Lib.ru/Классика: Парацельс. Парацельс

ПАРАЦЕЛЬСЪ.

Статья первая.

Въ послѣднія три столѣтія, кругъ нашихъ познаній сильно расширился. Въ настоящее время можно сказать не обинуясь, что тотъ метафизическій періодъ умственнаго развитія, который въ XVI-мъ столѣтіи еще боролся съ начальнымъ мистицизмомъ, для насъ благополучно миновался. Хотя мы и не совершенно еще освоились съ положительною философіею, но тѣмъ не менѣе всѣ силы современной учености устремлены на разрушеніе метафизическаго идеализма, и если порою слышатся жалобы и крикливые навѣты на положительность, то это только отъ-того, что новая философія не успѣла еще вполнѣ опредѣлиться, и часто подъ ея фирмою высказываются ученія совершенно-неположительныя. Наука половины XIX вѣка не есть наука чистоположительная, но она въ состояніи переходномъ метафизико-положительномъ, точно такъ, какъ въ концѣ XV и началѣ XVI вѣка она была въ переходномъ мистико-метафизическомъ состояніи.

Потому-то именно Парацельсъ, какъ представитель этого послѣдняго кризиса, заслуживаетъ въ наше время особеннаго изученія, тѣмъ болѣе, что въ богатой, энергической личности этого человѣка выразилась рѣзкими чертами современная ему ученость, какъ въ научномъ, такъ и въ житейскомъ отношеніяхъ.

Съ другой стороны, біографія Парацельса важна и потому, что до-сихъ-поръ значеніе его въ наукѣ положительно не опредѣлено, между-тѣмъ, какъ и личныя его качества, и заслуги, оказанныя имъ не одной медицинѣ, а цѣлой философіи жизни, даютъ ему полное право на самое почетное мѣсто въ исторіи развитія человѣчества.

Правда, многое въ жизни его можетъ показаться съ перваго взгляда страннымъ, многое въ его ученіи походитъ на замысловатыя мудрствованія человѣка, невѣрующаго въ авторитетъ своихъ учителей, по одареннаго пламенной фантазіей, какъ нѣкоторые и опре. дѣлаютъ Парацельса; но всмотритесь ближе, и вы увидите, что эти странности принадлежатъ не личности великаго человѣка, а духу его времени, и что если Парацельсъ, за недостаткомъ фактовъ, иногда пополнялъ пробѣлы своей теоріи дѣйствительно Фантастическимъ мистицизмомъ, то это не можетъ служить ему укоромъ, потому-что подобные пробѣлы есть въ біологіи нашего времени, въ біологіи XIX столѣтія...

Развѣ не мистицизмъ -- ученіе современныхъ финалистовъ, которые не только за недостаткомъ фактовъ, но часто прямо противъ извѣстныхъ фактовъ, утверждаютъ, что такое-то животное, или такой-то органъ у животныхъ устроенъ для такой-то именно цѣли?.. И такъ утверждаютъ, согласившись въ началѣ своей теоріи, что наука должна выводить заключеніе изъ фактовъ, а не подводить факты подъ идеи, созданныя a priori... чего не зналъ и не могъ еще знать Парацельсъ.

А животный магнитизмъ, а гомеопатія!.. на все это мы постараемся указать при изложеніи ученія Парацельса, а предварительно разскажемъ событія его жизни.

Филиппъ Орсоль Теофрастъ Бомбастъ, извѣстный подъ именемъ Парацельса или Нарацельсія, которое онъ принялъ по обычаю тогдашнихъ ученыхъ, родился въ 1493 году въ Эйнзидленѣ, въ Швейцаріи, близь Цюриха. Хотя враги его постоянно отзывались о его происхожденіи съ видимымъ сомнѣніемъ, иногда даже называли его сыномъ Земли или Тартара: "Terrae vol Tarari videlur filins", какъ говоритъ Эрастъ; но изъ достоверныхъ источниковъ извѣстно, что онъ былъ сынъ лиценціата медицины Гильйома Бомбаста (изъ Гогенгейма), который самъ давалъ ему первые уроки въ медицинѣ и химіи. Въ-послѣдствіи Парацельсъ слушалъ лекціи медицины въ разныхъ германскихъ университетахъ и получилъ степень доктора. Но недовольный господствовавшими теоріями, онъ обратился преимущественно къ металлургіи, съ цѣлію, примѣнить ее къ леченію болѣзней. И ему первому принадлежитъ слава приложенія свойствъ минераловъ къ органическимъ тѣламъ-нововведеніе, приведшее его, какъ увидимъ, къ важнымъ философскимъ заключеніямъ.

Безпокойный умомъ и характеромъ, онъ любилъ учиться путешествуя, и, объѣхавъ большую часть Европы, былъ, говорятъ, даже на Востокѣ. Особенно искалъ онъ знакомства съ алхимиками и съ удовольствіемъ приводитъ имена всѣхъ своихъ учителей, сближался съ простымъ народомъ, съ старухами, знахарями и даже съ палачами. По просьбѣ нѣкоторыхъ жителей Базеля, онъ открылъ тамъ первый въ Европѣ публичный курсъ химіи, и говорилъ по нѣскольку часовъ сряду въ огромной аудиторіи, куда привлекали всѣхъ слава его имени и новость его идей. Зависть и ненависть къ нему увеличивались вмѣстѣ съ его успѣхами. Больной каноникъ, отъ котораго отказались всѣ лекаря, предложилъ ему сто флориновъ, если онъ его вылечитъ. Парацельсъ успѣлъ такъ скоро избавить его отъ болѣзни, что паціентъ усомнился, былъ ли онъ дѣйствительно боленъ, и потому не считалъ себя обязаннымъ исполнить обѣщаніе. Дѣло дошло до суда и передано было на рѣшеніе медиковъ. Великодушные собраты присудили, что за малый трудъ и плата слѣдуетъ небольшая, и Парацельсу было отказано въ требуемой суммѣ. Раздраженный Парацельсъ увлекся, опровергая своихъ судей, и принужденъ былъ удалиться изъ Базеля; отрясъ прахъ отъ ногъ на неблагодарный городъ и снова началъ кочевую жизнь. За нимъ послѣдовалъ одинъ изъ его учениковъ -- нѣкто Опорэнъ, оставившій жену и дѣтей въ надеждѣ узнать отъ учителя тайну его искусства. Два года онъ пользовался полною довѣренностью Парацельса; потомъ перешелъ на сторону его враговъ и причинилъ ему бездну непріятностей и огорченій. Онъ разсказываетъ, что по ночамъ съ Парацельсомъ случались ирипадки бѣшенства, что онъ схватывалъ шпагу, рубилъ ею стѣны, и даже нѣсколько разъ жизнь его, Опорэна, была въ опасности. Онъ выставляетъ его расточительнымъ до крайности, беззаботнымъ; говоритъ, что Парацельсъ каждый мѣсяцъ заказывалъ новое платье, отдавая прежнее первому встрѣчному, проматывалъ все до послѣдняго обола, и потомъ снова показывалъ полный кошелекъ, такъ-что нельзя было узнать, откуда бралось у него золото. Впрочемъ, по смерти Парацельса, Опорэнъ съ раскаяніемъ сознавался, что клеветалъ на своего учителя.

На дошедшихъ до насъ портретахъ Парацельса, онъ изображенъ костлявымъ, сухимъ. Лысая сверху голова окружена короткими курчавыми волосами, быстрые глаза, небольшой носъ, рѣдкая всклокоченная борода-вотъ его физіономія, которая въ цѣломъ напоминаетъ скелетъ: какъ-будто внутренній огонь пожиралъ этого человѣка.

Враги Парацельса разсказываютъ, что онъ не любилъ женщинъ, и что въ дѣтствѣ его постигла одинаковая участь съ Абельяромъ. Они говорятъ, что до двадцати-пяти лѣтъ онъ велъ такую воздержную жизнь, что никогда не употреблялъ вина, но потомъ страстно предался ему; проводилъ ночи съ крестьянами и кучерами, засыпая на лавкѣ, едва нѣсколько часовъ оставался трезвъ, но лечилъ удивительно. Они упрекали его въ незнаніи древнихъ писателей, въ темнотѣ и странности его рѣчи, въ презрѣніи къ логикѣ, въ противорѣчіяхъ, въ внезапной ранней смерти, -- тогда-какъ онъ выдавалъ, что знаетъ тайну сдѣлаться безсмертнымъ.

Большая часть этихъ упрековъ преувеличены. Онъ зналъ по-латинѣ, потому-что частію училъ на этомъ языкѣ; а нападки его на галенистовъ доказываютъ, что ихъ сочиненія были ему знакомы; онъ съ похвалою говоритъ объ Иппократѣ, съ которымъ у него было много общаго въ образѣ мыслей. Правда, онъ глубоко презиралъ логику схоластиковъ, которую считалъ несвойственною для открытій и предпочиталъ ей наблюденіе природы. Что касается до странности и новости рѣчи тогдашней новой школы, то отъ этого упрека невозможно избавить и самихъ схоластиковъ; при томъ же противники Парацельса очень-часто искажали смыслъ его фигуральныхъ выраженій; часто умышленно составляли изъ нихъ пародіи

Но надо согласиться, что Парацельсъ, съ своей стороны, не слишкомъ стоялъ за ясность и систему: это-потокъ, постоянно выступавшій изъ береговъ, постоянно раздраженный противъ галенистовъ. Онъ часто говоритъ темнымъ и таинственнымъ языкомъ. Не надо забывать, что онъ былъ ученикъ алхимиковъ, которые съ особенною заботливостію сохраняли тайну своихъ пріемовъ и условныхъ знаковъ. Въ то тяжелое время всѣ искусства, всѣ роды занятій имѣли свои корпораціи и братства, члены которыхъ рѣзко отличались отъ профановъ. Даже мореплаватели хранили въ тайнѣ свои открытія! Раздраженный преслѣдователями, Парацельсъ самъ говоритъ, что онъ ищетъ вниманія только своихъ, а не глухой, нечестивой толпы: потому-что не хочетъ бросать собакамъ хлѣба, назначеннаго для дѣтей. Впрочемъ, мы увидимъ, что система его гораздо-лучше, а изложеніе понятнѣе и послѣдовательнѣе, нежели какъ обыкновенно думаютъ.

Правда, во многихъ мѣстахъ онъ, кажется, противорѣчитъ себѣ; но въ такой наукѣ, какова медицина, кто не представлялъ на различные вопросы различныхъ или противорѣчащихъ одно другому рѣшеній?.. Парацельсъ воздѣлывалъ совершенно новую почву и потому неудивительно, если воображеніе часто увлекало его за строгіе предѣлы опытной науки, особенно когда враги, нападая на него со всѣхъ сторонъ, не давали ему ни минуты для спокойнаго размышленія. Притомъ въ сочиненіяхъ его много мѣстъ переиначенныхъ, искаженныхъ. Опасаясь нападковъ враговъ, онъ при жизни мало печаталъ, и рукописи его послѣ открылись въ разныхъ рукахъ, такъ-что корысть, зависть и невѣжество многія мѣста исказили, многое приписали отъ себя; между-тѣмъ какъ нѣкоторыя изъ его сочиненій, о которыхъ онъ упоминаетъ, остались неизвѣстными. Что жь дѣлать въ подобныхъ случаяхъ? Надо судить его по тѣмъ сочиненіямъ, которыя онъ самъ призналъ своими, и искать истины въ совокупности тѣхъ мѣстъ, которыя не противорѣчатъ другъ другу, но подтверждаютъ одно другое.

Бэконъ весьма-дурно отзывался о Парацельсѣ; да и кого щадилъ гордый канцлеръ? Онъ хотѣлъ перенесть въ науку свою роль публичнаго обвинителя, и исполнялъ это со всею строгостію и жесткостію подобнаго званія. Философы насилуютъ души людей (stnpratores animorum); Аристотель самый худшій изъ софистовъ (pessimus sophisla) и только ткалъ паутины; Ромеасъ, противникъ его, литературная язва (perniciosissima litterarum tinea); Скоты и д'Акэны -- просто нечестивцы; Платонъ -- изящный насмѣшникъ, надутый поэтъ, богословъ съ разстроенной головой, также глупъ и нивокъ, какъ пагубенъ для религіи. Цицеронъ, Сенека и Плутархъ -- не лучше его. Галэнъ -- глупый пустословъ (vanissimus causator). "О песъ! о зараза!" говоритъ онъ, обращаясь къ послѣднему: "ты такъ ничтоженъ, что не стоитъ останавливаться на тебѣ; убирайся и съ соучастниками твоими Аравитянами!.. Фернель -- изъ гнусной породы номенклатуристовъ. Гиппократъ-полусофистъ, безсмысленный предъ дѣйствительностію. Кто не засмѣется, говоритъ онъ, когда Галэнъ и Парацельсъ прибѣгаютъ къ авторитету подобнаго человѣка, точно укрываются отъ солнца подъ тѣнью осла?.."

Но парацельсъ, какъ представитель когорты химиковъ, кажется ему, по своей смѣлости, заслуживающимъ особеннаго нападенія: обращаясь къ противнику Эпикура, онъ говоритъ, что Парацельсъ своими простыми началами нарушаетъ единство міра, превосходитъ во лжи Галэна и оскверняетъ предметы священные, смѣшивая ихъ съ предметами житейскими. Другія только уклонялись отъ опыта; а ты, Парацельсъ, ты измѣняешь ему, и, призывая свѣтъ дѣйствительности, засоряешь его источники. Усыновленное чадо ословъ, ты счастливъ, что нашелъ Северина, который сгладилъ твою рѣчь! Этому торжественному адвокату можно было бы замѣтить, что Парацельсъ прежде него самого призывалъ людей къ опыту и наблюденію. Положимъ, отвѣчаетъ онъ; но если Кабанъ случайно начертилъ на землѣ своимъ клыкомъ букву А, то развѣ это значитъ, что онъ способенъ написать и трагедію? Извѣстно, какую медицину и какую физику предложилъ Бэконъ въ замѣнъ того ученія, на которое онъ нападалъ; извѣстно, какъ теменъ, напыщенъ и страненъ онъ самъ и чтобъ доискаться въ тогдашнихъ ученыхъ спорахъ простоты, ясности и приличія, надо обратиться къ Декарту, къ школѣ французской.

Ничто не можетъ сравниться въ вздорности споровъ, возникшихъ еще при жизни Парацельса, между "тарой и новой школами. Съ одной стороны, важные, торжественные схоластики, сильные авторитетами Галэна и Аристотеля, которыхъ знали почти на память, и книги которыхъ -- уважаемыя впрочемъ всѣми -- чтили какъ святыню. Съ другой стороны, этотъ наглый раздуватель пепла, этотъ праздношатающійся, этотъ нечестивый дистилировщикъ, называвшійся ихъ учителемъ, жжетъ чтимыя ими книги, бросаетъ въ нихъ ѣдкой ироніей, и лечитъ неизвѣстными средствами самыхъ отчаянныхъ ихъ паціентовъ; отъ такого столкновенія было чему разъиграться! Поэтому прочтите Куртэна, Кратопа и особенно Томаса Эраста, медика германскаго императора и знаменитаго ученаго, сильнаго въ древней медицинской литературѣ, и слѣдовательно, смертельнаго врага Парацельса: вы увидите, что они иначе не называютъ его, какъ кощунникомъ, нечестивымъ, дикимъ звѣремъ, порожденіемъ діавола, достойнымъ костра, пьяницей, невѣждой, шарлатаномъ, сумасшедшимъ.

Парацельсъ не оставался въ долгу у своихъ враговъ и платилъ имъ тою же монетою.

Терпѣніе и скромность -- не его добродѣтели. Впрочемъ, въ сущности, онъ увлекался болѣе противъ доктринъ, нежели противъ личностей. "Вырвало у меня это крѣпкое слово", говоритъ онъ въ одномъ мѣстѣ: "то презрѣніе, съ которымъ смотрятъ на ученіе, служащее, между-тѣмъ, основаніемъ всему".

Благотворное дѣйствіе его химическихъ лекарствъ и искусство приготовлять ихъ, внушили ему глубокое презрѣніе къ галэнистамъ. "Въ моей лысой и обнаженной головѣ гораздо-больше, нежели въ головахъ Авиценны и всѣхъ вашихъ академиковъ. Нуте ка, покажите намъ, что вы знаете. На меня нападаютъ и женщины лекарки!.. волчихи и змѣи!.. Но ваша медицина падетъ. Сѣкира уже у корня дерева...Парижскій Факультетъ назвалъ его Лютеромъ." Нѣтъ", отвѣчалъ онъ: "я не Лютеръ; я Теофрастъ, котораго вы назвали въ Базелѣ Какофрастомъ (Cacophraste). Я больше Лютера: онъ былъ только теологъ, а я знаю медицину, философію, астрономію, алхимію. Лютеръ не достоинъ развязать ремень у моего сапога". Эта неумѣренность выраженій теперь скандализуетъ насъ, хотя иногда и въ нашей литературѣ раздаются прозвища пѣтуховъ и т. п. остроты; но тогдашніе ученые, какъ и древніе ораторы, за урядъ вели между собою переговоры въ такомъ тонѣ; знаменитые парижскіе профессоръ! прозвали возстановителя анатоміи Везала (Vesalus), везанусомъ (vesanus), т. е. безсмысленнымъ; а Гарвея, который открылъ кровообращеніе -- циркуляторомъ (circulator), т. е. шарлатаномъ.

Что это относится не къ личностямъ, а къ духу вѣка, лучше всего доказываетъ тоѣмъ, что послѣ смерти Парацельса споры химистовъ съ галэнистами продолжались въ томъ же тонѣ. "Прочь отъ насъ угольники, протухлые сѣрой", говорили галэнисты: "черные собраты вулкана, отвратительные циклопы, которыхъ одинъ видъ наноситъ ужасъ и смерть!" -- Пульсо-щупальники-галенисты, отвѣчали другіе, наряжаются, пахнутъ мускусомъ и амбре, подумаешь Аполлоны, стоитъ больному взглянуть на нихъ такъ и выздоровѣетъ; но подъ этой маской, подъ этой пышной наружностью скрываются смерть и печальный скелетъ". Или въ другомъ мѣстѣ: племя языческое, вы съ вашей зеленью и катаплазмами ничего больше, какъ повара; а мы употребляемъ живыя силы, сокрытыя въ металлахъ... Какъ снѣга не смоютъ Альпъ, такъ ваши ругательства не поколеблютъ нашего ученія".

Въ Зальцбургѣ Парацельсъ заболѣлъ смертельно. Нѣкоторые подозрѣвали, будто враги отравили его. Вѣрно только то, что они радовались безвременной погибели этого человѣка, который, какъ они говорили, хвалился умѣньемъ сдѣлать себя безсмертнымъ посредствомъ извѣстнаго лекарства. Подобная выходка со стороны Парацельса возможна; по-крайней-мѣрѣ, онъ сказалъ въ одномъ мѣстѣ, что выберетъ время, когда умереть; но въ сочиненіяхъ своихъ весьма часто говоритъ о необходимости предѣла земной жизни..

21 сентября 1541 года, Парацельсъ сдѣлалъ завѣщаніе и, оставивъ рукописи свои зальцбургскому хирургу Андрею Венделю, умеръ на третій день, 24 сентября.

Кромѣ рукописей, у него нашли библію маленькаго формата, сводъ священныхъ книгъ, евангеліе, комментаріи святаго Іеронима на евангеліе и одну печатную медицинскую книгу, въ этомъ состояла вся его библіотека. Частыя ссылки на священныя книги и самые обороты его рѣчи доказываютъ, что это было его обыкновенное чтеніе. Въ описи, приложенной къ завѣщанію, исчислены всѣ его медицинскіе и химическіе приборы и весьма-много цѣнныхъ золотыхъ и серебряныхъ вещей, что можетъ служить достаточнымъ отвѣтомъ на обвиненія въ пристрастіи его къ кочевой жизни.

Онъ погребенъ, по желанію его, въ Зальцбургѣ близь Церкви-св.-Себастіана. Вотъ его эпитафія:

Conditur hic Philippus Theophrastus, insignis medicinæ doctor; qui dira ilia vulnera, lepram, podagram, hydropisin, aliaque insanabilia corporis contagia, mirifica arte suslulit: ac bona sua in paupercs dislribuenda, collocandaque honoravit. Anno MDXXXXI, dieXXIV septembris, vitam cum morte mulavit.

(Здѣсь погребенъ Филиппъ Теофрастъ, знаменитый докторъ медицины, который лечилъ жестокія болѣзни, проказу, подагру, водяную и другіе тѣлесные недуги съ удивительнымъ искусствомъ, и который великодушно роздалъ свое имущество бѣднымъ. Умеръ 1541 года сентября 24 дня.)

По смерти Парацельса, многіе изъ его учениковъ, какъ обыкновенно бываетъ, преувеличили идеи своего учителя; множество энтузіастовъ и шарлатановъ воспользовались его именемъ, чтобъ внушить довѣріе къ собственнымъ глупостямъ, пока наконецъ профессоръ медицины въ Монпелье, Лазарь Ривьеръ, не очистилъ ученія Парацельса и не ввелъ его въ науку, начавъ преподавать его публично.

Постараемся дать по возможности точное понятіе о системѣ Парацельса по самымъ важнымъ и наиболѣе достовѣрнымъ изъ его сочиненій.

Въ началѣ своего "Парамира" (Paramira) Парацельсъ объявляетъ, что главная цѣль его -- найдти лекарства противъ болѣзней. Вмѣсто того, чтобъ строить теоріи на воздухѣ и начинать съ басень о четырехъ влагахъ, говоритъ онъ, надо прямо искать того, что исцѣляетъ; такимъ образомъ, можно узнать и то, что причиняетъ болѣзни. Въ этомъ случаѣ онъ согласенъ съ знаменитымъ правиломъ практиковъ: Могborum naturam ostendunt ciirationes.

Парацельсъ различаетъ пять родовъ вліяній:

1) Звѣздное существо (ens ostrale).

Это не значитъ, чтобъ звѣзды измѣняли сущность нашей природы или нашего сѣмени (ens seminis): астрологи, которые такъ говорили, говорили неправду: звѣзды для насъ то же, что солнце для растительнаго сѣмени. Онѣ даютъ пищу нашей жизни, и мы не можемъ обойдтись безъ нихъ, точно такъ, какъ огонь не можетъ обойдтись безъ дерева. Что же касается до самаго сѣмени, то оно зависитъ не отъ звѣздъ, а отъ Бога; оно есть сущность всѣхъ родовъ формъ, которыя должны исполниться до послѣдняго суда; тогда заключится кругъ перваго міра; возникнутъ другіе подобные міры, но они будутъ постоянны и опредѣлительны, базъ возрастовъ и безъ превращеній.

Изъ этого видно, что Парацельсъ допускаетъ спеціальность каждаго существа и не думаетъ, какъ Бэконъ и многіе другіе, что одинъ родъ можетъ превратиться въ другой отъ вліянія среды, въ которой будетъ жить.

Но какъ же дѣйствуютъ на насъ звѣзды?-- Сообщая свое вліяніе срединѣ, которая все сохраняетъ и поддерживаетъ. Небо и земля, твари и элементы, -- все живетъ въ томъ воздушномъ пространствѣ, которое онъ означаетъ таинственнымъ названіемъ большаго М.

Каждый изъ насъ имѣетъ свой непріятный или здоровый запахъ; такъ точно и отъ звѣздъ исходитъ эманація, дыханіе, которое заражаетъ этотъ большой М. Если, на-примѣръ, М озера въ хорошемъ состояніи, то воды его изобилуютъ рыбою; если же оно заражено, то и рыбы гибнутъ; такимъ образомъ, плодовитость или безплодіе озера зависитъ отъ качествъ или недостатковъ его М. По недостатки могутъ быть различны. Одни дѣйствуютъ на кровь, другіе на голову, иные на кости и вены, производятъ водяную или различныя лихорадки. Поэтому, измѣненія, происходящія въ небѣ, производятъ весьма-разнообразное вліяніе на животныхъ, на растенія и на плоды, смотря по тому, въ какомъ состояніи находятся эти послѣдніе, крѣпки или слабы они сами. Одному здорово извѣстное вліяніе, между тѣмъ, какъ другой сильно страдаетъ отъ него. Такимъ образомъ, міръ противостоитъ человѣку, а человѣкъ -- вселенной. Болѣзнь, причиненная звѣздами, не монетъ прекратиться до-тѣхъ-поръ, пока продолжается особенное вліяніе, поддерживающее ее.

Но что жь такое -- этотъ таинственный знакъ, этотъ большой М, о которомъ говоритъ Парацельсъ? Море ли это, эфирная всесоединяющая атмосфера, или магнитизмъ? Изъ его "Fragmenta ad Paramir" видно, что оно значитъ то же, что слово mognale; но къ-несчастію, этотъ терминъ нисколько не яснѣе знака. Во всякомъ случаѣ, оно означаетъ то неизвѣстное искомое, которое назовите, пожалуй, магнитизмомъ, электричествомъ, эфиромъ или другимъ научнымъ именемъ, но которое откроютъ развѣ наши потомки.

Звѣздное вліяніе Парацельса, кажется, соотвѣтствуетъ иппократову τι Θεῶν, тому неизвѣстному, которое повреждаетъ, заражаетъ среду, въ которой мы живемъ, и производитъ то чуму, то холеру, то гриппъ; вліяніе, причины котораго мы не знаемъ, которое можетъ быть въ воздухѣ, или Богъ-Знаетъ гдѣ, которое сбиваетъ насъ съ толка. Вотъ, на-примѣръ, недавно картофель, какъ рыбы въ озерѣ Парацельса, вдругъ заболѣлъ почти во всей Европѣ. Отъ-чего?

Дѣло въ томъ, что Парацельсъ хочетъ, чтобъ тщательно изслѣдовали свойства этихъ вліяній, стараясь открыть отношенія каждой большой внѣшней сферы на извѣстныя части нашего тѣла, и предлагаетъ для того изслѣдовать, какое производитъ дѣйствіе на насъ каждый минералъ. Поле, конечно, обширное, и онъ самъ разработывалъ его весьма-грубо и только руководствуясь случаемъ; но тѣмъ не менѣе онъ сильно подвинулъ медиковъ къ подобнымъ изслѣдованіямъ, указавъ имъ дорогу. И сколько драгоцѣнныхъ лекарствъ доставила съ-тѣхъ-поръ химія! сколько еще обѣщаетъ, особенно если мы будемъ внимательнѣе изслѣдовать дѣйствіе различныхъ веществъ не по однимъ химическимъ ихъ свойствамъ, но и по вліяніямъ ихъ на живой организмъ, какъ училъ Парацельсъ!..

2) Ядовитое существо (ens veneni).

Каждое живое тѣло имѣетъ нужду въ пищѣ; но въ каждой пищѣ, вмѣстѣ съ питательнымъ веществомъ, скрывается смертоносный ядъ, такъ-что каждая пища можетъ сдѣлаться отравою, не потому, чтобъ все было ядовито, но отъ дурнаго употребленія: развѣ не гибеленъ самый хлѣбъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ? Но Богъ каждому животному далъ алхимика, который находится въ желудкѣ, отдѣляетъ полезное отъ вреднаго, принимаетъ первое и отвергаетъ послѣднее. Если алхимикъ слабъ, и дурно распредѣляетъ вещества, то отъ этого происходятъ болѣзни, ядъ пищи расходится по организму: потому-что здоровый человѣкъ точно чистая вода, которая окрашивается всѣми цвѣтами, т. е. заражается всякаго рода ядами. Такая порча происходитъ двоякимъ образомъ, ядъ или останавливается въ извѣстной части тѣла и не выходитъ изъ нея, или проходя чрезъ извергающіе органы: носъ, кожу, мочевой пузырь, уязвляетъ ихъ своимъ присутствіемъ. Алхимики у однихъ животныхъ чувствительнѣе, нежели у другихъ,-- корова ѣстъ траву, а человѣкъ питается ея молокомъ; одно помогаетъ другому переработывать пищу: огонь, воздухъ, вода и проч. могутъ испортить алхимика, и потому-то именно иногда вредны эти элементы.

Изъ этихъ метафоръ уже видно, что Парацельсъ разсматривалъ организмъ какъ лабораторію, гдѣ внутренняя сила отдѣляетъ отъ внѣшнихъ элементовъ части, сходныя и несходныя съ существомъ каждаго органа; онъ возобновляетъ анаксагорову систему гомеомерій. Хорошее или дурное отдѣленіе производитъ здоровье или болѣзнь.

3) Существо природное (ens naturale).

Какъ небо имѣетъ свои планеты и движенія, точно такъ и тѣло человѣка составляетъ, маленькій независимый міръ, подобный большому міру, и имѣетъ свои созвѣздія или члены и свои движенія. Этотъ-то маленькій человѣческій міръ древніе называли микрокозмомъ, противопоставляя его вселенной. У него есть свое особое управленіе, онъ поддерживается и питается самъ собою; пища служитъ ему только какъ удобреніе для поля. О его внутреннемъ устройствѣ можно составить себѣ понятіе, наблюдая большой внѣшній міръ, потому-что всѣ части послѣдняго имѣютъ въ немъ своихъ представителей. Вы, можетъ-быть, скажете, что въ немъ не видно столькихъ элементовъ, какъ въ большомъ? Вамъ отвѣтятъ, что они скрыты. Если, напримѣръ, васъ ударятъ въ глазъ, вы тотчасъ увидите огонь, котораго до-тѣхъ-поръ въ немъ не замѣчали. Это внутреннее устройство производитъ жизненную влагу (liquor vitae), которая, смотря по ея качествамъ, также производитъ здоровье или болѣзнь и это-то именно Парацельсъ называетъ природнымъ вліяніемъ. Эта мысль составляетъ переходъ отъ астрологіи къ витализму.

Но здѣсь мы должны замѣтить важную ошибку Парацельса, уличить его въ томъ, что онъ не совершенно избавился отъ заблужденія астрологовъ, и по сходству именъ, смѣшивалъ свойства планетъ Марса, Сатурна, Венеры, и проч., съ свойствами металловъ того же названія: желѣзо, свинецъ, мѣдь. Отъ того въ метеорологіи его выходитъ странная запутанность: онъ принимаетъ Марса то за желѣзо, то за планету...

4) Существо духовное (ens spiritale).

Это самая замысловатая сторона его ученія. Впрочемъ, духовное здѣсь не надо понимать въ философскомъ смыслѣ; это не демонъ, не духъ, не душа чисто-разумная и нравственная, отдѣляющаяся по смерти. Парацельсъ принимаетъ слово духа въ смыслѣ болѣе-грубомъ, такъ-сказать, въ тѣлесномъ и медицинскомъ значеніи. Онъ означаетъ имъ то невидимое и неосязаемое вещество, которое обнаруживается въ видимомъ и осязаемомъ тѣлѣ. Впрочемъ, этотъ духъ не есть самое тѣло, съ которымъ онъ только соединенъ; онъ можетъ дѣйствовать на тѣло и даже причинять болѣзни. Онъ совершенно отличенъ отъ тѣла, можетъ страдать и быть въ болѣзненномъ состояніи независимо отъ тѣла.

У каждаго животнаго есть такой духъ; у васъ свой, у меня свой, и наши духи разсуждаютъ между собою какъ имъ угодно, не тревожа языка. Мы иногда чувствуемъ симпатію или отвращеніе къ людямъ, которые намъ не сдѣлали ничего, ни хорошаго, ни дурнаго, именно потому-что эти странные невидимые существа, не спросясь разсудка, заводятъ между собою вражду и дружбу, питаютъ другъ къ другу упорное отвращеніе или взаимную любовь. Происходятъ эти духи, часто противные разуму, отъ воли, точно такъ, какъ огонь происходитъ отъ кремня. Они, какъ и тѣла наши, имѣютъ свой особый міръ, и ведутъ между собою борьбу. Если я хочу вредить кому-нибудь, и моя воля сильнѣе воли противника, я уязвляю его; иначе онъ возьметъ перевесъ, и тѣло отъ-того можетъ пострадать и сгибнуть.

Стоитъ некромантику сдѣлать на васъ фигуру изъ воска, и вы будете чувствовать все, что сдѣлаютъ съ этой куклой, не тѣломъ, которое остается здоровымъ, но духомъ; и въ этомъ случаѣ, безполезно лечить ваше тѣло. Такимъ образомъ, съ помощію только сильной воли, можно сдѣлать человѣка хромымъ или лишить его зрѣнія. Такова сила проклятія. И не смѣйся надъ этимъ, о медикъ! Говоритъ Парацельсъ; ты не знаешь, какъ могущественна воля человѣка.

Хотите ли отмстить вору? Привлеките своею волей духъ его къ восковой фигурѣ, и вы заставите его возвратиться за наказаніемъ на мѣсто преступленія. Что касается до него, онъ этого не можетъ сдѣлать съ вами, если вы человѣкъ честный: потому-что его духъ слабѣе вашего. Во снѣ вамъ также случается призывать духъ вашего врага и уязвлять его.

Впрочемъ въ этой главѣ Парацельсъ излагаетъ мнѣнія современныя ему и только объясняетъ ихъ по своему. Вампиры, тѣни, провидѣнія, колдовство и чары съ незапамятныхъ временъ имѣли силу на землѣ. Александрійская школа, противодѣйствуя христіанству, придала новую силу такъ-называемой бѣлой магіи. Да и теперь еще найдется много людей, для которыхъ покажется непонятнымъ ваше невѣріе. Но въ то время, какъ Эрастъ приписывалъ всѣ чары дьяволу, Парацельсъ искалъ для нихъ разгадки въ самой природѣ и не удивительно, если первый шагъ его на этомъ поприщѣ былъ неудаченъ.

Вспомните однако современныя намъ идеи о животномъ магнитизмѣ? Развѣ не говорили и намъ, какъ говорилъ Парацельсъ въ XVI столѣтіи, что души сообщаются между собою, независимо отъ тѣла, подъ вліяніемъ воли? Давно ли знаменитые ученые собирались слушать Месмера? Мы не хотимъ затѣвать здѣсь спора противъ магнитизма; но говоримъ только, что магнитизмъ весьма сходенъ съ духовнымъ существомъ Парацельса.

5) Наконецъ высшее существо.

Первыя четыре главы, говоритъ Парацельсъ, относятся ко всѣмъ людямъ и могутъ быть приняты еретиками, Турками и язычниками; а эта -- только для христіанъ. Все, и здоровье и болѣзнь, и первыя четыре существа -- происходятъ, безъ сомнѣнія, отъ Бога; но въ этой главѣ говорится о болѣзняхъ, насылаемыхъ Богомъ, въ видѣ особенныхъ наказаній. Если время испытанія кончилось, Богъ позволяетъ врачамъ лечить эти болѣзни; иначе -- Онъ предаетъ больнаго въ руки неискусныхъ врачей.

За тѣмъ -- Парацельсъ переходитъ къ анализу, или какъ онъ говоритъ, къ анатоміи естественныхъ тѣлъ, и утверждаетъ свое знаменитое положеніе о трехъ родахъ элементовъ: сѣра, Меркурій и соль.

Все, что горитъ или сгараетъ, онъ называетъ сѣрой. Все, что курится, испаряется или улетучивается -- Меркуріемъ, который впрочемъ не должно смѣшивать съ ртутью. Все, что остается въ твердомъ состояніи, какъ пепелъ, называетъ -- солью.

Итакъ, его дѣленіе почти совпадаетъ съ вашимъ дѣленіемъ тѣлъ, на твердыя, жидкія и невѣсомыя. А если подраздѣлимъ жидкія тѣла на влаги и газы, то получимъ четыре элемента древнихъ: земля или твердыя, вода или влаги, воздухъ или газы, огонь или невѣсомыя. Главное и всегда справедливое дѣленіе; такъ-что умъ человѣческій подъ различными именами постоянно принималъ одинаковые разряды тѣлъ. Можетъ статься, что 55 или 56 тѣлъ, которыя мы теперь признаемъ простыми, со-временемъ значительно увеличатся или сократятся, или даже совсѣмъ перестанутъ считаться простыми; но различіе четырехъ физическихъ состояній тѣлъ останется главнымъ до-тѣхъ-поръ, пока не измѣнится самый міръ.

Впрочемъ и Парацельсъ признавалъ четыре древніе элемента; по говорилъ, что они сами вещества сложныя изъ трехъ первыхъ химическихъ началъ.

Итакъ, въ составъ человѣческаго организма, какъ и всякаго другаго естественнаго тѣла, входятъ: сѣра, Меркурій и соль. Жизнь держитъ эти три начала въ соединеніи, а но смерти они отдѣляются другъ отъ друга, и самая смерть происходитъ или отъ того, что эти начала не могутъ долѣе оставаться въ соединеніи, или потому-что мы сами раздѣляемъ ихъ, или наконецъ хотя бы соединеніе и оставалось въ полной силѣ, но смерть приходитъ потому, что въ природѣ все должно имѣть свой конецъ. Въ мірѣ только потому и существуетъ такое разнообразіе, что все разнородное, раздѣляясь, погибаетъ. Недостатокъ или дисгармонія нѣкоторыхъ изъ этихъ началъ производятъ болѣзнь.

Что такое голодъ? Признакъ приближающейся смерти въ членахъ, отъ недостатка необходимой пищи. По пища есть нѣчто подобное члену, который въ ней нуждается. По-этому, посредствомъ анатоміи (анализа) внѣшняго міра, надо изслѣдовать, какія части его соотвѣтствуютъ каждому изъ нашихъ органовъ, чтобъ лечить болѣзни, доставляя каждому члену то, что ему свойственно. Жизнь подобна картинѣ, на которой всѣ роды красокъ составляютъ одно гармоническое цѣлое. Каждый цвѣтъ внѣшняго міра имѣетъ своего представителя на этой картинѣ, и человѣкъ есть образъ анатоміи природы; что служитъ извѣстному органу, соотвѣтствуетъ его анатоміи; подобное принадлежитъ подобному (simile ad simile perlinel). Дѣйствовать иначе значило бы просящему хлѣба давать змѣю. Птакъ, ищите сочетаній внѣшнихъ анатомій (лаванды, розы, лиліи) съ внутренними. Основаніе и столпъ медицины состоитъ въ томъ, чтобъ каждому органу доставлять то, что анатомически сходно съ нимъ.

Не трудно замѣтить, что эти идеи имѣютъ аналогію съ знаменитой терапевтической системой нашего времени.

Въ насъ есть нѣчто подобное огню, который пожираетъ силу, и гаснетъ, если его не поддерживать. Каждая пища, которую мы принимаемъ, содержитъ въ себѣ маленькое количество всѣхъ нашихъ членовъ; такъ-что съ каждымъ глоткомъ, мы ѣдимъ наши пальцы, ноги, сердце, мозгъ.-- Внутренній алхимикъ нашъ принимаетъ что для него годно и отвергаетъ прочее. По то, что онъ принимаетъ -- это образъ (т. е. миніатюръ или сущность) всякой вещи. Съѣденная кость производитъ не одну только кость, или мозгъ -- не одинъ мозгъ. Но внутренній желудочный скульпторъ извлекаетъ изъ пищи извѣстный членъ и передаетъ его въ наши члены. Такъ онъ превращаетъ хлѣбъ въ кровь, въ жиръ. Внутренній архитекторъ исправляетъ что портится или уничтожается. Когда мы говоримъ: "даждь намъ хлѣбъ нашъ насущный", это значитъ: "даждь вамъ наше насущное тѣло". Потому-что человѣкъ происходитъ двоякимъ образомъ: или отъ сѣмени, или отъ хлѣба; сѣмя есть архитекторъ, который въ чревѣ матери далъ намъ форму, и сохраняетъ пищею; мы живемъ не хлѣбомъ правды (т. е. не только прирожденною силою), но хлѣбомъ благости (т. е. пищею, которую намъ даютъ).

Но и пища и употребленіе ея не всегда доброкачественны и отъ-того происходятъ болѣзни.

И такъ, Парацельсъ хорошо понималъ значеніе внѣшнихъ и внутреннихъ дѣятелей организма. Но какимъ образомъ пища дѣлается частію насъ самихъ и превращается въ наши органы?

"Три вещи, соединяясь, составляютъ наше тѣло: кости, мясо и кровь; и въ каждомъ изъ нихъ -- своего рода соль, сѣра и меркурій.

"При соединеніи, каждая часть имѣетъ свою особенную анатомію, -- въ глазѣ нельзя искать органа вкуса, и потому каждый органъ надо питать соотвѣтственно его анатоміи. Вы должны поступить съ болѣзнью, какъ отецъ съ сыномъ: давать ей соотвѣтственную пищу, какую отецъ даетъ сыну.

"Съ этою цѣлью не обращай вниманія на первую жизнь (первыя наружныя, грубыя свойства); но извлекай изъ нея истинную жизнь (т. е. сущность). Взгляни на розу: живая она ни на что не годна, а изъ мертвой извлекаютъ цѣлебныя частицы, желудокъ пользуется только тѣмъ, что разлагаетъ; первая жизнь должна умереть, чтобъ можно было извлечь изъ нея новую жизнь (дѣятельную часть), и перенесть потомъ въ другое тѣло. Эта-то послѣдняя жизнь и есть тайна, которая составляетъ медицину и сохраняетъ наше тѣло.

Итакъ, три анатоміи: одна обыкновенная, разсматривающая, какое місто занимаютъ кости и вены; другая изъискиваетъ средства, какъ ввести новую жизнь въ организмъ человѣка; третья -- анатомія смерти, или различныхъ измѣненій, производимыхъ въ нашихъ органахъ болѣзнями.

"Въ каждомъ изъ нашихъ членовъ есть огонь, огонь пищеваренія, который увеличивается и уменьшается, какъ и самое пищевареніе. Отъ этого огня, а не отъ крови, происходитъ и краснота членовъ.

"Если вы не приготовили пищу, и не убили въ ней совершенно первую жизнь, то желудокъ самъ уже приготовляетъ ее; онъ разрушаетъ въ ней всѣ свойства (галеническія или физическія) холода, тепла, и такимъ-образомъ производитъ сущность. Пища, которая не можетъ разложиться въ желудкѣ, не приноситъ пользы. Для медицины нужно, чтобъ всѣ свойства холода и тепла были уничтожены, и чтобъ оставалась только совершенно-чистая сущность (arcane)."

Начало, конечно, весьма-разумное; но химическія свойства пищи, которыми Парацельсъ хочетъ замѣнить свойства физическія, развѣ не представляютъ тѣхъ же затрудненій? Сдѣлавшись живощ частью тѣла, пища развѣ не лишается вмѣстѣ съ тѣмъ и своихъ химическихъ свойствъ?

"Нарушеніе равновѣсія элементовъ есть источникъ болѣзней; собравшаяся въ одно мѣсто соль, производитъ язвы и воспаленія; сѣра и меркурій не на своемъ мѣстѣ также причиняютъ тысячи болѣзней. Среди этой дисгармоніи элементовъ, приближается смерть, которая быстро пересиливаетъ ихъ, разъединенныхъ, одинъ за другимъ. Врачь возстановляетъ части уязвленныя солью, укрѣпляетъ шафраномъ то, что разложила сѣра, утолщаетъ золотомъ, что истощено Меркуріемъ."

А между-тѣмъ, природа также участвуетъ въ этомъ трудѣ, и мы только помогаемъ ей; она зарощаетъ рану, которую мы закрываемъ лекарствами.

Въ человѣкѣ отражается весь міръ, какъ въ каплѣ воды, и врачь долженъ искать лекарствъ во всѣхъ частяхъ этото міра; его дѣло -- умѣть отдѣлять и различать; а главное средство его -- огонь.

Подъ вліяніемъ столькихъ агентовъ, организмъ сотрясается, будто кипящій котелъ, въ немъ -- то пища производитъ раздраженіе, то соли много, то сѣра и меркурій не въ пропорціональномъ количествѣ. Звѣздная теплота можетъ на нихъ дѣйствовать; но надо отличать, чего не дѣлаютъ галэнисты -- холодъ физическій или врожденный, который оцѣпеняетъ, и другой элементарный холодъ, который разлагаетъ части нашего тѣла. Огонь даетъ мѣсто влагѣ, точно такъ, какъ вода сухому.

Потомъ -- все имѣетъ свои конецъ -- праведное и нечестивое. Медицина тутъ ничего не можетъ сдѣлать: приходитъ время, когда смерть -- ликторъ Божій -- должна насъ привести предъ Него; она только скажетъ: встань и иди, и тѣло остается на землѣ, а душа идетъ къ Богу. Но при послѣднемъ судѣ три элементарныя вещества соединятся въ своемъ цвѣтѣ и сущности... тогда не будетъ уже ни врачей, ни медицины.

Астрологи думали, что звѣзды даютъ силу сѣмени, и запечатлѣваютъ свой образъ въ человѣкѣ: -- это ложь. Одинъ Богъ даетъ этотъ образъ, и астрологія вздоръ. Вмѣсто того, чтобъ предполагать, будто звѣзды измѣняютъ судьбу человѣка, вѣрнѣе сказать, что человѣкъ имѣетъ вліяніе на звѣзды, потому-что онъ предъ Богомъ значитъ болѣе, нежели звѣзды.

Статья вторая и послѣдняя.

Разбирая, въ первой статьѣ, главное сочиненіе Парацельса "Paraminim" (самое важное), мы объяснили принимаемые имъ пять родовъ вліянія и три элементарныя начала, и изложили ученіе его о пищѣ.

"Всякая пища", говоритъ онъ, "кромѣ питательной части, превращающейся въ тѣло, содержитъ въ себѣ части несвойственныя организму и образующія остатокъ. Если этотъ остатокъ не изгнанъ, то онъ также превращается въ тѣло и дѣлается источникомъ болѣзней. Смотря по органу, въ который бросится, онъ производитъ камень, хрящь, или образуетъ растенія, бородавки, проказу, водяную. И этотъ-то остатокъ Парацельсъ называетъ tartarum, mapmaps, смертное начало...Равные роды пищи даютъ различные остатки и различные тартары: рыбная пища -- глинистый, овощи -- клѣйкій, вязкій. Искусство врача состоитъ въ томъ, чтобь предписать лекарство, которое бы, соединивъ это вредное начало съ пищей, изгнало его изъ организма... Тартаръ образуется, на-примѣръ, во рту около зубовъ. Оставаясь въ желудкѣ, онъ причиняетъ воспаленіе въ горлѣ, одышку, потому-что въ такомъ случаѣ, какъ въ пивномъ котлѣ, подымается родъ пѣны, болѣе или менѣе ѣдкой. Не думайте избавиться отъ этого врага чистительными средствами: они, не достигая его, только лишаютъ больнаго мукозныхъ и питательныхъ соковъ. По мѣрѣ того, какъ пища проникаетъ въ организмъ, образуются новые остатки, твердые или жидкіе, различнаго свойства, причиняющіе рѣзь, колики, съ тѣми же пароксизмами, какіе производитъ каменная болѣзнь..."

Довольный такимъ химическимъ объясненіемъ, Парацельсъ обращается къ своимъ противникамъ: "Какъ же монпельерскіе, салернскіе, парижскіе медики не видѣли этого тартара, который безъ очковъ въ глаза бросается?.. Толкуете вы объ анатоміи, рѣжете трупы повѣшенныхъ... Дай Богъ, чтобъ взглянули вы на больныхъ!.. Передъ болѣзнью вы -- какъ теленокъ передъ капуциномъ... Скажите, господа доктора, развѣ экскрементъ недостоинъ того, чтобъ вы преклонили передъ нимъ колѣно?"

Въ этой буйной выходкѣ много правды: мы и теперь еще часто забываемъ, что наблюденіе болѣзней гораздо полезнѣе трупоразъятій.

Желудокъ, по ученію Парацельса, общій слуга; но работая для всего тѣла, онъ не избавляетъ органовъ отъ частной работы. У каждаго органа есть свой желудокъ, который обязанъ переваривать пищу для себя. Отъ-того и различныхъ остатковъ образуется столько, сколько органовъ. У сердца, легкихъ, мозга -- у каждаго свое особенное пищевареніе и свои изверженія. Если эти изверженія обратятся въ mapmaps, то брганъ поражается болѣзнью. Кровь, хребетный мозгъ, мускулы -- также имѣютъ свои остатки пищи, которые должны извергаться испариной и уриной: иначе они производятъ проказу, подагру, ломъ. "Смотрите преимущественно на урину", говоритъ Парацельсъ: "по ней узнаете экскременты всего тѣла".

И дѣйствительно, урина служитъ теперь самымъ богатымъ матеріаломъ для изслѣдованій и теорій химиковъ. Чего не говорили по этому предмету? Многіе думали, что процессъ пищеваренія такъ же легко объяснить, какъ процессъ превращенія свекловицы въ сахаръ и алкоголь.

"Когда каждая вещь", прибавляетъ Парацельсъ поэтическимъ тономъ: "находитъ то, что ей соотвѣтствуетъ, тогда образуется соединеніе законное и прочное; въ противномъ случаѣ сочетаніе не можетъ быть прочно, все колеблется въ немъ, какъ тростникъ на водѣ. Но какъ божественный законъ связываетъ двухъ супруговъ, даже нелюбящихъ другъ друга, узами неразрывными, такъ искусство врача держитъ элементы организма въ спокойномъ состояніи.

"Если желудокъ не производитъ своихъ отправленій какъ слѣдуетъ, то и все тѣло приходитъ въ болѣзненное состояніе, потому-что онъ всюду разливаетъ свой ядъ, и часто приписываютъ другому органу то, что происходитъ отъ желудка...

"Впрочемъ, не всѣ ненормальныя вещества въ организмѣ образуются изъ остатковъ пищеваренія. Какъ въ молніи сѣра горитъ, а соль, не соединяющаяся съ Меркуріемъ, падаетъ на землю въ видѣ камня, такъ и въ живомъ тѣлѣ есть свои аэролиты."

Сквозь эти странныя толпы терминовъ и сравненій Парацельса, нельзя однако не замѣтить мыслей довольно-остроумныхъ. Ученіе его о частныхъ пищевареніяхъ въ каждомъ органѣ и о важности экскрементовъ имѣетъ свое медицинское основаніе. Онъ замѣняетъ этимъ ученіемъ теорію четырехъ влагъ Галэна, и противополагаетъ имъ столько влагъ и экскрементовъ, сколько различныхъ бргановъ. Что касается до того, будто слабость желудка разстроиваетъ все тѣло и производитъ лихорадочные пароксизмы, то эта идея напоминаетъ систему, принятую въ послѣднее время знаменитымъ докторомъ Бруссэ, который хотѣлъ объяснить всѣ болѣзни разстройствомъ желудка.

"Но всѣ ли тутъ источники болѣзней? Нѣтъ; нѣкоторыя изъ нихъ получаютъ начало въ лонѣ матери, которое есть весьма-малый микрокосмъ, заключенный въ большемъ микрокосмѣ. Зародишь обвернутъ въ маткѣ точно такъ, какъ наше тѣло обвернуто кожей, а міръ -- неизмѣннымъ и невидимымъ небомъ. Итакъ, вотъ три монархіи, заключенныя одна въ другой...

"Первая питаетъ ребенка, какъ земля питаетъ дерево, и таково назначеніе женщины (propter matricem mulier genita est). Ребенокъ отличается отъ нея, какъ рыба отличается отъ воды, въ которой живетъ. Первою матерью міра были воды хаоса, надъ которыми парилъ духъ Божій, изъ которыхъ вышли небо и земля. Небо и земля, въ свою очередь, при содѣйствіи руки Божіей, были материнскимъ лономъ для перваго человѣка, а отъ него произошла женщина, мать всѣхъ людей... Вы знаете, что главная матка водъ -- море, которое поглощаетъ притекающія въ его нѣдра рѣки, одинъ разъ въ день, когда оно вздувается и приливомъ извергаетъ свои экскременты на берегъ... Женщина -- какъ море..."

Вотъ рѣзкій примѣръ необузданнаго воображенія, создающаго такія странныя сближенія между явленіями нашего организма и явленіями внѣшняго міра.

"Женщина создана для матки", продолжаетъ Парацельсъ: "и въ отношеніи болѣзней существуетъ огромная разница между нею и мужчиной; слѣдовательно и самыя лекарства должны быть различны...потому-что минералы полезны только тогда, когда каждый изъ нихъ прилагается къ соотвѣтствующему въ микрокосмѣ, хотя впрочемъ есть лекарства -- гермафродиты, которыя равно приличны и для мужчины и для женщины...

"Итакъ, наши наслѣдственныя болѣзни имѣютъ два источника. Мать можетъ вредить ребенку, какъ земля вредитъ дереву; а отецъ передаетъ болѣзнь посредствомъ невидимаго духа, дѣйствующаго на духъ матери. Потому-то и правъ Гиппократъ, говорившій, что добродѣтель изгоняетъ болѣзнь, т. е., что одинъ духъ изгоняетъ другаго... и

И вездѣ духи, болѣе или менѣе тѣлесные, дѣйствующіе другъ на друга; очевидно, это что-то неизвѣстное, скрывающееся въ матеріи, и что мы называемъ теперь силами, а галэнисты называли свойствами. Но Парацельсъ утончаетъ понятіе; какъ истый химикъ, онъ какъ бы разлагаетъ его, отдѣляя отъ видимой и грубой матеріи.

Наконецъ происходятъ болѣзни и отъ причинъ невидимыхъ.

"Тѣлесными очами мы видимъ только половину міра; а другую половину его, внутренняго архитектора, открываетъ намъ свѣтъ природы (умъ).

"Первая причина невидимыхъ явленій есть вѣра: высшій божественный свѣтъ, дающій намъ силу на пути изслѣдованій, попытокъ. Посмотрите, что дѣлали ею преемникъ Моисея Іисусъ Навинъ и Самсонъ! Но кичливо было бы разсчитывать на чудеса и испытывать силу вѣры: съ помощію ея, безъ сомнѣнія, можно строить на поляхъ Господа многое, что захочешь; но нужно, чтобъ владѣлецъ былъ на то согласенъ..."

Этого ученія, кажется, нельзя упрекнуть въ отступничествѣ.

"Но часто", говоритъ Парацельсъ", "приписываютъ вѣрѣ дѣла, которыя совершаются по общимъ законамъ природы. Считаютъ патрономъ падучей болѣзни святаго Валентина, патрономъ воспаленій святаго Антонія; холеры -- святаго Гюи; болѣзней сифилитическихъ -- святаго Дениса. Будто святые могутъ быть патронами нашихъ болѣзней! Такія мысли достойны анабаптистовъ и колдуновъ."

Итакъ, Парацельсъ умѣлъ опровергать предразсудки своего вѣка. Но вотъ какъ объясняетъ онъ вліяніе воображенія матери на зародышь:

"У каменьщика два дома: одинъ, невидимый, въ мысляхъ; другой, построенный, видимый. Женщина видитъ послѣдній; образъ невидимаго запечатлѣвается въ ней; и какъ каменьщикъ осуществляетъ матеріально свой идеалъ, возводя стѣны, такъ женщина осуществляетъ свой -- въ зародышѣ. Воображеніемъ руководитъ невидимый духъ, который говоритъ ей: гдѣ ты хочешь строить?-- Тамъ, говоритъ воображеніе, и духъ строитъ. Женщина видитъ хромаго и воображеніемъ касается своего колѣна; невидимый строитель также касается колѣна зародыша и увѣчье запечатлѣвается на немъ; потому-что куда устремляется воображеніе, туда стремится и невидимый строитель. Какъ магнитъ, не имѣя ни рукъ, ни ногъ, привлекаетъ желѣзо, такъ воспламененное воображеніе привлекаетъ питательныя вещества и располагаетъ ихъ въ образы и формы. Какъ Богъ сѣетъ кометы по небу, такъ воображеніе сѣетъ ихъ въ тѣлѣ съ быстротою молніи. Василискъ можетъ убить, устремляя свой взоръ и невидимый ядъ; мать, силою своего воображенія, можетъ отразить на зародышѣ все, что видитъ. Если она представляетъ въ воображеніи Цезаря, Барбаруссу, ученаго, философа или художника, то рождаетъ и сына подобнаго. И это дѣлается безъ ея вѣдома; зародышь самѣсобою приноравливается къ ея желанію. Правда, въ этомъ процессѣ есть нѣчто непостоянное, неопредѣленное; но все же онъ происходитъ такъ, а не иначе. Но той же причинѣ мать можетъ поселить въ зародышѣ наклонность къ пороку, странныя побужденія и желанія, сдѣлать его хромымъ, дать ему чудовищныя формы..."

Эти идеи о вліяніи воображенія матери на ребенка раздѣлялъ и Мальбраншъ. И многіе еще думаютъ, какъ думалъ Парацельсъ. Бюффонъ опровергъ это вліяніе; анатомисты нашего времени ищутъ другаго объясненія задачи.

Но вотъ что еще любопытнѣе: "иногда", говоритъ Парацельсъ: "распаленное воображеніе привязывается къ пустому призраку... тогда ночные духи, или колдуны, жадные къ подобнымъ мерзостямъ, переносятъ неполный элементъ отъ животныхъ отвратительныхъ: жабъ, змѣй и т. п.-- Такъ произходятъ безчисленныя безъименныя чудовища, нечистыя, гнусныя, страшныя. Какое это животное? говорятъ потомъ увидѣвъ ихъ. Подобныхъ никогда не встрѣчалось... О! какъ долго надо всматриваться въ нихъ, если хочешь остаться невиннымъ (célibataire)!.."

Заключеніе, разумѣется, самое нравственное.

"Я подозрѣваю" прибавляетъ онъ: "что таковъ долженъ быть василискъ, котораго никто не могъ описать, котораго, конечно, никто не осмѣливался разсматривать, если онъ убиваетъ съ перваго взгляда. Во всякомъ случаѣ, ночные духи, которые разносятъ гнусное семя всюду, гдѣ оно можетъ произрасти, никогда не влагаютъ его въ жилище человѣческой души. Развѣ гиганты (géants) -- плодъ подобнаго союза? Утверждать не смѣю: въ мірѣ много чудесъ... Но о такихъ неизвѣстныхъ предметахъ лучше всего молчать..."

Ужь, конечно, всего лучше.

"Ничего подобнаго не случается безъ вмѣшательства чего-нибудь невидимаго и гнуснаго, безъ помощи ночныхъ духовъ... Чтобъ избѣжать такихъ ужасовъ, будьте трезвы и благочестивы; чистота дѣвственности ведетъ къ божественному. Женитесь, если не можете обуздать своихъ пожеланій... Правители, отвѣтствующіе за вашъ народъ, сдѣлайте его трудолюбивымъ, потому-что праздное воображеніе -- ужасная вещь...

"Что касается до плодовъ естественнаго соединенія, то хотя и бываютъ между ними чудовищные, но въ сущности они люди, точно такъ, какъ золото остается золотомъ, не смотря на примѣсь лигатуры."

Это одно изъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ вполнѣ выразился мистицизмъ пятнадцатаго и шестнадцатаго столѣтій. У Парацельса, Кардана, Агриппы множество разсужденій, въ которыхъ приписывается особенная сила снамъ и знакамъ, и въ которыхъ грёзы получаютъ такую же важность, какъ и дѣйствительность. Самые сверхестественные факты принимаются безъ критики: будто особенная страсть къ чудесному овладѣвала учеными; они одушевляютъ всю природу, населяютъ небо и землю невидимыми духами, пигмеями, гигантами, сильфами, колдунами, оборотнями, волшебниками, какъ романисты населяли ихъ феями. Кажется, будто переносишься въ то гомерическое время, когда каждое явленіе природы приписывалось особому божеству. Только одни христіанскіе богословы умѣли придать этой поэзіи характеръ строгости, чуждый греческой и римской миѳологіи.

Парацельсъ принадлежитъ къ числу тѣхъ ученыхъ, которые наиболѣе старались объяснять явленія причинами естественными; онъ рѣдко сомнѣвается въ фактахъ самыхъ неправдоподобныхъ, но всегда пытается обнажить ихъ, перетолковывая по своей странной физикѣ. Вотъ, на-примѣръ, какъ водружается онъ противъ предразсудковъ, окружавшихъ кладбища непостижимою таинственностью и приписывавшихъ могиламъ разныя свойства причинять и уничтожать болѣзни:

"Богъ" говоритъ онъ: "создавъ человѣка по своему образу и подобію, надѣлилъ его такими качествами, что по своему совершенству онъ превосходитъ самыя небеса. Эти качества не всегда видимы; но трупъ сохраняетъ ихъ, и хотя мертвъ, изсушенъ и отвратителенъ на видъ, но обиленъ всякаго рода свойствами. Отъ-того и многія могилы дѣйствуютъ на здоровье приближающихся къ нимъ: иныя -- гибельно, другія -- благотворно. Что жь тутъ удивительнаго? Тѣло собаки и тѣло человѣка должны производить вліяніе сообразное съ присущими имъ качествами. Но дьяволъ и сюда примѣшалъ свои козни; онъ увѣрилъ людей, что это вліяніе происходитъ отъ волшебства. А тутъ волшебство такое же, какъ въ чиханіи отъ горчицы, или въ прыщѣ отъ крапивы. Я не презиратель гробницъ, но считаю добрымъ дѣломъ отвергнуть суевѣріе и объяснить естественнымъ вещь естественную... Не хотѣли изучать тайныхъ силъ и невидимыхъ вліяній: -- пришлось удовлетворять разсказами о чудесахъ... Философы собирали тамъ-и-сямъ клочки истины, мѣшали какъ попало въ одинъ горшокъ отрубки, яйца и песокъ... Такъ Аристотель составилъ свою философію, а Плиній -- свой гербарій.

"Вспомните" продолжаетъ Парацельсъ: "что врачебныя части веществъ не тѣ, которыя мы видимъ. Въ двадцати фунтахъ вещества одна унція лекарственной сущности... Потому-то, чѣмъ меньше матеріи, тѣмъ больше медицинскаго свойства (quo minus est corporis, eo magis virtutis in medicina). И если видимый человѣкъ можетъ извлечь изъ двадцати фунтовъ вещества одну унцію сущности, то сколько можетъ извлечь изъ нея человѣкъ невидимый (т. е. естественная сила трупа)? Солнце, не трогаясь съ мѣста, проникаетъ сквозь стекло своими лучами; мускусъ, также наполняетъ комнату запахомъ. Ну, и трупъ дѣйствуетъ также... Но есть тайны, которыя можно открыть только своимъ, и которыхъ не слѣдуетъ давать въ руки народу".

Этотъ способъ объясненія вліянія труповъ весьма-замѣчателенъ по своему принципу: чѣмъ меньше матеріи, тѣмъ больше лекарственной сущности,-- въ которомъ нельзя не узнать начала знаменитой современной системы Ганемана. Вообще гомеопатія и магнитизмъ ясно видны въ сочиненіяхъ Парацельса. Онъ убѣжденъ, что вездѣ видимое подчинено невидимому, и главная задача его: искусство извлекать невидимое, сущность.

Книга Парацельса подъ заглавіемъ Para granum (зерно по преимуществу) покажетъ намъ, какъ надо понимать это искусство. Введеніе содержитъ въ себѣ самую рѣзкую выходку противъ враговъ автора и предсказаніе о судьбѣ его ученія.

Прежде всего Парацельсъ требуетъ свободы диспута, приличнаго важности науки. "Кричитъ только тотъ" говоритъ онъ: кто чувствуетъ себя уязвленнымъ и слабымъ... Само искусство не жалуется, потому-что оно непоколебимо, какъ основанія земли и неба... Въ отвѣтъ моимъ врачамъ, я покажу четыре столба, на которыхъ зиждется моя медицина, и которые суть: философія, астрономія, алхимія и добродѣтель... Прійдетъ время, когда вы должны будете опереться на эти столбы, если не захотите прослыть лжеучителями... Да, вы пойдете за мною, ты Авиценна, ты Галэнъ, ты Разесъ, ты Монтаньяна, ты Мезуэ; вы парижскіе, монпельерскіе, мейсенскіе, кёльнскіе и вѣнскіе; вы, которыхъ питаютъ Дунай и Рейнъ;вы, морскіе острова, Италія, Далмація, Аѳины, Греція, Аравитяне, Израильтяне... Я буду вашимъ вождемъ!.. Вы будете чистить мои горны... Моя школа восторжествуетъ надъ Плиніемъ и Аристотелемъ, которые въ свою очередь, назовутся како-Плиніемъ и како-Аристотелеми... Вотъ что произведетъ искусство извлекать сущность минералловъ... Алхимія сдѣлаетъ щелочь изъ вашего Эскулапа и Галэна; васъ огнемъ очистятъ; сѣра и сурьма станутъ выше золота... Какъ жаль мнѣ душу Галэна!.. Мнѣ писали письма отъ его тѣни и подписывали: "изъ ада"!... Кто бы подумалъ, что такой великій геній медицины можетъ умереть и попасть къ чорту въ?

"Вы говорите, будто я краду изъ вашихъ книгъ... Десять лѣтъ не читалъ я ни одной вашей книги... То, чему вы учили меня, исчезло, какъ снѣгъ, и я сжегъ это ученіе на огнѣ святаго Іоанна, чтобъ очистить свою систему... Вы хотите засыпать меня пылью... осудить на сожженіе... Я оживу, а вы превратитесь въ изсохшія смоковницы... Небо исправитъ своихъ астрономовъ, земля и вода найдутъ новыхъ философовъ; свѣтъ природы откроетъ своего алхимика...

"Врачемъ человѣка дѣлаютъ не папы, не Факультеты, не привиллегіи, не академіи, а врачеваніе... Какъ! втоптать меня въ грязь, когда я лечу венерическія болѣзни, самыя злокачественныя изъ всѣхъ болѣзней, которыя не щадятъ ни власти, ни народа!... Вы -- порожденіе эхидны, и нечего ждать отъ васъ, кромѣ яда... Лжеучители!.. Еслибъ я могъ защищать мою лысую голову отъ мухъ такъ же легко, какъ легко мнѣ защищать отъ васъ мою систему!... Вы не знаете даже простыхъ началъ; спрашиваете у фармацевта; это что такое? а это что? Я бы собаки вамъ не ввѣрилъ...

"Развѣ меньше я значу отъ-того, что не толкаюсь въ великолѣпныхъ дворцахъ?... Если вы говорите красно, такъ это еще не доказываетъ, что вы искусные лекаря... Ваши паціенты яснѣе всего обличаютъ ваше невѣжесво. Мои туфли знаютъ больше вашего Галэна и Авиценны... Прійдетъ время, когда небо произведетъ врачей, которые узнаютъ мои лекарства, тайны и составы: гдѣ-то вы станете тогда, въ которомъ ряду?... Кто будетъ дарить вашихъ женъ? Кто будетъ давать имъ драгоцѣнности и ожерелья?..

"Вы говорите, что у меня также умираютъ больные... Не могу я избавить отъ смерти того, кого вы уже убили! или приставить членъ, который вы уже отрѣзали!... Когда вы дали одному полфунта ртути, другому фунтъ; когда эта ртуть проникла въ хребетный мозгъ, течетъ въ венахъ, проникла до сочлененій... какъ тутъ уничтожить зло?... Кто обратитъ на путь истины всѣхъ развращенныхъ?...

"Вы -- какъ козы: чѣмъ выше взбираетесь, тѣмъ самонадѣяннѣе становитесь, а не видите, что наверху стоите вы на томъ же, на чемъ стояли внизу... основаніе вашей медицины отъ того не измѣнилось..."

Итакъ -- Парацельсъ понималъ всю важность и значеніе своей реформы, и ясно предвидѣлъ новый путь къ прогрессу, къ которому двинулись всѣ науки. Его предсказанія относительно химіи большею частію оправданы. Была пора, когда химики готовы были не только измѣнить, но задушить медицину, еслибъ могли гибнуть великія истины, однажды-пріобрѣтенныя. Галэнъ, а съ нимъ Аристотель и Гиппократъ, не смотря на чадъ, которымъ чернили ихъ химики, остались непоколебимы въ томъ, что было у нихъ дѣйствительно медицинскаго. Паука малаго міра всегда будетъ отлична отъ всемірной науки; и, не смотря на безчисленныя связи, соединяющія ихъ, каждая изъ нихъ остается независимою по характеру.

Но посмотримъ, на какихъ четырехъ столпахъ Парацельсъ основалъ свою медицину.

"Древняя философія" говоритъ онъ: "быстро распространялась, пока Аристотель и его послѣдователи не прилѣпились къ анализу. Какъ пѣна всплываетъ на поверхность, а хорошее остается внизу, то и философія ихъ захватила только пѣну и нѣсколько хорошихъ капель. Эти пѣнистые философы описывали только поверхность и симптомы; не знали основанія и корня, отъ котораго произошелъ плодъ. Между-тѣмъ, истинную философію такъ же легко отличить, какъ шумъ волнъ отъ завыванія бури. Что мы видимъ глазами, что осязаемъ, то принимается головою, и понимается. И это-то тайное пониманіе, приходящее къ вамъ отъ созерцанія природы, есть философія. Но чтобъ отличить солнце отъ луны, надо смотрѣть, а не закрывать глаза. Простымъ умствованіемъ ничего не сдѣлаешь въ медицинѣ. Медикъ долженъ наблюдать, долженъ видѣть себя во всѣхъ подробностяхъ членовъ, какъ въ чистой водѣ, гдѣ малѣйшій волосокъ замѣтенъ; и долженъ онъ видѣть не только самого-себя, но весь внѣшній міръ, который отражается въ немъ, какъ въ зеркалѣ. Медики, которые не смотрятъ такъ -- выдумываютъ болѣзни, а не изучаютъ ихъ. Они говорятъ: это флtгма, это меланхолія -- грезятъ какъ прійдется."

Здѣсь очень-идетъ выраженіе Бэкона, что кабанъ клыкомъ иногда проводитъ удачныя черты. Но вотъ что особенно характеризуетъ Парацельса! "Надо слагать человѣка по образу внѣшняго міра. Что излечаетъ, то опредѣляетъ болѣзнь, и знаніе особенностей одного, открываетъ особенности другаго. Вы говорите: вотъ болѣзнь отъ крови, отъ Флегмы. Но, о рысьи глава, гдѣ вы это видѣли? Знаете ли вы, что различныхъ родовъ крови столько же, сколько соковъ и травъ; что кровь живетъ и отдыхаетъ, какъ растеніе? піонъ лечитъ одинъ родъ падучей болѣзни, а амела -- другой. Ищите того, что соотвѣтствуетъ болѣзни по сходству природы; есть болѣзнь мышьяка; другая -- квасцовъ. Не говорите: колика вѣтреная, а колика мускусовая, если мускулъ лечитъ ее. Ищите во внѣшнемъ мірѣ того, что соотвѣтствуетъ каждому изъ вашихъ внутреннихъ членовъ. Если не знаете, какъ ржавчина является на мѣди, то не узнаете, какъ проказа приходитъ къ человѣку, и какъ ее лечить: каждая вещь въ маломъ мірѣ имѣетъ свое сходное въ большомъ; итакъ -- не надо прибавлять сахара къ фіалкѣ, или смѣшивать того, что остается простымъ въ природѣ. Старайтесь извлекать, а не составлять; узнавать, что скрыто въ каждомъ предметѣ, а не смѣшивать все въ одно; найдите отношеніе каждой нашей поры къ каждой внѣшней порѣ; сравнивайте лекарство съ лекарствомъ, боль съ болью. Кто отличитъ на взглядъ холодное отъ теплаго? Въ каждомъ членѣ есть лекарство, т. е. особенная сила. Холодное остается холоднымъ; огонь -- огнемъ: элементы не измѣняются. Влажное (крѣпкая водка на-прим.) имѣетъ свою постоянную теплоту, которой нельзя изгнать физическимъ холодомъ. Итакъ -- ложно ученіе, будто противное лечится противнымъ; не надо изгонять лекарственности (arcane), но, напротивъ -- содѣйствовать внутреннему посредствомъ соотвѣтствующаго ему внѣшняго, и такимъ-образомъ укрѣплять его противъ элементовъ противныхъ. Каждое соотвѣтствующее внѣшнее лечитъ соотвѣтствующее ему внутреннее: внѣшній меркурій лечитъ меркурій внутренній; паточникъ -- свой паточникъ. "Итакъ" прибавляетъ Парацельсъ: "изучайте все при свѣтѣ природы, который зажигается св. Духомъ; иначе васъ будетъ освѣщать дьяволъ."

Съ медицинской точки зрѣнія можно многое сказать объ этихъ принципахъ. Можетъ-быть, различіе, раздѣляющее въ этомъ отношеніи нашихъ врачей, въ сущности происходитъ отъ неопредѣлительности словъ, которую они легко бы объяснили себѣ, высказавъ другъ другу свои понятія о сходномъ, противномъ и особенномъ: потому-что трудно сомнѣваться, наконецъ, въ томъ, что леченіе состоитъ въ придачѣ недостающаго и въ отнятіи излишка. Впрочемъ, ни Ганеману, ни Парацельсу не принадлежитъ изобрѣтеніе ни того, ни другаго принципа, которые, основываясь на здравомъ смыслѣ, оба находятся и у Гиппократа, и у Галэна, и у Аристотеля. Въ сущности всегда пріидешь къ особенному, которое само-собою превращается въ разумный эмпиризмъ. Ни входить въ такія разсужденія здѣсь немѣсто. Замѣтимъ только, съ философской точки зрѣнія, что особенность, спеціальность элементовъ, признаваемая Парацельсомъ, признана была и Анаксагоромъ и Гиппократомъ. Послѣдній говоритъ, что во время разложенія, и послѣ, холодное остается холоднымъ, теплое -- теплымъ, влажное -- влажнымъ; и что потомъ каждый элементъ возвращается въ свое естественное состояніе. Непонятно, почему эта спеціальность такъ вооружила Бэкона противъ Парацельса, и почему онъ обвиняетъ его въ нарушеніи единства природы. Не потому ли, что Парацельсъ допускаетъ столько же духовныхъ началъ, сколько спеціальныхъ силъ? Развѣ система Эпикура, который вмѣсто этихъ силъ принималъ атомы, лучше системы Парацельса, который, впрочемъ, признавалъ единство міра? Omnia ипит, говоритъ онъ въ "Labirinthus medicorum".

Мы, съ своей стороны, отдаемъ полную справедливость Парацельсу зато, что онъ подвигнулъ медиковъ къ анализу внѣшняго міра и заставилъ ихъ искать отношеній къ нашему малому міру. Но нельзя допустить той аналогіи, какую признаетъ онъ между малымъ и большимъ міромъ, ни того, что проказа, напримѣръ, какъ говоритъ Парацельсъ, одинаковаго свойства съ ржавчиной, которой она лечится. Это -- увлеченія пылкаго воображенія, которое, вдавшись въ свои горны и металлургическія реакціи, хотѣло всѣ эти процессы перенесть въ живой организмъ. Надо сказать еще, что стремленіе его отъискивать простыя вещества и отвращеніе къ сложнымъ формуламъ избавило медицину отъ той странной полифармаціи, по которой въ одно лекарство входило отъ тридцати до сорока различныхъ веществъ.

"Вооружите природу лекарствами," говоритъ Парацельсъ: "и она уже сама будетъ защищаться. Медицина у насъ подъ ногами, въ садахъ, подлѣ больныхъ; съ помощію медицинской сущности, крапива дѣлается сахаромъ. Древніе не умѣли извлекать сущности, и потому искали далеко того, что подлѣ. Мои противники умствуютъ; а мое умствованіе -- изслѣдованіе, открытіе свойствъ. На этомъ мы и расходимся."

Сколько, въ-самомъ-дѣлѣ, драгоцѣнныхъ или рѣдкихъ веществъ успѣла химія составить или извлечь изъ самыхъ обыкновенныхъ матеріаловъ!

Но какъ понималъ Парацельсъ алхимію ?

"Алхимія" говоритъ онъ: "есть внѣшній желудокъ, приготовляющій каждую вещь для своей звѣэды. Она не дѣлаетъ золота: только безсмысленные такъ думаютъ; но она дѣлаетъ медицинскія сущности (arcanes). При рода даетъ намъ каждую вещь въ грубомъ состояніи; наше дѣло очищать. Хлѣбникъ, виноградарь, ткачь -- всѣ алхимики, и каждый изъ нихъ довершаетъ вещь, чтобъ обратить ее на пользу человѣка. Что можетъ быть грубѣе, какъ ѣсть сырое мясо и одѣваться шкурами? Такъ же грубо мѣшать въ одно нѣсколько лекарствъ. Надо умѣть раскалить каждое изъ нихъ, улетучить, произвесть послѣдовательныя измѣненія: испаренное въ первомъ пріемѣ играетъ роль земли при второмъ. Какъ верно должно сгнить въ землѣ, такъ надо разрушить тѣло, чтобъ извлечь изъ него лекарственную сущность или живую силу. Знайте, что въ каждой вещи есть свое доброе качество, въ иныхъ въ почкѣ, въ другихъ въ цвѣткѣ, въ третьихъ въ зрѣломъ или недозрѣломъ плодѣ; и каждая вещь можетъ имѣть нѣсколько такихъ качествъ. Но алхимикъ-служитель природы: гдѣ она оканчиваетъ свое дѣло, тамъ онъ начинаетъ, и какъ нужно время, чтобъ зерно сдѣлалось колосомъ, такъ точно нужно время и на то, чтобъ приготовить лекарство. Чему научатъ меня въ этомъ случаѣ Мезуэ и всѣ ваши книги? По вашей фармацеи лекарственность подавляется грубою смѣсью и теряетъ свою силу. Вы говорите, что прибавляете одно къ другому, чтобъ однимъ смягчить и исправить другое. Но исправить значитъ вынуть ядъ -- исправить змѣю, значитъ отнять голову и ядъ, и тогда только можно давать ее въ бульйонѣ. Ароматъ мускуса маскируетъ дурной запахъ, но не уничтожаетъ его. Отдѣлите же Марса отъ Венеры, и Сатурна отъ солнца, если они смѣшаны; а для этого все должно пройдти чрезъ огонь. "Вотъ чему я учу. Развѣ это не основаніе искусства? Еретикъ я, или безсмысленный? О! вы пойдете за мной, а я не пойду завами! Моя система возрастетъ, а ваша--погибнетъ. Если сожжете меня,--Теофрастъ будетъ бороться съ вами и послѣ смерти!"

Такими-то идеями произвелъ Парацельсъ огромную реформу въ медицинѣ. И какъ бы торжествовалъ этотъ Теофрастъ, еслибъ увидѣлъ успѣхи своей школы: хинина извлечена изъ хинхины, моржикъ изъ опіума, и пр.! Но съ другой стороны, въ какія заблужденія вовлекла медицину химія! Доходило до того, что всякую болѣзнь объясняли избыткомъ кислоты или щелочи!

Въ похвалу Парацельсу скажемъ, что въ медицинскомъ отношеніи его принципы были гораздо-лучше принциповъ большей части его послѣдователей: онъ, по-крайней-мѣрѣ, допускалъ безконечное множество дѣйствій и лекарственныхъ веществъ; хотѣлъ опредѣлить опытомъ отношенія между лекарствами и организмомъ, и принималъ въ разсчетъ реакцію послѣдняго. "Вооружите природу," т. е., что лекарство должно быть вспомогательнымъ средствомъ, а не орудіемъ. "Потомъ она сама будетъ защищаться." Многіе изъ его учениковъ, напротивъ, думали, что иготь, кубъ и реторта могутъ всегда замѣнить природу, что углекислота, Фосфорная кислота, крахмалы, желатины -- равносильны живымъ сокамъ природы, и часто изъ этихъ грубыхъ веществъ дѣлали приложенія самыя нелѣпыя.

Книга, извѣстная подъ именемъ "Archidoxa" (высшее ученіе), объясняетъ таинства микроскопа и способъ отдѣлять элементы и извлекать сущность. Послѣдователи Парацельса придавали особенную важность этой книгѣ, потому-что въ ней онъ излагаетъ начала своихъ приготовленій) или, какъ бы сказали ныньче, свою философію химіи.

"Человѣкъ" говоритъ онъ: "состоитъ изъ видимой части тѣла, крови, мяса и невидимой, которая живетъ въ тѣлѣ и которая видитъ, осязаетъ и слышитъ. Итакъ, органъ есть только футляръ, жилище способности. Когда онъ испорченъ, способность переселяется изъ него? Что тогда дѣлать медику? Онъ очищаетъ домъ для того, чтобъ духъ могъ работать въ немъ. Такимъ-образомъ искусство должно или отдѣлить духъ, задержанный въ тѣлѣ, какъ въ сыромъ деревѣ, или удержать его тамъ, какъ обуздываютъ лошадь и бѣшеную собаку..."

Чтобъ понимать систему Парацельса, не надо забывать, что онъ различаетъ два рода духа: одинъ натуральный, медицинскій или тѣлесный, соотвѣтствующій тому, что новые называютъ чувственною или жизненною душою, и другой высшій духъ -- душа безплотная, разумная и безсмертная. Здѣсь идетъ рѣчь о первомъ -- натуральномъ жизненномъ духѣ.

"Итакъ, всякое тѣло, по свойству духа, одарено извѣстнымъ движеніемъ, которое можетъ быть двухъ родовъ: одно произвольное, когда воображеніе, неизвѣстнымъ для насъ образомъ, воспламеняетъ жизненную силу; такъ безъ помощи рукъ, я устремляю глаза куда хочу, и бѣгу тѣмъ скорѣе, чѣмъ сильнѣе воображаю; другое движеніе есть привлеченіе, которое внутренняя сила производитъ на внѣшнее. Такъ напримѣръ внутренній жаръ пьетъ, чрезъ кожу, внѣшнюю воду, такъ-что коровы на Альпахъ въ продолженіе цѣлаго лѣта не пьютъ иначе. Есть люди, которые оставались долгое время безъ пищи, живя воздухомъ и жизнью земли; но трудъ требуетъ сильнаго возстановленія и намъ нужна пища болѣе живительная. Но какъ чернила или вино быстро окрашиваютъ воду, такъ -- и еще скорѣе -- пища распространяется по организму; потому-что каждый уподобляетъ ее себѣ, и тѣмъ скорѣе, чѣмъ она сходнѣе съ нимъ."

Изъ этого видно, что Парацельсъ не обращаетъ вниманія, какъ пища проходитъ изъ вены въ вену, изъ сосуда въ сосудъ; онъ смотритъ на живое тѣло въ массѣ, какъ на родъ большаго магнита, который привлекаетъ внѣшнія частицы и напитывается ими весь. И дѣйствительно, есть вещества, которыя вдругъ производятъ вліяніе на весь организмъ.

Итакъ -- тѣло, какъ къ пищѣ, такъ и къ лекарствамъ имѣетъ особенную притягательную силу; оно превращаетъ ихъ въ свои члены и дѣлаетъ это тѣмъ быстрѣе, чѣмъ ближе они къ состоянію чистой сущности (quintessence).

Это сравненіе дѣйствія лекарства съ вліяніемъ пищи весьма остроумно. Что касается до дѣйствія концентрированныхъ эссенцій, то въ этомъ случаѣ ученіе Парацельса остается справедливымъ и для современной медицины.

Но что же такое сущность (quintessence)?

"Всякое вещество состоитъ изъ соединенія нѣсколькихъ различныхъ элементовъ. Но между ними есть одно главное, которое и сообщаетъ всему свой собственный характеръ. И этотъ-то преобладающій элементъ называется сущностью, когда онъ отдѣленъ отъ прочей смѣси. Здѣсь вода, тамъ огонь; въ другомъ тѣлѣ совсѣмъ другой существенный элементъ. Между другими онъ какъ въ своемъ жилищѣ; надо разломать домъ, чтобъ достать его. Искусство состоитъ въ томъ, чтобъ, подвергнувъ вещество различнымъ процессамъ, получить сущность, очищенную отъ грязи или верхняго слоя, подъ которымъ она скрывается."

Кто не замѣчаетъ, что въ этихъ идеяхъ Парацельса таится зародышъ нашего химическаго анализа?

Онъ продолжаетъ: "Въ сложномъ веществѣ, каждый элементъ, подчиняясь главному, остается неизмѣннымъ; и послѣ извлеченія сущности, другіе элементы не уничтожаются и сохраняютъ свои особенныя свойства... Итакъ, эссенція есть жизнь, сила, свойство вещей; это -- самый чистый элементъ, отдѣленный отъ всѣхъ другихъ элементовъ, которые онъ соединялъ между собою; онъ-то придаетъ золоту прекрасный цвѣтъ... Сколько въ природѣ различныхъ веществъ, столько и различныхъ сущностей. Сущность или жизнь благовонія есть его запахъ;сущность крапивы то, что жжетъ намъ кожу; сущность огня есть воздухъ, поддерживающій его; ртути -- ея внутренняя, скрытая теплота и наружный холодъ; сущность мяса и крови есть соляной духъ, предохраняющій ихъ отъ порчи. Наконецъ, сущность человѣка -- небесный, невидимый огонь, внутренній воздухъ, поддерживающій его; всѣ прочія вещества служатъ человѣку, который долженъ брать изъ нихъ жизнь, соотвѣтствующую его жизни...

"Въ каждомъ деревѣ, въ каждой травѣ, въ каждомъ цвѣткѣ, такъ же, какъ и въ каждомъ металлѣ, заключена, какъ въ жилищѣ, особенная сущность, которая есть жизнь вещества, и въ отношеніи къ ней прочее -- ничего болѣе, какъ чистая грязь (purum putum). Эта сущность можетъ быть очень-мала по количеству и велика по качеству; малая частица желчи дѣлаетъ горькимъ во сто разъ большее количество воды; частица шафрана окрашиваетъ огромное количество этой жидкости. Она не необходимо должна быть холодною, теплою или влажною, и можетъ быть холоднѣе снѣга, жарче огня, не измѣняя своего свойства; она лечитъ не теплотою своей, но присущею ей силой и своею чистотой. Сущностей безчисленное множество: одпѣ наркотическія, другія горькія, третьи сладкія, освѣжающія и пр. И никакая болѣзнь, никакое разслабленіе не можетъ устоять противъ этихъ чистыхъ эссенцій -- кромѣ той неизбѣжной смерти, которая должна наконецъ отдѣлить душу отъ тѣла!"

Вотъ какія нововведенія противопоставилъ Парацельсъ старому ученію Аристотеля и Галэна о четырехъ элементахъ и четырехъ влагахъ; вотъ что вооружало его противниковъ. И развѣ мало изъ этихъ идей удержалось до нашего времени?

"Жизненный духъ металловъ" прибавляетъ Парацельсъ: "не уничтожается: извлекши однажды, его можно сохранить; но жизненный духъ животныхъ смертенъ; его нельзя отдѣлить отъ тѣла и держать отдѣльно, хотя изъ мертваго тѣла и можно извлекать другіе роды сущности." За тѣмъ слѣдуютъ процессы извлеченія сущностей -- испареніемъ, накаливаніемъ, перегонкой, крѣпкой водкой и другими реактивами; средства, во многомъ усовершенствованныя въ-послѣдствіи, но изъ которыхъ многія употребляются и въ наше время такъ, какъ описалъ ихъ въ своихъ сочиненіяхъ родоначальникъ химиковъ. "Сколько различныхъ свойствъ, столько же и различныхъ приготовленій; и тотъ только знаетъ основанія медицины, кто умѣетъ приготовлять лекарства..."

"Кто однажды извлекъ сущности, тотъ пойметъ, какое можно сдѣлать изъ нихъ приложеніе. Каждой болѣзни можно противопоставить врага, который одолѣетъ ее. Есть сущности приличныя для головы, для почекъ, для костей, для хрящей, легкихъ, для одержимыхъ параличемъ, водяною... Онѣ могутъ возвратить одному голосъ, другому зрѣніе, дать прокаженному новую кожу; и -- кто знаетъ? сдѣлать столѣтняго двадцатилѣтнимъ!"

Бэконъ имѣлъ еще высшее понятіе объ искусствѣ: онъ думалъ, что можно продолжить жизнь на нѣсколько столѣтій; и Дидеро былъ того же мнѣнія, не отвергая возможности достигнуть безсмертія!"Нѣтъ сомнѣнія" говоритъ Парацельсъ: "что жизнь металловъ возобновляется, что они умираютъ (т. е. окисляясь или соединяясь съ другими тѣлами, теряютъ блескъ, тягучесть, упругость), но могутъ снова ожить, т. е., что можно ихъ освободить отъ соединеній и такимъ образомъ возвратить имъ прежнюю жизнь. Не можетъ ли также возобновиться и человѣкъ? Нѣтъ; потому-что мы происходимъ не отъ семени, а изъ существа человѣка, то-есть, отъ особенной, безсмертной натуры; однажды разрушенное зерно это не возстановляется. Только -- какъ и для дерева -- можно, съ помощію искусства, возобновить наши цвѣты и плоды, избавить отъ проказы, возстановивъ кровь; можно возобновить краски и силы. Но то, что составляетъ основу жизни -- не возобновляется. Жизнь, какъ огонь, возвышается или гаснетъ, смотря по тому, прибыла или изсякла поддерживающая жидкость. Одинъ элементъ можетъ возвратить намъ то, чего лишилъ другой элементъ; можно продлить періоды каждаго возраста, такъ-что тотъ, кому слѣдовало умереть рано, умретъ позже; но влага жизни, которая нужна для безсмертія -- намъ неизвѣстна. Что касается до эссенціи сгнившихъ растеній, то она скрывается въ землѣ, какъ левъ утомленный битвой, и потомъ входитъ съ новой энергіей въ новыя растенія..."

Этимъ мы оканчиваемъ изложеніе ученія Парацельса, оставляя нетронутыми безчисленныя, оставшіяся послѣ него сочиненія. Анализъ нѣкоторыхъ изъ нихъ даетъ уже ясное понятіе о его системѣ и можетъ служить прочнымъ основаніемъ для сужденія о его личности.

Съ философской точки зрѣнія, у Парацельса есть одно важное заблужденіе, заблужденіе, которое онъ раздѣлялъ съ большею частію древнихъ философовъ и которое раздѣляли съ нимъ многіе новѣйшіе философы и физики, даже нашего времени. Это заблужденіе состоитъ въ подчиненіи однимъ и тѣмъ же законамъ человѣка и міра, природы органической и неорганической. Вдавшись въ химпо, обольщенный удачными приложеніями ея открытій къ живому организму и, безъ сомнѣнія, идеями современныхъ ему алхимиковъ и астрологовъ, Парацельсъ думалъ, что наше тѣло, нашъ малый міръ, какъ онъ называлъ его, есть точное изображеніе, сокращеніе или миніатюръ вселенной; что члены ихъ, или -- по его выраженію -- ихъ звѣзды, совершенно однородны, такъ-что, зная физическіе и химическіе законы большаго міра, можно быть увѣрену въ познаніи тайны всѣхъ явленій малаго міра. Отсюда и чудовищно-странныя сближенія: море питается и переработываетъ пищу; магнитъ ѣстъ желѣзныя опилки, которыя притягиваетъ; металлы живутъ и одарены духомъ; отъ звѣздъ происходятъ на людей эманаціи: отъ однихъ -- желѣзная, отъ другихъ -- свинцовая; отъ третьихъ -- оловянная; и съ другой стороны, проказа, язвы и др. накожныя болѣзни уподобляются чисто-химическимъ явленіямъ, растравѣ металловъ кислотами, ржавчинѣ.

Итакъ, Парацельсъ какъ бы поэтизировалъ неодушевленный міръ, приписывая ему всѣ свойства живыхъ тѣлъ; а метафорическій языкъ, которымъ онъ описываетъ природу, придаетъ этой миѳологіи еще болѣе рельефности. Съ другой стороны, чтобъ пополнить сходство двухъ міровъ и совершенно слить ихъ въ одно, онъ превратилъ живое тѣло въ родъ химической лабораторіи, гдѣ различные органы, какъ реторты, горны и реактивы, разлагаютъ, плавятъ, смачиваютъ, испаряютъ и переработываютъ питательныя вещества. Но справедливо ли упрекать этого неукротимаго алхимика за то, что онъ смотрѣлъ на организмъ глазами своей науки и завалилъ медицину своими тяжелыми металлами? Развѣ не тоже сдѣлалъ Галэнъ, перенеся на организмъ теорію четырехъ элементовъ древней физики, отъ которыхъ произошло -- ни болѣе, ни менѣе, какъ четыре влаги и четыре темперамента? Въ-послѣдствіи, механики въ свою очередь измѣряли всякое живое тѣло по компасу, утверждая, что оно составляетъ исключительный предметъ ихъ науки: соединеніе блоковъ, клапановъ, насосовъ; точно такъ, какъ другіе современные физики смотрятъ на явленія организма, какъ на единственныя слѣдствія эндосмоза, магнитизма или электричества... Что дѣлать? Каждая наука вносить въ медицину свое достояніе, и иногда этою тяжестію потрясаетъ зданіе въ его основаніи. Надо принимать приношенія сотрудниковъ и стараться привести ихъ къ единству построенія. Что касается до Парапрельса, то нельзя не сознаться, что этотъ скрупулёзный аналитикъ, причудливый теоретикъ, со всѣми невидимыми духами, которыми онъ заселилъ науку, былъ гораздо-полезнѣе и далеко но такъ вреденъ, какъ большая часть его послѣдователей и противниковъ.

Главная заслуга Парацельса состоитъ въ томъ, что онъ поколебалъ въ основаніи старую школу. болѣе умозрительную, нежели практическою, обратилъ медиковъ къ опыту, открылъ обширное поприще алхимикамъ, сдѣлалъ изъ нихъ химиковъ и направилъ ихъ изслѣдованія на путь открытія новыхъ лекарствъ, которымъ обязана своей славой его школа. Теорію влагъ, по которой всякое лекарство было просто теплое или холодное, сухое или жидкое, онъ замѣнилъ ученіемъ о спеціальности жизненныхъ явленій по различію частей тѣла, въ которыхъ они происходятъ и по различію внѣшнихъ вліяній; наконецъ онъ упростилъ и осмыслилъ терапію; а изъ разбора его главныхъ сочиненій видно, что въ положеніи его системы есть и послѣдовательность и стремленіе быть доказательнымъ.

Что у него есть выходки, крайности, что онъ раздѣляетъ многіе предразсудки своего времени и часто противорѣчитъ себѣ -- этого нельзя отвергать. Очевидно, что Парацельсъ слишкомъ предавался порывамъ своего неукротимаго воображенія: онъ всюду бросается, и, по тогдашнему обычаю, говоритъ обо всемъ по поводу всего, о сердцѣ и дьяволѣ, о коликѣ и магіи, объ Адамѣ и колдунахъ, о Плиніи и Авиценнѣ, объ Аристотелѣ и о Петрѣ Раменскомъ; таковъ характеръ его рѣчи въ частностяхъ и въ цѣломъ. Все, что представлялось его пламенной головѣ, онъ тотчасъ писалъ безъ правилъ, безъ оговорокъ, фигурами то живыми и поэтическими, то темными и неуклюжими. Какъ кабанъ, съ которымъ сравнивалъ его Бэконъ, онъ раздражается, впадаетъ въ бѣшенство, свирѣпствуетъ, рыщетъ по всѣмъ направленіямъ; но весьма-часто слѣды его обозначаются чертами живаго свѣта. И этотъ избытокъ энергіи мы цѣнимъ гораздо-выше тѣхъ бережно-разсчетливыхъ учителей, у которыхъ нечему научиться. Парацельсъ, не смотря на свои недостатки, сохранитъ мѣсто въ ряду знаменитыхъ современниковъ.

"Отечественныя Записки", NoNo 8, 9, 1847

Оставить комментарий Парацельс (yes@lib.ru) Год: 1847 Обновлено: 11/09/2019. 87k. Статистика. Статья: Публицистика Об персоне	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", NoNo 8, 9, 1847.

Парацельс Парацельс

ПАРАЦЕЛЬСЪ.

Парацельс
Парацельс