На сцене расцветает базар в Багдаде, расположенный так, что весь город виден, как на ладони. Вдали на фоне ярко-синего неба виднеются изогнутые мосты над Тигром и Евфратом и прославленные багдадские минареты. Двойной ряд лавок и палаток тянется в глубину сцены, начинаясь справа от зрителей и оканчиваясь парапетом с балюстрадой над берегом Тигра. В заднем ряду лавок продавцы победнее сидят в своих лавках, словно святые в нишах, или гиены в клетках. Передний ряд лавок -- побогаче и попросторнее. Самая близкая к зрителям лавка -- продавца сладостей -- из белого камня -- так и сияет скатертями и полотенцами, расшитыми золотыми цветами. Лавка цирюльника отгорожена от улицы изящно инкрустированной красной решёткой. По базару движется толпа; в ней опаленные зноем полунагие или одетые в белое библейские фигуры смешиваются с одетыми в разноцветные, иной раз сильно заплатанные халаты и белые и зеленые тюрбаны. Белыми привидениями проходят женщины с цветными непроницаемо-густыми покрывалами на лицах. На базаре стоит шум, но он совершенно не похож на грохот западного города. Он кажется более заглушенным, какая-то своеобразная тишина чувствуется среди этого гула. Работа и торговля кипит, по каждый торгует или работает только для себя, для своего удовольствия. Это -- ясно улыбающийся труд на сегодня, труд только для самого необходимого. В глубине сцены виден оружейник, который чинит кольчугу, закрепляя кольца ударами молотка. Из общего шума выделяются крики: "Кто купит -- не потеряет. Сюда, ко мне, почтенные! Покупайте, покупайте, правоверные!". Эти выкрики сопровождают весь акт, то вспыхивая, то погасая.