Осоргин Михаил Андреевич
Встреча с желанной

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   М. А. Осоргин. Заметки старого книгоеда
   

ВСТРЕЧА С ЖЕЛАННОЙ

   В день дождливый и безрадостный, когда ожидать доброго, в сущности, даже и не приходится, вошел я в книжный магазин, зонтик поставил у двери, шляпу положил на стул, чтобы ненароком книжки какой не замочить, и думаю: придется перелистать журнальчики, потому что на полках все мне давно ведомо. И вижу вдруг, что...хозяин горд и важен, почти и смотреть на меня не хочет, хотя со всеми книжниками я старый приятель.
   Отчего бы? Уж не получил ли полный комплект "Старых годов"1 или свиток толстовских2 иллюстраций к "Душеньке" Богдановича, или попала какая уткинская гравюра? Последнею полюбовался бы охотно, имея у себя дома лишь бессмертные профили работы Уткина в первом издании гнедичева перевода "Илиады"3. А может быть, раздобыл хитрый человек старинную повесть, из зачитанных вчистую, и хочет помучить меня нетерпением?
   Он же лишь левого глаза уголком метнул в сторону полки, где у него в почете и мрачной красоте стоит десяток кожаных переплетов. И вижу -- как будто один прибыл, мне неизвестый. И как протянул я к нему руку -- точно электрическая искра уколола палец: издали почувствовал. А когда, отогнув переплет прекрасной сохранности, с черной бегущей линией по краешку, времени не старого -- всего годов сто, увидал знакомый заглавный лист, с младым Петром, в латах и чернобровым, в окружении медальонов со львом, орлом, скалой, атлантом и другими эмблемами,-- тут я как был, так и сел на стул от волнения и приступа сердечного биения! Ибо прямо скажу -- мечта жизни!
   И знаю, и читывал о ней, и сам писал, даже в этих своих заметках, но видеть не сподоблялся. Видал, конечно, переиздания позднейших лет, в частности времен новиковских, но знаменитого первенца, амстердамского, восьмиязычного, 1705 года, шестой петровской книги, печатанной еще до гражданского шрифта, в руках иметь не приходилось.
   "Символы и эмблемата"! Для иного, равнодушного, звук пустой, для меня же -- райская песня. Первый лист -- гравюра, второй -- красно-черный амстердамский титул, а с третьей страницы до конца -- в полной целости все 840 кружочков гравированных символов и эмблем, вся мудрость веков, весь катехизис человеческих добра и зла, вся прелестная наивность ушедших времен, вся фантазия и бывших, и будущих художников!
   Об истории этой книги и говорить много не стоит: достаточно писано4. Издана по велению Петра, пролежала долго зря в посольском приказе, 165 штук сгнило от сырости, 610 пущены в продажу -- и следа их почти не осталось. Петр Великий, портрет работы Готфрида Кнеллера, 1698 года, изображен младым и прекрасным рыцарем. Переиздана в конце осьмнадцатого века и вновь в начале девятнадцатого, последнее -- с посвящением Александру I. И тогда прибавлено объяснительное слово:
   "Как тело и душа, будучи воедино сопряжены, соделывают естественную связь человека, так известные образы и слова, вместе сложены будучи, составляют совершенный смысл и человеческим очам представляют вразумительные эмблемы и символы".
   В сем последнем издании, по счастливому розыску старого книгоеда, читал эту книгу в детские годы Федя Лаврецкий, герой "Дворянского гнезда". Ныне, по случаю юбилея Ивана Сергеевича Тургенева, могу прибавить, что только одна картинка упомянута им правильно, а именно под номером 788 медведица, лижущая медвежонка, с надписью: "Помалу" (а не "мало-помалу"), остальные же картинки хоть и имеются в книге, но надписи совсем иные. Так, например, летящая с веткой птичка объяснена: "Подожде благополучная погода". При надписях же: "Мало-помалу" -- изображена в одном медальоне черепаха, а в другом неразумный купидон верхом на привязанном быке. А там, где радуга, надпись гласит: "Мое благовоние приятнее оттого". Откуда и заключаю, что Федя Лаврецкий, придя в возраст зрелости, картинки позабыл и, желая посмеяться, надписания прибавил от себя, хотя и с большим остроумием.
   Сочинителю все простительно, нам же того делать не подобает. И так как история книги известна, а описания самих символов и эмблем нигде не было, то и позволю себе о некоторых рассказать.
   Так, например, лежит на земле исхудалый человек, одну ножку задравши, а рядом вырытая яма в его рост, и еще сбоку что-то вроде пасхального кулича, и написано:
   "Зде надлежит остановитеся".
   Или висит над землей под облаком чаша, идут от нее пары, и дано надлежащее объяснение:
   "Надобно и приятно".
   Столь же замечателен большой барабан без палочек, на боку лежащий:
   "Непотребен без грому".
   Вылез из земли медведь и приналег на улей, из которого во все стороны вылетают пчелы. Морда у него очень добродушная, и дается ему совет:
   "Удаляйся средней точки".
   На высокой виселице среди холмов висит за живот привязанный лев, а на лице страдание. Потому "на лице", что у всех зверей в книге лица почти человеческие, да и солнце рисуется с носом и усиками. Подо львом же написано на восьми языках:
   "Да знет правительствовати".
   Ну, это, пожалуй, даже и слишком дерзновенно! Нынче таких символов печатать не позволено. На все же времена правильно изречение при картинке, где стоит в воротах юный купидон:
   "Врата любви суть, про приятелей, а не про неприятелей".
   Трудящему человеку, особенно писателю, пригодится изображение паука, раскинувшего сеть среди развалин:
   "Аз и справляю лучше оставленную свою работу".
   И многим невредно увидать потрепанную ворону на холмике:
   "Не всякому птицею прилично быть".
   Весьма убедительно изображен проливной дождик над селением:
   "Излишек вредителей есть".
   Но не сразу угадаешь, почему пустая сеть, вытянутая из воды рукою, от локтя ушедшею в облако, препровождена надписью:
   "Не всегда треногу" (Non semper tripodem).
   Иной раз, конечно, не доищешься соответствия изображения с надписью. Не во всяком символе может разобраться непосвященный человек. Не картинки для детей -- загадки для мудрых. Скачет, например, бравый козерог, с рыбьим хвостом, над ним рог изобилия, под ним не поймешь какая лопата с шариком на рукоятке. И оказывается, что это означает:
   "Благодеяние преодолевает все".
   Или, например, изображен удирающий лев, а ему что-то кричит петух, сидящий на скале, и значить это должно:
   "Приехал, видел и победил".
   Но понятно, когда гуляет свинья по клумбам и нюхает цветочки:
   "Не твоим ноздрям дух".
   А иной, может быть, догадается, почему изображен голый бородатый старец, на берегу реки, всем телом изогнутый, из-за спины же его льется вода, откуда и почему неизвестно, с пояснением:
   "Всяк свое дело знай".
   И чтобы уж кончить, расскажу еще про муху, которая ползет по зеркалу, и порядочно эта муха на стекле понаследила, ей же все, видимо, мало, почему и написано:
   "Лучше бы к нему прицепилась. Есть ли б нетоль гладко было".
   Минуты летели, часы шли, пора и магазин закрывать,-- а старый книгоед сидел на стуле, уткнувшись в книжку и глазами поедая гравюру за гравюрой. Рассказал их пятнадцать, а всех их, как сказано, восемьсот сорок! Разве же может времени хватить насладиться, хотя бы прочитав по разу? Нужно и в стеклышко посмотреть, разобрать гравюрную крупку, пальцем осторожно погладить, вдохнуть аромат старинной бумаги, отдохнуть -- и опять приняться листать с первой страницы. Был бы дом, продал бы дом, уплатил, сколько полагается полностью, взял книжку под мышку -- до свидания! Но нет дома у старого книгоеда.
   И вот, вернувшись в свою конуру и сидя среди милого, ставшего немилым, думаю и гадаю: почему понравилась такая книга Великому Петру, так понравилась, что повелел издать ее немедленно?
   Известно, что с этих эмблем Петр заказывал себе печати. Поразило его, что всякая мысль может быть выражена образом и прочтена хотя бы и неграмотным человеком. Слово забудется, но глаз дольше держит в памяти изображенное. То, что вырезал художник на гладкой доске и тиснул на бумаге,-- прочитает человек любого языка, старый и малый, ученый и несведущий. И когда придет случай -- всплывет в его памяти изображенье: то любовь в виде сердца и амура, то коварство змеи, то прозорливость орла, который, летая под облаками, "зрит даже добездны". И никаких длинных речей и толкований не нужно.
   Может быть, Петр Великий, во многом первый, был у нас первым и в понимании великого смысла символов как путей познания. Среди кружочков с искусными изображениями не все первобытны и наивны, многие пришли из глубины веков -- и остались до наших дней, как закусившая свой хвост змея ("Конец от начала происходит"), как пеликан, кормящий птенцов своим мясом ("Живот в средине смерти"), незатянутый коринфский узел ("Смерть едина мя развяжет") и многое множество иных известнейших символов. Что Петрову сердцу была близка такая символика, о том говорит большинство книг, изданных по его приказу и украшенных на титульных гравюрах многочисленными символическими изображениями, преимущественно клейнодами5 строительного и военного искусства. И если всмотреться в эти рисунки, а также в позднейшие книжные виньетки, заставки, концовки, опытный глаз не упустит влияния на них первой русской книги высокого художественного значения, конечно не самостоятельной, а целиком заимствованной у тогдашней Европы; ее голландский подлинник вышел шестью годами раньше, в 1691 году, в том же Амстердаме.
   Все же эти рассужденья нужны старому книгоеду больше для того, чтобы в серьезных размышлениях успокоиться и от волнующей радости свиданья с желанной, и от горечи разлуки с нею. И сколь счастлив будет тот, в чьем жилище найдет она новый временный приют после двухсот тридцати лет блуждания по сокровищницам русских книголюбов!

[28 июня 1933 г.]

   

ПРИМЕЧАНИЯ

   ПН, 1933, No 4480, 28 июня
   
   1 "Старые годы" -- ежемесячный иллюстрированный журнал для любителей искусства и старины (1907--1916), выходил в Петербурге.
   2 Имеются в виду рисунки Ф. П. Толстого (1783--1873) к поэме И. Ф. Богдановича "Душенька" (1820--1833).
   3 Первое издание "Илиады" Гомера в переводе Н. И. Гнедича относится к 1829 г. (Спб.).
   4 См. 12-ю "заметку старого книгоеда".
   5 Клейноды -- войсковые регалии, символы власти.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru