Ожешко Элиза
Элиза Ожешкова. Повести и рассказы. Перевод В. М. Лаврова

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Элиза Ожешкова. Повѣсти и разсказы. Переводъ В. М. Лаврова. Изданіе редакціи журнала "Русская Мысль". Москва. 1895. Цѣна 1 р. 50 к. Сочиненія г-жи Ожешковой русская публика читаетъ одновременно съ романами другого польскаго писателя, г. Сенкевича, но судьба авторовъ далеко неодинакова. Читатели любятъ и цѣнятъ повѣсти г-жи Ожешковой, но популярность ея рѣшительно блѣднѣетъ предъ славой ея соотечественника. И это явленіе объясняется отнюдь не законами абсолютной справедливости. Такая справедливость рѣдко бываетъ доступна современникамъ самыхъ великихъ писателей и общественныхъ дѣятелей. Вопросъ разрѣшается иначе.
   Представьте, въ какой-нибудь провинціальный захолустный городишко явились два новыхъ лица. Провинціалы, какъ извѣстно, весьма интересуются проѣзжими незнакомцами и особенно тѣми, которые одѣты по послѣдней модѣ и отличаются смѣлыми манерами. И можно навѣрное сказать,-- тотъ изъ двухъ "иностранцевъ", кто обнаружитъ эти достоинства въ полномъ блескѣ, сосредоточитъ на себѣ всеобщее вниманіе и совершенно затмитъ своего спутника, будь тотъ и умница, и красавецъ, но только скромный по платью и сдержанный въ обращеніи.
   Польское общество, какъ его изображаетъ тотъ же г. Сенкевичъ,-- типичная провинція -- мало интеллигентная, съ ограниченными культурными интересами, почти всецѣло поглощенная вопросами "о хлѣбѣ единомъ" и о томъ, что у насъ давно окрещено именемъ "мѣщанскаго счастья". Недалеко отъ подобной провинціи ушла и русская публика, читающая исключительно журнальную беллетристику и на ней воспитывающая свои литературные вкусы. Въ результатѣ писательскія репутаціи она создаетъ по тѣмъ самымъ мотивамъ, какіе обывателей Пошехонья или Белебея заставляютъ преклоняться предъ "столичными слетками". Провинціальный вкусъ въ искусствѣ -- это страшная сила, уступающая свою власть необыкновенно медленно не только въ захолустьяхъ, но и въ самыхъ культурныхъ центрахъ. Тотъ же вкусъ и опредѣлилъ мѣста двухъ польскихъ авторовъ въ сердцахъ современныхъ читателей.
   Г. Сенкевичъ -- самый модный франтъ, какой только можетъ явиться въ европейской провинціи. Онъ умѣетъ поговорить и о декадентствѣ, и о мистицизмѣ, и о скептицизмѣ, и обо всѣхъ томленіяхъ маловѣрнаго современнаго человѣка, умѣетъ также "анализировать" хотя бы даже "пустое мѣсто"... Всѣ признаки "утонченной культуры" и "столичнаго тона". Совершенно не то г-жа Ожешкова.
   Она любить говорить о самыхъ простыхъ житейскихъ явленіяхъ и вполнѣ обыкновенныхъ, "незамѣтныхъ" людяхъ. Она даже осмѣливается свое произведеніе называть "сѣренькая идиллія", а вмѣсто сотенъ страницъ пустопорожняго анализа -- скромно заявляетъ относительно своихъ "мелкихъ" героевъ; "какъ бы мало эти люди ни говорили, чувствовать они могутъ какъ и всѣ другіе". И она не пытается навязывать имъ никакихъ пышныхъ разсужденій, не растягиваетъ ихъ душъ на прокрустовомъ ложѣ, а прямо заявляетъ, что ея героямъ трудно было бы на словахъ опредѣлить свои самыя глубокія и сильныя чувства, выразить своя настроенія и думы въ минуты подавляющаго горя или тихаго счастья. Авторъ разсчитываетъ, что мы поймемъ и замѣтимъ его "незамѣтныхъ" героевъ и героинь безъ крикливыхъ внѣшнихъ уборовъ, безъ громкихъ рекомендацій. Авторъ, какъ истинный художникъ, вѣритъ въ правду жизни и силу своей искренности. Но въ людскомъ обиходѣ далеко не этимъ добродѣтелямъ достается успѣхъ и должная награда. Испоконъ вѣковъ идущія отъ сердца рѣчи Корделій терялись въ дерзкомъ шумѣ лжи и разсчитанныхъ эффектовъ. И вотъ какой-нибудь рыбакъ Павелъ, по общественной лѣстницѣ хамъ, и еврей Самсонъ, по національности -- жидъ Шимшель, исчезаютъ почти безслѣдно въ ореолѣ размалеванныхъ каррикатуръ на разныя злобы fin de siècle'я.
   Но будущее за вдохновенно-художественное творчество. Фальшивая красота тѣмъ скоротечнѣе, чѣмъ ярче ея заимствованныя краски, и тѣмъ печальнѣе ея увяданіе, чѣмъ шумнѣе было ея торжество. Какъ при дневномъ свѣтѣ театральныя декораціи и румяна являются лишь безобразными пятнами, такъ и каждый шагъ въ развитіи общественной мысли обличаетъ все новыя уродства въ искусственно-возданной литературѣ, и придетъ время, когда Семья Поланецкихъ не будетъ читаться, и въ это же самое время произведенія Элизы Ожешковой будутъ красоваться роскошнѣйшими цвѣтами въ вѣнкѣ польской музы.
   И будетъ это не потому, чтобы г-жа Ожешкова была какимъ-нибудь великимъ, но непонятымъ пророкомъ, своего рода "гражданкой грядущихъ поколѣній". Отнюдь нѣтъ. Она ничего и не думаетъ проповѣдовать, мантія прорицателя, которую, ныньче рѣшительно затрепали всѣ посвященные и непосвященные, ея нисколько не соблазняетъ. У нея общая черта съ достойнѣйшими представителями художественнаго слова: она дѣйствуетъ на людей простатой, сердечностью и здравымъ смысломъ. Повидимому, это такія нехитрыя качества, а между тѣмъ всѣ вмѣстѣ они встрѣчаются только у самыхъ избранныхъ натуръ и столь же рѣдко у писателей, какъ и у обыкновенныхъ людей.
   Если бы эти черты представляли заурядное явленіе, литература и вообще цивилизація не считала бы въ своей исторіи множества весьма печальныхъ страницъ,-- прежде всего искусству не пришлось бы вынести столько скитаній по окольнымъ путямъ раньше, чѣмъ попасть на настоящую дорогу. Могъ ли бы, напримѣръ, процвѣтать классицизмъ съ его рабскимъ духомъ и схоластическимъ регламентомъ, если бы писатели этой эпохи отличались сердечностью и здравымъ смысломъ? Могла ли литература превратиться въ истинную оргію романтическихъ ужасовъ и уродствъ, если бы таланты авторовъ обладали простотой и тѣмъ же здравымъ смысломъ? Могъ ли, наконецъ, появиться золаическій натурализмъ, если бы у его основателя имѣлось болѣе развитое чувство жизненной правды? И поговорите, будто въ разныя времена -- разное кажется простымъ и здравымъ. Нисколько. Всегда были люди съ самымъ вѣрнымъ представленіемъ о простотѣ, здравомъ смыслѣ и сердечности, даже при Расинѣ таковымъ былъ Мольеръ, но только подобныхъ людей всюду меньшинство, и успѣхи цивилизаціи именно и характеризуются количествомъ этихъ людей, и современная реальная школа не что иное, какъ осуществленіе трехъ указанныхъ чертъ въ литературѣ. Только далеко не всѣмъ дается этотъ реализмъ, въ чемъ каждый читатель можетъ убѣдиться на каждомъ шагу.
   Г-жа Ожешкова одно изъ самыхъ счастливыхъ исключеній.
   Подобные таланты всегда демократичны, въ самомъ широкомъ смыслѣ слова, всегда они исполнены теплаго чувства къ народу и вообще ко всѣмъ обдѣленнымъ пасынкамъ современной культуры. Ихъ влечетъ сюда не одна сердечность, а также и здравый смыслъ, простой художественный инстинктъ. Истинному писателю нужна естественная жизнь человѣческой души, свободная отъ безцѣльныхъ мыслей, переполняющихъ часто существованіе счастливцевъ цивилизованнаго общества. Написать романъ и драму изъ этой среды -- самый легкій писательскій трудъ. Однѣ внѣшнія подробности культурнаго существованія, и особенно свѣтскаго, дадутъ ему бездну увлекательнаго матеріала. Тоже и на счетъ психологіи. Интеллигентъ, да особенно скучающій и праздный,-- а среди такихъ именно и происходятъ чаще всего романическія исторіи -- большой резонёръ, "аналитикъ" и фантазёръ. Каждому своему ощущеньицу онъ придаетъ громадную цѣну и, такъ сказать, прибиваетъ его гвоздемъ. Автору здѣсь полное раздолье на счетъ анализа.
   Не то среди простыхъ, "незамѣтныхъ" людей. Здѣсь не философствуютъ отъ нечего дѣлать и не танцуютъ ежедневный менуэтъ такъ называемыхъ общественныхъ отношеній. Авторъ здѣсь предоставленъ исключительно своей способности понимать человѣка и жизнь, потому что "незамѣтные" люди не любятъ кричать о своихъ чувствахъ и теченіе ихъ жизни весьма рѣдко выбрасываетъ на поверхность ихъ внутреннія драмы. Подмѣтить и прослѣдить подобную драму неизмѣримо труднѣе, чѣмъ написать десятки романовъ и драмъ о кавалерскихъ и дамскихъ страданіяхъ въ Булонскомъ лѣсу или на Невскомъ проспектѣ.
   Зато и пересказывать произведенія такихъ писателей, какъ г-жа Ожешкова, почти невозможно. Въ пересказахъ исчезнетъ вся душа, все "великое", чѣмъ полна исторія въ устахъ самого автора. Внѣшнихъ событій крайне мало, всѣ они какъ-то заурядны и мелки, сами по себѣ они не даютъ ни малѣйшаго понятія о художественномъ созданіи, а рядомъ съ фактами вы не передадите тончайшихъ движеній человѣческаго сердца, не сумѣете одной фразой, продолжающей, повидимому, только описаніе факта,-- освѣтить, будто блескомъ молніи, тотъ другой міръ, который только и придаетъ смыслъ всѣмъ этимъ фактамъ, который возбуждаетъ въ васъ не читательскій только интересъ къ разсказу, а человѣческій, интересъ брата къ своему брату, а не зрителя къ актерамъ, какъ это часто бываетъ при чтеніи самыхъ глубокомысленныхъ "анализовъ" и самыхъ драматическихъ благородныхъ исторій.
   Вы, напримѣръ, можете изложить фактически, какъ дѣвочка Маруся подружилась съ мальчикомъ Владекомъ. Но вы не объясните тому, кто не прочиталъ сѣренькой идилліи, какъ дѣти съ первой встрѣчи почувствовали въ своемъ обоюдномъ сиротствѣ близкое родство другъ къ другу, не воспроизведете этихъ тончайшихъ штриховъ дѣтской психологіи, которые въ восьмилѣтнемъ уличномъ мальчикѣ, чуть ли не со дня рожденія предоставленномъ самому себѣ,-- обличаютъ первые проблески борца за существованіе во имя только самого существованія и въ пятилѣтней заброшенной дѣвочкѣ, инстинктивно жаждущей ласки и защиты,-- женственное привязчивое и вѣрное сердце. Въ новѣйшей русской литературѣ только въ разсказахъ г-на Короленко вы можете встрѣтить столь изящно и классически-просто раскрытый глубокій міръ дѣтской души. И при этомъ ни одного чувствительнаго изліянія, ни единаго усилія -- подкупить читателя благодарнымъ моментомъ,-- истинное чувство вѣдь такъ далеко отъ чувствительности, и выигрышные моменты бываютъ только у того писателя, кому недоступна сила жизненной правды.
   Вы дальше можете съ большими подробностями пересказать исторію бѣднаго "хама", но въ вашемъ пересказѣ "хамъ" рискуетъ явиться или представителемъ весьма распространеннаго типа крестьянъ, чувствующихъ слабость къ городскимъ красавицамъ, или своего рода подвижникомъ идеи христіанскаго исправленія грѣшниковъ. И для того, и для другого образа матеріала въ разсказѣ очень много и очень краснорѣчиваго. И такой хамъ несомнѣнно представлялъ бы свой интересъ,-- но у васъ оставалось бы впечатлѣніе чего-то страннаго, чуждаго, даже комичнаго,-- между тѣмъ "хамъ" г-жи Ожешковой -- одно изъ трогательнѣйшихъ и серьезнѣйшихъ явленій современной литературы. И опять потому, что у нея хамъ -- страстнолюбящій мужъ и хамъ -- религіозный католикъ -- только схематическія черты, грубый остовъ для личности, вмѣщающей въ своемъ я всѣ благороднѣйшія основы человѣческой природы, на сколько онѣ могутъ развиться въ черной трудовой жизни крестьянина. И это отнюдь не значитъ, будто хамъ существо не отъ міра сего: напротивъ -- весь его остовъ не только вполнѣ реальный, но даже неразрывно связанъ съ извѣстной средой и Образомъ жизни. Писатель только сумѣлъ на этомъ остовѣ замѣтить такіе мускулы и нервы, которые показываютъ въ хамѣ существо одной породы съ нами, будь мы наикультурнѣйшими членами современнаго общества.
   Эта способность -- высказывать краснорѣчивѣйшія идеи самыми незначительными фактами жизни и притомъ взятыми изъ самой низменной среды -- принадлежитъ исключительно идеалистическому реализму, какъ мы назвали бы литературное направленіе г-жи Ожешковой. Третій, напримѣръ, разсказъ -- Сильный Самсонъ -- переноситъ насъ въ самую вопіющую бѣдноту и грязь еврейскаго пролетаріата. Описывается этотъ дантовскій адъ съ исторической точностью -- и извѣстнымъ политикамъ еврейскаго вопроса даже можно почерпнуть здѣсь не мало ободряющихъ мотивовъ, хотя бы въ весьма подозрительныхъ коммерческихъ продѣлкахъ супруга "Сильнаго Самсона". На этихъ мотивахъ, конечно, можно и остановиться и изречь самый отважный приговоръ, -- но посмотрите, какую перспективу открываетъ авторъ, -- совершенно послѣдовательно и до такой степени. правдиво, что при самомъ сильномъ предразсудкѣ нельзя не вѣрить ему. И факты опять -- микроскопическіе: еврейскія праздникъ -- "пуринъ", и собственно не самый праздникъ, описанный съ увлекательнѣйшимъ юморомъ, а отношеніе къ нему темной еврейской массы и значеніе героя разсказа и праздника -- въ глазахъ этой же массы... Какъ эти жалкіе люди дорожатъ своимъ славнымъ историческимъ прошлымъ, какъ живо отзываются на воспоминанія о немъ, будто событія совершились вчера и создали цѣлое счастье каждой изъ этихъ семей! Потомъ, какъ глубоко почтеніе у этихъ людей къ умственному труду и умственнымъ труженикамъ! Прочтите сцену, гдѣ описывается визитъ ремесленниковъ къ Шимшелю, припомните чувства Ципы къ своему мужу, и, право, вы забудете, что эти люди подчасъ считаются, можетъ быть, и дѣйствительно въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ являются пасынками европейскаго общества. Сколькимъ еще обществамъ въ Европѣ приходится позавидовать истинно-культурнымъ настроеніямъ и мыслямъ жидовъ г-жи Ожешковой!
   Да, завидовать, потому что правда ея творчества неотразима. Эта правда, вся идущая изъ сердца и ясной вдумчивой мысли, донесетъ скромныя и простыя произведенія польской писательницы до отдаленнаго потомства -- свѣжими и прекрасными.

"Міръ Божій", No 8, 1895

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru