ОЛИГЕР Николай Фридрихович (Фёдорович) [2(14).12.1882, Омск -- 27.11.1919, Чита; похоронен на кладбище жен. монастыря], прозаик, драматург.
Сын воен. аптекаря (провизора), надв. (позднее -- коллеж.) сов., немца Фридриха Рейнгольда (Фридриха Карловича; ? -- 1901) к Наталии Августы, урожд. Шенберг, после ее смерти отец женился на русской -- Феогтисте Матвеевне. По словам О., он "происходит по прямой линии от одного из тех золингенских мастеров, к-рые были выписаны в г. Златоуст на Урале в 1816 году для выделки известных златоустовских клинков" (письмо Николаю Архиповичу (Архипову?) от 27 окт. 1910 -- ИРЛИ, ф. 123, оп. 1. No 1099, л. 2): "по паспорту лютеранин" (ИРЛИ, ф. 377, анкета), при рождении получил имя Николай Юлий". Имел двух старших сестер.
Окончил 6 классов Омской г-зии (1891--99); после того, как организовал в г-зин рев. кружок, занимавшийся изготовлением (на гектографе) и распространением прокламаций, по предложению пед. совета оставил г-зию и поступил в Механико-хим.-техническое уч-ще в Саратове, откуда исключен решением пед. совета от 14 апр. 1900, а затем Мин-ва нар. просвещения от 29 июля "без права поступления в какое-либо уч. заведение и с воспрещением .., пед. деятельности" (ГАРФ, ф. 102, 3 д-во, 1900 г., д. 189), т. к. был чл. РСДРП и занимался агитацией среди рабочих и молодежи. При обыске, произведенном в то время, как он в кон. марта для знакомства с социалистич. учением отправился в Краков, у него нашли нелегальную лит-ру и рукопись его "тенденциозной" пов. "Горемычные". Когда, оказавшись без средств, О. приехал в Омск, то его отец, заранее предупрежденный полицей, 5 мая сам привел сына к нач. жандармского управления. До окончания следствия О. был отпущен под залог (500 р.), внесенный родителями, жил в Омске под надзором полиции. Женился на Люд. Ник. Третьяковой ( 1880 -- не ранее 1956), в браке имел дочь Татьяну (1902--16). С дек. 1901 по июнь 1902 заключен в Омский тюремный замок. После освобождения 2 года находился под негласным надзором, до сент. 1904 жил в осн. в Томске, выезжая в Омск. Был секретарем редакции томской газ. "Сиб. вестник", подрабатывал журналистикой и репетиторством. В 1903 нек-рое время служил конторщиком пароходного об-ва в Порт-Артуре.
Осенью 1904 вместе с Н. С. Клестовым занимался парт. работой на Кубани. В нач. дек. 1904 арестован в Екатеринодаре за участие в антиправительств, демонстрации, при обыске обнаружены прокламации Кубан. и Донского к-тов, рукопись его пьесы "В борьбе"; освобожден по общей амнистии 1905. В связи с резко обострившимся после тюремной голодовки туберкулёзом лечился в Крыму.
По палии, отчетам. О. -- способный оратор, "вообще представляет из себя личность несомненно талантливую с сильным решительным характером, хорошо владеющую собой и вполне антимонархич. направления" (ГАРФ, ф. 102, 3 д-во, 1902 г., д. 2033). Призывая жену терпеть материальные и бытовые невзгоды, О. подчеркивал, что в рев. "работе нашел не радость, не счастье ... Сознание исполненного долга -- вот все. что я могу иметь. Если это счастье, то во всяком случае не личное счастье" (из перлюстриров. письма -- там же. ОО. 1904 г., д. 2103).
Первая выявленная публикация -- "Ведь это же просто невероятно. (Из усть-каменогорских мотивов)" ("Сиб. вест.", 1897, 28 марта). До 1904 помешал свои произв. под псевд. Степняк, Н. Степняк в осн. в газетах: "Сиб. жизнь" (1901) -- этюд "Двугривенный" (10 апр.), рассказ "На помин души" (17 июня), "За решеткой железной. Очерки захолустной тюрьмы" (21, 28 окт., 2 нояб.; "За железной решеткой" -- 2, 16, 23 дек.), "Вост. обозрение" -- "В новом краю. Рассказ из переселенческого быта" (1902, 20, 24 июля), "В степном крае".
Отойдя по состоянию здоровья от рев. деятельности, осенью 1906 переехал в Петербург и полностью посвятил себя лит-ре. Печатал рассказы и повести во мн. петерб. ж-лах, в газетах "Тульская молва", "Нижегор. листок", "Одес. листок", "Одес. новости", "Бирж, вед.", в альманахах и сб-ках. В 1907--10 вышло 3 тома "Рассказов" (СПб.--М.; 2-е изд., т. 1, СПб., 1909). Многие из них отразили личный рев. опыт О. Подробно, со знанием дела, не романтизируя рев. подполья, описывал он тяготы конспиративного существования, тюремные истории ("Один" -- т. 2, М., 1908; пов. "Судный день", СПб., 1908), однообразно томительное течение жизни ссыльнопоселенцев ("За штатом" -- т. 2; "Пустыня" -- т. 3, СПб., 1910); "политические" в его рассказах молодыми умирают от чахотки ("Обреченные" -- т. 2), кончают жизнь самоубийством, страдают от безотрадности неустроенного быта. Однако О., по собств. признанию, "специально о революции никогда не писал" и в его произв. она "только фон, очень часто не имеющий даже особого значения" (письмо В. С. Миролюбову от 26 июля 1907 -- ИРЛИ, ф. 185, оп. 1, No 875, л. 5, 5 об.). В запечатленных им многообразных картинках совр. действительности представлены разные социальные слои общества: среди персонажей -- городовой, врачи, хористки, бедняк-киргиз и спасенный им рев. телеграфист ("На краю степи" -- т. 1, СПб., 1907), певички из кафешантана, ставшие во время рус.-япон. войны сестрами милосердия ("Сестры", там же), интеллигентная женщина, тревожащаяся о судьбе революционно настроенного сына-студента ("Разлом" -- СМ, 1908, No 1; рец.: Пав. Леонтьев -- "Сев.-кавк. газ.", 1908, 13 февр.), больные, возвращающиеся с кумысного курорта ("Вишни" -- т. 2), при этом революционеры часто выступают в роли второстепенных действующих лиц.
Первые отклики были в осн. из демокр. лагеря. В. М. Величкина: "каждый его рассказ -- это кровавая драма", "все лица вышли у него живые, одухотворенные" ("Обр.", 1907, No 7, с. 129. 130). Критик "Совр. мира" оценил "простоту, искренность и живое чувство правды" (Ф. А<рнольди> -- 1907, No 9, с. 169). Е. А. Колтоновская увидела оригинальность О. в "сочетании утонченной чуткости и сложности нового европейца с цельностью "азиата"., умении "легко и искусно овладеть сюжетом и увлекательно его развертывать", хотя и излишне часто завершать смертельным исходом ("Художник-сибиряк" -- в ее кн.: Новая жизнь. Критич. статьи. СПб., 1910, с. 145, 157; др. ее статья с таким же назв. -- "Сиб. вопросы", 1908, No 39/40: см. также ее отзывы -- СМ, 1907, No 12, с. 133--35: ВЕ, 1912, No 1, с. 382). В. Л. Львов-Рогачевский, писавший о "печальных героях печальных произв." О., хвалил рассказ "Гость" (т. 1; опубл. также в кн.: Альманах 17. Лит.-худож. сб. с портретами авторов. СПб, 1909), к-рый "красив и полон настроения" (СМ, 1910, No 3, с. 137, 138). К недостаткам относили растянутость и уныние: автор, забывший А. П. Чехова, "свирепый натуралист, с "громоздкой, архаичной, устарелой" манерой письма, "с точностью и терпением медицинского журнала... изображает ... медленное умирание когда-то веселых, бодрых и смелых, надеявшихся людей" (В. П. Полонский о рассказе "Обреченные" -- "Всеобщий ежемес", 1910, No 3, с. 99? 102). Г. Танин (Г. В. Рочко -- атрибуция Р. Д. Тименчика) назвал О. "писателем, обладающим техинч. умением, небольшим диапазоном добродетельных чувств и мало изощренным вкусом (СевЗ, 1914, No 6, с. 194). М. Горький сожалел, что О. "способности ... топит в андреевщине" (письмо Миролюбову (после 18 нояб. 1911). -- В кн.: М. Горький. Мат-лы и иссл., т. 3. М.--Л., с. 73, так же, с. 74).
Для О. характерен натурализм не только в описании физич. недугов или предсмертной агонии своих героев, но и в изображении чувственного, эротического -- будь то возвышенность первой влюбленности ("Гость"), желание в преддверии близкой смерти познать таинство любви ("Обреченные") или разврат от житейской скуки ("Человеческое" -- "Солнце России", 1911, No 47), животная грубость сексуального насилия ("Заповедное" -- "Рассказы", т. 2). Нек-рые сюжеты воспринимались современниками как порнография.
За рассказ "В часы отдыха" ("Обр.", 1907, No 12) -- о циничном надругательстве над проституткой "образованного" клиента -- моск. окружной суд приговорил О. к штрафу (см. сообщение: БВед, 1909, No 11092): "... пресловутый, так много обруганный" (Амфитеатров А., Заметы сердца. М., 1909, с. 56) рассказ "Вечер" ("Обр.", 1908, No 2; оба запрещены цензурой) -- о пробуждении сексуального чувства у девятилетнего мальчика -- произвел на одну из читательниц "впечатление чего-то страшно гадкого, ненормального" (Р. Лапина -- альм. "Сполохи", кн. 4, М., 1908, с. 193), а критика Г. С. Новополина (Нейфельда) возмутил "рядом страниц, забрызганных мутной ватной порнографии" (сто кн.: Порнографич. элемент в рус. лит-ре, М., 1909, с. 210). Соединение "рев." и "половой" проблематики в одной книге (Собр. соч., т. 3. СПб., 1913) дало повод критику для откровенной иронии: об "этюде" "Человеческое" он писал -- "оправдание автора за выбор ... "боккачиевского" сюжета" в том. что третий любовник замужней дамы "не просто Николай", а "товарищ Николай"": а в сюжете детского рассказа "Дамка" ("Искорки", 1911, No 20) "о подвигах одной коварной собачонки, хозяин к-рой занимался ловлей бродячих псов", усмотрел непристойную аллегорию на "особ жен. пола", завлекающих "посредством чар любви неопытных революционеров", чтобы затем предать их полиции (В. Ю. Б. <Вентцель Н. Н.>. Политическо-тюремная беллетристика -- НВ, илл. прил., 1913, 24 авт.).
Контрастно оптимистичен в сравнении с др. произв. О. ром. "Праздник Весны" (Собр. соч., т. 4, СПб., 1910), соединивший жанровые признаки социальной утопии и женского любовного романа и обращенный к "высокоуважаемым современницам" (см. "Посвящение"): мужчины и женщины "в веселых одеждах с веселыми лицами" (с. 49), носящие псевдоантичные имена (Коро, Кредо, Лия, Формика, Акро, Вилан и т. п.), наделенные невиданным долголетием, беседующие об иск-ве, возводящие словно по волшебству дворцы (подобные Парфенону) и гигантский маяк (сравнимый с Александрийским), кажутся модернизированными представителями антич. мира и одновременно ассоциируются с идеалом "естественного человека" Ж. Ж. Руссо.
По мнению критиков, картина, рисующая "будущность человечества в образе какого-то Дуракова царства", где не сеют, не жнут, не собирают в житницы" ("Совр.", 1911, No 4, с. 382; б. п.), лишена "увлекательности и убедительности"; "безоблачное существование людей, строящих храмы, любующихся закатами и освежающих по утрам лицо холодной влагой ключей, кажется скучным и бледным" (НЖдВ, 1911, No 28, февр., стб. 132--33: б. п.).
В 1908--09 О. был близок "Книгоизд-ву писателей в Москве", к-рым заведовал Клёстов, издал в нем "Рассказы" (т. 2, 1908) и сб. "Рассказы" (1909), в 1909 участвовал в сб. "Земля" (сб. 2 -- рассказ "Белые лепестки"; сб. 3 -- пов. "Осенняя песня"). Осенью 1911 Клёстов заручился поддержкой О. в реализации своего проекта по созданию "Издательского т-ва писателей" в Петербурге, позднее вспоминал, что "надеялся на его помощь в задуманном деле. И не ошибся..." (Клестов-Ангарский Н. С., Лит. восп. [Фрагменты]. -- ВЛ, 1992, в. 2, с. 342; вступ. ст., публ. и комм. М. Ангарской). О., живший в то время в петерб. "писательском гнезде", гостинице "Пале-Рояль" (см. его письмо M. H. Бялковскому от 27 окт, 1911 -- РНБ, ф. 124, No 3151), привлек в Т-во А. И. Косоротова, В. В. Муйжеля, Г. А. Яблочкова, познакомил Клёстова с С. Н. Сергеевым-Ценским, А. М. Фёдоровым и др. Однако отказ ред. коллегии печатать его упадочные рассказы в первом сб-ке ("Лит. восп." Клёстова -- РГБ, ф. 9, к. 1, No 2/1; письмо Муйжеля Горькому от 13 июня 1912 -- Архив Горького, ИМЛИ, КГ-п-52-15-2) стал причиной выхода О. из Т-ва.
В 1911 в "Рус. богатстве" была опубл., после изменений, внесенных О. по замечаниям редакции, пов. "Смертники" (No 9--11), в целом одобренная В. Г. Короленко ("Очень хорошо написанная история заключения в тюрьме и самоубийства или казни двенадцати смертников", хотя она "мучительна и длинна" -- цит. по кн.: Летов, с. 112; по словам одного из критиков, автор воссоздал "с ужасающей яркостью тот мир, где смертная казнь стала... "бытовым явлением"" -- РВед, 1913, 20 февр.). В 1913 О. писал А. Г. Горнфельду: "Вся душа моя тяготеет к "Русскому) Богатству)" и обидно было бы печатать вещь, которой я придаю известное значение, где-нибудь в другом месте, хотя бы и почтенном" (РНБ, ф. 211, No 840, л. 3). Среди опубл. в "Рус. богатстве" произв. О. -- рассказы "По амнистии" (1912, No 8), "На перекрестке" (1914, No 2; отзыв Короленко: "Бойко, но без живых лиц" -- цит. по кн.: Летов, с. 117).
В 1906--14 О. неоднократно обращался за помощью в Лит. фонд и четырежды получал ссуду. После того как в 1910 сгорела со всем имуществом семьи дача в Райволе (Финляндия), на к-рой он прожил ок. трех лет, и О. получил субсидию от Пост. Комиссии по оказанию помощи нуждающимся литераторах, он не имел пост. местожительства. В кон. 1911 в связи с обострившимся туберкулезом уехал в Одессу, в 1912 -- за границу, жил во Франции, на юге Италии. С февр. 1913 поселился на Капри, в марте читал у М. Горького (к-рый упомянул его в очерке "Ленин") свою драму, встречался с А. А. Золотаревым, И. Д. Сургучёвым, И. А. Буниным, Е. А. Ляцкнм, Ф. И. Шаляпиным и др. В письме Миролюбову от 28 февр. 1913 сообщал: "Атмосфера здесь работящая... Вообще народу порядочно... Впрочем живем мы с женой довольно уединенно" (ИРЛИ, ф. 185, оп. 1, No 874, л. И, 11 об.). В лиричной, пронизанной светом итал. пейзажей повести о превратностях судьбы бродячего пса "Собачья жизнь" ("Рус. зап.", 1916, No 1--3) в образах рус. литератора ("Бритого"), его жены и дочери и описании их жизни на Капри угадываются автобногр. мотивы. О. опубл. "каприйские рассказы" "Дрок" ("Пробуждение", 1914, No 12), "Смерть прощает" ("Родина", 1915, No 13--15), "Великий Митра" (ВЕ, 1916, No 2; с редким для него комнч. сюжетом). В 1912--13 его дочь училась в Швейцарии. Осенью 1913 О. вернулся в Петербург, но какое-то "большое, непоправимое несчастье" в семье вынудило его срочно выехать в Одессу (из письма от 14 нояб, 1913 Горнфельду -- РНБ, ф. 211, No 840). В биогр. анкете О. писал: "Жизнь прошла очень пестро: бродяжничал, много раз бывал в тюрьме, жил на Дальнем Востоке и за границей" (ИРЛИ, ф. 377, оп. 7, No 2672, б. д. <1914--15?>).
Исповедальная пов. "Скитания" ("Новая жизнь", 1912, No 1--2), написанная от лица во всем разочарованного литератора с рев. прошлым ("эстета-анархиста", по определению рецензента), отразила и собств. идейные "скитания" автора, его недовольство собой и поиск после отказа от рев. деятельности нового смысла жизни. Интересна она и фабулой, разворачивающейся на фоне похожего на Одессу приморского города, и образами лит.-худож. богемы, возможно, имеющими реальных прототипов.
Однако повесть была воспринята лишь как запоздалая дань декадентству ["реальное, совершенно ... обычное смешивается здесь с чем-то ... фантастическим, вычурным, символическим", а "то начало обобщении, синтеза, какое необходимо символисту-писателю, не свойственно О." (Измайлов А. А., Декадентствующий сверхчеловек в "Скитаниях" О. -- "Новое слово", 1912, No 4, с. 124, 127)] и даже как "психиатрический документ", хотя она "читается с интересом" (письмо К. П. Пятницкого Миролюбову от 27 нояб. 1911 -- Архив Горького, ИМЛИ, П-ка "Зн"-37-34-4). Колтоновская, называвшая О. "талантливым, тяготеющим к новым настроениям и приемам творчества", тоже считала повесть "надуманной" ("Библиотекарь", 1914. в. 1, с. 42: др. рец.: Д. Бразуль -- "Совр. печать", 1912, No 1--2).
Аллегории, мистич. символы, фиксирование интуитивных ощущений, зыбких, неопределенно томительных переживаний, откровенно эротич. сюжеты, балансирование на стыке социальной и индивидуально-психол. проблематики и "блестки беллетристич. таланта" (Амфитеатров, цит. кн., с. 56) придавали реализму О. определ. своеобразие, хотя демокр. критика ценила его прежде всего за верность жизн. правде, а эстетическая -- просто не замечала.
Б. А. Садовской писан о рассказе "Белые лепестки" как о наредкость бездарном, а пов. "Осенняя песня" характеризовал как сто скучнейших страниц, к-рые по летнему времени могут с успехом заменить листы для отравы мух" ("Весы", 1909, No 3, с. 99, с. 86, подпись Ргух). Ср. с отзывом в "Совр." о рассказе "Слово" (альм. "Наши дни". СПб., 1911): "Тускло и скучно, зато коротко" (1911, No 12, с. 302. б. п.). "Символизм не дается таланту О., трепещущему жизненными переживаниями". -- писала Т. Я. Ганжулевич в ст. "Герои и образы О.", имея в виду прежде всего рассказ "Ангел смерти" (Собр. соч., т. 3, СПб., 1912) и ром. "Праздник Весны", но она же особо выделила рассказы о детях ("Подарок", "Летний папа" -- там же), их теплоту и психол. достоверность: "Мягкие и нежные тона творчества помогают писателю проникнуть в детский мир" ("Свободный журн.", 1914, No 5, стб. 84, 92). В этих "бесхитростных" рассказах, "лучших в 3-м т.", по мнению А. Б. Дермана, проявились "незаурядная наблюдательность, знание дет. психологии и дет. языка", а рассказ "Дар Мессии", передающий "болезненное изумление" кит. мальчика, "над к-рым экспериментируют офиц. служители Христа...", "оригинален и удачен по замыслу (и неровен по исполнению)" (РБ, 1913, No 9, с. 362).
О. имел свой особый угол худож. зрения, видел жизн. парадоксы, скрытые, гл. обр. трагические, стороны явлений: в революции -- ее издержки, в любви -- разрушит, силу, в благородных поступках -- смертельную опасность для тех, кто их совершает, в благих намерениях -- плачевные результаты, в детских судьбах -- "взрослые" беды. При этом неизменной "гл. линией его писательского интереса" оставалась "любовь к людям" (Дерман, цит. рец., с. 361), к натурам искренним, цельным, страдающим физически или нравственно, -- вне зависимости от их социального статуса. Хотя его произв. не отличала яркая образность или утонченная стилистика и он "никогда не приковывал к себе внимание читателей и критики, но рассказы его никогда не оставались непрочитанными" (Новополин, цит. кн., с. 209), и его охотно печатали столичные журналы, что имело важное значение для О, существовавшего исключительно на лит. гонорары. Отклоненные "Рус. богатством" три пов. О. были опубл. в др. изданиях. Пов. "Кожаный чемодан" ("Заветы", 1913, No 8--10) посв. злоключениям студента, согласившегося из любви к девушке перевезти "экспроприированные" у банка деньги; Короленко критиковал автора за то, что вместо "освещения явления скорбного и знаменательного" он "дразнит нервы читателя всякими внешними опасностями" ("Письма В. Г. Короленко к А. Г. Горнфельду", Л., 1924, с. 74; окт. 1912), однако в повести есть др. важный акцент -- моральное падение случайного "революционера", ставшего растратчиком и убийцей. В пов. "Принцесса" (ВЕ, 1914, No 1--4; рец.: Измайлов А., В зареве 1905. -- БВед, 1914, 20 марта) история любви юной аристократки и талантливого художника вписана в жутковатую панораму рос. действительности на исходе рев. боев 1905 и звучит мысль о трагич. несовместимости личного счастья и творчества со служением революции. Пов. "Банкрот" (СМ, 1915, No 2) -- о фабриканте, его крахе, душевном прозрении, отношениях с дочерью, ищущей новых путей в жизни.
О. выступал и как драматург. В рукописи осталась ранняя пьеса "Пансион" (1896, РГАЛИ, ф. 360). Весной 1913 в Суворинском т-ре и в т-ре Корша была поставлена пьеса в 4 д. "Победители" [издана под назв. "Пионеры. ("Победители")", СПб., б. г.], вероятно, заинтересовавшая постановщиков, несмотря на невыразительность ее общей идеи, своеобразным дальневост. колоритом, пестрым социальным (торговцы, управляющий конторой, кокотка, баронесса, полиц. пристав и т. п.) и интернац. (русские, немцы, китайцы) составом действующих лиц.
В связи с неудачной премьерой в Суворинском т-ре рецензент сожалел, что "автор весь отдался пустой интриге об откровенном воровстве неотразимого молодого хищника Юрьева и совершенно уклонился от описания рос. дальневост. культуртрегерства" (Имл. <Б. И. Бентовин> -- ТиИ, 1913, No 14, с. 315: др. рец.: Л. М. Василевский -- "Речь", 1913. 6 апр.: В. Базилевский -- "Новости сезона", 1913. 14 апр.: НВ, 1913. 4 апр.; П. <П.> Конради -- НВ, 1913, 5 апр.).
В нач. 1916 в "Бирж, вед." появилась заметка о "новой пьесе" О. "Главный инженер" (ее текст не обнаружен, а пост., вероятно, не состоялась), к-рая "не обременена серьезными психа, переживаниями героев", а в основе мелодраматич. сюжета, как явствует из пересказа. -- интрига с адюльтером, шантажом и шпионажем (шпион, разумеется, немецкий) (2 марта, веч. в.: подпись С. Ф<рид>).
В кон. февр. 1914 О. снова выехал за границу (в Женеву, жил в Ницце и ее окрестностях), вел переписку с В. Д. Бонч-Бруевичем по поводу нового "Собр. соч." в изд-ве "Знание и жизнь", с к-рым заключил договор: "Для меня очень важно также, чтобы книги выходили из печати именно по порядку томов (6-й, 7-й, 8-й). И особенно, пожалуйста, оставьте на самый конец т. 12" (письмо из Одессы от 25 февр. 1914 -- РГБ, ф. 369, к. 312, No 1).
Рецензент 9-го т. -- "Ночные теин" (П., 1917), состоящего из ранее опубликованных рассказов и пов. "Кожаный чемодан", писал: "В этих рассказах, полных драматизма, сквозит тоска, веет сумрак, буден, среди к-рых текла река рус. жизни" (М. Королицкий -- ВЕ, 1917, No 4/6, с. 729). В рассказе "Ночные тени" о малолетних воре и проститутке др. критик увидел "потрясающую картину раздавленных детских душ", рисунок -- "жесткий, питающий, но целомудренный в своих трагич. контурах" (Глебов H., Здоровый ужас. -- ЖЖ, 1917, No 13, с. 12. 11).
С началом войны сотрудничал в еженед. "Лукоморье" М. А. Суворина, наряду с А. С. Рославлевым, С. М. Городецким, С. А. Ауслендером, Ф. Сологубом, А. М. Ремизовым, М. А. Кузминым, за что в "Журн. журналов" этих писателей резко осуждали, называли "отступниками", "лукоморствующими" (1915, No 9, с. 24; No 13, с. 14; No 22, с. 10; No 29, с. 15; No 33, с. 15, и т. д.). В 1914 в "Лукоморье" напечатал "Дорожные наброски" ("Начало", "По спокойному морю", "По кровавой земле", "Друзья или недруги" -- No 23--26) о впечатлениях первых дней войны при его возвращении в Россию (Одессу) через Балканы, рассказы о событиях на фронте ("Горячее" -- No 28) и в прифронтовой полосе, в Польше ("Испытание огненное", No32), в 1915--17 участвовал в альм. "Лукоморье" [П., сб. 1 -- "Фаликон", назван рецензентом "лучшим" в книге (НВ, 1915, 8 июня, подпись Скарабэ), в то время как Измайлов причислил О. к "кабинетным баталистам" (БВед, 1915, 2 июля), сб. 2 -- рассказ "Немцева рыжая"], в изд-ве "Лукоморье" вышел сб. его рассказов "Ватки" (П., 1916).
В нач. 1915 "Журн. журналов" (No 9, с. 24) сообщил об издании "Новым временем" нового "толстого" х. "Укрепы", "первое место в к-ром принадлежит "лукоморцам"". a редакторами названы О. и "одессит" г. Банковский", в следующем номере "Журн. журналов" Н. Константинов в ст. "Завоевания "Нового времени"" обвинял "соблазненных крупными гонорарами" участников ж. "Укрепы" в полит, ренегатстве. Журнал так и не появился на свет, хотя состав ред. к-та был впечатляющим -- Городецкий, Рославлев, Ю. Л. Слезкин, Кузмин, Ремизов.
Несмотря на слабое здоровье, О. в нач. 1915 добровольно отправился на фронт, был уполномоченным второго сиб. передового врачебно-питательного отряда Всерос. гор. союза и Сиб. об-ва помощи раненым воинам. Весной 1916 контужен, летом приезжал домой; в июле Л. Н. Олигер сообщала Бонч-Бруевичу, что О. "уезжает скоро на войну, хотя здоровье его не очень-то хорошее" (РГБ, ф. 369, к. 311, No 68). В воен. очерках в "Лукоморье" ("С красным крестом" -- 1915, No 20, 45, "Рыболов" -- 1915, No 47, "Германская тяга" -- 1915, No 5, "Зерна жизни" -- 1916, No 11), в ж. "Родина" ("Отец Петр" -- 1916, No 1--4) О. рассказывал о фронтовых буднях лазарета в Карпатах, об отступлении и атаках, беженцах, русинах, о настроении в армии. В очерке "На войне. (Картины и мысли)" (ВЕ, 1916, No 6) писал о том, что душевный подъем, чувство "праздника" первых месяцев войны сменились долгой и трудной работой для победы.
В февр. 1917 О. еще находился на фронте, в том же году выехал из Коломбо (удостоверение Рос. вице-консульства -- ГА Читин. обл., ф. 332, д. 2), осенью 1918 "приехал в Харбин с острова Борнео после своего годового путешествия по Индии" (<С. Г. Гортинский> -- "Рус. книга", Б., 1921, No 6). Стал начальником осведомит. отдела при штабе атамана Г. М. Семёнова. С сент. 1918 офиц. редактор ежедн. Харбин. газ. "Призыв", в к-рой публиковались мат-лы антибольшевист. направленности и в поддержку воен. союза рус. армии с японцами (возможно, нек-рые из них -- без подписи или под псевд. -- принадлежат самому О.). В кон. 1918 переехал в Читу. Был избран чл. краевого бюро Конституционно-демокр. партии. В "органе старорус. мысли" -- читин. газ. "Рус. Восток" регулярно публиковал сводки созданного им Бюро печати.
В "Письме в редакцию" (29 мая) уведомил сиб. и уральские газеты, получившие от него в конце марта и нач. апреля "циркуляр об учреждении Бюро печати при штабе Отдельной Вост.-Сиб. Армии", что с 15 мая он никакого отношения к этому Бюро не имеет. Под собств. именем, кроме "Письма..." и очерка "За далекими морями. (Из набросков туриста)" (1919, 16 марта), передающего ностальгию О. по России во время недавнего путешествия, в газ. "Рус. Восток" была опубл. основанная на инд. предании символич. сказка "Поцелуй" (20 апр.) -- о влекущей тайне и красоте смерти.
В многочисл. полит. статьях (с подписью Н. О. и Н. Оль) он давал негативные оценки большевикам, их вождям (В. И. Ленину, Л. Я. Троцкому, А. В. Луначарскому) и политике ("Спартаки" -- 23 марта, "Пролеткульт" -- 12 апр., "Гости" -- 1 мая, "Черточки" -- 6 мая), а также той интеллигенции, к-рая перешла к ним на службу ("Продажные души" -- 9 мая). В ст. "Проповедники" (5 апр.) выразил свое понимание высокой обществ, роли рус. писателя, к-рый "за свой подвиг служения народу натерпелся много бед". Ему принадлежат обзоры "Третий войсковой круг" (22, 23, 27, 29, 31 мая, 3, 4 июня) и хроникальные заметки. В ст. "Пакостники" ("Вост. курьер", 6 авт.) он писал: "От революции мы ожидали много хорошего, а получили много худого", а в ст. "Карантин" ("Рус. Восток". 30 апр.): "...большевизм хуже чумы". Последняя публикация -- ст. "Поэзия и политика" ("Вост. курьер". 10 авт.), в к-рой О. критиковал пацифистскую позицию Р. Тагора.
С алр, 1919 вошел в число сотрудников читин. еженед. "Театр и иск-во", однако публ. за его подписью в нем нет. С авг. из-за обострения туберкулеза не работал; вероятно, последние месяцы жизни провел в семье Л. А. Никифоровой. Современник, знавший его еще в 1904, в пору рев. юности, и встретивший снова в Чите, писал, что О, всегда характеризовали "честность в мышлении, чуткость в худож. творчестве и необыкновенная мягкость в отношениях к людям" (Г. Кубанский -- "Забайкальская новь", 1919, 29 ноября). "Сенсационное" сообщение ("по слухам") о сотрудничестве О, в газете ген. Семёнова, перешедшей
затем к японцам, появилось в петрогр. "Вест. лит-ры" (1919, No 7, с. 7). В сов, время произв. О. практически не издавались (на попытку Горького издать в Госиздате в 1934 его "Избр." ссылался в депутатском запросе К. А. Федин -- РГАЛИ).
Изд.: Собр. соч., т. 1--5. СПб., 1910--14; Собр. соч., т. 2. 6--10. 14, М,--П., 11914--18]; Джаксыбай. (Из рассказа "На краю степи"). -- В кн.: 1905 год в рус. худож. лит-ре. Сб. поэзии и прозы, ч. 2 -- Деревня. М., 1926 (сост. А. Богданов); На краю степи. Рассказ. М.--Д., 1928.
Лит.: Онвей <Г. В. Рончар>, Олигер,-- "Эхо". Владивосток, 1919, 23 марта; [Сообщение об О.]. -- Там же. 27 апр.; Письма В. Г. Короленко к А. Г. Горнфельду, Л., 1924 (ук.): М. Горький и В. Короленко. Сб. мат-лов, М., 1957, с. 71--251; Летов Б. Д., В. Г. Короленко-редактор. Л., 1961 (ук.); Архив Горького. IX, 449; Голубева О. Д., Книгоизд-во "Жизнь и знание". (1909--1918). -- В сб.: Книга. Иссл. и мат-лы, в. 13, М., 1966, с. 144; не же. В. Д. Бонч-Бруевич -- издатель. М., 1972, с. 56, 132; Бритиков А. Ф., Рус. сов. науч.-фантастич. роман. Л., 1970 (ук.); Ревич В. А., Небыль, но и не выдумка. (Фантастика в рус. дорев. лит-ре). М., 1979, с. 58--59; Рус. лит-ра и журналистика (1); Геллер Л., Вселенная за пределом догмы. Лондон. 1985, с. 42--43; ЛН, т. 72, с. 128; т. 84, кн. 2, с. 462; т. 92, кн. 2, с. 98; т. 95, с. 311. * Сообщение о похоронах и некрологи, 1919 -- "Вост. курьер", Чита, 29 нояб. (Вас. Степанцев); Ляпустин-Алтаев С. Светлой памяти Николая Федоровича Олигера [Стих.]. -- Там же, 1919, 30 нояб.; Стож M. E. Словарь сиб. писателей, поэтов и ученых. Иркутск, 9-е изд., ч. 1, Иркутск. [1916]; Гранат, т. 11; Здобнов Н. В., Мат-лы для сиб. словаря писателей, М., 1927, с. 40; Сиб. сов. энциклопедия. Н.-И., [1922]; КЛЭ; Владиславлев И. В., Лит-ра великого десятилетия (1917--1927), т. 1, М.-- Л., 1928; Альм. и сб-ки (2); Муратова (2); Рус. литра Сибири XVII в. -- 1970 г. Библ. ук., ч. 1. Новосиб., 1976; ИРДТ; Масанов.
Архивы; РГАЛИ, ф. 360; ф. 24, оп. 1, No 52 (письма И. С. Клестову); ф. 1817, оп. 2, No 109 (депутатский запрос от 22 марта 1956 К. А. Федина К. В. Ворошилову с просьбой назначить Л. Н. Олигер персональную пенсию республ. значения; приложена характеристика О., подписанная А. И. Свирским и А. С Серафимовичем в 1941) [справка А. Г. Пироговой]; РГБ, ф. 369, к. 311, No 68 (письма Л. Н. Олигер к В. Д. Бонч-Бруевичу, 1916--19); оп. 187, No 27 (письмо В. Д. Бонч-Бруевича к Л. Н. Олигер); ф. 133, р. II, к. 3, No 103 (письмо В. Г. Короленко, 1911); ф. 9, к. 1, No 2(1) (Н. С. Клестов. "Лит. восп.1937--1939"); РНБ, ф. 124, No 3151 (письма к M. H. Банковскому, 1911--13); No 3162 (письмо А. С. Грину, 1910), No 3154 (письмо В. В. Муйжелю.1912); ф. 211, No 840 (письма А. Г. Горнфельду) [справка Т. М. Двинятиной]; ИРЛИ, ф. 114, оп. 2, No 337 (7 писем А. И. Иванчину-Писареву, 1910--14); ф. 185, оп. 1, No 875 (8 писем В. С. Миролюбову, 1907--1913); ф. 115; ф. 145, No 6 (Дневник Б. А. Лазаревского с восп. об О.) [справка Н. А. Прозоровой]; ГАРФ, ф. 102, 3 д-во, 1900 г., д. 1674; ОО, 1904 г., д. 2103, 7 д-во, 1904 г., д. 3255, т. 3 [справка З. И. Перегудовой]; ГА Омск. области, ф. 270. СП. 1. д. 203 (из мат-лов Омск. жандарм. управления -- сведения о родителях, свидетельство о рождении О. выдано омским дивизион, проповедником пастором И. Гронэ)* [справка Л. И. Огородниковой]; ГА Читин. обл., ф. 332 [справка В. В. Бардаковой].
Л. И. Клименюк.
Русские писатели. 1800--1917. Биографический словарь. Том 4. М., "Большая Российская энциклопедия", 1999