Н. П. Огарев Ровесники (Поэма) Н. П. Огарев. Избранные произведения в двух томах Том второй. Поэмы. Проза. Литературно-критические статьи М., ГИХЛ, 1956 ПРЕДИСЛОВИЕ В часы, когда над сонною землей Безмолвия летает ангел мирный,- Во мне еще не дремлет голос лирный; Таинственно я слышу в тьме ночной И ритма звук, и мерное паденье, И звонких рифм согласное движенье. Я образы стараюсь подстеречь Сквозь легкий пар прозрачного тумана... Но как начать? Я не придумал плана... Единством я намерен пренебречь; И чувствую, что рассержу всю школу, Но наобум пишу - по произволу. Единства я и в жизни нахожу Не больше, чем в картинной галерее, Где невзначай иль по своей затее В (унынии я медленно брожу От блудных нимф к мадоннам кротко строгим, От грустных жертв к сатирам козлоногим. Кто собрал их недружные черты Под длинный свод безвыходного зданья? Что нужды в том? Отстать от созерцанья Я не могу. А скорбные мечты Раздумьем мне всё портят поневоле... Но от него уйти не в нашей воле, Оно внутри, и требует язык. Но к предисловиям я не привык - И потому без церемоний сразу Я приступлю торжественно к рассказу. ГЛАВА ПЕРВАЯ 1 Числа и дня, когда был мой герой Рожден на свет в Москве первопрестольной, Не помню я. Я сам был той порой Иль очень мал, иль вовсе произвольно Существовал - не в качестве лица, А в помыслах у моего отца, Мечтавшего о сыне небывалом, Что вырастет он штатским генералом. 2 Наверно я скажу, что мой герой Уже весной тринадцатого года Мог с молоком мещанки молодой Всосать всю славу русского народа. Достойный год! Сам немец, ободрясь, Выглядывал героем из-за нас, И солнце первого Наполеона Скрывалося за тучностью Бурбона. 3 Насчет крестин героя моего Предание подробное хранится {*} Отчасти в метриках - и из того, Что мог я сам узнать от очевидца; А оный муж приходским был дьячком И сам тогда купель доставил в дом, И сам ревел со всей басовой силой - "Аминь", "подаждь" и "господи помилуй". {* Читай: хранитца <Прим. Огарева.>} 4 Родильница лежала в день крестин В постели пышной, так сказать парадной, Под сенью желтой шелковых гардин, Была бледна отчасти, но нарядна. Все гости ей дарили на зубок - Кто золотой, кто только пятачок, И под подушку каждый, друг преданью, Сложил свой дар, смотря по состоянью. 5 Ровнехонько перед обедом в час Купель была поставлена в столовой, Где сонм гостей, в волнении теснясь, Рассматривал обряд не вовсе новый. Воспринимали же (и тут родство - А не каприз,- решило кумовство) Лет под сорок девица и мужчина, Иван Фомич и тетушка Арина. 6 Три раза поп проворно в святость влаг Младенца окунул. Кричал ребенок, И морщился, и красен был как рак, И мокрый весь дрожал,- так что с пеленок Как бы ручей иль некий дождик шел Святой воды на тетушкин подол, Хоть мне дьячок, ребячью зная прыткость, Упоминал и про иную жидкость. 7 Но как назвать героя моего, Отец и мать решали три недели; Ну! Как назвать? В честь именно кого? Отец хотел его назвать Савелий В честь своего отца, но думал - тесть, Того гляди, обидится как есть, И, наконец, был сын с большим усильем В святом крещеньи наречен Васильем. 8 Но тетушка, стараясь быть мила, Хоть молодость исчезла невозвратно,- Смеялася и плюнуть не могла, От дьявола отрекшись троекратно, И думали иные не шутя, Что черт смутит со временем дитя; Иван Фомич, напротив, вот как дунул, Что даже свистнул и серьезно плюнул. 9 Отец был рад; старался доказать, Что весь в него младенец первородный, Потом нашел, что он похож на мать; Но мой дьячок, как скептик благородный, Нашел, что он почти что без волос, Слюноточив, подслеповат, курнос, Ну, словом, так, как все бывают дети После рожденья в день второй иль третий. 10 Обряду вслед крестинный был обед Со стерлядью, шампанским и желеем; Но сведений у нас подробных нет, Нам ничего (и мы весьма жалеем) Не сообщил дьячок о пире том: Конечно, поп обедал за столом, Но сам дьячок, чин чина почитая, В буфете ел и пил, не унывая. 11 Василий! да! Фамилья же громка, Сказать ее - поступок неприличен, А выдумать - задача не легка: Как быть? Герой мой мелодраматичен На ов - боюсь - все пошлы имена, На ский - взойдешь в чужие племена; Оставить же нельзя мне без фамильи: Рассердятся все прочие Васильи. 12 Конец на ин мне кажется нежней Всех остальных; ну, например: Понурин? Отличное название, ей-ей! И звук его в стихе весьма недурен. Да! я забыл: герой мой не один, Я многих звал принять геройский чин. Враги! Друзья! сбирайтесь понемногу, Всем укажу приличную дорогу. 13 Но полно! мне наскучил этот тон, И шутка, вдруг испуганная думой Бежит, бежит за дальний небосклон, Где облака сбираются угрюмо, Все серые, сырые облака; В их очерках ищу издалека Я смутное подобие с чертами Знакомых лиц, тускнеющих с годами. 14 И образы, чьи помню я черты, Еще так полные живых движений,- Колеблются, и вялы и пусты, Как призраки унылых сновидений. Мне кажется, я холодно брожу Между могил и мертвецов бужу, И вот они, задорны и кичливы, Опять встают и лгут, что будто живы. 15 Зачем ты лжешь, знакомый мне мертвец? Давно растратил ты живые силы, Взгляни иль сам пощупай наконец - Твой мозг заглох, не бьются кровью жилы... Застыла мысль в понятиях тупых, Ты хвастаешь сознаньем чувств живых, Ты отжил век неясный и бесплодный, Умей понять, что ты мертвец холодный! 16 Я чувствую кругом себя одно: Предвечный нуль мне веет пустотою В том, что прошло недавно иль давно, В том, что пройдет своею чередою, И тщетно я на дне души моей Поверить бы хотел в живых людей,- Невольно в них я вижу только тени Минующих, ненужных поколений. 17 Но признаюсь,- рассказ мой о нуле Не новое, а только повторенье; Уже о нем в какой-то поздней мгле Я говорил... Но к черту извиненье, Я знаю, что, сердяся иль любя, Давно привык я повторять себя... Естественно - все мысль одна и та же Мне давит мозг - и с каждым днем все гаже. 18 А иногда от мысли роковой Способен я широко оторваться, И хочется или в глуши степной, Или в лесу беспечно затеряться; Без рассуждений там бы все глядел И наслаждался бы, иль даже б пел Про тишину, любовь или свободу - Все потому, что я люблю природу. 19 Но перейдем теперь к иной судьбе: В тот год, в тот день, в губернии далекой, В простой, гнилой, бревенчатой избе Рожден на свет был мальчик одинокой; Отец с утра отправился пахать, Без помощи родя, томилась мать, Пока на крик соседка старушонка Взошла, крестясь, и приняла ребенка. 20 Все счастливо. Старушка сгоряча, Ни гроша взять за труд не помышляя, Без устали болтала, хлопоча: "Аксиньюшка! Ложись, ложись, родная! Я вымою, и в люльку уложу, И люльку возле на шест привяжу..." И, прослезясь в волнении веселом, Глаза отерла масленым подолом. 21 Приехал муж; казалося, был рад, Пошел к попу и долго торговался, И долго поп никак не шел на лад И на двугривенный не соглашался: Дай четвертак! и дал мужик, кряхтя. Поп окрестил, не утопив дитя, Хоть и пришел он в церковь полупьяным; Младенец же был наречен Иваном. 22 Мужик жене сказал: "Спасибо сын, То есть в дому у нас теперь работник; Господня воля! Был я все один, А он у нас, пожалуй, выйдет плотник". Но мужика раздумие брало: Пока сын мал - кормить-то тяжело; А делать нечего - купил косушку, И выпил сам, и угостил старушку. 23 И вот они так ясны предо мной, Знакомые две эти колыбели; В одной дитя свободно день-деньской Кричит себе близ шелковой постели; Другая же, повиснув с потолка, Качаема безжалостно - пока Младенец тощий смолкнет без движенья, Впадая в сон от качки с одуренья. 24 Вкруг первой нянек глупая семья, А близ другой, в раздольи грязноватом Спросонок хрюкая, дает свинья Себя сосать голодным поросятам. А жизнь и тут и там одна и та ж, И у ребят одна и та же блажь, И как пойдут два ровные начала Вперед и врознь - понять бы не мешало. 25 Но кончу тут я первую главу: Рожденье есть болезнь, а детство тупо, И долго длить начальную канву Я думаю, что даже было б глупо. Пускай крестит или хоронит поп, Родятся ли, или идут во гроб,- Но я займусь вот этим колебаньем Меж первым голодом и издыханьем. 26 Не знаю я, куда пойдут они, Новорожденные мои герои, Коротки их иль долги будут дни, Полна ли жизнь, иль так себе - пустое, И кто из них иль прытче, иль смирней... Но вот теперь что мне всего страшней: Что наслажденье (кто к нему не падок?) - Уже само болезненный припадок. 27 И я боюсь за этих двух детей! Я вызвал их: куда ж толкнет волненье Порывов чистых и слепых страстей, И ясных дум, и смутного броженья? Куда б ни шло, я не солгу ни в чем, Как мне ни жаль, что жизненным путем Меж люлькою и гробом колебанье Шутя идет, как тяжкое страданье. ГЛАВА ВТОРАЯ 1 В глуши степной, когда посыплет снег И белое кругом замерзнет поле,- Помещику, рожденному средь нег, Становится уныло поневоле. Что занесло его в пустую дичь? Долги, долги - господской жизни бич! Хозяйничать помещик уезжает И думает, что честь свою спасает. 2 Так поступил и Васенькин отец; А маменька... как имя?.. Лизавета... По батюшке - не вспомню наконец, Да кажется, что и не нужно это. По матушке - у нас выходит брань, По батюшке - все тоже как-то дрянь: Васильевна, Федотьевна, Сергевна - Не хорошо, хоть будь она царевна. 3 То был октябрь. Ужасная пора! Замерзнет вдруг, потом опять растает; В чем выехать не знаешь со двора - В коляске ли, в санях ли - черт их знает. Но барин все ж поехал по полям, Все обозреть он лично хочет сам, Все веря в мощь помещичьего взора; А озими растут и без надзора. ПРИМЕЧАНИЯ ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ Гершен.- "Стихотворения Н. П. Огарева" под редакцией М. О. Гершензона, М. 1904. ИРЛ - Институт русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом). ЛБ - Государственная ордена Ленина библиотека СССР им. В. И. Ленина. ЛН - "Литературное наследство", изд. Академии наук СССР. Лонд. изд.- "Стихотворения Н. Огарева", изд. Н. Трюбнера и Кo. Лондон, 1858. ОЗ - "Отечественные записки". ПЗ - "Полярная звезда". РМ - "Русская мысль". PC - "Русская старина". ЦГАЛИ - Центральный Государственный архив литературы и искусства СССР. ЦГАОР - Центральный Государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства СССР. Ровесники. Впервые - Гершен., т. II, стр. 389-403, с цензурными пропусками. Написано в 1857 г. Автограф ЛБ: беловой - предисловие и строфы 1-16; черновой - строфы 12-27. Поэма не закончена. Печатается по автографам ЛБ.