Дудоров-Орловец Петр Петрович
На воле и в неволе

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Рогач).


Петр Дудоров.
На воле и в неволе

(Рогач).

I.

   Рогачом прозвали его люди впоследствии, а пока он был маленьким, его никак не звали.
   Вместе с другими дикими оленями, он жил себе в глухой тайге, недалеко от Камчатки.
   Хорошо было в тайге, хоть и опасно, но Рогач ничего не боялся, так как родители ревниво оберегали его от всяких опасностей.
   Широко и далеко раскинулась по Сибири непроходимая тайга (лес).
   Столетние кедры, сосны, ели и другие хвойные деревья, а также лиственные дубы, ольхи и березы перемешались между собой, прикрывая своими зелеными вершинами землю от солнечных лучей.
   Встанет солнышко и тайга тихо, таинственно зашумит, так и кажется, что деревья что-то рассказывают друг другу.
   На земле и в ветвях закипит жизнь.
   Пойдут чирикать птицы, шарахнется по веткам быстрая белка, пробираясь к кедровым шишкам, весело начнет прыгать по деревьям темный красавец -- соболь, стукнет носом дятел...
   Изредка между деревьями осторожно прошмыгнет красно-огненная лисица, зорко выслеживая добычу, а гордый орел с небесной высоты громким клекотом огласить воздух, застыв неподвижно на месте и широко раскинув крылья.
   Длинный осторожный хорек неслышно выползет из норки и юркнет в кусты, а белый, с черненьким хвостиком горностай испуганно пискнет на сосне, держа своими маленькими лапками шишку.
   Пройдет день, скроется солнце, и бесконечная тайга окутается таинственным мраком.
   И в ее глубине начинают раздаваться другие звуки.
   Протяжно завоет где-нибудь голодный волк.
   Упругими скачками пронесется между уснувшими деревьями грациозный, хищный барс, и глаза его горят в темноте, как раскаленные угли.
   А там, из самых темных дебрей тайги, вдруг раздастся грозное рычание царя тайги -- тигра и хрипло пронесется между столетними великанами.
   Испуганно заорет сова и понесется над деревьями, тараща свои большие, светящиеся глаза, а косолапый медведь, зачуявший тигра, карабкается поскорее на дерево, спеша уйти от грозного врага.
   Жутко в тайге.
   Не слышно в ней человеческого голоса, потому что люди очень редко заходят вглубь тайги, а если и заходят, то идут большими парнями, чтобы отыскивать золотоносные места.
   На севере тайга переходить постепенно в топкую тундру, покрытую мхом и мелким кустарником.
   Летом тундра совершенно непроходима, и если бы смельчак забрался туда летом, он непременно утонул бы в этой глубочайшей трясине, прикрытой сверху лишь тонкой, обманчивой корой.
   Только зимой появляются на ней гиляки со своими оленьими стадами, с которыми перекочевывают с места на место.
   Но дикий сибирский олень живет в северной части тайги, где хищного зверя меньше и откуда зимой ближе до тундры, на которой под снегом остается большой запас мха.
   Да и мошка меньше беспокоит там.
    

II.

   Хорошо жилось Рогачу.
   Он был еще совсем молоденький, с наслаждением сосал молоко матери и только начинал учиться щипать траву.
   Цвета он был белого, с небольшими черными пятнами и на его лбу уже начинали подыматься две шишки, которые скоро должны были превратиться в развесистые рога.
   Весело бегал он по тайге вместе с взрослыми оленями и такими же телятами, как он сам, резвился, прыгал и веселился, радуясь приволью и свободе.
   На ночь все олени сбивались в кучу и взрослые олени чутко стерегли свои семьи от хищных обитателей тайги.
   И стоило только вдали показаться какому-нибудь врагу, как все стадо сбивалось в кучу, образовывая круг, внутри которого пряталась молодежь, а остальные грозно сгибали свои рогатые головы навстречу врагу.
   И неприятель почти всегда отступал, боясь попасть на страшные рога.
   Так жило стадо изо дня в день и Рогач рос и креп на свободе.
   Травы в тайге было много, чистой, ключевой воды -- тоже; чего ж было еще желать большего?!
   Сильно чесался лоб у Рогача, и он постоянно терся им о деревья.
   Но вот однажды молодые рожки пробились наконец сквозь кожу и вылезли наружу, благодаря чему лоб сразу перестал чесаться.
   Почувствовав на голове новое украшение, Рогач попробовал было даже бодаться, но старший олень так ткнул его рогом, что сразу отбил охоту затевать ссору со старшими.
   Потешные рога вырастали у Рогача.
   Они были маленькие, покрытые пушистой шерстью, и страшно зудели.
   На некоторое время олени перекочевали в самые глухие дебри тайги. Там было безопаснее и в этой чаще надо было подождать, пока у молодых оленей окончательно окрепнут рога и освободятся от пушистой шерсти.
   Олени инстинктивно чувствовали, что в этот период жизни молодых оленей люди больше всего охотятся за ними.
   В особенности сильно охотились на молодых оленей китайцы.
   Молодые рога представляли для них очень большую приманку, потому что ценились в Китае очень дорого.
   Молодые, кровяные рога, покрытые пушистой шерстью, называются пантами, а олени, у которых они растут, называются "пантачами"; китайцы очень ценят эти рога, употребляя их на приготовление дорогих лекарств.
   Но охота на пантачей очень трудна.
   Когда у оленей начинают расти молодые рога, они забираются в непроходимые чащи.
   Охотник должен забираться тоже в глубокую тайгу, где так много опасностей.
   Опасность грозит охотникам не только со стороны диких зверей, но и со стороны многочисленных разбойников, прячущихся в это время в тайге и подстерегающих счастливых охотников, которым удалось добыть драгоценные панты.
   Увидит разбойник, что охотник возвращается с охоты, а за поясом у него висят дорогие панты, ну, и нападает на охотника. Чаще всего нападает невзначай, из засады. Вот поэтому-то, благодаря всем этим опасностям, молодые панты ценятся еще больше.
   Но Рогач ревниво оберегал свое новое головное украшение от людских глаз.
   Как ни хотелось ему выйти из глуши тайги на привольные полянки, залитые солнечным блеском, как ни хотелось попастись на густой сочной траве, вместо того, чтобы питаться невкусной травой, росшей в глуши под деревьями, осторожность все же пересиливала.
   Да и отец с матерью строго следили за Рогачом и не позволяли ему выходить из чащи.
   В этом отношении они были опытны, а отец Рогача в молодости сам чуть было не был убит охотником и помнит еще очень хорошо этот случай.
   Скучно, конечно, было в глуши.
   Мрачная тайга так сплела вершины столетних деревьев, что под ними было почти что совсем темно.
   А между деревьями росли многочисленные кусты, образовывавшие иногда непроходимую чащу.
   Но вот, мало-помалу, молодые рога оленей окрепли. Окрепли и рога Рогача.
   Пушистая шерсть постепенно спала с них, а самые рога из нежных, кровяных стали твердыми, костяными.
   И когда наступило, наконец, время, Рогач, вместе с другими оленями, покинул мрачные дебри тайги.
   Стадо перешло на благодатным поляны, покрытым сочной, вкусной травой, залитым ярким блеском солнечных лучей.
   Славно зажилось Рогачу.
   Целыми днями бродил он со стадом, переходя с лужайки на лужайку.
   От хорошей пищи он быстро пополнел, шерсть его стала блестящей, бока вздулись, весь он окреп.
   Да и другие олени тоже понравились не хуже его.
   Отец Рогача гордо похаживал между самками, оберегал стадо от врагов и громким криком оповещал каждый раз о грозящей опасности.
   Он был чуток и исполнял свои обязанности очень строго.
   А Рогач, глядя на него, подучивался, подготовляя себя к тому времени, когда и он вырастет и должен будет оберегать стадо.
   Как-то раз Рогач услышал громкий крик самца-оленя.
   Но только не своего отца, хозяина стада, а какого-то другого, и крик этот громко прокатился по угрюмой тайге.
   Рогач видел, как его отец, старый олень, вдруг быстро поднял свою великолепную голову, вытянул красиво шею и пристально стал смотреть в чащу леса.
   Крик повторился.
   Это был грозный призыв к бою.
   Старый олень сердито тряхнул своими широкими рогами, несколько раз нервно ударил копытом по земле и издал такой же воинственный, грозный крик.
   Все восемь самок вздрогнули.
   Они чувствовали, что сейчас должен произойти кровавый бой.
   Конечно, какой-нибудь олень лишился своего стада.
   Может быть, люди на охоте перебили всех его жен, может быть, у него отнял стадо другой более сильный олень, и поэтому он бродил теперь по тайге, желая в свою очередь отбить стадо от другого оленя.
   Случайно натолкнулся он на оленье стадо и вот теперь подходил к нему, вызывая старого обладателя на бой.
   Старый олень сделал несколько шагов вперед и остановился, гордо подняв свою красивую голову.
   Самки в испуге сбились в кучу, с молодыми оленями и робко ждали, чем кончится поединок.
   Пришелец снова закричал.
   И старый олень ответил ему таким же призывным криком, словно приглашая его приблизиться.
   Выглядывая робко из-за самок, молодой Рогач увидел сначала в чаще леса высокие раскидистые рога, а вслед за этим и самого их обладателя.
   Это был крепкий стройный олень, с эластичными мускулами, крепкой шеей и тонкими изящными ногами.
   Надменно приближался он к стаду, досадливо потряхивая рогами.
   Старый олень ждал его, глядя ему прямо в глаза.
   Вот новый олень сделал еще несколько десятков шагов вперед и вдруг остановился как вкопанный, не спуская глаз со старого.
   Несколько минут противники пристально смотрели друг на друга, словно изучая один другого.
   Потом, словно сговорившись, оба опустили низко головы, выставив вперед свои крепкие рога, и понеслись друг другу навстречу.
   С треском стукнулись друг о друга их рога, и среди угрюмой тайги закипел смертный бой рассвирепевших соперников, в котором не признавалась пощада, так как один из дерущихся обязательно должен был упасть мертвым.
   Глаза бойцов налились кровью.
   Они то сталкивались рогами, то разбегались в стороны и снова налетали один на другого, стараясь поразить один другого ловким ударом.
   Удары сыпались за ударами, отражались и снова наносились с удвоенной энергией и страшной силой.
   Рога противников трещали.
   По временам от крепких рогов летели отломанные куски.
   Иногда, в припадке ярости, противники хватали друг друга зубами и целыми клочьями отлетали куски окровавленного мяса.
   Хриплые крики вылетали из грудей.
   Но вот молодой олень вдруг быстро отскочил в сторону, отбил направленный в него удар и изо всей силы ударил старого оленя левым рогом в левый бок.
   Алая кровь брызнула из раны.
   Удар был так силен, что раненый олень не устоял на ногах и тяжело грохнулся на землю, не будучи в состоянии предотвратить второго удара.
   С удвоенной силой новый олень снова ударил его рогами, прорвав в нескольких местах бок врага.
   Голова старого оленя свесилась.
   Кровь сильными струями хлынула из ран, язык высунулся, глаза стали стеклянными, тусклыми. Жизнь отлетела от старого оленя.
   Победитель выпрямился, гордо поднял голову, закинул рога и закричал на всю тайгу, возвещая этим криком свою победу.
   Удивительно одно! Самки совершенно равнодушно отнеслись к убийству их старого хозяина. Оповестив тайгу о своей победе, новый олень подошел к стаду и как ни в чем не бывало занял место убитого.
   Потоптавшись на одном месте, самки разбрелись и принялись мирно пастись па траве, а гордый победитель чутко стал прислушиваться, остерегая от неприятеля вновь приобретенное стадо. Рогач очень боялся нового оленя.
   Победитель держал себя с самками очень ласково, но молодых самцов недолюбливал. Он боялся, вероятно, что они могут отомстить ему, когда подрастут, и поэтому частенько угощал их ударами своих рогов.
   Между тем лето и осень прошли и наступили заморозки.
   Все оленье стадо мало-помалу подвигалось к северу, по направлению к Ледовитому океану, на тундры.
   Здесь, с наступлением морозов можно было свободно ходить и было много вкусного мха.
   Рогач живо научился добывать его из-под снега.
   Бьет бывало и бьет копытами по снегу, пока не разгребет его до самой земли, очистит кусочек земной поверхности, покрытой мхом, и ест, сколько его оленьей душе угодно.
   Выест один кусок, примется за другой.
   Так в трудах и проходит весь день.
   А когда наступить вечер, стадо выберет себе местечко побезопаснее, откуда видно и слышно на далекое пространство, ляжет на снег, прижавшись одни к другим, и заснет.
   Только самец не спит, а лишь чутко дремлет и чуть заслышит где-нибудь опасность, сейчас же разбудит всех.
   Мало-помалу к такому сторожкому сну привыкали и молоденькие самцы и стерегли все стадо.
   Не думал и не гадал наш Рогач, что беда уже подстерегает его и многих других.
    

III.

   Однажды, после трудового дня, все стадо улеглось спать.
   Ночь прошла уже наполовину, когда старый олень вдруг встрепенулся и сильно потянул носом воздух.
   Встрепенулся и Рогач.
   Его нос тоже уловил какой-то странный и хотя незнакомый, но страшный запах, и тонкий слух различил какие-то неясные звуки.
   Что бы это могло быть?
   Но вот звук повторился и сторожевой олень громко вскрикнул тревожным голосом, от которого моментально вскочили на ноги все самки и молодежь.
   Теперь уже и Рогач понял ужасную опасность, понял, что к ним приближается гроза тайги, страшный тигр.
   Не было сомнения в том, что зверь учуял слабых оленей и теперь быстро приближался к ним.
   Моментально все стадо встрепенулось, самец поднял свою гордую голову, закинул назад рога и вместе с остальными понесся по тундре, словно стрела, пущенная из туго натянутого лука.
   А сзади до них доносился яростный рев разъяренного животного, и расстояние между тигром и оленями все уменьшалось.
   Олени летели вперед как птицы, едва прикасаясь к земле своими стройными, легкими ногами.
   Рев раздался за самыми их спинами, тигр сделал последний, ужасный скачок, и одна из отставших самок упала, обливаясь кровью, под страшным ударом тяжелой лапы хищного тигра.
   Как раненый, крикнул самец, заметив гибель одной из своих подруг, но о сопротивление нечего было и думать.
   Стадо продолжало скакать, куда глаза глядят, не обращая внимания даже на то, что тигр давно прекратил преследование.
   С перепугу бедные олени и сами не заметили, как выскочили на площадь, на которой было разбито кочевье тунгусов.
   Вокруг юрт (кибиток) паслось стадо домашних оленей, глядевших теперь изумленно на своих диких собратьев.
   Увидав диких оленей, тунгусы выскочили из юрт, наскоро словили в стаде нескольких оленей и помчались за дикими оленями.
   Дикие олени поздно заметили опасность и кинулись было на утек, но не тут-то было.
   Убегая от тигра, они ведь сделали по крайней мере верст двадцать пять и теперь были измучены и усталые, тогда как их преследователи сидели па свежих домашних оленях, скакавших за ними бодрым скоком и приближавшимся к ним все больше с каждой минутой. Одышка и усталость брали свое.
   Вот в воздухе взвился аркан и со свистом обвил молодую шею Рогача, свалив его на землю.
   Дыхание сперлось.
   Рогач не видел дальнейшего преследования и испуганно смотрел на окружавших его людей, которые весело кричали что-то, махали руками и хлопали его по шее и бокам.
   Спустя несколько минут его освободили от аркана, надели на шею петлю вроде недоуздка и повели в кочевье.
   Тунгус, к которому он попал, остался им очень доволен и, глядя на него, повторял:
   -- Самец! Хороший олень! Как же тебя назвать' Ну, будь ты Рогачом. У тебя рога будут хорошие.
   С этого дня он и получил свою кличку.
   Дни шли за днями.
   Сначала Рогача держали на привязи, потом его загнали в загородку и пустили к нему двух самок, с которыми Рогач сдружился очень быстро.
   Есть ему приносили тунгусы, и через месяц Рогач совершенно забыл о своей неволе, убедившись, что в плену живется не так-то скверно.
   К тому же в его загородку пригнали еще трех самок и значит веселое общество еще увеличилось.
   Наконец, в один прекрасный день, Рогач заметил, что ворота в загороди совсем открыты. И странно, когда он выскочил на свободу и убедился в том, что за ним никто не гонится, он как-то ошалел.
   Сначала он весело и звонко закричал, приглашая своих самок удрать поскорее от людей и жилья. Но самки не слушались и остановились недалеко от общего стада.
   Рогач пробежал с версту, убедился в том, что за ним никто не следует, и почувствовали скуку, с которой никак не могло совладать его сердце, когда-то вольное и дикое, а теперь порабощенное.
   Он остановился.
   Несколько минут постоял, посмотрел и... медленно пошел к своим собратьям, не желавшим свободы.
   С этого дня Рогач стал ручным оленем.
   К людям он привык, перестал их дичиться и мирно пасся с общим большим стадом, перекочевывая со своими хозяевами по тундре с места на место.
   Он окреп, рога его выросли совсем и разветвились, давая ежегодно по одному новому ростку.
   Рога у него росли интересно.
   Когда они были еще совсем молодыми, они были очень нежны, пористы и словно пропитаны кровью.
   А сверху они были словно обтянуты кожицей, на которой рос нежный желтенький пух.
   Тунгусы не льстились на молодые рога.
   Это только китайцы очень ценят такие молодые рога и называют их "пантами", добывая их на охоте в непроходимых дебрях.
   Когда у оленя растут новые рога, он еще не может защищаться, и поэтому уходит далеко в тайгу, где его очень трудно найти.
   Поэтому такие рога очень трудно добыть и они у китайцев ценятся очень высоко и употребляются для каких-то снадобий в медицине.
   Конечно, если бы не тигр, так Рогач никогда бы не наскочил на людей, но хищник загнал его в неволю.
   Но тунгусы -- не китайцы и не ценят молодых рогов, так как не хотят убивать оленей только ради того, чтобы овладеть их рогами.
   Рогач тихо и мирно зажил среди людей.
   Каждый день тунгуски приходили в стадо, доили самок и уносили с собой молоко для питья и приготовления сыра и разных кушаний.
   Рогач ничего не имел против этого и спокойно смотрел, как женщины доят его подруг.
   Когда он окончательно окреп, его начали понемногу приучать к работе, то есть к верховой езде.
   Когда молодой тунгус в первый раз вскочил на его спину, Рогач страшно бился, стараясь сбросить с себя не прошенного седока, брыкался, даже падал на землю, но удары плети скоро покорили его.
   Мало-помалу он привык и не выкидывал уже никаких штук, когда на него садились люди.
   К запряжке он привык тоже довольно скоро.
   Летом их никогда не запрягали, потому что у тунгусов нет колесных экипажей и телег.
   Только зимой оленей запрягают в длинные, легкие санки, называемый партами, и олени бодро и быстро скачут с ними по снегу.
   Что бы делал тунгус без оленя?
   Олень ему и пищу дает, и шкуру для одежды и мясо для питания и лошадь собой вполне заменяет.
   А за это тунгус любит оленя и заботится о нем, как о собственном ребенке.
   Привольно жилось Рогачу.
   Один только раз познал он горе.
   Как-то раз в стадо пришел хозяин, со своим старшим сыном.
   Они долго о чем-то разговаривали, затем поймали одну из самок Рогача и, не обращая внимания на ее крик, поволокли ее к юртам.
   Обозлился Рогач, обидно стало ему за свою самку, которую уводили от него так бесцеремонно.
   Склонил он свои ветвистые рога и бросился на хозяев, желая отбить свою подругу, но на него посыпались такие удары плети, что он не вынес и обратился в бегство.
   Тунгусы подвели самку к юрте, связали ее, повалили и на глазах всего стада перерезали ей горло.
   О, как тоскливо закричал Рогач, когда увидел алую струю крови, брызнувшую из нежного тела.
   Но горе скоро забылось.
   У Рогача оставалось еще большое стадо и он не долго оплакивал свою преждевременную потерю.
   Самку выпотрошили, сняли с нее шкуру, а мясо положили в котел.
   Шкуру взяли женщины, высушили ее, выдубили и принялись шить из нее кухлянку (рубаха из оленьей шкуры).
   Прошло лето, наступила зима.
   Рогача и нескольких других оленей запрягли в нарты, на которых были сложены юрты и весь домашний скарб, и тунгусы отправились далее, отыскивать места, где больше мхов и где привольнее оленям.
   Тихо и спокойно шествовал Рогач, таща за собой сани.
   Перекочевали на новое место, и жизнь снова потекла как прежде.
   Новое место оказалось прекрасным пастбищем.
   Это было открытое место, тундра, все покрытое пушистым мхом.
   Но только то было плохо, что мох этот был покрыт толстым слоем пушистого снега.
   Несмотря на то, что мха не было видно, тунгусы прекрасно знали, что он здесь есть, так как за десятки лет хорошо изучили всю тайгу.
   Летом к этому месту тайги нельзя было бы подобраться, потому что в этих местах была непроходимая топь, но когда мороз сковывал землю и болото становилось твердым, люди свободно добирались до самых непроходимых мест.
   Зимой тайга приветливо отворяла людям двери и впускала их туда, куда им не было доступа летом.
   Хорошо почувствовал себя Рогач на новом месте.
   В первый же день все стадо разбрелось по огромной поляне и усердно принялось добывать себе пищу.
   А пищу было не так легко искать, как летом.
   Теперь приходилось разрывать копытами снег и, лишь откинув его, можно было добраться до пушистого мха.
   Но оленям такая работа казалась нетрудной.
   Тунгусы разбили свои кибитки и успокоились, а олени разбрелись по полям и принялись за работу.
   Зима стояла холодная, суровая.
   Но ни Рогач, ни остальные олени не чувствовали холода, так как к зиме их старая, короткая шерсть вылезла и ее заменила длинная, пушистая шерсть, великолепно предохранявшая тело от самых сильных морозов.
   Рогач гордо бродил среди своего стада, поминутно обнюхивая воздух и прислушиваясь, чтобы убедиться, не грозить ли стаду откуда-нибудь опасность.
   А опасностей было много.
   Голодные волки только и ждали подходящей минуты.
   И стоило молодому теленку лишь отбиться далеко от общего стада или зайти, избави Боже, в тайгу, как волки тотчас же набрасывались на него.
   Но Рогач старался держать всех в строгости.
   Чуть только начнет какой-нибудь теленок или самка отбиваться от стада, как Рогач тот час же спешил туда и рогами подгонял отставшую к общему стаду.
   На ночь олени сбивались в особую загородь, которую для них приготовили тунгусы.
   В общей куче было теплее и безопаснее, так как хищные звери боялись заходить в загородь.
   Как ни слабы были сами по себе олени, однако, в общей массе и они могли дать хороший отпор. Рога их достаточно были крепки, чтобы пробить бок любому животному и отвадить голодного хищника.
   Впрочем в тайге были и такие хищники, которые не обращали никакого внимания на крепость оленьих рог.
   К числу этих хищников принадлежали тигры и барсы, эти грозные властители бесконечной сибирской тайги.
   Барсы были слабее и трусливее, но тигры вели себя так, как будто не боялись ничего.
   В особенности зимой, когда они были голодны.
   Рогач чутьем узнавал приближение этих врагов и лишь только узнавал это приближение, как подымал громкий, тревожный крик.
   Тунгусы хорошо понимали этот крик, они знали, что Рогач зовет их на помощь, и когда по тундре проносился этот тревожный крик, все кочевье вооружалось и спешило к стаду.
   И хищнику волей-неволей приходилось удаляться.
   Не мог же один тигр идти против нескольких десятков вооруженных людей.
   Тогда начиналась охота.
   Тунгусы, прихватив с собой собак, пускались по следам хищника и или отгоняли его очень далеко от места стоянки, или возвращались домой с убитым хищником.
   Дома, завидя убитого тигра, Рогач приходил в неистовство.
   Оп метался по стаду, бил копытами сердито о снег, храпел и грозно мотал головой.
   А у тунгусов, в таких случаях, начинался праздник, потому что убитый тигр давал большую прибыль, которая впоследствии делилась между всеми, участвовавшими на охоте.
   Самая шкура тигра продавалась не дешевле ста рублей, да и другие части стоили не мало.
   Тигровая туша, без шкуры, черепа и когтей, продавалась обыкновенно китайцам.
   Китайцы верили в то, что кто поест тигрового мяса, тот будет очень храбрым, а кто съест тигровое сердце или печень, тот будет не менее отважен, чем сам тигр.
   И поэтому тигровые туши продавались обыкновенно китайским войскам.
   Сердце и печень съедались офицерами, а мясо поедали простые солдаты.
   Туша продавалась китайцам обыкновенно рублей за сорок, пятьдесят, а то иногда и дороже.
   Полтораста рублей для бедных тунгусов было большим подспорьем. В таких случаях они отправляли в ближайший город несколько нарт и закупали все необходимые для тунгусской жизни предметы и продукты.
   Время шло.
   Однажды ночью стадо мирно спало в загороди, а Рогач чутко дремал, лежа с краю и поминутно подымая голову при малейшем шуме.
   Ночь была тихая, светлая, полный месяц стоял высоко на небе и обдавал землю мягким серебристым светом, зажигая снежинки разноцветными огнями.
   Дивно красиво было на тундре.
   Далеко на горизонте желтой лентой, уходящей вдаль, чернела угрюмая, бесконечная тайга.
   Время от времени из ее глубины раздавался звериный вой, и Рогач тотчас же подымал голову и сердито тряс рогами.
   Но вот он увидел, что по снегу, прямо к загороди, кто-то мчится что есть духу.
   Это было что-то маленькое, а за этим маленьким летело другое существо, побольше.
   Моментально Рогач вскочил на ноги и испустил тревожный крик.
   Не прошло и полуминуты, как все стадо сбилось в кучу и образовало круг.
   Олени наклонили головы и выставили вперед свои ветвистые рога, приготовились встретить врага и дать ему надлежащий отпор.
   Телята были загнаны в середину круга и стояли там кучей, оглашая воздух пугливым мычанием.
   А странные звери все продолжали нестись прямо-прямо к загороди.
   Рогач стал как раз в том месте круга, на которое неслись звери.
   Скоро Рогач узнал обоих зверей.
   Передний зверь был ни больше ни меньше, как заяц, за которым гнался голодный волк.
   Рогач часто встречал в тайге серых зайцев и прекрасно понимал, что их нечего бояться.
   Остальные олени тоже инстинктивно понимали это, и поэтому все внимание оленей было сосредоточено на волке.
   Бедный косой заяц!
   Беззащитный, слабый, он спасался от своего грозного врага, стараясь скрыться от него хоть в оленьем стаде.
   Он знал, что олени не сделают ему вреда, да и страх перед волком был слишком велик.
   Не помня себя, заяц юркнул под палку изгороди и ринулся прямо под ноги Рогачу.
   Но Рогач не обратил на него никакого внимания.
   Налитыми кровью глазами он следил за волком.
   По-видимому волк был слишком голоден, а исчезновение добычи окончательно взбесило его.
   Увлеченный погоней, он забыл всякую предосторожность.
   Одним скачком перепрыгнул он через изгородь, на секунду приостановился, испустил яростный вой и сделал огромный скачек, думая перескочить через оленьи рога и обрушиться на спину Рогача.
   Но Рогач не дремал.
   Лишь только волк очутился над его головой, Рогач изо всей силы мотнул вверх головой и его крепкие рога вонзились в волчье брюхо.
   Раненый волк упал на землю, обагрив ее своею кровью, пытаясь подняться.
   Но не тут-то было!
   Все олени мигом набросились на общего врага, нанося ему удар за ударом. И удары сыпались на волка до тех пор, пока он, весь изорванный рогами, не остался совершенно недвижимым.
   Убедившись в том, что враг убит, Рогач гордо поднял свою голову, тряхнул окровавленными рогами и издал торжественный, победный крик.
   A бедный заяц, дрожа всем телом, ни жив, ни мертв сидел на земле между телятами.
   Ведь он боялся решительно всех и теперь, спасшись от волка, уже сомневался в своей безопасности среди оленей.
   Рогач медленно прохаживался среди стада и заметил наконец зайца.
   Но он не тронул его, а так, полушутя, полусерьезно, наклонил над ним свои рога, как бы говоря:
   -- Ну, братец, спасся и довольно! А теперь убирайся, потому что все же ты не олень, а заяц, а зайцам среди оленей быть не полагается!
   Бедный заяц, казалось, понял мысль Рогача.
   Он повел ушами, весь съежился, сделал несколько боязливых скачков и выбрался за изгородь. Тут он посидел некоторое время, как бы обдумывая план дальнейшего бегства, и не спеша поскакал по направлению к тайге.
   Рогач подошел к убитому волку и рогами отбросил его за изгородь.
   И только проделав это, он окончательно успокоился и лег снова на землю, чтобы еще подремать.
   Опасность миновала и все стадо снова заснуло мирным сном.
   Но в другой раз дело кончилось плачевно.
   Был день и все стадо мирно бродило по тундре, разбивая копытами снег и доставая из-под него пушистый мох. Рогач важно похаживал среди самок и тоже бил снег копытами, как вдруг из тайги донесся легкий хруст.
   Тотчас Рогач насторожился и вперил в тайгу тревожный взор, нервно обнюхивая воздух.
   Вот хруст повторился. В этот день олени паслись почти около самой тайги.
   Рогач поднял свою красивую голову и вдруг испуганно задрожал, увидав среди деревьев страшную, красивую желтую шкуру, украшенную черными полосами.
   Это был царь темной тайги, страшный красавец тигр.
   Этот зверь не боялся оленьих рогов, и Рогач инстинктивно сознавал это.
   Рогач закричал громко и протяжно.
   Все стадо как сумасшедшее бросилось бежать, куда глаза глядят. Рогач теперь несся впереди всех, желая поскорее увести стадо от опасности.
   Грозный рев тигра раздался за ними и страшный хищник огромными скачками понесся за стадом. Вот он нагнал заднюю самку, могучим прыжком вскочил ей на спину и свалил на землю, ударив могучей лапой.
   Затем он перекинул свою добычу через спину и спокойно понес ее в тайгу, даже не оглянувшись на остальных оленей.
   Рогач поднял отчаянный крик.
   Сбежались тунгусы и вскоре нашли следы, по которым сразу поняли, кто нападал на стадо.
   Забили тревогу, все кочевье вооружилось и тунгусы, забрав собак, отправились в тайгу.
   Но на этот раз людям не удалось найти хищника. Почувствовав погоню, он ушел слишком далеко со своею добычей и никакие поиски не привели ни к какому результату.
   Вот таким-то опасностям подвергался в тундре Рогач и пасомое им стадо.
   Счастье, что тигров в тундрах и в тайге было все-таки мало.
   Постепенно, день за днем, проходила долгая сибирская зима. Солнышко стало греть сильнее, снег понемногу начинали таять.
   Зашевелились тунгусы.
   Теперь надо было выбираться из тундры на верхние, летние места.
   Останься они здесь еще на полмесяца, все погибли бы в бездонной топи тундры. Поэтому кочевье задвигалось.
   Кибитки были сняты и вместе с другими пожитками уложены на нарты, многих оленей, в том числе и Рогача, запрягли в нарты, и кочевье тихо двинулось в глушь.
   По временами тунгусы делали остановки, чтобы дать подкормиться оленям, и затем снова пускались в путь, стараясь уйти из тундры до наступления окончательной оттепели.
   Недели через две, тундра осталась позади, а вскоре после этого тунгусы добрались до места своей прежней стоянки.
   А весна все сильнее и сильнее пробивалась сквозь зимний покров. Весело зажужжали повсюду ручьи, мало-помалу тайга снова наполнилась пернатыми обитателями, в ветвях столетних исполинов закипела жизнь, раздалось веселое щебетание.
   У Рогача и у других оленей зимняя шерсть стала высыпаться, заменяясь новой, короткой и легкой летней шерстью.
   С появления весны олени повеселели. Теперь для них наступали привольные дни с вкусным, сочным свежим кормом.
   Рогач с каждым годом старелся, защищал своих самок и иногда дрался отчаянно с другими самцами.
   Он был очень чуток, и поэтому тунгусы дорожили им.
   И когда они замечали, что вырастал лишний самец, который своим озорным поведением не давал старику покоя, они убивали молодого.
   А Рогач оставался по прежнему хозяином.
   Так проходили дни, месяцы и годы.
   Но вот наконец Рогач стал уже совсем стариком. Силы его слабели с каждым днем и он по целым дням лежал на траве, погруженный в сладкую дрему.
   Он уже не мог ходить в запряжке, чутье его мало-помалу пропадало.
   -- Зарезать его! Хоть мясо-то его в прок пойдет! -- сказал однажды его хозяин.
   Но семья хозяина заступилась за Рогача.
   -- Он всю жизнь свою прослужил нам, а ты его хочешь резать! Оставь его, пусть живет и умрет на свободе, -- сказала жена хозяина.
   И ее просьба решила участь Рогача.
   Рогач остался при стаде.
   Но все же ему пришлось уступить свое первенство.
   Он не особенно обиделся, когда его место заменил другой молодой олень.
   Старость заставила Рогача помириться.
   Он совершенно перестал драться, и новые хозяева стада, молодые самцы, не трогали его.
   И он дожил до глубокой старости, пасясь на зеленых лугах.
   Он любил эти луга, сжился с ними, сросся с их простором.
   Лежа па зеленой траве, оп тихо пережевывал жвачку и глядел кругом себя, любуясь и небом и зеленью, гущей лесов и резвыми речонками.

-------------------------------------------------------

   Источник текста: П. Дудоров. На воле и в неволе (Рогач). Рассказ для детей. С рисунками. М.: Издание книжного склада М. В. Клюкина. Типография Вильде, 1911.
   Исходник здесь: https://literator.info/na-vole-i-v-nevole-wppost-40581/.
   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru