Дополнение к статье "Новое о Гаршине" (Письмо в редакцию)
В майском номере "Голоса минувшего" в статье "Новое о Гаршине" в примечании в числе материалов указывается и моя статья "Памяти Гаршина". Случайно в ней оказался пропуск (он был восстановлен на литературном чтении в память Гаршина 8 мая), который и позволяю себе сообщить редакции "Голоса минувшего". Вот этот пропуск.
"В каком лагере стоял Гаршин? На основании свидетельств самых близких к нему людей я могу с точностью утверждать, что никакого участия в тогдашнем революционном движении он не принимал. Это происходило не от индифферентизма, а коренилось в особенностях его духовной природы. Гаршин глубоко страдал от нестроения нашей жизни, как страдал бы в любой стране с самыми совершенными формами общественности. Но ни приемы борьбы, с одной стороны, ни самозащита, с другой, не казались ему способными решить проблему гармонизации общественных отношений., Тут он сближался с Л. Н. Толстым; только не в проповеди новой морали видел панацею, а в устранении великого всеобъемлющего непонимания людьми своих взаимных отношений. Иногда свою мысль, вернее сказать -- чувство, он высказывал с резкой определенностью. "Поймите же, -- писал он раз А. Я. Герду, -- все болезни существуют от одной причины, которая будет существовать всегда, пока существует невежество",
Тут под словом "невежество" надо понимать не одну противоположность школьному знанию. Припоминая некоторые беседы с Гаршиным, насколько понимаю, его основная мысль была такова: действительное знание, органически связывающееся с таким перевоспитанием душевных инстинктов человека, что в силу этого само собой должно установиться взаимное понимание и признание за каждым права жить по его усмотрению, не препятствуя и другим проявлять свою личность во всей полноте ее содержания.
Как достигнуть такого грандиозного синтеза, Гаршин нигде не указал; да сомнительно, чтоб и мог это сделать, потому что вероятный результат долгих веков общественного развития принимался за средство уврачевания".
P. S. К сведению г. Дурылина: по наведенным справкам у вдовы Н. М. Гаршиной оказывается, что ей решительно неизвестно, чтоб Гаршин в болезненном состоянии уничтожил какие-нибудь свои рукописи.