Михаил Иванович Семевский в воспоминаниях моих за 1879-1890-е годы представлялся мне приземистым человеком, с виду типичным петербургским чиновником, уже лысеющим, чистеньким, аккуратненьким, с простоватым лицом, но умными проницательными светлыми глазами. Это был дельный, энергичный и ловкий организатор крупного литературного предприятия большого общественного и научного значения. В его руках "Русская старина" сосредоточивала на своих страницах множество исторических и всяких других материалов величайшего значения, которые, однако же, большей частью не стоили ему ни копейки: он знал всех крупных и значительных людей, подвизавшихся на всех поприщах, и внимательно следил за ними, так сказать, вился около них, как пчела вокруг меда. Особенно он ухаживал за теми, кому по всем признакам оставалось недолго жить на свете. Он ловко умел выпросить у них мемуары, записки, интересные документы и письма. Он умел поставить дело так, что самые недоступные источники подобных документов для него раскрывались, и они становились достоянием его журнала, который преуспевал и при таких условиях обходился ему весьма недорого.
Понемногу такая практика Михаила Ивановича приучила всех знавших его к мысли, что посещение им, особенно неоднократное, того или другого дома является признаком близкой кончины кого-либо из данной семьи. Такая по этому поводу шла молва, а один молодой в то время литератор обмолвился даже по адресу М.И. следующей эпиграммой:
Если врач тебе предскажет.
Что тебе недолго жить,
Можешь верить иль не верить
И тужить иль не тужить.
Если ж вздумает Семевский
К тебе в гости побывать,
Готовь место на погосте -
Знай, что скоро умирать.
Многие тешились этой эпиграммой, и, между прочим, Ф.М. Достоевский, который, прослушав ее, заметил с улыбкой, покачивая головой: "Ох, не к добру что-то он и ко мне подъезжает". Сказано это было, как помнится, в конце восьмидесятого года, и шуточное замечание Ф.М. оказалось пророческим. Однако Семевскому у него выудить ничего не удалось.
Рассказанный способ приобретения материалов для журнала свидетельствует, что М.И. был человек расчетливый, но эта расчетливость в глазах людей, мало знавших его, вырастала в легендарную скупость.
Между друзьями такого мнения о Семевском держался и известный коллекционер исторических эстампов и автографических документов Павел Яковлевич Дашков. Однажды он рассказал мне следующий анекдот, случившийся с ним как раз вследствие такого мнения о Семевском. "Когда Михаил Иванович женился, - рассказывал мне Дашков, - меня и приятеля моего Бачманова замучило любопытство, на ком мог жениться Семевский? Уж, наверно, на каком-нибудь черте, предполагали мы. И вот, сговорившись, мы решили удовлетворить наше любопытство и пошли к Михаилу Ивановичу. Мы застали дома молодых супругов. Михаил Иванович представил нас жене. Это была скромная и не такая уж молодая дама, державшаяся весьма прилично, хотя и не совсем просто. Не успели мы перекинуться с хозяином несколькими словами, как его отозвали по какому-то редакционному делу, и мы остались одни с хозяйкой. Сознаюсь, приятель мой Бачманов поступил не только нетактично, но и невежливо: он обратился ко мне по-английски, высказывая нелестное для хозяев предположение, что "у этих чертей, наверное, и чаю не предложат". Хозяйка как будто не обратила на наш краткий разговор никакого внимания. Между тем в гостиную вернулся Михаил Иванович и тут, о ужас! жена его обратилась к нам на чистейшем английском языке, предлагая пожаловать в столовую, куда предварительно она отворила дверь и где, к вящему смущению нашему, мы узрели элегантно сервированный стол с завтраком, вином и чаем. Тактичная дама не подала и вида, что слышала наше дурацкое замечание, сохраняя на лице своем выражение серьезной приветливости. Однако мы не приняли приглашения и, чем-то отговорившись, в смущении поспешно ретировались".
Произошел анекдот с М.И. Семевским, и анекдот неприятный, когда он вздумал представиться царю Александру III. Надо сказать, что перед этим в одной из книжек "Русской старины" под безразличным названием "Из любовной переписки XVIII века" было помещено несколько писем, или, вернее, записочек, Екатерины и Потемкина весьма нежного содержания. Царь, недовольный обнародованием этих скандальных документов, был очень сух с Семевским и вскользь сделал ему по этому поводу замечание. М.И., не усвоив себе всех тонкостей этикета представления, попытался было вступить в объяснения. Но царь с места прервал его грозным окриком и тут же повернул к нему свою чудовищную спину. Рассказ об этом представлении Семевского царю долго и не без злорадства повторялся в петербургском обществе.