Александр Евстафьевич! Публика вас ценит и любит; каждая новая роль ваша -- для публики новое наслаждение, а для вас -- новая слава; вы постоянно слышите громкие выражения восторга, вызванного вашим дарованием и тридцатилетним честным служением искусству; вы, наконец, накопили столько приятных ощущений в зрителях, что они сочли долгом выразить вам лично и торжественно свою благодарность за те минуты наслаждения, которых вы были виновником; но в огромном числе почитателей вашего таланта есть некоторые, и их у нас еще очень немного, -- которым ваши успехи ближе к сердцу, которым ваша слава дороже, чем кому-нибудь: это -- драматические писатели, от лица которых я и беру на себя приятную обязанность принести вам искреннюю благодарность.
Можно угодить публике, угождать ей постоянно, не удовлетворяя нисколько автора; примеры этому мы видим часто. Но ни один из русских драматических писателей не может упрекнуть вас в этом отношении; мало этого, каждый из нас, я думаю, должен признаться, что игра ваша всегда была одною из главных причин успеха наших пьес на здешней сцене. Вы не старались выиграть в публике насчет пьесы, напротив, успех ваш и успех пьесы были неразрывны. Вы не оскорбляли автора, вырывая из роли серьезное содержание и вставляя, как в рамку, свое, большею частию характера шутливого, чтоб не сказать резче. Ваша художественная душа всегда искала в роли правды и находила ее часто в одних намеках. Вы помогали автору, вы угадывали его намерения, иногда неясно и неполно выраженные; из нескольких черт, набросанных неопытной рукой, вы создавали оконченные типы, полные художественной правды. Вот чем вы и дороги авторам; вот отчего и немыслима постановка ни одной сколько-нибудь серьезной пьесы на петербургской сцене без вашего участия; вот отчего, даже при самом замысле сценического произведения, каждый писатель непременно помнит о вас и заранее готовит для вашего таланта место в своем произведении как верное ручательство за будущий успех.
Поблагодарим вас и за то, что вы избежали искушения, которому часто поддаются комики, искушения тем более опасного, что оно льстит скорым, без труда дающимся успехам. Вы никогда не прибегали к фарсу, чтобы вызвать у зрителя пустой и бесплодный смех, от которого ни тепло ни холодно. Вы знаете, что, кроме минутной веселости, фарс ничего не оставляет в душе, а продолженный и часто повторяемый, доставляет актеру в публике, вместо уважения, чувство противоположное.
Наконец самую большую благодарность должны принести вам мы, авторы нового направления в нашей литературе, за то, что вы помогаете нам отстаивать самостоятельность русской сцены. Наша сценическая литература еще бедна и молода -- это правда; но с Гоголя она стала на твердой почве действительности и идет по прямой дороге. Если еще и мало у нас полных, художественно законченных произведений, -- зато уж довольно живых, целиком взятых из жизни типов и положений чисто русских, только нам одним принадлежащих; мы имеем все задатки нашей самостоятельности. Отстаивая эту самостоятельность, работая вместе с нами для оригинальной комедии и драмы, вы заслуживаете от нас самого горячего сочувствия, самой искренней благодарности. Если бы новое направление, встретившее на сцене огромный переводный репертуар, не нашло сочувствия в артистах, -- дело было бы сделано только наполовину. Ваше художественное чувство указало вам, что в этом направлении -- правда, и вы горячо взялись за него. Приобретя известность репертуаром переводным, вы не смотрите с неудовольствием на новые произведения. Вы знаете, что переводы эфемерных французских произведений не обогатят нашей сцены, что они только удаляют артистов от действительной жизни и правды, что успех их в неразборчивой публике только вводит наших артистов в заблуждение насчет их способностей, и рано или поздно им придется разочароваться в этом заблуждении. Несмотря на все старания, на всю добросовестность исполнения переводных пьес, нашим артистам никогда не избежать смеси французского с нижегородским. Переводные пьесы нам нужны, без них нельзя обойтись; но не надо забывать также, что они для нас дело второстепенное, что они для нас -- роскошь, а насущная потребность наша -- в родном репертуаре.
Честь и слава вам, Александр Евстафьевич! Вы поняли отношение переводного репертуара к родному и пользуетесь и тем, и другим с одинаковым успехом. Вы едете запасаться здоровьем. Счастливого вам пути! Запасайтесь им как можно более. Для нас, драматических писателей, оно дороже, чем для кого-нибудь. Верьте, что между искренними желаниями вам долгих дней желания наши -- самые искренние.
Господа, я предлагаю еще раз выпить здоровье Александра Евстафьевича!
КОММЕНТАРИИ
Вошедшие в настоящий том докладные записки, речи, заметки А. Н. Островского по вопросам театра и драматургии представляют собой беловые и черновые автографы и писарские авторизованные копии.
В фондах рукописей А. Н. Островского, кроме того, находится ряд копий докладных записок и заметок Островского по вопросам театра и драматургии. Эти копии были сделаны с беловых рукописей драматурга литературоведом П. О. Морозовым, который в 90-х годах XIX века работал над монографией о жизни и творчестве А. Н. Островского. Брат драматурга -- М. Н. Островский предоставил исследователю богатый архив писателя. Сделанные П. О. Морозовым копии архивных материалов просматривались М. Н. Островским. Имеется черновая опись рукописей (записок, заметок, писем), которые были обследованы и изучены Морозовым. В настоящее время ряд этих крайне важных автографов Островского утрачен; они сохранились лишь в копиях П. О. Морозова (рукописный отдел Института русской литературы Академии наук СССР).
Некоторые театральные записки Островского, наличие которых подтверждается его личными свидетельствами, до сих пор не разысканы. Таковы, например, записки "О переводном репертуаре Малого театра" и "Действия Общества русских драматических писателей по поводу новых положений и распоряжений дирекции императорских театров". Не сохранились и записи нескольких речей Островского.
Помимо статей, записок, заметок по вопросам театра, имеется также ряд деловых документов, написанных драматургом (например, протоколы Общества русских драматургических писателей). В настоящее издание эти материалы не включены.
При публикации текста рукописей недописанные слова всюду восстанавливаются полностью.
РЕЧЬ НА ОБЕДЕ В ЧЕСТЬ А. Е. МАРТЫНОВА
Печатается по тексту газеты "Петербургские ведомости", 1859 No 58, 15 марта. Обед в честь А. Е. Мартынова, уезжавшего в длительный отпуск, был организован литераторами и критиками. Артиста приветствовали А. Н. Островский, Н. А. Некрасов и А. В. Дружинин.
А. Н. Островский всегда вспоминал А. Е. Мартынова с большой благодарностью как одного из лучших воплотителей его драматургических образов на сцене. А. Е. Мартынов исполнял в Александрийском театре роли: Маломальского ("Не в свои сани не садись"), Беневоленского ("Бедная невеста"), Коршунова ("Бедность не порок"), Еремки ("Не так живи, как хочется"), Брускова ("В чужом пиру похмелье"), Бальзаминова ("Праздничный сон -- до обеда"). В 1859 г. артист с огромным успехом выступил в роли Тихона ("Гроза").
Драматург был связан с А. Е. Мартыновым и личною дружбой. Весною 1860 г. тяжело больной артист вместе с Островским совершил поездку в Крым. Выступая по дороге в ряде городов, Мартынов окончательно подорвал свое здоровье. Он умер 16 августа 1860 г., на руках драматурга.