Островский Александр Николаевич
Счастливый день

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 7.46*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сцены из жизни уездного захолустья в трех действиях
    Пьеса написана совместно с Н. Я. Соловьевым.

   

А. Н. Островский, Н. Я. Соловьев

Счастливый день

Сцены из жизни уездного захолустья в трех действиях

   А. Н. Островский. Полное собрание сочинений.
   Том X. Пьесы 1868-1882 (Пьесы, написанные совместно с другими авторами)
   М., ГИХЛ, 1951
   Составитель тома Г. И. Владыкин
   Подготовка текста пьес и комментарии к ним С. Н. Дурылина
   

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЛИЦА:

   Иван Захарыч Сандырев, почтмейстер уездного города, 50 лет, занимается более чтением газет, чем службой.
   Ольга Николаевна Сандырева, его жена, свежая и расторопная женщина, лет 45.
   Липочка, Настя, их дочери.
   Василий Сергеевич Нивин, уездный врач, лет 35, задумчивый, исхудалый, речь и движения вялые.
   Михаленко, почтальон.
   Солдатка, Мещанин, соседи Сандыревых.

Действие происходит в уездном городе.

Небольшая гостиная в доме Сандыревых. Прямо -- растворенная дверь в залу; на правой стороне (от актеров), в углу -- дверь во внутренние комнаты; ближе к зрителям, у стены -- диван, перед ним -- круглый стол и несколько кресел; с левой стороны, в углу -- дверь в канцелярию, на первом плане -- окно, перед ним -- ломберный стол. Мебель старая, разнокалиберная.

   

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Сандырев, один, в старом халате, с длинным чубуком, сидит на диване, облокотясь на стол; на столе перед ним газета и географическая карта.

   Сандырев (шарит пальцем по карте). Малый Зворник, Малый Зворник... Как это затруднительно однако: и депеши читай, и на карту смотри: Малый Зворник... вот сейчас его под пальцем держал, провалился куда-то. Нет, вперед надо булавочками замечать: попрошу у жены булавочек. Вот оно что значит недостаток географических сведений? Вчера вдруг читаю телеграмму из Питсбурга, а где этот Питсбург, в каком государстве, в какой стране света? Вот тут и занимайся политикой! Малый Зворник, Малый Зворник.
   Сандырева быстро входит в шляпке.
   Сандырева. Ух, как устала.
   Сандырев (не глядя на жену). Новости, Олинька! Важные новости.
   Сандырева (с досадой). Какие такие новости? Где это?
   Сандырев. В Европе, матушка, в Европе.
   Сандырева (опускаясь в кресло и снимая шляпу). Господи! Что это за человек! Да что нам до Европы! Вы взгляните около себя-то, обратите внимание на свое семейство! А то, извольте подумать, какой европеец! Европа его занимает, видите ли!
   Сандырев. Да турки, матушка, турки.
   Сандырева. Злодеи ведь они, варвары, да? Не правда ли? Ну, так знайте же, что вы хуже всякого турка! Тем все-таки простительно: они -- нехристи; а вы... вы -- изверг, тиран, мучитель жены и семейства... Ведь мы погибаем, завтра мы -- нищие...
   Сандырев. Да что, что такое?
   Сандырева. И он еще спрашивает! Человек вы или истукан?
   Сандырев. Да что за несчастье? Каша из горшка ушла, что ли?
   Сандырева. Ваша голова -- горшок! Жена мучается, бегает, а он политикой занимается. Я весь город облетала, везде была, всем визиты сделала; и все это для вас, для семьи... где слезами, где шуткой и любезностями выманивала подписи к одобрительному адресу о вас от жителей города. Сорок подписей готово, и, по приезде его превосходительства, адрес будет подан самим городским головою.. . Цените ли вы это?
   Сандырев (рассматривая карту). Ценю, ценю, душенька.
   Сандырева (качая головой). "Ценю"! Бесчувственный вы человек! .. А Михаленко, вы знаете, вернулся из губернии. Я слышала, что он донес обо всем: и поборы с мужиков, и обложение содержателей почт с хвоста лошади, и ваш чубук -- все, все... И завтра сам генерал у нас на ревизии, и завтра мы -- в отставке и нищие.
   Сандырев (не слушая). Ну, слава богу! Ну, очень рад, очень рад.
   Сандырева. Вот это хорошо, он очень рад; да чему же?
   Сандырев. Нашел! Нашел!
   Сандырева. Что? Сто тысяч?
   Сандырев. Нет, Малый Зворник.
   Сандырева. Чудовище!

Входит Михаленко.

   

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Сандырев, Сандырева и Михаленко.

   Михаленко (вытягиваясь). Честь имею лепортоваться; я прибыл-с из губернии...
   Сандырева. Вот он... и уж глазки залиты.
   Михаленко. Никак нет-с, маковой росинки...
   Сандырев откладывает газету, затягивается трубкой и смотрит на Михаленко.
   Сандырева. Что же ты, злой человек, наговорил там на Ивана Захарыча перед его превосходительством?..
   Михаленко. Ничего-с... а только что нет силы моей, возможности, говорю! Вся ваша воля... ежели меня в Сибирь, ваше превосходительство, говорю, готов, с удовольствием; но только что...
   Сандырева. И давно бы тебя в Сибирь следовало, это правда! На что же ты жаловался, чем ты недоволен?
   Михаленко. Чубук, говорю, ваше превосходительство; никакого спокойствия, говорю, я себе не вижу... Жестокое побиение чубуком, говорю, получаю от их высокоблагородия господина почтмейстера! Каждодневно эта битва...
   Сандырев. А вот и сейчас будет то же самое. (Снимает трубку с чубука.)
   Михаленко. Извольте-с, извольте, ваше высокородие... так чтоб уж вполне...
   Сандырев (вставая с дивана). Вполне, вполне получишь, что тебе по моему усмотрению следует.
   Михаленко убегает в залу.
   Сандырева. Оставьте, бросьте, Иван Захарыч!
   Михаленко (из зала). И про лошадиные хвосты-с, и про мужицкие грошики -- все доложил их превосходительству. (Убегает.)
   Сандырев (хладнокровно). Ну, подожди! За мной не пропадет. (Снова садится и углубляется в газету.)
   Сандырева. Что ж это? Опять за газеты? Ну, так слушайте! Я брошу вас и убегу куда глаза глядят; живите как знаете! Да скажите ж вы мне на милость, думаете вы хоть сколько-нибудь о доме-то, о семье-то?
   Сандырев. Нет, матушка, ничего не думаю. Мы -- черви, и жизнь наша -- ничтожество, так и думать не стоит. (Указывая на газету.) Вот тут судьбы человечества, исторические задачи.
   Сандырева. Да ведь не нам они задаются, эти задачи, так не нам их и решать. Наша задача -- как бы не умереть с голоду. Вы только посудите, что у нас на руках: Настя и Липочка -- невесты без женихов. Нивин таскался прежде, посматривал будто на Липочку, да теперь с ума сошел: какую-то диссертацию вздумал писать; два месяца и глаз не кажет. Я уж на штуку пошла: сегодня посылала за ним, велела сказать, что-де Липа больна. Какого-нибудь толку нужно добиться. Ну, Настя, положим, не пропадет: эта -- в меня; а Липа, она только и умеет пироги делать да спать... Теперь дальше-с: Волю и Вику в гимназию нужно определять; Соню, Сашу и Любу в пансион везти; для остальной оравы -- ну хотя бурсу какую-нибудь взять, а то ведь срам: только и дела у них, что соседние огороды пустошат да сады добрых людей обивают! От жалоб на них стон стоит по городу.

Входят солдатка и мещанин.

   Да вот извольте послушать.
   

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Сандырев, Сандырева, солдатка и мещанин.

   Солдатка. Будьте отцы-благодетели! Защитите хоть малость от деток-то от своих!.. Разорили; всю картошку на огороде выпололи дочиста, а огурчика и отведать не дали!..
   Мещанин. И я тоже насчет этих самых делов... только по яблочной части... У меня в саду тоже такую отделку произвели... в лучшем виде.
   Сандырева. Слышите, Иван Захарыч, слышите-с? Как вам нравится?
   Сандырев. Хм... да... ну, ловите... и к мировому их!
   Сандырева. Вот это мило!
   Мещанин (хохочет). Оченно даже антересно... к мировому-то? Так и мешков тех нехватит: ведь, их, никак, деток-то ваших, до дюжины по огородам фуражируют, помилосердуйте!
   Солдатка. Да и как еще ты их поймаешь, скажи! Гляди-ка, как они по огороду-то, точно ужи, вьются. И ведь какие озорники! Ты его догонять -- ну, уж и бежал бы без оглядки; а он еще между гряд-то колесом катится да языком тебя дразнит.
   Сандырев (ударив кулаком по столу). Так вон же вы, невежество!
   Мещанин. А ежели так, в таком случае я направлю стопы свои к господину исправнику. (Раскланивается и уходит.)
   Солдатка. А я вдарюсь к инвалидному. (Уходит.)
   Сандырев. Ну, и убирайтесь вы, куда знаете, только провалитесь с глаз моих! (Углубляется в газеты.)
   Сандырева. Слышите вы, видите?
   Сандырев. Минуточку, душенька, одну минуточку спокойствия прошу я у вас.
   Сандырева. Да пень вы или человек?..
   Сандырев. С вами, Ольга Николаевна, жить нет никакой возможности...
   Сандырева. Скажите, пожалуйста! Он же еще в претензии.
   Сандырев. Целое утро я искал Малый Зворник... нашел...
   Сандырева. Ну!
   Сандырев. Малый Зворник нашел, так Великий Извор потерял тут с вами... Эх! (Берет газету и карту, быстро уходит в канцелярию.)
   Сандырева. Старый башмак! Что б этот человек был без меня? И все-то, все должна нести на своих плечах слабая женщина.

Из залы входит Липочка, зевает и потягивается.

   

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Сандырева и Липочка.

   Сандырева. Вот еще сокровище-то! Что ты зеваешь?
   Липочка. Спать хочется.
   Сандырева. Да давно ль ты встала? Хоть бы постыдилась. Будят, будят, насилу добудятся.
   Липочка. Да зачем будить-то? Что делать-то? Ходить целый день взад да вперед по комнатам,
   Сандырева. Так все и спать?
   Липочка. Да, конечно, лучше: ничего не слышишь, не видишь -- и отлично. (Садится в кресло.) И зачем это люди родятся на свет, коли такая жизнь!
   Сандырева. Ну, философию ты оставь -- не к лицу она нам с тобой. Прими болезненный вид: скоро Нивин придет.
   Липочка. Да как же я его приму, когда я здорова?
   Сандырева. Вот еще! Что ты, маленькая, что ли? Скажи, что боль под ложечкой, ну и голова, бок -- мало ль что можно наговорить! Изнеможение этакое представь. А между тем поглядывай на него, бросай такие взгляды... ну, там... грусть... упрек...
   Липочка. Ах, да ведь это -- комедия...
   Сандырева. Ну, да, комедия; а ты думала, что же? Приданого-то нет у вас, так поневоле примешься за комедию. Хочешь ты камнем, что ли, повиснуть на шее у матери-то? Так, милая, я уж и так утопаю с вами.
   Липочка. Обо мне не беспокойтесь... я в портнихи пойду!
   Сандырева. Да и пойдешь, пойдешь... Ничего тут нет мудреного. Ну, а покуда, что бог даст, побудь барышней да слушайся матери. Ох! Пойти взглянуть, что у нас деется в канцелярии.

Уходит в канцелярию; из залы входит Нивин.

   

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Липочка и Нивин.

   Нивин (подает руку). Здравствуйте! Вы больны?
   Липочка (с улыбкой). Очень!
   Нивин (садясь). Чем же?
   Липочка. Здоровьем, должно быть.
   Нивин. В таком случае, я хотел бы заразиться от вас; зачем же меня звали-то?
   Липочка. Я не знаю; мамаша говорит, что я больна... вот у нее и спросите чем?
   Нивин. Интересная практика, нечего сказать... Где же ваша мамаша?
   Липочка. Сейчас придет... Василий Сергеич... отравите меня!
   Нивин. Ого! То есть как же это?
   Липочка. Так, просто; пропишите яду -- я приму и умру. Никто и не узнает, а если и узнают -- жалеть меня некому... А мне уж как не хочется жить: скука замучила меня.
   Нивин. Незаметно-с!
   Липочка. Вот то-то мне и досадно: умереть ужасно хочется, а я все расту да толстею... Отравите меня: как бы я была вам благодарна за это!
   Нивин. Какие страсти вы говорите! Надо полагать, в меланхолии находитесь.
   Липочка. Все мне опостылело, а больше всего сама я себе надоела.
   Нивин. "Не мил белый свет?" -- Дадим снадобья, и пройдет, как рукой снимет, это -- я с удовольствием, а насчет яду... нет, зачем же! Это предусмотрено в уложении о наказаниях; там такая статья, что за это в Сибирь-с! Хоть Сибирь -- и малонаселенная страна, а все-таки я своей особой увеличивать ее населения не желаю.
   Липочка. Нет, яду, яду, Василий Сергеевич! Сделайте такую милость!
   Нивин. Ведь уж сказал, что не дам! Расчету нет никакого, себе дороже... Погодите: "не все на небе будет ночь!"
   Липочка. Нет, для меня уж рассвету не будет. Ну, что за жизнь: ни цели, ни радости, ни надежды! Так идет изо дня в день, тянется, тащится что-то. Другие хоть мечтать могут, фантазии разные себе придумывают, а я и этого не умею, не могу себя даже и обмануть ничем. Хоть бы работать что-нибудь! Я в портнихи хочу итти.
   Нивин. А дома-то кто ж вам мешает работать?
   Липочка. Да какая же у барышень работа? Шить что-нибудь нужное, полезное для дома -- барышням неприлично, а вышивать подушки да коврики по канве -- ведь это уж очень глупо. Когда вперед знаешь, что работаешь только для виду, что твоя работа никому не нужна, что ее сейчас же бросят, так уж надо быть очень малодушной, чтобы прилежно заниматься этой работой... Нет, лучше в портнихи...
   Нивин. Почему же в портнихи непременно?
   Липочка. Да я ничего не умею больше. Нет, виновата, умею хорошо пироги печь. Как это случилось, уж я и не знаю: никогда и не училась, и не желала отличаться этим мастерством, а вдруг как-то, по вдохновению.
   Нивин. Так в портнихи задумали?
   Липочка. Там по крайней мере жизнь есть.
   Нивин. Ну, не особенно привлекательная.
   Липочка. Все же лучше моей, разнообразие есть. Неделю работают доупаду, что-нибудь выработают, а праздник отдыхают, -- а я постоянно отдыхаю. Как-то неловко смотреть на себя: такая я большая, сильная, а только и делаю, что хожу по комнатам. Люди желают, просят здоровья и сил, а мне они в тягость, для меня они лишние; ну, что я за человек? Окаменеть бы как-нибудь! Нет ли такого лекарства?
   Нивин. Хоть в аптеке такой микстуры нет, да вы не беспокойтесь, ее и не нужно, -- сама жизнь все это сделает. Вот эта скука-то, "изо дня в день-то одно и то же без цели и радости", помаленьку так оболванит человека, что уж никакие громы не разбудят, никакие гласы не воззовут.
   Липочка. "Помаленьку!" А каково ждать-то?
   Нивин. Потерпите, и в скуке могут быть вариации.
   Липочка. Какие?
   Нивин. Можно скучать на разные манеры, в разной обстановке: можно скучать в одиночку, а найдется еще скучающий человек -- придется скучать сам-друг.
   Липочка. Вы говорите загадками.
   Нивин (взглянув на часы). В другой раз, как-нибудь на досуге, поясней скажу.

Входит Сандырева.

   

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Липочка, Нивин и Сандырева.

   Сандырева. Василий Сергеевич! Сколько лет, сколько зим!

Нивин раскланивается.

   Забыли, совсем забыли нас, Василий Сергеевич.
   Нивин. Дома хочется сидеть, Ольга Николаевна.
   Сандырева. Мы беспокоим вас своими немочами, а вы, кажется, сами не так здоровы? Как вы похудели!
   Нивин. Да-с, я не совсем-таки...
   Сандырева. Вы много занимаетесь; я слышала, вы пишете диссертацию.
   Нивин. Хм... Через какое это агентство вы такие сведения получаете?
   Сандырева. Слышали, Василий Сергеевич, слухом земля полнится; мы от души порадовались.
   Нивин. Да-с, пишу, да и казнюсь. Я люблю медицину, верю в великую будущность этой науки; но, вместе с тем, сознаю, что я-то -- уже отставной, мертвый ее член! Не мне, уездному врачу, двигать науку; мне остается неуклонно посещать по утрам купчиху Соловую по случаю ее "вдаров в голову и рези во чреве", а по вечерам -- постоянно одержимого белой горячкой ротмистра Кадыкова. (Встает.) Я из числа тех людей, которые, после более или менее продолжительной борьбы, отдаются течению, и в эту минуту я, вместе со всеми обывателями, плыву туда, куда влечет нас наш жалкий жребий.
   Сандырева. Как вы критикуете нашу провинцию!
   Нивин. Помилуйте, я себя не отделяю от провинции; я сам -- провинция!.. Чем же больна ваша дочь?
   Сандырева (Липочке). Липочка, говори!
   Липочка. Я не знаю, мама.
   Сандырева (вспыхнув). Ах, мой друг! Целую ночь не спала, Василий Сергеевич, головная боль и под ложечкой...
   Нивин. Может быть, дурно пищеварение? Это пройдет.
   Сандырева. И бред, Василий Сергеевич, мучительный бред прошлую ночь был... уж так бредила... Вообще она у меня последнее время -- бог ее знает что! (Вздох.) И скрывает от меня: дни ходит, как тень: ни дела, ни места ей... ночи не спит, бредит просто наяву... Мое сердце болит, глядя, Василий Сергеевич! И как часто в бреду она называет вас; уж что ей представляется!
   Липочка (смеется). Мама, ну что ты выдумаешь.
   Сандырева. Ты очень еще глупа, мой ангел! Ты не знаешь, что часто так начинаются очень серьезные и даже неизлечимые болезни!
   Нивин. Так вы хотите лечить ее?
   Сандырева. Ах, как же! Непременно, непременно.
   Нивин. Ну, если непременно, так мы постараемся обойтись без аптеки -- зачем даром деньги платить! Нет ли у вас какого-нибудь снадобья: бузины, смородинного листа, магнезии?
   Сандырева. Как не быть, Василий Сергеевич! Все это есть.
   Нивин. Так дайте что-нибудь.
   Сандырева. Чего же?
   Нивин. Это решительно все равно, только немного: как рукой снимет. (Откланивается.) До свиданья!
   Сандырева. Куда же вы, Василий Сергеевич? Не хотите и посидеть с нами? Кофейку не прикажете ли? Уделите нам еще четверть часика!
   Нивин. Нет-с, мне в больницу нужно. Честь имею кланяться!
   Сандырева (провожая его, дочери). Злодейка ты для своей матери. (Уходит.)
   Липочка. Вот еще положение-то! Представлять собой негодный товар, который с рук нейдет и который насильно навязывают покупщику. Эка жизнь! Ах, да пусть что хотят, то и делают со мной! (Закрывает лицо рукой.)

За сценой слышен свежий голос: "Когда я был аркадским принцем, когда я был аркадским принцем! Тра-ла, тра-ла..."
Входит Настя.

   

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Липочка и Настя.

   Настя. Тра-ла-ла-ла-ла-ла... Покойной ночи, сестрица, что во сне видишь? Нивина, что ли? (Смотрит в окно.) Господи! Да когда же меня, несчастную, кто-нибудь подцепит? Вот бы ухватилась! Хоть бы уж плохонького какого!.. Ну, вот идет мимо Сопелкин, Каптелкин, как его? бухгалтер управы... Ну, отчего бы ему не влюбиться и не жениться на мне?.. Голубчик, влюбись и женись!.. (Подходит к сестре.) Сестрица, послушай, уступи мне Нивина! Я бы живо его скрутила; а ведь ты упустишь -- где тебе!
   Липочка. Оставь меня в покое... Вешайся на шею кому хочешь.

Входит Сандырева.

   

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Липочка, Настя и Сандырева.

   Сандырева. Нет, Настя, Нивин, видно, сорвался у нас.
   Настя. А может быть, не совсем еще... погоди, не печалься! Не она, так я, мама, ловить буду его.
   Сандырева. Ох, я и вздумать не могу без ужаса, что ты покинешь меня. Ты ведь у меня одна: и помощница, и друг! Нет, Настя, погоди, ты еще молода. А теперь у нас с тобой дело есть.
   Липочка встает и идет к двери.
   Настя. Сестрица! Не почивать ли?
   Липочка (лениво и зевая). Может быть... Лучше спать, чем пустяки болтать. (Уходит.)
   Сандырева. Ну, с богом. Что в ней проку-то! А ты вот мне с генералом-то что-нибудь придумай, как бы замазать да затуманить наши дела-то. Остановится ли у нас, не остановится ль, а уж обедать-то во всяком случае будет -- вот тут-то ему десерт и нужен. Он ведь великий лакомка... понимаешь?
   Настя. Еще бы!
   Сандырева. Глазки, улыбочки... Ваше превосходительство! Ну, то да се...
   Настя. Три года назад он приезжал; я, мама, тогда такой маленький прыщик была, а и то он поглаживал. А теперь мы смастерим кой-что... И как интересно его превосходительству глазки строить! Да он и остановится у нас, где ему остановиться... на постоялом дворе, что ли?
   Сандырева. А вот увидим... Пронеси, господи, грозу!
   Настя. А я, мама, умею глазки делать, уж выучилась. Вот так если? (Принимает кокетливое положение, с вызывающей улыбкой.)
   Сандырева. Ах, прелесть! И умница, и хорошенькая ты у меня. (Целует ее.) Нет, дешево я тебя не отдам... А в канцелярии-то у нас чорт ногу сломит! Почтальоны все пьяны, сортировщик совсем не явился. Помоги уж ты мне, а то я, кажется, умру, не дождавшись и генерала.
   Настя. Не бойся, пойдем -- все рассортируем!
   Слышен за сценой быстро приближающийся колокольчик.
   Сандырева (всплеснув руками). Батюшки светы!
   Настя. Это он, мама!

Убегает направо; входит Михаленко.

   

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Сандырева, Михаленко и Сандырев.

   Михаленко. Их превосходительство! Сам генерал-с! (Исчезает.)
   Сандырева бежит налево и в дверях сталкивается с мужем.
   Сандырева (с ужасом). В халате! Вылезьте из халата-то, вылезьте! Да бросьте ваш проклятый чубук! О, несчастный! Несчастный! (Уходит.)

Сандырев остается окаменев.

   

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЛИЦА:

   Сандырев.
   Сандырева.
   Липочка.
   Настя.
   Шургин, гражданский генерал, губернский начальник в том ведомстве, в котором служит Сандырев, лет под 50, средней важности, в золотых очках.
   Петр Степанович Иванов, чиновник при Шургине, чистенький, приглаженный молодой человек, в разговоре постоянно конфузливо улыбается и не знает, куда деть глаза. Городской голова, корявая личность, неопределенных лет, силится поднять голову повыше, руки опущены, немного растопырены, в мундире. Михаленко

Декорация первого действия.

   

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Сандырева, парадно одетая, потом Липочка.

   Сандырева (подкрадывается к затворенной двери в зале и прислушивается). Шагов не слышно, почивает! (Отходит.) Не ждать нам добра: сердит, ни с кем и не говорил, только и слов было: "Я хочу часа два отдохнуть!" Мое сокровище даже и встретить не успел. Быть нам нищими, чует мое сердце. Каков чиновник с генералом: новый какой-то, лицо -- ничего, доброе; ни злобы, ни ядовитости незаметно, как у этих столичных умников! Он чуть ли не из семинаристов... манеры-то как будто... Что они там с моим дражайшим в канцелярии? Ведь мое золото в состоянии сам на свою голову нагородить с политикой-то своей.

В дверях направо показывается Липочка.

   Куда ты, куда ты! Ты и не показывайся, знай свои пироги, да смотри, чтобы миндальное не подгорело.
   Липочка. Да ведь это -- скучно...
   Сандырева. Пироги... пироги!.. Так и умирай над ними!

Липочка уходит, из канцелярии выходят Иванов с делами, Сандырев с книгами.

   

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Иванов, Сандырев и Сандырева.

   Сандырева. Пожалуйте! Здесь вам будет отлично. Канцелярия у нас грязна, и посетители там беспокоят; а здесь вы можете вполне углубиться.
   Иванов. Да... здесь-с лучше...
   Сандырева (указывая на ломберный стол). Вот на этом столе очень удобно; прошу вас.

Иванов усаживается. Сандырев кладет книги, закладывает руки за спину и безмолвно начинает шагать. Иванов разбирает дела и книги.

   Сандырева (указывая). Это -- входящий, это -- исходящий журнал, здесь приходо-расходная, а вот страховой корреспонденции.. . У нас порядок во всем удивительный! Иван Захарыч сил своих не щадит для службы. (Сквозь слезы.) Это -- подвижник. А что касается доносов на него его превосходительству, говорю вам по совести -- одна клевета, низкая, гнусная клевета человека недостойного, презренного!
   Иванов (углубляясь в бумаги). Я не знаю-с.
   Сандырева (дергая мужа). А вы, как будто и не вас касается... Да что вы, опомнитесь! Ведь нищета грозит.
   Сандырев. Я, матушка, тридцать лет прослужил, и финтить мне не приходится! В отставку -- так в отставку. А Михаленка я нынче вздую лучшим манером... (Уходит, направо.)
   

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Иванов и Сандырева.

   Сандырева (про себя). Вот чадушко-то! (Подходит к Иванову.) Вы рассматриваете страховую?
   Иванов. Да-с, здесь нужно кое-что.
   Сандырева. Ах, все страховое для Ивана Захарыча -- святыня! Он, я не знаю... он меня даже близко не допускает к этим пакетам! Ах, позвольте ваше имя.
   Иванов. Петр Степанович-с.
   Сандырева. Петр Степаныч, не прикажете ли вам чаю, кофе или покушать что-нибудь?
   Иванов. Нет-с, уж я сначала займусь.
   Сандырева. Петр Степаныч, а генерал, кажется, не совсем здоров?
   Иванов. Нет-с, он ничего...
   Сандырева. Или он не в духе?
   Иванов (погружаясь в бумаги). Да-с, дорога... беспокойна...
   Сандырева. Ах, извините, я вас отрываю от дела.
   Иванов. Ничего-с.
   Сандырева. Я вам мешать не буду.

Входит Настя, кокетливо одетая. Иванов разбирает бумаги, не замечая ее.

   

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Иванов, Сандырева и Настя.

   Сандырева (Насте). Порассей его! Страховую смотрит. Ох!
   Настя (кивнув головой). Я свое дело знаю.
   Сандырева (Иванову). Я ухожу, вам никто не помешает. (Уходит.)
   Иванов (взглянув на Настю). Какая хорошенькая! (Углубляясь в бумаги, несколько раз оглядывается, потом привстает, кланяется и опять нагибается над столом.)
   Настя (подходя). Неужели вам не надоели эти дела, бумаги? От них так пахнет гнилью!
   Иванов. Нельзя-с, служба. Их превосходительство требует.
   Настя. А вы его очень боитесь?
   Иванов. Как же-с, помилуйте, начальник.
   Настя. Он добрый или сердитый генерал?
   Иванов. Нет-с, они очень даже снисходительны к нам.
   Настя. К кому к нам?
   Иванов. К чиновникам.
   Настя. Ну, а к прочим смертным?
   Иванов. Я не знаю-с, должно быть, тоже-с.
   Настя. А генеральша ваша какая?
   Иванов. У нас нет генеральши: они -- холостые-с.
   Настя. Кто ж у него, мать... сестра?
   Иванов. Никого нет-с.
   Настя. Так один и живет, ни одной женщины?
   Иванов. У них только экономка-с, Амалия Карловна!
   Настя. О, немка!.. Старая, в чепце?
   Иванов. Нет-с, еще довольно молодая.
   Настя. И хорошенькая?
   Иванов. Нельзя сказать-с... а ничего-с.
   Настя. А вы влюблены в нее?
   Иванов. Нет, помилуйте-с, как возможно-с?
   Настя. В кого же вы влюблены?
   Иванов. Я ни в кого-с... я еще... (Нагибается над бумагами.)
   Настя. Как! Еще совсем не были влюблены?
   Иванов. Да-с. (Старается заняться делом.)
   Настя. Отчего же? Не находили по своему вкусу или, может быть, у вас сердце каменное?
   Иванов. Нет, не каменное-с, а не приходилось, еще не было случая-с.
   Настя. Неужели вы еще ни в кого не влюблялись? Так-таки ни в кого?
   Иванов. Хм... нет-с... еще я... я... не приходилось, не было случая-с.
   Настя. И я еще ни в кого не влюблена, тоже не приходилось, да здесь и не в кого... А мне ужасно хочется полюбить кого-нибудь: это, должно быть, очень интересно. А так, без любви, скучно жить.
   Иванов. Да-с, это конечно, вы еще так молоды... и здесь, в глуши...
   Настя. А музыку, театр, общество вы любите?
   Иванов. Да-с, в свободное от службы время очень приятно.
   Настя. Как я танцовать люблю... Ах, доупаду! А у нас и танцоров нет; если пойдешь с кем, так измучаешься, поворачивая своего кавалера! Давайте танцовать сейчас!
   Иванов. Ах, как же можно-с! Мне надо дело делать...
   Настя. Ничего... Давайте, пожалуйста, ну, немножко!
   Иванов. А ну как генерал услышит, мне как же тогда? Это ведь неприлично... чиновнику-с...
   Настя. Мы тихонько... Да вы, может быть, не умеете?
   Иванов (вставая). Нет-с, я умею, и если вам угодно-с... только что могут быть неприятности.

Настя напевает; они танцуют польку.

   Иванов (останавливаясь). Позвольте -- довольно-с. (Садится к столу.)
   Настя. Ух, как хорошо! Вот наслажденье-то! Вот и представьте мое положение! Ну хоть бы раза два-три в год потанцевать как следует! А то ведь это ужас что за кавалеры!
   Иванов (нагнувшись). Да-с, такой барышне, можно сказать... такому (шопотом) ангелу.
   Настя (с притворной строгостью). Что, что? Что вы сказали? Кто вам позволил? Разве это можно?
   Иванов. Я ничего-с: это вам так послышалось.
   Настя. Не отпирайтесь! Нет, я слышала. Извольте сейчас же писать стихи мне в свое оправдание.
   Иванов. Я бы с удовольствием, да мне некогда-с; сейчас генерал спросит, а у меня еще ничего-с...
   Настя. Пишите, пишите стихи, а то не прощу.

Звонок, входит Сандырева.

   

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Иванов, Настя и Сандырева.

   Сандырева. Кажется, звонок?
   Иванов. Да-с, генерал...
   Сандырева. Ах, скорей прислугу, Настя!
   Настя. Как мы мило время провели; как мы танцевали, мама, сейчас здесь с ними... (Убегает.)
   Сандырева. Извините, она -- шалунья у меня; она вас обеспокоила?
   Иванов. Нет, напротив, очень приятно-с...
   Сандырева. Ребенок она у меня, чистый ребенок! (Уходит.)
   Иванов. Какая прелесть!.. Талия, ножка... да вся, что уж! И в губернском у нас еще поищешь!.. (Разбирает дела.) Все из головы выскочило теперь... Где-то тут что-то нужно было поверить! Ах ты, пропасть! Ничего не помню. Даже в озноб и жар бросает! А сейчас генерал... беда.

Двери из залы распахиваются, входит Шургин; Иванов привстает и, снова уткнувшись, садится.

   

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Иванов и Шургин.

   Шургин (ходит и чистит ногти). Что канцелярские книги?
   Иванов (привстав). Не очень-с... порядок не совсем... а все-таки нельзя сказать, ваше превосходительство!
   Шургин. Ничего не понимаю... говорите коротко и ясно.
   Иванов. Страховая-с, ваше превосходительство, вот что-то... Впрочем...
   Шургин (останавливаясь). Я вас не узнаю! Вы всегда отвечали мне отчетливо и понятно!..
   Иванов. У меня-с голова, ваше превосходительство... Что-то у меня в голове-с...
   Шургин. Так отдохните немного или возьмите холодный душ и потом займитесь. Впрочем, кажется, безошибочно можно заключить, что здесь порядка никакого, упущений тьма... Не говоря уже о злоупотреблениях и разных разностях, лошадиные хвосты там, поборы с мужиков...

Входит Сандырев.

   

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Шургин, Иванов и Сандырев.

   Сандырев (вытягиваясь). Имею честь представиться... Не имел счастья лично встретить ваше превосходительство.
   Шургин (кивает). Здравствуйте, здравствуйте! Вы давно служите? Я забыл. (Ходит.)
   Сандырев. Тридцать лет беспорочной службы, ваше превосходительство.
   Шургин. Странно! И терпелся такой порядок, такие злоупотребления, такая распущенность!
   Сандырев. Злоупотреблений никаких, ваше превосходительство. Если что, так это по обоюдному соглашению, за мои одолжения и неусыпный труд!
   Шургин (останавливаясь, возвышает голос). Что вы мне говорите! Служба не терпит никаких обоюдных соглашений. Вся ваша служебная деятельность определена законом; там нет обоюдных соглашений. Входить в соглашение с частными лицами вы можете только в ущерб службе, в ущерб заведенному порядку. И, вдобавок, какой-то чубук -- чорт знает что!
   Сандырев. Чубук-с! Это -- мое человеколюбие, ваше превосходительство.
   Шургин. Как -- человеколюбие? Вот не ожидал!
   Сандырев. Двадцать лет стараюсь от гнусного порока исправить человека.
   Шургин. Чубуком?
   Сандырев. Точно так, ваше превосходительство.
   Шургин. Странная филантропия.

За сценой голос Насти: "Ведь лебедь был моим папашей".

   Поет!.. кто это?
   Сандырев. Моя дочка-с, Настенька; если беспокоит ваше превосходительство, то я прикажу...
   Шургин. Нет, пожалуйста!.. Вы пока мне не нужны, мне предстоит подумать. Можете итти и снять ваш мундир.

Сандырев раскланивается и уходит. Шургин ходит, вынимает сигару; Иванов, вскочив, подает ему огня; Шургин закуривает и садится в кресло.

   Шургин (как бы про себя). Да, в отставку, и нечего толковать, и оставаться здесь больше незачем. Нет, этих древних порядков терпеть нельзя.

Входит Настя с корзиной печенья и горничная с подносом, на котором кофе.

   

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Шургин, Иванов, Настя и горничная.

   Настя. Ваше превосходительство, кофе... не угодно ли?

Горничная ставит кофе на стол и уходит.

   Шургин (с улыбкой). Благодарю-с, благодарю...

Иванов быстро забирает дела и уходит в канцелярию,

   Если не ошибаюсь, это вы пели сейчас?
   Настя. Да, я...
   Шургин. А у вас хорошенький голосок.
   Настя. Я ведь не училась; я так пою, как попало.
   Шургин. Тембр хорош, свежий, звучный. (Пьет кофе.)
   Настя. Может быть. Я ничего не слыхала, не видала в жизни, так сама судить не могу. Ваше превосходительство, я к вам с просьбой.
   Шургин. Что прикажете, весь -- внимание...
   Настя (садясь). Я хочу служить, ваше превосходительство!
   Шургин. Служить? То есть как?
   Настя. Так, как чиновники; ведь теперь, говорят, женщины служат, им разрешено...
   Шургин. Ха, ха, ха... Какая мысль! Прекрасно... Где же вы желаете служить?
   Настя. Под вашим начальством, не иначе... Вы такой снисходительный к подчиненным, я слышала, а то есть ужасно сердитые генералы. Ах, тех я боюсь...
   Шургин. Ха, ха, ха... да, женщины служат... но частно... не нося мундира!
   Настя (кокетливо). И я буду частно.
   Шургин. Вам ведь большое жалованье нужно дать, ха, ха! А у меня нет.
   Настя. На первый раз я буду довольна и небольшим.
   Шургин. За какой же стол, к каким делам мы вас поместим?
   Настя. Я на все годна понемножку: я ведь письмоводителем у папа; я все бумаги знаю!
   Шургин. Так вот что! А! Так вот кого мне распекать-то за беспорядок.
   Настя. Беспорядок! Какие пустяки! Кто это вам сказал? Вы не верьте, ваше превосходительство. Я ночей не спала, готовясь к вашей ревизии, и все отлично! Я жду награды; неужели вы оставите меня без внимания? (Кокетничает и делает глазки.)
   Шургин. Оставить вас без внимания -- для меня невозможно; это выше сил моих. (Целует ее руки.) Я взял бы вас в личные секретари.
   Настя. Возьмите, и вы не будете жалеть; я постараюсь изучить ваш характер, привычки...
   Шургин. Послушайте, вы -- очаровательны! (Страстно хватает ее за руки.) Но это... это... (Вставая.) Наконец, что я делаю? Я должен здесь выходить из себя, должен сердиться (проходит.), должен нанести в некотором роде удар, может быть, неожиданный...
   Настя (встает). Удар? Кому?
   Шургин. Я должен... Вашему отцу грозит отставка.
   Настя. В таком случае, отставка и мне... его письмоводителю. Нет, вы этого не сделаете! Ну, генерал, скажите! И вам не жаль меня... я так ждала вас, ждала радости награды, а не казни!
   Шургин (останавливаясь). Да, конечно, это бесхарактерно, но... но я обезоружен. (Хватает ее за руку.) И вы... вы... виновница! Ребенок и волшебница в одно и то же время. (Осыпает ее руку поцелуями.) Во что бы то ни стало я делаю вас своим секретарем! Вы даете мне право действовать? (Не выпускает ее рук.)
   Настя. Да, но как это будет?
   Шургин. Это -- уж мое дело; только знайте, что все, что сейчас последует, будет истекать от меня и клониться к тому, чтобы вы были моим секретарем. Вы не заупрямитесь?
   Настя. Я -- подчиненный; я исполню без возражений все, что будет угодно приказать вашему превосходительству.
   Шургин. О! Какой у меня секретарь! Какой секретарь!
   Настя. Значит, по ревизии все благополучно, да?
   Шургин. Ну, уж пусть будет так.
   Настя. Милый, добрый генерал! Вот -- за это! (Целует его в лоб и убегает.)
   Шургин (один). Поцелуй! Обожгла! Я дрожу... что со мной? Голова кружится. (Хватаясь за голову.) Огонь во всем! Удивительно, удивительно! Ребенок, и какая сила, какая прелесть женщина!.. (Ходит.) Эта головка! Нет, расстаться с ней невозможно! О, женщины! Есть ли жертва, которой бы я не принес для вас! (Отворяет дверь в канцелярию.) Господин Иванов, господин Иванов! Пожалуйте сюда!

Иванов входит.

   

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Шургин и Иванов.

   Шургин. Послушайте... вы уж там не очень... конечно, порядки неважные, но все-таки довольно сносно, удовлетворительно и злоупотреблений особенных нет.
   Иванов. Слушаю-с, ваше превосходительство.
   Шургин. Понимаете, рука не поднимается. Мне жаль, большая семья! (Садится.)
   Иванов. Совершенно справедливо, ваше превосходительство, очень большая.
   Шургин. Да? И вы согласны? Ну, очень рад! Садитесь! Мне с вами нужно переговорить...
   Иванов. Что прикажете, ваше превосходительство? (Садится на конце стула.)
   Шургин. Вы знаете, как я внимателен ко всем моим подчиненным, а к вам особенно?
   Иванов (привскакивая). Вы -- мне второй отец, ваше превосходительство.
   Шургин. Да! Вот по окончании нашей поездки, вы получите некоторое повышение... там я увижу.
   Иванов (раскланиваясь). Из ничтожества поднимаете, ваше превосходительство, и делаете человеком.
   Шургин. Но-о... внимание мое к вам, собственно, идет еще далее, именно до отеческой заботы. Я хотел бы видеть вас женатым, семейным, вполне счастливым человеком. Вам уже пора об этом подумать! Садитесь!
   Иванов (садится). Я думал-с и много раз уже думал-с, ваше превосходительство, но не встречал еще в жизни такого предмета...
   Шургин. Не встречали? Ах, мой милый, да счастье около вас, оно "близко" и "возможно". Вы видели здесь девушку... дочь... ну, она пела еще?
   Иванов. Видел-с, ваше превосходительство.
   Шургин. Вот вам! Берите, берите, не задумывайтесь. Не правда ли, прелестная девушка?
   Иванов. Да-с, она, ваше превосходительство, действительно...
   Шургин. Необыкновенно живая, умница! А какое грациозное создание?
   Иванов. Действительно, ваше превосходительство, не в этой бы ей глуши...
   Шургин. Приданого, конечно, нет; но, сожалея об их бедности, обещаю вам навсегда мое покровительство.
   Иванов (вскакивая). Ваше превосходительство, чем я мог заслужить?.. (Стоит.)
   Шургин. Вашею скромностью, любезнейший, и преданностью мне и делу службы! Еще вот что я вам скажу: всякая длинная история с ухаживанием, с продолжительным сватовством не годится для человека в вашем положении; это мешает службе; а вот так вдруг! Встреча, неожиданное сближение -- поверьте, что здесь больше залога для тихого счастья!
   Иванов. Но... но... она, ваше превосходительство, она, пожалуй, не пожелает... может быть, я не понравлюсь?
   Шургин. Ручаюсь вам за успех! Верьте, что эта девушка лучше нас с вами смотрит на жизнь. Действуйте же немедленно! Я сегодня же уезжаю, а вы останьтесь и сделайте предложение. Завтра вы меня в соседнем городе догоните.
   Иванов (млеет от восторга). Ваше превосходительство, нет слов для выражения...

Входит Настя.

   

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Шургин, Иванов и Настя.

   Шургин (указывая глазами Насте на Иванова). Вот этот молодой человек имеет до вас великую просьбу и сегодня заявит ее вам... Я буду рад очень, если вы не отвергнете ее -- я ему протежирую!

Настя улыбается. Иванов, вспыхнув, бросается вон.
Входят Сандырев и Сандырева.

   

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Шургин, Настя, Сандырев и Сандырева.

   Сандырева. Осчастливьте, ваше превосходительство, не откажите нашего хлеба-соли откушать.
   Сандырев. Осчастливьте, ваше превосходительство!
   Шургин. Очень благодарен, мне приятно. (К Сандыревой.) Но ваша дочка прелестна, она очаровательна.
   Сандырева. Страшная шалунья, ваше превосходительство! Такой резвый ребенок!

Входит Михаленко, едва держась на ногах.

   

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Шургин, Сандырев, Сандырева и Михаленко.

   Михаленко (простирая руки). Притекаю к тебе, праведный судия! (Падает в ноги.) Ваше превосходительство, явите милосердие.
   Шургин. Он, кажется, мертвецки?
   Михаленко. Нин-ни-ни... Мои уста... ни-ни, окромя, помимо святой воды, чтоб, значит, с чистым сердцем.
   Сандырев. Я вот сейчас с ним... (Хватает из угла чубук.)
   Шургин. Опять чубук!

Сандырев останавливается с чубуком.

   Сандырев. Нет никакой возможности, ваше превосходительство, по-человечески!
   Шургин. Пожалейте вы, если не его, хоть ваши чубуки.
   Михаленко. Правда и милость...
   Сандырев. Не могу, ваше превосходительство;

Выталкивает Михаленко в канцелярию. Из залы выходят городской голова и Настя.

   

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Шургин, Сандырев, Сандырева, Настя и городской голова.

   Городской голова (раскланивается). Честь имеем явиться к вашему превосходительству, как есть я градской голова здешнего города... Да-с.
   Шургин. Очень рад, благодарю.
   Городской голова. И позвольте, ваше превосходительство, преподнести вашему превосходительству! (Подает бумагу.)
   Шургин (берет). Что такое?
   Городской голова. Насчет их высокоблагородия, прописано все, как есть. Вот что! Да-с.
   Шургин (читает). Ах, это вы одобрение от общества относительно господина почтмейстера!
   Городской голова. Так точно-с, от общества-с. Все мы оченно чувствуем удоблетворение, ваше превосходительство, и никаких, к примеру, притензиев нам от них, окромя что как господин почтмейстер, Иван Захарыч, хороший они у нас человек. Вот и все-с.
   Шургин. Хотя я уже видел сам на деле... ноо... мне очень приятно и это подтверждение! Я остаюсь с глубокою признательностью к обществу, которое так ценит ревность моего чиновника! Общество -- лучший судья!
   Городской голова. В таком случае и мы, ваше превосходительство, оченно этому делу рады. И больше ничего.
   Шургин (оглядывая всех). Теперь, кажется, все кончено?
   Сандырева. Милости прошу, ваше превосходительство, в залу!
   Шургин. Благодарю-с! (Подставляя Насте руку.) Позвольте.

Идут. Шургин тихо говорит Насте, она смеется; Сандырева подлетает с поклоном к голове; Сандырев берет его под руку, и все уходят в залу.

   

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЛИЦА:

   Сандырев.
   Сандырева.
   Липочка.
   Настя.
   Нивин.
   Иванов.
   Декорация та же.
   

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Сандырев, в старом форменном сюртуке с газетой и трубкой, ходит взад и вперед. Сандырева.

   Сандырева. Скажите же мне, что это значит?
   Сандырев. Не знаю, матушка, не знаю.
   Сандырева. Сам генерал уехал...
   Сандырев. Не знаю, матушка.
   Сандырева. Да не перебивайте! Сам генерал уехал, а чиновник его остался.
   Сандырев. Не знаю, матушка, и отстань ты от меня! Тут такие известия! А она пристает с глупостями.
   Сандырева. С глупостями, а! Скажите! Да отец вы или нет?
   Сандырев. Надо думать, что отец, коли дети есть.
   Сандырева. Дети есть! Много детей, очень много! (Утирая слезы.) Ну. так я вам объясню, что это значит: генерал с нами штуку сыграл; он всегда так делает, я слышала. Вот он отъедет станцию или две, да оттуда и пришлет вам отставку, а чиновнику этому предписание: принять от вас должность! Вот оно-с!
   Сандырев (читая). Ну, и на здоровье.
   Сандырева. Что ж тогда? Шарманку на плечи?
   Сандырев. Ну, что ж я могу? Ведь уж дела не поправишь. Сокрушаться прикажете, плакать, рвать на себе последние волосы? Так я -- человек благоразумный... Ахайте уж вы, а мне не мешайте! Тут, матушка, государство разваливается, а она... Там поминутно султанов меняют, а не то что почтмейстеров. Нет, лучше уйти от вас, покойнее будет. (Уходит направо.)
   Сандырева (вслед мужу). Урод, урод! Нет больше сил моих, погибаю! Несчастная я женщина.

Из залы входит Настя.

   

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Сандырева и Настя.

   Сандырева. Куда он пошел-то, Иванов этот?
   Настя (весело). Завернул на большую улицу.
   Сандырева. А Палашка следит?
   Настя (смеясь). Она -- по другой стороне, не отставая!
   Сандырева. Не смейся, мой друг: скоро мы, скоро заплачем.
   Настя. Нет, мама, нам будет весело -- вот посмотри.
   Сандырева. Откуда веселье? Где его взять! Волком взвоешь с вами.
   Настя. Уж будет веселье.
   Сандырева. Ах, не расстраивай ты меня!
   Настя. Я на картах гадала...
   Сандырева. На картах-то только о пустяках гадают; а тут до серьезного дошло. Ложись да умирай!
   Настя (у окна). Вот Иванов возвращается. Как он скоро!
   Сандырева. Вон и Палашка из-за угла. (Уходя направо.) Не заходил ли куда, спросить. (Уходит.)
   Настя. Ну вот, идет. Генерал сказал: "он имеет великое дело до вас"; ну какое же может быть дело иначе, и зачем бы Иванов остался? Он, кажется, будет такой послушный... И весело мне, и все-таки страшно.

Входит Иванов.

   

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Настя и Иванов, в одной руке изящный альбом, в другой -- портфель с бумагами.

   Иванов (поднося альбом). Генерал приказали-с вручить вам...
   Настя (приседая). Merci... Какой хорошенький! Чудо! Ваш генерал -- милый.
   Иванов. Да-с, они очень... очень... (Теряется, отходит к ломберному столу и начинает выбирать бумаги из портфеля.)
   Настя (читает в альбоме надпись). "Моему очаровательному секретарю на память первого знакомства"! Merci, merci. (Садится на кресло вдали от Иванова и рассматривает альбом.) А дело, какое это великое дело у вас?
   Иванов (не оборачиваясь). Да-с, это -- дело-с... может быть, тут нужно выражение, а я никогда-с...
   Настя. Это дело, оно там у вас в бумагах?
   Иванов (не оборачиваясь). Нет-с, оно у меня в сердце-с!
   Настя. В сердце?
   Иванов. Я никогда еще не имел такого объяснения-с; это -- первый раз в жизни-с. Все чувства мои в беспорядке. (Прячется совсем в бумагу.)
   Настя. А голова?
   Иванов. И голова-с... я влюблен-с.
   Настя. В кого?
   Иванов. Да я не смею, я никогда...
   Настя. Не бойтесь, говорите, мы здесь одни.
   Иванов. Да я в вас и влюблен-с! (Уткнувшись в бумагу.) Только я чувствую, что недостоин... и боюсь...
   Настя. Так скоро!
   Иванов (оборачиваясь и скрывая лицо). Да-с, вдруг-с, и не успел опомниться, и сам не знаю что-с! (Привстав.) Настасья Ивановна, если я не противен-с, я прошу... моя душа... навеки!.. (Садится и снова скрывается в бумаге.)

Входит Сандырева и смотрит подозрительно на Иванова, не замечая Насти.

   

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Иванов, Настя и Сандырева.

   Иванов (привстав и выглядывая из-за бумаги). Я-с... генерал-с... Его превосходительство, они мне-с...
   Сандырева. Ах. Я предчувствую, что вы скажете -- какое для нас несчастье!..
   Иванов (все более теряясь). Нет-с; я хотел, я... имею-с...
   Сандырева. Сердце мое говорит мне! Заступница моя. (Сквозь слезы.) Но за что же, за что же?.. Я догоню генерала, я брошусь ему в ноги, буду просить, молить выслушать меня и пощадить нас!.. Это -- ужасно!
   Иванов. Да я-с... я вовсе... я-с.
   Сандырева (со слезами). Знаю, знаю, вы, конечно, только исполняете приказание; но, Петр Степаныч, войдите в наше положение и помогите! Я умоляю вас, посоветуйте нам, попросите генерала с своей стороны, вы к нему близки! (Хватая ею за руки.) Едемте, едемте сейчас!
   Иванов. Нет-с, ведь я, ведь совсем... позвольте мне.
   Настя (подбегает к матери, хватает ее за руку и освобождает Иванова). Совсем не то, мама!
   Сандырева. Что же, что же? Господи!..
   Иванов. Я... я-с делаю предложение дочке вашей, то есть вам-с, то есть дочке-с, Настасье Ивановне, и прошу их руки.
   Сандырева. Ах! Настя! Господи!
   Настя (показывает альбом). Подарок мне.
   Сандырева (вскрикивает). Ах!
   Настя. Это -- от генерала.
   Сандырева. Ах, не могу опомниться, не могу притти в себя! Что это? Жива ли я? Настя! Настя! (Обнимает дочь.) Если бы вы знали, Петр Степаныч, мою любовь к ней! Жемчужинка моя. (Хватая Иванова за руку.) Простите меня, что я... что я... ведь я совсем обезумела... я вообразила... Ох! Так неожиданно... благодарю вас за честь, Петр Степаныч... Совсем растерялась... Пожалуйте к нам в сад, Петр Степаныч, там мы будем пить чай, по-семейному. Там у нас чудесно.
   Иванов. С большим удовольствием.
   Сандырева (уходя направо). Я сейчас распоряжусь. (Уходит.)
   Иванов (ободрившись). Настасья Ивановна, я нетерпеливо жду-с, во мне ужасное мучение-с.
   Настя. Да вы в самом деле влюблены в меня?
   Иванов. Без ума-с! Уж так-с, что и не знаю!
   Настя. Да, может быть, вам генерал приказал?
   Иванов. Они мне только советовали, как отец.
   Настя. Ну, в сад! В сад!

Хватает его за руку и убегают в дверь залы. Входит из двери справа Сандырев с газетой, Сандырева тащит его за руку.

   

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Сандырев и Сандырева.

   Сандырева. Оставьте вашу газету, оставьте вашу Европу! Что у нас-то совершается!
   Сандырев. Ну, что такое? Ну, что такое?
   Сандырева. Эх, ты -- премудрость! Ну, угадай что.
   Сандырев. Пожар, что ли? Землетрясение?
   Сандырева. Вашей дочери Насте делают предложение...
   Сандырев. Предложение, да какое же? Насчет чего?
   Сандырева. Он не понимает! Просят ее руки.
   Сандырев. Да!.. Ну да, ну и хорошо. (Смотрит в газету.)
   Сандырева. Да вы хоть полюбопытствуйте, кто...
   Сандырев. Да, да, как же, это надо!.. Ну кто же, кто?
   Сандырева. Чиновник-с, этот самый чиновник.
   Сандырев. Чиновник? Это хорошо. Какой чиновник?
   Сандырева. Генеральский.
   Сандырев. Генеральский? Генерал, генеральский...
   Сандырева. Да вы проснитесь! Он уж не помнит, что у нас было сегодня.
   Сандырев (трет лоб). Да, ну да, теперь я... да...
   Сандырева. Петр Степаныч Иванов, чиновник его превосходительства, что у нас на ревизии... понимаете?
   Сандырев. Ах... да... да... Так он это вот как?
   Сандырева. Да-с! Вот как! А генерал подарил ей альбом.
   Сандырев. Кому альбом? Да, да, так, чиновник подарил альбом, а генерал предложение!..
   Сандырева. Эх, Иван Захарыч, вот до чего довела вас политика!
   Сандырев. То есть да, чиновник -- предложение, а генерал -- альбом! Понял я. Ну, что тут мудреного!
   Сандырева. Насилу-то, ах, тюленюшка! (Поднося ему свою руку.) Целуйте ручку и благодарите... за что вам бог послал такую жену-то.
   Сандырев. Ты, да... благодарю, благодарю...
   Сандырева. То-то! Ценить-то вы только не умеете... Отправляйтесь в сад, к жениху! Да бросьте хоть теперь-то. (Вырывает газету и кладет на стол.) Ступайте, будьте любезны и веселы. (Выталкивает.) Идите, идите... и я сейчас.
   Сандырев. Иду, иду... (Уходит.)
   Сандырева. Думано ли, гадано ли, чтобы такая развязка! (Подходит к окну.) Нивин идет! (В окно.) Василий Сергеевич, Василий Сергеевич! На минутку. У нас -- радость! (Бежит к дверям в зал и встречается с Нивиным.)
   

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Сандырева и Нивин.

   Сандырева. Когда же это было прежде, чтобы мимо шли и к нам не зашли?
   Нивин. Я, право, и не заметил, что мимо вас прохожу.
   Сандырева. Вот как углублены! Прошу же вас, присядьте на минутку.

Садятся.

   Наша ревизия чудесно сошла, Василий Сергеевич! Генерал был очень любезен!
   Нивин. Очень рад.
   Сандырева. И радостная новость у нас!
   Нивин. Что такое?
   Сандырева. Чиновник его превосходительства сделал предложение Настеньке, Иванов по фамилии; прекрасный молодой человек.
   Нивин. Как это скоро у вас делается.
   Сандырева. Бог нас устрояет, Василий Сергеевич.
   Нивин. Хм... ревизия, сватовство -- интересно...
   Сандырева. Именно, что чудесно! Ах! Гляжу я все на вас, Василий Сергеевич, как изменились.
   Нивин. Старость подкрадывается.
   Сандырева. Ох, что вы! Вам только еще жить да наслаждаться, Василий Сергеевич! Наука, ох, наука вас сушит! Довольно бы, право, довольно бы!
   Нивин. А что пословица-то говорит, Ольга Николаевна? Век живи, век учись!
   Сандырева. Да чему вам, помилуйте! Уж вам ли чего не знать! Вы все знаете; вам кажется, что еще что-то осталось. Конечно, слава! Прославиться человеку хочется, показать всему свету свой ум.
   Нивин. Показывать свету свой ум, да еще всему! Ольга Николаевна, что вы! Далеко очень.
   Сандырева. Ох, слава! Исстрадается, измучается человек так, что сам себя не понимает, ну, и -- стреляются. А вы думаете, отчего? Все от этого.
   Нивин. Так-с, именно, святая ваша речь, Ольга Николаевна.
   Сандырева. Нет, глупая, дурацкая моя речь, Василий Сергеевич, простите меня; но от души, от нашего расположения к вам, не могу удержаться! И думаю я еще: не все же слава; а разве такое счастье хуже? Вести добродетельную, семейную жизнь, делать людям добро там, где судьба поселила; много добра! Ах, много за такого доброго человека проливается горячих молитв! И какая любовь, какая забота окружает его; он родной, дорогой становится для людей окружающих! И так ему хорошо, и ничего уже не хочется, не рвется он к этой громкой, страшной славе!
   Нивин. Просто плыву; плыву по какой-то волшебной реке, под тихими, сладкими звуками сирен.
   Сандырева (встает). Смеетесь вы над дурой-бабой! ну, бог с вами! Дай бог только вам здоровья да сил! А каким я вас чайком угощу, мы только что получила, свеженький! Ведь я знаю, что вы любите! Я сию минуту! (Уходит.)
   Нивин. Какова женщина!.. Да-с, дама с соображением. (Помолчав.) Вот так-то и плывешь, и плывешь, да как задремал под эту тишину-то -- ну, и прощай. Очнешься вдруг, разбудит тебя что-нибудь -- ни силы уж в тебе, ни мысли, и так и тянет, так и затягивает тебя плыть дальше это тихое море покоя и сна. Вчера изорвал я, в сознании своего бессилия, начатую диссертацию, а сегодня... (увидав входящую Липочку) плывем!

Входит Липочка со стаканом чаю.

   

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Нивин и Липочка.

   Нивин. Как вы сегодня интересны, позвольте вам сказать.
   Липочка (поставив стакан). Это что же значит?
   Нивин (прихлебывая чай). То, что вы очень милы!
   Липочка. Вы уж за комплименты взялись, от скуки, что ли?
   Нивин. Невольно-с, невольно! Ваш вид вызывает.
   Липочка. Или насмехаетесь? Вас не разберешь.
   Нивин. Ничуть-с! Вы такая славная, сдобная, мягкая, свежая... Так можно выражаться?
   Липочка (надувается). В булочной можно.
   Нивин. Так извините нашу невежественность по части излияния нежных чувств! Груб! Груб... Нет, право, вы мне начинаете очень нравиться. В вас так полно выражается идея ненарушимого жизненного покоя; каким здоровьем веет от вас!
   Липочка (смеется). Вы, кажется, в поэзию ударились?
   Нивин. Да-с, я сегодня в удивительном ударе; я сегодня так хорошо настроен.
   Липочка. Что же это значит?
   Нивин. А значит, что человек разрешил свою задачу... К тихому пристанищу притек.
   Липочка. Слышали вы нашу новость?
   Нивин. Как же-с, как же!
   Липочка. Я теперь буду шить приданое сестре, а потом в портнихи уйду; надоело и мне дома, и я всем надоела.
   Нивин. В портнихи -- дело хорошее... А если замуж, как вы думаете, не лучше ли будет?
   Липочка. За кого это?
   Нивин. Ну, за человека солидного, благонамеренного, не пьющего... то есть "запоем"... и желающего вкусить сладостей тихой семейной жизни... Ну, вот хоть за меня?
   Липочка. Вы все шутите!..
   Нивин. Ни капли шутки... А? Ну, думайте, что ли! И сейчас повергнемся к стопам родительским! Оно и расходу меньше -- две свадьбы зараз... А уж какое ликованье для Ольги-то Николаевны будет!
   Липочка (надувшись). Ну, что вы врете.
   Нивин. Серьезно-с, серьезно.
   Липочка. Да это я не знаю, что такое...
   Нивин. Помните, я говорил, что и в скуке могут быть вариации? То вы скучали одни, а теперь будем скучать вдвоем.
   Липочка. Но что вы чувствуете ко мне... и что я?.. Я не разберу ничего.
   Нивин. Разберем и почувствуем это мы уже после,
   Липочка. А теперь надо поверить вам?
   Нивин. Полагаю, что надо.
   Липочка (серьезно). Ну, хорошо. Вы -- честный человек?
   Нивин. Да-с, и красоту телесную ценить умею.
   Липочка (несколько обидясь, сквозь слезы). Кроме телесного, я думаю, у меня и умишко есть, хоть небольшой, и сердце...
   Нивин (горячо пожимая ей руку). Разве я не замечаю, разве я не замечаю!
   Липочка (с улыбкой). А заметили -- так и слава богу.

Входит Сандырева.

   

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Липочка, Нивин и Сандырева.

   Нивин. Ольга Николаевна, благословите нас!

Сандырева пятится назад, ничего не понимая.

   Я хочу жениться, и ваша дочь согласна.
   Сандырева (всплеснув руками). Боже мой, да как же это случилось?
   Нивин. Очень просто: вздумали, да и женимся.
   Сандырева. Василий Сергеевич, какая честь! Липочка, ангел мой!

Обнимает дочь, из залы входит Сандырев.

   

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Липочка, Нивин, Сандырева и Сандырев.

   Сандырева. Иван Захарыч, пиши, пиши... записывай.
   Сандырев. Что, что, что писать, что записывать?
   Сандырева. Счастливый день -- вот что. (Указывая.) Вот -- еще жених.
   Сандырев. Позвольте, позвольте! Что такое?
   Сандырева. Василий Сергеевич просит руки.
   Сандырев. Да, вот что; а я было хотел спросить вас...
   Нивин. Что вам угодно?
   Сандырев. Где город Питсбург?
   Нивин. Далеко, Иван Захарыч.
   Сандырева. Ах, да опомнись ты.
   Сандырев. Погоди, матушка! То-то я и говорю; без знания географии никак не догадаешься, где какой город. Вот Питсбург.
   Сандырева. Да послушай ты, Василий Сергеевич делает нам честь, просит руки Липочки.
   Сандырев. Ха, ха, ха! Это что-то уж того... как в сказке, две свадьбы. Не ожидал, право, не ожидал. (Жмет руку Нивину.) Такая честь... мне приятно, благодарю вас
   Сандырева. А ты все с Европой.
   Нивин. Зачем вам новости из Европы, когда у вас дома такие внутренние известия!

Входят Настя и Иванов.

   

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Сандырев, Сандырева, Липа, Нивин, Настя и Иванов.

   Сандырева. Теперь уж я и не знаю, право, кому кого поздравлять! Настя, обними сестру: она -- тоже невеста! Вот Василий Сергеевич...
   Настя. Липочка! Неужели? (Объятия.) Василий Сергеевич! Поздравляем. (Рукопожатие.) А это -- мой жених, рекомендую.

Нивин и Иванов раскланиваются.

   Сандырева. Счастливый, счастливый день в нашей жизни!
   Настя. Мы, мама, с Петром Степанычем за музыкой послали.
   Сандырева. Веселитесь, дети, веселитесь!
   Сандырев берет со стола газету.
   Сандырева (мужу). Целуйте ручку, благодарите жену!
   Сандырев (целует). Благодарю, благодарю. Господа, это не жена, это -- сокровище; особенно в нынешнее-то время. (Тычет пальцем в газету.)
   Сандырева. А! Поняли наконец?
   Сандырев. Понял, матушка, понял. Как хорошо, покойно мужу-то! Ни об чем не тужи! Как ему свободно заниматься политикой-то! (Раскрывает газету и идет в дверь направо.)
   Сандырева. Иван Захарыч! Иван Захарыч!
   Все. Куда вы, куда вы?
   Сандырев. Веселитесь, веселитесь! А я пойду дочитаю.
   

КОММЕНТАРИИ

   Печатается по тексту "Отечественных записок" (1877, No 7), со сверкой по двум рукописям пьесы (Институт русской литературы АН СССР) и по изданию "Драматические сочинения А. Островского и Н. Соловьева", СПБ., 1881.
   "Счастливый день" -- первая пьеса А. Н. Островского, в которой он вступил в сотрудничество с драматургом Н. Я. Соловьевым.
   Николай Яковлевич Соловьев (1845-1898) за период с 1865 по 1874 год написал пять пьес: "Куда деваться", "Душевный человек", "Своего рода несчастье", "Слабые нервы", "Разладица", и все они были либо не одобрены Театрально-литературным комитетом, либо запрещены цензурой. В 1875 году Театрально-литературный комитет не одобрил и шестую пьесу Н. Соловьева "Кто ожидал?" -- первую редакцию комедии "Женитьба Белугина".
   После шести "неодобрений" и "запрещений" его пьес Соловьеву пришлось оставить самую мысль о том, чтобы быть драматургом, и довольствоваться местом учителя в уездном городе.
   В 1876 году один из друзей Соловьева передал его рукописи А. Н. Островскому с просьбой помочь Соловьеву. Великий драматург, отметив неопытность Н. Соловьева как драматурга, вместе с тем, признал его несомненную одаренность. Именно высокой оценкой таланта Н. Соловьева и объясняется глубокая и длительная заинтересованность Островского в литературной и театральной судьбе Соловьева. Островский принимал участие в драматургической работе Соловьева в течение десятилетия (1876-1886); первые же пять лет были временем соавторства Островского и Соловьева.
   Следует отметить, что в пьесах, написанных без участия Островского, оказались непреодоленными недостатки Соловьева-драматурга -- его склонность к мелодраматизму ("Медовый месяц") и поверхностному комизму положений ("Прославились"). Из пьес Н. Я. Соловьева ни одна (за исключением "На пороге к делу") не имела сколько-нибудь значительного успеха, и в репертуаре удержались лишь пьесы, написанные в соавторстве с Островским.
   Высокую оценку помощи Островского находим в письмах Соловьева. 5 сентября 1877 года Соловьев отмечал: "Вы решительно воздвигаете меня среди моей невеселой жизни, и каждое ваше слово вливает в меня новую энергию; если я буду иметь какой-нибудь успех, достигну чего-нибудь, то всегда с истинною признательностью назову вас человеком, выхватившим меня, кому я всем обязан". (Переписка А. Н. Островского с Н. Я. Соловьевым. Вступительная статья и комментарии Д. И. Малинина. "Труды Костромского научного общества по изучению местного края". Выпуск XII. Литературный сборник 1, Кострома, 1928, стр. 37.) {Ссылки на это издание в дальнейшем обозначаются; Малинин, и указываются страницы издания.}
   В другом письме, от 1 ноября 1878 года, Н. Соловьев писал: "Ваше сотрудничество со мной -- это моя гордость и главная награда, и я знаю, что лучшей образовательной школы драматического писателя, как у вас, под вашей рукой, я не найду". (Малинин, 48.)
   "...Я только о том и хлопочу, -- писал о Соловьеве Островский, -- чтобы заставить его зарабатывать свой успех задним числом, т. е. самым прилежным образом изучать технику драматического искусства, для того, чтобы стать мастером и легко и с умением распоряжаться тем материалом, который дает ему его талант". (П. Морозов. Островский в его переписке, "Вестник Европы", 1916, кн. 10, стр. 75.)
   Доля участия Островского в каждой пьесе, написанной в сотрудничестве с Н. Соловьевым, различна, но совершенно несомненно то, что Островский своим участием неизменно увеличивал идейную значительность и художественную ценность пьес. Он привносил в них ту реалистическую правдивость, ту зоркость художника критического реализма, с которою сам изображал русскую действительность 70-х годов. Оскудение и разложение класса дворянства, новый фазис в жизни класса буржуазии изображены в пьесах "Дикарка", "Светит, да не греет", "Женитьба Белугина" {Пьеса "На пороге к делу", вошедшая в первое издание "Драматических сочинений А. Островского и Н. Соловьева" (СПБ., 1881), исключена из настоящего издания, так как Островский признавал ее принадлежащей одному Н. Соловьеву. 23 января 1879 года он писал Бурдину: "Пьесу "На пороге к делу" Соловьев написал всю сам и писал ее у меня в деревне". В связи с постановкой ее на сцене он также писал Бурдину: "Пьеса не моя, и пусть Соловьев распоряжается как знает".} в том же критическом освещении, с каким показаны они в пьесах самого Островского, написанных в ту же эпоху ("Бесприданница", "Сердце не камень", "Невольницы"). Как великолепный мастер техники драматического искусства, Островский усиленно трудился над тем, чтобы придать пьесам, написанным в соавторстве с Н. Соловьевым, большие, чисто театральные достоинства -- стройность построения и сценичность. Как великий знаток живой русской речи, Островский много поработал над языком персонажей, добиваясь красочности и яркости речи и вместе с тем -- ясности, сжатости и выразительности диалогов.
   Пьеса "Счастливый день" первоначально называлась "Всех устроила! Сцены в захолустье из минувшего невозвратно". Она была окончена Соловьевым 7 июня 1876 года в Щелыкове, имении Островского.
   Рукописи пьесы позволяют установить характер работы Островского над пьесой "Счастливый день". Это, во-первых, писанный рукой Соловьева текст пьесы, под которым находится им же поставленная дата "1876 г. Июня 7". Этот текст носит на себе правку Островского: вычерки отдельных мест, стилистические исправления, вставки и замены отдельных слов, перестановки некоторых кусков текста и т. д. Но все более крупные вставки в пьесу (числом 21), реплики, диалоги, Островский не вносил в рукописный текст Соловьева, а собственноручно записывал в отдельную небольшую тетрадь. Наибольшее количество нового текста внесено Островским в первое действие.
   Так, в рукописи Соловьева действие происходило в 1870 году. Пьеса начиналась словами почтмейстера, читающего свежие газеты: "Париж взят... Наполеон в плену!.. Гм... дипломатический горизонт... Гроза!.. Бисмарк!.. Что думает сей ум, что он еще намерен!" Островский перенес действие пьесы в эпоху войн Сербии и России с Турцией (1876-1877) и тем увеличил интерес пьесы для зрителя, смотревшего ее впервые осенью 1877 года. Почтмейстера Ивана Ильича Снигирева Островский переименовал в Ивана Захаровича Сандырева. Генерал Шульгин был переименован в Шургина.
   Как видно из сравнения двух редакций пьесы "Счастливый день", Островский много внимания уделил языку действующих лиц.
   Вот перечень тех вставок, которые сам Островский внес в особую тетрадь как более значительные:
   Действие 1. В явлении 1 Островскому принадлежит начало, от слов Сандырева: "Малый Зворник" до его же реплики: "Каша из горшка ушла, что ли?", и конец, от слов Сандыревой: "Вот это хорошо..." до реплики Сандырева: "Нет, Малый Зворник" включительно; во 2-м явлении от слов Сандырева: "Ну, подожди! За мной не пропадет" до реплики его жены: "Вы только посудите, что у нас на руках". Островскому принадлежит, за исключением двух-трех фраз, большая часть 3-го явления -- от слов Солдатки: "Бежал бы без оглядки" до ухода Сандырева. В 4-м явлении Островским написано начало до слов Сандыревой: "Не к лицу она нам с тобой". В явлении 5-м перу Островского принадлежат две реплики Нивина и Липочки от: "Не заметно-с!" до: "Отравите меня", ряд возражений Нивина против этого "отравления", и все дальнейшее от слов Липочки: "Василий Сергеевич! Сделайте такую милость!" до конца явления. В 6-м явлении Островский вписал обмен репликами между Сандыревой и Нивиным от его слов: "Так вы хотите лечить ее?" до слов в его же реплике: "как рукой снимет". В 8-м явлении Островский вставил две реплики Насти и Липочки от обращения первой: "Сестрица!" до ухода Липочки.
   Во 2-м действии вставки Островского сосредоточены в 3-м и 4-м явлениях -- в сцене объяснения Насти с Ивановым. Сюда относятся: 1) три последние реплики 3-го явления, 2) четыре первые реплики 4-го явления и в том же явлении от слов Насти: "К кому -- к нам?" до слов Нивина: "тоже-с", от вопроса Насти: "В кого же вы влюблены?" до слов Иванова: "еще не было случая-с", от восклицания Насти: "Ух, как хорошо!" до конца явления. В 7-м явлении Островскому принадлежат четыре реплики от слов Шургина: "Как -- человеколюбие?" до ответа Сандырева: "Точно так, ваше превосходительство". В 12-м явлении вставлена Островским реплика Михаленки, начинающаяся словами: "Ни-ни-ни..."
   В 3-м действии Островскому принадлежит все 1-е явление, исключая кусок текста от слов Сандыревой: "Ну, так я вам объясню" до ее же: "Шарманку на плечи?" В 6-м явлении Островский включил реплику Нивина: "Показывать свету..." В 7-м явлении Островскому финадлежит реплика Нивина: "Помните, я говорил..." и весь конец явления от слов Липочки: "А теперь надо поверить вам?" 9-е явление принадлежит Островскому, исключая первые пять реплик. Финал пьесы (явление 10-е) от слов Насти: "Мы, мама, с Петром Степанычем за музыкой послали" -- до конца также принадлежит Островскому.
   По поводу этих изменений Соловьев писал Островскому 5 сентября 1877 года: "Я читал "Счастливый день" -- все, внесенное вами, прекрасно, и пьеса вышла много оживленнее". (Малинин, 37.)
   Пьеса "Счастливый день" появилась в "Отечественных записках" в 1877 году за подписью "Щ......."; эта подпись повторяет ту, которую Островский собственноручно поставил на тетради своих вставок в текст Соловьева "Щ-ский", то есть "Щелыковский".
   Пьеса "Счастливый день" впервые поставлена в Малом театре 28 октября 1877 года, в бенефис М. А. Дурново, исполнявшего роль Михаленко; другие роли исполняли: супругов Сандыревых -- С. В. Шумский и С. П. Акимова, Настю -- В. П. Музиль-Бороздина, Липочку -- Е. С. Шуйская, Шургина -- В. А. Макшеев, Нивина -- М. П. Садовский, Иванова -- Н. И. Музиль. Островский сообщал Соловьеву: "Пьеса "Счастливый день" имела большой успех: артистов вызывали после каждого акта и некоторых даже после сцен". (Малинин, 38.)
   В Петербурге "Счастливый день" был представлен 14 ноября в Александрийском театре в бенефис А. М. Читау, игравшей Сандыреву; Сандырева исполнял Ф. А. Бурдин, Настю -- М. Г. Савина, Шургина -- К. А. Варламов, Иванова -- Н. Ф. Сазонов, Михаленко -- И. Ф. Горбунов. "И в Петербурге пьеса "Счастливый день" имела большой успех", -- сообщал Островский Соловьеву. (Малинин, 39.)
   В репертуаре советского театра пьеса "Счастливый день" появилась с первых дней революции. Так, 17 августа 1919 года комедия была представлена на одном из фортов Кронштадта. "Замечательно то, -- говорится в отзыве об этом спектакле, -- что за полным отсутствием всего необходимого в оборудовании театра, как-то отсутствие декораций, электрического света, бутафории, мебели и пр., спектакль был поставлен выше всяких похвал. Артистов чуть ли не носили на руках". (Газета "Красный Балтийский флот", П., 1919, No 44, 31 августа.)
   Из советских постановок пьесы "Счастливый день" наиболее примечательной была постановка в ленинградском Новом театре в 1939 году, около десяти лет державшаяся в репертуаре.
   
Оценка: 7.46*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru