А м о с П а н ф и л
ы ч Б а р а б о ш е в, купец, лет за 40, вдовый. М а в р а Т а р
а с о в н а, его мать, полная и еще довольно свежая старуха, лет за 60,
одевается по-старинному, но богато, в речах и поступках важность и
строгость. П о л и к с е н а, дочь Барабошева, молодая девушка. Ф и л и ц
а т а, старая нянька Поликсены. Н и к а н д р М у х о я р о в,
приказчик Барабошева, лет 30. Г л е б М е р к у л ы ч, садовник. П а
л а г е я Г р и г о р ь е в н а З ы б к и н а, бедная женщина,
вдова. П л а т о н, ее сын, молодой человек.
Действие происходит в Москве.
Сад при доме Барабошевых:
прямо против зрителей - большая каменная беседка с колоннами; на площадке, перед
беседкой, садовая мебель: скамейки с задками на чугунных ножках и круглый
столик; по сторонам кусты и фруктовые деревья; за беседкой видна решетка
сада.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Входят Филицата и Зыбкина.
З ы б к и н
а. Ах, ах, ах! Что ты мне сказала! Что ты мне сказала! То-то, я смотрю, девушка
из лица изменилась, на себя не похожа. Ф и л и ц а т а. Все от любви, сердце
ноет. И всегда так бывает, когда девушек запирают. Сидит, как в тюрьме, - выходу
нет, а ведь уж в годах, уж давно замуж пора... Так чему дивиться-то? З ы б к
и н а. Да, да. Что ж вы ее замуж-то не отдаете? Неужели женихов нет? Ф и л и
ц а т а. Как женихов не быть, четвертый год сватаются; и хорошие женихи были; да
бабушка у нас больно характерна. Коли не очень богат, так и слышать не хочет; а
были и с деньгами, так, вишь, развязности много, ученые речи говорит, ногами
шаркает, одет пестро; что-нибудь да не по ней. Боится, что уважения ей от такого
не будет. Ей, видишь ты, хочется зятя и богатого, и чтоб тихого, не из бойких,
чтоб он с затруднением да не про все разговаривать-то умел; потому она сама из
очень простого звания взята. З ы б к и н а. Скоро ль ты его найдешь
такого! Ф и л и ц а т а. И я то же говорю. Где ты нынче найдешь богатого да
неразвязного? Кто его заставит длинный сертук надеть али виски гладко примазать?
Вяжет-то человека что? Нужда. А богатый весь развязан и уж, обыкновенно, в
цветных брюках... Ничего не поделаешь. З ы б к и н а. Уж само собой, что в
цветных; потому, Какая ж ему неволя!.. Ф и л и ц а т а. Мудрит старуха над
женихами, а внучка, между тем временем, влюбилась, да и сохнет сердцем. Кабы у
нас знакомство было да вывозили Поликсену почаще в люди, так она бы не была так
влюбчива; а из тюрьмы-то первому встречному рад: понравится и сатана лучше
ясного сокола. З ы б к и н а. Одного я понять не могу: в этакой крепости
сидючи, за пятью замками, за семью сторожами, только и свету, что в окне, - как
тут влюбиться? Мечтай сколько хочешь, а живого-то нет ничего. Ведь чтоб
влюбиться очень-то, все-таки и видеться нужно, и поговорить хоть немножко. Ф
и л и ц а т а. Ох, все это было, и не немножко. Разумеется, завсегда в этом мы,
няньки, виноваты, мы - баловницы-то. Да ведь как и не побаловать! Вижу, в тоске
томится - пусть, мол, поболтает с парнем для времяпровождения. А случай как не
найти? Хоть сюда в сад проведу, никому и в лоб не влетит. А вот оно что
вышло-то. З ы б к и н а. Очень разве уж полюбила-то? Ф и л и ц а т а. До
страсти полюбила. Сама суди: характер огневой, упорная, вся в бабушку. Вдруг ей
придет фантазия; хочу, говорит, его видеть беспременно! А в другой раз никак
нельзя, а ей вынь да положь, - вот и вертись нянька как знаешь, И день и ночь
ноги трясутся, так вот и жду, так вот и жду, что до бабушки дойдет; куда мне
тогда деваться-то? А моя ль вина, я давно твержу: "Пора, пора, что вы ее
переращиваете, куда бережете?" Так бабушка-то у нас совсем состарилась,
девичье-то положение понимать перестала. Я, говорит, живу же, ни об чем
помышления не имею. На-ка! В семьдесят-то лет! А ты свою молодость вспомни! З
ы б к и н а. Диковинное дело, что у такого богатого, знаменитого купца дочь
засиделась. Ф и л и ц а т а. Какой он богатый, какой знаменитый? Бабушка
характерна, а он балалайка бесструнная, - никакого толку и не жди от них.
Старуха-то богата, а у него своего ничего нет, он торгует от нее по
доверенности, - дана ему небольшая; во сколько тысяч, уж не знаю. Да и то
старуха за него каждый год приплачивает. З ы б к и н а. Что ж им за радость в
убыток торговать? Ф и л и ц а т а. Бабушка так рассуждает: хоть и в убыток,
все-таки ему занятие; нарушь торговлю, при чем же он останется. Да уж морщится
сама-то, видно, тяжело становится; а он, что дальше, то больше понятие терять
начинает. Приказчик есть у нас, Никандра, такой-то химик, так волком и смотрит;
путает хозяина-то еще пуще, от дела отводит, - где хозяину убыток, а ему барыш.
Слышим мы, на стороне-то так деньгами и пошвыривает, а пришел в одном
сертучишке. З ы б к и н а. Знаю я все это, - сын мне сказывал. Ф и л и ц а
т а. Ты за каким делом к хозяину-то пришла? З ы б к и н а. Все об сыне. Да
занят, говорят, хозяин-то, подождать велели. Взять я сына-то хочу, да опять
беда, долг меня путает. Как поставила я его к вам на место, так хозяин мне
вперед двести рублей денег дал, - нужда была у меня крайняя. И взял хозяин-то с
меня вексель, чтоб сын заживал. Да вот горе-то мое, нигде Платоша ужиться не
может. Ф и л и ц а т а. Отчего бы так? Кажется, он парень смирный. З ы б к
и н а. Такой уж от рождения. Ты помнишь, когда он родился-то? В этот год дела
наши расстроились, из богатства мы пришли в бедность, муж долго содержался за
долги, а потом и помер, сколько горя-то было у меня! Вот, должно быть, на
ребенка-то и подействовало, и вышел он с повреждением в уме. Ф и л и ц а т а.
Какого же роду повреждение у него? З ы б к и н а. Все он, как младенец, всем
правду в глаза говорит. Ф и л и ц а т а. В совершенный-то смысл не
входит? З ы б к и н а. Говорит очень прямо, ну, значит, ничего себе в жизни
составить и не может. Учился он хоть на медные деньги, а хорошо, и конторскую
науку он всю понял; учителя все его любили и похвальные листы ему давали - и
теперь у меня в рамках на стенке висят. Ну, конечно, всякому мило в ребенке
откровенность видеть, а он и вырос, да такой же остался. Учатся бедные люди для
того, чтоб звание иметь да место получить; а он чему учился-то, все это за
правду принял, всему этому поверил. А по-нашему, матушка, по-купечески: учись,
как знаешь, хоть с неба звезды хватай, а живи не по книгам, а по нашему
обыкновению, как исстари заведено. Ф и л и ц а т а. Что же ему у нас-то не
живется? З ы б к и н а. Да нельзя, матушка. Поступил он к вам в контору
булгахтером, стал в дела вникать и видит, что хозяина обманывают; ему бы уж
молчать, а он разговаривать стал. Ну, и что же с ним сделали! Начали все над ним
смеяться, шутки да озорства делать, особенно Никандра; хозяину сказали, что он
дела не смыслит, книги путает, - оттерли его от должности и поставили шутом.
(Оглядываясь.) Какой у вас сад распрекрасный! Ф и л и ц а т а. Сама старуха
за всем наблюдает; и сохрани бог, коли кто хоть одно яблоко тронет. А куда
бережет? Ведь не торговать ими. Ужо, к вечеру, я пойду со двора, так занесу тебе
десяточек либо два. З ы б к и н а. Спасибо. Ф и л и ц а т а. Надо мне
сходить по нашему-то делу; колдуна я нашла. З ы б к и н а. Ужели
колдуна? Ф и л и ц а т а. Колдун не колдун, а слово знает. Не поможет ли он
моей Поликсене? Все его в Москве не было, увидала я его третьего дня, как
обрадовалась!
Входит Глеб, крутя в зубах веревку из мочалы.
ЯВЛЕНИЕ
ВТОРОЕ
Филицата, 3ыбкина, Глеб.
Ф и л и ц а т а. Меркулыч, ты мешок-то
с яблоками убрал бы куда подальше; а то в кустах-то его видно. Сама пойдет да
заметит, сохрани господи! Г л е б. Прибрано. Ф и л и ц а т а. То-то
же. Г л е б. А ты почем знаешь, что он с яблоками? Может, там у меня жемчуг
насыпан? Ф и л и ц а т а. Не жемчуг, видела я. Г л е б. Понюхала. Эко у
вас любопытство! Ну уж! Ф и л и ц а т а. Тебя же берегу, Меркулыч. Г л е
б. Не надо, я сам себя берегу. Кабы в сад, окромя меня да хозяев, никому ходу не
было, ну, был бы я виноват; а то всякий ходит, значит с меня взыскивать
нечего. Ф и л и ц а т а. Толкуй с тобой! Кому нужны ваши яблоки? Хоть и
сшалит кто, ну десяток, много два во все лето, а ты мешками таскаешь. Г л е
б. Я виноват не останусь, ты не сумлевайся! Ф и л и ц а т а. Да мне что. З
ы б к и н а. Заходи ко мне, как пойдешь к колдуну-то! Ф и л и ц а т а. Да уж
пойду; там что ни выдет, а попробую я эту ворожбу. Вон, никак, сама идет, пойдем
за ворота, постоим, потолкуем. (Уходят.) Г л е б. Я себе оправдание
найду.
Входят: Мавра Тарасовна и Поликсена, Глеб отходит к стороне и
подвязывает сук у дерева.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Мавра Тарасовна,
Поликсена, Глеб.
М а в р а Т а р а с о в н а. Нет уж, миленькая моя,
что я захочу, так и будет, - никто, кроме меня, не властен в доме
приказывать. П о л и к с е н а. Ну и приказывайте, кто ж вам мешает! М а в
р а Т а р а с о в н а. И приказываю, миленькая, и все делается по-моему,
как я хочу. П о л и к с е н а. Ну, вот прикажите, чтоб солнце не светило,
чтоб ночь была. М а в р а Т а р а с о в н а. К чему ты эти глупости!
Нешто я могу, коли божья воля?.. П о л и к с е н а. И многого вы, бабушка, не
можете; так только уж очень вы об себе высоко думаете. М а в р а Т а р
а с о в н а. Что бы я ни думала, а уж знаю я, миленькая, наверно, что ты-то вся
в моей власти: что только задумаю, то над тобой и сделаю. П о л и к с е н а.
Вы полагаете? М а в р а Т а р а с о в н а. Да что мне полагать? Я без
положения знаю. Полагайте уж вы, как хотите, а мое дело вам приказы давать, вот
что. П о л и к с е н а. Стало быть, вы воображаете, что мое сердце вас
послушает: кого прикажете, того и будет любить? М а в р а Т а р а с о в
н а. Да что такое за любовь? Никакой любви нет, пустое слово выдумали. Где много
воли дают, там и любовь проявляется, и вся эта любовь - баловство одно.
Покоряйся воле родительской - вот это твое должное; а любовь не есть какая
необходимая, и без нее, миленькая, прожить можно. Я жила, не знала этой любви, и
тебе незачем. П о л и к с е н а. Знали, да забыли. М а в р а Т а р а
с о в н а. Вот как не знала, что я старуха старая, а мне и теперь твои слова
слушать стыдно. П о л и к с е н а. Прежде так рассуждали, а теперь уж совсем
другие понятия. М а в р а Т а р а с о в н а. Ничего не другие, и теперь
все одно; потому женская природа все та же осталась; какая была, такая и есть,
никакой в ней перемены нет, ну и порядок все тот же: прежде вам воли не давали,
стерегли да берегли, - и теперь умные родители стерегут да берегут. П о л и к
с е н а (смеясь). Ну, и берегите, да только хорошенько!.. (Отходит к
стороне.) М а в р а Т а р а с о в н а (Глебу). Вижу я, Меркулыч, что
тебе у нас жить надоело, - больно хорошо место, не по тебе. Так ищи себе такого,
где от вас дела не спрашивают, за пропажу не взыскивают! Оглядись хорошенько,
что у нас в саду-то! Где ж яблоки-то? Точно Мамай с своей силой прошел; много ль
их осталось? Г л е б. Убыль есть, Мавра Тарасовна, это я вижу, это правда
ваша; у вас глаз на это верный, золотой глаз, - убыль есть, это так точно. П
о л и к с е н а (смеясь). Яблоков уберечь не можете, а хотите... М а в р
а Т а р а с о в н а. Погоди, Глеб, постой! до тебя очередь после дойдет.
(Медленно подходит к Поликсене.) Это ты что же, миленькая, с кем так
разговариваешь? П о л и к с е н а. Сама про себя. Да я уж и забыла, что
сказала. М а в р а Т а р а с о в н а. Ты не огорчайся, что ты позабыла;
я запомню. Будешь ты сидеть дома под замком вплоть до свадьбы. П о л и к с е
н а. До какой свадьбы? М а в р а Т а р а с о в н а. А вот когда я найду
тебе, миленькая, жениха по своей мысли. П о л и к с е н а. А коли найдете по
своей мысли, так сами за него и выходите, а мне какая надобность. М а в р
а Т а р а с о в н а. Уж извини, надобностей твоих мы разбирать не станем,
а отдадим за кого нам нужно. П о л и к с е н а. Утешайтесь в мыслях-то,
утешайтесь! М а в р а Т а р а с о в н а. Да не то что в мыслях, а и на
деле будет то самое. Знаю я это твердо и так-то покойна, как нельзя быть
лучше. П о л и к с е н а. Бывает, что и бегают из дому-то. М а в р а
Т а р а с о в н а. Бегают, у кого привязки нет. П о л и к с е н а. А меня что
удержит? М а в р а Т а р а с о в н а. Приданое богатое. Пожалеешь его,
миленькая, не бросишь. Да вот что: уж очень ты разговорилась, - а птица ты еще
не велика, и не пристало мне с тобой много разговорных слов говорить. Есть у
тебя охота, так болтай с нянькой. На то она в доме, чтоб твои глупости слушать,
за то ей и жалованье платят. Ты грезишь, словно к зубам, а она поддакивает, -
вот вам и занятие, - будто дело делаете. Мне распорядок в доме вести, а не
балясы с вами точить. А ты мне убегом не грози! Коли замки у нас старые плохи,
так слесаря нам по знакомству новые сделают, покрепче. П о л и к с е н а. И
вы мне, бабушка, замками не грозите! Кому неволя опротивеет, кто захочет из нее
вырваться, тот себе дорогу найдет. М а в р а Т а р а с о в н а. Куда
это, не слыхать ли? П о л и к с е н а (на ухо бабушке). В могилу.
(Уходит.) М а в р а Т а р а с о в н а (вслед ей). Ну, миленькая, не
вдруг-то туда сберешься, подумаешь прежде.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Мавра Тарасовна, Глеб.
М а в р
а Т а р а с о в н а. Где же, Меркулыч, яблоки-то? Г л е б. Яблоки? Это
точно, как я теперь замечаю, их бы надо больше быть, - умаление есть. М а в р
а Т а р а с о в н а. Да от чего умаление-то? Г л е б. Вот что,
сударыня, Мавра Тарасовна: я их стеречь приставлен... М а в р а Т а р а
с о в н а. Ну да, ты; я с тебя и спрашиваю. Г л е б. Позвольте! Я их стеречь
приставлен, так вы себя успокойте, я вам вора предоставлю. М а в р а Т
а р а с о в н а. Давно б тебе догадаться. Да ты, пожалуй, далеко искать станешь,
так не скоро найдешь; не поискать ли нам самим поближе? Г л е б. Я вам вора
предоставлю; потому мне тоже слушать такие слова от вас - ой-ой! М а в р
а Т а р а с о в н а. Напраслину терпишь, миленький, задаром обидели? Г
л е б. Что угодно говорите, на все ваша воля... А только я вам вот что скажу:
нам без ундера никак нельзя. М а в р а Т а р а с о в н а. Какого,
миленький, ундера, на что он нам? Г л е б. У ворот поставить. Сторожка у нас
новая построена, вот он тут и должен существовать. М а в р а Т а р а с
о в н а. У нас дворники есть. Г л е б. Ну, что дворники! Мужики - одно
слово. М а в р а Т а р а с о в н а. Ундер ундером, это наше дело; а я с
тобой об яблоках толкую. Г л е б. Да ундер для всего лучше, особливо если с
кавалерией. Кто идет - он опрашивает: к кому, зачем; кто выходит - он осмотрит,
не несет ли чего из дому. Как можно! Первое дело - порядок, второе дело - вид.
Купеческий дом, богатый, да нет ундера у ворот - это что ж такое! М а в р
а Т а р а с о в н а. Ундера, это правда, для всякой осторожности... Я
прикажу поискать. Г л е б. А вора, вы не беспокойтесь, я вам найду, я его
устерегу. Не для вас, а для себя постараюсь, потому этот вор должен меня
оправдать перед вами. Вам обидно, я вижу, вижу; но, однако, и мне... такое
огорчение... это хоть кому... М а в р а Т а р а с о в н а. Ты с
огорчения-то, пожалуй... Г л е б. Ну уж не знаю, перенесу ли. Я вам наперед
докладываю. Вон хозяин в сад вышел. (Уходит.)
Входят Барабошев и Мухояров.
ЯВЛЕНИЕ
ПЯТОЕ
Мавра Тарасовна, Барабошев, Мухояров.
М у х о я р о в
(Барабошеву). Давно я вас приглашаю: пожалуйте в контору; потому - хозяйский
глаз... без него невозможно... Б а р а б о ш е в. Не в расположении.
(Матери.) Маменька, я расстроен. (Мухоярову.) Мне теперь нужен покой... Понимай!
Одно слово, и довольно. (Матери.) Маменька, я сегодня расстроен. М а в р
а Т а р а с о в н а. Уж слышала, миленький, что дальше-то будет? Б а р
а б о ш е в. Все так и будет, в этом направлении. Я не в себе. М а в р
а Т а р а с о в н а. Ну мне до этих твоих меланхолиев нужды мало; потому
ведь не божеское какое попущение, а за свои деньги, в погребке или в трактире,
расстройство-то себе покупаете. Б а р а б о ш е в. Верно... Но при всем том и
обида. М а в р а Т а р а с о в н а. Так вот ты слушай, Амос Панфилыч,
что тебе мать говорит! Б а р а б о ш е в. Могу. М а в р а Т а р а с
о в н а. Нельзя же, миленький, уж весь-то разум пропивать; надо что-нибудь, хоть
немножко, и для дому поберечь. Б а р а б о ш е в. Я так себя чувствую, что
разуму у меня для дому достаточно. М а в р а Т а р а с о в н а. Нет,
миленький, мало. У тебя и в помышления нет, что дочь - невеста, что я к тебе
третий год об женихах пристаю. Б а р а б о ш е в. Аккурат напротив того, как
вы рассуждаете, потому как я постоянно содержу это на уме. М а в р а Т
а р а с о в н а. Да что их на уме-то содержать, ты нам-то их давай. Б а р а б
о ш е в. Через этих-то самых женихов я себе расстройство и получил. Вы
непременно желаете для своей внучки негоцианта? М а в р а Т а р а с о в
н а. Какого негоцианта! Так, купца попроще. Б а р а б о ш е в. Все одно -
негоцианты разные бывают: полированные и не полированные. Вам нужно черновой
отделки, без политуры и без шику, физиономия опойковая, борода клином, старого
пошибу, суздальского письма? Точно такого негоцианта я в предмете и имел, но на
деле вышел конфуз. М а в р а Т а р а с о в н а. Почему же так,
миленький? Б а р а б о ш е в. Извольте, маменька, понимать, я сейчас вам буду
докладывать. Сосед, Пустоплесов, тоже дочери жениха ищет. М а в р а Т а
р а с о в н а. Знаю, миленький. Б а р а б о ш е в. Стало быть, нам нужно ту
осторожность иметь, чтобы себя против него не уронить. Спрашиваю я его: "Кого
имеете в предмете?" - "Фабриканта", - говорит. Я думаю: "Значит, дело вровень,
ушибить ему нас нечем?" Только по времени слышу от него совсем другой тон.
Намедни сидим с ним в трактире, пьем мадеру, потом пьем лафит "Шато ля роз",
новый сорт, мягчит грудь и приятные мысли производит. Только опять зашла речь об
этих женихах-мануфактуристах. "Вы, говорит, отдавайте, дело хорошее, вам такого
и надо; а я раздумал". - "Почему?" - спрашиваю. "А вот увидишь", - говорит.
Только вчера встречаю его, едет в коляске сам-друг, кланяется довольно гордо и
показывает мне глазом на своего компаниона. Гляжу - полковник в лучшем виде и
при всем параде. М у х о я р о в. Однако плюха. М а в р а Т а р а с
о в н а. Ай, ай, миленький! Б а р а б о ш е в. Как я на ногах устоял, не
знаю. Что я вина выпил с огорчения! "Шато ля роз" не действует, а от мадеры еще
пуще в жар кидает... Велите-ка, маменька, дать холодненького. М а в р а
Т а р а с о в н а. Прохладиться-то, миленький, еще успеешь... Видела я, сама
видела, что к ним военный подъезжал. Как же нам думать с Поликсеной-то? Б а р
а б о ш е в. Ты скажи, маменька, обида это или нет! М а в р а Т а р а с
о в н а. Ну, как не обида? Само собой, обида. Б а р а б о ш е в. Поклонился
да глазами-то так скосил на полковника - на-ка, мол, Барабошев, почувствуй! М
а в р а Т а р а с о в н а. Ведь зарезал, миленький, зарезал он нас. М у
х о я р о в. Он теперь в мыслях-то подобно как на колокольне, а вы с грязью
вровень-с. М а в р а Т а р а с о в н а. Но до этого случая ему
возноситься над нами было нечем, Амос Панфилыч ни в чем ему переду не
давал. Б а р а б о ш е в. И теперь не дадим. Раскошеливайся, маменька,
камуфлет изготовим. М а в р а Т а р а с о в н а. Да какой такой
камуфлет? Б а р а б о ш е в. К ним в семь часов господин полковник наезжает,
и все они за полчаса ждут у окон, во все глаза смотрят, - и сейчас - без
четверти семь, - подъезжает к нашему крыльцу генерал. Вот мы им глазами-то и
покажем. М у х о я р о в. Закуска важная! Сто твоих помирил, да пятьсот в
гору. М а в р а Т а р а с о в н а. Да где ж ты, миленький, генерала
возьмешь? Б а р а б о ш е в. В образованных столицах, где живут люди
просвещенные, там на всякое дело можно мастера найти. Ежели вам нужно гуся, вы
едете в Охотный ряд, а ежели нужно жениха... М а в р а Т а р а с о в н
а. Ну, само собой, к свахам. Б а р а б о ш е в. К этому самому сословию мы и
обращались и нашли настоящую своему делу художницу. Никандра, как она себя
рекомендовала? М у х о я р о в. "Только птичьего молока от меня не
спрашивайте; потому негде взять его; а то нет того на свете, чего бы я за деньги
не сделала". Б а р а б о ш е в. Одно слово, баба орел, из себя королева,
одевается в бархат, ходит отважно, говорит с жаром, так даже, что крылья у
чепчика трясутся, точно он куда лететь хочет. М а в р а Т а р а с о в н
а. И тебе не страшно будет, миленький, с генералом-то разговаривать? Б а р а
б о ш е в. У меня разговор свободный, точно что льется, без всякой задержки и
против кого угодно. Такое мне дарование дано от бога разговаривать, что даже все
удивляются. По разговору мне бы давно надо в думе гласным быть или головой;
только у меня в уме суждения нет и что к чему - этого мне не дано. А
обыкновенный разговор, окромя сурьезного, у меня все равно что бисер. М а в р
а Т а р а с о в н а. У тебя есть дарование, а мне-то как, миленький? Б
а р а б о ш е в. И вы так точно, под меня подражайте! М а в р а Т а р а
с о в н а. А денег-то сколько нужно, как это генералу полагается? Б а р а б о
ш е в. Деньги все те же; но лучше отдать их вельможе, чем суконному рылу. М а
в р а Т а р а с о в н а. Да шутишь ты, миленький, или вправду? Б а р а
б о ш е в. Завтрашнего числа развязка всему будет: придет сваха с ответом; и
тогда у нас рассуждение будет, какой генералу прием сделать. М а в р а
Т а р а с о в н а. Нам хоть кого принять не стыдно, дом как стеклышко. Б а р
а б о ш е в. Об винах надо будет заняться основательно, сделать выборку из
прейскурантов. М а в р а Т а р а с о в н а. Да, вот еще, не забыть бы:
нужно нам ундера к воротам для всякого порядку; а теперь, при таком случае, оно
и кстати. Б а р а б о ш е в. Это дело самое настоящее, я об ундере давно
воображал. М а в р а Т а р а с о в н а. Так я велю поискать, нет ли у
кого из прислуги знакомого. (Уходит.)
Входит 3ыбкина.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Барабошев,
Мухояров, 3ыбкина.
З ы б к и н а (кланяясь). Я к вам, Амос Панфилыч. Б а р
а б о ш е в. Оченно вижу-с. Чем могу служить? Приказывайте! З ы б к и н а.
Наше дело - кланяться, а не приказывать. Насчет сынка. Б а р а б о ш е в. Что
же будет вам угодно? З ы б к и н а. Коли он к вашему делу не нужен, так вы
его лучше отпустите! Б а р а б о ш е в. В хорошем хозяйстве ничего не
бросают; потому всякая дрянь пригодиться может. З ы б к и н а. Да что ж ему у
вас болтаться; он в другом месте при деле может быть. Б а р а б о ш е в. И
сейчас при должности находится, он у нас заместо Балакирева. З ы б к и н а.
Он должен свое дело делать, чему обучен; ему стыдно в такой должности быть. Б
а р а б о ш е в. А коли это звание для него низко, мы его можем уволить. Сам
плакать об нем не буду и другим не прикажу. З ы б к и н а. Так уж сделайте
одолжение, отпустите его! Б а р а б о ш е в. Я против закону удерживать его
не могу, потому всякий человек свою волю имеет. Но из вашего разговору я
заключаю так, что вы деньги принесли по вашему документу. З ы б к и н а. Уж
деньги-то я вас покорно прошу подождать. Б а р а б о ш е в. Да-с, это,
по-нашему, пустой разговор называется. Разговаривать нужно тогда, когда в руках
есть что-нибудь; а у вас нет ничего, значит, все ваши слова только одно
мечтание. Но мечтать вы можете сами с собой, и я вас прошу своими мечтами меня
не беспокоить. У нас, коммерсантов, время даже дороже денег считается. Затем до
приятного свидания (кланяется), и потрудитесь быть здоровы! (Мухоярову.)
Никандра, какие у нас дела по конторе спешные? М у х о я р о в. Задержка в
корреспонденции; побудительные письма нужно подписать; потому платежи в большом
застое. Б а р а б о ш е в. Скажи Платону Иванову Зыбкину, чтобы он все, что
экстренное, сюда принес.
Мухояров уходит.
З ы б к и н а. Я одного боюсь, Амос
Панфилыч, как бы он на ваши шутки вам не согрубил, пожалуй, что обидное
скажет. Б а р а б о ш е в. Никак не может; потому обида только от равного
считается. Мы над кем шутим, так даже и ругаться дозволяем; это для нас одно
удовольствие. З ы б к и н а. Нечего делать, надо будет денег искать. Б а р
а б о ш е в. Сделайте одолжение! И ежели где очень много найдете, так покажите и
нам, и мы в оном месте искать будем. Честь имею кланяться.
Зыбкина уходит. Входят: Мухояров и Платон Зыбкин, в руках у него
письма и чернильница с пером.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Барабошев,
Мухояров, Зыбкин.
Б а р а б о ш е в. Корреспонденция? П л а т о н.
Совершенно справедливо-с. (Кладет письма на столик и ставит чернильницу.) Б а
р а б о ш е в. А сколько писем? Чтоб не было мне утомления... П л а т о н.
Подпишете без утомления; потому только пять. Б а р а б о ш е в (шутя).
Почему, братец, нечетка? Как ты неаккуратен. М у х о я р о в. Сколько чего,
вы его не спрашивайте; он в счете сбивчивость имеет. П л а т о н. Нет, я счет
твердо знаю и тебя поучу. М у х о я р о в. Извольте подписывать, после
сосчитаем. (Подкладывает еще письмо и делает знак Барабошеву.) Б а р а б о ш
е в (подписывая). Я пять подписал, а вот еще. (Берет письмо, которое положил
Мухояров.) М у х о я р о в. Я говорю, что счету не знает-с. П л а т о н.
Моих пять, а шестого я не знаю-с. Б а р а б о ш е в. Кто же из нас кого
обманывает? Чья это рука? М у х о я р о в. Его-с. А ты, Платон, не отпирайся,
нехорошо. П л а т о н (подходя). Позвольте! Я свою руку знаю. (Смотрит на
письмо, потом с испугом хватается за карман.) Это письмо у меня украли... Оно
сюда не принадлежит... Пожалуйте! Это я сам про себя... Это мое сочинение.
(Хочет взять письмо.) Б а р а б о ш е в. Осади назад, осади назад! Ты мне сам
его подал, значит, я вправе делать с ним что хочу. П л а т о н. Позвольте,
позвольте! Что я вам скажу... вы, может, не знаете... Да ведь это неблагородно,
это довольно даже низко, Амос Панфилыч, чужие письма читать. Б а р а б о ш е
в. Что для меня благородно, что низко, я сам знаю: ни в учителя, ни в гувернеры
я тебя не нанимал. Не пристань ты ко мне, я б твою литературу бросил, потому,
окромя глупости, ты ничего не напишешь; а теперь ты меня заинтересовал,
пойми! П л а т о н. Амос Панфилыч, ну имейте сколько-нибудь снисхождения к
людям! Б а р а б о ш е в. Стало быть, это тебе будет неприятно? П л а т о
н. Да не то что неприятно, а для чувствительного человека это подобно казни,
когда над его чувствами смеются. Б а р а б о ш е в. А ты разве чувствительный
человек? Мы, братец, этого до сих пор не знали. Сейчас мы вставим двойные стекла
(надевает пенсне) и будем разбирать твои чувствия. П л а т о н (отходя). В
пустой чердак двойных стекол не вставляют. Б а р а б о ш е в. Вы полагаете,
что в пустой? П л а т о н. Да уж это так точно. (Хватаясь за голову.) Но за
что же, боже мой, такое надругательство? Б а р а б о ш е в. А вот за эти ваши
каламбуры. М у х о я р о в. И за два года вперед зачти! Б а р а б о ш е в.
По вашим заслугам надо бы вам еще по затылку награждение сделать... П л а т о
н. Что же, деритесь! Все это вы можете, и драться и чужие письма читать; но при
всем том мне вас жалко, очень мне вас жалко, да-с. Б а р а б о ш е в. Отчего
ж это такая подобная скорбь у вас? П л а т о н. Оттого что вы купец богатый,
известный, а такие ваши поступки, и даже хотите драться... Б а р а б о ш е в.
Так что же-с? П л а т о н. А то, что это есть верх необразования и подлость в
высшей степени.
Входит Мавра Тарасовна, за ней Филицата и Поликсена, которые
останавливаются в кустах.
Б а р а б о ш е в. Пожалуйте,
маменька! Очень вы кстати, сейчас мы вам развлечение доставим, будем читать
сочинение господина Зыбкина.
Мавра Тарасовна садится. Поликсена прислушивается из
кустов.
П л а т о н. Вот уж благодарю, вот уж покорно вас благодарю! Куда как
благородно! Б а р а б о ш е в (читает). "Красота несравненная и душа души
моей". Важно! Ай да Зыбкин. П л а т о н. Эх! Как это довольно подло, что вы
делаете! Б а р а б о ш е в (читает). "Любить и страдать, вот что мне судьба
велела. Нельзя открыть душу, нельзя показать чувства - невежество осмеет тебя и
растерзает твое сердце. Люди необразованные имеют о себе высокое мнение только
для того, чтоб иметь высокое давление над нами бедными. Итак, я должен молчать и
в молчании томиться". М а в р а Т а р а с о в н а (сыну). Что ж это,
миленький, такое написано? Б а р а б о ш е в. Любовное письмо от кавалера к
барышне. М а в р а Т а р а с о в н а. Какой же это кавалер? Б а р а
б о ш е в. А вот рекомендую: чувствительный человек и несостоятельный должник!
Он должен мне по векселю двести рублей, на платеж денег не имеет и от этого
самого впал в нежные чувства. М а в р а Т а р а с о в н а. К кому же
это он, любопытно бы... Б а р а б о ш е в. И даже очень любопытно. (Платону.)
Слышишь, Зыбкин: нам с маменькой любопытно знать твой предмет, так потрудись
объяснить, братец. П л а т о н. Мало ли кому что любопытно! Нет уж, будет с
вас. Я так, про себя писал. М у х о я р о в. Да ты тень-то не наводи, говори
прямо! М а в р а Т а р а с о в н а. Скажи, миленький! Вот и посмеемся
все вместе, все-таки забава. П л а т о н. Умру, не скажу. Б а р а б о ш е
в. Он сейчас, маменька, скажет, у меня есть на него талисман. (Вынимает
вексель.) Видишь свой документ? Коли скажешь, год буду деньги ждать. П л а т
о н. Да невозможно. Смейтесь надо мной одним, чего вам еще нужно? М у х о я р
о в. Как есть храбрый лыцарь, но, при всем том, без понятия к жизни. Б а р а
б о ш е в. Мало тебе этого? Ну, изорву, коли скажешь. П л а т о н. Жилы из
меня тяните - не скажу. Б а р а б о ш е в. Ну так пеняй на себя! Сейчас пишу
уплату, двадцать пять рублей тебе за месяц. Ставлю бланк, без обороту на меня.
(Пишет на векселе.) Передаю вексель доверенному моему. (Отдает вексель
Мухоярову.) Видишь? П л а т о н. Что ж, ваша воля, отдавайте кому
хотите. Б а р а б о ш е в (Мухоярову). Завтра же представь вексель, получи
исполнительный лист и (показывая на Зыбкина) опусти его в яму. П л а т о н (с
испугом). Как, в яму, зачем? Я молодой человек, помилуйте, мне надо работать,
маменьку кормить. Б а р а б о ш е в. Ничего, братец, посиди, там не скучно;
мы тебя навещать будем. М а в р а Т а р а с о в н а. Да, миленький, в
богатстве-то живя, мы бога совсем забыли, нищей братии мало помогаем; а тут
будет в заключении свой человек, все-таки вспомнишь к празднику, завезешь
калачика, то, другое - на душе-то и легче. Б а р а б о ш е в. Покорись,
братец! П л а т о н (опустив голову). Ну, в яму, так в яму! Но только я
теперь ожесточился. М а в р а Т а р а с о в н а. Какой ты, миленький,
глупый! Двести рублей для вас велики деньги, хоть бы мать-то пожалел. П л а т
о н. Ах, уж не мучьте меня! М а в р а Т а р а с о в н а. Ведь так, чай,
какая-нибудь полоумная либо мещанка забвенная. Хорошая девушка, из богатого
семейства, тебя не полюбит; ну, что ты за человек на белом свете! П л а т о
н. Ничем я не хуже вас, вот что! Я молодой человек, наружность мою одобряют, за
свое образование я личный почетный гражданин. М у х о я р о в. Нет, не личный
- а ты лишний почетный гражданин. Б а р а б о ш е в. Вот это верно, что ты
лишний. П л а т о н. Нет, вы лишние-то, а я нужный, я ученый человек, могу
быть полезен обществу. Я патриот в душе и на деле могу доказать. Б а р а б о
ш е в. Какой ты можешь быть патриот? Ты не смеешь и произносить... потому это
высоко и не тебе понимать. П л а т о н. Понимаю, очень хорошо понимаю. Всякий
человек, что большой, что маленький, - это все одно, если он живет по правде,
как следует, хорошо, честно, благородно, делает свое дело себе и другим на
пользу, - вот он и патриот своего отечества. А кто проживает только готовое, ума
и образования не понимает; действует только по своему невежеству, с обидой и с
насмешкой над человечеством, и только себе на потеху, тот мерзавец своей
жизни. Б а р а б о ш е в. А как ты обо мне понимаешь? Ежели я ни то, ни
другое и, промежду всего этого, хочу быть сам по себе? П л а т о н. Да уж
нельзя, только два сорта и есть, податься некуда: либо патриот своего отечества,
либо мерзавец своей жизни. Б а р а б о ш е в. В таком случае поди вон и
ожидай себе по заслугам. М у х о я р о в. А вот он у меня другую песню
запоет. П л а т о н. Всю жизнь буду эту песню петь, другой никто меня не
заставит. Б а р а б о ш е в. Однако у меня от этих глупых прениев в горле
пересохло. Маменька, попотчуйте холодненьким, не заставьте умереть от
жажды! М а в р а Т а р а с о в н а. Пойдем, миленький, и я с тобою
выпью. Какое это вино расчудесное, ежели его пить с разумом. П л а т о н.
Прощайте, бабушка. М а в р а Т а р а с о в н а. Прощай, внучек! бабушка
я, да только не тебе. Б а р а б о ш е в. Господин Зыбкин, до свидания у
Воскресенских ворот! (Мухоярову.) Проводи его честь честью! П л а т о н. Чему
вы рады? Кого вы гоните? Разве вы меня гоните? Вы правду от себя гоните, вот
что!
Уходит, за ним Мухояров, Мавра Тарасовна и Барабошев. Из кустов
выходят Поликсена и Филицата.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Поликсена,
Филицата.
П о л и к с е н а. Няня, няня, Филицата! Ф и л и ц а т а (не
слушая). Ай, что он тут наделал-то, что натворил! На-ка, хозяевам в глаза так
прямо. П о л и к с е н а. Филицата, да слушай ты меня! Ф и л и ц а т а.
Ну, что, что тебе? П о л и к с е н а. Чтобы ночью, когда все уснут, он был
здесь в саду! Слышишь ты, слышишь? Непременно. Ф и л и ц а т а. Что ты, что
ты, опомнись! Тебя хотят за енарала отдавать, а ты ишь что придумываешь?.. П
о л и к с е н а. Я тебе говорю, чтобы он был здесь ночью! И ничего слышать не
хочу, - ты меня знаешь. Ф и л и ц а т а. Что ты об своей голове думаешь? На
что он тебе? Он тебе совсем не под кадрель. Ну, хоть будь он какой советник, а
то люди говорят, что он какой-то лишний на белом свете. П о л и к с е н а.
Так ты не хочешь? Говори прямо: не хочешь! Ф и л и ц а т а. Да с какой стати,
и с чем это сообразно, коли тебя за енарала... П о л и к с е н а (доставая
деньги). Так вот что: поди, купи мне мышьяку! Ф и л и ц а т а. Ай, батюшки!
Ай, что ты, греховодница! П о л и к с е н а (отдавая деньги). Купи мне
мышьяку! А если не купишь, я сама пойду. (Уходит.) Ф и л и ц а т а. Ай,
погибаю, погибаю! Вот когда моей головушке мат пришел.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЛИЦА:
3 ы б к и н а. П л а т
о н. М у х о я р о в. Ф и л и ц а т а. С и л а Е р о ф е и
ч Г р о з н о в, отставной унтер-офицер, лет 70-ти, в новом очень широком
мундире старой формы, вся грудь увешана медалями, на рукавах нашивки, фуражка
теплая.
Бедная, маленькая комната в квартире Зыбкиной. В глубине дверь в
кухню, у задней стены диван, над ним повешены в рамках школьные похвальные
листы, налево окно, направо шкафчик, подле него обеденный стол; стулья простой,
топорной работы. На столе тарелка с яблоками.
ЯВЛЕНИЕ
ПЕРВОЕ
3ыбкина (сидит у окна), входит Платон.
П л а т о н (садится
утомленный). Готово. Теперь чист молодец, все заложил, что только можно было.
Семи рублей не хватает, так еще часишки остались. З ы б к и н а. А как
жить-то будем? П л а т о н. А как птицы живут? У них денег нет. Только бы
долг-то отдать, а то руки развязаны. Вот деньги-то. (Подает Зыбкиной деньги.)
Приберите! Завтра снесем. З ы б к и н а. А как жалко-то; столько денег в
руках, и вдруг их нет. П л а т о н. Да ведь нечего делать: и плачешь, да
отдаешь. З ы б к и н а. Уж это первое дело - долг отдать, петлю с шеи
скинуть, - последнего не пожалеешь. Бедно, голо, да зато совесть покойна, сердце
на месте. П л а т о н. Как это, маменька, приятно, что у нас с вами мысли
одинакие. З ы б к и н а. А ты думаешь, ты один честный-то человек. Нет, и я
понимаю, что коли брал, так отдать надо. Просто уж это очень. П л а т о н. А
как я давеча этой ямы испугался. З ы б к и н а. Ну вот! Да разве я допущу? Я
последнее платье продам. Мухояров за тобой из трактира присылал, дело какое-то
есть. П л а т о н. Надо идти, у него знакомства много, работы не достану ли
через него. З ы б к и н а. Поди. Убытку не будет, дома-то делать
нечего.
Платон уходит.
Перечесть деньги-то да в комод запереть.
(Считает деньги и запирает в шкафчик.)
Входит Филицата.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Зыбкина,
Филицата.
Ф и л и ц а т а. Снова здорово, соседушка! З ы б к и н а.
Здравствуй, Филицатушка! Садись! Как дела-то: по-прежнему, аль что новое
есть? Ф и л и ц а т а. Ох, уж и не говори! Голова кругом идет. З ы б к и н
а. Была у колдуна-то? Ф и л и ц а т а. Была. До утра ворожбу-то отложили; уж
завтра натощак, что бог даст; а теперь другая забота у меня. Вот видишь ли:
хозяева наши хотят ундера на дворе иметь, у ворот поставить. З ы б к и н а.
Что ж, дело хорошее, при большом доме не лишнее. Ф и л и ц а т а. Вот я и
ездила за ним, у меня знакомый есть; да куда ездила-то! В Преображенское.
Привезла было его с собой, да не вовремя: видишь, дело-то к ночи, теперь
хозяевам доложить нельзя, забранятся, что безо времени беспокоят их; а до утра
чужого человека в доме оставить не смеем. З ы б к и н а. Так вели ему завтра
пораньше явиться, а теперь пусть домой идет. Ф и л и ц а т а. Что ты, что ты!
Уж куда ему назад плестись да завтра опять такую даль колесить! Я его и сюда-то,
в один конец, насилу довезла, боялась, что дорогой-то развалится. З ы б к и н
а. Старенький? Ф и л и ц а т а. Ветхий старичок. З ы б к и н а. Так на что
ж вам такого? Ф и л и ц а т а. Да что ж у нас работа, что ль, какая! У
ворот-то сидеть трудность не велика. У нас два дворника, а его только для
порядку; он кандидат, на линии офицера, весь в медалях, - вахмистр, как следует.
Состарился, так уж это не его вина; лета подошли преклонные, ну и ослаб; а все ж
таки своего геройства не теряет. З ы б к и н а. Где ж он у тебя? Ф и л и ц
а т а. У калитки на лавочке сидит, отдыхает: растрясло, никак раздышаться не
может. Так вот я тебя и хочу просить: приюти ты его до утра, он человек смирный,
солидный. З ы б к и н а. Что ж, ничего, пусть ночует; за постой не
возьму. Ф и л и ц а т а. Смирный он, смирный, ты не беспокойся! А уж я тебе
за это сама послужу. Дай ему поглодать чего-нибудь, а уснет, где пришлось, -
солдатская кость, к перинам не привычен. (Подходит к окну.) Сила Ерофеич,
войдите в комнату! (Зыбкиной.) Сила Ерофеич его зовут-то. Сын-то у тебя
где? З ы б к и н а. По делу побежал недалеко. Ф и л и ц а т а. А и мне его
нужно бы. Ну, да я к тебе еще зайду; далеко ль тут, всего через улицу
перебежать. Кстати тебе яблочков кулечек принесу. З ы б к и н а. Да у меня и
прежние твои еще ведутся. Вот на столе-то. Ф и л и ц а т а. Ну все-таки не
лишнее, - когда от скуки пожуешь; у меня ведь не купленные.
Входит Грознов.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же и
Грознов.
Г р о з н о в (вытягиваясь во фрунт). Здравия желаю! З ы б к и н
а. Здравствуйте, Сила Ерофеич! Ф и л и ц а т а. Это моя знакомая, Палагея
Григорьевна... Вот вы, Сила Ерофеич, здесь и ночуете. Г р о з н о в.
Благодарю покорно. З ы б к и н а. Садитесь, Сила Ерофеич!
Грознов садится к столу.
Яблочка не угодно ли? Г р о з н о
в (берет яблоко с тарелки). Налив? З ы б к и н а. Белый налив, мягкие
яблоки. Г р о з н о в. В Курске яблоки-то хороши... Бывало, набьешь целый
ранец. З ы б к и н а. А дешевы там яблоки? Г р о з н о в. Дешевы, очень
дешевы. З ы б к и н а. Почем десяток? Г р о з н о в. Ежели в саду, так
солдату задаром, а с прочих не знаю; а на рынке тоже не покупал. З ы б к и н
а. Да, уж это на что дешевле! Ф и л и ц а т а. Ну, мне пора домой бежать.
(Подходит к Грознову.) Вот что, Сила Ерофеич: чтоб вас завтра скорей в дом-то к
нам допустили, вы, отдохнувши, сегодня же понаведайтесь к воротам. У нас
завсегда либо дворник, либо кучер, либо садовник у ворот сидят; поговорите с
ними, позовите их в трактир, попотчуйте хорошенько. Своих-то денег вам тратить
не к чему, да вы и не любите, я знаю; так вот вам на угощение! (Дает рублевую
бумажку.) Г р о з н о в. Это хорошо, хорошо. Я так и сделаю, я люблю в
компании-то, - особенно ежели на чужие-то... Ф и л и ц а т а. А завтра, когда
придете, скажите, что мой родственник; вас прямо ко мне наверх и проводят задним
крыльцом. Г р о з н о в. Я скажу, кум. Я все, бывало, так-то и смолоду: когда
нужно повидать либо вызвать кого, так кумом сказывался, хе-хе-хе. Ф и л и ц а
т а. Значит, вас учить нечего. Г р о з н о в. Что ученого учить! Тоже ведь
ходок был. З ы б к и н а. Да вы и сейчас на вид-то не очень чтобы... еще
мужчина бравый. Г р о з н о в. Что ж, я еще хоть куда, еще молодец; ну, а уж
кумовство все ушло, - прежнего нет, тю-тю! Ф и л и ц а т а. Вот вы и
потолкуйте. Вы, Сила Ерофеич, расскажите, в каких вы стражениях стражались,
какие страсти-ужасти произошли, каких королей, принцов видели; вот у вас
время-то и пройдет. А я через час забегу, сына твоего мне нужно видеть
непременно. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Зыбкина, Грознов.
З ы б к и н а. И
рада бы я вас послушать, - очень я люблю, когда страшное что рассказывают, ну, и
про королей, про принцев тоже интересно; да на уме-то у меня не то, свое горе
одолело. Г р о з н о в. Я про сражения-то уж плохо и помню, давно ведь это
было. Прежде хорошо рассказывал, как Браилов брали, а теперь забыл. Я больше
двадцати лет в чистой отставке; после-то все в вахмистрах да в присяжных служил,
гербовую бумагу продавал. З ы б к и н а. Все у денег, значит, были? Г р о
з н о в. Много их через мои руки перешло. З ы б к и н а. А мы вот бьемся, так
бьемся деньгами-то... Уж как нужны, как нужны! Г р о з н о в. Кому они не
нужны! Жить трудно стало: за все деньги плати. З ы б к и н а. Жить-то бы
можно; а вот долг платить тяжело. Г р о з н о в. Да, платить тяжело; занимать
гораздо легче. З ы б к и н а. Ну, не скажите! Вот я понабрала деньжонок
долг-то отдать, а все еще не хватает, да на прожитие нужно, - рублей тридцать бы
призанять теперь; а где их возьмешь? У того нет... Г р о з н о в. А у другого
и есть, да не даст. Вот у меня и много, а я не дам. З ы б к и н а. Что вы
говорите? Г р о з н о в. Говорю: денег много, а не дам. З ы б к и н а. Да
почему же? Г р о з н о в. Жалко. З ы б к и н а. Денег-то? Г р о з н о
в. Нет, вас. З ы б к и н а. Как же это? Г р о з н о в. Я проценты очень
большие беру. З ы б к и н а. Скажите! Да на что вам: вы, кажется, человек
одинокий. Г р о з н о в. Привычка такая. А вы кому должны? З ы б к и н а.
Купцу. Г р о з н о в. Богатому? З ы б к и н а. Богатому. Г р о з н о в.
Так и не платите. Об чем горевать-то! Вот еще! Нужно очень себя разорять. З ы
б к и н а. Да ведь по векселю. Г р о з н о в. Да что ж за беда, что по
векселю. Нет, что вы, помилуйте! И думать нечего! Не платите, да и все тут. А
много ли должны-то? З ы б к и н а. Да без малого двести рублей. Г р о з н
о в. Двести? Ни, ни, ни! Что вы, в уме ли!.. Столько денег отдать? Да ни под
каким видом не платите! З ы б к и н а. Да ведь он документ взял, говорю я
вам. Г р о з н о в. Ну, а взял, так что ж ему еще! И пусть его смотрит на
документ-то. З ы б к и н а. Да ведь посадит сына-то. Г р о з н о в.
Куда? З ы б к и н а. В яму, к Воскресенским воротам. Г р о з н о в. Что ж,
это ничего, пущай посидит, там хорошо... пищу очень хвалят. З ы б к и н а. Да
ведь срам, помилуйте. Г р о з н о в. Нет, ничего, там и хорошие люди сидят,
значительные, компания хорошая. А бедному человеку, так и на что лучше: покойно,
квартира теплая, готовая, хлеб все больше пшеничный. З ы б к и н а. Это
действительно, правда ваша; только жалко, сын ведь. Г р о з н о в. Что его
жалеть-то! Посидит да опять домой придет. Деньги-то жальче, они уж не воротятся,
запрет их купец в сундук, вот и идите домой ни с чем. А спрятать их подальше да
вынимать понемножку на нужду, так на сколько их хватит! Ну, пропади у вас
столько денег, что бы вы сказали? З ы б к и н а. Сохрани бог! С ума можно
сойти. Г р о з н о в. Украдут жалко; а своими руками отдать не жалко. Смешно.
Руки-то по локоть отрубить надо, которые свое добро отдают. З ы б к и н а.
Справедливы ваши речи, очень справедливы; а все-таки у меня-то сомнение: чужие
деньги, взятые, как их не отдать. Г р о з н о в. Да вы разве на сбереженье
брали? Коли на сбереженье брали, да они у вас целы, - так отдавайте. А я думал,
это трудовые. Трудовые-то люди жалеют, берегут. З ы б к и н а. Так вы не
советуете отдавать? Г р о з н о в. Купец от наших денег не разбогатеет; а
себя разорите. З ы б к и н а. Уж как я вам благодарна. Женский ум, что
делать-то, всего не сообразишь. А ежели сын требовать будет? Г р о з н о в. А
что сын! Сиди, мол, вот и все! Надоест купцу кормовые платить, ну, и выпустит,
либо к празднику кто выкупит. З ы б к и н а. Как это все верно, что вы
говорите.
Входят Платон и Мухояров. Грознов садится сзади стола у шкафа и
жует яблоко.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Зыбкина, Грознов, Платон,
Мухояров.
М у х о я р о в (садится, разваливается и надевает пенсне).
Скажите, пожалуйста, я вас спрашиваю: ваш сын имеет в себе какой-нибудь
рассудок? З ы б к и н а. Не знаю, как вам сказать. Кажется, бог не обидел,
ну, и учили мы его. М у х о я р о в. Однако и образования настоящего по
бухгалтерской части я не вижу. П л а т о н. Фальшивые балансы-то тебе писать?
Нет, уж это на что же. М у х о я р о в. Не с вами говорят, а с вашей
маменькой. Но я даю ему работу, и очень интересную, - баланс стоит сто рублей, я
предлагаю полтораста; но он не берет. П л а т о н. Совести не продам, сказано
тебе, и не торгуйся лучше. М у х о я р о в. Какой же ты бухгалтер! От тебя
твоей науки сейчас требуют, а не совести; значит, ты не своим товаром
торгуешь. П л а т о н. Да уж будет разговаривать-то! Тысячи рублей не возьму,
вот тебе и сказ! М у х о я р о в. Твоя глупость при тебе, - я спорить не
стану. Мы людей найдем. (Зыбкиной.) У нас дело вот какого роду: много денег в
кассе не хватает, хозяин издержал на свои развлечения: так нам требуется баланс
так оттушевать, чтобы старуха разобрать ничего не могла. (Показывая на
Грознова.) Что это у вас за орангутант? З ы б к и н а. Какой орангутант,
помилуйте! Это кавалер. Ваша нянька хочет его к вам в ундера поставить.
(Грознову, указывая на Платона.) Вот, Сила Ерофеич, сынок-то мой, про которого
говорили. Г р о з н о в. Парень знатный! (Манит рукой Платона.) Поди-ка сюда
поближе.
Платон подходит.
Кто это? (Указывая на Мухоярова.) П л а т
о н. Приказчик от Барабошева. Г р о з н о в. О!.. А я думал!..
(Отворачивается и жует яблоко.) М у х о я р о в (вставая). Хорош
мужчина. Г р о з н о в. Недурен. А ты как думаешь? З ы б к и н а. Он в
разных сражениях бывал, королей, императоров и всяких принцев видел. М у х о
я р о в. Врет все, ничего он не видел; за пушкой лежал где-нибудь. Г р о з н
о в. Нет, видел. М у х о я р о в. На картинке? Г р о з н о в (сердится). В
натуре. М у х о я р о в. Которого? Г р о з н о в. Австрицкого,
прежнего. М у х о я р о в. А какой он из себя? Мал, велик, толст, тонок? Вот
и не скажешь. Г р о з н о в. Нет, скажу. М у х о я р о в. А скажешь, так и
говори! Вот мы твою правду и узнаем. Ну какой? Г р о з н о в (передразнивая).
Какой, какой! Солидный человек, не тебе чета. (Встает.) Ну, я пойду. З ы б к
и н а. Идите, Сила Ерофеич. М у х о я р о в. Куда нам такую ветошь? У нас не
Матросская богадельня. Разве для потехи? Г р о з н о в. Поживи-ка с мое, так
сам в богадельню запросишься, а я еще на своих харчах живу. А у Барабошевых тебя
держать станут ли, нет ли, не знаю; а я жить буду. А коли будем жить вместе, не
прогонят тебя, так ты мне вот как будешь кланяться. Не больно ты важен, видали
почище. (Уходит.) М у х о я р о в. Я прихожу к вам вроде как благодетель,
интересую вас работой; но вы сами не хотите, значит, прощайте! Между прочим
сказать - я вам не опекун. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Зыбкина, Платон.
П л а т о н. Поняли,
маменька? З ы б к и н а. Нечего мне понимать, да и незачем. П л а т о н.
Какую штуку-то гнет! Сами обманывать не умеют, так людей нанимают. З ы б к и
н а. Кого обманывать-то? П л а т о н. Старуху, Барабошеву старуху. Какую
работу нашел, скажите! З ы б к и н а. Да ты эту работу умеешь сделать? П л
а т о н. Как не уметь, коли я этому учился. З ы б к и н а. Деньги дадут за
нее? П л а т о н. Полтораста посулил. З ы б к и н а. Миллионщики мы? П
л а т о н. Мы не миллионщики; но я, маменька, патриот. З ы б к и н а. Изверг
ты, вот что! (Утирает платком глаза.) П л а т о н. Об чем вы плачете? Вы
должны хвалить меня, я вот последние часики продал. З ы б к и н а. Зачем
это? П л а т о н. Чтобы долг заплатить. (Достает деньги.) Вот, приложите к
тем. З ы б к и н а. Нет, оставь у себя, пригодятся. Без денег-то везде
плохо. П л а т о н. Да ведь там не хватает. З ы б к и н а. Чего не
хватает? П л а т о н. Долг-то отдать; не все ведь. З ы б к и н а. Да уж я
раздумала платить-то. Совсем было ты меня с толку сбил; какую глупость сделать
хотела! Как это разорить себя... П л а т о н. Маменька, что вы, что вы! З
ы б к и н а. Хорошо еще, что нашлись умные люди, отсоветовали. Руки по локоть
отрубить, кто трудовые-то отдает. П л а т о н. Маменька, маменька, да ведь
меня в яму, в яму. З ы б к и н а. Да, мой друг. Уж поплачу над тобой, да,
нечего делать, благословлю тебя, да и отпущу. С благословением моим тебя отпущу,
ты не беспокойся! П л а т о н. Маменька, да ведь с триумфом меня повезут,
провожать в десяти экипажах будут, извозчиков наймут, процессию устроят,
издеваться станут, только ведь им того и нужно. З ы б к и н а. Что ж
делать-то! Уж потерпи, пострадай! П л а т о н. Маменька, да ведь навещать
будут, калачи возить - всё с насмешкой. З ы б к и н а. Мяконький калачик с
чаем разве дурно? П л а т о н. Ну, а после чаю-то, что мне там делать целый
день? Батюшки мои! В преферанс я играть не умею. Чулки вязать только и
остается. З ы б к и н а. И то дело, друг мой, все-таки не сложа руки
сидеть. П л а т о н (с жаром). Так готовьте мне ниток и иголок, больше
готовьте, больше! З ы б к и н а. Приготовлю, мой друг, много приготовлю. П
л а т о н (садится, опуская голову). От вас-то я, маменька, не ожидал, -
признаться сказать, никак не ожидал. З ы б к и н а. Зато деньги будут целее,
милый друг мой. П л а т о н. Всю жизнь я, маменька, сражаюсь с невежеством,
только дома утешение и вижу, и вдруг, какой удар, в родной матери я то же самое
нахожу. З ы б к и н а. Что то же самое? Невежество-то? Брани мать-то,
брани! П л а т о н. Как я, маменька, смею вас бранить! Я не такой сын. А
только ведь оно самое и есть. З ы б к и н а. Обижай, обижай! Вот посидишь в
яме-то, так авось поумнее будешь. П л а т о н. Что ж мне делать-то? Кругом
меня необразование, обошло оно меня со всех сторон, одолевает меня, одолевает.
Ах! Пойду брошусь, утоплюся. З ы б к и н а. Не бросишься. П л а т о н.
Конечно, не брошусь, потому - это глупо. А я вот что, вот что. (Садится к столу,
вынимает бумагу и карандаш.) З ы б к и н а. Это что еще? П л а т о н.
Стихи буду писать. В таком огорчении всегда так делают образованные люди. З ы
б к и н а. Что ты выдумываешь! П л а т о н. Чувств моих не понимают, души
моей оценить не могут и не хотят; вот все это тут и будет обозначено. З ы б к
и н а. Какие ж это будут стихи? П л а т о н. "На гроб юноши". А вам читать да
слезы проливать. Будет, маменька, слез тут ваших много, много будет.
(Задумывается, пишет и опять задумывается.)
Входит Филицата с узлом.
ЯВЛЕНИЕ
СЕДЬМОЕ
Зыбкина, Платон, Филицата.
Ф и л и ц а т а. Вот я тебе
яблочков принесла! На-ка! (Отдает узел.) Салфеточку-то не забудь,
хозяйская. З ы б к и н а. Спасибо, Филицатушка, об салфетке попомню. Ф и л
и ц а т а. Освободи-ка нас на минутку, нужно мне Платону два слова сказать. З
ы б к и н а. Об чем же это? Ф и л и ц а т а. Наше дело, мы с ним только двое
и знаем. З ы б к и н а. Я уйду, говорите. Говори что хочешь, только бы нам на
пользу шло. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Платон, Филицата.
Ф и л и ц а т а.
Послушай-ка ты, победитель! П л а т о н. Погоди, не мешай! Фантазия
разыгрывается. Ф и л и ц а т а. Брось, говорю! Не важное какое дело-то
пишешь, не государственное. Я послом к тебе. П л а т о н (пишет). Ничего
хорошего от тебя не ожидаю. Ф и л и ц а т а. В гости зовут. П л а т о н.
Когда? Ф и л и ц а т а. Сейчас, пойдем со мной! Провожу я тебя в сторожку,
посидишь там до ночи, а потом в сад, когда все уснут. По обыкновению, как и
прежде бывало, ту же канитель будем тянуть. П л а т о н. Не до того, я очень
душой расстроен. Ф и л и ц а т а. А ты выручи меня! Приказала, чтоб ты был
беспременно. П л а т о н. Да ведь это мука моя, ведь тиранство она надо мной
делает. Ф и л и ц а т а. Что ж делать-то! Не ровная она тебе... а ты бы уж
рад... Мало ль что? Чин твой не позволяет. П л а т о н. Скоро что-то; давно
ль виделись! Прежде, бывало, дней через пять, через шесть. Ф и л и ц а т а.
Значит, нужно. Оказия такая случилась. П л а т о н. Что еще? Говори, не
скрывай. Ф и л и ц а т а. Слушай меня! Надежды ведь ты никакой на нее не
имеешь? П л а т о н. Какая надежда! На что тут надеяться! Ф и л и ц а т а.
Значит, и жалеть о ней тебе много нечего. П л а т о н. Не знаю. Как сердце
примет. Тоже ведь оно у меня не каменное. Ф и л и ц а т а. Ну, авось не
умрешь. Ее за енарала отдают. П л а т о н. За генерала? Ф и л и ц а т а.
Да. Так уж ты тут при чем? Что ты против енарала можешь значить? П л а т о н.
Где уж! Такая-то мелочь, такая-то мелочь, что самому на себя глядеть жалко.
(Качая головой.) Но кто ж этого ожидал. Ф и л и ц а т а. Так пойдем. Должно
быть, проститься с тобой хочет. П л а т о н. Приказывает, так надо идти. Вот
она, жизнь-то моя: одно горе не оплакал, - другое на плечи валится. (Махнув
рукою.) Одни стихи не кончил, другие начинай! (В задумчивости.) Вот и повезут...
и повезут нас врозь, - ее в карете венчаться с генералом, а меня судебный
пристав за ворот в яму.
За сценой голос Грознова: "Если б завтра да ненастье, то-то б
рада я была".
Это что ж такое? Ф и л и ц а т а. Должно быть, Сила Ерофеич
вернулся; в трактире был с нашими: с дворником да с садовником.
Голос за сценой: "Если б дождик, мое счастье".
Ну он и
есть.
Входят Зыбкина и Грознов.
ЯВЛЕНИЕ
ДЕВЯТОЕ
Платон, Филицата, Зыбкина, Грознов.
Г р о з н о в (поет). "За
малинкой б в лес пошла". (Садится на стул.) Ф и л и ц а т а (Зыбкиной).
Угомони ты его! Он теперь уснет, как умрет. А сына твоего я с собой уведу. З
ы б к и н а. Пущай идет. Своя воля, не маленький.
Филицата и Платон уходят.
Г р о з н о в (поет). "За малинкой
б в лес пошла". Где он тут? З ы б к и н а. Кто он-то? Г р о з н о в.
Приказчик этот. Вот он теперь поговори со мной! Я его. (Топает ногами.) З ы б
к и н а. Он давно ушел, Сила Ерофеич. Г р о з н о в. Подайте его сюда!
Смеяться над Грозновым!.. Вот я ему задам! З ы б к и н а. Да где же его
взять-то? Г р о з н о в. Ты смеяться надо мной? Ах ты, молокосос! Что ты, что
ты! Ты знаешь ли, что такое Грознов... Сила Грознов?.. Грознов герой... одно
слово... пришел, увидел, ну, и кончено. Это только уму... у... у...
непостижимо. З ы б к и н а. Ах, скажите пожалуйста! Г р о з н о в. Молодой
Грознов... ну, да не теперь, а молодой. З ы б к и н а. Ах, как это
интересно. Г р о з н о в. Была женщина красавица, и были у нее станы ткацкие,
на Разгуляе... там далеко... в Гав... в Гав... в Гавриковом переулке и того
дальше... Только давно это было... перед турецкой войной. Тогда этот турка
взбунтовался, а мы его били... за это... Вот каков Грознов! А ты шутить!..
Мальчишка. З ы б к и н а. Ну, и что же эта женщина, Сила Ерофеич? Г р о з
н о в. Вот и полюбила она Грознова... и имел Грознов от нее всякие продукты и
деньги... И услали Грознова под турку... И чуть она тогда с горя не померла...
так малость самую... в чем душа осталась. А Грознов стал воевать... Вот каков
Грознов, а ты мальчишка! У... у...у... (Топает ногами.) З ы б к и н а.
Дальше-то, дальше-то что, Сила Ерофеич? Г р о з н о в. Только умереть она не
умерла, а вышла замуж за богатого купца... очень влюбился; такая была
красавица... по всей Москве одна. Первая красавица в Москве, и та любила
Грознова... Вот он какой, вот он какой. З ы б к и н а. И уж вы после эту
женщину не видали? Г р о з н о в. Как не видать, видел. (Поет.) "За малинкой
б в лес пошла". З ы б к и н а. Чай, не узнала вас, отвернулась, будто и
незнакомы? Г р о з н о в. Ну, нет. Тут такая история была, такая история, что
и думать, так не придумаешь. З ы б к и н а. Уж вы, будьте столь добры,
доскажите до конца. Г р о з н о в. Вот пришел я в Москву в побывку, узнал,
что она замужем... расспросил, как живет и где живет. Иду к ней, дом - княжеские
палаты; мужа на ту пору нет... Как увидала она меня, и взметалась, и
взметалась... уж очень испугалась... Муж-то ее в большой строгости держал... И
деньги-то мне тычет... и перстни-то снимает с рук, отдает, я все это беру...
Дрожит, вся трясется, так по стенам и кидается; а мне весело. "Возьми что
хочешь, только мужу не показывайся!" Раза три я так-то приходил... тиранил ее...
Ну, и стал прощаться, надо в полк идти, - а она-то себя не помнит от радости,
что покойна-то будет... И что же я с ней тогда сделал... по научению умных
людей... Мудрить-то мне над ней все хотелось... Взял я с нее такую самую
страшную клятву, что ежели эту клятву не исполнить, так разнесет всего
человека... С час она у меня молилась, все себя проклинала, потом сняла образ со
стены... А клятва эта была в том, что ежели я ворочусь благополучно и что ни
истребую у нее, чтоб все было... А на что мне? так пугал... И клятва эта вся
пустая, так слова дурацкие: на море на океане, на острове на буяне... В шею бы
меня тогда... а она - всурьез... Так вот каков Грознов! З ы б к и н а. А что
ж дальше-то? Г р о з н о в. Ничего. Чему быть-то?.. Я всего пять дней и в
Москве-то... умирать на родину приехал... а то все в Питере жил... Так чего
мне?.. Деньги есть... покой мне нужен, вот и все... А чтоб меня обидеть, так это
нет, шалишь... Где он тут? Давайте его сюда! (Топает ногами, потом дремлет.) "За
малинкой б в лес пошла". З ы б к и н а. Ложились бы вы, храбрый воин,
почивать. Г р о з н о в (стряхивая дремоту). Зорю били? З ы б к и н а.
Били. Г р о з н о в. Ну, теперь одно дело - спать. З ы б к и н а. Вот
сюда, на диванчик, пожалуйте! Г р о з н о в (садясь на диван, отваливается
назад и поднимает руки). Царю мой и боже мой!
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ЛИЦА:
М а в р а Т а р а с
о в н а. Б а р а б о ш е в. П о л и к с е н а. М у х о я р о в. П л
а т о н. Ф и л и ц а т а. Г л е б.
Декорация первого действия. Лунная ночь.
ЯВЛЕНИЕ
ПЕРВОЕ
Глеб (один).
Г л е б. Какая все, год от году, перемена в
Москве, совсем другая жизнь пошла. Бывало, в купеческом доме в девять часов
хозяева-то уж второй сон видят, так для людей-то какой простор! А теперь вот
десять часов скоро, а еще у нас не ужинали, еще проклажаются, по саду гуляют. А
что хорошего! Только прислуге стеснение! Вот мешки-то с яблоками с которых пор
валяются, никак их со двора не сволочешь, не улучишь минуты за ворота вынести;
то сам тут путается, то сама толчется. Тоже ведь и нам покой нужен; вот снес бы
яблоки и спал, а то жди, когда они угомонятся.
Входят Мавра Тарасовна и Филицата.
ЯВЛЕНИЕ
ВТОРОЕ
Глеб, Мавра Тарасовна, Филицата.
Г л е б. Я вот, Мавра
Тарасовна, рассуждаю стою, что пора бы нам яблоки-то обирать. Что они мотаются!
Только одно сумление с ними да грех; стереги их, броди по ночам, чем бы спать,
как это предоставлено человеку. М а в р а Т а р а с о в н а. Я свое
время знаю, когда обирать их. Г л е б. То-то, мол. Отобрать бы: которые в
мочку, которые в лежку, опять ежели варенье... М а в р а Т а р а с о в
н а. Уж это, миленький, не твое дело. Г л е б. Да мне что! Я со всем
расположением... уж я теперь неусыпно... Нет, я за ум взялся: стеречь надо, вот
что! М а в р а Т а р а с о в н а. Стереги, миленький, стереги. Г л е
б. А вора я вам предоставлю... что я виноват, уж это, нет, едва ли!
(Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Мавра Тарасовна, Филицата.
М а в р
а Т а р а с о в н а. Амос Панфилыч давно уехал? Ф и л и ц а т а. Да он,
матушка, дома. М а в р а Т а р а с о в н а. Что так замешкался? Ф и
л и ц а т а. Да, видно, не поедет; и лошадей не закладывают, да и кучер со двора
отпросился. М а в р а Т а р а с о в н а. По будням все ночи напролет
гуляет, а в праздник дома; чему приписать, не знаю. Ф и л и ц а т а. Что
человека из дому-то гонит? отвага. А ежели отваги нет, ну и сидит дома. Вот
какое дело; а то чему ж другому быть-то! М а в р а Т а р а с о в н а.
Куда ж эта его отвага девалась? Ф и л и ц а т а. Первая отвага в человеке -
коли денег много; а деньги под исход - так человек скромнее бывает и
чувствительнее, и об доме вспомнит, и об семействе. М а в р а Т а р а с
о в н а. Так от безденежья, ты думаешь? Ф и л и ц а т а. Одно дело, что
прохарчился, матушка. М а в р а Т а р а с о в н а. Ты с
приказчиками-то, миленькая, дружбу водишь, так что говорят-то? Ты мне как на
духу! Ф и л и ц а т а. Да что ж! Тонки дела, тонки. М а в р а Т а р
а с о в н а. Торговля плоха, стало быть? Ф и л и ц а т а. Да что торговля!
Какая она ни будь, а если нынче из выручки тысячу, завтра две, да так постепенно
выгребать, много ли барыша останется? А тут самим платить приходится; а денег
нет, вот отчего и тоска, и уж такого легкого духу нет, чтоб тебя погулять
манило. М а в р а Т а р а с о в н а. А много ль Амос Панфилыч на себя
забрал из выручки-то? Ф и л и ц а т а. Говорят, тысяч двадцать пять в
короткое время. М а в р а Т а р а с о в н а. Ну, что ж, миленькая,
пущай, мы люди богатые, только один сын у меня; в кого ж и жить-то? Ф и л и ц
а т а. Да что уж! Только б быть здоровыми. М а в р а Т а р а с о в н а.
Еще чего не знаешь ли? Так уж говори кстати, благо начали. Ф и л и ц а т а.
Платона даром обидели, вот что! Он хозяйскую пользу соблюдал и такие книги
писал, что в них все одно что в зеркале, сейчас видно, кто и как сплутовал. За
то и возненавидели. М а в р а Т а р а с о в н а. Конечно, такие люди
дороги; а коли грубит, так ведь одного дня терпеть нельзя. Ф и л и ц а т а.
Ваше дело, мы судить не смеем.
Проходят. С другой стороны входят Барабошев и
Мухояров.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Барабошев, Мухояров.
Б а р а б
о ш е в. Почему такое, Никандра, у нас в кассе деньги не в должном
количестве? М у х о я р о в. Такая выручка, Амос Панфилыч, ничего не
поделаешь. Б а р а б о ш е в. Мне нужно тысячи две на мои удовольствия, и
вдруг сюрприз. М у х о я р о в. Уплаты были, сроки подошли. Б а р а б о ш
е в. А как, братец, наш портфель? М у х о я р о в. Портфель полнехонек,
гербовой бумаги очень достаточно. Б а р а б о ш е в. В таком разе
дисконтируй! М у х о я р о в. Где прикажете? Б а р а б о ш е в. Никандра,
ты меня удивляешь. Ступай, братец, по Ильинке, налево один банк, направо
другой. М у х о я р о в. Да-с, это точно-с. Вот если б вы сказали: ступай по
Ильинке, налево один трактир, дальше - другой, в одном спроси полуторный, в
другом порцию солянки закажи; так это осуществить можно-с. А ежели заходить в
банки, так это один моцион, больше ничего-с; хоть налево заходи, хоть направо,
ни копейки за наши векселя не дадут. Б а р а б о ш е в. Но мой бланк
чего-нибудь стоит? М у х о я р о в. Еще хуже-с. Б а р а б о ш е в. Значит,
я тебя буду учить, коли ты настоящего не понимаешь. Нужны деньги, процентов не
жалей, дисконтируй в частных руках, у интересантов. М у х о я р о в. Все это
мне давно известно-с! Но в частных руках полторы копейки в месяц за
хорошие-с. Б а р а б о ш е в. А за наши? М у х о я р о в. Ни
копейки-с. Б а р а б о ш е в. Получение предвидится? М у х о я р о в.
Получения много, только получить ничего нельзя-с. Б а р а б о ш е в. А
платежи? М у х о я р о в. А платежи завтрашнего числа, и послезавтра, и еще
через неделю. Б а р а б о ш е в. Какая сумма? М у х о я р о в. Тысяч более
тридцати-с. Б а р а б о ш е в. Постой, постой! Ты, братец, должен осторожнее.
Ты меня убил. (Садится на скамейку.) М у х о я р о в. У Мавры Тарасовны
деньги свободные-с. Б а р а б о ш е в. Но у нее у сундука замок очень
туг. М у х о я р о в. Приидите, поклонимся. Б а р а б о ш е в. Она любит,
чтоб ей вприсядку кланялись, до сырой земли. М у х о я р о в. И ничего не
зазорно-с, потому родительница. Б а р а б о ш е в. Хрящи-то у меня срослись,
гибкости, братец, прежней в себе не нахожу. М у х о я р о в. Оно точно-с,
выделывать эти самые па довольно затруднительно, - но, при всем том, обойтись
без них никак невозможно-с. Б а р а б о ш е в. Поклоны-то поклонами, эту
эпитимию мы выдержим, но для убеждения нужна и словесность. М у х о я р о в.
За словесностью остановки не будет, потому как у вас на это дар свыше. Пущайте
против маменьки аллегорию, а я в ваш тон потрафлю - против вашей ноты фальши не
будет. Б а р а б о ш е в. Значит, спелись.
Входит Мавра Тарасовна.
ЯВЛЕНИЕ
ПЯТОЕ
Барабошев, Мухояров, Мавра Тарасовна.
М а в р а Т а р а с
о в н а. Ты дома, миленький? На чем это записать? Как это ты сплоховал, что тебя
ночь дома застала, соловьиное время пропустил. Б а р а б о ш е в. Соловьиное
время только до Петрова дни-с. М а в р а Т а р а с о в н а. Для тебя,
миленький, видно, круглый год поют; вечерняя заря тебя из дому гонит, а утренняя
загоняет. Дурно я об сыне думать не могу, так все полагаю, что ты соловьев
слушаешь! Уж здоров ли ты? Б а р а б о ш е в. Болезни во мне никакой, только
воздыхание в груди частое и оттого стеснение. М а в р а Т а р а с о в н
а. Не от вина ли? Ты бы ему немножко отдохнуть дал. Б а р а б о ш е в. Вино
на меня действия не имеет. А ежели какой от него вред случится, только недельку
перегодить и на нутр цапцапарель принимать, - все испарением выдет, и опять
сызнова можно, сколько угодно. Скорей же я могу расстроиться от
беспокойства. М а в р а Т а р а с о в н а. Что же тебя, миленький,
беспокоит? Б а р а б о ш е в. Курсы слабы. Никандра, как на Лондон? М у х
о я р о в. Двадцать девять пять осьмых-с. Б а р а б о ш е в. А дисконт? М
у х о я р о в. Приступу нет-с. М а в р а Т а р а с о в н а. Да на что
тебе Лондон, миленький? Б а р а б о ш е в. Лондон, конечно, будет в стороне,
но мне от дисконту большой убыток. Денег в кассе наличных нет. М а в р
а Т а р а с о в н а. Куда ж они делись? Б а р а б о ш е в. Я на них
спекуляцию сделал в компании с одним негоциантом. Открыли натуральный сахарный
песок, так мы купили партию. М а в р а Т а р а с о в н а. Как так
натуральный? Б а р а б о ш е в. По берегам рек. М а в р а Т а р а с
о в н а. Как же он не растает? Б а р а б о ш е в. В нашей воде точно растаять
должен, а это в чужих землях... Где, Никандра, нашли его? М у х о я р о в. В
Бухаре-с. Там такие реки, что в них никогда воды не бывает-с. М а в р а
Т а р а с о в н а. Так ты с барышом будешь, миленький? Б а р а б о ш е в.
Интересы будут значительные, но в настоящее время есть платежи и нужны наличные
деньги, а их в кассе нет. М а в р а Т а р а с о в н а. Так бы ты и
говорил, что нужны, мол, деньги, а сахаром-то не подслащал. Б а р а б о ш е
в. Я вам в обеспечение ваших денег представлю векселей на двойную сумму. М а
в р а Т а р а с о в н а. Пойдем, миленький, в комнатах потолкуем, да
векселя и все счеты мне принесите! Я хоть мало грамотна, а разберу кой-что. Б
а р а б о ш е в. Захвати, Никандра, все нужные документы!
Уходят: Мавра Тарасовна, Барабошев и Мухояров. Входит
Глеб.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Глеб, потом Филицата и Поликсена.
Г л
е б. Насилу-то их унесло. Теперь мешки на плечи один по одному, да по заборчику,
по холодку-то оно любо. Хоть и тяжеленьки, меры по две будет в каждом, да своя
ноша не тянет. Где они тут?
Входят: Поликсена и Филицата.
Вот еще принесло! Эх,
наказанье!
Филицата подходит. Поликсена остается вдали.
Что на вас
угомону нет? Полуночники, право полуночники. Ф и л и ц а т а. Да тебе что за
печаль? Г л е б. Ну, уж дом! Попал я на местечко! Ф и л и ц а т а. Не
греши! Чего тебе мало? Завсегда сыт, пьян, хоть не сплошь, так уж через день
аккуратно; с хорошего человека и довольно бы. Г л е б. Вы долго
прогуляете? Ф и л и ц а т а. Ты сторожем, что ль, при нас приставлен? Г л
е б. Я при яблоках. Ф и л и ц а т а. Говорить-то тебе нечего. Шел бы спать,
расчудесное дело. Г л е б. Стало быть, я вам мешаю? Ф и л и ц а т а. Да
что торчишь тут, какая приятность смотреть на тебя? Г л е б. А может, ты мне
мешаешь-то, знаешь ли ты это? Ф и л и ц а т а. Как не знать! Премудрость-то
не велика, бери мешок-то, тащи, куда тебе надобно, мы и видели, да не
видали. Г л е б. Да у меня их два. Ф и л и ц а т а. За другим после
придешь. Г л е б. Это вот дело другого роду, так бы ты и говорила. (Берет из
куста мешок на плечи и уходит.)
Поликсена подходит ближе.
ЯВЛЕНИЕ
СЕДЬМОЕ
Поликсена, Филицата.
П о л и к с е н а. Где же он? Ф и л и
ц а т а. Погоди, не вдруг; дай садовнику пройти. Он у меня в сторожке сидит,
дожидается своего сроку. П о л и к с е н а. Какая ты милая, добрая! Уж как
тебя благодарить - не знаю. Ф и л и ц а т а. Вот будешь енаральшей-то, так не
оставь своими милостями, ты мне на лоб-то галун нашей! П о л и к с е н а.
Полно глупости-то! Поди, поди! Ф и л и ц а т а. Куда идти, зачем? Мы ему
сигнал подадим. (Отходит к кустам и достает что-то из-под платка.) П о л и к
с е н а. Что там у тебя? Покажи, что! Ф и л и ц а т а. Что да что! Тебе что
за дело! Ну, телеграф. П о л и к с е н а. Как телеграф? Какой телеграф? Ф
и л и ц а т а. Какой телеграф да какой телеграф! Отстань ты! Ну, котенок. Вот я
ему хвост подавлю, он замяукает, а Платон услышит и придет, так ему
приказано.
Котенок мяукает.
П о л и к с е н а. Да будет тебе его
мучить-то! Ф и л и ц а т а. А он служи хорошенько; я его завтра за это
молоком накормлю. Ну, ступай! Теперь ты свою службу кончил. (Пускает котенка за
кусты.) П о л и к с е н а. Как это тебе в голову приходит? Ф и л и ц а т
а. Твои причуды-то исполнять, так всему научишься. На все другое подозрение
есть: стук ли, собака ли залает - могут выйти из дому, подумают, чужой. А на
кошку какое подозрение, хоть она разорвись, - мало ль их по деревьям да по
крышам мяучат?
Входит Платон.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Поликсена,
Филицата, Платон, потом Глеб.
Ф и л и ц а т а. Вот побеседуйте! Нате вам по
яблочку, чтоб не скучно было. (Уходит в беседку, садится у окна, потом
постепенно склоняет голову и засыпает.) П о л и к с е н а (потупясь).
Здравствуй, Платоша! П л а т о н. Здравствуйте-с! П о л и к с е н а. Ты
идти не хотел, я слышала. П л а т о н. Да что мне здесь делать. Я в последний
раз вам удовольствие, а себе муку делаю, так имейте сколько-нибудь снисхождения.
Я и так судьбой своей обижен. П о л и к с е н а. Как ты можешь жаловаться на
свою судьбу, коли я тебя люблю. Ты должен за счастие считать. П л а т о н. Да
где ж она, ваша любовь-то? П о л и к с е н а. А вот я тебе сейчас ее докажу.
Садись! Только ты подальше от меня.
Садятся на скамейку.
Ну, вот слушай. П л а т о н.
Слушаю-с. П о л и к с е н а. Я тебя полюбила. П л а т о н. Покорно вас
благодарю. П о л и к с е н а. Может быть, ты и не стоишь; да и конечно не
стоишь. П л а т о н. Лучше бы уж вы не любили, мне бы покойней было! П о л
и к с е н а. Нет, это я так, к слову, чтобы ты больше чувствовал. А я тебя
люблю, люблю и хочу доказать. П л а т о н. Доказывайте. П о л и к с е н а.
Миленький мой, хорошенький! Так бы вот и съела тебя!
Платон подвигается.
Только ты не подвигайся, а сиди
смирно! П л а т о н. При таких ваших словах смирно сидеть вевозможно-с. П
о л и к с е н а. Нет, нет, отодвинься.
Платон отодвигается.
Вот так! Как бы я расцеловала тебя, мой
миленький. П л а т о н. Кто же вам мешает-с? Сделайте ваше одолжение! П о
л и к с е н а. Нет, этого нельзя. Вот видишь, что я тебя люблю, вот я и
доказала. П л а т о н. Только на словах-с. П о л и к с е н а. Да, на
словах. А то как же еще? Ну, теперь ты мне говори такие же слова! П л а т о
н. Нет, уж я другие-с. П о л и к с е н а. Ну, какие хочешь, только хорошие,
приятные; я и глаза зажмурю. П л а т о н. Уж не знаю, приятны ли они будут -
только от всей души. П о л и к с е н а. Ну, говори, говори, я дожидаюсь. П
л а т о н. Не только любви, а никакого чувства настоящего и никакой жалости в
вас нет-с. П о л и к с е н а. Так разве это у меня не любовь, что же это
такое? П л а т о н. Баловство одно, только свой каприз тешите. Одна у вас
природа с Амосом Панфилычем, вот что я замечаю. П о л и к с е н а. Конечно,
одна, коли он мой отец. П л а т о н. И одно у вас удовольствие: издеваться
над людьми и тиранить. Вы воображаете, что в вас существует любовь, а совсем
напротив. Года подошли, пришло такое время, что уж пора вам любовные слова
говорить, вот вы и избираете кого посмирнее, чтоб он сидел да слушал ваши
изъяснения. А прикажет вам бабушка замуж идти, и всей этой любви конец, и
обрадуетесь вы первому встречному. А мучаете вы человека так, от скуки, чтоб
покуда, до жениха, у вас даром время не шло. И сиди-то он смирно, и не
подвигайся близко, и никакой ему ласки, все это вы бережете суженому-ряженому,
какому-то неизвестному. Обрящет вам тятенька где-нибудь в трактире, шут его
знает какого оглашенного, и вы сейчас ему на шею, благо дождались своего
настоящего. П о л и к с е н а. Как ты смеешь? П л а т о н. Позвольте! Так
уж вы посадите куклу такую, да и выражайте ей свою любовь! Ни чувствовать она не
может, ни казниться не будет, а для вас все одно. П о л и к с е н а. Как ты
смеешь такие слова говорить? П л а т о н. Отчего же и не говорить, коли
правда. П о л и к с е н а. Да ты и правду мне не смей говорить! П л а т о
н. Нет уж, правду никому не побоюсь говорить. Самому лютому зверю - льву и тому
в глаза правду скажу. П о л и к с е н а. А он тебя растерзает. П л а т о
н. Пущай терзает. А я ему скажу: терзай меня, ну терзай, а правда все-таки на
моей стороне. П о л и к с е н а. Не за тем я тебя звала. П л а т о н. Не
за тем вы звали, да за тем я шел. Кабы я вас не любил, так бы не говорил. А то я
вас люблю и за эту самую глупость погибаю. Все надо мной смеются, издеваются,
хозяин из меня шута сделал; мне бы давно бежать надо было; а я все на вас, на
вашу красоту любовался.
Поликсена подвигается.
Куда ж вы подвигаетесь? П о л и к с
е н а. Не твое дело. П л а т о н. А теперь вот из дому выгнали, а я человек
честный, благородный. Да в яму еще сажают, завтра повезут, должно быть.
Прощайте!
Поликсена подвигается.
Вот уж вы и совсем близко. П о л и
к с е н а. Ах, оставь ты меня! Я так желаю, это мое дело. П л а т о н. Да
ведь я живой человек, не истукан каменный. П о л и к с е н а (подвигаясь
очень близко). И очень хорошо, что живой. Я ведь ничего тебе не говорю, ничего
не запрещаю. П л а т о н. Да, вот так-то лучше, гораздо благороднее.
(Обнимает Поликсену одной рукой.) Вот как я люблю-то тебя, слышала ты? А от тебя
что вижу? П о л и к с е н а. Так как же мне любить-то тебя? Научи! П л а т
о н. А вот ты почувствуй любовь-то хорошенько, так уж сама догадаешься, что тебе
делать следует.
Поликсена ложится к нему на плечо.
Что ж это ты со мной
делаешь, скажи на милость! П о л и к с е н а. Постой, погоди, не трогай, не
мешай мне! Я думаю.
Входит Глеб.
Г л е б (издали). Вот они дела-то! Чужой человек
в саду. Ну, теперь я виноват не останусь. (Уходит.) П о л и к с е н а. Я
теперь знаю, что мне делать, я выдумала: я скажу завтра бабушке, что люблю тебя
и, кроме тебя, ни за кого замуж не пойду. П л а т о н. Вот это с твоей
стороны благородно, только от бабушки никакого благородства ждать нельзя, - она
беспременно подлость какую-нибудь выдумает. П о л и к с е н а. Скажу, коли не
хотите обидеть меня, так дайте приданое, а то и не надо... я и без приданого
пойду за него. П л а т о н. Вот это по душе... П о л и к с е н а
(печально). Да, по душе. Только ты не очень-то, видно, рад? А говорил, что живой
человек. П л а т о н. Что ж? Да как? Я, право, не знаю. П о л и к с е н а.
Ты хоть бы мне спасибо сказал за мою любовь... ну... поцеловал бы, что ли? П
л а т о н. Вот уж это я дурак! (Целует ее.) Извини! Не суди строго! Все чувства
убиты. П о л и к с е н а (обнимая Платона). Как я тебя люблю! Вот когда ты
сидел далеко, я так тебя не любила, а теперь, когда ты близко, я, кажется, все
для тебя на свете, ну, все, что ты хочешь. П л а т о н. Вот теперь мне и в
яму не так горько идти. П о л и к с е н а. Да забудь ты про все, забудь! Знай
ты во всем мире только меня одну, твою Поликсену! Милый ты мой, хороший!
Входит Глеб.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Платон,
Поликсена, Глеб.
Г л е б (Поликсене). Ах, Поликсена Амосовна! Дурно, очень
дурно, ничего нет хорошего! Вон тятенька с бабушкой идут. П о л и к с е н а.
Ах! Ну, спасибо, Глеб. (Платону.) Беги скорей, прощай. (Уходит в
беседку.)
Платон идет в кусты.
Г л е б. Ты куда? Нет, ты погоди! П л
а т о н. Да что ты, в уме ли? Зачем ты меня держишь? Г л е б. Пустить нельзя,
шалишь, брат. П л а т о н. Ну, сделай милость! Ну, не губи ты меня и
Поликсену Амосовну! Г л е б. Ее дело сторона - она хозяйская дочь, может в
саду во всякое время; а ты как сюда попал, какой дорогой? П л а т о н. Да
тебе что за дело? Г л е б. Как что за дело? Да кому ж дело-то, как не мне?
Мне за вас напраслину терпеть. П л а т о н. Да об чем ты? Г л е б. Об чем?
Об яблоках. (Громко.) Караул!
Входят Мавра Тарасовна, Барабошев, Мухояров.
ЯВЛЕНИЕ
ДЕСЯТОЕ
Платон, Глеб, Мавра Тарасовна, Барабошев, Мухояров. В беседке
Поликсена, Филицата.
Б а р а б о ш е в (Глебу). Что, братец, за дебош? Коль
скоро ты поймал вора, сейчас крути ему назад лопатки и представь на распоряжение
полицейской администрации. М у х о я р о в (Глебу). Как ты хозяев до
беспокойства доводишь, караул кричишь. Нынче уж эта песня из моды выходит,
приглашают полицию, составляют акт без этого невежества. Г л е б. Я вам
докладывал, что вора предоставлю, вот извольте, и с поличным. (Берет у Платона
из рук яблоко.) Б а р а б о ш е в. Да это Платон Зыбкин. На словах ты,
братец, патриот, а на деле фрукты воруешь. П л а т о н. Я не вор. Б а р а
б о ш е в. В таком случае зачем твои проминажи в чужом саду? П л а т о н. Я
не вор. М а в р а Т а р а с о в н а. Так ты, миленький, не воровать
приходил? П л а т о н. Да нет же, говорю я вам; на что мне ваши яблоки! М
а в р а Т а р а с о в н а. Что ж вы на парня напали? За что его обижаете?
Он не вор, он гулять в наш сад приходил, время провести. С кем же ты, миленький,
здесь в саду время проводил? Б а р а б о ш е в. От таких твоих проминажей
может быть урон нашей чести. У нас каменные заборы и железные вороты затем и
поставлены, что в нашей фамилии существует влюбчивость. М а в р а Т а р
а с о в н а. Уж ты не утаивай от меня, я хозяйка; коли есть в доме такие гулены,
так их унять можно. П л а т о н (решительно). Вяжите меня скорей! Я вор, я за
яблоками, я хотел весь сад обворовать. П о л и к с е н а (выходя из беседки).
Не верьте ему: он ко мне приходил. Б а р а б о ш е в. Маменька, удар! Я даже
разговору лишился и не имею слов. Обязан я убить его сейчас на месте, или эту
казнь правосудию предоставить, я в недоумении. М а в р а Т а р а с о в
н а. Погоди, миленький! Ничего я тут особенного не вижу, это часто бывает.
Сейчас я все дело рассужу. Кто виноват, с того мы взыщем, а для чего мы девушку
здесь держим? И не пристало ей пустые разговоры слушать, и почивать ей пора.
(Филицате.) Ну-ка, ты, стража неусыпная! Ф и л и ц а т а. Кому что, а уж мне
будет. М а в р а Т а р а с о в н а. Веди ты ее, укладывай почивать!
Коли бессонница одолеет, сказочку скажи. П о л и к с е н а (обнимая Платона).
Бабушка, поздно вы хватились: нас разлучить невозможно. М а в р а Т а р
а с о в н а. Да зачем вас разлучать, кому нужно? Только не сейчас же вас
венчать; вот уж завтра, что бог даст. Утро вечера мудренее. А спать-то тебе
надо, да и ему пора домой идти. Ишь он как долго загостился. Иди-ка, иди с
богом! П о л и к с е н а (целуя Платона). Прощай, мой милый! Я слово сдержу.
Мое слово крепко, - вот так крепко, как я тебя целую теперь. М а в р а
Т а р а с о в н а. Ну, вот так-то, честь честью, чего лучше! Ужо еще
поцелуйтесь. При людях-то оно не так зазорно.
Поликсена целует Платона и уходит.
Небось хорошо,
сладко? П л а т о н. Чудесно-с! Но ежели вы меня убивать - так сделайте ваше
одолжение, поскорей! М а в р а Т а р а с о в н а. Погоди, твоя речь
впереди! Чтоб не было пустых разговоров, я вам расскажу, что и как тут
случилось. Вышла Поликсеночка погулять вечером да простудилась, и должна теперь,
бедная, месяца два-три в комнате сидеть безвыходно, - а там увидим, что с ней
делать. Парень этот ни в чем не виноват; на него напрасно сказали; яблочков он
не воровал, взял, бедный, одно яблочко, да и то отняли, попробовать не дали. И
отпустили его с миром домой. Вот только и всего, больше ничего не было, так вы и
знайте! П л а т о н. Очень, очень премного вами благодарен. М а в р
а Т а р а с о в н а. Не за что, миленький. П л а т о н. Есть за что:
рук не вязали, оглоблей не били. Только душу вынули, а членовредительства
никакого. Б а р а б о ш е в. Красноречие оставь! Тебе оно нейдет. М а в р
а Т а р а с о в н а. Не тронь его, пусть поговорит. Проводить успеем. П
л а т о н. Вы разговору моему не препятствуете? И за это я вас благодарить
должен. Все вы у меня отняли и убили меня совсем, но только из-под политики,
учтиво... и за то спасибо, что хоть не дубиной. Уж на что еще учтивее и
политичнее: дочь-девушку, богатую невесту, при себе целовать позволяете! И кому
же? Ничтожному человеку, прогнанному приказчику! Ах благодетели, благодетели
мои! Замучить-то вы и ее и меня замучите, высушите, в гроб вгоните, да все-таки
учтиво, а не по-прежнему. Значит, наше взяло! Ура!! Вот оно - правду-то вам
говорить почаще, вот! Как вы много против прежнего образованнее стали! А коли
учить вас хорошенько, так вы, пожалуй, скоро и совсем на людей похожи
будете.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ЛИЦА:
М а в р а Т а р
а с о в н а. Б а р а б о ш е в. П о л и к с е н а. М у х о я р о
в. П л а т о н. Г р о з н о в. Ф и л и ц а т а.
Большая столовая: прямо стеклянная дверь в буфетную, через
которую ход в сени и на заднее крыльцо; направо две двери - одна ближе к
авансцене, в комнату Мавры Тарасовны, другая в комнату Поликсены, налево две
двери, - одна в гостиную, другая в коридор, - между дверями ореховый буфет;
посередине обеденный стол, покрытый цветной скатертью. Мебель дорогая,
тяжелая.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Из средней двери выходят: Филицата и
Грознов.
Ф и л и ц а т а. Вот это у нас столовая, Сила Ерофеич! Вот буфет;
тут посуда, столовое белье, серебро. Г р о з н о в. Много серебра-то? Ф и
л и ц а т а. Пуды лежат, шкап ломится, и старого и нового есть довольно. Г р
о з н о в. Хорошо, у кого серебра-то много. Ф и л и ц а т а (у двери
гостиной). Уж на что лучше. А вот это у нас комнаты не живущие, гостиная, да еще
другая гостиная, а там зала. Г р о з н о в. Как полы-то лоснятся. Ф и л и
ц а т а. В год два раза гости бывают, а каждую неделю натирают, вот они и
лоснятся. А вот комната Мавры Тарасовны!.. (Отворяет дверь.) Г р о з н о в.
Ишь ты, какой покой себе, какую негу нажила! Ф и л и ц а т а. И деньги свои,
и воля своя, так кто ж ей запретит. Г р о з н о в. А сундук-то железный - с
деньгами, чай? Ф и л и ц а т а. С деньгами. Г р о з н о в. Чай, много их
там? Ф и л и ц а т а. Большие тысячи лежат. А внизу у нас две половины: в
одной Амос Панфилыч живет, а в другой - приказчики да контора. Вот, Сила
Ерофеич, я вам все наши покои показала; а теперь подождите в моей каморке!
Теперь скоро сама-то приедет. Когда нужно будет, я вас кликну. Только уж вы
ничего не забудьте, все скажите! Г р о з н о в. Ну, вот еще! Меня учить не
надо. Ф и л и ц а т а. А я вам поднесу для храбрости. (Провожает Грознова в
среднюю дверь.)
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Ф и л и ц а т а (одна). Эка тишина, точно в
гробу! С ума сойдешь от такой жизни! Только что проснутся, да все как и умрут
опять. Раз пять дом-то обойдешь, пыль сотрешь, лампадки оправишь, только и
занятия. Бродишь одна по пустым комнатам - одурь возьмет. Муха пролетит, и то
слышно.
Поликсена показывается из своей двери.
ЯВЛЕНИЕ
ТРЕТЬЕ
Филицата, Поликсена.
П о л и к с е н а. Тоска меня загрызла,
места не найду. Ф и л и ц а т а. Уж нечего делать, потерпи, может, моя
ворожба и на пользу будет. Утопающий за соломинку хватается. Сама видишь, я рада
для тебя в ниточку вытянуться. П о л и к с е н а. Ты где же была все
утро? Ф и л и ц а т а. Все в хлопотах. Снарядивши бабушку к обедне, к соседям
сбегала, провела сюда, пока самой-то дома нет... П о л и к с е н а. И Платоша
здесь? Ф и л и ц а т а. Здесь, у меня в каморке. Ведь мало ль что, я куражу
не теряю. П о л и к с е н а (с нетерпением). Что ж это бабушка-то так
долго? Ф и л и ц а т а. Должно быть, зашла к Кирилушке. П о л и к с е н а.
К какому Кирилушке? Ф и л и ц а т а. Блаженненький тут есть, просто сказать,
дурачок. П о л и к с е н а. Так зачем она к нему? Ф и л и ц а т а. За
советом. Ведь твоя бабушка умная считается; за то и умной зовут, что все с
совету делает. Какая ж бы она умная была, кабы с дураком не советовалась. П о
л и к с е н а. Да об чем ей советоваться? Ф и л и ц а т а. А как тебя
тиранить лучше. Ты думаешь, своим-то умом до этого скоро дойдешь? Нет, матушка,
на все на это своя премудрость есть. Вот позвонил кто-то. Ты поди к себе, посиди
пока, да погоди сокрушаться-то! Бог не без милости, казак не без
счастья.
Поликсена уходит. Входит Мавра Тарасовна и садится к
столу.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Мавра Тарасовна, Филицата.
Ф и л и
ц а т а. (подобострастно). Утрудились? М а в р а Т а р а с о в н а.
Никто меня не спрашивал? Ф и л и ц а т а. Амос Панфилыч раза два
наведывались, в город ехать сбираются. М а в р а Т а р а с о в н а.
Подождет, не к спеху дело-то. Вели сказать ему, чтобы зашел через полчаса. Пошли
ко мне Поликсену! Ф и л и ц а т а (в дверь Поликсене). Поди, бабушка тебя
кличет. (Уходит.)
Входит Поликсена.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Мавра
Тарасовна, Поликсена.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ты, миленькая,
помимо нашей воли, своим умом об своей голове рассудила? Нешто так можно? П о
л и к с е н а. Я пойду за того, кого люблю. М а в р а Т а р а с о в н
а. Да, пойдешь, если позволят. П о л и к с е н а. Вы меня приданым попрекали;
я пойду за него без приданого - возьмите себе мое приданое! М а в р а Т
а р а с о в н а. Ты меня, миленькая, подкупить не хочешь ли? Нет, я твоим
приданым не покорыстуюсь; мне чужого не надо; оно тебе отложено и твое всегда
будет. Куда бы ты ни пошла из нашего дому, оно за тобой пойдет. Только
выходов-то тебе немного: либо замуж по нашей воле, либо в монастырь. Пойдешь
замуж - отдадим приданое тебе в руки, пойдешь в монастырь - в монастырь положим.
Хоть и умрешь, боже сохрани, за тобой же пойдет, - отдадим в церковь на помин
души. П о л и к с е н а. Я пойду за того, кого люблю. М а в р а Т а
р а с о в н а. Коли тебе такие слова в удовольствие, так, сделай милость,
говори. Мы тебя, миленькая, не обидим, говорить не закажем. П о л и к с е н
а. Зачем вы меня звали? М а в р а Т а р а с о в н а. Поговорить с
тобой. Сделаем-то мы по-своему, а поговорить с тобой все-таки надо. П о л и к
с е н а. Ну вот вы слышали мой разговор? М а в р а Т а р а с о в н а.
Слышала. П о л и к с е н а. Может быть, вы не хорошо расслушали, так я вам
еще повторю: я пойду за того, кого люблю. Нынче всякий должен жить по своей
воле. М а в р а Т а р а с о в н а. Твои "нынче" и "завтра" для меня все
равно что ничего; для меня резонов нет. Меня не то что уговорить, в ступе
утолочь невозможно. Не знаю, как другие, а я своим характером даже очень
довольна. П о л и к с е н а. А у меня характер: делать все вам напротив; и я
своим тоже очень довольна. М а в р а Т а р а с о в н а. Так, миленькая,
мы и запишем.
Поликсена уходит. Входит Филицата.
ЯВЛЕНИЕ
ШЕСТОЕ
Мавра Тарасовна, Филицата.
М а в р а Т а р а с о в н а.
Поди-ка ты сюда поближе! Ф и л и ц а т а. Ох, иду, иду. (Подходит.) Виновата.
(Кланяется, касаясь рукой пола.) М а в р а Т а р а с о в н а. Мне из
твоей вины не шубу шить. Как же это ты недоглядела? Аль, может, и сама
подвела? Ф и л и ц а т а. Ее дело молодое, а все одна да одна, - жалость меня
взяла... ну, думаешь: поговорят с парнем, да и разойдутся. А кто ж их знал?
Видно, сердце-то не камень. М а в р а Т а р а с о в н а. Уж очень ты
жалостлива. Ну сбирайся! Ф и л и ц а т а. Куда сбираться? М а в р а
Т а р а с о в н а. Со двора долой. В хорошем доме таких нельзя держать. Ф и л
и ц а т а. Вот выдумала! А еще умной называешься. Кто тебя умной-то назвал, и
тот дурак. Сорок лет я в доме живу, отца ее маленьким застала, все хороша была,
а теперь вдруг и не гожусь. М а в р а Т а р а с о в н а. С летами ты,
значит, глупеть стала. Ф и л и ц а т а. Да и ты не поумнела, коли так
нескладно говоришь. Виновата я, ну, побей меня, коли ты хозяйка; это по
крайности будет с умом сообразно; а то на-ка, с двора ступай! Кто ж за
Поликсеной ходить-то будет? Да вы ее тут совсем уморите. М а в р а Т а
р а с о в н а. Что за ней ходить, она не маленькая. Ф и л и ц а т а. И
велика, да хуже маленькой. Я вчера, как мы из саду вернулись, у ней изо рту
коробку со спичками выдернула. Вот ведь какая она глупая! Нешто этим шутят? М
а в р а Т а р а с о в н а. Кто захочет что сделать над собой, так не
остановишь. А надо всеми над нами бог, - это лучше нянек-то. А тебя держать
нельзя, ты больно жалостлива. Ф и л и ц а т а. Такая уж я смолоду. Не к одной
я к ней жалостлива, и к тебе, когда ты была помоложе, тоже была жалостлива.
Вспомни молодость-то, так сама внучку-то пожалеешь. М а в р а Т а р а с
о в н а. Нечего мне помнить, чиста моя душенька. Ф и л и ц а т а. А ты
забыла, верно, как дружок-то твой вдруг налетел? Кто на часах-то стоял? Я от
страху-то не меньше тебя тряслась всеми суставами, чтобы муж его тут не
захватил. Так меня после целую неделю лихорадка била. М а в р а Т а р а
с о в н а. Было, да быльем поросло, я уж в этом грехе и каяться перестала. И
солдатик этот бедненький давно помер на чужой стороне. Ф и л и ц а т а. Ох,
не жив ли? М а в р а Т а р а с о в н а. Никак нельзя ему живым быть,
потому я уж лет двадцать за упокой его души подаю, так нешто может это человек
выдержать. Ф и л и ц а т а. Бывает, что и выдерживают. М а в р а Т а
р а с о в н а. Что я прежде и что теперь - большая разница: я теперь очень
далека от всего этого и очень высока стала для вас, маленьких людей. Ф и л и
ц а т а. Ну, твое при тебе. М а в р а Т а р а с о в н а. Так ты пустых
речей не говори, а сбирайся-ка, подобру-поздорову! Вот тебе три дня сроку! Ф
и л и ц а т а. Я хоть сейчас. Поликсену только и жалко, а тебя-то, признаться,
не очень. (Отворив стеклянную дверь.) Матушка, да вот он! М а в р а Т а
р а с о в н а. Кто он-то? Ф и л и ц а т а. Сила Ерофеич твой!
(Уходит.)
Входит Грознов.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Мавра
Тарасовна, Грознов, потом Филицата.
Г р о з н о в. Здравия желаю! М а в р
а Т а р а с о в н а. Батюшки! Как ты? Кто тебя пустил? Г р о з н о в.
Меня-то не пустить, Грознова-то? Да кто ж меня удержит? Я Браилов брал, на
батареи ходил. М а в р а Т а р а с о в н а. Да уж не окаянный ли ты, не
за душой ли моей пришел? Г р о з н о в. Нет, на что мне душа твоя? Давай жить
да друг на друга любоваться. М а в р а Т а р а с о в н а. Да как же ты
жив-то? Я давно, как ты в поход ушел, тебя за упокой поминаю. Видно, не дошла
моя грешная молитва? Г р о з н о в. Я добрей тебя, я молился, чтобы тебе бог
здоровья дал, чтобы нам опять свидеться. Да вот и дожил до радости. М а в р
а Т а р а с о в н а. Ну, сказывай, не томи, зачем ты теперь ко
мне-то! Г р о з н о в. Да ты помнишь клятву, свою клятву страшную? М а в р
а Т а р а с о в н а. Ох, помню, помню. Как ее забудешь? Ну чего ж тебе от
меня надобно? Г р о з н о в. Хочу стать к тебе на квартиру. Выберу у тебя
гостиную, которая получше, да и оснуюсь тут; гвоздей по стенам набью, амуницию
развешаю. М а в р а Т а р а с о в н а. Ах, беда моей головушке! Г р
о з н о в. А вы каждое утро ко мне всей семьей здороваться приходите, в ноги
кланяться, и вечером опять то же, прощаться, покойной ночи желать. И сундук ты
тот, железный, ко мне в комнату под кровать поставь. М а в р а Т а р а
с о в н а. Да как ты, погубитель мой, про сундук-то знаешь? Г р о з н о в.
Грознов все знает, все. М а в р а Т а р а с о в н а. Варвар ты был для
меня, варвар и остался. Г р о з н о в. Нет, не бранись, я шучу с тобой. М
а в р а Т а р а с о в н а. Так денег, что ль, тебе нужно? Г р о з н о
в. И денег мне твоих не надо, у меня свои есть. На что мне? Я одной ногой в
могиле стою; с собой не возьмешь. М а в р а Т а р а с о в н а. Мне уж и
не понять, чего ж тебе. Г р о з н о в (утирая слезы). Угол мне нужен - век
доживать, угол - где-нибудь в сторожке, подле конуры собачей. М а в р а
Т а р а с о в н а (утирая слезы). Ах ты, миленький, миленький! Г р о з н о в.
Да покой мне нужен, чтобы ходил кто-нибудь за мной: тепленьким когда напоить, -
знобит меня к погоде. У тебя есть старушка Филицата - вот бы мне и нянька. М
а в р а Т а р а с о в н а. А я только что ее прогнать рассудила. Г р о
з н о в. Ну, уж для меня сделай милость! Не приказываю, а прошу. М а в р
а Т а р а с о в н а. Чего я для тебя не сделаю! Все на свете обязана. Г
р о з н о в (оглядывая комнату). А то, нет, где уж мне в такие хоромы! Ты
пшеничная, ты в них и живи; а я аржаной - я на дворе. М а в р а Т а р а
с о в н а (с чувством). А еще-то чего ты, сирота горькая, от меня
потребуешь? Г р о з н о в. Еще потребую, за тем пришел, только уж не много и
никакого тебе убытку. М а в р а Т а р а с о в н а. Только б не деньги,
да чести моей посрамления не было; а то все с великим удовольствием. Вижу я, не
грабитель ты... а как есть степенный человек стал; так уж мне и горя нет, и не
задумаюсь, а всякую твою волю исполню. Г р о з н о в. Ну и ладно, ну и
ладно. М а в р а Т а р а с о в н а. И в ножки я тебе поклонюсь, только
сними ты с меня ту прежнюю клятву, страшную. Г р о з н о в. А! что! Вот ты и
знай, какой Грознов! М а в р а Т а р а с о в н а. Каково жить всю жизнь
с такой петлей на шее! Душит она меня. Г р о з н о в. Сниму, сниму, - другую
возьму, полегче. М а в р а Т а р а с о в н а. Да я и без клятвы для
тебя все... Г р о з н о в. А сделаешь - так и шабаш: вничью разойдемся. Вот и
надо бы мне поговорить с тобой по душе, хорошенько! М а в р а Т а р а с
о в н а. Так пойдем ко мне в комнату! Филицата!
Входит Филицата.
Чай-то готов у меня? Ф и л и ц а т а.
Готов, матушка, давно готов. М а в р а Т а р а с о в н а. Подай рому
бутылку, водочки поставь, пирожка вчерашнего - ну, там, что следует. Ф и л и
ц а т а. Слушаю, матушка. (Уходит.) Г р о з н о в. Говорят, тебе ундер
нужен. М а в р а Т а р а с о в н а. Да, миленький, ищем мы ундера-то,
ищем. Г р о з н о в. Так чего ж тебе лучше, - вот я! М а в р а Т а р
а с о в н а. Значит, и жалованье тебе положить? Г р о з н о в. Так неужто
задаром? Я везде хорошее жалованье получал, я кавалерию имею. М а в р а
Т а р а с о в н а. А много ль с нас-то запросишь? Г р о з н о в. Четырнадцать
рублей двадцать восемь копеек с денежкой, я на старый счет. М а в р а Т
а р а с о в н а. Ну, уж с нас-то возьми, по знакомству, двенадцать. Г р о з н
о в. Ах, ты! (Топнув ногой.) Полтораста. М а в р а Т а р а с о в н а.
Ну, четырнадцать так четырнадцать... Четырнадцать, четырнадцать, я
пошутила. Г р о з н о в. Не четырнадцать, а четырнадцать двадцать восемь
копеек с денежкой. И денежки не уступлю. А как харчи? М а в р а Т а р а
с о в н а. Харчи у нас людские - хорошие, по праздникам водки подносим; ну, а
тебя-то когда Филицата и с нашего стола покормит. Г р о з н о в Я разносолов
ваших не люблю, мне что помягче. М а в р а Т а р а с о в н а. Да, да,
состарился ты, ах как состарился! Г р о з н о в. Кто? я-то? Нет, я еще
молодец, я куда хочешь. А вот ты так уж плоха стала, больно плоха. М а в р
а Т а р а с о в н а. Что ты, что ты! Я еще совсем свежая женщина. Г р о
з н о в. А как жили-то мы с тобой, помнишь, там, в Гавриковом, у
Богоявленья? М а в р а Т а р а с о в н а. Давно уж время-то, много воды
утекло. Г р о з н о в. Теперь только мне и поговорить-то с тобой; а как
поселюсь в сторожке, так ты барыня, ваше степенство, а я просто Ерофеич.
Входит Филицата.
Ф и л и ц а т а. Пожалуйте! Готово! М а в
р а Т а р а с о в н а. Ну, пойдем. Закуси чем бог послал. (Филицате.) Коли
кто спросит, так вели здесь подождать! (Уходит; Грознов за ней.)
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Ф и л и ц а т а (одна). Ну, как мне себя не
хвалить! Добрая-то я всегда была, а ума-то я в себе что-то прежде не замечала,
все казалось, что мало его, не в настоящую меру; а теперь выходит, что в доме-то
я умней всех. Вот чудо-то: до старости дожила, не знала, что я умна. Нет, уж я
теперь про себя совсем иначе понимать буду. Какую силу сломили! Ее и пушкой-то
не прошибешь, а я вот нашла на нее грозу.
Входят Барабошев и Мухояров.
ЯВЛЕНИЕ
ДЕВЯТОЕ
Филицата, Барабошев, Мухояров.
Б а р а б о ш е в. Но где же
маменька? Ф и л и ц а т а. Подождать приказано. Б а р а б о ш е в. У нас
серьезное финансовое дело, никакого замедления не терпит. Ф и л и ц а т а. У
тебя серьезное, а у нас еще серьезнее. Там у нее ундер. Б а р а б о ш е в.
Ундер - чин незначительный. Ф и л и ц а т а. Незначительный, а беспокоить не
велели. Да авось над нами не каплет, подождать-то можно.
Голос Мавры Тарасовны: "Филицата!"
Вон, зовут! (Уходит.) Б
а р а б о ш е в. Никандра, наши обстоятельства в упадке, в таком кризисе будь в
струне! М у х о я р о в. Первый голос вы, а я вам акомпаниман.
Выходит Филицата.
Ф и л и ц а т а (говорит в дверь). Хорошо,
матушка. А Платон сейчас будет здесь, он тут недалеко. Б а р а б о ш е в.
Какой Платон, и какая в нем в настоящую минуту может быть надобность? Ф и л и
ц а т а. Дело хозяйское, не наше. (У двери Поликсены.) Красавица, утри слезки-то
да выползай! (Отворяя стеклянную дверь.) Платоша, требуют! Б а р а б о ш е в.
Для чего этот весь конгресс, это даже трудно понять. М у х о я р о в. Я так
по всему заключаю, что тут будет для нас с вами неожиданный оборот.
Входят: Мавра Тарасовна, Поликсена, Платон и
Грознов.
М а в р а Т а р а с о в н а.
Здравствуйте! Садитесь все!
Все садятся, кроме Филицаты и Грознова, который стоит бодро,
руки по швам.
Вот, миленькие мои, вздумала я порядок в доме завести,
вздумала, да и сделала. Первое дело, чтоб порядок был на дворе, наняла я ундера.
Амос Панфилыч, вот он! Г р о з н о в. Здравия желаю, ваше степенство! Б а
р а б о ш е в. Как прозываешься, кавалер? Г р о з н о в. Сила Ерофеич
Грознов. Б а р а б о ш е в. Ундер в порядке: и нашивки имеет и кавалерию; я
его одобряю. Г р о з н о в. Ради стараться, ваше степенство! М а в р
а Т а р а с о в н а. Я тебе, Ерофеич, весь наш дом под присмотр отдаю:
смотри ты за чистотой на дворе, за всей прислугой, ну и за приказчиками не
мешает, чтоб раньше домой приходили, чтоб по ночам не шлялись. (Мухоярову.) А вы
его уважайте! Ну, теперь на дворе хорошо будет, я покойна; надо в доме порядок
заводить. Слышала я, Платон, что заставляли тебя меня обманывать, фальшивые
отчеты писать. П л а т о н. Про хозяина сказать не смею, а Мухояров
заставлял, это точно. М а в р а Т а р а с о в н а. И деньги тебе,
миленький, обещал, да ты сказал, что тысячи рублей не возьмешь? П л а т о н.
Да напрасно меня и просить, это смешно даже. М а в р а Т а р а с о в н
а. Вот, для порядку, и назначаю я Платона главным приказчиком и всю торговлю и
капитал ему доверяю. Б а р а б о ш е в. Но он несостоятельный должник, у меня
его вексель. М а в р а Т а р а с о в н а. Дай-ка вексель-то
сюда!
Барабошев подает.
Вот тебе и вексель. (Разрывает и бросает на
пол.) Б а р а б о ш е в. Маменька, у меня к вам финансовый вопрос. М а в р
а Т а р а с о в н а. Погоди, и до тебя очередь дойдет. М у х о я р о в.
Значит, я своей должности решен? М а в р а Т а р а с о в н а. Нет,
зачем же! Ты умел над Платоном шутить; так послужи теперь у него под началом! А
вот тебе работа на первый раз! Поди напиши билетец: "Мавра Тарасовна и Амос
Панфилыч Барабошевы, по случаю помолвки Поликсены Амосовны Барабошевой с
почетным гражданином Платоном Иванычем Зыбкиным, приглашают на бал и вечерний
стол". А число мы сами поставим. П о л и к с е н а. Бабушка, так Платоша мой?
Ну, вот я говорила. М а в р а Т а р а с о в н а. Никто не отнимает, не
бойся! П о л и к с е н а (Платону). Пойдем в гостиную, к роялю, я тебе спою
"Вот на пути село большое". М а в р а Т а р а с о в н а. Сиди, сиди,
что заюлила! Б а р а б о ш е в. Но как же, маменька, генерал? М а в р
а Т а р а с о в н а. Куда уж нам; высоко очень. Б а р а б о ш е в.
Значит, Пустоплесов над нами преферанс возьмет? Ф и л и ц а т а. Ты у меня
про Пустоплесова-то спроси! У них вчера такая баталия была, что чудо. Сам-то
пьяный согрубил что-то жениху, так тот за ним по всему дому не то с саблей, не
то с палкой бегал, уж не знаю хорошенько. Так все дело и врозь. Б а р а б о ш
е в. В таком случае, я на этот брак согласен. Но, маменька, финансовый вопрос...
Мне надо в город ехать, по векселям платить. М а в р а Т а р а с о в н
а. Ты хотел Платона-то в яму сажать, так не сесть ли тебе, миленький, самому на
его место. На досуге там свой цапцапарель попьешь, лик-то у тебя
прояснится. Б а р а б о ш е в. Если со мной такое кораблекрушение последует,
так на все семейство мораль; а мы затеваем бракосочетание и должны иметь свой
круг почетных гостей. М а в р а Т а р а с о в н а. А не хочешь в яму,
так Платону кланяйся, чтоб он заплатил за тебя; и уж больше тебе доверенности от
меня не будет. П л а т о н. Вот она правда-то, бабушка! Она свое
возьмет. М а в р а Т а р а с о в н а. Ну, миленький, не очень уж ты на
правду-то надейся! Кабы не случай тут один, так плакался бы ты с своей правдой
всю жизнь. А ты вот как говори: не родись умен, а родись счастлив... вот это,
миленький, вернее. Правда - хорошо, а счастье лучше! Ф и л и ц а т а
(Грознову). Ну-ка, служивый, поздравь нас. Г р о з н о в. Честь, имею
поздравить Платона Иваныча и Поликсену Амосовну! Тысячу лет жизни и казны
несметное число! Ура!