БОМБА ПРОФЕССОРА ШТУРМВЕЛЬТА Фантастика Серебряного века Том VII
А. Числов ИСТОРИЯ ОДНОГО ИНТЕРВЬЮ
От уважаемой редакции журнала "Мир и человечество" я получил почетное поручение интервьюировать посетившего проездом Петербург английского писателя У. {...писателя У. -- т. е. Герберта Уэллса. В том же номере журнала была напечатана заметка Герберт Уэльс в России:
"В январе прибыл в Петербург известный английский романист Герберт Уэльс. Знаменитый автор "Машины времени" и "Борьбы миров" прожил в России около двух недель. Литературное Общество приветствовало гостя-писателя следующим адресом:
"Всероссийское литературное общество приветствует знаменитого писателя Г. Д. Уэльса. Вы уже знаете, что в России читают ваши произведения в русских переводах, один из которых вы украсили своим предисловием. Мы хотели бы также говорить с вами по-русски и мы учитываем время, когда после более или менее продолжительного пребывания в России, вас не смутят речи, обращенные к вам по-русски, и по возвращении в Петербург вы почтите вновь наше общество своим посещением.
Теперь позвольте сказать вам, насколько мы ценим ваши пленительные произведения -- эти чарующие сказки, так по-юношески бодрые и так мудро дальновидные по глубине анализа современных социальных проблем и общественных язв. Вы к нам явились неожиданно из другого мира, подобно какому-нибудь из ваших марсиан, но, надеемся, без завоевательных намерений. И все-таки вы побеждаете силой вашего таланта, действующего неотразимо на нас. Позвольте надеяться, что путешествуя по России, узнавая положительные и отрицательные стороны русской жизни, вы не подвергнетесь опасности со стороны какого-нибудь русского микроба и благополучно вернетесь в вашу великую свободную Англию, от которой мы получили столько высоких идей, столько образцов мудрого общественного устроения, столько примеров чудесных культуры и цивилизации, поныне непревзойденных никакой иной страной"".}, пользующегося всемирной известностью.
Выбрив первым делом начисто усы и вообще "англизировав" свою наружность, поскольку это оказалось возможным, -- я решительным шагом вышел было из дома, направляясь к У., когда вспомнил, что не знаю его адреса. Пришлось прибегнуть к телефону. Спросить в редакции было проще всего, но хорош интервьюер, который не может сам узнать адрес интервьюируемого лица! Я обратился сперва в английское посольство, затем к консулу, потом в две- три гостиницы и, наконец, соединившись с "English Ноше", напал на следы великого писателя. В это самое время проклятый телефон начал шуметь и выстукивать отчаянную дробь в мое левое ухо. Но разве молодого интервьюера можно остановить таким пустяком?
Поссорившись с тремя обыкновенными и одной старшей телефонной барышнями, я с грехом пополам установил, что У. остановился у своего родственника Грина, англичанина-фабриканта.
Через несколько минут я уже беседовал с супругой мистера Грина.
-- Вы желаете видеть нашего гостя?... Интервью? Сейчас я спрошу его... Да, он согласен... Что? Писатель ли он? Конечно... (сильный шум в телефоне, несколько стуков: ток! ток! ток!)... посвятил спорту и охоте. Что? Я говорю о его последней книге... Прежние книги? Вы о них уже сами знаете? Читали? Ну, конечно... Горячий поклонник?.. Сегодня, в три часа. До свидания.
С немалым энтузиазмом покинул я телефонную будку. Результаты переговоров превзошли мои ожидания.
Во-первых, сегодня же, через какие-нибудь два часа я увижу его! А во-вторых, я узнал уже немаловажную новость: великий писатель-фантаст написал новую книгу о спорте и охоте; этого даже наш редактор не знал!
Собственно говоря, я предчувствовал, что У. напишет когда-нибудь нечто в этом роде. Ведь у него поразительно разносторонний и слегка капризный талант: сегодня он пишет роман на интересной психологической основе, завтра выпускает юмористический рассказ, послезавтра печатает фантастическую повесть из жизни марсиан или людей каменного века, потом, неожиданно -- социальную утопию. Такие-то именно таланты зачастую кончают чем-нибудь совершенно непредвиденным, например, охотой!.. Эту мысль стоило упомянуть при описании интервью...
Кстати, по поводу интервью. Я не одобряю тип американского интервьюера. Они действуют нахрапом. "Как вам нравятся наши края? Ваше мнение о Толстом? Об аэропланах Сикорского?"... Так нельзя. Нужно вести себя с величайшей деликатностью, чтобы не спугнуть настроения интервьюируемого лица и не заставить его спрятаться в скорлупу.
Ровно в три часа я был уже у Грина. Познакомившись со своей недавней собеседницей, я не без волнения вхожу в кабинет к У.
Комната обставлена изящно. На столах куча английских книг и журналов. На полу ковер из шкуры белого медведя, несколько ружей и пара рапир.
Навстречу поднимается с кресла господин средних дет. Наружность корректная и типично английская. Лицо благородное и высоко-одухотворенное.
Представляюсь. Жмем друг другу руку сдержанно, но тепло, как люди, хотя незнакомые, но связанные общей профессией и притом представители двух великих дружественных наций.
-- Как вы себя чувствуете в нашей столице, глубокоуважаемый коллега?
Мне кажется, что я сразу взял верный тон, так как гениальный писатель ответил мне весьма любезно:
-- Благодарю вас, я чувствую себя у вас так же хорошо, как и везде, где могу бывать часто на свежем воздухе.
-- Долго ли предполагаете пробыть в нашем городе, сэр?
-- В общем, довольно продолжительный срок. Но, конечно, я намерен возможно чаще покидать его, разъезжая на охоту.
-- На охоту?
-- Да. Мой родственник, мистер Грин, и некоторые из его друзей устраивают для меня ряд великолепных зимних охот в окрестностях Петербурга. Конечно, зайцы и даже медведь после тигров...
-- Вы говорите... тигров? (читатель может быть спокоен: и тени удивления в моем голосе не дал я заметить великому писателю при этом вопросе).
-- Тигров. В джунглях Индии. Я прямо оттуда. О слонах не упоминаю просто потому, что охота на тигров затмевает всякую другую; это поистине королевская охота! Возвращаясь к нашей теме о зимней охоте, я должен сказать, что и в ней я -- не новичок. В Сибири, близ Якутска...
-- Я поражен, -- вставил я драматическим шепотом. -- Такие обширные путешествия и в то же время такая блестящая и плодотворная литературная деятельность!
Мистер У. задумчиво потер пальцами верхнюю часть переносицы и сказал:
-- Литература, да... Говоря вообще, если бы литература отнимала у меня столько времени, сколько охота, может быть... Но не будем отклоняться от предмета нашей беседы. Вы ведь намерены меня интервьюировать. Ну что ж, хотите, я сообщу вам один эпизод, который еще неизвестен прессе...
Я выразил свой восторг, конечно, в пределах английской сдержанности.
-- Этот эпизод, дорогой сэр, имеет отношение, несомненно, к вашей литературной деятельности? -- спросил я.
-- Нет, -- ответил У. скромно, -- не к литературной, а к охотничьей деятельности. Это было в тундрах Сибири...
Истинные таланты, когда коснутся их произведений, долго уклоняются от разговора о них со скромностью и застенчивостью, которые можно назвать поистине целомудренными. Я оценил эту сдержанность У. и решил безропотно прослушать его охотничий рассказ, чтобы затем уже осторожно навести разговор опять на литературу.
Мистер У. пустился рассказывать, а я слушать. "Эпизод" происходил, видимо, в каком-то чертовском захолустье. У. повез меня (конечно, в переносном смысле) сначала по Сибирской железной дороге, потом на лошадях, наконец, на собаках. Мы стремились добраться до одной весьма редкой породы лисицы. Мороз стоял ниже 40® (или 80®, не помню). Мы ехали по двенадцати часов в день и ночевали у якутов. В пути отморозили себе палец на ноге.
-- Девятьсот шестьдесят пять ваших верст мы проехали без одной большой остановки! -- воскликнул У.
Наконец, мы приехали к цели нашего странствия, в какое-то селение, где жило около ста русских и сотни три якутов. Оттуда опять поехали, отморозили еще два пальца и ухо. И наконец... убили-таки проклятую лисицу!
Похлопав меня дружески по плечу, писатель прибавил с детской гордостью:
-- Можете смело описать эту охоту в вашем журнале; этот случай еще нигде не был напечатан.
Я решил, что пора действовать энергичнее.
-- Конечно, я не премину воспользоваться вашим любезным разрешением, дорогой сэр. Позвольте же мне заодно спросить вас... Я конечно, и сам охотник... в душе, но для ваших русских читателей... литературная ваша деятельность...
-- Вы хотите меня спросить о моей книге?
-- Да, -- ответил я, становясь смелее, -- но не о вашей последней книге.
Последние слова я подчеркнул, так как охоты, откровенно говоря, с меня было довольно! Но английский писатель, к сожалению, не вполне меня понял.
-- Свои предыдущие книги я, признаться, сам не очень люблю; это произведения моей молодости. В таком случае, давайте поговорим о моей будущей книге.
Наконец-то!.. В какой новый мир унесет нас его прихотливая фантазия? Снова на Марс? Или в XXX век? В четвертое измерение? Или, быть может, даровитый романист готовит произведение, в котором нас пленит глубокая психология, яркость типов, живость рассказа? Я собирался уже засыпать У. всеми этими вопросами, но он сам предупредил меня, сказав:
-- Это будет книга... о ружье.
Я едва не утратил своего душевного равновесия, но... неожиданная догадка озарила мой ум. Улыбнувшись тонко, как человек, собирающийся сострить, я спросил:
-- О ружьях будущего, дорогой сэр? Что-нибудь вроде скорострельного электрического ружья тридцатого века, не правда ли?
Но У. почему-то не понял моей шутки и даже как будто обиделся.
-- Речь идет не о ружье будущего, а о современном ружье. Не понимаю, собственно, почему...
Надо было спасти положение. Я решил это сделать посредством новой остроты.
-- Ружье, пожалуй, и обыкновенное, -- сказал я, подмигивая ему глазом, -- но владелец его окажется, конечно, жителем Луны или подводного царства?
Писатель, признанный тонким юмористом, стоял сейчас передо мной, заложив руку за борт сюртука с холодным изумлением и вопросом на лице. Положение становилось неловким. Я решил отказаться от шутки и спросил серьезно, почтительно и задушевно:
-- Вот вы советуете мне напечатать сообщенный вами эпизод в нашем журнале. Но отчего вы сами не опишете этот... замечательный случай в одном из ваших блестящих рассказов?
Мистер У. посмотрел на меня пристально и необыкновенно выразительно:
-- Я не за-ни-маюсь беллетристикой, -- отчеканил он.
Если известный писатель, романами которого зачитывается весь мир, заявляет вам, что он не занимается беллетристикой, -- то это достаточно ясное указание, что интервью кончено. Я откланялся глубоко и низко...
Редактор, пробегая мое интервью, был поражен. У. увлекается охотой? Вот неожиданность! Целый эпизод из его охотничьих похождений, нигде еще не напечатанный -- великолепно-с! Тайга, якуты, лисица, восхитительно-с!
Он положил рукопись на стол.
-- Вы счастливец! -- проговорил он с завистью. -- Какая жалость, что я сам не говорю по-английски... Ну, рассказывайте, каков он? Как он устроился в Европейской гостинице?
-- Он остановился не в гостинице, а у своих родных, -- поправил я его с рассеянной снисходительностью.
Редактор стал задумчив. Он перелистал мою рукопись, заглянул зачем-то в свою записную книжку, потом посмотрел на меня. Я начал положительно убеждаться, что зависть способна преобразить самого добродушного человека. Вдруг он спросил:
-- А как фамилия тех родственников, у которых У. остановился?
-- Грин, -- отвечал я равнодушно.
Редактор начал хохотать и смеялся минуты три, внушая мне опасение за состояние своего здоровья. Наконец, я услышал:
-- Вы были, мой ангел, не у писателя У., а у известного охотника и спортсмена по фамилии...
Зачем вам, читатель, знать его фамилию? Она отличалась от фамилии великого писателя всего на три буквы, да и то две из них в английском языке не произносятся...