Ваше письмо чрезвычайно радостно для меня. Можно говорить много и долго, чем и почему оно радостно, но этим лишь уменьшаешь самое удовольствие радости, а мне этого не хочется.
Если мне удалось написать книгу, которая -- хотя бы в одну десятитысячную долю -- отразила необыкновенный расцвет наш и быстроту нашего роста, шторм, бурю движения миллионов, то значит -- годы не пропали даром, и я радуюсь книге, как хорошо прожитым дням.
Ваше письмо сообщает моей радости много творческой лирики, той, которая лучше, непосредственнее и полнее всего переживается за рабочим столом.
Так я и сделал. Я прочел Ваше письмо и сел за работу над новой книгой. Она будет о любви.
Хочется написать простую и чистую, если хотите, будничную любовь двух советских людей. Любовь без убийств, без интриг, без ревности и мучений, безо всего, что позволяет романисту наращивать эффекты повествования на лаконическую правду самого события.
Не знаю, как это получится, но знаю одно -- писать ее буду с азартом.
Я начал эту новую работу в день получения Вашего письма и под влиянием той творческой радости, которую дало мне письмо.
У Вас легкая рука, как говорят у нас.
Я жму ее крепко и растроганно, Вашу руку.
Ваш П. Павленко
Примечания
25 сентября 1936 года Павленко послал Р. Роллану 7-й номер журнала "Знамя" за 1936 год, в котором были опубликованы первые части романа "На Востоке". В архиве писателя сохранилась копия сопроводительного письма, адресованного им жене Роллана Марии Павловне Роллан: "Дорогая Мария Павловна! Пишу это письмо не как редактор, а в качестве литератора, да еще в каком качестве: только что закончил книгу о Дальнем Востоке, над которой долго работал. В эти минуты радуешься даже тогда, когда нет никаких оснований для радости. Где-то у Л. Толстого (в письмах) сказано, что писатель, собирающий материал для книги, похож на повара, вышедшего на рынок. Он выбирает, смакует овощи, мясо, фрукты и думает, какой великолепный суп выйдет из всего этого. Да, но суп не всегда выходит хорошим. Впрочем, каков он, узнаешь обычно позже, а в первое время живешь еще вкусом тех овощей, которые отбирал на рынке. Вот я сейчас в таком состоянии и хоть болен -- лежу уже 3 недели, -- но страшно приятно, что окончил работу. И вот пришло на ум -- послать три четверти романа, напечатанные в журнале, Ром[ену] Роллану. Не хвастовства и славы ради, а чтобы рассказать Вам о замечательном крае, который неполно и сухо, но отражен в книге. Я писал о Востоке с большой любовью. В нем одна правда. Если найдете время и охоту прочесть ее, то -- при случае -- черкните Ваше и Ромена Роллана мнение о ней. Покойный Алексей Максимович с интересом отнесся к моей затее написать о Дальнем Востоке с мыслями о возможной будущей войне, торопил писание, читал первые варианты, правил, кромсал, развивал фабулу, но мне так и не удалось закончить при нем. Очень обидно" (25.IХ.36).
21 ноября 1936 года Павленко получил ответное письмо из г. Вильнева от Ромена Роллана: "Дорогой Павленко, жена прочла мне Вашу последнюю книгу. Она представляет огромный интерес. Она охватывает целый мир в движении. Широта кругозора и зоркость взгляда, множество действующих лиц вместе с овевающим их дыханием земли напоминает мне искусство "Войны и мира", но "Война и мир" была воскрешенным прошлым. Ваше произведение -- завоевание будущего. Поздравляю Вас с тем, что Вы были свидетелем и являетесь историком-поэтом этой необыкновенной эпопеи (письмо Р. Роллана на французском языке хранится в архиве П. А. Павленко).
Ответом Ромену Роллану и является письмо Павленко, отправленное в декабре 1936 года.