Олин Валериан Николаевич
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Каитбат и Морна
    Перевод горациевой оды
    Аркадская ночь
    Стансы
    Стансы к Элизе
    Романс Медоры
    Романс Лоры
    Смерть Эвираллины
    Слезы
  
  
  --------------------------------------------------------------------------
   Поэты 1820-1830-х годов. Том первый. Библиотека поэта. Большая серия.
   Л. Советский писатель 1972 г.
  -------------------------------------------------------------------------
  
   Каитбат и Морна
   Перевод горациевой оды
   Аркадская ночь
   Стансы
   Стансы к Элизе
   Романс Медоры
   Романс Лоры
   Смерть Эвираллины
   Слезы
  
   В. Н. ОЛИН
  
   Валерьян Николаевич Олин (ок. 1788 {Д. И. Хвостов засвидетельствовал,
  что в 1811 году Олину было 19 лет ("Литературный архив", т. 1, М.-Л., 1938,
  с. 371), в послужном списке 1817 года указано, что ему 27 лет (ЦГИА, ф. 733,
  оп. 18, No 356).} - 1840-е годы) ни по рождению, ни по воспитанию не
  принадлежал к наследственной дворянской интеллигенции. Сын тобольского
  вице-губернатора, он получил первоначальное образование, скорее всего, у
  учителей местного народного училища или семинарии. Начав службу
  канцеляристом в 1802 году, он до конца не сумел выбиться из числа мелких
  чиновников. Литературная деятельность Олина началась в кругу писателей
  Беседы любителей русского слова. Первым его печатным произведением был
  "Панегирик Державину" (СПб., 1809). Позднее он был принят в члены-сотрудники
  "Беседы". В это время он неудачно пробует силы в драматургии, сочинив под
  руководством И. А. Дмитревского трагедию в стихах "Изяслав и Владимир".
  Ближе всего был Олин к участникам "Беседы", затронутым преромантическими
  веяниями, - Державину, Н. И. Гнедичу, В. В. Капнисту, которому он помогал в
  переводах из древних, И. М. Муравьеву-Апостолу, поборнику изучения
  античности. В 1813 году вышел его вольный перевод поэмы "Сражение при Лоре"
  Оссиана, за которым последовали более самостоятельные обработки отдельных
  фрагментов оссианического цикла. Наряду с этим в 1814-1819 годах Олин
  публикует ряд антологических стихотворений, переводы Горация, Овидия
  (прозой), римских историков и ораторов.
   С 1814 года Олин сотрудничал в "Сыне отечества". В 1818 году он
  организует "Журнал древней и новой словесности" (1818-1819), одной из задач
  которого была пропаганда античной литературы. Однако тематика оказалась
  случайной, и издание успеха не имело. Большинство материалов принадлежало
  Олину и Я. Толмачеву. Кроме того в журнале приняли участие - видимо, при
  посредстве В. В. Капниста - Ф. Глинка, Н. Кутузов, Я. Н. Толстой, П.
  Колошин.
   В 1820 году Олин окончательно порывает с "Беседой", публикуя рецензию
  на "Освобожденный Иерусалим" Тассо в переводе А. С. Шишкова и речь при
  вступлении в Вольное общество любителей российской словесности, вызвавшую
  одобрение П. А. Вяземского. В лагере романтиков он занял место среди
  сторонников Жуковского. Однако предпринятая им литературно-критическая
  газета "Рецензент" (1821) не сыграла никакой роли в литературной борьбе,
  хотя здесь и появился положительный отклик на "Руслана и Людмилу", разбор
  стихов Батюшкова и горацианских од Капниста.
   В 1824 году Олин принял участие в полемике о "Бахчисарайском фонтане".
  Выдвинутое им общее определение романтизма как поэзии страстей и характеров,
  а романтической поэмы как романа в стихах свидетельствовало, что он принял в
  новом направлении лишь изменение тематики и мелодраматизацию сюжета. Позднее
  он определил южные поэмы Пушкина как лишенные плана подражания Байрону.
  "Полтава" и "Борис Годунов" явились для него знамением заката поэтической
  звезды Пушкина.
   Для самого Олина основным признаком романтической поэзии является
  эмоциональная приподнятость. Он переводит из Шиллера, Мура, Вальтера Скотта,
  Ламартина, Виланда, Гете. Поэмы Олина "Оскар и Альтос" (1823) и "Кальфон"
  (1824), благожелательно встреченные критикой, развивали старую оссианическую
  тематику. Не без влияния Байрона была задумана поэма "Манфред", об Италии
  рыцарских времен. Сюжет "Корсара" Олин перерабатывает в прозаическую
  трагедию "Корсер" (1826) по образцу французских книжных драм. В 1827 году он
  выпустил перевод "Баязета" Расина, сделанный в таком же высоком ключе. Из
  лирических стихотворений наиболее значительными были проникнутые глубоким
  личным чувством элегии, по настроению близкие к "Медитациям" Ламартина.
  Мелкие стихотворения печатались в альманахах, "Литературных листках",
  "Московском телеграфе" и в изданиях А. Ф. Воейкова, постоянным сотрудником
  которого Олин сделался после ссоры с Н. Полевым и Ф. Булгариным из-за резких
  нападок на "Корсера".
   В 1829-1831 годах Олин издавал полупериодический альманах "Карманная
  книжка для любителей русской старины и словесности" и вместе с В. Я.
  Никоновым литературную газету "Колокольчик" - малопредставительные по
  составу авторов и, подобно прежним изданиям, прекратившиеся за недостатком
  подписчиков.
   Последнее его сочинение, повесть "Странный бал", часть задуманного
  романа "Рассказы на станции" в стиле Гофмана и Ирвинга, появилась в 1838
  году. К ней были приложены восемь последних стихотворений Олина. Далее имя
  его теряется.
   В историю литературы благонамереннейший литератор Олин вошел как
  жертва цензуры. В 1818 году была уничтожена брошюра-оттиск "Письма о
  сохранении и размножении русского народа" Ломоносова, "Рецензенту" были
  запрещены переводы из иностранных изданий, за запрещением "Стансов к Элизе"
  последовал полицейский выговор Олину за выраженное автором недовольство
  цензурным постановлением. В 1832 году был запрещен роман Олина "Эшафот, или
  Утро вечера мудренее" из эпохи Анны Иоанновны {"Русская старина", 1903, No
  2, с. 316.}. Даже "Картина восьмисотлетия России" (СПб., 1833) за излишние
  похвалы Николаю I удостоилась личного неодобрения императора. Один из
  немногих писателей, пытавшихся жить литературным трудом, Олин прожил и
  кончил жизнь в крайней нищете.
   Отдельно стихотворения Олина никогда не выходили, хотя еще в 1817 году
  он пытался предпринять такое издание {Сведения об этом имеются в материалах
  ЦГИА, ф. 733, оп. 18, No 356.}.
  
  
   64. КАИТБАТ И МОРНА
   (Из Оссиана)
  
   Близ берегов синего моря, в Эрине,
   В давние годы двое вождей обитали:
   Крепких рушитель щитов Каитбат и Альтос копьеносец.
   Оба любили они прелестную Морну,
   Но не были оба в сердце у девы.
   Морна любила младого Альтоса; был он прекрасен:
   Вдоль по плечам его кудри златые вилися,
   Ясного неба денница в ланитах играла;
   Многие девы по нем воздыхали.
   Тайно в дубраве однажды узрел Каитбат мрачноокий,
   Как белогрудая Морна, в объятьях Альтоса,
   Страстно главу уклоняла герою на перси,
   Томно вздыхала, пила в поцелуях восторги,
   Нежные руки вкруг выи его обвивала.
   И страшная ревность зажглась в Каитбате!
   И меч Каитбата, на Кромле высокой,
   Бледной луны в облаках при свете туманном,
   Кровью Альтоса упился.
   И труп его бросил в реку убийца-изменник;
   И радостен, быстро помчался, обрызганный кровью,
   В турску пещеру, где Морна Альтоса к себе ожидала.
  
   "Нежна дщерь Кормака! радость Каитбата!
   О, зачем же, Морна, ты уединенна?
   Мрачная пещера не твое жилище,
   Гор крутых в ущельях ветер наглый свищет,
   И из черной тучи ливнем дождь стремится,
   И меж ветвий дуба вран кричит обмокший.
   Скоро грянет буря! Небо омрачилось.
   Ты же, дщерь Кормака, Морна дорогая!
   Ты белее снега гордого Арвена.
   Кудри твои, Морна, - легкие туманы
   Над камнями Кромлы, при вечернем солнце!
   Ясны, ясны звезды, но луна яснее;
   Много есть пригожих дев младых в Эрине,
   Ты же, моя радость, сердцу всех милее!"
  
   "Грозный воин! ты откуда в полночь мрачную притек?
   Сын угрюмый Турлатона! вечно Морну ты следишь!
   Иль мечтаешь, что насильно можно сердцу милым быть?
   Удались, коварный воин!.. что я вижу? где ты был?
   Каплет кровь с твоих доспехов, взор твой молнией блестит!
   Иль Сваран, сей Царь Локлина, в нашу родину вступил?
   Что о лютом сопостате возвестишь ты, Каитбат?"
  
   "Милая дщерь Кормака!
   Морна! о Морна! с холма я крутого спустился!
   Верный мой лук напрягал я трикраты,
   И столько же раз с тетивы спускал я пернатые стрелы;
   Стрелы не лгали -
   И каждая серну, свистя, на бегу улучала.
   Три быстроногие лани - псов моих чутких добыча.
   Милая дщерь Кормака!
   Ты мне одна в пределах Эрина любезна!
   В дар тебе, Морна! сразил я на Кромле еленя:
   Был он красив и высок и статен;
   На ветви кудрявы делились рога его горды,
   Быстро скакал он с камней по камням чрез бездны кипящи,
   Легкостью ног упреждал он и ветры и стрелы..."
  
   "Тщетно всё; тебя, жестокий, не люблю я, Каитбат!
   Мрачный взор твой мне ужасен, камень сердце у тебя.
   Ты же, милый сын Ардана, мой возлюбленный Альтос!
   Ты один мне всё на свете, счастье, радость и любовь!
   Ты очам моим прелестней солнца красного лучей,
   В бурю черную блестящих вдоль зеленого холма!
   Юный витязь сей прекрасный, милый друг души моей,
   На холме пужливых ланей он не встретился ль с тобой?
   Здесь любезного Альтоса ожидаю я к себе".
  
   "Долго, о, долго ты ждать его будешь!
   Утром заря рассыплет по небу багряные блески,
   Звонко рогами ловцов огласятся дубравы и холмы,
   Но витязь прелестный с зарей не восстанет,
   Солнце взойдет, а прекрасный ловец на ловитве не будет:
   Острый мой меч усыпил его сном непробудным.
   Праведна месть! Злодей похищал мою радость!
   Я воздвигну ему на бреге заутра гробницу;
   Ты ж полюби Каитбата, о Морна!
   Славен в боях, и десница его ужасна, как буря".
  
   "Так уж нет тебя, мой милый! сын Арданов, нет тебя!
   Рок свирепый!.. Морна! Морна!.. О любезный мой Альтос!
   Рано, рано, друг сердечный, ты востек на облака!
   Как прелестный цвет весенний, так у нас ты расцветал;
   Черна буря заревела... Где ты? где ты, нежный цвет?"
  
   Так рекла, - и горьки слезы из мерцающих очей
   Засверкали, покатились в два ручья на белу грудь.
   "Всё свершилось! Где ты, радость?.. Жизнь моя не расцветет!
   Сын жестокий Турлатона! как ты мрачен и свиреп!
   Кровью милого Альтоса острый меч твой обагрен.
   Дай его несчастной Морне: пусть хотя в последний раз -
   Жить не долго мне на свете! - к сердцу кровь его прижму!"
  
   И сын Турлатона, смягченный впервые слезами,
   Шумный изъемлет свой меч и деве вручает.
   Морна железо берет и в сердце вонзает злодею:
   Как снежная глыба, отторгнута бурей от холма,
   Пал он и к ней простирает кровавые руки:
   "Грозна дщерь Кормака! мстительная дева!
   Мраками могилы ты меня покрыла.
   Сердце леденеет... Морна! заклинаю,
   Не лиши героя чести погребенья
   И отдай Моине тело Каитбата.
   О! меня любила тихая Моина;
   Я один являлся в сонных ей мечтаньях.
   Мне она воздвигнет в шепотной дубраве
   Мирную гробницу; и ловец усталый,
   В полдень отдыхая на могильных камнях,
   Скажет: "Мир герою! чаду грозной брани!"
   И почтит хвалами память ратоборца.
   Барды мне отверзут песнею надгробной
   Из туманов Лина путь на легки ветры.
   Но приближься, Морна! Сжалься над страдальцем!
   Извлеки железо из глубокой раны!
   Мука нестерпима... Морна! умираю...
   Дай, о дщерь Кормака, умереть спокойно!"
   И дева, бледна и потоками слез заливаясь,
   Робкой стопою едва подошла к Каитбату,-
   Вдруг отходящий боец ухватил ее враз за ометы;
   И, с стоном исторгнув железо из трепетных персей...
   ....................................................
   Легки туманы, спуститесь, покройте несчастную деву!
   Нощи царица! луна! прими на лучи ее душу!
   Морна, прости!.. Как цвет посеченный, прекрасная пала!
   Стелются кудри ее по земле, обагренные кровью,
   Стонет, трепещет она, сотрясаема хладною смертью.
   Турский холм повторил последний вздох злополучной,
   И тень понеслась ее тихо в облачны сени.
   Предки простерли к ней длани, уклоншись на сизые тучи,
   Ярко по дымным, узорным краям луной посребренны;
   И трепетным светом, меж тем как неслась она в горни чертоги,
   Сквозь ее тонкие ризы воздушны звезды сверкали.
  
   <1817>
  
  
   65. ПЕРЕВОД ГОРАЦИЕВОЙ ОДЫ {*}
   {* Перевод сей был напечатан за несколько пред сим лет в сем же самом
  журнале; потом напечатан он был вторично, с некоторыми поправками, 1819
  года, в 6 книжке Журнала Древней и Новой Словесности. Ныне, исправив вновь
  сию переведенную мною Горациеву Оду, принимаю смелость подвергнуть оную
  мнению беспристрастных любителей отечественной Литературы.}
  
   К ТИНДАРИДЕ
  
   Velox amoenum saepe Lucretilem
   Mutat Liceo Faunus, etc {*}
  {* Ликей сменяет милым Лукретилом Фавн быстрый часто и т. д. (лат.). - Ред.}.
  
   Кн. I. Ода XVII
  
   Нередко резвый Фавн меняет
   На мой Сабинский холм Аркадский свой Ликей,
   И коз моих он охраняет
   От зноя, ветров и дождей.
  
   Они спокойно в рощах бродят,
   Душистых ищут трав, рвут сладкий тимиан,
   С пути безвредно в дебрь заходят:
   Хранит их златорогий Фавн.
  
   Когда свирелью огласятся
   Долины звонкие и высоты холмов, -
   В хлевах козлята не страшатся
   Ни пестрых змей, ни злых волков.
  
   Храню к богам благоговенье!
   За то и сам от бед богами я храним;
   Мои стихи, мое смиренье
   Приятны, Тиндарида, им.
  
   Приди ж ко мне - и пред тобою
   Из рога полного златых обилье дней
   Рассыплет щедрою рукою
   Садов богатство и полей!
  
   Укрывшись в сень моей Темпеи,
   Ты будешь петь на лад Теосского певца
   И Пенелопы и Цирцеи
   Улиссом страстные сердца.
  
   Ты будешь здесь, не зная страха,
   Лесбийски вина пить под тению дерев,
   И с Марсом Фионея-Вакха
   Не подстрекнет к раздору гнев.
  
   Здесь не посмеет Кир суровый
   Из юных роз венок с кудрей твоих сорвать
   И прелестей твоих покровы
   С свирепым гневом растерзать.
  
   <1817>
  
  
   66. АРКАДСКАЯ НОЧЬ
  
   Вот зажглась луна златая!
   Хлоя, свет моих очей,
   Выдь из хижинки твоей!
   Ночь прекрасна! Распевая,
   Слух пленяет соловей.
   По муравчатой долине
   Перлы влажные блестят,
   Моря в зеркальной равнине
   Звезды яркие горят.
   Посмотри, как водопад,
   Говорливый, ясный, пенный,
   Лунным блеском позлащенный,
   Со скалы в душистый луг
   Льет алмазы и жемчуг.
   Посмотри, как, прелесть сада,
   Спелы кисти винограда
   На покате сих холмов
   Светят в зелени листов.
   Всё волшебно! В плен отрадный
   Взор невольно уловлен;
   Воздух светлый и прохладный
   Ароматом напоен.
   Выдь, пастушка дорогая!
   Сядем на берег морской
   Под кристальною скалой.
   Голос с цитрою сливая,
   Песню, милая, запой.
   И не будешь без награды -
   Белокурые наяды,
   Девы резвые морей,
   Нимфы жидких кристалей,
   Волн лазоревых хариты,
   Принесут от Амфитриты
   Из пещер подводных гор
   Пурпуровые кораллы,
   Бисер, перлы и опалы,
   Дорогой тебе убор.
  
   <1817>
  
  
   68. СТАНСЫ
  
   О lacrrmarum fons, tenero sacros
   Ducentium ortus ex animo! quater
   Felix! in imo qui latentem
   Pectore te, pia nympha, sensit {*}.
   (Cray, Poemala)
   {* О источник слез, исторгающихся из нежной души! Четырежды счастлив
  тот, кто ощущает тебя в глубине своей груди, благочестивая богиня! Грей,
  Стихотворения (лат.). - Ред.}.
  
  
   Нет, злобою людской и мраком гробовым
   Надежд похищенных ничто не заменяет,
   Когда под гибельным дыханьем роковым
   И мыслей гаснет огнь, и сердце увядает!
  
   Тогда не только роз слетает цвет с ланит,
   Но самая душа, лишась очарованья,
   Теряет свежесть чувств, и всё ее томит
   В пустыне бытия тоской воспоминанья.
  
   Тогда враждебный вихрь страдальцев жалких сих,
   Не исчезающих под яростью волненья,
   В пучину грозную влечет пороков злых
   Или бросает их на камни преступленья {*}.
  
   Гроза свирепствует, ревут громады волн;
   Не блещут в очи им отрадные светилы...
   Уж нет кормы, уже в щепы разбит их челн
   И бездна залила их сердцу берег милый!
  
   Тогда несчастного объемлет душу хлад,
   Как смерти страшное и мразное дыханье...
   Ах! жизнь без прелести и сладостных отрад -
   Без дружбы и любви - одно лишь наказанье!
  
   Тогда бесчувственны к страданьям мы чужим;
   Нет страсти ни к чему в душе осиротелой.
   Блеснет ли взор чела под сумраком густым?
   То блеск слезы... но блеск слезы оледенелой!
  
   Появится ль порой улыбка на устах?
   Так метеор во тьме могилу озаряет;
   Так плющ, виющийся на башенных стенах,
   Зубцы их ветхие гирляндами венчает.
  
   "О башня! ты крепка", - прохожий говорит.
   И правда, всё на ней снаружи зеленеет;
   Внутри ж, под камнями, ужасный змей лежит,
   Всё развалилося, всё мрачно и всё тлеет.
  
   Ах! если бы я мог по-прежнему питать
   Чувствительности огнь в груди моей застылой!
   По-прежнему любить... {**} иль слезы проливать!..
   Тогда бы на пути сей жизни, мне постылой,
  
   Отраден сердцу был и мутных слез ручей!..
   Мои душевные потери невозвратны,
   Я знаю; но в степи, где свежих нет ключей,
   И воды горькие для путника приятны! {***}
  
   1822
  
   {* Жалкое состояние отчаянных людей, которые сами себя лишают
  предлагаемого им утешения религиею!
   ** Автор разумеет здесь чувство любви чистой и нравственной.
   *** Они и целебны, когда земной странник, познавая лучшее свое высокое
  назначение, с покорностью предает себя премудрому промыслу, производящему
  для нас добро из самого зла.}
  
   69. СТАНСЫ К ЭЛИЗЕ
  
   Когда расстались мы, прелестный друг, с тобой,
   Скажу ль? из глаз моих ток слезный не катился,
   Но грудь оледенил мне холод гробовой,
   Тоска стеснила дух и свет в очах затмился.
  
   О, сладостно, клянусь! с тобою было жить,
   Сливать с душой твоей все мысли, разговоры,
   Улыбку уст твоих небесную ловить
   И молча на тебе свои покоить взоры.
  
   Когда вокруг меня спустилась тьма, как ночь,
   И разум мой пожрать готов был мрак глубокий,
   Надежды свет погас, друзья бежали прочь,-
   Взошла ты для меня звездою одинокой.
  
   И кроткие твои, прелестный друг, лучи
   Одни лишь надо мной под мраком туч блистали,
   Не изменялися, и в грозной сей ночи,
   Как взоры ангела, меня сопровождали.
  
   Благословляю я твой благотворный свет!
   Он, неожиданный и милый посетитель,
   Мне сердце отогрел, и в нем минувших лет
   Надежду оживил, как горний утешитель.
  
   Ты зрела моего задумчивость чела,
   Мой грустный, мрачный взор и бледные ланиты,
   Но улыбнулась мне, в душе моей прочла
   И пробудила в ней огонь, под сердцем скрытый.
  
   О дева милая! из смертных всех лишь ты
   Под бурей страшною меня не покидала,
   Не верила речам презренной клеветы,
   И поняла, чего душа моя искала.
  
   Отрадной сению была ты для меня:
   Так пальма юная одна в степи унылой,
   Росистую к земле вершину приклоня,
   Прохладну стелет тень над тихою могилой.
  
   И для чего меня развратный свет винит?
   Всех больше мне мои известны заблужденья;
   Но в сердце, милый друг, где образ твой сокрыт,
   Клянусь, не может быть и тени преступленья.
  
   Пусть зависть на меня свой изливает яд,
   Пускай злословия шипит язык презренный.
   Что в мненьи мне людей? Один твой нежный взгляд
   Дороже для меня вниманья всей вселенной.
  
   Но если небеса, о кроткий ангел мой,
   Судили на земле нам вечную разлуку,-
   Зачем, прелестный друг, мы встретились с тобой?
   Зачем ты подала мне ласковую руку?
  
   О, как бы я желал пустынных стран в тиши,
   Безвестный, близ тебя к блаженству приучаться
   И кроткою твоей мелодией души,
   Во взорах дышащей, безмолвствуя, пленяться.
  
   О, как бы я желал всю жизнь тебе отдать,
   У ног твоих порой для песней лиру строить,
   Все тайные твои желанья упреждать
   И на груди твоей главу мою покоить.
  
   Тебе лишь посвящать, разлуки не страшась,
   Дыханье каждое и каждое мгновенье
   И, сердцем близ тебя, друг милый, обновясь,
   В улыбке уст твоих печалей пить забвенье.
  
   1822-1823
  
  
   70. РОМАНС МЕДОРЫ
   Из 1-й песни Бейроновой поэмы "Корсар", The Corsair
  
   Сокрыта навсегда любовь в душе моей,
   Уединенная и тайная для света,
   И сердце, нежности подвластное твоей,
   Дрожит - в безмолвии - вняв глас ее привета.
  
   В нем теплится, увы! светильник гробовой
   И тайным пламенем горит, не угасая;
   Но слаб отчаянья прогнать он мрак густой,
   Как будто б луч его - горел не озаряя.
  
   О, помни обо мне! Не вспомянув меня,
   Безвременной моей ты не пройди могилы:
   Страданья одного снести не в силах я -
   Забвенья хладного в душе твоей, друг милый!
  
   Услышь сердечный вздох и глас прощальный мой:
   По мертвым грусть - не стыд, и веет нам отрадой;
   За страсть мою к тебе - пожертвуй мне слезой.
   Последней - первою - единственной наградой!
  
   <1824>
  
  
   71. РОМАНС ЛОРЫ
   Из романтической поэмы в 2-х песнях под названием "Манфред"
  
   Любовь в душе моей живет;
   Она мне жизнь и восхищенье!..
   Но что же сердце не цветет
   В ее отрадном упоенье?
  
   Любовь, увы! сияет в нем,
   Как луч приветливый денницы,
   Во всем блистании своем
   Закравшийся во мрак гробницы.
  
   О милый друг души моей!
   Когда день ясный нам проглянет?
   Когда сверкать в руке твоей
   Булат ужасный мне престанет?
  
   Звезда пустынная моя!
   Прелестный друг и вечно милый!
   Люблю тебя!.. но вяну я,
   Как цвет над хладною могилой.
  
   Где легкий конь твой прах крутит?
   Где ты теперь, пустынный житель?
   Где ветр в кудрях твоих свистит?..
   Спеши ко мне, мой повелитель!
  
   Забыли очи сладость сна,
   Изныло сердце в разлученье;
   Предчувствий злых душа полна...
   Спаси Манфреда, провиденье!
  
   <1824>
  
  
   72. <СМЕРТЬ ЭВИРАЛЛИНЫ>
  
   Два дня, томясь, изнемогая,
   Очей дремотой не смыкая
   И ни на шаг от друга прочь,
   Несчастная Сальгара дочь
   Над женихом своим рыдала
   И плотоядных отгоняла
   От праха птиц. И в третий день,
   Когда холодной ночи тень
   С небес лазоревых сбежала,
   Погасли звезды, и роса
   На мхах утесов заблистала,
   И солнце шло на небеса,-
   Ловцы оленей круторогих
   И горных ланей быстроногих
   В пустыне деву обрели,
   Без чувств простертую в пыли.
   И сердце в ней уже не билось!
   В ее руке сверкал кинжал,
   И бледностью чело покрылось;
   И ветер, веющий от скал,
   По персям девы обнаженным
   И яркой кровью обагренным
   Златые кудри рассыпал.
   Склонясь главой на грудь Кальфона,
   Она, казалось, будто спит
   И будто сына Турлатона
   В своих мечтаньях сонных зрит.
   Ловцы могильный ров изрыли
   Булатом копий и мечей
   И девы прах и прах вождей
   Под звуком песней схоронили.
   Курган насыпали над рвом
   Возвышенный, и весь кругом
   Зеленым дерном обложили;
   И в вечно юной красоте
   Холма на самой высоте
   Младую со?сну посадили.
   Повесили на ветви рог,
   Шелом и меч, броню стальную,
   Колчан и арфу золотую,
   И дань красе - из роз венок.
   И с той поры, когда блистали
   Созвездия и озаряли
   Небес безбрежный океан,
   Три юных тени прилетали
   На погребальный сей курган:
   Доспехи ратные звучали,
   Рог бранный звуки издавал,
   Венок на ветви трепетал,
   И струны арфы рокотали.
   ............................
   ............................
  
   <1824>
  
  
   73. СЛЕЗЫ
  
   Я зрел, как из твоих пленительных очей
   Посыпался как град кипящих слез ручей;
   И сим слезам я был причиной сокровенной!
   О дева милая! о друг мой несравненный!
   Ты плакала!.. увы! как выразить, что я
   Почувствовал тогда в груди моей пронзенной?
   О, каждая слеза твоя,
   Как капля нефти воспаленной,
   По манью тайному какого-то жезла
   Мне в сердце падала и сердце страшно жгла!
   В волненья чувств моих, отчаянный, смятенный,
   Хотел к твоим я броситься ногам,
   Прижать тебя к груди, к пылающим устам
   И вымолить себе отрадное прощенье,
   Или у ног твоих, в страданьях и томленье,
   Окончить жизнь - отдать тебе последний вздох;
   Но в буре чувств моих я быстро изнемог!
   Слеза горячая повисла на реснице -
   И я тебе, души моей царице,
   На горькие твои источники тоски,
   Забывшись, отвечал пожатьем лишь руки
   И взором, коего доднесь ты не встречала,-
   И вся душа моя в ответе сем блуждала!
   Я чуял смерти хлад уже в моей крови,
   Я гас... но сколь любви неизъяснима сила!
   Ты улыбнулася - и жизнь мне возвратила!
   И жизнь мне - дар твоей любви!
  
   <1827>
  
  
  
   64. СО, 1817, No 23, с. 133, с примеч. автора: "Стихотворение сие есть
  вводная повесть, находящаяся в первой песне "Фингала", поэмы Оссиановой.
  Разделяя сего же барда поэму "Сражение при Лоре" на две песни, отрывки коей
  помещены в 18 нумере (1817 г.) журнала сего, принужден я был вследствие
  сделанного мною расположения и по другим причинам, кои объясню при издании
  стихотворений моих, поместить в окончание первой песни вводную повесть.
  Повесть сию я взял из вышеозначенной поэмы Оссиана и, распространя оную в
  некоторых местах, вложил в уста Уллина, барда Фингалова. Желая мерную поэзию
  сделать разнообразнее, употребил я во вводной сей повести разные стопы, как
  то: стопу дактилическую, трохеическую, пеоническую 2-ю с дактилическою и
  трохеическою, пеоническую 1-ю с трохеем, и пеоническую 3-ю с анапестом. Есть
  ли меры сии понравятся читателям, я весьма доволен буду". Оссиан -
  легендарный шотландский бард, которому английский поэт и филолог Дж.
  Макферсон (1736-1796) приписал авторство своих поэм по мотивам шотландских
  эпических сказаний. Независимо от быстрого разоблачения подделки, поэмы
  получили широкую известность под именем "оссианических". "Сражение при Лоре"
  (отд. изд.: СПб., 1813) Олин перевел под влиянием преромантических интересов
  "Беседы любителей русского слова". К 1817 г. относится коренная переработка
  перевода с целью создания оригинальной поэмы в духе Оссиана. Полностью
  переделка, в которой "Каитбат и Морна" должны были завершать первую песнь,
  не сохранилась; публикуемое переложение было использовано О. при создании
  его первой оссианической поэмы "Оскар и Альтос" (СПб., 1823). Ловитва -
  охота.
   65. СО, 1817, No 47, с. 60; ЖДНС, 1819, ч. 5, No 6, с. 50. Печ. по СО,
  1820, No 43, с. 131. Вольный перевод 17-й оды 1-й книги од римского поэта
  Горация (65-8 гг. до н. э.); эпиграф - начальные строки оды. Адресат оды,
  по-видимому, флейтистка, лицо неизвестное; называя ее Тиндаридой, Гораций
  подчеркивает, что считает ее как бы новой Еленой (по "Илиаде" Гомера и
  другим преданиям - дочь Зевса и Леды, жены спартанского царя Тиндарея).
  Сабинский холм - Сабины, загородная вилла Горация, близ горы Лукретилис.
  Тимиан - тмин, или тимьян (чабрец). Темпея - Темпейская долина у горы Олимп.
  Теосский певец - Анакреонт (VI-V вв. до н. э.), поэт родом из города Теос,
  певец любви и веселья. Пенелопа (греч. миф.) - жена Улисса (Одиссея),
  оставшаяся верной своему странствовавшему мужу. Цирцея (греч. миф.) -
  волшебница, влюбившаяся в Одиссея и пожелавшая силой задержать его на своем
  острове. Фионей (сын Тионы) - одно из имен Вакха. Кир - неизвестный юноша;
  упоминается Горацием также в 33-й оде 1-й книги.
   66. СО, 1817, No 51, с. 240; под загл.: "Ночь в Аркадии". Печ. по НА
  на 1826, с.189. В СО начиналась стихом "Aio acioea eoia ceaoay...",
  использованным А. С. Пушкиным в стихотворении "Ночной зефир" (1824).
  Амфитрита (греч. миф.) - супруга Посейдона, бога подводного царства.
   68. СО, 1822, No 88, с. 223. В качестве эпиграфа взят "Alcaie
  fragment" ("Отрывок в духе Алкея") английского поэта Томаса Грея
  (1716-1771). Авторские разъяснения внесены, очевидно, по настоянию цензуры;
  см. примеч. 69.
   69. Печ. по рукописи (ГПБ), список рукой В. А. Олениной. Ее отец, А.
  Н. Оленин, был заместителем попечителя Санктпетербургского учебного округа,
  ведавшего цензурой; Олин обращался к нему в связи с запрещением
  стихотворения цензором А. Красовским, усмотревшим в "Стансах" насмешки над
  религией. Изложение цензурного дела (апрель 1823 г.) и замечания цензора см.
  в кн.: "Беседы в Обществе любителей российской словесности при императорском
  Московском университете", вып. 3, М., 1871, с. 43. В 1820-е годы "Стансы"
  вместе с возражениями цензора широко распространялись в списках, в том числе
  и самим Олиным, как свидетельство глупости и мракобесия цензуры. В своем
  объяснении он писал: "В заключение гг. цензоры, сказав, что вся эта пиеса и
  грешна и соблазнительна, спросили меня, к кому она именно писана? К женщине
  или девице, к ближайшей родственнице или посторонней, говоря, что это им
  необходимо нужно знать, потому что по моим стихам видно, что будто бы я с
  этой особой имел очень тесную связь. Я отвечал им, что на будущей неделе
  стану говеть и исповедоваться и что тогда покаюсь священнику в грехах моих;
  но так как цензура не есть исповедная, а цензоры не попы, то и не нахожу
  никакой нужды объясняться с ними по сему предмету". В ответ цензоры,
  жалуясь, что Олин в обществе превратно и оскорбительно толкует их действия,
  ссылались и на эту его "дерзость". В цензурном объяснении Олин назвал
  "Стансы" подражанием отрывку из поэмы Вальтера Скотта "Рокби", однако они не
  связаны с этим источником. Переводы Олина из "Рокби" появились позднее (НА
  на 1826, с. 246; "Колокольчик", 1831, No 43, с. 165).
   70. ЛЛ, 1824, ч. 1, No 1, с. 23. В отд. изд. "Корсер, романтическая
  трагедия в 3-х действиях, с хором, романсом и двумя песнями турецкою и
  аравийскою, заимствованная из английской поэмы лорда Бейрона под названием
  The Corsair" (СПб., 1827, с. 22) этот текст заменен другим.
   71. ЛЛ, 1824, ч. 2, No 6, с. 231, с примеч. издателя (Ф. В.
  Булгарина): "Г-н Олин, известный публике с весьма выгодной стороны своими
  пиитическими произведениями, занимается ныне сочинением сей оригинальной
  поэмы, которая уже приведена к окончанию". Полностью поэма "Манфред"
  неизвестна (см. примеч. 72).
   72. ЛЛ, 1824, ч. 4, No 19-20, с. 27. Печ. по изд.: "Кальфон, поэма",
  СПб., 1824, с. 51. Поэма была издана А. А. Ивановским (1791-1848),
  литератором, близким к декабристам, с которым, судя по напечатанному здесь
  посвящению, О. связывали дружеские отношения. Издатель в свою очередь
  снабдил книгу портретом автора, "одного из первоклассных поэтов наших", в
  "байронической" позе (см. в наст. изд.). "Кальфон" - вторая, после "Оскара и
  Альтоса", и последняя оссианическая поэма О. Основа сюжета заимствована из
  5-й песни поэмы "Фингал"; английский текст этого отрывка напечатан в конце
  книги. Во "вступлении" отмечены внесенные изменения, обоснован выбор
  стихотворного размера (4-стопный ямб) и сообщается, что автор работает над
  оригинальной поэмой "Манфред" из жизни Италии эпохи феодализма. В первой
  публикации к строкам отточий примеч. издателя (Ф. В. Булгарина): "...точки
  поставлены самим сочинителем".
   73. Альбом северных муз на 1828 год, с. 260, с подписью: NN. Под этой
  же подписью в данной книжке журнала напечатано заведомо принадлежащее Олину
  стих. "Две розы" (с. 252). Позднее оно было перепечатано в "Колокольчике"
  (1831, No 26, с. 102), как и стих. "К Аглае" (No 29, с. 115), под
  астронимом: *****; второе из них с полной подписью см.: НЛ, 1825, кн. 12, с.
  142.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru