Аннотация: Гимн богу любви
Расчетливая пастушка Отрывок из "Эсфири" Расина Отрывок из "Гофолии" Расина Графу Николаю Михайловичу Каменскому А. И. Храповицкому В. В. Капнисту
СОЧИНЕНІЯ ОЗЕРОВА.
Изданіе Александра Смирдина.
САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ Типографіи Втораго Отдѣленія Собственной Его Императорскаго Величества Канцеляріи. 1846.
Гдѣ надъ пространствомъ тундръ лишь гулъ звучалъ ихъ славы,
Куда не ширили полета и съ Петромъ,
Гдѣ нынѣ ожилъ Финъ въ тѣни ихъ крылъ могучихъ?
Не ты ль еще предъ симъ, когда Европы врагъ
На Пруссовъ громъ навелъ, не ты ль въ пескахъ сыпучихъ
Остановлялъ его почти чрезъ каждый шагъ:
И тамъ, и здѣсь, вездѣ ему встрѣчался,
И Галловъ изумлялъ твой быстрый всюду ходъ?
Въ наукѣ ратовать ты имъ волхвомъ казался;
Заставилъ гордость ихъ чтить Русскихъ воеводъ.
Мужайся, простирай свой бѣгъ къ побѣдамъ новымъ,
И будь страшилищемъ отечества враговъ!
Россія наградитъ тебя вѣнцомъ лавровымъ,
И честь твою вѣкамъ предастъ языкъ боговъ.
(*) Сіи стихи писаны въ концѣ 1809 года. Авторъ Поликсены намѣренъ былъ сію трагедію посвятить герою Сафвара и Батина; но не успѣлъ за его преждевременной кончиной.
V.
А. И. ХРАПОВИЦКОМУ,
О разности словъ честь и честность (*).
Ты, Храповицкій, самъ разсѣялъ неизвѣстность
И доказалъ давно въ дѣлахъ,
Что нынѣ написалъ въ стихахъ,
Какъ съ честью ложною ты различаешь честность!
Въ отвѣтъ къ тебѣ въ стихахъ неравныхъ мѣръ
Еще тебя возьму въ примѣръ:
Когда на четвернѣ, не такъ какъ Фебъ нарядомъ,
Коней не запрягая рядомъ,
Но парно, городскихъ, и въ Русскихъ хомутахъ,
Въ Ѳемидинъ храмъ лѣтишь, вздымая улицъ прахъ,
И во подъѣздъ рѣзво взъѣзжаешь,
Курьеровъ у крыльца Сенатскаго встрѣчаешь;
Они, тебя принявъ, подъ мышцы подопрутъ,
И запыхавшися на лѣстницу взведутъ:
Тогда, при видѣ звѣздъ и ленты твоей алой,
Въ ботфортахъ прокуроръ, и секретарь въ очкахъ,
Писецъ нечесаный въ замаранныхъ чулкахъ,
Отвѣшиваетъ всякъ тебѣ поклонъ немалой.
Такимъ порядкомъ чести долгъ
Весь отдаетъ приказныхъ полкъ.
Но блескъ сей временной, непрочный!
Льстить можетъ слабому уму,
Когда сіять имъ можетъ и порочный,
Такъ сердцу будетъ ли пріятенъ твоему!
Такая честь подобна метеору,
Возникшему, какъ новый солнца кругъ,
Котораго простолюдимыхъ взору
Не различить отъ солнца вдругъ:
Не любомудрый мужъ, Ураніей взращенный,
Тѣмъ блескомъ не прельщенный,
Свѣтъ ложный познаетъ отъ истинныхъ лучей,
Съ досадой говоритъ: что въ красотѣ твоей,
Обманчивой, прелестной,
Когда ты, хладный метеоръ,
Не можешь льдовъ съ вершины горъ
Въ источникъ претворить полезный?
И нивы жаждущи водою напаять?
Не съ сею ли мечтой наружну честь сравнять?
Но ты, слѣдами шедъ Фортуны колесницы,
Ты, взысканецъ булавнаго паши,
Наперсникъ визиревъ и драгоманъ Фелицы,
На честь промѣнялъ, ты честности души!
Хранилъ ее, и тамъ, гдѣ разною монетой
Ее старается проситель закупить,
И тамъ, вельможа гдѣ, интригою одѣтой,
Ее въ сѣть хитрую желаетъ уловить;
Хранилъ, и нынѣ сохраняешь
Въ палатѣ бариномъ гдѣ думнымъ засѣдаешь,
И гдѣ невинному являешь свой покровъ.
Но полно говорить о разности сихъ словъ!
Трепещетъ смерти честь; но, Храповицкій, честность
Съ Платономъ на бюро спокойно видитъ вѣность.
(*) Отвѣть на слѣдующія стихи Храповицкаго:
Рѣши мнѣ, Озеровъ, досадну неизвѣстность,
И точно докажи, что честь и что есть честность?
Твоя ль честь связана на шпагѣ темлякомъ,
Мундиромъ, шпорами и шляпою съ перомъ?
Иль честь и честность есть одно и то же слово,
И такъ ли мой вопросъ рѣшеніе готово?
Но ѣдешь иль идешь въ мундирѣ ты своемъ,
Очнется часовой и честь отдастъ ружьемъ:
Честь ту же отдаетъ онъ лентѣ со звѣздою,
И машутъ въ тотъ же часъ поспѣшною рукою,
Чтобъ всѣ прохожіе снимали шляпы съ лбовъ,
И честь бы отдали киваніемъ головъ...
Скажи теперь, скажи, что низкіе поклоны
Родятъ честныхъ людей несчетны милліоны:
И будетъ честенъ плутъ, и карлъ, и великанъ,
Когда имъ честь даетъ ружье и барабанъ!
Иль мнѣ рѣшить вопросъ, любя свою безпечность:
У насъ снаружи честь, но въ сердцѣ нашемъ честность
VII.
В. В. КАПНИСТУ. (*)
Благодарю тебя, любимецъ дѣвъ Парнасскихъ,
За тѣ стихи, меня которыми почтилъ.
Задолго предо мной уже тебя поилъ
Источникъ свѣтлый водъ живительныхъ Кастальскихъ;
И златовласый Фебъ давно
Благопріятный взоръ склонялъ къ тебѣ равно,
Коль пріймешь лиру ты, или возьмешь свирѣлку,
Надежду ли поешь, или поешь бездѣлку.
Но въ присланныхъ стихахъ я узнаю тотъ духъ,
Съ которымъ нѣкогда въ унылыхъ звукахъ лиры
Предъ алтаремъ простымъ, печальный другъ,
Ты призывалъ съ небесъ тѣнь нѣжныя Плѣниры,
Изъ василечковъ голубыхъ,
Изъ незабудокъ полевыхъ
Ты ей соплелъ вѣнокъ, хоть скромный, но безсмертный;
И слезы искренни, на ихъ листахъ примѣтны,
Свѣтлѣе бисера украсили вѣнокъ,
Который дружба въ даръ Плѣнирѣ приносила.
Очаровательна чувствительности сила!
И счастливъ я стократъ, что возбудить возмогъ
Твою чувствительность, поэтъ пріятный, нѣжный!
Теперь, хотябъ Эдипъ за скорбной слѣпотой
Не могъ меня вести къ безсмертью въ путь надежный,