Панаев Иван Иванович
Петербургская жизнь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ, из которого можно ясно усмотреть, что в Петербурге есть много пожилых энтузиастов и увлекающихся людей и что провинциальные жители совершенно неосновательно считают петербургских обитателей людьми бессердечными и холодными.- Масленица.- Балаганы на Адмиралтейской площади.- Г-жа Пастрана, понизившаяся до 25 к. и проч.- Пикники.- Ресторан Огюста близь Сергиевского монастыря.- Концерты с картинами и без картин.- Г. Лаубе, скрипач.- Генрих Герд. Рубинштейн и проч.- Чародеи - гг. Шово и Макалузо.- Популярные чтения о геологии магистра и приват-доцента петербургского университета г. Пузыревского и вообще несколько слов о предприятии Торгового дома гг. Пахитонова, Водова и Струговщикова.- Манеж и публичные чтения о верховой езде.- О г. Севастьянове и его трудах, по поводу выставки в святейшем синоде его копий и снимков.- Два слова о г. Сояре.- "Московский Вестник".- О труде г. Т. Готье.- Автографы, о которых было упомянуто в прошлой книжке "Современника", приобретенные Императорскою Публичною Библиотекою.- Новое издание Я. А. Иванова сочинений Пушкина.- Третья тетрадь Портретной галереи Мюнстера.- Обед, данный петербургскими литераторами в честь Мартынова.

   

ПЕТЕРБУРГСКАЯ ЖИЗНЬ.

ЗАМѢТКИ НОВАГО ПОЭТА.

Разсказъ, изъ котораго можно ясно усмотрѣть, что въ Петербургѣ есть много пожилыхъ энтузіастовъ и увлекающихся людей и что провинціальные жители совершенно неосновательно считаютъ петербургскихъ обитателей людьми безсердечными и холодными.-- Масляница.-- Балаганы на Адмиралтейской площади.-- Г-жа Пастрана, понизившаяся до 25 к. и проч.-- Пикники.-- Ресторанъ Огюста близь Сергіевскаго монастыря.-- Концерты съ картинами и безъ картинъ.-- Г. Лаубе, скрипачъ.-- Генрихъ Гердъ. Рубинштейнъ и проч.-- Чародѣи -- гг. Шово и Макалузо.-- Популярныя чтенія о геологіи магистра и приватъ-доцента петербургскаго университета г. Пузыревскаго и вообще нѣсколько словъ о предпріятіи Торговаго дома гг. Пахитонова, Водова и Струговщикова.-- Манежъ и публичныя чтенія о верховой ѣздѣ.-- О г. Севастьяновѣ и его трудахъ, по поводу выставки въ святѣйшемъ сѵнодѣ его копій и снимковъ.-- Два слова о г. Соярѣ.-- "Московскій Вѣстникъ".-- О трудѣ г. Т. Готье.-- Автографы, о которыхъ было упомянуто въ прошлой книжкѣ "Современника", пріобрѣтенные Императорскою Публичною Библіотекою.-- Новое изданіе Я. А. Иванова сочиненій Пушкина.-- Третья тетрадь Портретной галлереи Мюнстера.-- Обѣдъ, данный петербургскими литераторами въ честь Мартынова.

I.
Картина Петербурга.-- Размышленія по поводу нынѣшней петербургской зимы.

   Тоска невыносимая! Въ окно глядѣть противно, не только что выйти на улицу.... Мутно-сѣрая, сплошная, безъ просвѣтовъ мгла на верьху; грязь, ямы, лужи внизу, и между небомъ, покрытымъ мглой, и грязными улицами, гдѣ ни пройти, ни проѣхать -- мокрыя лепешки снѣга, являющія съ какимъ-то ожесточеніемъ и мгновенно расплывающіяся въ грязь.... Нижніе этажи домовъ, экипажи, люди, лошади, собаки, забрызганные грязью кучи наколотыхъ грязныхъ осколковъ у тротуаровъ; тротуары, залитые грязною водою; несчастные дворники съ метлами и съ лопатами; наводящій уныніе звукъ воды, бѣгущей изъ трубъ, и визгъ санныхъ полозьевъ, безпрестанно задѣвающихъ о камни.... Къ вечеру понемногу стягиваетъ эти грязныя лужи; грязь начинаетъ хрустѣть подъ ногами; води. повисшая на окраинахъ крышъ и выходившая изъ желобовъ, превращается въ ледяныя сосульки. Утромъ морозъ -- все подсохло, нее приняло болѣе приличный видъ... Слава Богу, наконецъ можно выйти изъ дому и подышать чистымъ воздухомъ! Но по тротуарамъ мѣлъ возможности безопасно пройти нѣсколько шаговъ.... нога скользитъ на каждомъ шагу, и гулянье превращается въ пытку, въ эквилибристическое искусство, въ родѣ хожденія по канату.... Не безпокойтесь, это не продолжится: въ полдень начинаетъ уже валить снѣгъ, къ вечеру этотъ снѣгъ превращается почти въ дождь, снова вода льетъ изъ трубъ, разливаясь но тротуарамъ, и на слѣдующее утро опять -- грязь, лужи, ямы и проч... И послѣ завтра тоже итакъ далѣе.... Морозъ съ оттепелью почти смѣняются черезъ день.... Такая неопредѣленность, такая измѣнчивость петербургскаго климата, непринимающаго въ соображеніе никакихъ временъ года,-- невыносимы. Ртуть въ недоумѣвающихъ термометрахъ и барометрахъ то и дѣло что поднимается и опускается: вдругъ возвысится до beau fixe и мы всѣ, пожилые дѣти, начинаемъ радоваться, рукоплескать, воодушевляться надеждами на продолженіе такой благорастворенной погоды (въ самомъ дѣлѣ, не дѣтство ли полагаться на самый безалаберный изъ всѣхъ климатовъ въ мірѣ -- петербургскій?), -- глядь черезъ три-четыре часа ртуть упала до велиакго дождя -- и наши надежды рухнули. Такова была въ особенности вся нынѣшняя петербургская зима. Можно ко всему на свѣтѣ привыкнуть, даже къ постоянному трескучему морозу, но ничего нѣтъ досаднѣе неожиданныхъ, быстрыхъ, безпрестанныхъ, ничѣмъ необъяснимыхъ переходовъ отъ мороза въ оттепели и обратно. Такія перемѣны дѣйствуютъ раздражительно на человѣка и порождаютъ сплинъ, жолчное состояніе и другія болѣзни.
   На меня по крайней мѣрѣ это климатическое непостоянство дѣйствуетъ самымъ зловреднымъ образомъ. Я дѣлаюсь раздражителенъ, жолченъ, придирчивъ и несправедливъ даже къ самымъ лучшимъ друзьямъ моимъ. Всѣ предметы, одушевленные и неодушевленные, принимаютъ въ глазахъ моихъ печальный, грязный и мрачный колоритъ, совершенно соотвѣтствующій петербургской погодѣ. Я во всемъ и вижу одну только заднюю сторону медали, и перестаю вѣрить въ различныя людскія добродѣтели; докапываясь де источниковъ самыхъ похвальныхъ стремленій и поползновеній, я нахожу -- эгоизмъ, тщеславіе, суетность и т. подобное; ложь и лицемѣріе бросаются мнѣ ни каждомъ шагу; я начинаю сомнѣваться въ убѣжденіяхъ самыхъ близкихъ мнѣ людей и въ возможности, которыя одушевляетъ ихъ идти по новому свѣтлому прямому пути усовершенствованій и улучшеній; эта стереотипная фраза сдѣлалась мнѣ противна; меня приводятъ въ бѣшенство всякое увлеченіе, всякая надежда, всякій радостный порывъ, всякая самая искренняя слеза благородной я умиленной, но слабой души; всякій изъ души вырвавшійся возгласъ или восклицаніе при какомъ нибудь дѣйствіи, чуть- чуть выходящемъ изъ ряду обыкновеннаго.... И все это отчасти можетъ быть потому, что я самъ увы! одинъ изъ самыхъ неисправимо впечатлительныхъ и непростительно увлекающихся людей, а увлекаться за сорокъ лѣтъ, какъ увлекаются 18-лѣтнія юноши -- не къ лицу. Увлеченіе -- идетъ только къ густымъ, вьющимся кудрямъ, къ розовымъ и пушистымъ щекамъ, а не къ сѣдымъ волосамъ, не къ лысымъ лбамъ и истасканной кожѣ, которая начинаетъ складываться въ морщины. Увлеченіе прекрасно,-- сохрани меня Боже возставать противъ увлеченій! я ненавижу самодовольныхъ, умныхъ мертвецовъ, неспособныхъ къ увлеченіямъ, но всему же есть пора и мѣра.... Въ лещи зрѣлыя и почтенныя лѣта надобно побольше хладнокровія я осмотрительности.
   Въ сію минуту я особенно золъ ни всѣхъ петербургскихъ 40 и 50-лѣтнихъ энтузіастовъ -- моихъ друзей и пріятелей, повторяющихъ избитыя фразы о прогрессѣ и прочее и прочее. Впрочемъ не они одни -- все и всѣ на свѣтѣ раздражаетъ меня въ сію минуту. Это болѣзненное дѣйствіе петербургскаго климата, и преимущественно нынѣшней зимы -- ужаснѣйшей и непостояннѣйшая изъ петербургскихъ зимъ....
   Ну что, напримѣръ, можетъ быть безвреднѣе и пошлѣе этого маленькаго господина, которого я ежедневно встрѣчаю на улицахъ и въ театрахъ?
   Взгляните на него:
   Что это такое? Какой-то полу-человѣкъ, что-то въ родѣ карлика, не угадаешь сколько ему лѣтъ -- 40 или 15? Старикъ ли онъ или дитя? Сморщенный, безъ бровей, курносой, но всегда съ самодовольнымъ видомъ, съ наглыми манерами, одѣтый франтомъ, съ шляпою на бокъ съ растопыренными руками; то скачущій на ухорскихъ санахъ за какою нибудь Камеліей; то бѣгающій по тротуару Невскаго проспекта; то въ первомъ ряду креселъ ломающійся и хвастающій своими побѣдами и волочащійся за какой-то актрисой, которая, разумѣется, подсмѣивается, надъ нимъ, потому что, глядя на такую фигурку, нельзя не разсмѣяться.... но во мнѣ даже и эта безсмысленная фигурка.... возбуждаетъ желчь.
   Или въ сію минусу вотъ еще этотъ -- давно знакомый мнѣ, тоненькій, но съ пухлыми и румяными щеками, какъ у вербнаго херувима, вылитаго изъ сахара, заливающійся тоненькимъ голосомъ какъ малиновка, и улыбающійся съ милымъ самодовольствіемъ, какъ будто упиваясь гармоніей собственныхъ рѣчей, дремлющій, когда говорятъ другіе, мѣняющій ежемгновенво свои убѣжденія сообразно съ лицами, съ которыми онъ встрѣчается: либералъ съ однимъ, благонамѣренный съ другимъ -- и всегда благоговѣйно взирающій на старшихъ, ораторъ a l'eau de rose,-- можетъ ли этотъ приводитъ кого ни- будь въ раздраженіе?... А между тѣмъ я не могу на него смотрѣть и закипаетъ жолчь, при его сахарной и лицемѣрной улыбкѣ и равнодушно.... такъ умильно фальшивомъ взглядѣ.
   Меня приводятъ въ раздраженіе самые обыкновенные, вседневные, на каждомъ шагу встрѣчающіеся случаи и лица: -- извощикъ, стегающій кнутомъ измученную клячу; баринъ, кричащій на извощика просящаго о прибавкѣ: "молчи, дуракъ, я тебѣ покажу, съ кѣмъ ты имѣешь дѣло!" разрумяненная Камелія, полулежащая въ высокой плетеной коляскѣ и прокатывающаяся взадъ и впередъ по Невскому проспекту; офицеръ, на рысакѣ летящій какъ вихрь и рискующій задавить скромныхъ и бѣдныхъ пѣшеходовъ; барыня, гуляющая съ жирной и маленькой собаченкой на шнуркѣ; молодой, смазливой господинъ, появившійся недавно на Невскомъ проспектѣ въ какой-то поддѣвкѣ и въ бархатной шапкѣ уланской формы съ кисточкой и показывающій себя въ одно утро то въ саняхъ на лихой парѣ съ завивающеюся пристяжною, то пѣшкомъ, то въ коляскѣ, на рысакахъ украшенныхъ какою-то необыкновенною сбруею и прочее и прочее. Всего не перечислишь.... Но для того, чтобы не приводить себя въ раздраженіе, стоитъ только не выходить на Невскій проспектъ?... Для здоровья можно прохаживаться въ отдаленныхъ улицахъ... тамъ попадается менѣе раздражающихъ предметовъ.
   А куда же я скроюсь отъ моихъ друзей-энтузиастовъ,-- отъ этихъ малыхъ, благородныхъ, увлекающихся людей, въ эти минуты, когда всякій энтузіазмъ мнѣ противенъ... когда съ безрасзвѣтнаго неба падаютъ мокрыя лепешки, когда все мрачно и грязно кругомъ, когда сердце ноетъ отъ тоски и все кажется безвыходнымъ и безнадежнымъ?...
   

II.
Мой увлекающійся другъ.

   Люди, живущіе въ отдаленности отъ Петербурга и мало знакомые съ его общественною жизнію, вообще полагаютъ, что въ Петербургѣ все люди суровые, холодные, практическіе, люди безъ сердца, мало-радушные, эгоисты, неспособные ни къ какимъ увлеченіямъ... Какое заблужденіе!
   Мы всѣ петербургскіе жители, люди страшно увлекающіеся.... Я не буду ничего говорить о честолюбивыхъ, тщеславныхъ, эгоистическихъ и корыстолюбивыхъ увлеченіяхъ... Я докажу вамъ только примѣромъ, что въ Петербургѣ есть люди, дожившіе до сѣдинъ, милые, умные, образованные люди, съ безкорыстными и честными убѣжденіями, умѣвшіе сохранить младенческую чистоту, юношескій энтузіазмъ и довѣрчивость, восторгающіеся на каждомъ шагу, увлекающіеся и умиляющіеся при малѣйшемъ поводѣ.
   Вотъ вамъ очеркъ одного изъ такихъ господъ -- моего искренняго друга, котораго ничѣмъ не исправить отъ увлеченій.
   Онъ родился въ Петербургѣ и почти безвыходно жилъ въ немъ. Въ двадцать пять лѣтъ онъ увлекался тѣмъ, чѣмъ всѣ увлекаются въ эти годы -- любовію.... да еще какъ увлекался!... Предметъ его любви была женщина очень обыкновенна#: она была ни хороша и ни дурна, ни умна и ни глупа; танцовала, какъ танцуютъ всѣ дамы и барышни, поигрывала на фортепіано какъ всѣ и пѣла нѣсколько фальшиво, какъ по большой части поютъ дамы и барышни, извѣстные романсы: "Я видѣлъ дѣву на скалѣ", "Сто красавицъ черноокихъ предсѣдали на турнирѣ", "Цвѣтокъ" "Талисманъ", и такъ далѣе.
   Но мой другъ видѣлъ въ ней какое-то неземное, высшее существо; онъ полагалъ, что она надѣлена замѣчательнѣйшими музыкальными способностями и что ей недостаетъ только музыкальнаго развитія, чтобы сдѣлаться геніальной музыкантшей. Когда она бывало затягивала:
   
   "Цвѣтокъ засохшій, безуханный
   Забытый въ книгѣ вижу я...."
   
   Онъ схватывалъ меня за руку и говорилъ:
   -- Какой голосъ! не правда ли, какой чудный голосъ! Ахъ, еслибы ей съѣздить въ Италію да поучиться... Изъ нея бы вышла великая артистка, я убѣжденъ въ этомъ! И какая у ней душа! Какое сердце!
   Если я или кто нибудь другой рѣшались ему замѣтить самымъ деликатнымъ образомъ, что въ ней нѣтъ ничего необыкновеннаго, что поетъ она мило, во въ Италію ей ѣхать незачѣмъ, -- онъ вспыхивалъ отъ досады и говорилъ:
   -- Ваше равнодушіе ко всему, меня бѣситъ... и потомъ начиналъ клясться, что она во всѣхъ отношеніяхъ необыкновенная женщина.
   Черезъ нѣсколько лѣтъ, когда его идеалъ превратился въ обрюзгшую, толстую и вялую барыню, курившую съ утра до вечера папиросы и даже Жуковъ табакъ, въ страшную сплетницу я домашнюю тиранку, я говорилъ ему:
   -- Вотъ твоя великая артистка! Полюбуйся-ка на нее....
   -- Ну, чтожь такое, возражалъ онъ, -- это ничего не доказываетъ. Если бы она была при другой обстановкѣ -- изъ нее вѣрю вышло бы что нибудь замѣчательное...
   Но мой другъ при этомъ останавливался и самъ добродушно начиналъ смѣяться надъ самимъ собою.
   Подъ тридцать лѣтъ онъ сошелся съ какимъ-то аферистомъ, на котораго сама природа положила печать отверженія, какъ бы желай предостерегать другихъ. Аферистъ уговорилъ его пожертвовать тысячъ сорокъ на бумаго-прядильную фабрику, которую онъ намѣренъ былъ завести, по его словамъ, на манеръ англійскихъ филатуръ, которыя онъ будто бы изучалъ нѣсколько лѣтъ въ Манчестерѣ. Аферистъ обѣщалъ ему черезъ десять лѣтъ милліоны -- и мой другъ, увлеченный его разсказами, повѣрилъ имъ добродушно, и не посовѣтовавшись ни съ кѣмъ, отдалъ ему свои деньги въ полное распоряженіе...
   Когда мы его пріятели узнали объ этомъ -- мы ахнули.
   -- Помилуй, закричали мы ему въ одинъ голосъ, -- какъ можно было довѣриться такому человѣку? У него на рожѣ написано, что онъ разбойникъ...
   -- Вотъ то-то, господа, -- возразилъ онъ намъ съ ироніей, -- вы всѣ проповѣдуете о гуманности, о человѣческихъ воззрѣніяхъ, а осуждаете человѣка, котораго вовсе не знаете, по одной только наружности. Конечно онъ не красавецъ, не имѣетъ хорошихъ манеръ, свѣтскости; но это человѣкъ умный, дѣльный и честный, съ глубокими и обширными торговыми взглядами; онъ политическую экономію знаетъ, какъ профессоръ. Если бы вы взяли на себя по крайней мѣрѣ трудъ послушать его, какъ онъ говоритъ; не думайте, чтобы онъ былъ фразеръ, -- нѣтъ! у него все взвѣшено, все на математическихъ разсчетахъ и на фактахъ. Онъ другъ съ Кобденомъ и въ перепискѣ съ нимъ, а Кобденъ, надѣюсь, не сталъ бы переписываться съ какимъ нибудь аферистомъ и мошенникомъ!...
   -- А ты читалъ эту переписку?
   -- Нѣтъ... Я не читалъ; ко неужели же нельзя никому вѣрить на слово? Неужели по вашему весь міръ состоитъ изъ мошенниковъ? Хороши у васъ понятія о человѣчествѣ!
   -- Да тутъ, любезнѣйшій другъ, возразили мы,-- дѣло идетъ не о человѣчествѣ, а объ одномъ аферистѣ, который надуваетъ тебя...
   -- Господа! произнесъ нашъ другъ съ глубокимъ огорченіемъ,-- неужели жь вы полагаете, что я такъ легко вдамся въ обманъ? Я, кажется, во такъ глупъ... А я вамъ скажу, что я считаю себя счастливымъ, что онъ взялъ меня въ компанію къ себѣ. Ему не для чего было надувать меня: нѣсколько извѣстныхъ негоціантовъ, которые въ этомъ дѣлѣ смыслятъ поболѣе, чѣмъ мы съ вами, предлагали ему свои капиталы.-- Вотъ что!.. Помилуйте, это предпріятіе великолѣпное, тутъ нѣтъ ни малѣйшаго риску... Въ десять лѣтъ можно утроить, или даже учетверить капиталъ....
   -- Ну дай Богъ! дай Богъ... посмотримъ... отвѣчали мы со вздохомъ.
   Другъ нашъ послѣ этого накупилъ разныхъ политико-экономическихъ книгъ и весь обложился ими; прочелъ ли онъ что нибудь изъ нихъ,-- за это я не ручаюсь, но промышленное направленіе на нѣкоторое время совсѣмъ овладѣло имъ: тысячи удивительныхъ проектовъ бродили у него въ головѣ, онъ улыбался, значительно потиралъ руки и говорилъ намъ:
   -- Вы будете смѣяться надо мною, -- пожалуй, смѣйтесь;, а все таки я скажу вамъ, что черезъ десять лѣтъ я сдѣлаюсь милліонеромъ. Вотъ вы увидите. Хотите пари?
   Лицо его такъ сіяло, глаза такъ горѣли, онъ весь былъ такъ проникнутъ этимъ убѣжденіемъ, что было бы жестоко его разочаровывать -- и мы не противорѣчьи ему.
   Аферистъ, съ печатью отверженія на лицѣ, былъ у него почти безвыходно. Онъ ѣлъ и пилъ на его счетъ. Это продолжалось года три. Въ теченіе этого времени другъ мой нѣсколько разъ говорилъ мнѣ о немъ съ умиленіемъ и со слезами на глазахъ....
   -- Отличнѣйшій, честнѣйшій человѣкъ! прибавлялъ онъ обыкновенно въ заключеніе, нѣсколько пѣвучимъ голосомъ.
   На четвертый годъ филатура остановилась за неуплатою долга рабочимъ, машины проданы съ аукціоннаго торта, капиталъ моего друга погибъ, а честнѣйшій человѣкъ тайно скрылся куда-то изъ Петербурга.
   -- Ну что? не предупреждали ли мы тебя, не говорили ли мы тебѣ, что ты связываешься съ мошенникомъ? замѣтилъ я однажды моему другу какъ-то кстати, спустя мѣсяца два послѣ этого несчастнаго событія, -- можно ли до такой степени увлекаться?
   -- Ну чтожь дѣлать?-- сказалъ онъ съ досадой и нѣсколько сконфуженный.... Это урокъ....
   -- Но за который заплачено дорого.
   -- Что за важность! возразилъ мой другъ, -- у меня осталось довольно, чтобы прожить вѣкъ безбѣдно одному, требованія мои очень умѣренны....
   -- Но фантазіи неумѣренны, перебилъ я....
   -- Жениться я не намѣренъ, продолжалъ онъ, -- да теперь ужъ и поздно. Пора этихъ увлеченій давно прошла...
   -- Не говори этого. Увлечешься и женишься....
   -- Никогда! никогда!
   Онъ не шутя разсердился на меня и началъ мнѣ прекрасно доказывать, что онъ неспособенъ уже ни къ какимъ увлеченіемъ, что- теперь онъ имѣетъ самый положительный взглядъ на вещи.
   Черезъ двѣ недѣли послѣ этого онъ уѣхалъ въ Москву, а черезъ два мѣсяца женился на дѣвушкѣ среднихъ лѣтъ, которую онъ въ первый разъ увидѣлъ съ эстетикой Гегеля въ рукѣ.
   На эту эстетику вдругъ разгорѣлись его Фантазіи.
   Дѣвушка, читающая Гегеля -- какое удивительное явленіе! Каковъ долженъ быть умъ!
   Каждое ея слово самое обыкновенное казалось ему послѣ этой эстетитки исполненнымъ глубины необычайной, удивительнаго значенія.
   -- Ахъ, какое дивное, существо! повторялъ онъ въ умиленіи качая головою. Какое счастіе встрѣтиться съ такою дѣвушкою! Вотъ эдакая дѣвушка можетъ составить счастіе человѣка! И какое въ ней тонкое эстетическое чувство....
   Эстетика такъ и вертѣлась у него въ головѣ. Онъ былъ влюбленъ, влюбленъ страстно, но еще не рѣшался сдѣлать предложеніе.
   Однажды онъ заговорилъ о ней съ однимъ московскимъ авторитетомъ.
   Авторитетъ отозвался о ней съ большимъ уваженіемъ....
   -- Ужь если онъ отзывается о ней такъ, подумалъ мой другъ, такъ послѣ этого и думать нечего!...
   И онъ въ тотъ же день сдѣлалъ предложеніе....
   Послѣ свадьбы онъ тотчасъ пріѣхалъ въ Петербургъ. Первое свиданіе наше было глубоко-трогательно.
   -- Что, братъ, мое пророчество сбылось? сказалъ я, обнимая его.
   Онъ крѣпко прижалъ меня къ своей груди, держалъ такъ около пяти минутъ и задыхаясь отъ волненія повторялъ:
   -- Ну да, да! ты правъ. Я теперь счастливѣйшій человѣкъ въ мірѣ! Еслибъ ты зналъ, какая у меня жена!
   Не много прійдя въ себя, онъ началъ мнѣ описывать ея качества и кончилъ такъ:
   -- Я чувствую, что я не стою ея, что она во сто разъ умнѣе меня, образованнѣе, глубже смотритъ на жизнь.... Самъ NN (онъ назвалъ по имени московскій авторитетъ) уважаетъ ее, спроси-ка у него объ ней, а ужь послѣ этого кажется прибавлять ничего не остается....
   Я съ любопытствомъ и не безъ страха представился ей.
   Но не смотря на уваженіе къ ней авторитетовъ и прочаго, она произвела на меня не совсѣмъ пріятное впечатлѣніе. Высокая, сухощавая, лѣтъ за 30, съ педантскимъ выраженіемъ въ лицѣ, съ сухими, угловатыми и рѣзкими манерами, она скорѣе могла оттолкнуть отъ себя, нежели привлечь къ себѣ. Обозрѣвъ ее, я невольно прошепталъ: "О, бѣдный другъ мой"!...
   И чѣмъ болѣе я узнавалъ ее впослѣдствіи и наблюдалъ за нею, тѣмъ грустнѣе и чаще повторялъ: "О, бѣдный другъ мой"!
   Я это повторяю и до сихъ поръ.
   Одинъ изъ нашихъ общихъ пріятелей, толкуя объ ней, замѣтилъ, что она торжественностію манеръ своихъ напоминаетъ театральныхъ царицъ на Александринскомъ театрѣ.
   -- Нѣтъ, возразилъ другой нашъ пріятель,-- она болѣе походить на бѣглаго солдата въ юбкѣ....
   Я болѣе согласенъ съ послѣднимъ.
   Я не завидую супружескому счастію моего пріятеля, но онъ находитъ себя счастливымъ (а женатъ онъ 15 лѣтъ); онъ до сихъ поръ считаетъ свою супругу очень умной женщиной, но объ ея граціи, эстетическомъ тактѣ ея и о эстетикѣ Гегеля вообще онъ умалчиваетъ. Даже къ Гегелю онъ питаетъ, какъ я замѣнилъ, нѣкоторое отвращеніе.
   Не смотря на свое счастіе, онъ однако такъ и наровитъ всякій разъ выбѣжать изъ дому подъ какимъ нибудь предлогомъ.
   Дѣтей у нихъ нѣтъ.
   И это слава Богу!...
   

III.
Продолженіе исторіи объ увлеченіяхъ моего друга.-- Слезы по поводу литературнаго фонда, и прочее.

   Неужели и послѣ такихъ сильныхъ жизненныхъ испытаній мой другъ не пересталъ еще увлекаться?
   Нѣтъ, онъ все увлекается..".
   Вотъ какихъ господъ производить Петербургъ!
   Можно ли послѣ этого упрекать его въ холодности?
   Лѣтъ пять назадъ тому одинъ изъ нашихъ старыхъ знакомыхъ, котораго мой другъ почему-то считаетъ героемъ честности и котораго всѣ мы знаемъ за человѣка весьма обыкновеннаго и притомъ не весьма акуратнаго въ денежныхъ дѣлахъ, адресовался къ нему съ просьбой достать три тысячи на полгода. Господинъ этотъ сказалъ, что отъ трехъ тысячъ зависитъ его честь и что если онъ не будетъ имѣть ихъ послѣ завтра, то ему болѣе ничего не остается, какъ застрѣлиться.
   Что дѣлать въ такомъ случаѣ?
   Самое простое и легкое отвѣчать:
   -- Денегъ у меня нѣтъ. Застрѣлитесь, если хотите.
   Но мой другъ, у котораго никогда не бываетъ въ наличности много денегъ: -- ему жена выдаетъ ежедневно только на мелочныя расходы, -- рыскаетъ по всему городу, чтобы достать эти деньги подъ свое поручительство.
   -- Да, Бога ради, изъ чего ты такъ хлопочешь? говорятъ ему пріятели,-- еслибы это было для друга, для человѣка близкаго тебѣ и въ которомъ ты увѣренъ, мы не сказали бы тебѣ ни полслова, а то вѣдь этотъ господинъ-то еще сомнительный....
   -- Я увѣренъ въ немъ болѣе, нежели въ самомъ себѣ, нежели во всѣхъ васъ] восклицаетъ мой другъ.
   -- Это кажется увлеченіе? замѣчаютъ ему.
   -- Ахъ, Бога ради] Опять ваши шуточки] кричитъ мой другъ, затыкая уши.
   Странный человѣкъ!... Какія же шуточки?...
   Онъ достаетъ деньги у ростовщика и подписывается подъ заемнымъ письмомъ, какъ поручитель.
   Проходитъ полгода.
   Занявшій господинъ оказывается, разумѣется, несостоятельнымъ и за него платятъ мой другъ, перенося за эти деньги страшную сцену съ супругой, вооруженной Гегелемъ....
   И деньги эти до сихъ поръ не возвращены ему!...
   Онъ впрочемъ это скрываетъ отъ насъ и увѣряетъ, что онъ получилъ ихъ.
   Состояніе моего друга теперь очень разстроено потому, что супруга его, несмотря на свой философскій взглядъ, отличается суетностію и тщеславіемъ необыкновеннымъ, издерживаетъ пр опасть на разныя тряпки, въ которыя она наряжается, потому что до сихъ поръ имѣетъ претензію нравиться и подрумяниваетъ свои сухощавыя и пожелтѣвшія щоки; по четвергамъ она открываетъ свой салонъ, въ которой пріятели ея супруга не допускаются; держитъ экипажъ я человѣка въ ливрейномъ фракѣ, съ гербами на пуговицахъ и въ гороховыхъ щиблетахъ и полулежитъ на туровскомъ пате, подъ огромнымъ листомъ сзади стоящаго банана. Гости ея находятъ ее почти всегда въ этомъ положеніи и на этомъ мѣстѣ съ Шиллеромъ, или съ Гёте въ рукѣ, особенно съ послѣднимъ, который написалъ ей въ альбомъ нѣсколько строчекъ, когда она въ молодости подъ именемъ русской геніальной дѣвушки ѣздила въ Германію.
   Этотъ альбомъ постоянно лежитъ на столѣ въ ея салонѣ, въ великолѣпномъ футлярѣ, отдѣльно отъ всѣхъ кипсековъ и обыкновенно по четвергамъ переходитъ изъ рукъ въ руки.
   И несмотря на то, что подъ глазами у моего друга образовались морщины въ видѣ лапокъ, что волосы его совсѣмъ посѣдѣли и лобъ сдѣлался необыкновенной величины съ тремя глубокими чертами, а уши обросли волосами,-- несмотря на все перенесенное имъ и переносимое въ жизни, онъ все еще не потерялъ юношескаго энтузіазма и все еще продолжаетъ увлекаться и фантазировать, даже чувствительнѣе прежняго.
   Все современное и общественное интересуетъ его въ высшей степени.... Пароходы, желѣзныя дороги, откупа, политико-экономическіе споры, крестьянскій вопросъ, политическія событія, литература и журналистика,-- все повергаетъ въ восторгъ его любознательную фантазію.... Читаетъ онъ, говоря правду, не много, но за то съ жадностію перебираетъ всѣ газеты и журналы особенно отечественныя. Онъ съ какимъ-то лихорадочнымъ нетерпѣніемъ ждетъ выхода каждой новой книжки журнала, перелистываетъ нѣкоторыя, особенно замѣчательныя статьи, приходитъ обыкновенно въ умиленіе отъ которой нибудь изъ нихъ и восклицаетъ со слезами:
   -- Ахъ какая глубина! какая сила! какое мастерство!.. Это чудо! Ну -- это статья капитальная! Меня даже лихорадка била, когда читалъ ее.... У! какого человѣка пріобрѣтаетъ русская литератора!... И какой жизнью кипятъ теперь всѣ наши журналы, -- прибавляетъ онъ,-- сердце радуется.... благодарю Бога, что я дожилъ до такого времени!...
   И слезы при этомъ такъ и капаютъ по щекамъ его....
   Не такъ давно я встрѣтилъ его на Невскомъ проспектѣ.
   Онъ бросился ко мнѣ на шею и обнялъ меня; лицо его сіяло такимъ счастіемъ, какъ будто онъ получилъ неожиданное наслѣдство.
   -- Ты слышалъ? вскрикнулъ онъ.
   -- Что такое?...
   -- Вѣдь ужь Т* получилъ 200 руб. для литературнаго фонда!
   И онъ при этомъ чуть не подпрыгнулъ на тротуарѣ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? я очень радъ.
   -- Да что же ты братецъ, принимаешь это такъ равнодушно? Вѣдь это отличное предпріятіе!... Общества для вспомоществованія литераторовъ существовали давно вездѣ,-- только у насъ до сихъ поръ не было. Честь и слава тому кто первый поднялъ вопросъ объ этомъ дѣлѣ, и честь и слава тому, кто первый внесъ на это предпріятіе деньги.... А для тебя это какъ будто все равно!...
   -- Какой же ты чудакъ! отвѣчалъ я.-- Я совершенно согласенъ съ тобой, что это прекрасное и благородное предпріятіе, объ этомъ и спору быть не можетъ. Я отъ души желаю, чтобы оно осуществилось скорѣе, -- но неужели ты хочешь, чтобы я изъявлялъ свой восторгъ криками, слезами и прыганьемъ? Милый другъ, такое внѣшнее выраженіе восторга намъ не къ лицу и не по лѣтамъ.
   "Что за душа!" подумалъ я однако и крѣпко пожалъ руку моего друга....-- Вотъ, продолжалъ я,-- во внутреннихъ губерніяхъ говорятъ, что весь Петербургъ помѣшанъ на одномъ личномъ интересѣ, что всѣ мы зачерствѣлые эгоисты... Боже мой! Боже мой! Посмотрѣли бы эти господа на тебя... Вѣдь ты только живешь для другихъ и другими... Ну, казалось бы, какое тебѣ дѣло до литературнаго Фонда: ты не литераторъ, и никогда ничего не получишь изъ этого Фонда, а у тебя и отъ него льются слезы....
   Мой другъ былъ очевидно тронутъ моими словами вполнѣ искренними, но въ то же время онъ какъ будто замѣтилъ въ нихъ маленькую иронію и потому на физіономіи его выразилось умиленіе, смѣшанное съ замѣшательствомъ....
   -- Клянусь тебѣ Богомъ, сказалъ онъ въ волненіи и съ жаромъ ударяя себя въ грудь:-- всякій общественный успѣхъ, всякій шагъ впередъ на пути просвѣщенія меня такъ радуетъ и такъ дѣйствуетъ на меня, какъ будто я вдругъ и неожиданно получилъ, ну... чтобъ напримѣръ? милліонъ или какъ будто меня произвели въ большой чинъ. Я ужь таковъ.... Что дѣлать?... Господи! да какъ же не радоваться напримѣръ, что скоро вся Россія покроется сѣтью желѣзныхъ дорогъ?...
   И на глазахъ моего друга снова показались слезы.
   -- Вы меня упрекаете въ увлеченіи, продолжалъ онъ: -- можетъ быть я и увлекаюсь; но я счастливъ, когда могу оказать услугу какому нибудь хорошему человѣку; ейбогу....
   -- Я не сомнѣваюсь въ этомъ, мой милый другъ, перебилъ я, -- но бѣда въ томъ, что ты иногда дурнаго человѣка принимаешь за очень хорошаго и въ ущербъ собственныхъ интересовъ, тратишь свои силы и свое время для такого господина, который не стоитъ твоихъ хлопотъ....
   -- Ну чтожь дѣлать? Я таковъ! произнесъ онъ печально, разводя руками.
   Дѣйствительно самоотверженіе моего друга не имѣетъ мѣры. Онъ вѣчно бѣгаетъ, разъѣзжаетъ и хлопочетъ по чужимъ дѣламъ, самъ напрашивается у всѣхъ на какое нибудь порученіе, вѣчно кажется озабоченнымъ и занятымъ, хотя въ сущности серьёзно ничего не дѣлаетъ. Къ серьёзному дѣлу онъ вовсе неспособенъ и самъ немножко понимаетъ это, но страшно любитъ, чтобы его принимали за дѣлова- то человѣка и передъ незнакомыми всегда прикидывается дѣловымъ.
   Въ сущности онъ только способенъ сочувствовать всему прекрасно и благородному, умиляться и восторгаться....
   Онъ умиляется отъ самыхъ малыхъ причинъ. Поводомъ къ его пиленію служитъ хорошій обѣдъ, и.ш ужинъ, освѣщеніе и нѣсколько добрыхъ пріятелей.... Въ~ такія минуты онъ доходитъ до опьяненія, не выпивъ еще рюмки вина; глаза его обыкновенно наполняются слезами, и онъ не будучи въ состояніи удерживать себя, восклицаетъ: -- Ахъ, Господи, какъ я теперь счастливъ, еслибъ вы знали, какъ я люблю всѣхъ васъ! какъ мнѣ хорошо!...
   Наливаетъ себѣ полный стаканъ вина и выпиваетъ его залпомъ, а иногда бросается къ кому нибудь изъ пріятелей и начинаетъ его обнимать и цаловать.
   Въ провинціи полагаютъ также, что петербургскіе люди неспособны къ родственнымъ чувствамъ, но такого нѣжнаго, горячаго, любящаго роднаго, каковъ мой другъ, не найдти отъ
   
   "Финскихъ хладныхъ скалъ до пламенной Колхиды,
             "Отъ потрясеннаго Кремля
             "До стѣнъ недвижнаго Китая...."
   
   Достаточно попасть къ нему какимъ нибудь образомъ въ родство, чтобы сдѣлаться мгновенно въ глазахъ его благороднымъ, честнѣйшимъ, умнѣйшимъ, просвѣщеннѣйшимъ и даже геніальнѣйшимъ изъ людей. Для каждаго изъ родныхъ собственно своихъ или съ жениной стороны -- все равно до седьмаго колѣна -- онъ во всякую данную минуту готовъ пожертвовать жизнію въ случаѣ необходимости. Онъ распинается за каждаго изъ нихъ.
   Если у него въ числѣ родственниковъ оказывается самодовольный и наглый невѣжа, партизанъ всякаго притѣсненія и насилія, и если кто нибудь изъ пріятелей выскажетъ моему другу свое откровенное мнѣніе касательно этого родственника и представитъ на то очевидные Факты, -- другъ мой приходитъ, правда, въ крайнее смущеніе, но все-таки начинаетъ обыкновенно увѣрять пріятеля, что тотъ ошибается, что можетъ быть Факты и противъ его родственника, во въ сущности онъ все-таки человѣкъ прелестный, свободно мыслящій, другъ всякаго разумнаго прогресса и прочее и прочее.
   И родственникъ искренно кажется ему таковымъ, несмотря ни на какія обличительные противъ него факты, потому что въ родственникѣ онъ положительно не можетъ видѣть дурныхъ сторонъ...
   Въ послѣднее время другъ мой постоянно находится въ состоянія экстаза. Каждая журнальная статья, въ которой говорится о пользѣ гласности или о пользѣ публичнаго судопроизводства, о какой-нибудь новой желѣзной дорогѣ у насъ, или за границей, или новой компаніи на акціяхъ, объ улучшеніи участи крестьянъ, или объ улучшеніи петербургскихъ мостовыхъ, повергаетъ его въ несказанное умиленіе....
   Онъ въ такихъ случаяхъ ко всѣмъ пріятелямъ бросается на шею и говоритъ:
   -- Ну, слава Богу, вотъ до какихъ временъ мы дожили!... Слава Богу!
   Онъ до того увлекается, что смѣшиваетъ порыванія, стремленія и предположенія съ осуществленіемъ. Ему кажется уже, что въ Петербургѣ отличная и гладкая какъ паркетъ мостовая, потому только что напечатана гдѣ-то статейка объ улучшеніи мостовыхъ....
   Восторгъ его не останавливается на однихъ отечественныхъ вопросахъ, предпріятіяхъ и событіяхъ.... Онъ также горячо сочувствуетъ всемірнымъ предпріятіямъ и вопросамъ.
   Учрежденіе компаніи для прорытія Сузскаго перешейка такъ поразило его, что онъ три недѣли сряду разъѣзжалъ по своимъ пріятелямъ и знакомымъ и только объ этомъ и говорилъ, горячо пожимая ихъ руки.
   -- Это великое событіе, великое! И какія неисчислимыя выгоды представляются теперь для европейской торговли!
   Онъ досталъ себѣ одну акцію этой компаніи, выпросивъ не безъ труда у жены денегъ на это, и получивъ акцію радовался ей, какъ ребенокъ, долго любовался ею одинъ и потомъ поѣхалъ показывать ее всѣмъ своимъ пріятелямъ.
   -- Вотъ и я, повторялъ онъ дрожащимъ отъ внутреннихъ ощущеній голосомъ и со слезой на рѣсницѣ,-- могу теперь сказать, что буду способствовать этому великому предпріятію!..
   Въ сію минуту онъ занятъ итальянскимъ вопросомъ и такъ радуется за Италію, какъ будто она уже получила свободу и независимость....
   У меня другъ мой бываетъ всякій день и въ постоянно восторженномъ состояніи... Онъ обнимаетъ меня, прижимаетъ къ груди" проливаетъ слезы умиленія, жметъ мнѣ очень больно руку въ порывахъ своего увлеченія и сердится на меня, если я не вполнѣ сочувствую его преувеличеннымъ надеждамъ, и не раздѣляю его преувеличенныя фантазіи.
   -- Нѣтъ, ты устарѣлъ, братъ, говоритъ онъ мнѣ съ упрекомъ, качая головою....
   -- Чтожь дѣлать? отвѣчаю я,-- но посмотри въ окно, неужели этотъ видъ не охлаждаетъ твой энтузіазмъ и не наводитъ на тебя унынія? Грязь, слякоть, мокрыя лепешки снѣга, ямы...
   Барометръ ужь поднимается, перебиваетъ онъ меня, -- ужь поднялся.... Завтра непремѣнно будетъ отличная погода, солнце... Ужь весною запахло...
   -- Да это завтра!... а посмотри, что сегодня... Весенній запахъ!-- Я покуда слышу только запахъ сырости и гнили....
   Я искренно и отъ всей души люблю моего друга, я вполнѣ цѣню его прекрасное, горячо сочувствующее всѣмъ великимъ и маленькимъ современнымъ вопросамъ сердце, но его вѣчный энтузіазмъ, его постоянно восторженное состояніе переносить не всегда можно, особенно въ дурномъ расположеніи духа и при такой мрачной, измѣнчивой погодѣ, какая была нынѣшнюю зиму въ Петербургѣ. При такихъ обстоятельствахъ мой другъ раздражаетъ мою жолчь, что я выхожу изъ терпѣнія, говорю ему непріятности, впадаю въ противоположную ему крайность и дѣлаюсь несправедливъ.
   Когда онъ на дняхъ бросился ко мнѣ на шею и заговорилъ о блестящей будущности Италіи, о ее независимости и прочее...
   (Въ этотъ день надобно замѣнить была прескверная погода).
   У меня невольно вырвалось:
   -- Ахъ, оставь меня пожалуйста въ покоѣ съ своей Италіей: она еще не освобождена, Суэзскій перешеекъ еще не прорытъ... Отложи свой восторгъ до времени... это скучно!...
   Очеркъ моего друга нисколько не преувеличенъ. Если вы прочтете его, мой провинціальный читатель, то вѣрно откажетесь отъ своего устарѣлаго мнѣнія, что Петербургъ населенъ только одними холодными людьми. Какое! я повторяю, мы всѣ ужасные энтузіасты и увлекающіеся люди, не исключая и меня, нападающаго на энтузіазмъ... только въ дурную погоду....
   Оправдавъ петербургцевъ отъ предубѣжденій, которое питаютъ относительно ихъ жители провинцій, я перехожу къ петербургскимъ новостямъ и начинаю съ петербургской масляницы.

-----

   Петербургскіе фельетонисты описываютъ обыкновенно масляницу съ большимъ чувствомъ и очень поэтически отзываются о блинахъ, пикникахъ, катаньи съ горъ, балаганахъ и различныхъ увеселеніяхъ. У меня на это никакъ недостаетъ краснорѣчія.... Пьяные толпы на улицахъ и какіе-то неистовые возгласы и крики одурѣвшаго отъ сивухи народа, могутъ услаждать взоръ и приводить въ восторгъ... развѣ гг. откупщиковъ; до блиновъ я не охотникъ -- они разстроиваютъ желудокъ; съ горъ я отъ роду не скатывался, а въ балаганныхъ представленіяхъ, не нахожу ничего забавнаго. Неизбѣжныя Пьерро, Коломбины, арлекины, добрые и злые волшебники, прыгающіе и пляшущіе и несмотря на это все-таки посинѣвшіе отъ мороза -- возбуждаютъ болѣе состраданія, чѣмъ удовольствія. Юлія Пастрана, эта полуобезьяна и полуженщина, понизившаяся до 25 копѣекъ и показывавшаяся на Адмиралтейской площади на масляницѣ нынѣшняго года, -- также принести большаго удовольствія не можетъ, несмотря на то, что она танцуетъ передъ вами, поетъ русскую пѣсню, протягиваетъ руку зрителямъ и кричитъ: "здравствуйте! поскорѣй, поскорѣй!" потому вѣроятно, что при 8° мороза (на, масляницѣ были морозы и довольно сильные въ первые дни) въ трико -- ей не совсѣмъ ловко. Шерсть, покрывающая эту несчастную, видно, не защищаетъ ее отъ нашихъ морозовъ и она спѣшить за кулисы въ свою коморку погрѣться хоть минуту у желѣзной печки... А потомъ опять начинается таже пѣсня, таже пляска, тоже пожиманіе рукъ съ приговоромъ; "здравствуйте, поскорѣй, поскорѣй!"... Веселаго тутъ нѣтъ ничего.... Балаганный циркъ?... Но мы видѣли всѣ эти скаканья, прыганья черезъ бумагу и проч. въ гораздо болѣе привлекательномъ видѣ. Грязныя трико, скверныя лошади, затасканные костюмы... не имѣютъ въ себѣ ничего привлекательнаго... Звѣри Крейцберга и восемьнадцати-лѣтняя дѣвица ихъ укрощающая -- намъ уже извѣстны. Въ звѣринцѣ довольно побывать разъ, особенно тѣмъ, кто имѣетъ тонкое обоняніе... Извѣстный мандарину, звѣрски напавшій въ столицѣ Китая, при посѣщеніи тамошняго звѣринца, на низшаго чиновника за то, что тотъ осмѣлился курить папироску въ присутствіи его превосходительства, вѣроятно лишенъ былъ обонянія... Онъ разгорячился и кричалъ съ пѣною у рта: "Да я сударь... да я васъ.... да я васъ научу уважать старшихъ!" Но остроумная китайская публика, возмущенная наглостію мандарина, говорятъ, закричала: "г. укротитель звѣрей! укротите этого высокопочтеннаго господина съ тремя шариками на шапкѣ!" и заставила его потихоньку убраться изъ звѣринца.-- Avis au mandarin!
   Упоминая о балаганныхъ представленіяхъ, нельзя не замѣтить, что они въ теченіе послѣднихъ 15 лѣтъ не только не сдѣлали никакого прогресса, но даже отстали отъ прежнихъ. Пантомима Легата была несравненно лучше пантомимы г. Берга. На подмосткахъ Легата танцовали нѣкогда дѣвицы Ширь... это было самое цвѣтущее время балагановъ!...
   Пикники и загородныя поѣздки на тройкахъ обыкновенію къ большомъ ходу въ Петербургѣ, особенно начиная съ масляницы до окончанія зимняго пути. Въ этихъ поѣздкахъ есть дѣйствительно что-то привлекательное для русскаго человѣка. Когда мчишься на птицѣ-тройкѣ, по выраженію Гоголя, то какъ бы ни было грустно и тяжело, тоска непремѣнно замретъ на минуту въ такомъ полетѣ... Поэзія троекъ всегда сохранится для насъ, несмотря на желѣзныя дороги... Пикники въ Петербургѣ бываютъ различнаго рода: свѣтскіе, блестящіе, приличные пикники, оканчивающіеся танцами, и пикники не совсѣмъ скромные. О послѣднихъ я имѣю понятія только по картинкамъ.
   Глядя на такія картинки, я думаю: "какими исполинскими шагами ждетъ Петербургъ по пути улучшеній и усовершенствованій... касательно роскоши дамскихъ туалетовъ и обуви. Нѣтъ сомнѣнія, что въ этомъ отношеніи мы скоро догонимъ Парижъ и наши Аспазіи и Фрины ни въ чемъ не будетъ уступать парижскимъ... ни въ туалетахъ, ни въ канканѣ, ни въ другихъ утонченностяхъ. Да ужъ и теперь они едва ли уступаютъ парижскимъ. Посмотрите на нихъ въ театрахъ, когда онѣ торжественно сидятъ въ бенуарахъ и ложахъ, въ великолѣпныхъ бальныхъ туалетахъ, играя своими вѣерами, или прокатаются по Невскому проспекту въ коляскахъ, развалясь съ изнѣженною граціею, утонувъ въ волнахъ шелку и бархата. Какая восхитительная картина!... 15 лѣтъ тому назадъ ничего подобнаго не было въ Петербургѣ; дамы эти изрѣдка и робко показывались въ несравненно скромнѣйшемъ видѣ.... Да! въ этомъ случаѣ мы совершили несомнѣнный прогрессъ -- и смѣло идемъ по пути этого прогресса.
   Заговоривъ о пикникахъ и загородныхъ катаньяхъ на тройкахъ, мы должны замѣтить, что всѣ эти тройки отправляются большею частію на дачу Стобеуса, по Петергофской дорогѣ, не доѣзжая Сергіевскаго монастыря. На этой дачѣ г. Огюстъ, бывшій содержатель Hotel des princes устроилъ превосходный ресторанъ, съ большой залой для танцевъ, съ отдѣльными кабинетами, отлично удобными и меблированными съ большимъ вкусомъ и съ зимнимъ садомъ. Сервировка, самый столъ (у г. Огюста можно найти всѣ гастрономическія тонкости), прислуга -- все превосходно и, что всего замѣчательнѣе -- цѣны обѣдовъ и ужиновъ очень умѣренныя, сравнительно съ лучшими петербургскими ресторанами, которымъ г. Огюсть не только не уступаетъ ни въ чемъ, но даже превосходитъ во многомъ... Такихъ загородныхъ ресторановъ до сихъ поръ еще не было въ Петербургѣ... Удобства, вкусъ, и даже роскошь, притомъ изящная и не бросающаяся въ глаза,-- все соединено въ этомъ загородномъ ресторанѣ. Лучшаго мѣста для пикниковъ избрать не возможно. Нѣтъ сомнѣнія, что Петербургская публика поддержитъ заведеніе г. Огюста...
   Концертный сезонъ открылся. Театральные концерты въ пользу гг. Роллера, Іотти, Жоссъ, Кажинскаго и Леоновой, по обыкновенію были съ живыми картинами; картины въ бенефисъ г. Родлера были особенно-удачны.... Изъ замѣчательныхъ артистовъ, пріѣхавшихъ въ нынѣшнемъ году въ Петербургъ, первое мѣсто занимаютъ: г. Фердинандъ Лаубъ (скрипачъ, воспитанникъ прагской консерваторіи и чехъ родомъ) и Герцъ (піанистъ). Эти два артиста вмѣстѣ съ нашимъ талантливымъ соотечественникомъ Рубинштейномъ (на котораго сказать мимоходомъ у насъ всѣ посматриваютъ теперь невольно съ большимъ уваженіемъ послѣ его блистательныхъ успѣховъ въ Европѣ) составляютъ украшеніе настоящаго музыкальнаго сезона.
   То, что Рубинштейнъ принадлежитъ къ первымъ европейскимъ современнымъ піанистамъ, что онъ обладаетъ почти геніальнымъ талантомъ, какъ исполнитель, -- въ этомъ теперь уже никто не сомнѣвается. Съ его удивительнымъ талантомъ мы всѣ давно знакомы. Кто изъ русскихъ не слыхалъ его?... и потому мы обратимся къ нашимъ гостямъ.
   Имя Лаубе, по словамъ музыкальныхъ знатоковъ, гремитъ по всей Германіи. Настоящій виртуозъ, онъ вполнѣ, говорятъ, овладѣлъ своимъ инструментомъ и покорилъ себѣ всѣ техническія трудности... Онъ разъигрываетъ между прочимъ самыя серьёзныя вещи Баха и Бетговена, но не останавливается на нихъ: его репертуаръ чрезвычайно обширенъ. Лаубе долго жилъ в" Вѣнѣ, потомъ въ Веймарѣ и въ семъ послѣднемъ городѣ сошелся съ Францомъ Листомъ и пользуется его дружбою. Въ сію минуту -- онъ первый солистъ при дворѣ короля прусскаго. Имя Лаубе встрѣчается между прочимъ въ сочиненіи о Бетговенѣ профессора Маркса -- сочиненіи чрезвычайно замѣчательномъ, по признанію лучшихъ музыкальныхъ критиковъ....
   Первый концертъ г. Лаубе въ Петербургѣ былъ на Большомъ театрѣ и имѣлъ успѣхъ блистательный"... Онъ исполнилъ между прочимъ съ совершенствомъ блестящій концертъ Мендельсона и Фантазію Эрнста на темы изъ Отелло. Въ концертѣ его пѣла г-жа Бокъ -- диллетантка, имѣющая очень пріятный mezzo-soprano.
   Г. Лаубе, говорятъ, хочетъ устроить квартетные вечера для публики и исполнять квартеты Гайдна и Бетховена.
   Герцъ -- не только піанистъ, но и композиторъ и сверхъ того фабрикантъ фортепьянъ и владѣтель извѣстной концертной залы въ Парижѣ.
   Онъ много путешествовалъ и описалъ свое пребываніе въ Америкѣ, слѣдовательно ко всѣмъ другимъ талантамъ онъ присоединяетъ еще и талантъ писателя....
   Кромѣ поименованныхъ артистовъ дано было множество концертовъ, и между прочимъ декламаціонныхъ и музыкальныхъ вечеровъ, о которыхъ упоминать здѣсь мы не считаемъ нужнымъ,-- замѣтимъ только о концертѣ трехъ сестеръ, Терезы, Жанны и Клеры, Понто-Ла-Розе (піанистка и пѣвицы).
   Въ одно время съ артистами къ великому посту съѣзжаются въ Петербургъ, какъ извѣстно, чародѣи, магики и фокусники. Въ сію минуту находятся у насъ два таковыхъ: гг. Шово и Макалузо. Первый не имѣлъ большаго успѣха, но, говорятъ, что снаряды, посредствомъ которыхъ онъ производитъ свои Фокусы, весьма любопытны.
   Г. Макалузо еще не появлялся въ публики, но про него уже пишутъ и разсказываютъ чудеса, потому что онъ далъ нѣсколько представленій въ частныхъ домахъ.-- Г. Макалузо Соединяетъ, по признанію тѣхъ, которые его видѣли, утонченность джентльмена съ ловкостію фокусника.
   Вотъ, что мы прочли объ немъ въ "Journal de St.-Petersbourg", который, сказать мимоходомъ, очень удачно редижируется въ нынѣшнемъ году однимъ изъ бывшихъ редакторовъ "Норда" -- г. Капельманомъ.
   "Г. Макалузо, говоритъ Journal de St.-Petersbourg,-- давалъ представленіе на вечерѣ у графа Кушелева-Безбородко, которое имѣло успѣхъ необыкновенный. Г. Маколузо могъ бы приводить въ ужасъ зрителей, если бы онъ не выполнялъ своихъ чудесъ съ необыкновеннымъ добродушіемъ, простотою и граціею.-- Онъ имѣетъ наружность и манеры совершенно благовоспитаннаго человѣка. Это чародѣй хорошаго общества,-- вѣжливый съ мужчинами и удивительно любезный съ дамами. На этомъ вечерѣ, о которомъ упомянули мы, подъ его рукою разцвѣтали букеты камелій и въ заключеніе онъ заставилъ разцвѣсть на своемъ стебелькѣ чудную и благоуханную розу.... Нѣсколько дней передъ этимъ мы видѣли его у г-жи Бозіо, наканунѣ ея отъѣзда изъ Петербурга, -- онъ разорвалъ вышитый платокъ артистки и въ туже секунду возстановилъ его какимъ-то чудомъ своими руками... и все это совершилось передъ нашими глазами....
   "Когда мы писали эти строки въ нашемъ затворенномъ кабинетѣ, передъ окнами съ двойными рамами, вдругъ передъ нами, у самаго кончика нашего пера, очутилось письмо.... Въ комнатѣ никого не было. Человѣкъ нашъ спалъ въ передней. Мы распечатали это письмо и прочли слѣдующее:

"Господинъ редакторъ,

   "Вамъ угодно выдавать меня за колдуна, за чародѣя, а я не болѣе, какъ человѣкъ, пріобрѣтшій ловкость, которую и вы легко можете пріобрѣсть въ два, въ три года, если вы постоянно будете практиковаться въ томъ, что вамъ угодно, но снисходительности ко мнѣ, называть моимъ талантомъ.
   "Вы позволили мнѣ объявить о моихъ представленіяхъ, и я беру смѣлость сообщить вамъ, что я дамъ семь представленій на Большомъ театрѣ.
   1 въ Воскресенье 22 марта.
   2 -- Вторникъ 24 --
   3 -- Пятницу 27 --
   4 -- Вторникъ 31 --
   5 -- Среду 1 апрѣля.
   6 -- Четвергъ 2 --
   и 7 -- Пятницу 3 --
   "Эти семь представленій для всѣхъ; до тѣхъ поръ я не буду, конечно, сидѣть со сложенными руками въ частныхъ собраніяхъ, ни которыя меня удостоятъ приглашеніемъ.
   "И теперь, г. редакторъ, поблагодаривъ васъ за ту любезность, съ которою вы мнѣ позволили съиграть съ вами неожиданный Фокусъ, я говорю объ этомъ объявленіи и объ этой рекламѣ, я прошу васъ принять увѣреніе въ моемъ совершенномъ почтеніи.

Макалузо.

   Петербургъ, 6 марта 1859 г.
   Большая Морская, домъ Руадзе,
   No кв. 6.
   
   "Мы очень рады, прибавляетъ редакторъ газеты, -- напечатать это письмо, тѣмъ болѣе, что оно написано въ очень приличныхъ формахъ.
   "P. S. Въ ту минуту, когда мы, списавъ его, беремъ для того, чтобы присоединить къ нашей коллекціи автографовъ,-- мы вдругъ, къ крайнему изумленію нашему, видимъ, что слова исчезли и что мы держимъ въ рукахъ листъ бѣлой бумаги"....
   Каковъ г. Макалуло, если только все это не тонкая реклама со стороны остроумнаго редактора "Journal de St.-Petersbourg"!...
   Въ домѣ князя Бѣлосельскаго былъ еще спектакль любителей, въ пользу патріотическихъ школъ, въ которомъ между прочимъ г-жа Мичурина (В. Самойлова) исполнила сцену Татьяны съ няней изъ Евгенія Онѣгина. Сцена эта продекламирована была г-жею Мичуриною удивительно, въ этомъ нѣтъ сомнѣнія; но мы должны откровенно признаться, что въ г-жѣ Мичуриной мы замѣтили и тѣни того идеала, который всѣми нами составленъ о Татьянѣ Пушкина.... Татьяна -- деревенская барышня, ужь во всякомъ случаѣ должна бы имѣть болѣе простоты, добродушія и натуральности. Она навѣрно не держала себя такъ искусственно и не говорила такъ изящно кокетливо, какъ говоритъ г-жа Мичурина.... но мы совершенно забылись, что дѣлать замѣчанія любительницамъ-артисткамъ -- неприлично и безтактно, поэтому мы беремъ назадъ это нечаянно вырвавшееся у насъ замѣчаніе, просимъ за него извиненія, рукоплещемъ талантливой любительницѣ, будто бы изображавшей передъ нами Татьяну, и въ восторгѣ повторяемъ вслѣдъ за всѣми: "Charmant! Charmant"!...
   Кстати о Дамскомъ патріотическомъ обществѣ, которое заботится болѣе чѣмъ о 500-хъ неимущихъ дѣвочкахъ... Въ домѣ предсѣдательницы этого общества графини Клейнмихель устроена для продажи выставка работъ этихъ дѣвочекъ. Нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что результатъ этого прекраснаго предпріятія обнаружитъ полное къ нему сочувствіе петербургской публики.
   Въ прошломъ мѣсяцѣ мы упомянули о выставкѣ въ залѣ святѣйшаго сѵнода фотографическихъ снимковъ привезенныхъ г. Севастьяновымъ съ Аѳонской горы.
   Теперь мы обязаны поговорить подробнѣе о трудахъ г. Севастьянова, обратившихъ на себя вниманіе европейскихъ ученыхъ обществъ, и о результатахъ этого труда, который теперь передъ нами. Свѣдѣнія, сообщаемыя здѣсь, мы заимствуемъ изъ статьи "Journal des Debats", и Русскаго Художественнаго Листка г. Тимма, который приложилъ рисунки со многихъ снимковъ, выставленныхъ нынѣ для публики г. Севастьяновымъ.
   "Одно изъ первыхъ приложеній свѣтописи къ снятію древнихъ надписей сдѣлано было въ Петербургѣ, въ Императорскомъ Археологическомъ Обществѣ, въ 1851 г., и Фотографическимъ способомъ снята съ знаменитой монгольской надписи, объясненной Базаровымъ и приложенной къ III тому Записокъ Общества. Это были однако ни болѣе, ни менѣе какъ только опыты. До самыхъ же блестящихъ результатовъ примѣненія Фотографіи къ воспроизведенію памятниковъ древности первый достигъ г. Севастьяновъ.
   "Петръ Ивановичъ Севастьяновъ получилъ образованіе въ императорскомъ московскомъ университетѣ. Онъ оставилъ гражданскую службу, чтобы всего себя посвятить наукамъ и искусству въ той области, въ которой надѣялся наиболѣе сдѣлаться полезнымъ своими трудами и открытіями. Сначала онъ совершилъ путешествіе въ Іерусалимъ и глубоко и подробно изучилъ священный городъ со стороны исторіи, древностей и мѣстности. Плодомъ этого изученія былъ составленный имъ рельэфъ Іерусалима, гдѣ нагляднѣйшимъ образомъ, изъ разныхъ веществъ были вырѣзаны и размѣщены горы, долины, зданія, проходы, улицы, ворота и т. п.; при этомъ г. Севастьяновъ трудился надъ сочиненіемъ, въ которомъ бы русскіе читатели получили въ сжатомъ выводѣ все то, что извѣстно объ Іерусалимѣ въ Европѣ, съ дополненіями изъ писателей восточной церкви, изъ сочиненій русскихъ и вообще славянскихъ, наконецъ изъ живыхъ преданій и повѣрій, собранныхъ путешественникомъ на мѣстѣ. Вскорѣ однако непреклонная воля самаго ревнителя отклонила его въ другую сторону и устремила къ другой цѣли. Посѣщая неоднократно Аѳонскую гору, путешественникъ убѣдился, что здѣсь-то именно лежитъ богатѣйшій, обильнѣйшій и доступнѣйшій рудникъ для такого изученія, съ тою притомъ выгодою, что здѣсь все византійское тѣсно соединяется съ общегреческимъ и славянскимъ и даже русскимъ. Первою задачею г. Севастьянова было сблизиться съ тамошними обитателями, т. е. монахами, преимущественно изъ Грековъ -- задача, какъ извѣстно, не легкая, но которую онъ выполнилъ счастливо, съ помощію денегъ, которыхъ не щадилъ. Жажда знанія г. Севастьянова побѣждала всякое упорное укрывательство и слишкомъ была нова для Мноковъ, пріученныхъ къ подозрительности. Вторая, слѣдовавшая затѣмъ, задача истекала изъ того убѣжденія, что узнанное и собранное не должно оставаться достояніемъ частнаго лица, но перейти во всеобщее пользованіе. Съ этой мыслію г. Севастьяновъ въ тѣ мѣсяцы, когда нельзя или неудобно было работать на Аѳонѣ, занялся прилежно въ чужихъ краяхъ изученіемъ археологіи, палеографіи искусства, особенно современныхъ его техническихъ средствъ и между ними преимущественно Фотографіи, при помощи которой и перевелъ на бумагу, съ изумительною точностью, церковныя изображенія, утвари, грамоты, рукописи и т. п. Въ послѣднемъ случаѣ онъ достигъ того, что снималъ рукописи пергаменныя и бумажныя, цѣликомъ, отъ начала до конца, листъ за листомъ, со всѣми вставленными рисунками, со всею порчею, произшедшею отъ времени. Теперь въ этихъ снимкахъ читаете вы всѣ древнѣйшія рукописи по листамъ, точно также, какъ въ подлинникѣ, потому что снимокъ до того живъ, что вы невольно хватаетесь за бумагу, думая не пергаменъ ли это, не загнулся ли уголъ, неналеплена ли печать? Мало того, сохраняя у себя негативу снимковъ, г. Севастьяновъ имѣетъ возможность передать какой угодно снимокъ, въ какомъ угодно числѣ экземпляровъ, "Изъ записки, читанной г. Севастьяновымъ, 5-го февраля 1855 г., въ собраніи Парижской Академіи Надписей и Словесности, между прочимъ, видно, что по предначертанному имъ плану, который онъ началъ уже приводить въ исполненіе, онъ полагаетъ сдѣлать собраніе фотографическихъ снимковъ на Аѳонской горѣ, куда войдутъ:
   "1. Рукописи греческія, грузинскія, церковно-славянскія, сербскій и булгарскіи; онѣ на пергаменѣ, съ украшеніями цвѣтными я золотомъ, различнаго письма и величины, иногда съ нотами пѣнія; длина рукописей измѣняется отъ 8 центиметровъ (около 3 дюймовъ) до одного метра (около 3 футовъ). Древнѣйшія изъ нихъ, можетъ быть, VII столѣтія.
   "2. Гранаты и акты: хрисовулы византійскихъ императоровъ и князей, начиная отъ Константина и Романа (X-го столѣтія), и царей, королей, деспотовъ, князей и жупановъ Сербіи и царей Булгаріи, съ XII вѣка; воеводъ угро-влахійскихъ XV вѣка и гранаты русскихъ царей, начиная съ XVI вѣка; свинцовыя печати (сигиліоны) византійскихъ императоровъ и патріарховъ, начина я съ Василія Македонянина (IX столѣтія) и патріарха Николая; печати изъ зеленаго воска (Ахридскія); записи, духовныя завѣщанія и т. п., съ IX столѣтія. Эти рукописи также на пергаменѣ и различной величины; на нѣкоторыхъ находятся изображенія святыхъ, портреты императоровъ и членовъ ихъ Фамилій.
   "3. Кресты, сосуды, ковчежцы, кадила, люстры, канделябры, переплеты, ризы на образахъ, посохи, шитыя вещи, замѣчательныя по древности и искусству. Многія изъ этихъ вещей пожертвованы были царственными особами, о чемъ имѣются подлинныя гранаты. Кромѣ Фотографіи, г. Севастьяновъ полагаетъ употребить гальванопластику и отливаніе въ Форму, для воспроизведенія большей части этихъ вещей,
   "4. Иконы, писанныя al fresco на стѣнахъ и масляными красками на деревѣ, холстѣ и даже на сушеной рыбѣ; разныя иконы изъ дерева и изъ мрамора. Между этими иконами однѣ приписываются Евангелисту Луцѣ, другія относятся къ IV столѣтію; нѣсколько изъ нихъ привезено сюда изъ св. Софіи, по взятіи Константинополя. Нѣкоторыя изображаютъ Богоматерь, кормящую младенца Іисуса, другія самаго Іисуса съ крыльями. Одна икона носитъ странное названіе Игрушки Императрицы Ѳеодоры. Превосходныя фрески Панселина, сохранились во внутренности нѣкоторыхъ церквей Аеова. Недостаточный свѣтъ въ этихъ зданіяхъ воспрепятствовалъ г. Севастьянову снять съ нихъ свѣтописные снимки и о въ принужденъ былъ удовольствоваться простыми (чрезъ прозрачную бумагу) снимками; но къ предстоящей поѣздкѣ онъ приготовилъ аппаратъ для электрическаго освѣщенія, чтобъ имѣть возможность воспроизвести эти фрески. Этимъ же способомъ онъ полагалъ снять внутренность нѣкоторыхъ церквей первобытно-византійскаго стиля архитектуры.
   "и 5. Надписи и изваянія на надгробныхъ камняхъ, сохранившихся на Аѳонѣ, которыя могутъ служить матеріаломъ для исторія древнихъ жителей полуострова.
   "Г. Севастьяновъ еще въ 1851 году, былъ на Святой горѣ, для общаго обозрѣнія Аѳонскихъ монастырей и хранящихся въ нить древностей; но возникшій вслѣдъ затѣмъ восточный вопросъ, окончившійся войною, пріостановилъ на нѣсколько лѣтъ труды г. Севастьянова, такъ что вторично отправиться на Аѳонскую гору онъ могъ не ранѣе какъ, уже въ маѣ мѣсяцѣ 1857 года. Передъ этимъ, онъ предварительно съѣздилъ въ Парижъ, чтобы ознакомиться съ техническими пріемами фотографіи и запастись всѣми необходимыми для свѣтописи матеріалами. Прибывъ въ 1857 году на А вонъ, нашъ соотечественникъ немедленно приступилъ къ снятію копій съ иконъ, изображеній старинной церковной утвари и снимковъ съ древнихъ рукописей; въ этихъ занятіяхъ онъ провелъ пять мѣсяцевъ въ шатрѣ, т. е. почти подъ открытымъ небомъ, работая неутомимо, съ утра до вечера несмотря на нестерпимую жару. При этомъ необходимо замѣтить, что при всей своей дѣятельности, г. Севастьяновъ, въ слѣдствіе строгихъ уставовъ Аѳонскихъ монастырей, былъ лишенъ даже самаго необходимаго для поддержанія своего существованія. Во все время пребыванія своего на Святой горѣ онъ ни разу не ѣлъ, напримѣръ, говядины; даже рыба составляетъ тамъ рѣдкость, а чтобы имѣть овощи необходимо самому заниматься огородничествомъ. Въ октябрѣ 1857 года, г. Севастьяновъ возвратился, для новыхъ запасовъ въ Парижъ, гдѣ представилъ тамошней Академія Надписей и Словесности образцы снятыхъ имъ копій и снимковъ, которые обратили на себя вниманіе ученыхъ и знатоковъ древностей и возбудили за границей къ трудамъ нашего соотечественника самое живое сочувствіе, незамедлившее проявиться въ иностранныхъ журналахъ и газетахъ. Въ апрѣлѣ мѣсяцѣ слѣдующаго года, г. Севастьяновъ снова отправился на Аѳонскую гору, гдѣ между тѣмъ, оставленный имъ художникъ, въ теченіе всей зимы, работалъ по его указаніямъ и наставленію. Въ 1858 г. неутомимый путешественникъ занимался на Святой горѣ также ревностно, но занятія его шли гораздо быстрѣе, потому что онъ привезъ съ собою изъ-за границы еще одного художника. Въ сентябрѣ г. Севастьяновъ оставилъ Аѳонъ, и нужно было видѣть, съ какою заботою везъ онъ добытыя имъ сокровища въ Россію, чтобы подѣлиться ими съ своими соотечественниками.
   "Во время переѣзда въ Смирну, пароходъ сѣлъ на мель, въ недалекомъ впрочемъ разстояніи отъ порта, такъ что можно было послать туда лодку къ другому русскому пароходу, стоявшему тамъ. Въ ожиданіи помощи, всѣ пожитки пассажировъ были вынесены на палубу. Пришелъ другой пароходъ, завезъ канаты и перетащилъ къ себѣ пассажировъ, но безъ багажа, считая безполезнымъ возиться съ нимъ. Одинъ г. Севастьяновъ не рѣшался разстаться съ своимъ драгоцѣннымъ грузомъ и, собственноручно уложивъ его въ турецкую лодку, бережно перевезъ. И хорошо онъ сдѣлалъ, потому что когда начали тянуть обмелѣвшій пароходъ канатами, то его такъ наклонило на бокъ, что весь багажъ полетѣлъ съ палубы въ воду и былъ вынутъ изъ нея, разумѣется, подмоченный.
   -- Что было бы съ моими фотографическими и другими коллекціями, еслибъ я послушался! говорилъ г. Севастьяновъ.-- Что было бы съ ними, еслибъ захватила насъ на мели буря!
   "А о себѣ онъ и не думалъ; трудъ и его послѣдствія сдѣлались для него дороже жизни. Онъ няньчился съ своимъ тюкомъ, какъ съ ребенкомъ, почти на рукахъ довезъ его до Петербурга. И замѣтьте при этомъ, что всю Россію проѣхалъ онъ съ нимъ на перекладныхъ.
   "По прибытіи г. Севастьянова въ Москву, тамошній университетъ, желая доставить жителямъ первопрестольной столицы случай видѣть драгоцѣнное собраніе снимковъ съ древнѣйшихъ иконъ и рукописей святой Аѳонской горы, убѣдилъ своего бывшаго воспитанника выставить ихъ въ залахъ университета.
   "Выставка продолжалась только недѣлю (съ 11 по 17-е января), потому что г. Севастьяновъ спѣшилъ въ Петербургъ, чтобы, подѣлясь и съ нимъ своими сокровищами, снова отправиться къ веснѣ на Аѳонъ, для продолженія начатаго имъ труда. За входъ на выставку была назначена палата, въ пользу бѣднѣйшихъ Аѳонскихъ монастырей, скитовъ и келій.
   "Императорское Русское Археологическое Общество, обративъ вниманіе на труды г. Севастьянова, по части археологіи и палеографіи, ознаменованные такими блистательными послѣдствіями, которыя вносятъ въ науку новыя открытія, въ общемъ собраніи своемъ 11 января сего года, положило избрать его въ свои члены.
   "Наконецъ 8-го минувшаго февраля и въ Петербургѣ, на тѣхъ же основаніяхъ, какъ въ Москвѣ, въ зданіи святѣйшаго правительствующаго сѵнода, открылись залы для обозрѣнія Севастьяновскаго Сборника снимковъ и копій съ священныхъ предметовъ и рукописей Аѳонскихъ монастырей въ которыхъ, по прежнему, продолжаютъ работать оставленные тамъ г. Севастьяновымъ художники.
   "Хотя путешественникъ вывезъ съ собой въ Россію слишкомъ тысячу пятьсотъ различныхъ снимковъ и копій, но все это, по словамъ его, только самая малая часть того, что еще можетъ быть сдѣлано.
   "Чтобы дать понятіе, чего могутъ ожидать отъ трудовъ г. Севастьянова исторія, филологія и художества, представляемъ бѣглый обзоръ важнѣйшихъ изъ вывезенныхъ имъ съ Аѳона драгоцѣнностей.
   "I. Копіи съ рукописей.
   "1) Глаголическое Евангеліе, вполнѣ -- 612 страницъ. Нѣкоторыя полагаютъ, что эти письмена употреблялись для славянскаго языка до введенія греческой азбуки св. Кирилломъ и Меѳеодіемъ. Рукопись эта принадлежитъ Заграсскому монастырю. Долгое время листы были не сшиты, а продѣты на одинъ сну рокъ, и рукопись пострадала, покуда не была переплетена, такъ что теперь у ней нѣтъ ни начала, ни конца. При переплетѣ попортили нѣсколько виньетокъ и приписокъ кирилловскими буквами. На нѣкоторыхъ страницахъ рисунки вѣроятно новѣе рукописи; но замѣчательны своею простотою. Они изображаютъ: главу Іоанна Крестителя, благословляющія десницы, св. апостоловъ Петра и Павла, св. Захарія и Елизавету, птицъ и проч. Фотографическіе снимки съ нихъ раскрашены согласно съ оригиналомъ, съ наивозможною точностью. Съ этого Евангелія г. Севастьяновъ началъ свой трудъ на Аѳонѣ. Всѣ снятыя съ листовъ этой книги копіи онъ соединялъ по порядку, въ одну книгу, для которой переплетъ сдѣланъ по образцу переплетовъ древнихъ рукописей.
   "2) Сто десять страницъ Житія Святыхъ Отцевъ, со всѣми рисунками, находящимися въ подлинникѣ, раскрашенными согласно оригиналу, относимому къ X вѣку.
   "3) Двадцать шесть страницъ греческой рукописи, свято сохраняемой между древностями монастыря Пантократора, во ошибочно приписываемой Іоанну Кущнику (V-го столѣтія). Она заключаетъ въ себѣ 500 страницъ, писана красивыми и тонкими буквами, съ золотомъ и цвѣтными украшеніями; виньеты разрисованы на золотомъ полѣ. Хотя рукопись и озаглавлена Евангеліемъ, но заключаетъ въ себѣ различные предметы: Новый Завѣтъ, рѣчи Григорія Богослова, Іоанна Дамаскина, Діонисія Ареопагита и другихъ, и сверхъ того 152 врачебныя статьи. Помѣщенныя здѣсь творенія Дамаскина, жившаго уже въ VIII вѣкѣ, свидѣтельствуютъ, что рукопись эта моложе, чѣмъ предполагаютъ аѳонскіе иноки. Переплетъ рукописи изъ дуба съ массивнымъ серебромъ. Одна изъ сторонъ представляетъ Распятіе Христа со св. Маріею и св. Іоанномъ, но сторонамъ. Надпись славянская. На другой сторонѣ изображеніе Благовѣщенія, также съ славянскою подписью, отчасти уже сгладившеюся. Снимокъ съ этого переплета находятся ни верхней сторонѣ переплета глаголическаго Евангелія г. Севастьянова.
   "4) Десять страницъ изъ пергаменнаго Евангелія XVI вѣка, на болгарскомъ языкѣ, прекрасно сохранившагося въ монастырѣ Эссигнена; красиваго и правильнаго письма. Фотографическіе снимки уменьшены вполовину противъ подлинника. Кромѣ того изъ этого Евангелія сняты четыре евангелиста, лики которыхъ иллюминованы согласно подлиннику.
   "5) Восемнадцать страницъ изъ другаго болгарскаго Евангелія, столь же замѣчательнаго, какъ и предъидущее. Это послѣднее Евангеліе находится въ столицѣ Аѳона-Кареѣ, въ келліи, носящей названіе типикарницы отъ хранящагося въ ней типика (устава) св. Саввы архіепископа сербскаго. Сверхъ того изъ этого Евангелія скопировано и раскрашено 310 буквъ, изумительныхъ по неистощимому разнообразію рисунковъ.
   "6) Двѣнадцать страницъ изъ болгарскаго Евангелія, находящагося въ скиту Богородицы; оттуда же сняты (прорисью) заглавныя буквы и превосходные арабески.
   "7) Шестнадцать страницъ изъ Житія Святыхъ Отецъ Варлаама и Іосафата, съ раскрашенными рисунками.
   "8) Восемь страницъ изъ Дѣяній Апостольскихъ, на славянскомъ языкѣ, XII столѣтія.
   "9) Полный снимокъ съ Литургіи Іоанна Златоуста, для діакона, на славянскомъ языкѣ; подлинникъ есть пергаменный свитокъ XIV столѣтія.
   "10) Восемь страницъ Слова Іоанна Златоуста, на греческомъ языкѣ; съ этой рукописи кромѣ того скопировано арабесковъ и буквъ, числомъ до 40.
   "11) Восемнадцать страницъ изъ Сборника на греческомъ языкѣ.
   "12) Пятьдесятъ страницъ изъ четырехъ греческихъ Евангелій неодинаковаго формата и различнаго времени; кромѣ того съ одного изъ нихъ скопировано до 40 буквъ и арабесковъ.
   "13) Пять экземпляровъ типика св. Саввы Сербскаго. Подлинникъ -- свитокъ XII вѣка.
   "14) Снимки съ рукописи, въ листъ, на 295 страницахъ, заключающихъ въ себѣ: а) географію Птоломея съ 42 раскрашенными географическими картами, б) географію Страбона и в) Периплъ Арріана. Оригиналъ принадлежитъ Ватопедскому монастырю и по времени относится къ XII вѣку, слѣдовательно заключающіяся въ немъ географическія карты Птоломея гораздо древнѣе находящихся въ парижской императорской библіотекѣ, которыя принадлежатъ къ XV столѣтію. Изъ этой рукописи географія Птоломея снята вполнѣ (110 страницъ), притомъ карты раскрашены согласно съ оригиналомъ, а изъ географіи Страбона скопировано покуда еще только 44 страницы.
   "15) Хрисовулъ (царскія и княжескія граматы съ золотыми печатями), сигиллій (граматы съ свинцовыми печатями, содержащія въ себѣ приказы царей и разныхъ владѣтелей) и другихъ актовъ на греческомъ и славянскомъ языкахъ, изъ монастырей Зографскаго -- 15, Эсфигменскаго -- 36, Хиландарскаго -- 26 и Иверскаго -- 4. Кромѣ того граматъ русскихъ царей изъ Хиландарскаго монастыря -- 12.
   "II. Снимки съ иконъ.
   "Византійская живопись имѣетъ также своихъ представителей въ Сборникѣ г. Севастьянова, именно до и яти десяти большихъ, скалькированныхъ копій съ иконъ и фресокъ. Снятіе этихъ копіи представляло очень много затрудненій. Въ большей части аѳонскихъ церквей господствуетъ такой сумракъ, что не только не представляется возможности употребить фотографическій аппаратъ, но едва можно различить покрывающія стѣны этихъ церквей изображенія, и потому, для снятія съ нихъ копій, г. Севастьяновъ употреблялъ особеннаго рода, такъ называемую, стеклянную бумагу прозрачную какъ слюда; на этой бумагѣ контуры дѣлались кистью, а потомъ уже переводились на тонкую восковую бумагу, особеннаго свойства, дозволяющую класть краски на сторонѣ противоположной карандашу, т. е. наоборотъ. Снятыя, такимъ образомъ, на этой бумагѣ, копіи съ фресокъ и иконъ и называются кальками или прорисью. Всѣ надписи на иконахъ греческія; только на одной изъ нихъ (Богоматери млекопитательницы) есть и славянскія; но если справедлива древность этого образа, относимаго къ VI столѣтію, то конечно находящіяся на немъ славянскія буквы написаны позднѣе. Большая часть образовъ писана на холстѣ наклеенномъ на деревѣ или на деревянныхъ доскахъ красками, разведенными на желткѣ (a tempera). Скалькированная стѣнная живопись въ церкви Иротата относится, по предположенію, къ XVI или XVII столѣтію, хотя нѣкоторые и приписываютъ ее Панселину, жившему въ XII вѣкѣ; къ сожалѣнію, во многихъ мѣстахъ, штукатурка на стѣнахъ отстала и обвалилась.
   "III. Изображеніе церковной утвари.
   "Въ этомъ отдѣлѣ Аѳонскаго Сборника г. Севастьянова мы находимъ фотографическія изображенія крестовъ, лампадъ, кадильницъ, понагій, окованныхъ переплетовъ, жезловъ св. отецъ и проч.; рельэфно сдѣланные снимки съ образовъ металлическихъ и разныхъ деревянныхъ и т. п.
   "и IV. Виды Св. Горы Аѳонской; съ нѣкоторыми изъ нихъ мы уже познакомили нашихъ читателей въ шестомъ нумерѣ "Русскаго Художественнаго Листка".
   "Въ заключеніе приведемъ Ѣзъ записки, читанной г. Севастьяновымъ, въ собраніи Парижской Академіи Надписей и Словесности, нѣсколько предположеній нашего соотечественника, относительно примѣненія Фотографіи къ снятію копій съ рукописей:
   "Въ различныхъ библіотекахъ, говоритъ онъ, существуемъ значительное число рукописей драгоцѣнныхъ и иногда единственныхъ. Эти сокровища науки часто невѣдомыя публикѣ и даже археологамъ и библіофиламъ, много бы выиграли, еслибъ были болѣе извѣстны и окончательно пріобрѣтены для науки и застрахованы отъ гибели. Поэтому не полезно ли было бы каждой европейской библіотекѣ устроить фотографическое отдѣленіе, для воспроизведенія всего, что въ ней есть драгоцѣннѣйшаго, и послѣ трехъ или четырехъ лѣтъ работы дѣлать взаимный обмѣнъ снимковъ!-- Тогда каждая библіотека имѣла бы у себя все, что есть замѣчательнѣйшаго въ мірѣ; была бы обезпечена на случай непредвидѣнной утраты рукописи и сверхъ того могла бы излишніе снимки обращать въ продажу. Еще выгоднѣе было бы, еслибъ снимки эти были воспроизводимы лито-фотографіей, которая обходится вдесятеро дешевле фотографіи, что дало бы возможность и самымъ скромнымъ, по состоянію, ученымъ пріобрѣсти для ихъ кабинетовъ и имѣть всегда подъ руками точныя воспроизведенія библіографическихъ рѣдкостей. Это былъ бы для археологіи столь же важный переворотъ, какой произвело книгопечатаніе для литературы и наукъ.
   "Можно надѣяться, что сами правительства, имѣя въ виду пользу науки и искусства, окажутъ содѣйствіе этому дѣлу, тѣмъ болѣе, что фотографъ воспроизводитъ снимки издали, не касаясь оригинала и слѣдовательно не подвергая его никакой порчѣ.
   "Что касается до монастырскихъ библіотекъ въ Европѣ и Азіи, то воспроизведеніе ихъ рѣдкостей тѣмъ болѣе превышаетъ средства одного человѣка. Для предпріятія въ столь обширномъ размѣрѣ необходимо соединеніе ученыхъ и Фотографовъ; надлежитъ также имѣть значительныя суммы для пріобрѣтенія необходимыхъ матеріаловъ и перевозки ихъ. Если предпріятіе признано будетъ полезнымъ, почему бы правительству или ученымъ обществамъ не снаряжать учено-художественныхъ экспедицій, результаты которыхъ могутъ быть столь важны для науки?....."
   Нельзя не пожелать полнаго успѣха г. Севастьянову въ его будущихъ трудахъ.
   Публичныя лекціи нынѣшнюю зиму въ величайшемъ ходу въ Петербургѣ. Кромѣ популярныхъ чтеній въ залѣ Пасажа по механикѣ, ботаникѣ, физіологіи, химіи и Физикѣ, -- Торговый домъ гг. Струговщикова, Пахитонова и Водова, все болѣе и болѣе расширяя свое полезное и заслуживающее полнаго сочувствія предпріятіе, открылъ съ первой недѣли поста еще новыя лекціи: 1) о геогнозіи и 2) приспособленныя собственно къ дѣтскимъ понятіямъ, элементарныя чтенія объ устройствѣ міра вообще и въ особенности о живыхъ существахъ, населяющихъ землю, о животныхъ и растеніяхъ.
   Геогнозію читаетъ магистръ и приватъ-доцентъ с.-петербургскаго университета г. Пузыревскій. Элементарныя чтенія для дѣтей магистръ петербургскаго университета г. Михайловъ. Двѣ прочитанныя лекціи г. Пузыревскаго отличались совершенно популярнымъ и яснымъ изложеніемъ этой занимательной науки. Въ первой лекціи онъ представилъ краткій очеркъ геологіи и ея исторіи. На второй лекціи онъ говорилъ: о водѣ, сушѣ, очертаніи материка, о высотахъ, о низменностяхъ, о распредѣленіи горъ, о составѣ морской воды, о происхожденіи рѣкъ и источниковъ.
   Дѣтскихъ лекцій мы еще не имѣли случай слышать, но взрослые отзываются объ нихъ съ большою похвалою.
   Вообще нельзя не порадоваться полезному предпріятію гг. Струговщика, Пахитонова и Водова и нельзя не пожелать искренно, чтобы это предпріятіе было поддержано петербургскою публикою.
   Скоро должны открыться лекціи... для кавалеристовъ и вообще любителей верховой ѣзды въ манежѣ князя Меншикова. Лекціи эти будетъ читать подполковникъ А. А. Панаевъ.... Вотъ что говорить онъ въ разосланномъ имъ объявленіи:
   "Постоянныя, исключительныя занятія мои изученіемъ природы лошади и изысканіемъ раціональнаго пути развитія, ея естественныхъ способностей привели меня къ убѣжденію, что распространеніе въ публикѣ результатовъ моихъ трудовъ и наблюденій можетъ принести существенную пользу какъ самому дѣлу, такъ и всѣмъ интересующимся этимъ предметомъ, и наконецъ всѣмъ потребителямъ лошадей.
   "Съ этою цѣлью я испросилъ у его свѣтлости, князя Александра Сергѣевича Меншикова, разрѣшеніе открыть въ принадлежащемъ ему манежѣ публичныя чтенія объ искусствѣ образованія и употребленія лошади, въ обширномъ смыслѣ.
   "По возможности простое, для всѣхъ удобопонятное изложеніе ихъ будетъ сопровождаться практическими объясненіями процесса работы на самой лошади и необходимыми доказательствами при каждомъ, даже мелочномъ, обстоятельствѣ.
   "По содержанію своему чтенія эти раздѣлятся на два рода: первыя будутъ заключать въ себѣ систематическое изложеніе предмета; вторыя -- исключительно будутъ посвящены на разрѣшеніе и объясненіе, предлагаемыхъ мнѣ посѣтителями, различныхъ вопросовъ на данные случаи, въ предѣлахъ моей спеціальности".
   Первая лекція г. Панаева была 16 марта, при многочисленномъ стеченіи любителей ѣзды....
   Г. Сюзоръ началъ въ нынѣшнемъ году свои чтенія о Французской литературѣ, въ залѣ 2-й гимназіи 15 марта.-- Всего онъ предполагаетъ четыре чтенія.
   Въ Петербургѣ находится съ нѣкотораго времени доминиканецъ Сойяръ, который въ католической церкви си, Екатерины каждое воскресенье произноситъ то, что у насъ называютъ проповѣдями, или вѣрнѣе краснорѣчивыя рѣчи, въ которыхъ между прочимъ, разумѣется, съ католической точки зрѣнія, затрогиваются нѣкоторые изъ вашихъ современныхъ общественныхъ вопросовъ. Токъ напримѣръ г. Сойяръ посвятилъ одну изъ своихъ рѣчей вопросу о трудѣ (Le Travaille). Пріѣзжій ораторъ имѣетъ нѣкоторый успѣхъ, его стекаются слушать, о немъ говорятъ въ обществахъ, многія даны отъ него въ восторгѣ, даже нѣкоторые кавалеры завели объ немъ полемику въ журналахъ.... Какой-то ветеранъ и патріотъ (изъ тѣхъ, которые бьютъ себя въ грудь и кричатъ на всѣхъ перекресткахъ о своемъ патріотизмѣ) испугался, говорятъ, за своихъ соотечественниковъ и соотечественницъ и страшно отдѣлалъ.... перомъ своимъ католическаго оратора, боясь, что онъ всѣхъ насъ совратитъ съ пути истины, что всѣ мы покоримся его удивительному краснорѣчію.... Но хотя г. Сойяръ обладаетъ звучнымъ и громкимъ голосомъ, которымъ онъ пользуется съ нѣкоторою кокетливостію, искусно возвышая и понижая его; хотя онъ для большаго эфекта сопровождаетъ свои цвѣтистыя, риторическія фразы живописными тѣлодвиженіями, и тому подобное... его католическая логика не поколеблетъ насъ русскихъ, которые изъ любопытства забѣжимъ посмотрѣть на него.... Такого рода краснорѣчіе можетъ развѣ подѣйствовать и то не надолго на двухъ или трехъ нервическихъ женщинъ, и мы упомянули о г. Сойярѣ только потому, что нѣкоторые изъ добродушныхъ людей приняли его краснорѣчіе болѣе серьёзно, чѣмъ оно того заслуживаетъ....
   Мы уже не разъ говорили о ежедневно размножающихся и въ Петербургѣ и въ Москвѣ новыхъ періодическихъ изданіяхъ. Въ числѣ ихъ надо отличить появившуюся въ Москвѣ еженедѣльную литературную и политическую газету, подъ названіемъ "Московскій Вѣстникъ", всѣмъ доступную по цѣнѣ. (Цѣна ея въ Москвѣ 4 р., съ пересылкою въ другіе города имперіи 5 р.).
   Полученные нами до селѣ пять нумеровъ представляютъ чтеніе чрезвычайно разнообразное, занимательное и дѣльное. Видно, что редакція, проникнутая благородными и честными убѣжденіями, вполнѣ и серьёзно понимаетъ свое дѣло. Статья, служащая введеніемъ, къ политическому отдѣлу, подъ заглавіемъ: "Нѣсколько словъ о прошедшемъ десятилѣтіи" замѣчательна по своему свѣтлому взгляду на политическія событія... Не менѣе замѣчательна другая политическая статья: "Нѣсколько замѣчаній по поводу реформы парламента въ Англіи".
   Литературный отдѣлъ представилъ уже нѣсколько небольшихъ, но замѣчательныхъ произведеній: въ 1-мъ No помѣщенъ превосходный отрывокъ изъ неизданнаго романа И. С. Тургенева: "Собственная господская контора"; во 2-мъ No -- мастерской очеркъ г. Оптухина, подъ названіемъ: "Клехатуха"; въ 3-мъ No -- очень живой, остроумный разсказъ о нѣкоемъ генералѣ Зубатовѣ изъ книги объ умирающихъ г. Щедрина, а въ 4-въ и 5-мъ NoNo -- два стихотворенія, прекрасно переведенныя съ малороссійскаго языка г. Плещеевымъ....
   Нельзя не порадоваться появленію этой газеты, которую мы привѣтствуемъ отъ всей души и которой желаемъ полнаго и прочнаго успѣха, считая долгомъ обратить на нее особенное вниманіе публики.
   На дняхъ появились въ Петербургѣ три тома новаго изданія Сочиненій А. С. Пушкина (томы 2, 3 и 4). Во второмъ томѣ помѣщены поэмы, сказки и пѣсни Западныхъ Славянъ; въ третьемъ -- Евгеній Онѣгинъ и Драматическія произведенія; въ четвертомъ -- записки, замѣтки, романы и повѣсти. Все изданіе будетъ заключаться въ шести томахъ,-- остальные три выйдутъ въ непродолжигельномъ времени.-- Форматъ -- большой in-8, изданіе очень красиво и удобно. Издатель г. Исаковъ (Я. А.) добросовѣстно выполняетъ свое дѣло -- и это неудивительно, потому что Я. А. Исаковъ -- одинъ изъ просвѣщеннѣйшихъ и честнѣйшихъ нашихъ книгопродавцевъ.
   Вышла третья тетрадь портретной галлереи, издаваемой г. Мюнстеромъ. Въ ней помѣщены четыре портрета: И. С. Тургенева, И. А. Гончарова, А. Ф.Писемскаго и г., Костомарова,-- Изданіе г. Мюнстера улучшается съ каждымъ выпускомъ и мы можемъ смѣло рекомендоватъ его нашимъ читателямъ;
   Г. Теофиль Готье уѣхалъ въ Парижъ до іюня мѣсяца; въ іюнѣ онъ снова вернется въ Петербургъ, чтобы заняться окончаніемъ большаго труда, предпринятаго имъ, который долженъ выйти въ свѣтъ, подъ названіемъ: "Сокровища искусства въ Россіи" (Lee tresors d'art de la Russie) съ фотографическими снимками съ замѣчательныхъ картинъ императорскаго эрмитажа. Для этого уже пріѣхалъ въ Петербургъ знаменитый французскій фотографъ г. Ришебургъ (Richebourg).
   Въ прошломъ мѣсяцѣ мы извѣщали нашихъ читателей о продающемся любопытномъ собраніи автографовъ.
   Намъ пріятно извѣстить, что это собраніе пріобрѣтено уже просвѣщеннымъ начальствомъ Императорской Публичной Библіотеки, которое просило насъ извѣстить, что тѣ изъ автографовъ помянутаго собранія, которыхъ въ библіотекѣ еще не было, будутъ присоединены къ ея выставкѣ автографовъ, открытой для обозрѣнія публики по воскресеньямъ и вторникамъ, въ часъ пополудни....
   Въ заключеніе мы разскажемъ объ обѣдѣ, который данъ былъ въ честь г. Мартынова, 10 марта.
   Около 5 часовъ въ большой залѣ ресторана Мартена (Люссо) добрались до 40 человѣкъ литераторовъ и почитателей Мартынова, на дняхъ отправляющагося за границу, чтобы выразить ежу, какъ горячо и искренно цѣнятъ они его великій талантъ, его честное служеніе искусству, его независимый и безукоризненный характеръ и пожелать ему добраго пути и воднаго возстановленія его разстроеннаго здоровья.... Мартыновъ пріѣхалъ къ 5 часамъ и былъ встрѣченъ единодушнымъ восторгомъ.-- Обѣдъ очень былъ оживленъ. Въ концѣ его г. Дружининъ обратился къ Мартынову съ слѣдующимъ словомъ отъ лица всѣхъ присутствовавшихъ:

"Александръ Евстасьевичъ!

   "Уже много лѣтъ, какъ мы всѣ, здѣсь собравшіеся чтители высокаго дарованія вашего, слѣдимъ съ живѣйшимъ сочувствіемъ за вашею артистическою дѣятельностью. Мы чтимъ въ васъ не только артиста, одареннаго высокимъ талантомъ, но и мужественнаго бойца за честь русскаго искусства, такъ часто увлекаемаго на ложную дорогу. Мы видимъ въ васъ художника съ здравымъ и возвышеннымъ направленіемъ, художника русскаго по твердости, русскаго по неуклонному своему постоянству. Въ другихъ странахъ Европы великіе артисты имѣютъ за себя богатую драматическую литературу, сотни ролей, исключительно для нихъ написанныхъ лучшими писателями,-- наконецъ публику, воспитанную на строгихъ идеяхъ изящнаго. Вамъ судьба назначила дѣйствовать въ другой сферѣ. Наша сценическая литература не богата, немногіе изъ лучшихъ писателей нашихъ трудятся для театра. Наперекоръ всѣмъ невыгоднымъ и подчасъ невыносимымъ условіямъ, -- вы честно дѣлали свое дѣло и ни шагу не отступили передъ трудностями, васъ окружавшими. Можетъ быть, самый этотъ гнетъ неблагопріятныхъ обстоятельствъ былъ плодотворенъ для вашего генія, для того )внутренняго огня, который вы навсегда сохранили въ своемъ сердцѣ. Русскому дарованію необходимы борьба и могучій трудъ -- вся исторія нашего искусства служитъ подтвержденіемъ этой истинѣ.
   "Примите же, нашъ высокоталантливый другъ, выраженіе искренняго поздравленія по поводу послѣднихъ заслугъ вашихъ. Настоящій годъ будетъ памятенъ въ лѣтописяхъ русскаго театра, благодаря ролямъ, истинно созданнымъ вами на удивленіе всѣмъ поклонникамъ вашимъ. Мы здѣсь въ своей семьѣ, и потому не нуждаемся ни въ какихъ льстивыхъ выраженіяхъ. Искренности привѣта нашего вы заподозрить не можете. А потому вы смѣло повѣрите голосу людей, изъ которыхъ всѣ душой цѣнятъ сценическое искусство, а многіе видали блистательнѣйшихъ его представителей на всѣхъ театрахъ Европы. По нашему искреннему и нелицемѣрному мнѣнію, -- въ ряду современныхъ артистовъ, вы стоите первымъ между первыми. И въ Англіи, и въ Германіи, и во Франціи вы можете встрѣтить достойнаго соперника, -- но не найдете ни одного побѣдителя.
   "Берегите же себя для славы вашего роднаго театра. Храните свое здоровье и свой талантъ, вагъ нашу общую драгоцѣнность,-- и пусть судьба пошлетъ вамъ сладкіе мѣсяцы отдыха подъ чужимъ небомъ, послѣ честнаго и славнаго труда, за который, въ лицѣ вашемъ, благодарятъ васъ всѣ чтители изящнаго въ нашемъ отечествѣ!"
   Привѣтъ этотъ встрѣченъ было и прерываемъ въ нѣсколькимъ мѣстахъ жаркими рукоплесканіями и послѣ него провозглашенъ былъ тостъ Мартынова.
   Вслѣдъ затѣмъ представитель нашей драматической литературы въ сію минуту, писатель, поддерживающій послѣ Гоголя честь русскаго репертуара, обратился къ Мартынову и произнесъ голосомъ, исполненнымъ глубокаго чувства:
   "Александръ Евстасьевичъ! Публика васъ цѣнитъ и любитъ; каждая новая роль ваша для публики новое наслажденіе, а для васъ новая слава; вы постоянно слышите громкія выраженія восторгай вызваннаго вашимъ дарованіемъ и тридцатилѣтнимъ честнымъ служеніемъ искусству; вы наконецъ накопили столько пріятныхъ ощущеній въ зрителяхъ, что они сочли долгомъ выразить вамъ лично и торжественно свою благодарность, за тѣ минуты наслажденія, которыхъ вы были виновникомъ: но въ огромномъ числѣ почитателей вашего таланта есть нѣкоторые,-- ихъ у насъ очень не иного, -- которымъ ваши успѣхи ближе къ сердцу, которымъ ваша слава дороже, чѣмъ кому нибудь, это -- драматическіе писатели, отъ лица которыхъ я беру на себя пріятную обязанность принести вамъ искреннюю благодарность.
   "Можно угодить публикѣ, угождать ей постоянно, не удовлетворяй нисколько автору; примѣры этому мы видимъ часто. Но ни одинъ изъ русскихъ драматическихъ писателей не можетъ упрекнуть васъ въ этомъ отношеніи. Этого мало, каждый изъ насъ, я думаю, долженъ признаться, что игра ваша всегда была одною изъ главныхъ причинъ успѣха нашихъ пьесъ на здѣшней сценѣ Вы не старались выиграть въ публикѣ на счетъ пьесы, напротивъ -- успѣхъ паять и успѣхъ пьесы были всегда неразрывны. Вы не оскорбляли автора, вырывая изъ ролей серьёзное содержаніе и вставляя, какъ въ рамку, свое, большею частію характера шутливаго, чтобъ не сказать рѣзче. Ваша художественная душа всегда искала въ роли правды и находила ее часто въ однихъ только намекахъ; вы помогали автору; вы угадывали его намѣренія, иногда неясно и неполно выраженныя; изъ нѣсколькихъ чертъ, набросанныхъ неопытной рукой, вы создавали оконченные типы, полные художественной правды. Вотъ чѣмъ вы и дороги авторамъ; вотъ отчего и немыслима постановка ни одной сколько нибудь серьёзной пьесы на петербургской сценѣ безъ вашего участія; вотъ отчего, даже при самомъ замыслѣ сценическаго произведенія, каждый писатель непремѣнно помнитъ о васъ я заранѣе готовитъ для вашего таланта мѣсто въ своемъ произведеніи, какъ вѣрное ручательство за будущій успѣхъ. Поблагодаримъ васъ я за то, что вы избѣжали искушенія, которому часто поддаются комики, искушенія тѣмъ болѣе опаснаго, что оно льститъ скорымъ, безъ труда достающимся успѣхамъ:-- вы никогда не прибѣгали къ фарсу, чтобы вызывать у зрителей пустой и безплодный смѣхъ, отъ котораго ни тепло, ни холодно. Вы знаете, что кромѣ минутной веселости, Фарсъ ничего не оставляетъ въ душѣ, а продолжительный или часто повторяемый -- доставляетъ актеру въ лучшей публикѣ вмѣсто уваженія -- чувство противоположное.
   "Наконецъ, самую большую благодарность должны принести вамъ мы, авторы новаго направленія въ нашей литературѣ, за то, что вы помогали намъ отстаивать самостоятельность русской сцены'. Наша сценическая литература еще бѣдна и молода -- это правда; но съ Гоголя она стала на твердой почвѣ дѣйствительности и идетъ по прямой дорогѣ. Если еще и мало у насъ полныхъ, художественно законченныхъ произведеній, за то уже довольно живыхъ, цѣликомъ взятыхъ изъ жизни типовъ и положеній, чисто русскихъ, только намъ однимъ принадлежащихъ; мы уже имѣемъ всѣ задатки нашей самостоятельности. Отстаивая эту самостоятельность, работая вмѣстѣ съ нами для оригинальной комедіи и драмы, вы заслуживаете отъ насъ самаго горячаго сочувствія, самой искренней благодарности. Если бы новое направленіе, встрѣтившее на сценѣ огромный переводный репертуаръ, не нашло сочувствія въ артистамъ, дѣло бы было сдѣлано только въ половину. Ваше художественное чувство указало вамъ, что въ этомъ направленіи правда я вы горячо взялись за него. Пріобрѣтя извѣстность репертуаромъ переводнымъ, вы не смотрите съ неудовольствіемъ на новыя произведенія, -- вы знаете, что переводы эфемерныхъ французскихъ произведеній не обогатятъ нашей сцены, что они только удаляютъ артистовъ отъ дѣйствительной жизни и правды, что успѣхъ ихъ въ неразборчивой публикѣ только вводитъ нашихъ артистовъ въ заблужденіе на счетъ ихъ способностей, и рано или поздно имъ придется разочароваться въ этомъ заблужденіи. Несмотря на всѣ старанія, на всю добросовѣстность исполненія переводныхъ пьесъ, нашимъ артистамъ никогда не избѣжать смѣси французскаго съ нижегородскимъ. Переводный пьесы намъ нужны, безъ нихъ нельзя обойтись; но не надо забывать также, что они для насъ дѣло второстепенное, что они для насъ роскошь; а насущная потребность наша въ родномъ репертуарѣ. Честь и слава вамъ, Александръ Евстасьевичъ! Вы поняли отношеніе переводнаго репертуара къ родному и пользуетесь тѣмъ и другимъ съ одинаковымъ успѣхомъ.
   "Вы ѣдете запасаться здоровьемъ. Счастливаго вамъ пути! Запасайтесь имъ какъ можно болѣе! Для насъ, драматическихъ писателей оно дороже, чѣмъ для кого нибудь. Вѣрьте, что между искренними желаніями вамъ долгихъ дней, желанія наши самыя искреннія.
   "Гг! Я предлагаю выпить еще разъ за здоровье Александра Евстасьевича".
   Эта рѣчь Островскаго произвела сильное впечатлѣніе на всѣхъ и глубоко разстрогала артиста, который со слезами на глазахъ, произнесъ нѣсколько словъ, въ которыхъ онъ изъявилъ свою благодарность всѣмъ присутствовавшимъ за ихъ дружеское, радушное расположеніе къ нему.
   Въ заключеніе обѣда Некрасовъ произнесъ Мартынову слѣдующіе стихи:
   
   Со славою прошелъ ты полдороги,
   Полпоприща ты доблестно свершилъ,
   Мы молимъ одного: чтобъ даровали боги
   Тебѣ на долго крѣпость силъ!
   Чтобъ въ старости, былое вспоминая,
   Могли мы повторять, смѣясь:
   "А помнишь ли, гурьба какая
   "На этотъ праздникъ собралась?
   "Тутъ не было ни почестей народныхъ,
   "Ни громкихъ хвалъ, -- однимъ онъ дорогъ былъ:
   "Свободную семью людей свободныхъ
   "Мартыновъ вкругъ себя въ тотъ день соединилъ!
   "И чѣмъ же, чѣмъ? Ни подкупа, ни лести
   "Тутъ и слѣда никто не могъ бы отыскать!..."
   Мы знаемъ всѣ: ты стоишь большей чести,
   Но мы даемъ, что можемъ дать!
   
   Стихи эти, при громкихъ рукоплесканіяхъ, были повторены по желанію Мартынова и по общему востребованію.
   Послѣ обѣда поднесенъ былъ Мартынову альбомъ фотографическихъ портретовъ всѣхъ присутствовавшихъ литераторовъ, превосходно выполненныхъ лучшимъ петербургскимъ фотографомъ г. Деньеромъ. Г. Деньеръ, также присутствовавшій на этомъ обѣдѣ, поднесъ съ своей стороны Мартынову -- мастерски снятый портретъ съ Ольриджа въ ролѣ "Лира".
   Этотъ артистическій праздникъ надолго сохранится въ памяти артиста, въ честь котораго онъ былъ устроенъ, и въ памяти всѣхъ насъ -- почитателей его великаго таланта....

"Современникъ", No 3, 1859

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru