ПОТЕРЯННАЯ БОТФОРТА (Из неизданных записок барона Мюнхгаузена)
Nix. Nox. Horror...
Присноблаженный Цезарий-Августинец нечто подобное изволит рассказывать об аде -- "Снег, Ночь, Ужас". А я смею утверждать, что не лучше адских описаний та страна, откуда я, наконец, милостью Бога, вырвался.
Я говорю о Московии, или иначе Империи Российской, где я был, как известно Вам, в прошлом, 1779 году в январе месяце.
Я не знаю, слышали ли вы что-нибудь о приключениях моих в Риге.
Я прибыл туда из Московии в феврале месяце 1779 года, за полночь.
Рига была темна, как мраморный склеп. Я думаю, что в наших баронских склепах не темнее. Я ехал в наемной карете. Мой кучер ощупью вел лошадей по какому-то деревянному мосту. Замигали редкие, маслянистые фонари. Меж шпицев колоколен и острых черепичных крыш сурово свистал ветер с Двины.
-- Скорей гостиницу, харчевню, черт тебя побери,-- крикнул я кучеру и завернулся покрепче в мой обмерзлый плащ. Смутно я помню, как визжала под ветром железная вывеска, как мигал огонь в занесенном снегом фонаре. Рига не Париж и даже не Берлин, и, конечно, не моя благословенная Померания. Меня охватила тоска от рижской тьмы, ветра и снега.
А в трактире приветливо пылал камин. На закопченных сводах, под балками, ходили от огня тихие тени. Широкие дубовые столы были пусты. Только за одним, в обществе бутылки вина, сидел такой же ночной путешественник, как и я.
Мне не особенно понравился его узкий синий кафтан с красными пуговицами. Эти пуговицы горели, как тусклые червонцы или пригоршни угольев. Не понравилось мне также, что господин этот без парика и его плоские черные волосы прямыми прядями падают на лицо, а нос зловещий и птичий.
Тем не менее, памятуя, что я барон и солдат, приветствовал я его, как подобает всем христианам:
-- Добрый день, господин... А его тонкие губы насмешливо скривились.-- Я бы сказал не день, а ночь.
-- Это неважно,-- пробормотал я, слегка оскорбленный,-- теперь за полночь уже...
-- Как за полночь?-- изумился мой собеседник. Мне даже показалось, что он побледнел, если только может бледнеть такая коричневая темная маска: вернее, он поседел, а его глаза горячо сверкнули.
-- Вы ошиблись, еще нет двенадцати.
-- Уверяю Вас, било двенадцать, когда моя карета въезжала в Ригу.
-- А, черт возьми!..-- крикнул этот молодчик в синем кафтане.-- Хозяин!., где хозяин?!..
Он отвернулся от меня защелкал пальцами. И тотчас я увидел, что от его щелчков со звоном падают на стол желтые червонцы. "А! -- смекнул я.-- Вот так встреча..."
Мне достаточно было бросить взгляд на его тень из стены, чтобы я понял, что передо мною сам господин Черт. А на красных пуговицах, что горели, как уголья, я тотчас же разобрал адский герб: оленьи рога.
-- Постой, голубчик, не буди-ка хозяина.
И я крепко ухватил его за руку.
-- Что Вам угодно?-- повернулся он ко мне, оскалив зубы.
-- Чтобы Вы рассказали мне Ваш секрет выщелкивания из пальцев червонцев.
-- Вы пьяны, барон, вам показалось.
-- А, вот как: вы знаете, что я барон! Нет, вам не отвертеться.
И я выхватил шпагу. А на эфесе, как Вам известно, у меня серебряный крестик с двумя рубинами.
-- Я тебя тогда закрещу, чертов сын!...
Молодчик в синем кафтане задрожал, но сделал презрительное лицо.
-- К чему эти шутки? Мне вовсе не весело.
-- Потрудитесь сказать, господин Черт, почему Вы здесь, в Риге...
-- Проездом. Еду из Парижа в Московию.
-- Какая цель Ваших путешествий?
Но вместо ответа он быстрым, как молния, движением выбил из руки мою шпагу. Я успел подхватить ее, но Черт был уже у порога.
Дверь распахнулась. Хлынул снег, ветер, тьма.
-- Стой, стой, держите! -- кинулся я ему вдогонку. Меня хлестнул по лицу его раздутый синий плащ, подбитый красным сукном. Я схватил его за ногу. Сквозь чулок наколол ладони жесткой шерстью...
Что такое,-- почтенные мои госпожи и милостивые государи, что такое?!..
Клянусь Лютером, мушкетами, ведьмами,-- мы летим, летим...
Я держу его за ногу и повис в воздухе. Раздут подо мною синий плащ, как парус. Под нами вьюга. Снега ходят. Из снеговой тьмы торчат шпицы рижских колоколен.
-- Стой, чертов сын! -- кричу я.-- Не оторвусь, покуда ты не расскажешь секрета твоих щелчков и червонцев.
Вы понимаете, что важнее его бредней были для меня желтые червонцы, прыгающие с пальцев.
Он бил плащом, как крыльями. Вьюга свистала, шипела.
Помню, что длинной загнутой шпорой ботфорты моей я зацепил за какой-то шпиц. Ботфорта сорвалась и упала в снеговую бездну. Моя ступня стала замерзать, а пальцы закостенели...
И я выпустил колючий чертов чулок.
А утром, на рассвете, проснулся я на какой-то кровати, под тюфяками, и пузатый хозяин в ночном колпаке с кисточкой, подавая мне счет, сказал:
-- С вас следует за постой два червонца...
-- Какие червонцы? Где я? В Риге, в аду, в каком дьявольском трактире?..
-- Трактир не дьявольский, а мой,-- сухо ответил мне хозяин,-- и вы не в Риге, а в Берлине. Потрудитесь платить. Два червонца.
Червонцы, червонцы. Откуда их достать честному барону? Как я ни щелкал пальцами -- ни одного, хотя бы обрезанного, обкусанного, с дырочкой...
И потому, мой друг, что у меня ни червонца, я пишу вам, зная, что Вы придете, как всегда, на помощь честному барону и честному солдату. А за это я расскажу вам другие мои, еще более занимательные и чудесные похождения и приключения.
-----
Барон Мюнхгаузен известный проходимец и враль. Историям его не стоит придавать никакого значения. Они недостоверны заведомо.
Но история его ботфорты, что зацепилась за шпиц и упала с неба, совершенно достоверна, хотя и коротка.
На рассвете, 23 февраля, ночной сторож Ян Стуканек, который был известен своим сизым носом даже за Двиной, внезапно проснулся от удара по голове.
Перед ним, в снегу, лежала черная щеголеватая ботфорта немецкого фасона, в широким раструбом. Янек Стуканек почесал шишку на лбу и сильно разгневался. Окна повсюду темны: нигде ни кутежа, ни огня, ни студенческой драки.
Янек застучал в чугунную доску и закричал:
-- Караул!...
Ни на той улице, где ботфорта ударила ночного сторожа, ни на других -- не находилось ее хозяина.
В тот же день таинственная ботфорта была отнесена в ратушу и ее осматривали знатные горожане, представители гильдий. Хозяина так и не нашлось. Ботфорта была занумерована под No 397 й сдана на хранение в городской архив
Правда, много позже рассказывали, что эта таинственная ботфорта принадлежала будто бы советнику Иоганну Готлибу Шмутцу, которого -- именно ею -- била ночью у окна по голове его покойная ныне супруга Мария-Марта-Елисабет.