Омулевский Иннокентий Васильевич
Обетованная земля

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Поэма-легенда).

   

ОБѢТОВАННАЯ ЗЕМЛЯ.

(ПОЭМА-ЛЕГЕНДА.)

Посвящается Юліѣ Николаевнѣ Липской.

I.

             Въ безбрежномъ морѣ одинокій
             Блуждалъ корабль. Его застигъ
             Внезапный штиль. Туманъ глубокій
             Стоялъ вокругъ, и лишь на мигъ
             Виднѣлся сквозь него норою
             Край неба, слившійся съ водою.
   

II.

             Корабль имѣлъ ужасный видъ:
             Въ его бортахъ зіяли щели,
             И руль былъ въ дребезги разбитъ;
             На мачтахъ сломанныхъ висѣли --
             Ихъ прежде гордость и краса --
             Клочками тряпокъ паруса.
   

III.

             И здѣсь, и тамъ виднѣлись группы
             Людей на палубѣ. У всѣхъ
             Печально лица были тупы;
             То раздавался ѣдкій смѣхъ,
             То стонъ, то тихое рыданье...
             Но всюду слышалось страданье.
   

IV.

             И даже грозный капитанъ,
             Не разъ встрѣчавшій смерть съ улыбкой,
             Теперь, забывъ свой важный санъ,
             Потурилъ голову: ошибкой
             Онъ недоволенъ былъ своей...
             А сколько выходилъ морей!
   

V.

             И вспомнилъ онъ теперь невольно,
             Какъ въ день безоблачный они
             Пустились въ путь, самодовольно
             Капризамъ вѣтра и волны
             Надежды смутныя ввѣряя
             На счетъ невѣдомаго края,
   

VI.

             Гдѣ солнце свѣтитъ круглый годъ,
             Гдѣ, безъ труда, сама природа
             Плоды роскошные даетъ,
             И безграничная свобода
             Царитъ повсюду, какъ законъ,
             Надъ массой дѣвственныхъ племенъ.
   

VII.

             Онъ вспомнилъ радостные крики,
             Когда усталый экипажъ
             Вдали замѣтилъ берегъ дикій.
             Но это былъ одинъ миражъ,
             Увы! разсѣявшійся вскорѣ,--
             И было видно только море.
   

VIII.

             А ночью съ ревомъ налетѣлъ
             Ужасный шквалъ, гроза гремѣла,
             И цѣлой тучей яркихъ стрѣлъ
             Цо небу молнія блестѣла;
             Стонали мачты, адскій свистъ
             Гудѣлъ въ снастяхъ, и словно листъ
   

IX.

             Дрожалъ корабль. Въ ту ночь глухую
             Его волненьемъ отнесло
             Въ страну, Богъ вѣдаетъ, какую...
             Когда-жъ немного разсвѣло,
             Наткнулся онъ на рифъ опасный,
             И былъ готовъ уже, несчастный,
   

X.

             Идти ко дну... какъ новый шквалъ,
             Накрывъ его сѣдой волною,
             Унесъ отъ этихъ грозныхъ скалъ
             Внезапно въ море за собою.
             Но то былъ остовъ корабля --
             Безъ мачтъ, безъ шлюпокъ, безъ руля!
   

XI.

             И долго вѣтеръ на просторѣ,
             Качая, несъ его впередъ,
             Пока утихнувшее море
             Не улеглось равниной водъ,
             Лаская жертвы видъ печальный
             Своей поверхностью зеркальной.
   

XII.

             И вотъ теперь уже три дня
             Стоитъ затишье роковое;
             Густой туманъ, какъ пелена,
             Кругомъ окуталъ все живое,--
             Настанетъ день, а солнца нѣтъ:
             Впередъ и взадъ потерянъ слѣдъ...
   

XIII.

             А между тѣмъ, запасы пищи
             Скудѣютъ быстро съ каждымъ днемъ:
             Уже питается, какъ нищій,
             И онъ -- глава надъ кораблемъ;
             Не даромъ сталъ онъ даже воду
             По чаркамъ выдавать народу.
   

XIV.

             Такъ думалъ старый капитанъ,
             Своей команды слыша ропотъ....
             Но вдругъ разсѣялся туманъ,--
             Въ толпѣ глухой пронесся шопотъ,
             И крикъ раздался съ корабля:
             "Земля! Желанная земля!"
   

XV.

             И передъ жадными глазами,
             Теряясь въ чудной вышинѣ,
             Вставали горы надъ горами,
             И, какъ порой въ волшебномъ снѣ,
             На ихъ заоблачныхъ вершинахъ
             Играло солнце, какъ въ рубинахъ.
   

XVI.

             Но это былъ уже не сонъ:
             Прелестнымъ пурпуромъ заката
             Горѣлъ далекій небосклонъ,
             И той-же роскошью объята
             Была, вблизи отъ корабля
             Теперь лежавшая, земля.
   

XVII.

             И вотъ работа закипѣла
             На сонной палубѣ; всю ночь
             Никто не прятался отъ дѣля,
             Чтобъ горю общему помочь,--
             И за восходомъ солнца вскорѣ
             Тяжелый плотъ балъ смущенъ въ море.
   

XVIII.

             На немъ отважный капитанъ
             Оправилъ опытныхъ матросовъ
             Развѣдать беретъ этихъ странъ
             И крутизны его утесовъ,
             Гдѣ, можетъ быть, отъ частыхъ тучъ,
             Дожди скопились въ чистый ключъ.
   

XIX.

             Весь день гребли неутомимо
             Къ землѣ невѣдомой пловцы,
             А берегъ былъ необозримо
             Еще далекъ; лишь скалъ зубцы
             Мрачнѣй и рѣзче выступали
             Теперь на фонѣ синей дали.
   

XX.

             Но смѣлый плотъ и ночью плылъ,
             Пока уступъ скалы отвѣсной
             Ему пути не заградилъ...
             Быть можетъ, берегъ неизвѣстный
             Лежалъ за ней? Да ночь была
             Чернѣй вороньяго крыла!
   

XXI.

             И ждали свѣта... Разсвѣтало.
             Теперь желанная страна
             У самыхъ ногъ пловцовъ лежала...
             Величья мрачнаго полна
             И тучей грозною накрыта,
             Она, казалось, изъ гранита
   

XXII.

             Была гигантомъ отлита.
             И шло на умъ съ тревогой тайной,
             Что въ эти дикія мѣста
             Никто по прихоти случайной
             Не смѣлъ вступать еще; что къ нимъ,
             Быть можетъ, избраннымъ однимъ
   

XXIII.

             Доступенъ путь. Когда-жь свѣтило
             Дневное, вынырнувъ изъ водъ,
             Гранитный міръ позолотило,--
             Еще мрачнѣй казался сводъ
             Надъ нимъ свинцомъ нависшей тучи.
             И грянулъ громъ. Ударъ могучій,
   

XXIV.

             Казалось, даже и небесъ
             Съ вѣковъ незыблемыя силы
             Поколебалъ,-- и день изчезъ
             На мигъ во тьмѣ... И отступили
             Въ невольномъ ужасѣ назадъ
             Пловцы отъ каменныхъ громадъ.
   

XXV.

             И съ быстротой, невѣроятной
             Для утомившихся гребцовъ,
             Понесся съ ними въ путь обратный
             Тяжелый плотъ. А съ береговъ,
             Теперь покрытыхъ яркимъ свѣтомъ,
             Ужь снова вѣяло привѣтомъ!
   

XXVI.

             На безпомощномъ кораблѣ
             Всю ночь шелъ говоръ оживленный
             О заколдованной землѣ;
             И только въ буряхъ закаленный,
             Упрямый старый капитанъ,
             Видавшій много разныхъ странъ,
   

XXVII.

             Не захотѣлъ повѣрить сразу
             Ни смыслу здравому пловцовъ,
             Ни ихъ чудесному разсказу.
             Изъ всѣхъ наличныхъ храбрецовъ
             Онъ утромъ вызвалъ, по охотѣ,
             Двоихъ такихъ, что въ цѣломъ флотѣ
   

XXVIII.

             Никто не могъ-бы отыскать
             Подобной имъ, отважной пары.
             И вотъ пустился плотъ опять
             Къ землѣ таинственной, чтобъ чары
             Ея извѣдать и принесть
             О нихъ желаемую вѣсть.
   

XXIX.

             Весь день, тревогою томимый,
             Ихъ ждалъ корабль; лишь въ ночь отъ скалъ
             Вернулся плотъ неустрашимый.
             На лицахъ посланныхъ лежалъ
             Какъ-будто слѣдъ испуга свѣжій,--
             И снова вѣсти были тѣ-же...
   

XXX.

             И овладѣло кораблемъ
             Теперь отчаянье нѣмое,
             И слово "голодъ" ужь на немъ
             Звучало часто роковое.
             А дни за днями шли да шли
             Въ виду таинственной земли...
   

XXXI.

             На кораблѣ, забытый въ трюмѣ,
             Невольникъ, скованный въ цѣпяхъ,
             Лежалъ безмолвный и угрюмый,
             Съ отвагой гордою въ глазахъ.
             Его, казалось, слишкомъ мало
             Несчастье общее смущало
   

XXXII.

             До этихъ поръ. Но вотъ и онъ
             Теперь, съ послѣдними вѣстями,
             Невольно издалъ громкій стонъ
             И звякнулъ тяжкими цѣпями.
             И этотъ звукъ дошелъ до всѣхъ:
             Онъ жутокъ былъ, какъ злобный смѣхъ
   

XXXIII.

             Надъ голодающей свободой
             Полуголоднаго раба!
             "Знакомъ я съ здѣшнею природой --
             И, можетъ, выручу тебя;
             Награды требовать не стану",--
             Промолвилъ узникъ капитану,
   

XXXIV.

             Когда, на звукъ глухой цѣпей,
             Сошелъ онъ къ плѣннику сурово.--
             "Я росъ въ борьбѣ -- и, съ юныхъ дней,
             Бороться -- для меня не ново:
             Раскуй меня и отошли
             Искать спасительной земли!"
   

XXXV.

             И узникъ тотчасъ былъ раскованъ,--
             И долго на берегъ крутой
             Смотрѣлъ онъ, будто очарованъ
             Его суровой красотой;
             И простиралъ въ слезахъ онъ руки
             Къ нему, забывъ былыя муки.
   

XXXVI.

             Воды и пищи, про запасъ,
             Дня на три узникъ взялъ съ собою,
             Да старый маленькій компасъ,
             Чтобъ не разъѣхаться съ землею,
             На случай, еслибы опять
             Туманъ сталъ на норѣ стоять.
   

XXXVII.

             И такъ-какъ на морѣ свѣжѣло,
             То сшилъ онъ парусъ изъ клочковъ --
             Казалось всѣмъ, негодныхъ въ дѣло --
             Снесенныхъ бурей парусовъ;
             А вмѣсто мачты онъ поставилъ
             Весло,-- и смѣло путь направилъ
   

XXXVIII.

             По разыгравшимся волнамъ.
             На счастье, вѣтеръ дулъ попутный,
             И прямо въ чуднымъ берегамъ
             Понесъ онъ быстро непріютный,
             Въ хаосѣ пѣнившихся водъ
             Теперь едва замѣтный плотъ.
   

XXXIX.

             И вслѣдъ за нимъ несло волненьемъ
             Корабль къ утесамъ роковыхъ...
             Съ какимъ горячимъ нетерпѣньемъ
             И, вмѣстѣ, съ ужасомъ какимъ
             Бросали всѣ нѣмые взгляды
             На выроставшіа громады
   

ХL.

             Гранитныхъ горъ! Уже земля
             Была близка, и глазъ усталый
             Могъ ясно видѣть съ корабля,
             Какъ волны билися о скалы,
             И какъ на нихъ-же, наконецъ,
             Былъ смѣлый выброшенъ пловецъ.
   

XLI.

             И притаили всѣ дыханье...
             Но ошеломленный на мигъ
             Волмой, онъ вынесъ испытанье --
             И, какъ въ борьбѣ побѣдный крикъ,
             "Свобода!" съ устъ его слетѣло,--
             И сталъ онъ вверхъ взбираться смѣло
   

XLII.

             По недоступнымъ крутизнамъ.
             А эхо крикъ перехватило
             И, раскатившись по горамъ,
             "О, да!" протяжно повторило;
             Какъ-будто тысячами устъ
             Сказать хотѣло: берегъ пустъ.
   

XLIII.

             Но узникъ все неустрашимо
             То ползъ, какъ гибкая, змѣя,
             На скользкихъ выступахъ, помимо
             Зіявшихъ пропастей, вися
             Порой отчаянно надъ бездной --
             Чернѣе полночи беззвѣздной.
   

XLIV.

             То шелъ онъ вдоль громадныхъ плитъ,
             Какъ призракъ, мѣрными шагами
             По тѣмъ ложбинамъ, гдѣ гранитъ
             Лежалъ пологими пластами;
             То съ быстротою горныхъ козъ
             Съ утеса прыгалъ на утесъ.
   

XLV.

             То на краю скалы отвѣсной
             Сидя недвижно, какъ кумиръ,
             Онъ измѣрялъ глазами тѣсный
             Внизу покинутый имъ міръ,
             Гдѣ за отвагу пылкой груди
             Его въ цѣпяхъ держали люди...
   

XLVI.

             А тамъ, на жалкомъ кораблѣ,
             Прибитомъ бурными волнами
             Къ подводной маленькой скалѣ,
             Слѣдили жадными глазами
             За смѣлымъ узникомъ, какъ онъ,
             Незримой силой окрыленъ,
   

XLVII.

             Взбирался выше все и выше.
             Но вотъ глубокой ночи мгла,
             Покрывъ таинственныя ниши
             Гигантскихъ выступовъ, легла
             Непроницаемымъ покровомъ
             Уже и на морѣ суровомъ.
   

XLVIII.

             Оно утихло въ этой мглѣ,
             И лишь далеко за кормою
             Теперь, на сонномъ кораблѣ,
             Былъ слышенъ плескъ воды порою,
             Да гдѣ-то изрѣдка звучалъ,
             Должно быть, падавшій со скалъ
   

XLIX.

             Обломокъ камня близь утесовъ.
             И вдругъ средь этой тишины
             До слуха чуткаго матросовъ,
             Прогнавъ зловѣщіе ихъ сны,
             Донесся явственно и строго
             Напѣвъ знакомый имъ немного"
   

L.

             Незримый голосъ гдѣ-то пѣлъ:
             "Настанетъ день -- и тѣни ночи
             Сбѣгутъ,-- таковъ земли удѣлъ;
             Зачѣмъ-же, люди, ваши очи
             На вѣчный мракъ осуждены?
             Пройдетъ зима -- и лучъ весны
   

LI.

             Расторгнетъ узы ледяныя
             Озеръ и рѣкъ, и потекутъ
             Свободно въ даль ручьи живые,--
             Таковъ земли удѣлъ и тутъ;
             Зачѣмъ-же вы носить готовы,
             О, люди! вѣчныя оковы?"
   

LII.

             И этотъ голосъ нисходилъ,
             Казалось, съ выси безконечной.
             То былъ-ли хоръ небесныхъ силъ,
             Иль падшій ангелъ, въ скорьби вѣчной,
             Стоналъ надъ грѣшною землей --
             Осталось тайной роковой...
   

LIII.

             По утру, съ первыми лучами
             Едва занявшагося дня,
             Нетерпѣливыми глазами
             Съ различныхъ пунктовъ корабли
             Искали узника матросы.
             Но были видны лишь утесы.
   

LIV.

             И только въ полдень, наконецъ,
             Какъ бликъ ничтожный на картинѣ,
             Замѣченъ ими былъ храбрецъ
             На выдающейся вершинѣ
             Одной изъ горъ. Но острый глазъ
             Былъ слишкомъ слабъ на этотъ разъ,
   

LV.

             Чтобъ убѣдиться несомнѣнно
             Въ своемъ открытіи. Тогда
             Труба подзорная мгновенно
             Наведена была туда,--
             И шопотъ ужаса живого
             По кораблю пронесся снова:
   

LVI.

             На неприступной вышинѣ,
             Гдѣ, ночью, съ вѣчными снѣгами,
             Способны звѣзды лишь однѣ
             Играть холодными лучами;
             Куда, въ пути издалека,
             На отдыхъ сходятъ облака,--
   

LVII.

             Да, тамъ, на дѣвственной вершинѣ
             Горы, былъ узникъ!.. Онъ стоялъ,
             Какъ жрецъ въ таинственной святынѣ.
             Между покрытыхъ льдами скалъ,
             И въ даль присматривался смѣло.
             Клочками жалкими висѣла
   

LVIII.

             Одежда грубая на немъ,
             И вѣковѣчное свѣтило
             Своимъ полуденнымъ лучомъ
             Теперь капризно золотило
             Ихъ нищету; изъ голыхъ рукъ,
             Какъ свѣжій слѣдъ недавнихъ мукъ,
   

LIX.

             Сочилась кровь. Но эти руки
             Простерлись радостно впередъ,
             Какъ-будто тамъ кончались муки,
             Какъ-будто видѣлся исходъ
             За этой страшною стѣною
             Всему, что выносилъ порою
   

LX.

             Онъ -- бившій узникъ корабля;
             Какъ-будто -- словомъ -- тамъ лежала
             Обѣтованная земля...
             И вдругъ стремительно сбѣжалъ онъ
             Съ горя въ ту сторону, куда,
             Казалось, не было слѣда,
   

LXI.

             Помимо неба голубого.
             И ждалъ корабль въ нѣмой тоскѣ...
             Но вотъ явился узникъ снова
             Съ зеленой вѣткою въ рукѣ...
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   

LXII.

             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
             Кто думать югъ, что этихъ скалъ
             Безплодныхъ выступы нагіе,
             Еще съ глубокой старины,
             Стоятъ на стражѣ у страны,
   

LXIII.

             Быть можетъ, дивно-плодородной?
             И, обернувшись въ ней лицомъ,
             Заплакалъ узникъ -- и, свободный
             Теперь на вѣкъ, своимъ челомъ
             Къ землѣ, снѣгами убѣленной,
             Припалъ колѣнопреклоненный.
   

LXIV.

             Взглянулъ онъ на море потомъ,
             И долго скорбными глазами
             Смотрѣлъ, какъ вмѣстѣ съ кораблемъ
             Горѣлъ румяными лучами
             Далекій край родныхъ небесъ.
             Смотрѣлъ, смотрѣлъ -- и вдругъ изчезъ...
   

LXV.

             Съ тѣхъ поръ надъ мрачною страною,
             Въ волшебныхъ краскахъ, ужъ не разъ
             Заря смѣнялася зарею,
             И день за днемъ безслѣдно гасъ,--
             А все вѣстей не приходило
             Съ земли: ревниво, какъ могила,
   

LXVI.

             Скрывала узника она
             За неприступною горою.
             Кругомъ стояла тишина,
             И только слышался порою
             На кораблѣ ужасный стонъ;
             Со многихъ устъ, казалось, онъ
   

LXVII.

             Въ одинъ моментъ срывался дружно
             Подъ пыткой голода. И вотъ
             Теперь рѣшили тамъ, что нужно
             Собрать большихъ размѣровъ плотъ,
             Чтобъ всѣ могли, безъ исключенья,
             На берегу искать спасенья.
   

LXVIII.

             Но... какъ обманчивый миражъ
             Недолго глазъ лелѣетъ въ морѣ,
             Такъ съ этой думой экипажъ
             Проститься вынужденъ былъ вскорѣ:
             Теперь, прикованный къ скаламъ,
             Увы! миражъ онъ былъ и самъ...
   

LХІХ.

             Еще смѣнилась ночь разсвѣтомъ;
             Но ужь его на кораблѣ
             Толпа не встрѣтила привѣтомъ:
             Оборотясь лицомъ къ землѣ,
             И на заоблачныя горы
             Вперивъ недвижимые взоры
   

LХХ.

             Въ какомъ-то ужасѣ тупомъ,
             Какъ изваяніе, застыла
             Она въ молчаньи гробовомъ,--
             И смерть голодная царила
             При блескѣ утреннихъ лучей
             Во всемъ величіи надъ ней!..
                                                                                   Омулевскій.

"Дѣло", No 5, 1872

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru