшемуся на глаза человѣку, зарѣзалъ, потомъ спокойно вернулся, сѣлъ и сказалъ:
   -- А теперь еще пивка выпьемъ...
   И почти одновременно во многихъ газетахъ были напечатаны свѣдѣнія о судебномъ дѣлѣ нѣкоего хорунжаго Автономова. Дѣло разсматривалось въ Екатеринодарскомъ окружномъ судѣ (съ участіемъ присяжныхъ засѣдателей). И выяснено было судомъ слѣдующее. Хорунжій Автономовъ ѣхалъ по Владикавказской ж. д. въ вагонѣ второго класса. Было около 10 часовъ вечера. Автономовъ бесѣдовалъ съ своимъ сосѣдомъ. Но ему очень не нравилось, что другіе пассажиры также бесѣдуютъ между собою. И онъ приказалъ:
   -- Не разговаривать -- я хочу спать.
   Но пассажиры продолжали разговаривать. Тогда Автономовъ вынулъ револьверъ... Первымъ выстрѣломъ былъ убитъ наповалъ акцизный чиновникъ Баранскій. Автономовъ пытался продолжать пальбу, не револьверъ далъ осѣчку.
   
   -- Жаль, что осѣчка: всѣхъ бы положилъ. Пусть знаютъ, съ кѣмъ имѣютъ дѣло,-- произнесъ Автономовъ.
   Потомъ спокойно легъ и, продолжая прерванный разговоръ съ сосѣдомъ, сталъ жаловаться, что у него плохо застегиваются манжеты (.Русское Слово", 21. XI. 1912).
   
   Въ обоихъ случаяхъ -- и парнемъ, и хорунжимъ -- проявлено, казалось бы, одинаковое отношеніе къ человѣческой жизни. Но на поступокъ парня всѣми было указано, какъ на примѣръ "растущаго въ народѣ хулиганства". Поступокъ хорунжаго не вызвалъ ни общихъ осужденій, ни распространительныхъ толкованій. Хорунжій убилъ, за это осужденъ на 3 года арестантскихъ отдѣленій, но въ хулиганствѣ прессою не обвинялся и не обвиняется. Прямо поразительна эта ходкая нынѣ газетная терминологія. Представьте,-- малолѣтній сынъ чиновника, играя, сталъ почему-либо бросать камни на сосѣдскій, мѣщанскій или крестьянскій дворъ; сосѣдъ, мѣщанинъ или крестьянинъ, выскочилъ -- и хвать ребенка по головѣ дубиной... Никакихъ сомнѣній не возникло бы,-- сразу бы попалъ въ хулиганы. Мы выше видѣли такой же случай съ обратнымъ распредѣленіемъ ролей: чиновникъ раздробилъ голову сосѣдскаго ребенка, но въ хулиганы не попалъ... И вотъ что еще замѣчательно: доказывать произвольность и логическую несостоятельность столь однобокой терминологіи въ сущности нѣтъ нужды. Тутъ больше дурной привычки, чѣмъ серьезнаго заблужденія умовъ. Привычная газетная терминологія плохо вяжется съ общеупотребительной. Въ частности, она не координируется съ установившимися до нѣкоторой степени въ самой литературѣ представленіями, напр., о хулиганахъ-критикахъ, о хулиганскихъ пріемахъ полемики и т. д. Около года назадъ мнѣ пришлось высказать въ печати, что озорство, разнузданность низменныхъ побужденій и противообщественныхъ инстинктовъ, которую называютъ хулиганствомъ, необходимо разсматривать въ извѣстной перспективѣ: это явленіе наблюдается не только въ низахъ, но и въ верхахъ. Моя замѣтка была напечатана въ "Русскихъ Вѣдомостяхъ". И ни въ одномъ изъ органовъ, высказавшихся по поводу указанной мысли -- о разнузданности не только низовъ, но и верховъ -- я не встрѣтилъ возраженій. Недавно г. Маклаковъ въ Государственной Думѣ, отвѣчая на декларацію правительства, доказывалъ, что въ административной практикѣ наблюдается такое же хулиганство, какъ и въ быту общественныхъ низовъ. И это было принято опять-таки, какъ нѣчто несомнѣнное и не вызывающее возраженій... Вообще въ послѣднее время "за людьми изъ общества", видимо, достаточно признано право именоваться, въ случаѣ надобности, хулиганами. Вотъ что пишетъ, напр., г. А. Мертваго въ "Утрѣ Россіи" (No 11 ноября):
   
   "Хотя хулиганство слово новое, но содержаніе этого слова давно проявляется въ русской жизни. Въ историческихъ журналахъ можно прочесть не мало описаній хулиганскихъ проявленій у гвардейскихъ офицеровъ въ концѣ 20-хъ и 30-хъ годовъ. Тогда хулигановъ называли "шалунами..." Въ концѣ 50-хъ и 60-хъ годовъ составъ шалуновъ значительно демократизировался... Современное хулиганство, начавшееся выявляться съ начала 1900-ыхъ годовъ, стало еще демократичнѣе". Многія проявленія современнаго хулиганства "не могутъ заноситься за счетъ только деревенской и рабочей молодежи". Они "не менѣе характерны для Иліодора, Пуришкевича, Маркова... безконечнаго числа другихъ видныхъ общественныхъ дѣятелей... Къ хулиганству слѣдуетъ причислять какъ большинство совершавшихся экспропріацій, такъ и особенно характерныя для переживаемаго времени различныя проявленія административнаго произвола".
   
   Доказывать неосновательность двоемѣрія въ газетной терминологіи, такимъ образомъ, некомуи незачѣмъ. Его можно бы и не обличать, еслибы оно не вело къ серьезнымъ практическимъ послѣдствіемъ. Мало того, что оно плодитъ и укрѣпляетъ превратныя представленія о дѣйствительности. На основѣ превратныхъ представленій создаются весьма не шуточныя административныя мѣропріятія и планы.
   

III.

   Хулиганство, растущее среди простонародья, и только среди простонародья, и въ особенности среди крестьянъ, разумѣется, не остается безъ вниманія со стороны начальствующихъ и власть имущихъ. Противъ хулигановъ давно уже принимаются мѣры,-- и предусмотрѣнныя законами (или хотя бы положеніями объ охранахъ), и "отеческія", даже положеніями объ охранахъ не предусмотрѣнныя (къ числу ихъ относится, напримѣръ, описанное выше "внушеніе", данное генераломъ Ренненкампфомъ дачницѣ). Хулиганы однако не унимаются; хулиганство все растетъ да растетъ -- тѣмъ больше растетъ, чѣмъ сильнѣе входитъ въ привычку называть этимъ терминомъ даже невиннѣйшія дѣтскія шалости. И начальство рѣшило принять мѣры общія. По газетнымъ свѣдѣніямъ, иниціативу взяло на себя главное управленіе по дѣламъ мѣстнаго хозяйства. Оно разослало циркуляръ, изъ котораго узнаемъ, между прочимъ, слѣдующее:
   
   "Сильно развившійся въ послѣднее время въ сельскихъ мѣстностяхъ особый видъ озорничества, извѣстный подъ общимъ именемъ хулиганства, въ связи съ наблюдающейся среди молодежи распущенностью, дѣлаетъ для землевладѣльцевъ и благонамѣренной части крестьянъ жизнь въ деревнѣ невозможной". ("Утро Россіи", 11 ноября).
   
   Мѣстнымъ начальствомъ и земствамъ циркуляръ предложилъ, обсудить мѣры. Губернаторами незамедлительно были созваны особыя спеціальныя совѣщанія, собраны "анкетные" матеріалы. Земскія управы и собранія также приняли дѣятельное участіе. "По крайней мѣрѣ, половина губернаторовъ категорически высказалась за примѣненіе тѣлеснаго наказанія" {"Голосъ Москвы", 23 декабря.} ко впавшему въ хулиганство сельскому населенію, за исключеніемъ, конечно, "землевладѣльцевъ и благонамѣренной части крестьянъ". Категорически высказался за тѣлесное наказаніе и цѣлый рядъ земствъ. Почти всѣ губернаторы и значительная часть земствъ высказались за необходимость упростить для расправы съ хулиганами репрессивную систему,-- въ смыслѣ еще большаго ограниченія порядка правовой, судебной отвѣтственности и еще большаго расширенія порядка полицейскаго, административнаго. Довольно единодушнымъ оказалось мнѣніе о необходимости усилить репрессіи,-- завести подъ названіемъ "рабочихъ домовъ" повсемѣстныя, общедоступныя каторжныя тюрьмы и арестантскія роты, организовать упрощенную ссылку и высылку хулигановъ... Конечно, рядомъ съ этимъ указана и необходимость; желательность или полезность, "мѣръ религіозно-нравственнаго и просвѣтительнаго воздѣйствія". Въ нѣкоторыхъ земствахъ гласные призывали отнестись къ вопросу осторожно и вдумчиво; указывали на безправіе и другія общія условія, какъ на основную причину зла. Но такихъ гласныхъ плохо слушали. А кое-гдѣ имъ прямо не давали говорить... Собранные такимъ способомъ обширные "мнѣнія и матеріалы" поступили для сводки и разработки въ земскій отдѣлъ министерства внутреннихъ дѣлъ. Дальнѣйшее направленіе будетъ зависѣть отчасти отъ новаго министра г. Маклакова. Предположено однако въ ближайшемъ будущемъ, по возможности въ январѣ, созвать "междувѣдомственное совѣщаніе, куда, кромѣ чиновъ министерства внутреннихъ дѣлъ и нѣсколькихъ губернаторовъ, войдутъ представители отъ духовенства, министровъ юстиціи, народнаго просвѣщенія, финансовъ и военнаго".Сюда поступятъ матеріалы, разработанные земскимъ отдѣломъ. "Результаты будутъ внесены въ совѣтъ министровъ..." {"Голосъ Москвы", 23 декабря.}.
   Приступая къ столь обширной работѣ, разумѣется, необходимо было опредѣлить самое понятіе: хулиганство. Отъ этой задачи не уклонились авторы циркуляра. Изъ указанныхъ ими признаковъ, по которымъ слѣдуетъ отличать хулигана отъ не-хулигана, особенно важенъ и характеренъ слѣдующій: "неуваженіе къ старшимъ, духовенству и мѣстнымъ властямъ" {"Утро Россіи", 11 ноября.}. Важенъ этотъ признакъ не только самъ по себѣ, но и по своему практическому вліянію на всю работу, произведенную на мѣстахъ. Однихъ, склонныхъ отнестись къ поставленному вопросу осторожно, онъ сковывалъ и спутывалъ. Мысль другихъ легко переносилась въ область хорошо извѣстныхъ боевыхъ явленій. И сами собою рождались не менѣе хорошо извѣстные боевые звуки. Если неуваженіе къ духовенству, властямъ и старшимъ есть хулиганство, то вполнѣ логично поступили тѣ мѣстныя "совѣщанія", которыми постановлено: "просить правительство выработать мѣры къ охраненію народа отъ вліянія тенденціозной литературы"... {Изъ постановленій липецкаго, Тамбовской губерніи совѣщанія, "Русское Слово", 13 декабря.} "Тенденціозная литература" -- это, конечно, вся вообще прогрессивная печать. Она "авторитетовъ не признаетъ". Начальство и духовенство она безъ конца огорчаетъ одними только разоблаченіями,-- не говоря уже о превратныхъ толкованіяхъ. Она подрываетъ авторитетъ властей. Ее, въ отличіе отъ такихъ прекрасныхъ органовъ, какъ "Русское Знамя", "Земщина", давно уже принято называть "хулиганской". И отъ нея, разумѣется, надо "охранять народъ". Для мѣстныхъ людей однако не секретъ, что неуваженіе къ старшимъ и начальникамъ приходитъ въ сельскія мѣстности не только извнѣ. Есть эта зараза и внутри. Посмотрите, въ самомъ дѣлѣ, что дѣлается въ деревнѣ!
   
   Два крестьянскихъ мальчика деревни Чаплыгиной, Фатежскаго уѣзда Курской губерніи, братья: Савелій 15 лѣтъ и Александръ 8 лѣтъ, проѣзжая на двухъ подводахъ, встрѣтились на дорогѣ съ коляской предсѣдателя уѣздной земской управы г. Батезатула. Старшій Савелій, зная барскія претензіи, но избѣжаніе скандала, поспѣшилъ свернуть съ дороги. Восьмилѣтній же Александръ, какъ ни старался, не могъ справиться съ лошадью и не свернулъ. На помощь младшему брату поспѣшилъ Савелій, но было уже поздно. Г. Батезатулъ набросился на 8-лѣтняго Александра и собственноручно расправился съ нимъ. Затѣмъ накинулся на Савелія, нанесъ ему... тяжелые побои... Мать избитыхъ дѣтей подала жалобу на Батезатула ("Русское Слово", 22. VII. 1912 г.).
   
   Это -- одно изъ безчисленныхъ конкретныхъ выраженій остраго и боевого въ деревнѣ вопроса о нахальствѣ и непочтительности: при встрѣчѣ съ бариномъ мужики -- даже мальчики!-- шапки не ломаютъ, съ дороги не сторонятся... Правда, за такое "хулиганство" нынче бьютъ и больно бьютъ. Но, во-первыхъ, бьютъ не по закону. И надо, чтобы былъ законъ, разрѣшающій бить и предоставляющій каждому воспитывающему народъ г. Батезатулу свободу выбора: захочетъ -- самъ потрудится; не захочетъ,-- скажетъ стражнику или десятскому. Во-вторыхъ, въ порядкѣ внѣзаконномъ бьютъ не всегда тѣхъ, кого слѣдуетъ бить. Г. Батезатулъ поучилъ 8-лѣтняго мальчишку. Но, вѣдь, виноватъ въ хулиганствѣ не столько мальчишка, сколько воспитывающіе его. А какъ разъ именно воспитатели нынѣ, въ силу несовершенства законовъ, ускользаютъ отъ отвѣтственности. У побитыхъ есть мать. Поблагодарила ли она г. Батеатула за науку? Не только не поблагодарила, но и подала жало-у. И самымъ фактомъ подачи жалобы воочію обнаружила.отсутствіе должной почтительности къ г. Батезатулу, какъ къ старшему и начальствующему лицу,-- что и предусматривается указанными признаками преступленія, именуемаго хулиганствомъ. И, разумѣется, подачей жалобы дѣло не ограничилось, Конечно, мать избитыхъ дѣтей плакала, выражала мнѣнія, навѣрное, употребляла при разговорахъ разныя болѣе или менѣе непріятныя г. Батезатулу слова. Теперь это проходитъ чаще всего безнаказанно. Проектируемыя мѣры борьбы съ хулиганствомъ могутъ внести существенное улучшеніе. По нынѣшнимъ временамъ, вполнѣ вѣроятенъ такой, напр., оборотъ. Мать избитыхъ дѣтей употребила бранныя или непочтительныя къ начальствующему лицу выраженія. Стоитъ лишь ихъ запротоколить,-- и фактъ хулиганства доказанъ, а за симъ слѣдуютъ розги или заключеніе въ "рабочій домъ".
   Такое улучшеніе законовъ вообще поможетъ достигнуть большой высоты и широты въ смыслѣ воспитанія народа. Обсуждаются офиціально мѣры борьбы съ хулиганствомъ только теперь. Но фактически борьба, повторяю, начата давно. Всевозможные начальники стараются воспитать въ народѣ должныя чувства почтительности. И примѣняютъ для того, разумѣется, не только тѣ средства, къ какимъ во взятомъ нами для примѣра конкретномъ случаѣ прибѣгъ г. Батезатулъ. Есть средства болѣе тонкія. Вотъ одно изъ нихъ, -- выясненное на засѣданіи калужскаго окружнаго суда свидѣтельскими показаніями по дѣлу сотрудника газеты "Земщина" г. Иванова, бывшаго земскимъ начальникомъ въ Малоярославецкомъ уѣздѣ, Калужской губерніи. Фамилія свидѣтеля Желковъ. Пришелъ онъ однажды къ земскому начальнику Иванову попросить "жертвенной" муки (присланной на голодающихъ "Краснымъ Крестомъ").
   
   И велѣлъ мнѣ земскій -- говорилъ свидѣтель Желковъ на судѣ -- снять шапку и, не смотря на сильный дождь со снѣгомъ, ждать на улицѣ. Ждать пришлось долго -- съ 8 часовъ утра до 2 часовъ дня. Потомъ позвалъ онъ меня въ комнату, заставилъ кланяться въ ноги и ползать на пузѣ, а потомъ говоритъ: "молись Богу и читай -- ваше высокоблагородіе, простите Христа ради"... Когда все это я исполнилъ, земскій приказалъ цѣловать ему ноги. Заставлялъ еще одно мѣсто цѣловать...
   Тутъ свидѣтель замялся и дальнѣйшія подробности онъ передалъ суду при закрытыхъ дверяхъ. ("Русское Слово", 20. IV. 1912 г.).
   
   "Тенденціозная", она же "хулиганская" печать возмущается такимъ отношеніемъ къ мужику. Но не "хулиганы", а солидные, благонамѣренные люди церідцо убѣждены, что "съ нашимъ народомъ иначе нельзя": постоитъ мужикъ часовъ шесть безъ шапки цодъ дождемъ, поползаетъ на колѣняхъ,-- ну и, Богъ дастъ, "почувствуетъ", проникнется почтеніемъ. Многіе дресспровщики такимъ же способомъ дисциплинируютъ животныхъ. Культуртрегеры примѣняютъ его для поднятія престижа среди полудикихъ и дикихъ народцевъ. Есть особаго рода "патріоты", которые полагаютъ, что русскій мужикъ въ этомъ смыслѣ хуже животныхъ и дикарей: животныя безсловесны, а мужикъ подъ вліяніемъ злонамѣренныхъ агитаторовъ "научился разговаривать"; дикарь сразу приходитъ въ трепетъ и не прекословитъ; а мужикъ въ трепетъ не приходитъ; онъ прекословитъ, жалуется, протестуетъ, ропщетъ. Внѣшнія же проявленія ропота частенько имѣютъ видъ явной непочтительности къ старшимъ и начальствующимъ, или могутъ быть истолкованы въ этомъ смыслѣ.
   Наконецъ, не надо забывать, что неуваженіе къ старшимъ и властямъ, наименованное хулиганствомъ, выражается не только въ формѣ внѣшней непочтительности: шапокъ не ломаютъ, съ дороги не сторонятся, рукъ не цѣлуютъ, ропщутъ и т. д. Формы болѣзни крайне разнообразны,-- и среди нихъ есть очень глубокія и очень опасныя. Укажу для примѣра хотя бы на замѣтно возросшій въ крестьянствѣ, по сравненію съ "дореволюціонными временами", интересъ къ земскимъ дѣламъ и къ непосредственному участію въ нихъ. Одновременно съ этимъ буйно разростается "патріархальное", "самобытное" отношеніе къ общественному достоянію. Не то, чтобы прямое расхищеніе... Оно расцвѣло. Но, пожалуй, еще больше расцвѣлъ старый крѣпостническій взглядъ на общественныя средства, какъ на источникъ личнаго или грулповаго удовольствія. Съ какою откровенностью проводится этотъ взглядъ, нѣкоторое понятіе можетъ дать слѣдующая газетная справка относительно послѣдняго денежнаго отчета курской губернской земской управы. Въ немъ по графѣ "канцелярскихъ расходовъ" (§ 2) показаны, напр., такія расходныя статьи:
   
   "Буфетъ для земскаго собранія 1100 р.*
   "Сливки для г.г. членовъ управы"...
   "Коньякъ для г.г. членовъ управы"...
   "Жалованье кучерамъ"... ("Русское Слово", 19. XII. 1912 г.).
   
   Это офиціально... Въ порядкѣ неофиціальномъ подобное отношеніе къ общественнымъ средствамъ выражается, конечно, еще откровеннѣе. Вотъ мелкій, но характерный штрихъ изъ практики того же курскаго земства.
   
   "У члена управы князя Гагарина есть догъ. Эта собака содержится за счетъ губернской земской управы. Ежедневно управскій сторожъ отводитъ дога въ земскую больницу завтракать, обѣдать и ужинать" ("Русское Слово", 19, XII. 1912 г.).
   
   Даже для своихъ собакъ завели земскую прислугу и земскую пищу... Это, повторяю, не столько личная жадность, сколько результатъ общаго возрожденія той простоты нравовъ, какая существовала до 19 февраля 1861 г. Создается такимъ образомъ сложная коллизія. Среди "благородныхъ людей" возродилась и достигаетъ патріархальной яркости простота нравовъ. У "мужиковъ", сильно выросшихъ политически за послѣдніе годы, пробудился живой интересъ къ судьбамъ общественнаго достоянія. И "мужикъ" началъ довольно тонко "понимать", отчего та или иная земская дорога вдругъ круто повернула въ сторону отъ большого торговаго села и пошла къ имѣнію вліятельнаго. земскаго дѣятеля. Мужикъ дознался, какое назначеніе получили земскіе телефоны, земскіе автомобили, земскій племенной скотъ и т. д. Мужику стало извѣстно множество земскихъ "анекдотовъ". Деревенская грамотная молодежь, обвиняемая въ повальномъ хулиганствѣ, принялась, между прочимъ, за составленіе сатиръ, одъ, частушекъ въ честь особо выдающихся дѣятелей,-- или, какъ непочтительно выражается безыменный авторъ одной изъ дошедшихъ до меня мужицкихъ обличительныхъ пѣсенъ новѣйшаго періода, "мірожоровъ" (пѣсня проводитъ параллель между міроѣдами и мірожорами; каждая строфа заканчивается припѣвомъ: "міроѣды ѣли, ѣли; мірожоры жрутъ, жрутъ"). По несовершенству законовъ, все это остается нынѣ чаще всего безнаказаннымъ. Какъ только удастся установить наказаніе розгами и заключеніе въ рабочіе дома за каждое, чѣмъ бы то ни было проявленное, неуваженіе къ старшимъ и мѣстнымъ властямъ,-- съ "хулиганами" можно будетъ поговорить серьезно.
   Словомъ, этотъ признакъ "хулиганства" -- неуваженіе къ старшимъ и начальствующимъ -- опредѣленъ во всѣхъ отношеніяхъ удачно. Но въ немъ есть неполнота. Онъ можетъ охватить главнымъ образомъ политическую сторону современнаго намъ крестьянскаго движенія. Не менѣе важна, вѣдь, и сторона соціальная. Мѣстные люди, призванные обсудить мѣры борьбы съ хулиганствомъ, замѣтили этотъ пробѣлъ и постарались восполнить его. По замѣчанію, напр., одного изъ наиболѣе вліятельныхъ гласныхъ кременчугскаго земства г. Устимовича, корень всѣхъ золъ въ "ненасытной (у крестьянъ) жаждѣ земли". Именно
   
   ненасытная жажда земли дѣлаетъ крестьянина звѣремъ. Онъ уничтожаетъ проселочныя дороги, насажденія, производитъ порубки. Онъ спитъ и грезитъ, какъ бы ограбить помѣщика.
   
   Въ сущности всѣ они одинаковы. И надо одинаково поступать со всѣми.
   
   Г. Устимовичъ призывалъ власть скрутить мужика въ бараній рогъ, сокрушить его грабительскія тенденціи... ("Русское Слово", I. XI. 1912 г.),
   
   Подавляющее большинство гласныхъ вполнѣ присоединилось къ этому взгляду. И кременчугское земское собраніе по вопросу о борьбѣ съ хулиганствомъ сдѣлало цѣлый рядъ постановленій въ предложенномъ г. Устимовичемъ духѣ и смыслѣ... Безплодны, словомъ, попытки выдѣлить изъ общей массы какую-то "благонамѣренную часть крестьянства". Если и есть эта часть, то она исключеніе. Не у всѣхъ достало прямоты, чтобы подобно г. Устимовичу поставить знакъ равенства между крестьяниномъ и хулиганомъ. Слова: всѣ крестьяне хулиганы, даже г. Устимовичемъ прямо не сказаны. Но фактически мѣры, предложенныя многими земствами и мѣстными совѣщаніями, направлены противъ всего крестьянскаго населенія сельскихъ мѣстностей. Не трудно было предвидѣть, что гг. Батезатулы и Устимовичи, призванные обсуждать и предлагать мѣры противъ хулиганства, выскажутъ именно то мнѣніе, какое они и высказали. Полагаю, мать дѣтей, избитыхъ г. Батезатуломъ, нашла бы хулигановъ совсѣмъ не тамъ, гдѣ ихъ видитъ г. Устимовичъ. И совсѣмъ иныя предложила бы мѣры. Но ее на совѣщанія не пригласятъ и ея мнѣнія не спросятъ.
   

IV.

   Я вовсе не склоненъ отрицать ту разнузданность низменныхъ противообщественныхъ инстинктовъ и побужденій, которую называютъ хулиганствомъ. И также не склоненъ возражать противъ самаго термина: хулиганство. Наоборотъ, какъ бы ни было безпочвенно, да пожалуй, и безсмысленно это слово въ русскомъ лексиконѣ, оно все-таки нужное слово. Скажу больше,-- при данныхъ условіяхъ это справедливое слово. Какъ-то отъ одного обывателя мнѣ довелось услышать замѣчаніе:
   -- То были босяки, а теперь пошли фулиганы...
   И вѣрно. Нѣсколько лѣтъ назадъ деревенская дѣвица говорила парню, позволившему себѣ, напр., неприличный жестъ:
   -- Прочь, босякъ!
   Теперь такія же дѣвицы говорятъ такимъ же парнямъ:
   -- Прочь, фулиганъ!..
   И это, во-первыхъ, логичнѣе, ибо "босякомъ" нерѣдко приходилось называть въ сущности богатаго, по деревенскимъ масштабамъ, человѣка,-- въ сапогахъ съ калошами, въ суконной поддевкѣ, въ бархатной жилеткѣ, при серебряныхъ часахъ съ серебряной цѣпочкой... Во-вторыхъ, новый терминъ справедливѣе стараго, ибо въ словѣ "босякъ" заключалось моральное осужденіе бѣдняка, который, правда, босъ, такъ какъ не имѣетъ средствъ на покупку обуви, но часто отнюдь не заслуживаетъ упрека въ разнузданности. Разнузданность, именуемая нынѣ хулиганствомъ, явленіе не новое. Оно давно наблюдалось. Но при его опредѣленіи языкъ его не могъ освободиться отъ сковывающихъ его пережитковъ крѣпостного права. Разнузданность противообщественныхъ инстинктовъ и побужденій языкъ пытался ассоціировать съ мѣстами наибольшаго скопленія бѣдняковъ, "убитыхъ Богомъ и людьми". По на повѣрку среди московскихъ, напр., "хитровцевъ" оказывалось немало людей, въ сущности не плохихъ и лишь очень несчастныхъ. Были попытки ассоціировать разнузданность съ профессіями, привлекавшими людей, такъ сказать, отпѣтыхъ. Но среди, напр., "золоторотцевъ" центральныхъ губерній не одинъ Левъ Толстой замѣчалъ Акима, хотя только Толстому удалось возвести акимовское "тае" "въ перлъ созданія". Не больше правды и въ харьковскомъ областномъ словечкѣ "ракло", связывающемъ разнузданность съ явленіями по преимуществу уголовнаго характера. Модернизированное, сколько помнится Н. А. Хомяковымъ, выраженіе "хамство" и вовсе перегружено традиціями крѣпостного права... Я не имѣлъ досуга провѣрить преданіе, по которому слово "хулиганъ" впервые ввелъ въ русскую литературу Діонео,-- въ одной изъ своихъ статей, напечатанныхъ "Русскимъ Богатствомъ". Но, во всякомъ случаѣ, это слово въ Россіи очень недавнее. Оно усвоено языкомъ и стало общенароднымъ втеченіе какихъ-либо 15--12 лѣтъ. И, по капризу судебъ, его преимущество въ томъ, что оно не имѣетъ ни грамматическаго корня, ни преданій, ни традицій, ни даже буквальнаго смысла. Именно поэтому оно наиболѣе приспособлено къ той средѣ, которая хочетъ, но еще не можетъ вполнѣ освободиться отъ наслѣдственной привычки относить худыя, вызывающія отвращеніе и омерзѣніе дѣла за счетъ бѣднѣйшихъ и безправнѣйшихъ слоевъ населенія.
   Само собою понятно, что чужеземное слово, сдѣлавшее столь головокружительную карьеру въ русскомъ языкѣ, втеченіе 15--12 лѣтъ своей бурной исторіи не могло отстояться и получить вполнѣ опредѣленный, точный смыслъ. Но нѣкоторые основные контуры понятіе хулиганства все-таки имѣетъ. Одну изъ попытокъ логически оформить ихъ мы видѣли по цитированной выше статьѣ г. А. Мертваго. Г. Мертваго признаетъ главнѣйшую и наиболѣе цѣнную особенность интересующаго насъ неологизма: онъ свободенъ отъ какихъ бы то ни было сословныхъ, классовыхъ или иныхъ разграниченій; хулиганомъ можетъ быть и богачъ, и нищій, и первѣйшій аристократъ, и послѣдній мужикъ, и старецъ, и юноша, и генералъ, и босякъ... Далѣе, г. Мертваго не слѣдуетъ мнѣнію, что къ хулиганству надо относить поступки безцѣльные, практически ненужные. Цѣль -- вещь субъективная. Расправа Ѳедора Карамазова надъ Лизаветой Смердящей намъ кажется безцѣльной. Но самъ Карамазовъ тѣшитъ нѣкое сидящее въ немъ "сладострастное насѣкомое". Субъективно это такая же цѣль, какъ и корысть, упоеніе жестокостью, насиліемъ, разрушеніемъ, возможностью показать силу, причинить вредъ... Но, правильно оцѣнивъ основныя очертанія понятія, г. Мертваго относительно деталей впалъ, мнѣ кажется, въ серьезныя недоразумѣнія. Настаивая -- и вполнѣ основательно -- на томъ, что хулиганство идетъ сверху, г. Мертваго приводитъ въ доказательство, по личнымъ воспоминаніямъ, между прочимъ, такіо факты. Въ 60-хъ годахъ веселящаяся, главнымъ образомъ, дворянская молодежь
   
   вытаскивала изъ земли скамейки въ общественномъ саду, фонарные столбы на улицахъ, перемѣщала вывѣски магазиновъ... Помню, разъ большая компанія чиновной молодежи у О. цѣлую ночь по очереди черезъ каждыя четверть часа звонила къ аптекарю и просила дать на 5 коп. зубного порошка; или мировой посредникъ Б. собралъ всю мѣстную аристократію къ старикамъ Петонди на панихиду, когда они оба были живы и здоровы; или богатый помѣщикъ М., другъ мѣстнаго архіерея, напаиваетъ зазванныхъ имъ проѣзжихъ, чтобы затѣмъ, надѣвъ священническое облаченіе, служить надъ ними панихиду. Такихъ проявленій хулиганства 60-хъ годовъ можно припомнить множество.
   
   "Такихъ проявленій хулиганства" можно вообще много указать. И фактамъ, которые г. Мертваго черпаетъ изъ быта дворянскихъ круговъ, легко противопоставить множество фактовъ изъ быта другихъ круговъ. Достаточно напомнить цѣлую полосу купеческаго "самодурства", не только не преувеличеннаго, но, быть можетъ, смягченнаго Островскимъ. Далеко не безгрѣшна, въ смыслѣ такихъ же проявленій, Растеряева улица Глѣба Успенскаго. Въ другомъ мѣстѣ и по другимъ поводамъ мнѣ приходилось отмѣчать аналогичные факты изъ мѣщанскаго быта 80-хъ годовъ. Среди мѣщанской молодежи тѣхъ временъ былъ, напримѣръ, своего рода обычай устраивать свадебныя драки: мѣстами буквально ни одна свадьба не обходилась безъ того, чтобы въ домъ жениха или невѣсты не ворвалась толпа гулякъ съ цѣлью устроить драку, избить приглашенныхъ на свадебную вечеринку парней или, по крайней мѣрѣ, помѣриться съ ними силой. Съ той же цѣлью помѣряться силой, а иногда свести счеты (главнымъ образомъ, изъ-за дѣвицъ) мѣщанскіе парни, -- тогдашніе, 80-хъ годовъ, -- устраивали время-отъ-времени нападенія на солдатскіе патрули, на ночные полицейскіе обходы. Разбить вооруженный патруль или обходъ считалось особеннымъ геройствомъ, молодечествомъ... Я былъ мальчикомъ, когда въ томъ городѣ, гдѣ протекло мое дѣтство, появились дамскіе турнюры. И помню, съ какой быстротою мальчишки и подростки организовали своеобразную облаву на модницъ. Въ пышныя складки турнюровъ бросали все, что только могла для этой цѣли найти мальчишеская изобрѣтательность: лягушатъ, слизняковъ, червей, куски навоза, папироски, кусочки зажженнаго трута... Совсѣмъ недавно аналогичная непріятность постигла парижскихъ модницъ, попытавшихся щеголять публично "въ слишкомъ смѣлыхъ санкюлотахъ"... Я вообще не знаю ни одного быта, на одной страны, ни одной эпохи, гдѣ нельзя было бы найти соотвѣтствующихъ фактовъ. Но едва-ли всѣ они огуломъ могутъ быть относимы въ разрядъ хулиганства.
   Нѣсколько мѣсяцевъ назадъ офицерской корпораціей одного изъ полковъ, расквартированныхъ на Югѣ Россіи, былъ привлеченъ къ судебной отвѣтственности редакторъ мѣстной газеты за оскорбительныя, по мнѣнію офицеровъ, сужденія въ нѣсколькихъ замѣткахъ и фельетонахъ. На судѣ присутствовалъ лично командиръ полка. Онъ не отрицалъ фактической правильности напечатаннаго въ газетѣ (подвыпившая группа офицеровъ остановила вагонъ трамвая, выгнала пассажировъ, и т. п.), но доказывалъ неосновательность сужденій по поводу этихъ фактовъ. Полковой командиръ указалъ между прочимъ на постоянство разныхъ печальныхъ явленій. Со старины и до настоящаго времени офицерская молодежь порою, подвыпивъ, впадаетъ въ скандалезное и бурное состояніе. Онъ, полковой командиръ, не склоненъ этому потакать. Но настаиваетъ на необходимости осторожнаго, возможно болѣе терпимаго, любящаго отношенія къ офицерской молодежи. За проступки и дикія выходки надо взыскивать. Но нельзя клеймить за нихъ человѣка. Тѣмъ болѣе нельзя клеймить за нихъ всю корпорацію. По разнымъ причинамъ, я не считаю возможнымъ въ настоящее время останавливаться на деталяхъ этого дѣла. Но самъ по себѣ призывъ къ осторожному, возможно болѣе терпимому и любящему отношенію можно лишь привѣтствовать, -- съ одной развѣ оговоркою: такъ надо относиться не только къ офицерской, но и ко всякой другой молодежи, да и ко всѣмъ людямъ.
   Г. Мертваго говоритъ о "шалостяхъ" гвардейскихъ офицеровъ 20-хъ и 30-хъ годовъ и приравниваетъ ихъ къ хулиганству. "Шалостей" было тогда много среди вообще великосвѣтской молодежи. Были "шалости", дѣйствительно, заслуживающія названія: хулиганство. Но, если все сплошь окрестить этимъ терминомъ, то намъ придется, пожалуй, и Пушкина съ Лермонтовымъ объявить хулиганами. Казанскіе студенты 60-хъ годовъ перемѣщали ночью вывѣски торговцевъ, чиновники не давали спать провизору, юнкера въ цѣломъ кварталѣ оборвали обывательскіе звонки... Хулиганство ли это,-- или, по крайней мѣрѣ, все ли тутъ хулиганство? Есть старое и хорошее русское слово: "баловство". И часто бываетъ, что "балуются" ребята. И взрослые не рѣдко "балуются". И не только "балуются", но и "бѣсятся". "Бѣсятся съ жиру". Бѣсятся и отъ другихъ причинъ. И бываютъ такія сочетанія внѣшнихъ и внутреннихъ условій, что человѣку непремѣнно надо "перебѣситься". Вездѣ это бываетъ, но въ особенности тамъ, гдѣ силы человѣка часто не находятъ достойнаго примѣненія И, бываетъ, по тому, какъ "бѣсится" молодой человѣкъ, сосѣди и близкіе благопріятно судятъ о его качествахъ:
   -- Видать, что толкъ будетъ... Ничего, пусть перебѣсится.
   Народное отношеніе къ баловству отнюдь нельзя назвать потакальствомъ. Съ баловниковъ "взыскиваютъ", и порою очень сурово "взыскиваютъ". И все-таки отношеніе къ нимъ остается терпимымъ и осторожнымъ. Чиновники ночью черезъ каждыя 15 минутъ звонили къ аптекарю за зубнымъ порошкомъ... Вѣроятнѣе всего, что это баловство. По старому обычаю, послать этихъ чиновниковъ на гауптвахту не мѣшало бы. Но назвать разузданными людьми, хулиганами -- черезчуръ. Я зналъ городового, который забранное при обыскѣ (по особымъ причинамъ, бережно хранимое семьею, гдѣ былъ обыскъ) евангеліе употребилъ на цыгарки. Это -- присвоеніе чужой собственности, за которое нужно взыскивать. Это -- вандализмъ, некультурность, дикость. Вандализмъ есть во всѣхъ странахъ, -- а въ отсталыхъ и подавно. Очень прискорбно, что въ тзоссіи онъ слишкомъ часто, гораздо чаще, чѣмъ въ культурныхъ странахъ, обнаруживается среди лицъ, состоящихъ на государственной службѣ. Но вандализмъ -- не хулиганство. Въ газетахъ описывалось уже немало случаевъ полицейскаго умопомѣшательства: у городового, околоточнаго, пристава и т. д. скрытая и малозамѣтная психическая болѣзнь мало-по-малу принимаетъ опасныя формы и приводитъ къ дикимъ, нерѣдко очень трагическимъ послѣдствіямъ. Столь же возможны городовые, околоточные, пристава и т. д. пироманы, клептоманы, садисты -- вродѣ судьи подкалывателя, описаннаго Мопассаномъ. Совершенно ненормально, что русское населеніе слишкомъ слабо защищено отъ такихъ возможностей. Но, вообще, бываетъ это среди полицейскихъ, бываетъ и среди обывателей, бываетъ не только въ Россіи. Во всѣхъ странахъ среди нормальныхъ людей незамѣтно живетъ нѣкоторый процентъ душевно-больныхъ. И поступки душевно-больного нельзя называть хулиганствомъ. Описано въ газетахъ не мало и другихъ случаевъ: городовой, не будучи больнымъ, а лишь разсердись, или даже безъ всякой видимой причины оскорбляетъ околоточнаго, бьетъ его, стрѣляетъ въ начальниковъ... То же случается и съ солдатами въ казармахъ. Не зная мотивовъ, мы лишены возможности точно квалифицировать каждый такой поступокъ. И лишь гипотетически, съ большой долей вѣроятія можно предположить, что въ данномъ случаѣ мы имѣемъ дѣло съ проявленіями бунтарства. Бунтарство крайне разнообразно. Оно есть и въ полицейскихъ участкахъ, и казармахъ, и среди обывателей. Кромѣ бунтарства политическаго, есть бунтарство религіозное. Одно изъ яркихъ проявленій послѣдняго недавно оглашено въ печати: "шестяадцатилѣтній крестьянскій парень Воробьевъ похитилъ изъ алтаря Печерскаго (Псковской губерніи) монастыря древній крестъ съ частицами мощей и выбросилъ въ отхожее мѣсто" {"Русское Слово", 16 декабря 1912 г.}. Въ свое время Достоевскій пытался анализировать подобные поступки. Онъ предполагалъ въ ихъ основѣ смятенное религіозное чувство,-- смятенное сомнѣніями, исканіями, болѣзненной жаждой чуда, способнаго устранить сомнѣнія и прекратить тягостнѣйшее состояніе невѣрія. И надо сказать, что дикое кощунство Воробьева можетъ подтвердить мнѣніе Достоевскаго. По газетнымъ описаніямъ, отношеніе самого духовенства къ святынямъ Печерскаго монастыря не можетъ не вызывать смятенія религіозныхъ чувствъ. Оказывается, напримѣръ, что даже главная святыня монастыря, чудотворная икона Богоматери, давно сдана въ аренду одному мѣстному купцу. Купецъ-арендаторъ ежегодно осенью организуетъ крестные ходы, беретъ въ свой карманъ доброхотныя даянія вѣрующихъ чудотворной иконѣ, а монастырская братія получаетъ за все это отъ арендатора опредѣленную письменнымъ договоромъ сумму {"Утро Россіи", 27 ноября 1912 г.}... При такомъ отношеніи пастырей къ святынямъ церкви религіозное бунтарство неизбѣжно. Точно также при извѣстномъ отношеніи власть имущихъ къ священнѣйшимъ понятіямъ государственности неизбѣжно бунтарство политическое. Но бунтарство не есть хулиганство. Если вѣрно, что парень не боленъ психически и что онъ похитилъ брошенный имъ въ отхожее мѣсто крестъ безъ корыстной цѣли, то онъ бунтарь, кощунникъ, преступникъ, но не хулиганъ.
   Передъ только что минувшими праздниками съ однимъ изъ моихъ сосѣдей по улицѣ случилось большое несчастье. Городовой, по своей слабости къ выпивкѣ, зашелъ вечеркомъ къ своему куму и другу. Выпили. Послали еще за выпивкой и закуской. А тѣмъ временемъ, говорятъ, стали шалить, баловаться, возиться. Городовому при этомъ мѣшалъ казенный браунингъ. Онъ хотѣлъ вынуть его изъ кармана и вынулъ. Но -- во время баловства-то -- "спускъ одернулся", и пуля угодила куму и другу въ лобъ. Кумъ тутъ же на мѣстѣ скончался. А городового "отхаживали" сосѣди -- хотѣлъ руки на себя наложить... Опустите переданныя мною вкратцѣ бытовыя подробности. И у васъ получится: городовой зашелъ къ куму и во время выпивки застрѣлилъ изъ револьвера. Сгоряча легко сказать: "хулиганъ". Въ дѣйствительности тутъ есть слабость, "баловство", легкомысліе, неосторожность, несчастье,-- все, что угодно, но не хулиганство. Веру другой случай, во многихъ отношеніяхъ аналогичный. Урядникъ -- также по слабости къ выпивкѣ -- зашелъ въ пивную лавку. И здѣсь въ компаніи пріятелей и собутыльниковъ раскутился. Изрядно выпивъ, сталъ "доказывать": "я здѣсь хозяинъ, что хочу, то и дѣлаю". И хоть собутыльники въ этомъ не сомнѣвались, но урядникъ захотѣлъ подтвердить фактами, что для него, дѣйствительно, законы не писаны. По его приказанію компанія вломилась въ помѣщеніе сидѣльца лавки, подошла къ кровати, на которой лежала молодая дочь сидѣльца; здѣсь, на кровати, была "произведена невѣроятная гнусность".
   
   Послѣ этой невинной шутки компанія снова засѣла за выпивку и веселое пиршество продолжалось {Эпизодъ изъ современнаго быта Симбирской губ. "Русское Слово", 8 ноября 1912 г.}.
   
   Вотъ это, по всѣмъ видимостямъ, хулиганство. И не трудно замѣтить, чѣмъ оно отличается отъ легкомысленнаго баловства и другихъ сопредѣльныхъ понятій. На грѣшной землѣ нѣтъ безгрѣшныхъ ангеловъ. У каждаго человѣка есть низменныя побужденія и противообщественные, звѣрскіе инстинкты. Для обузданія ихъ культурой созданы "громы небесные и земные". Громы небесные,-- сложная совокупность моральныхъ чувствъ, этическихъ воззрѣній, религіозныхъ вѣрованій и представленій. Тамъ, гдѣ это внутреннее, субъективное препятствіе, вслѣдствіе ли этической неустойчивости, моральнаго идіотизма или по другимъ причинамъ, не дѣйствуетъ, получаютъ особо важное значеніе громы земные: во-первыхъ, сдерживающее вліяніе среды, неформальный судъ сосѣдей, улицы, общественнаго мнѣнія; во-вторыхъ, формальный судъ государственной власти. И, пока человѣкъ подчиняется уздѣ, налагаемой самымъ фактомъ принадлежности къ культурному обществу, въ его поступкахъ можетъ быть баловство, легкомысліе даже прямая уголовщина, преступленіе. Но онъ все-таки не хулиганъ. Иное дѣло, когда человѣкъ сбрасываетъ съ себя узду. Освобождается отъ сдерживающихъ моральныхъ или религіозныхъ представленій,-- "не страшны ему громы небесные". На судъ общественнаго млѣнія ему "наплевать". А суда государственнаго онъ не боится,-- напримѣръ, потому, что увѣренъ въ своей безотвѣтственности и безнаказанности. Нѣтъ сдерживающихъ началъ, нѣтъ узды,-- полная "свобода", "что хочу, то и дѣлаю", дикій разгулъ животныхъ, низменныхъ инстинктовъ и побужденій. Это и есть хулиганство.
   Отсюда ясно, сколько глубокой неправды, разнузданнаго, хулиганскаго отношенія къ истинѣ въ довольно распространенныхъ нынѣ разговорахъ о всеобщемъ хулиганствѣ, о повальной "хулиганизаціи народа" и особенно молодежи, и по преимуществу деревенской молодежи. Никакое государство, никакое общество не можетъ существовать, если основная масса населенія не живетъ въ систематическомъ трудѣ, въ условіяхъ трудового быта. Да и не можетъ, физически не можетъ основная масса населенія жить въ иныхъ условіяхъ, -- съ голоду умретъ. Трудовой бытъ самъ по себѣ дисциплинируетъ человѣка, подчиняетъ его извѣстнымъ нормамъ. Онъ построенъ на началахъ сотрудничества, солидарности и взаимопомощи. Ему органически чуждъ дикій разгулъ противообщественныхъ инстинктовъ. Рядовому обывателю-труженику мудрено "наплевать" на судъ окружающей его среды. Общественное мнѣніе въ широкомъ смыслѣ интересуется каждымъ въ отдѣльности взятымъ обывателемъ лишь въ исключительныхъ случаяхъ. Но есть общественное мнѣніе въ узкомъ смыслѣ,-- мнѣніе сосѣдей, "нашей улицы", околотка, деревни, села, товарищей по работѣ и т. д. Съ этимъ малымъ обществомъ жизнь трудового человѣка связана тысячью нитей. Отъ этого малаго общества она во многихъ отношеніяхъ зависитъ. Наконецъ, рядовой обыватель не огражденъ отъ отвѣтственности передъ судомъ государственной власти. Разнузданность трудовыхъ основныхъ массъ населенія логически немыслима и физически невозможна. Изъ этого общаго правила могутъ быть и бываютъ исключенія. Но объ исключеніяхъ и надо говорить, какъ объ исключеніяхъ.
   Возможности мѣняются, лишь только мы переходимъ отъ основныхъ массъ населенія къ слоямъ, оторвавшимся отъ трудового быта. Вернемся на минуту къ городовому, который друга и кума нечаянно застрѣлилъ... Что собственно мѣшаетъ ему разнуздаться? Боязнь подпасть подъ судъ государственной власти? Но въ извѣстныхъ случаяхъ и при томъ какъ разъ тамъ, гдѣ дѣло касается важнѣйшихъ правъ обывателя, онъ огражденъ отъ суда и отвѣтственности специфическими законами. Менѣе формаленъ, но поэтому и болѣе значителенъ, какъ обуздывающій регуляторъ, судъ общественнаго мнѣнія. И въ Европѣ этотъ регуляторъ пользуется большимъ уваженіемъ. Каждый, напримѣръ, англійскій полисменъ прекрасно знаетъ, что ему скажетъ начальство, если онъ вооружитъ противъ себя общественное мнѣніе своего района. Но что такое общественное мнѣніе для нашего городового? "Ноль вниманія". Не только вполнѣ возможно, но, бываетъ, прямо таки выгодно "наплевать". Есть начальники, которые убѣждены: если полицейскимъ недовольны жители, значитъ,-- онъ хорошій служака и его надо поощрять... И если городовой тѣмъ не менѣе не разнуздывается, то въ значительной мѣрѣ потому, что самъ себя держитъ въ |ѣздѣ,-- "Бога боится". Околоточный "освобожденъ" еще больше, приставъ еще больше, о губернаторахъ и высшихъ чинахъ говорить не стоитъ. И то же самое на всѣхъ другихъ административныхъ поприщахъ: гипертрофированное огражденіе въ извѣстныхъ, задѣвающихъ важнѣйшія права народа, случаяхъ отъ формальнаго государственнаго суда и уродливая, построенная на враждебномъ отрицаніи одного изъ важнѣйшихъ орудій культуры, независимость отъ неформальнаго общественнаго суда. Остается надежда на самообузданіе. Но, вѣдь, эта ниточка легко можетъ оборваться. Хорошо, что городовой "Бога помнитъ". Ну, а если забудетъ, хотя бы и нечаянно,-- напримѣръ, по пьяному дѣлу, какъ тотъ урядникъ, который учинилъ надругательство надъ дочерью сидѣльца пивной лавки? Что, если городовой плохо помнитъ Бога? а, можетъ быть, и совсѣмъ не помнитъ, и не желаетъ помнить, -- наоборотъ, желаетъ, чтобы и къ нему полностью относились слова: "не страшны тебѣ громы небесные, а земные ты держишь въ рукахъ"... Вотъ, вѣдь, почему есть нѣчто задѣвающее въ безусловно правильномъ призывѣ упомянутаго выше полкового командира -- осторожно и терпимо относиться къ проявленіямъ баловства со стороны офицерской молодежи. Достаточно ли ограждено общество отъ этого баловства? Правильно ли поставленъ вопросъ объ отвѣтственности офицера въ случаѣ его столкновенія съ обывателемъ? И если неправильно, то гдѣ гарантія, что баловство не можетъ слишкомъ легко перейти въ прямую разнузданность низменныхъ инстинктовъ, живущихъ въ каждомъ человѣкѣ, какъ первородный грѣхъ?
   Наравнѣ съ служилымъ людомъ стоитъ и часть такъ называемыхъ командующихъ классовъ. Дѣти, избитыя г. Батезатуломъ, очень обузданы,-- даже черезчуръ. Но, вѣдь, и г. Батезатулъ не ангелъ. Первородный грѣхъ и въ немъ живетъ. А въ какой мѣрѣ онъ обузданъ? Страхомъ отвѣтственности передъ государственнымъ судомъ? Не будемъ лицемѣрить, -- всѣмъ намъ хорошо извѣстна степень этой отвѣтственности. Или, можетъ быть, г. Батезатулъ боится общественнаго мнѣнія? Но отъ солидарности съ общественнымъ мнѣніемъ въ широкомъ смыслѣ этого понятія гг. Батезатулы давно и сознательно отказались. А узкое, групповое общественное мнѣніе, съ которымъ г. Батезатулъ, вѣроятно, считается, слишкомъ ужь самобытно. Это въ буквальномъ смыслѣ слова особое мнѣніе,-- существенно отличное не только отъ общенароднаго, но и отъ современнаго намъ общечеловѣческаго. По понятію всего культурнаго человѣчества, нельзя бить дѣтей. По понятію данной группы, при извѣстныхъ условіяхъ не только можно, но и слѣдуетъ. По понятію всего культурнаго человѣчества, предосудительно содержать своихъ собакъ на общественный счетъ. По понятію группы,-- это дѣло обыкновенное. Чѣмъ же связаны первородные грѣхи г. Батезатула? Тѣмъ, что онъ "Бога помнитъ". Охотно вѣрю. Но, когда мнѣ говоритъ эти слова городовой, я его понимаю, ибо онъ разумѣетъ подъ ними въ сущности то же, что и весь народъ. Въ группѣ, къ которой г. Батезатулъ принадлежитъ, мораль во многихъ отношеніяхъ отличная отъ народной. Допустимъ, что это несущественно (хотя, въ дѣйствительности очень существенно)... Ну, а если сосѣдъ г. Батезатула не помнитъ Бога, забылъ, или не хочетъ помнить, а говоритъ: не страшны мнѣ громы небесные, а земные я держу въ рукахъ?.. Вѣдь, получится-то при этихъ условіяхъ самый что ни на есть настоящій хулиганъ. И не противоестественное ли направленіе получили труды по выработкѣ мѣръ противъ хулиганства? Люди, обузданные слишкомъ слабо или даже вовсе разнузданные, стали думать и разсуждать, какую бы новую узду наложить на другихъ людей, которые и безъ того черезчуръ обузданы. И придумали: обузданныхъ еще больша обуздать, а необузданныхъ еще больше освободить отъ сдерживающихъ ограниченій путемъ дальнѣйшей замѣны правового порядка порядкомъ административнымъ. И это называется не мѣрами распространенія и насажденія хулиганства, а мѣрами борьбы съ хулиганствомъ.
   Наравнѣ съ частью "командующихъ" стоитъ часть не командующихъ, но слишкомъ ужь разсудительныхъ обывателей, "способныхъ понимать", что "но нынѣшнимъ временамъ честно жить лѣтъ никакого разсчета". Какой въ самомъ дѣлѣ, разсчетъ трудитися, по камешку, по песчинкѣ накапливать благосостояніе, если Оно въ любую минуту можетъ быть опрокинуто пьянымъ капризомъ любого безотвѣтственнаго и разнузданнаго героя? Ариѳметически выгоднѣе порвать съ трудовымъ бытомъ, плюнуть на разговоры сосѣдей, села, околотка, а отъ перуновъ государственной Власти, пользуясь безотвѣтственностью и безнаказанностью ея ближайшихъ представителей, оградиться ежемѣсячными данями. "Дадено" -- и дѣлай, что хочешь. Хочешь -- водкой торгуй, хочешь -- притонъ держи, хочешь -- краденое скупай, хочешь -- фальшивыя ассигнаціи сбывай, хочешь -- поджогами промышляй; а захотѣлось повеселиться -- умыкай чужихъ женъ и дочерей, насилуй малолѣтнихъ,, "Нынче все можно"... Если дѣйствовать съ умомъ и хорошо давать -- законъ не услышитъ. "Умный человѣкъ" можетъ жить въ свое удовольствіе, даже ничего не давая или давая очень немного. Мы видѣли, напр., что урядникъ охальничалъ надъ дѣвушкой не одинъ, а въ компаніи пріятелей и собутыльниковъ. Уряднику дана такая огромная власть, что его пріятели и собутыльники по деревцемъ и селамъ занимаютъ приблизительно такое же положеніе, какое подобаетъ въ губернаторскихъ резиденціяхъ помпадуршамъ, а въ столицахъ "людямъ случая", Самому уряднику сватъ, кумъ или другъ-пріятель, -- значитъ, дерзай... Это и до "обновленнаго строя" было. А при "обновленномъ строѣ" и вовсе стало свободно. Не надо "давать" уряднику, не надо даже дружить съ нимъ; достаточно записаться въ "союзъ", создать себѣ репутацію "патріота" -- и становись маленькимъ "Иліодоромъ", дѣлай, что хочешь, попирай законы, издѣвайся надъ протестами общества и не бойся офиціальной государственной власти,-- наоборотъ, ея представители будутъ тебя бояться и не посмѣютъ тронуть, даже если ты учинишь надъ ними прямое надругательство. Конечно, -- все будетъ сходить съ рукъ лишь до поры до времени. Но хулиганство, вѣдь, и не можетъ разсчитывать на долговѣчность. Пусть хоть день одинъ погулялъ, за то досыта натѣшился, При нормальныхъ условіяхъ, когда общественное мнѣніе бережно культивируется и уважается, какъ огромная творческая и вмѣстѣ охранительная сила, явно разнузданный человѣкъ не долго погуляетъ и потѣщится. Но, вѣдь, это одно изъ огромныхъ бѣдствій Россіи, что общественное мнѣніе во внутренней государственной политикѣ оцѣнивается совсѣмъ ненормально. До Цусимы этой силой просто пренебрегали или третировали ее. какъ не опаснаго врага. Затѣмъ она показала себя. Стало ясно, что общественное мнѣніе, дѣйствительно, сила, горы потрясать можетъ. Послѣ этого ее стали разсматривать, какъ врага опаснаго, страшнаго. И все столыпинское "успокоеніе" фактически въ значительной мѣрѣ сводится къ обостренной борьбѣ противъ общественнаго мнѣнія, къ старательному подрыву его авторитета. Одно изъ самыхъ крайнихъ проявленій этой попытки разрушить важнѣйшій устой культурнаго общества досталось какъ разъ на долю тѣхъ "сельскихъ мѣстностей", гдѣ теперь ищутъ "хулигановъ". Появились всякаго рода люди, давно порвавшіе связь съ трудовымъ бытомъ деревни, и стали на законномъ основаніи, по нагло смѣяться надъ общественнымъ мнѣніемъ. Слишкомъ легко стало "плевать" на него: "дай" писарю, пойди къ земскому,-- и тебѣ отрѣжутъ, что бы тамъ ни говорила вся деревня и вся Россія, лучшій кусокъ общественной земли. Отецъ пьяпица, устранившійся отъ хозяйства, которое ведутъ дѣти, очень просто и очень легко можетъ плевать на понятія о правѣ, о справедливости, на мнѣніе и мѣстнаго общества и всей страны,-- укрѣпилъ за собою семейную, изъ рода въ родъ переходившую собственность и пропилъ...
   Въ обществѣ, какъ и въ индивидѣ, есть инстинктъ самосохраненія. Общество "нутромъ чувствуетъ", что, если упразднить сдерживающую силу его коллективнаго суда, то все разсыплется, каждый станетъ самъ по себѣ, каждый сможетъ сказать: "до Бога высоко, до царя далеко, -- что хочу, то и дѣлаю". Тогда настанетъ бытовая анархія и повальное братоубійство. "По мѣрѣ возможности" общество подчиняетъ желающихъ "плевать" на его мнѣніе, а, если нельзя подчинить, воздѣйствуетъ. При отсутствіи позволительныхъ способовъ воздѣйствія, пускаются въ ходъ, какъ неизбѣжное зло, способы непозволительные,-- свои средствія... Для каждаго отдѣльнаго человѣка это страшно скользкій путь. Малѣйшій невѣрный шагъ,-- и человѣкъ катится по наклонной плоскости "на дно", -- въ земной адъ, гдѣ мучаются тѣлесно и душевно всѣ разоренные, обездоленные, оступившіеся, потерявшіе себя. Въ этомъ аду и до Цусимы непропорціонально много было у насъ народа. При "обновленномъ строѣ" онъ прямо-таки переполнился (число однихъ обезземеленныхъ увеличилось на добрый милліонъ). А попавшій на дно какъ бы ускользаетъ отъ сдерживающихъ началъ трудового быта. Что ему общественное мнѣніе? И "удъ государственной власти совсѣмъ перестаетъ быть страшнымъ, ибо жизнь "на днѣ" такъ безнадежна, такъ полна моральнаго униженія и матеріальныхъ лишеній, что -- "все равно" терять нечего: живъ -- ладно, завтра убьютъ или повѣсятъ,-- будетъ, пожалуй, еще ладнѣе, а ежели тюрьма, то тамъ, по крайности, каждый день пища. "На днѣ" человѣкъ становится, такъ сказать, антиподомъ безотвѣтственнаго администратора, -- если сдерживается, то по собственной иниціативѣ, "памятуя о Богѣ". Но трудно это,-- въ аду помнить о Богѣ. И вообще трудно, а теперь, кажется, въ самомъ воздухѣ стопъ стоитъ отъ людодерства; нѣтъ отдыха отъ словъ: избили, изсѣкли, испекли за живо, припекали папироской, раззорили, убили... Кажется, сверху не идетъ ничего такого, что могло бы воспитательно и ободряюще вліять на придавленнаго, впавшаго въ несчастье человѣка. Нѣтъ оттуда добрыхъ облагораживающихъ примѣровъ. А недобрымъ, побуждающимъ разнуздываться, рождающимъ и обостряющимъ злобныя, мстительныя чувства, -- конца нѣтъ... Одни разнузданы нераціональнымъ порядкомъ отвѣтственности -- отсюда идетъ линія хулиганства злостнаго,-- вродѣ злостнаго банкротства. Другіе разнузданы потому, что они жертвы этой нераціональности, выбиты ею изъ колеи, раззорены... Отсюда идетъ линія хулиганства несчастнаго. И возникаетъ оно не только вслѣдствіе матеріальнаго раззоренія и опустошенія. Есть опустошеніе болѣе тонкое.
   Повторяя слова покойнаго Столыпина: "въ Россіи всѣ недовольны", "Новое Время" въ новогоднемъ политическомъ обзорѣ дѣлаетъ попытку объяснить общее недовольство "разнообразными проявленіями, повидимому, весьма распространеннаго административнаго произвола" {1 января.}. Дѣло однако не въ одномъ лишь фактѣ произвола. Положимъ, урядникъ раззорилъ обывателя. Не только для раззореннаго, но и для всѣхъ окружающихъ это тяжело, прежде всего, какъ неправда. Но самъ по себѣ фактъ произвола еще не доказательство, что нѣтъ правды. Пусть она далеко, пусть до нея трудно дойти. Но, пока теплится въ человѣкѣ вѣра, что правда все-таки есть, -- жить можно. Иное дѣло, когда на мѣсто этой вѣры является увѣренность, что, сколько ни ищи правды, а ничего, кромѣ "ставки на сильныхъ", афоризмовъ г. Меньшикова, благопристойности г. Пуришкевича и разныхъ другихъ столь же пріятныхъ вещей не найдешь. Тутъ возникаетъ уже не простое недовольство, а нѣчто болѣе сложное... Изстари и понынѣ существуетъ группа бытовыхъ явленіи, опредѣляемыхъ формулой: "не пріемлю міра и его неправды". Этотъ ручеекъ и при обыкновенной русской погодѣ никогда не пересыхалъ у насъ,-- не могъ пересохнуть. А, когда настала нынѣшняя чрезвычайная непогодь, къ нему устремились обильныя воды. И это нынѣ не ручеекъ, даже не рѣка, -- а, быть можетъ, цѣлое море. Не просто недовольны люди, а не пріемлютъ они нынѣшняго порядка и его неправды. Не только матеріально задѣваетъ онъ, не только тревожитъ совѣсть и оскорбляетъ честь, -- онъ вселяетъ отчаяніе, ибо въ немъ люди не видятъ правды. Крайне симптоматично отмѣченная мною выше дѣтская игра "въ бунтъ". Для кого же секретъ, что сейчасъ въ Россіи многое множество рядовыхъ обывателей живетъ надеждой на то, во что играютъ дѣти? Какъ бы ни относиться къ такой "вѣрѣ", но лучше ужь она, чѣмъ полное отчаяніе, совершенной бёзйй* дёжность. Если человѣкъ совсѣмъ ничего впереди не видитъ и не ждетъ, ТО Что же ему остается? Съ колокольни внизъ Головой? Или взять ножъ и "погулять"? Чего бояться, когда самая жизнь немила и ненужна? Съ какой стати человѣкъ будетъ прислушиваться къ общественному мнѣнію, если онъ презираетъ самое общество за кажущуюся дряблость и безсиліе? И во имя чего ОНъ станетъ себя обуздывать? Создается такимъ образомъ источникъ хулиганства, также несчастнаго, но рождаемаго не матеріальными потерями, а тѣмъ, что сложившіяся общія условія убиваютъ вѣру въ правду, вселяютъ безнадежность и отчаяніе.
   По аналогіи съ банкротствомъ -- легко бы доказать, что аналогія тутъ не только внѣшняя -- при существующихъ условіяхъ не можетъ не возникнуть хулиганство неосторожное, неосмотрительное. О деревенскихъ парняхъ говорятъ: такіе-то они И сякіе-то. Поскольку обвиненіямъ придаютъ огульный характеръ, онй, повторяю, несостоятельны. Но проходить безслѣдно нынѣшнія общія условій не могутъ. На очень многихъ, напримѣръ, площадная ругань нѣкоторыхъ благородныхъ господъ въ III Думѣ дѣйствовала, капъ видъ пьянаго илота. Но, конечно, не на всѣхъ... Господа въ Думѣ вонъ какъ "выражаются",-- почему же -- можетъ сказать тотъ или иной деревенскій парень -- и мнѣ "не выражаться"? Урядникъ -- первѣйшее лицо въ деревнѣ и высшая власть -- по пьяному дѣлу учинилъ гнусность на дѣвичьей кровати,-- почему парень не можетъ этому примѣру подражать? Если разнузданный баринъ "поступилъ" съ женою мужика, то почему другому мужику не поступить такъ же съ чужой женою, хотя бы и барыней? Я не считаю вполнѣ правильнымъ ходячее мнѣніе объ особенной заразительности дурныхъ примѣровъ. Въ психологіи и соціальной жизни много значитъ законъ контрастовъ. Отъ родителей-пьяницъ не такъ ужь рѣдко происходятъ дѣти, возводящія трезвенность въ культѣ. Гнусности типичнаго хулигана прошлыхъ лѣтъ, Ѳедора Павловича Карамазова, внушаютъ вполнѣ опредѣленныя чувства не только "праведному" сыну Алешенькѣ, но и "разбойнику" Митенькѣ. Пусть въ порядкѣ подсознательномъ карамазовскіе примѣры дѣйствуютъ въ большей или меньшей мѣрѣ растлѣвающе: они Дразнятъ зоологическое въ человѣкѣ. Но, если человѣкъ достаточно сознателенъ, твердо различаетъ правую руку отъ лѣвой, -- онъ не беззащитенъ. Однако не всѣ же сознательные. Есть и малосознательные. Есть и не умѣющіе отличить правой руки ОТЪ лѣвой,-- способные видѣть въ дурномъ примѣрѣ удаль, молодечество или одно изъ пріятныхъ правъ и привилегій "благороднаго званія". Слишкомъ много теперь соблазнительнаго для "малыхъ сихъ". И каждый такой соблазненный можетъ натворить большихъ бѣдъ, прежде чѣмъ жизнь образумитъ его. А чаще всего соблазненный спотыкается, падаетъ и гибнетъ, прежде чѣмъ ему станутъ понятны вразумляющіе уроки жизни.
   Аморальность, господство противообщественныхъ, центробѣжныхъ въ соціальномъ смыслѣ началъ,-- таковы основныя свойства современныхъ намъ общихъ условій. Конечно, въ многообразныхъ направленіяхъ они вліяютъ на народную жизнь. Я старался отмѣтить лишь тѣ линіи вліянія, которыя мнѣ представляются наиболѣе существенными и кардинальными. Но, во всякомъ случаѣ, при господствѣ такихъ началъ не можетъ не возникнуть чрезмѣрнаго обилія центробѣжныхъ въ соціальномъ смыслѣ поступковъ и явленій.

А. Петрищевъ.

"Русское Богатство", No 1, 1913

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru