Павленко Петр Андреевич
Воля

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Петр Павленко
   Собрание сочинений в шести томах. Том пятый
   

Воля

   Третьи сутки танки штурмовали город.
   Прорвав немецкую оборону километрах в двухстах восточнее этого города и уже две недели преследуя противника, танки выскочили на тыловые коммуникации немцев. Пехота отстала от танков, но это было в порядке вещей и ни в ком не возбуждало особого беспокойства. Все это время, пока части сверлили немецкие тылы, генерал находился в состоянии той приподнятой неутомимости, которая всегда охватывает военачальника в дни успешно развивающегося сражения, как бы ни было оно утомительно.
   Но вот произошла эта проклятая, совершенно непредвиденная задержка у города. Генерал сейчас же перенес свой наблюдательный пункт метров на четыреста ближе к частям. Он хотел подчеркнуть, что он все-таки двигается. Однако движение застопорилось. Час тому назад, возвращаясь со своего правого фланга, где полковник Корольков провел семь безрезультатных атак, генерал впервые осознал трудное положение, в каком оказались его части. Центр продавливался, правый фланг уперся в сильно укрепленный рубеж, левый, наиболее слабый, опиравшийся на реку, пока еще один держался более или менее прочно, но генерал знал, что этой прочности хватит ненадолго. Положение было трудным.
   Навстречу генералу по шоссе, поблескивающему бесчисленными маленькими лужицами, будто выложенному стеклянными торцами, двигалась небольшая колонна.
   Он остановил ее, крикнул водителю:
   -- Какую задачу выполняете?
   Тот, не задумываясь, ответил, очевидно не узнав генерала:
   -- Перебазуемся!
   -- Перебазуемся? Что это еще за слово такое выдумали -- перебазуемся?.. Мы наступаем, наступаем, а не перебазуемся...
   "Ну и словечко", -- подумал он, морщась на это обидное "перебазуемся", в котором слышалось ему что-то вялое. "А может, это спокойствие? -- пришло ему затем в голову. -- Перебазуемся -- вот и все. Обогнали своих на четверо суток, крутимся в немецких тылах, противник со всех сторон, а мы -- перебазуемся. Никаких опасений и страхов..."
   Вернувшись на КП, генерал постучал в стену; и, очевидно, зов его давно ожидался -- тотчас вошел к нему начальник штаба, молодой полковник с бледным, опухшим от недосыпания лицом и красными, раздраженными табачным дымом глазами. Он снял со стола пепельницу и развернул карту, оглядев ее с откровенным неудовольствием.
   -- Ну что ж, будем готовиться к обороне? -- мрачно спросил генерал, одной рукой вешая на гвоздь полотенце, а другой хватая с полочки консервную банку с горсточкой остро отточенных карандашей, торчавших из нее, как пучок лука.
   Полковник размашистыми жестами разгладил карту, как материал перед закройкой.
   -- А может, у Ивана Иваныча попросим поддержку? (Так между собой называли они командующего армией.)
   -- Нет уж, боже избавь, -- сказал полковник. -- Кстати, от него предупреждение. -- Он прочел по бумажке: -- "Ставлю вас в известность, что не далее, чем через двое суток, вы невольно окажетесь во втором эшелоне".
   -- Прав, ничего не скажешь, -- вздохнул генерал. -- Прав, прав. Ну, Александр Петрович, вызовите-ка начполитотдела.
   Оставался единственный ход. Генерал откладывал его до последнего. Это был трудный и рискованный, хоть, впрочем, не столько рискованный, сколько именно трудный, тяжелый, сложно организуемый ход, требовавший исключительной слаженности в управлении войсками и беспредельной настойчивости самих войск Это был маневр, требовавший всеобщего воодушевления. И трудность его в том именно и состояла, чтобы внушить войскам свою волю в том ее страстном выражении, которое складывалось у самого генерала.
   -- Рискованно! -- покачал головой начальник политотдела, выслушав генерала. -- Очень рискованно, а как посмотришь -- никакого другого выхода нет. Нам бы, товарищ генерал, суток на двое раньше... -- И он взглянул на начальника штаба, ожидая его поддержки.
   План генерала был прост. Он намерен был сегодня же с наступлением темноты снять с правого фланга одну часть, оставив там заслон, и бросить ее в обход города, лесом, занимавшим в длину пятнадцать, а в ширину девять километров.
   Лес, довольно глухой, запущенный и овражистый, с небольшой рекой на пути к городу, был трудно проходим. При отступлении к городу немцы предусмотрительно обошли его стороной и даже сейчас, пытаясь закрепиться, держали перед ним небольшие заслоны. И вот этим-то лесом генерал и предполагал обойти город и выскочить к югу от него, не ожидая, пока подкатится к нему сзади лавина отступающих немцев.
   -- Риск есть, -- сказал он. -- Не взяв города с ходу, мы, конечно, темпы порастеряли. Можем еще к тому же и застрять в лесу. Но успех зависит сейчас только от нас самих. Последние трое суток утомили бойцов, нужно вернуть людям азарт! Мы не перебазируемся, поняли? Мы прорываемся. Берите, Александр Петрович, блокнот и пишите... -- И, склонившись над картой, генерал и начальник штаба погрузились в работу. Спустя час генерал говорил начальнику политотдела:
   -- Вам поручаю самое трудное. Поговорите с батальонами, свяжитесь с отдельными машинами. Как на Днепре! Понятно? Мобилизуйте всю энергию людей. На сегодняшнюю ночь наш противник -- лес. Основное -- штурм трясин и оврагов, накладка мостов. Батальону, который быстрее всех пройдет лес, -- ордена и медали. Тут же на месте. Экипажу, который первый выскочит к городу, -- награды. За накладку мостов -- награды. Немедленно.
   -- Соблазнительное решение, -- сказал начальник штаба, -- но я, товарищ генерал, почему-то всю жизнь боюсь соблазнительных решений. А перед городом что же? Сомнут нас в лепешку.
   -- Перед городом я с частями Шевчука и Корнеева.
   Начальник штаба покорно кивнул головой.
   Едва стемнело, как одна часть с двумя сотнями мотопехотинцев заняла правофланговый участок. Батальоны же Королькова уже углублялись в лес. Генерал встречал их на опушке.
   -- Молодцы, молодцы! -- говорил он экипажам головного батальона. -- Не теряете время зря! Молодцы!.. Целая ночь в вашем распоряжении -- вполне справитесь! Эсадзе! Я на вас надеюсь!
   К двадцати одному часу вся часть Королькова втянулась в лес и прошла три километра. Начальник политотдела полковник Еникеев шел с этой частью. Он радировал через каждые полчаса о положении на месте. Танки ежеминутно застревали на узкой, мокрой, пластами сдираемой дороге; шли юзом на спусках, зарывались глубоко на подъемах. Быстро накладываемые мосты выдерживали одну-две машины, а потом приходилось начинать все сначала. Темнота замедляла работы.
   -- В пути наградить наиболее отличившихся! -- распорядился генерал.
   В двадцать два часа пятнадцать минут немцы атаковали левый фланг. Генерал поехал туда с намерением пробыть там всю ночь. Сейчас, пока Корольков преодолевал лес, на наши заслоны ложилась сложная задача: сковать немцев во что бы то ни стало. Ночь наступила рано. Она была тускло-звездной, темной. Все стало незнакомо и неожиданно в ее наощупь исследуемой пустоте. Немцы усиленно пользовались ракетами, кое-где мигали прожектора.
   Атака была отбита, однако группа немцев просочилась между Корнеевым и Шевчуком. Приказав Шевчуку с своей стороны атаковать противника, чтобы по возможности скорей очистить рокаду, генерал вызвал по радио Королькова. Было двадцать три часа тридцать минут.
   -- Как дела?
   -- Семь, -- ответил тот. -- Семь километров, товарищ генерал.
   -- Вы там с ума сошли!.. Дайте мне Еникеева.
   Разговор с Еникеевым был еще хуже.
   -- Дорога хуже и хуже, -- хрипло доложил тот.
   Генерал вызвал начальника штаба.
   -- Ну?
   -- Запрос Иван Иваныча. Спрашивает, что делаем.
   -- Ответьте -- двигаемся. И снимайтесь со штабом вслед Королькову. Немедленно. Толкайте все вперед.
   Положение становилось критическим. Он на минуту закрыл глаза и задумался, опершись лицом на руку, но почувствовал, что, если не встанет, заснет немедленно. Его качало из стороны в сторону, и в затылке что-то болезненно бултыхалось, росло, мешало думать.
   -- Дайте-ка холодной воды, -- попросил он и долго лил ее себе на шею и голову, пока не озяб.
   -- Светает, небось, часов в шесть-семь?..
   -- Около семи, -- ответил Корнеев, взглянув на часы, точно рассчитывал увидеть на циферблате подтверждение своим словам.
   -- Начинайте, Корнеев, -- сказал генерал, массируя глаза. -- Атакуйте еще раз. Вы и Шевчук, оба сразу.
   Корнеев хотел сказать, что он рассчитывал обождать до рассвета. Но генерал его предупредил:
   -- Когда немец утром увидит, что вы из себя представляете, тогда поздно будет. Ползите помаленьку, цепляйтесь за темноту. А на рассвете я Шевчука передвину от вас... В лес передвину... Вы один тут останетесь. До взятия города.
   Корнеев откашлялся.
   -- Хоть бы уж скорей, товарищ генерал. Как там в лесу, ничего не слышно?
   -- Соедините с Корольковым, -- вместо ответа потребовал генерал.
   -- Сколько? -- спросил он, когда радист дал ему Королькова.
   -- Девять!
   -- Молодец!..
   -- Только работы еще много, часа на три... -- устало стал докладывать Корольков, -- но...
   -- Молодец! Молодец! -- не слушая его и все время повышая голос, говорил генерал. -- Поняли? Ну, действуйте!.. Скоро буду у вас...
   -- Теперь жмите отсюда. Корольков выходит к городу, -- досказал он Корнееву, ощупью идя к своему "виллису".
   Когда полковник Корольков с тремя танками выскочил на южные окраины города и бегущие немцы показались на дорогах, когда генерал получил от Корнеева донесение, что с северо-востока на него наваливаются немцы, отступающие к городу под нажимом наших главных сил, и что слышна наша артиллерия, когда Шевчук вступил в бой с немецкими танками, пытающимися пробиться на юго-запад от города, когда начальник штаба доложил, что Иван Иваныч выслал им в помощь бригаду и, кажется, доволен их действиями, когда он увидел танк Эсадзе, шедший с открытым люком, и самого командира, машущего красным флажком и кричащего: "Товарищ генерал, разрешите... моя машина первой через лес, первой к городу... всю ночь была первой", -- он точно вошел в глубокую воду, когда перестаешь чувствовать вес собственного тела, и его усталость испарилась, отошла, как проходит дурное настроение при виде любимого человека.
   -- Ну что ж, -- сказал он начальнику штаба, -- вполне приличная ночь, Александр Петрович. Как вы считаете?
   -- То есть не то что приличная, а... просто удивительная ночь...
   -- Не надо лишнего говорить. Просто хорошо перебазовались. -- сказал он, с удовольствием произнося это слово. -- Чистенько перебазовались, мне кажется...
   
   1944
   

Примечания

   Воля. -- Впервые опубликовано в газете "Красная звезда" No 104 от 1 мая 1944 года, по тексту которой и печатается.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru