Со всяким любителем старины могут случиться ошибочки. Вот ныне англичане увлекаются гробницей Александра Македонского -- очень хотят найти ее. И на днях в Лондон телеграфировали из Каира, а из Лондона в Париж, по всем газетам, также и русским, что гробницу великого полководца надеются отыскать по указаниям Геродота, который в своих сочинениях упоминает о "богатой колеснице", влекомой несколькими десятками волов вдоль реки Евфрата и двигавшейся по направлению к западу,-- в колеснице же и было, по-видимому, тело Александра, когда везли его хоронить в Александрию.
Вот как помогает чтение старых книжек! Хотя, конечно, если читать их спокойнее и внимательнее, то нельзя не удивиться, как это догадался историк Геродот, в бозе почивший лет за сто до Александра Македонского, описать его похороны? Пожалуй, такую телеграмму по всему миру посылать не следовало. И было бы лучше, книжечку Геродота поставивши обратно на полку, почитать на сон грядущий историка Диодора, который относительно похорон был вполне осведомлен, так что даже и догадываться не о чем.
Это так, к слову. Поговорить же подробнее полагаю сегодня о том, как уважал старую книгу Иван Сергеевич Тургенев, хотя обозначал титулы книжек не всегда с подобающей точностью.
"СИМВОЛЫ И ЭМБЛЕМАТА"
Рассказывается в "Дворянском гнезде", как воспитывали Федю Лаврецкого. "По воскресеньям, после обедни, позволяли ему играть, то есть давали ему толстую книгу, таинственную книгу, сочинение некоего Максимовича-Амбодика, под заглавием "Символы и Эмблемы". В этой книге помещалось около тысячи весьма загадочных рисунков, с столь же загадочными толкованиями на пяти языках. Купидон с голым и пухлым телом играл большую роль в этих рисунках. К одному из них, под заглавием "Шафраны и радуга", относилось толкование: "Действие сего есть большее"; против другого, изображавшего "Цаплю, летящую с фиалковым цветком во рту", стояла надпись: "Тебе все они суть известны". "Купидон и медведь, лижущий своего медвежонка" означали: "Мало-помалу" '.
Здесь Иван Сергеевич Тургенев рассказал по памяти о знаменитейшей книге, ставшей ныне даже в последующих изданиях великой редкостью. Но ошибочки знаменитый писатель все же не избежал.
Автор книги не Максимович-Амбодик, а составлена она из сочинег.. и Катса, Гейнзия, Ремера Фишера и многих других. Издана была в Амстердаме по приказу Петра Великого в 1705 году с подлинника, там же изданного в 1691-м. В заглавии находится портрет Петра работы Готфрида Кнеллера, нарисованный им в 1698 году "с окружающими его приличными емвлемами и символами". Из этих эмблем некоторые были Петром использованы для собственных печатей. Подлинник книги издан был на восьми языках. О петровском издании рассказано в "Деле" 1718 года, что найдено этой книги в посольском приказе 775 экземпляров, из которых сгнили от сырости 165, а остальные пущены в продажу. Но надо думать, что и из остальных много сгнило, потому что книга эта в России и в Голландии прередка.
Но не это издание видел Тургенев и читал его герой Лаврецкий, а либо второе, либо третье русское ее издание, исправленное Нестором Максимовичем-Амбодиком, доктором и профессором медицины, и всего на пяти языках. Было в нем 840 эмблем с текстом и 23 виньета. Второе издание-- 1788 года, а третье-- 1811-го, с посвящением Александру I. Смысл же этой книги был таков: "Как тело и душа, будучи воедино сопряжены, соделывают естественную связь человека, так известные образы и слова, вместе сложены будучи, составляют совершенный смысл и человеческим очам представляют вразумительные емвлемы и символы".
И были в книге не одни купидоны, а и лучезарное солнце, и гора, окруженная морем, и лев, грызущий собаку, и рука, выказывающаяся из облаков, обутая в латы и держащая меч и масличную ветвь, и Геркулес с земным шаром за плечами, и человек с лопатой, и кричащий петух, и сова у дерева, и аллеи деревьев, и много любопытного, чем мог насладиться мальчик Федя Лаврецкий.
Скажем даже так: читал Федя, несомненно, третье издание, озаглавленное "Емвлемы и символы избранные"; так и по времени выходит. Потому что первого, амстердамского быть не могло, а второе в такой семье, да еще при допущении его в детскую, давно бы истрепалось. Третье же и по сорту бумаги, и по оттискам изображений было много похуже, так что не так жалко давать для забавы детям2.
Для любопытствующих добавим, что первое и знаменитое издание "Символов..." значится в списке книг библиотеки покойного Сергея Дягилева, назначенной к продаже в Париже.
ЕЩЕ КНИЖКИ ИВАНА СЕРГЕЕВИЧА
Любил наш писатель хорошие старые книжки и о многих упоминал в своих сочинениях.
Вот, например, Мартын Петрович ("Степной король Лир"), когда находила на него меланхолия, запирался в комнате и приказывал казачку Максимке читать вслух томик новиковского "Покоящегося трудолюбца"3, и Максимка жарил по складам: "Но человек страстный выводит из сего пустого места, которое он находит в тварях, совсем противные следствия. Каждая тварь особо, сказьшает он, не сильна сделать меня счастливым".
Взято это место Тургеневым из части 3-й "Трудолюбца" 1785 года со страницы 23, строка сверху 11-я. А самое издание носило такой титул: "Покоящийся трудолюбец, заключающий в себе богословские, философические, нравоучительные, исторические и всякого рода как важные, так и забавные материи, и проч., служащий третьим продолжением "Утреннего света", Москва, 1784--85". Первой и второй части у Мартына Петровича не было, а были только разрозненные номера третьей и четвертой. И читал ему Максимка, следовательно, статьи гг. Антона и Михаила Прокопович-Антонских, Василия Подшивалова, Павла Сохацкого, Карпа Мисловского, Росинского, Келембета и многих других. Вышла книга без пометки об указном дозволении, и впоследствии, вместе с другими книгами, была отобрана у издателя в его имении. И однако, как мы видим, Мартын Петрович ею обладал, хотя по рассказу не видно, чтобы имел принадлежность к свободным каменщикам.
Или, например, в романе Тургенева "Новь" -- чем занимались Фома Лаврентьевич и Евфимия Павловна Субочевы, старинные обитатели города С. Вставали поздно, кушали утром шоколад, а потом "...садились друг перед другом -- и либо беседовали (и всегда находили о чем), либо читали из "Приятного препровождения времени", "Зеркала света" или "Аонид".
Названия совершенно точны. "Приятное препровождение времени" -- это была такая книжечка, переведенная с французского Петром Шварцем и изданная в Москве в 1799 году. Потом тот же Шварц издал и другую, размером поменьше, назвав ее: "Приятное препровождение вечернего времени". Но Фомочка и Фимочка читали, по-видимому, первую, так как читали по утрам. Был еще и журнал, по названию схожий ("Приятное и полезное препровождение времени"), выходивший с 1794 по 1798 год, а писали в нем те же писатели (Подшивалов, Сохацкий и пр.), сочинения которых Мартыну Петровичу читал вслух по складам казачок Максимка. Выходил журнал как приложение к "Московским ведомостям".
Что касается "Зеркала света"4, то этот журнал выходил несколько раньше, в конце 80-х годов, а издавали его Федор Туманский и Петр Богданович; выходил еженедельно, и всего за два года вышло 104 номера, или шесть частей. Эту книжку Фимочка с Фомочкой, вероятно, читали-перечитали. Третья же, "Аониды", была для них поновее, так как издана она Карамзиным в 1796--97--98 годах в трех частях малого размера под названием "Аониды, или Собрание разных новых стихотворений". Заплатили за нее господа Субочевы десять рублей.
Вот как приятно точно знать, какие книжки были в руках героев великого нашего писателя!
А то, например, в рассказе "Три портрета" сказано, что "русские девицы начали почитывать романы вроде "Похождений маркиза Глаголя", "Фанфана и Лолотты", "Алексея, или Хижины в лесу"". Тут разобраться гораздо труднее, потому что точные титулы книжек писатель наш запамятовал. Нужно было сказать про первую книгу: "Приключения Маркиза Г., или Жизнь благородного человека, оставившего свет". Такая книжка сочинена аббатом Прево и переведена И. Елагиным и Вл. Лукиным в 1756--1765 годах, издана же в 6 томах в Санкт-Петербурге.
Как была фамилия маркиза, не сказано, по-русски же, по значению буквы Г., называли его действительно Глаголем. Позже вышли еще два тома, и там была описана история кавалера Грие и Манон Леско.
Переводчик Елагин, Иван Перфильевич, был при Екатерине министром, потом сенатором и директором придворной музыки и театра, а еще известен как виднейший петербургский масон. А Лукин, Владимир Игнатьевич, был при Елагине секретарем, вообще же был писатель очень интересный. Это он вел борьбу против Сумарокова, предлагал переделывать французские пьесы на русские нравы и первый дал мысль о народном русском театре. Очень его тогда за это бранили и осмеивали в печати.
Две другие книжечки, названные Тургеневым, хотя и неточно обозначены, а разысканы быть могут. Первая -- "Лолотта и Фанфан, или Приключения двух младенцев, оставленных на необитаемом острове" (1791). При ней картинки: "Батюшка, ах батюшка -- Как я, любезные мои дети..." и вторая: "Провидение есть их кормчий". Гравюрки довольно грубые. А другая книжка озаглавлена: "Алексис, или Домик в лесу... изданный в свет сочинителем "Лолотты и Фанфана"", и тоже картинки с надписями: "Смотри, видишь ли ты домик?", "Поверь своей Клеретте", "Ах, государь мой" и "Родитель мой, опусти нам мост". Тоже -- плохи гравюрки, а сама книжка переведена с французского5.
Думается мне при этом, что "Хижину в лесу" Иван Сергеевич назвал напрасно. Была, правда, и такая книга, но вышла она на сорок лет позже (1833) под названием "Хижина в лесу, или Добрые дети, соч. г-жи Г." -- с пятнадцатью плохими картинками. Но эта книжка для барышень не так интересна, больше детская. И прибавил ее Иван Сергеевич лишь по случайному созвучью, спутавши два названия. Утверждать, однако, не возьмусь.
В романе "Дым" упоминает Тургенев сборник Кирши Данилова, а в "Нови" говорит о рукописном "Кандиде" Вольтера. Еще в "Дыме" встречаются старые альманахи "Шаривари" и "Тентамарра", а в рассказе "Несчастная" -- книжка Де-Жерандо "О вреде страстей"6, мною не разысканная.
По всему этому видно, что мимо старой книги Иван Сергеевич равнодушно не проходил; а кто будет сомневаться, тому нужно прочитать в рассказе "Пунин и Бабурин", как сам рассказчик, Петр Петрович Б., читал книги под руководством Пунина; стоит это место здесь привести:
"Невозможно передать чувство, которое я испытывал, когда, улучив удобную минуту, он внезапно, словно сказочный пустынник или добрый дух, появлялся передо мною с увесистой книгой под мышкой и, украдкой кивая длинным, кривым пальцем и таинственно подмигивая, указывал головой, бровями, плечами, всем телом на глубь и глушь сада, куда никто не мог проникнуть за нами и где невозможно было нас отыскать. И вот удалось нам уйти незамеченными, вот мы благополучно достигли одного из наших тайных местечек, вот мы уже сидим рядком, вот уже и книга медленно раскрывается, издавая резкий, для меня тогда неизъяснимо приятный запах плесени и "старья"".
И подлинно: только тот и книголюб, кто книгу чувствует не только глазами, а и носом. Понимал это Иван Сергеевич Тургенев!
Там же, подальше, рассказано, как читали они с Пуниным "Россиаду" Хераскова. Жаль, не сказано, какое издание; если первое или третье -- хорошо, потому что эти издания (1779 и 1801 гг.) приятны и изящны; по времени же выходит как будто четвертое, которое плоховато и настоящего запаха плесени и старья иметь не должно. В этой поэме действует одна мужественная татарка, великанша-героиня, и вот о ней очень любил читать Пунин, как и вообще любил он Хераскова.
"Да,-- говаривал бывало Пунин, значительно кивая головою,-- Херасков -- тот спуску не дает. Иной раз такой выдвинет стишок -- просто зашибет... Только держись!.. Ты его постигнуть желаешь, а уж он -- вон где! и трубит, трубит, аки кимвалом! За то уж и имя ему дано! Одно слово: Херррасков!.."
По малости места настоящим отрывочком закончу. И о любимых тургеневских книжках приятно было вспомнить, и самого его хорошо почитать. Нам, книголюбам, Иван Сергеевич -- истинный друг!
[11 мая 1930 г.]
ПРИМЕЧАНИЯ
ПН, 1930, No 3336, 11 мая.
1 См. 26-ю "заметку старого книгоеда" (с. 249).
2 Подробнее об этом см.: Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 30 т. Соч. М., 1981, т. 6, с. 420--421.
3 Журнал "Покоящийся трудолюбец" выходил в Москве в 1784--1785 гг.
4 Еженедельник "Зеркало света" выходил в Петербурге в 1786--1787 гг.
5 Автором книг "Лолотта и Фанфан" (М., 1791) и "Алексис, или Домик в лесу" (М., 1800) был Франсуа Гийом Дюкре-Дюминиль.
6 У Тургенева говорится не о книге "О вреде страстей", а о главе из некоего сочинения. Комментаторы полагают, что речь идет о работе французского философа Мари Жозефа Дежерандо "О моральном усовершенствовании, или О самовоспитании" (1824).