Первухин Михаил Константинович
Санта-Кьяра

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Из итальянских акварелей).

Михаил Первухин

Санта-Кьяра

(Из итальянских акварелей.)

   ...Покуда Тонио Карбони не поплатился, -- можно было еще сомневаться. Но когда его собственный осел, серый "Кекко", всегда послушный и кроткий, всегда рассудительный и спокойный, -- вдруг, без всякой видимой причины, озлился и схватил Тонио за руку зубами и сломал эту руку, как тростинку, -- почти ни у кого уже сомнений не оставалось, тем более, что "Кекко" изгрыз руку Тонио не где-нибудь, а именно перед самым входом в церковь.
   Ну, если на то пошло, то знаменья были и раньше. Только на них просто-напросто мало кто обращал внимание.
   Вот, например, хотя бы история с Нанниною Бьянкелли: бежала девушка, запозднившись, домой, и в узком проходе под сводами увидела впереди себя медленно шедшую женщину, которая, казалось, плакала. В Наннине заговорило любопытство. Она прибавила шагу, чтобы догнать плачущую женщину. Выскочила на пьяццу -- а там никого. Женщина исчезла, словно растаяла в воздухе. А деваться ей было некуда... Ну, и сама Наннина потом говорила, что незнакомка была очень похожа на ожившую статую Санта-Кьяры, но не на ту новую, которую, против воли большинства прихожан, ввел во храм дон Габриэле, этот новатор, -- а на добрую, старую-престарую статую, пред которою преклонялись обитатели Маринеллы добрых двести лет. На ту статую, которую дон Габриэле осмелился ограбить, раздеть и поместить попросту в ризницу, туда, где валялись изломанные паникадила, изорванные требники, изношенные стихари.
   Ну, и он, дон Габриэле, на место старой добренькой Санта-Кьяры, перед которою столько слез было пролито добрыми людьми на протяжении двух столетий, и столько свечей сожжено, и столько молитв произнесено, -- на её место он водворил новую Санта-Кьяру, выписанную им из какой-то неаполитанской мастерской.
   Очень может быть, что эта новая Санта-Кьяра тоже была ничего себе... Но ведь она заняла чужое место, и старой Санта-Кьяре это не могло быть приятно. Да доведись хоть на кого, в самом деле! Добрых двести лет люди чтили старую статую, возжигали перед нею свечи, приносили ей дары, ежегодно шили для неё, собрав деньги по подписке, роскошное атласное платье с тонкими кружевами, убирали ее, как невесту, лентами. Два раза в год устраивали "процессию": носили красиво убранную статую по главным улицам городка, спускались с нею к морю, к рыбацкому поселку. И там рыбаки помещали чтимую статую на убранную коврами и цветами большую лодку и выплывали с нею в море, к отмели: Санта-Кьяра, ведь, по преданию, сама была простою рыбачкою раньше, чем сделаться святою и пострадать от руки злых язычников. Ну, и она считается покровительницею рыбаков, хотя, конечно, ей и трудненько таки тягаться в этом деле с Сан-Николою. Того, Сан-Николу, Иисус всегда выслушивает внимательно. А Санта-Кьяра только женщина... Но ведь каждый делает; что может, и чем же бедняжка Санта-Кьяра виновата, что на небе Сан-Никола, как мужчина, пользуется большим влиянием? Ну, и после такого почета -- вдруг, ни за что, ее, бедняжку, лишили всего. Как это вышло, я сейчас расскажу.
   ...Так вот, старую статую чтили около двух сотен лет. И все шло хорошо. И так же шло бы и впредь. Но года полтора назад на острове появился дон Габриэле, -- новый "парроко", молодой еще священник, пришлый человек, гордый своим родством с каким-то кардиналом и гордый своим высшим образованием. И он с первых же шагов показал, что с традициями населения Маринеллы он считаться не намерен, и что впредь он все будет делать по своему, по новому.
   И сейчас же началось гонение на старую чтимую статую: дон Габриэле, видите ли, нашел, что статуя, вырезанная из мягкого дерева и раскрашенная масляными красками, слишком одряхлела и потеряла всякий вид. Может быть это было и правдою: ведь жучек-древоточец, действительно, забрался таки в дерево и просверлил в нем целый лабиринт извилистых ходов, попортил не только фигуру Санта-Кьяры, но и её лик. Кроме того, на протяжении двух столетий, статую ремонтировали раз десять, если не больше, и так как ремонт доверялся сакристанам, а это были просто любители, то расправлялись они с Санта-Кьярою довольно бесцеремонно: попросту покрывали и лик, и фигуру, и голову -- новым слоем масляной краски, даже не позаботившись о том, чтобы очистить старый слой, и в результате даже лицо святой потеряло очертание.
   Но что же из этого следует?
   Во всяком случае, удалять старенькую и добренькую Санта-Кьяру из любимого ею храма никто не имел права. Сажать на её место новую статую, хотя и блещущую свежестью ярких красок, но больше похожую на модную куклу, чем на изображение святой, -- не следовало. Так на это дело смотрел и старый парроко, дон Эрнесто, прослуживший Санта-Кьяре без малого пятьдесят лет и теперь вынужденный остаться не у дел и уступить место старшего священника пришельцу, дону Габриэле, только потому, что его, дона Эрнесто, разбил на старости паралич, и он стал косноязычным. Так смотрело и большинство прихожан, формулируя свой взгляд просто:
   -- Старая Санта-Кьяра была ведь хороша для наших отцов, дедов и прадедов. За что же ее сдавать в склад старых вещей! Зачем брать на её место новую? Еще Бог ее знает, какою эта новая окажется...
   Но дон Габриэле был снедаем честолюбием. Все молодые священники таковы: им кажется, что до них все делалось не так, как следует, и они, едва вступив в должность, принимаются все переделывать по-своему. А тут у дона Габриэле оказалась и сильная рука: местный епископ считал его своим лучшим учеником и одобрял все, что дон Габриэле затевал. Молодому священнику удалось повлиять на некоторых богатых прихожан и заставить их раскошелиться на сравнительно крупные пожертвования. Он отремонтировал старый, дряхлый храм, помнивший еще те времена, когда на острове добрых семьдесят лет просидели тунисские пираты, приведенные сюда знаменитым Хайреддином Барбароссою. Дон Габриэле подновил живопись на потолке и приобрел полный комплект церковной утвари. А потом он подобрался и к старой Санта-Кьяре.
   На грех подвернулась еще та полоумная англичанка, леди Леннокс, -- старая дура, перешедшая в католичество, но оставшаяся такою же дурою. И вот, на деньги Леннокс дон Габриэле, не спросивши прихожан, приобрел великолепную, новую статую Санта-Кьяры. А когда статуя была доставлена -- не в процессии, не с крестным ходом, а попросту в большом деревянном ящике, -- он, дон Габриэле, поставил прихожан лицом к лицу с уже совершившимся фактом, и ...
   И дряхлую старую статую сдал в ризницу, а на её место водворил новую. И одним из главных помощников его при этом был именно Тонио Карбони, зеленщик.
   Прихожане, если сказать по совести, в первое время были ошеломлены, растерялись, и хотя многие и ворчали, упрекая нового священника в самовольстве, но до открытого протеста дело так и не дошло. Люди ограничились только тем, что ворчали и говорили:
   -- Посмотрим, посмотрим, что из этого всего выйдет!
   Но хорошего выходить стало мало...
   Старая Санта-Кьяра, сосланная в ризницу, на первых порах и виду не подала, что она смертельно оскорблена незаслуженною ссылкой и тем, что теперь все почести оказываются не ей, а её преемнице. Но она и не подумала уступать без бою свои права пришелице. Только действовала она очень осторожно и так, что далеко не всякому была видна её рука.
   Начала она с того, что послала бездождие. Ну, а если нету дождя, то, понятно, страдают виноградники. И они, действительно, стали таки страдать. Но Санта-Кьяра ошиблась, плохо рассчитала: бездождие то оказалось на руку многочисленному торговому люду, прокармливавшемуся форестьерским промыслом, т. е. содержателям гостиниц, ресторанов, кафе, разного рода лавчонок и мастерских. Форестьерский сезон оказался отличными, -- и многие не замедлили перейти на сторону новой Санта-Кьяры, явно им покровительствовавшей. Старая рассердилась, но пришипилась в своей ризнице. А когда в первых числах июля была организована традиционная "морская процессия", она, старая Санта-Кьяра, попросила кого-то из влиятельных святых, и тот устроил бурю и развел на море такое волнение, что лодка рыбаков, везшая новую Санта-Кьяру, чуть не потонула, и один гребец сломал себе руку.
   Но и новая Санта-Кьяра, надо признаться, в долгу не осталась и чисто по-женски повернула оружие старой против неё же самой: ветром сорвало несколько черепиц с приюта для старух, и одна черепица, падая, так огрела по спине семидесятилетнюю корзинщицу Аннунциату, что ту замертво сволокли в больницу. А эта Аннунциата, надо вам сказать, больше всех кричала против пришелицы.
   Ну вот, все население и разбилось на два лагеря: одни за обиженную старую Санта-Кьяру, другие за её преемницу. Одни за дона Габриэле, другие против него. И посыпались жалобы к епископу, и начались всякие недоразумения. А когда "Кекко" как раз против врат храма изгрыз руку Тонио, всем уже стало ясно, что дело то совсем не ладно, и что, во всяком случае, виноват дон Габриэле... И тогда многие из сторонников новой Санта-Кьяры заколебались и готовы были бы отпасть от неё и перейти на сторону сосланной и томившейся в ризнице, -- но ведь и это сделать не так-то просто: новая то оказалась, как доказал уже эпизод с Аннунциатою, мстительною и злопамятною. Изменишь ей, а она возьмет да и устроит какую-нибудь пакость...
   Дело запутывалось и запутывалось все больше и больше. А потом разразился и кризис. И вышло это так:
   Несколько недель спустя, после несчастья с Тонио, был праздник в честь Санта-Кьяры. Как всегда, -- была устроена религиозная процессия. Еще накануне из Амальфи, Сорренто, Кастелламаре и даже из Неаполя съехалось много форестьеров, и прибыло несколько священников. Сторонники старой Санта-Кьяры воспользовались случаем и прислали к дону Габриэле специальную делегацию, во глазе которой стоял старый рыбак Спадаро. Делегация эта предложила дону Габриэле попытаться примирить двух враждующих святых и таким образом положить конец народной распре: пусть в процессии примут участие обе Санта-Кьяры, и новая, и старая. Пусть даже новую несут впереди, хотя, конечно, по совести первое место то следовало бы отвести именно старой статуе. Но пусть ей будет отведено хотя бы и второе место: потерпев столько в ссылке, она, вероятно, обрадуется хоть и тому, что ей все же оказывают честь.
   Но дон Габриэле уперся, как бык. Даже побагровел! И стал кричать, что это -- язычество, и что он скорее сожжет старую статую, чем допустит... и прочее и прочее.
   Ну, разумеется, сторонников бедненькой ссыльной Санта-Кьяры это привело в негодование: дон Габриэле отказывается считаться с интересами населения, вводит свои законы. Но ведь не паства для священника, а священник для паствы!
   И когда дон Габриэле наотрез отказался разрешить старой Санта-Кьяре принять участие в процессии, сторонники её решили бойкотировать процессию: пусть весь мир видит, как люди умеют отстаивать свои законные права!
   В назначенный час, после литургии, толпа сторонников новой Санта-Кьяры вылилась на городскую пьяццу. Из храма вынесли роскошно одетую в голубое атласное платье, шитое серебром, новую Санта-Кьяру. Дюжие "факкини" с рынка подставили свои могучие плечи под длинные поручни носилок, подняли их и понесли. Залились колокола. По знаку церковного регента, хор приютянок "Дети Иисуса" заголосил гимн в честь Иисуса и Санта-Кьяры. Теплый весенний ветерок весело заиграл пучками пестрых, ярких шелковых лент, украшавших статую, и полотнищами хоругвей. Процессия спустилась с каменной паперти старого храма по истертым гранитным ступеням на пьяццу и направилась к старому, почти пересохшему фонтану у отеля "Квисисана". Любящие подобный зрелища форестьеры толпою устремились вслед за процессией. Но когда процессия уже втянулась в узкую, извилистую уличку, носящую имя "Корсо Гарибальди", на пьяцце, где осталось многое множество людей, по большей части стариков, произошло движение. Рыбак Спадаро -- он всегда был человеком горячим -- сорвал с себя старый красный берег, истоптал его ногами и закричал:
   -- Так нет же! Люди Маринеллы! Или мы покорно допустим такое посрамление нашей святой, нашей покровительницы, томящейся в темнице нечестивых? Да здравствует святая узница! Свобода, Свобода!
   Другие рыбаки откликнулись:
   -- Свобода! Свобода!
   Спадаро, как разъярённый лев, кинулся к дверям храма. Хромой служка пытался не пустить толпу в храм, но его стащили с паперти, бросили в кантину зеленщика и заперли двери. Толпа ворвалась в храм, Спадаро собственноручно разломал двери ризницы. Нашли и старые носилки, и полдюжины ветхих хоругвей, и полуизломанные распятья, -- все то, что давным-давно вышло из употребления и хранилось в ризнице, как старье.
   Кто первый схватился за стоявшую в темном, сыром углу и улыбавшуюся благостною улыбкой Санта-Кьяру Изгнанницу и Узницу?
   Кто же, как не Тонио Карбони!
   И это он кричал, как исступлённый:
   -- Прости, прости нас, маловеров, святая страдалица!
   В мгновение ока старая статуя была вознесена на носилки. Женщины, в экстазе, срывали с себя коралловые ожерелья и нитки с искусственным жемчугом, чтобы украсить ими Узницу. Девушки, дрожащими от страстного нетерпения пальцами разрывали на полосы шелковые платки и мастерили из них ленты. Кто-то притащил целую корзину алых роз. В мгновение ока статуя оказалась пышно убранною цветами и лентами. И вот, загорелые рыбаки подхватили носилки, понесли. И, неведомо откуда, сбежались музыканты муниципального оркестра со своими инструментами. Звякнули литавры. Зарокотал барабан. Запели медные трубы. Старухи из приюта, таща под руки дряхлую Аннунциату, затянули гимн "Сладчайшему Иисусу", и процессия вылилась на пьяццу.
   ... Да, это была процессия, можно сказать! Совсем, как в добрые старые времена! И над толпою, валившею по улице, торжественно плыла на своих дряхлых носилках освобожденная, наконец, святая Узница! И многие видели, как по её щекам катились слезы умиления! И это было, конечно, чудо!
   -- К фонтану! К фонтану! слышались голоса.
   И процессия направилась к фонтану.
   Ну, а тут и произошло это. Из-за чего потом столько шуму было в печати, и пришлось вмешаться властям, и бедняга Спадаро в восьмой или девятый раз попал в тюрьму...
   Две процессии столкнулись перед фасадом "Квисисаны". Вышло все само собою, без воли людей: задние напирали на передних, вот и все. И вот, передние ряды обеих процессий столкнулись. Кто-то закричал, а что -- так и осталось невыясненным, потому что все смешалось. Одни вообразили, что на них нападают и стали защищаться. Замелькали кулаки. Дон Габриэле имел неосторожность кинуться в свалку. Люди подумали, что он добирается до старой Санта-Кьяры с намерением свергнуть ее с носилок. Ну, и кто-то сбил молодого священника с ног, а другой кто-то вскочил на носилки новой Санта-Кьяры и сорвал с её плеч фату. И пошло, и пошло...
   Синьор-синдик, он же хозяин "Квисисаны", находившийся на балконе с группою знатных форестьеров, выстрелил в воздух из револьвера, чтобы привлечь внимание полиции. Толпа ринулась в бегство. Обе статуи рухнули на землю.
   И когда потом некоторые смельчаки рискнули выйти на улицу, то увидели, что новая Санта-Кьяра превратилась в безобразную груду из серой бумажной массы, а старая, сделанная из дерева, оказалась с отбитыми руками, отбитой головою и расколовшимся торсом. Но глава освобожденной Узницы все же лежала лицом к небу и словно улыбалась. Она таки одержала победу над соперницею, наша старая добренькая Санта-Кьяра!
   А чем кончилось все это?
   Ну, у дона Габриэле оказалось сломанным одно ребро, и ему пришлось ехать лечиться в Неаполь. И епископ, во избежание дальнейших осложнений, перевел его в другой приход. Спадаро, конечно, попал в тюрьму, так как имел неосторожность плюнуть в лицо пытавшемуся оттащить его в сторону карабинеру, и это сочли за оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей.
   Починить статуи оказалось невозможным. Не говоря уже о новой Санта-Кьяре, которая ведь была сделана попросту из папье-маше, и которую в свалке истоптали и обратили в ничто, но и с бедняжкою Освобожденною Узницею ничего сделать было нельзя, потому что дерево, из которого статуя была вырезана, оказалось источенным по всем направлениям и рассыпалось при первом прикосновении. Сохранилась, и то только относительно, лишь одна голова. Ну, епископ потребовал к себе эту голову и, говорят, отправил ее в какой-то ватиканский музей.
   Так мы и остались без Санта-Кьяры: нет ни старой, ни новой статуи. И уж если говорить по совести, то, видите ли, в народе поговаривают, что было бы лучше обзавестись статуей какого-нибудь святого, а не святой. К святому-мужчине обе Санта-Кьяры отнесутся, надо полагать, благодушно. А если замешается опять какая-нибудь святая, то... Знаете, где замешаны женщины, там без историй никак не обойдешься... А у нас и без того уже насчитывается семнадцать политических партий. Одних коммунистов -- четыре человека. Социалистов не то одиннадцать, не то двенадцать. Республиканцы, монархисты...
    

----------------------------------------------------------

   Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru