В. Ф. Одоевский: Краткая справка

----------------------------------------------------------------------------
        Оригинал находится на RULEX.RU

----------------------------------------------------------------------------

    I. А.Ф. Кони. 
     
     В. Ф. Одоевский: биографическая справка. 
     
     
     Одоевский,  Владимир  Феодорович,  князь - известный русский писатель и
общественный  деятель.  Родился  в  Москве,  30  июля 1803 г. Окончив курс в
благородном  пансионе  при  Московском университете, сотрудничал в "Вестнике
Европы";  сблизившись  с  Грибоедовым и Кюхельбекером, издавал в 1824 - 1825
годах   альманах   "Мнемозина";   позднее  служил  в  ведомстве  иностранных
исповеданий  и  редактировал "Журнал Министерства Внутренних дел". В 1846 г.
был  назначен  помощником  директора  Императорской  публичной  библиотеки и
директором  Румянцевского  музея.  С  переводом  в  1861  г. музея в Москву,
назначен    сенатором    московских    департаментов    Сената   и   состоял
первоприсутствующим  8-го  департамента.  Скончался  27  февраля  1869  г. и
погребен  на  кладбище  Донского монастыря. Человек самого разностороннего и
глубокого  образования,  вдумчивый  и восприимчивый мыслитель, талантливый и
оригинальный  писатель, Одоевский чутко отзывался на все явления современной
ему  научной  и  общественной  жизни.  Искание во всем и прежде всего правды
("Ложь  в  искусстве,  ложь  в  науке  и  ложь  в  жизни,  - писал он в свои
преклонные  годы, - были всегда и моими врагами, и моими мучителями: всюду я
преследовал  их,  и  всюду они меня преследовали"), уважение к человеческому
достоинству  и душевной свободе, проповедь снисхождения и деятельной любви к
людям,  восторженная  преданность  науке,  стремление всесторонне вникнуть в
организм   духовной  и  физической  природы  отдельного  человека  и  целого
общества  -  характерные  черты  его произведений и его образа действий. Они
проявляются  уже в полемике с Булгариным, в письмах к "Лужницкому старцу", в
"Стариках",  где  в  прозрачной  и  ядовитой аллегории выставляются жалкие и
отрицательные  стороны  служебной  и  общественной  жизни  - и красной нитью
проходят  через  все  им  написанное.  Одоевский  -  не только занимательный
повествователь  или,  по  его собственному выражению сказочник, но и научный
мыслитель,    популяризатор    нравственно-философских,    экономических   и
естественно-исторических  учений.  Зорко  следя  за  открытиями в науке и за
новыми  теориями, он в той или другой форме знакомит с ними своих читателей.
Его   язык  -  живой  и  образный,  иногда  слишком  богатый  сравнениями  и
метафорами  - в передаче сложных и отвлеченных понятий очень определителен и
ясен.  В  нем  почти постоянно слышится подмеченный Белинским "беспокойный и
страстный  юмор",  а  некоторые  страницы  напоминают  блестящие  ораторские
приемы.  Главное  место  среди  сочинений  Одоевского  принадлежит  "Русским
ночам"  -  философской  беседе  между несколькими молодыми людьми, в которую
вплетены,  для  иллюстрации высказываемых ими положений, рассказы и повести,
отражающие  в  себе  задушевные мысли, надежды, симпатии и антипатии автора.
Так,  например,  рассказы:  "Последнее  самоубийство"  и  "Город  без имени"
представляют,  на  фантастической  подкладке,  строго  и  последовательно до
конца  доведенный  закон  Мальтуса  о возрастании населения в геометрической
прогрессии,  а  произведений природы - в арифметической, со всеми выводимыми
из   него   заключениями,  и  теорию  Бентама,  кладущую  в  основание  всех
человеческих  действий  исключительно  начало  полезного,  как  цель  и  как
движущую  силу.  Лишенная  внутреннего  содержания,  замкнутая  в лицемерную
условность  светская  жизнь нашла живую и яркую оценку в "Насмешке Мертвеца"
и  в патетических страницах "Бала", где описывается страх смерти, овладевший
собравшейся  на  бале  публикой.  Жестоко порицаемое стремление к чрезмерной
специализации  знаний, с утратой сознания общей между ними связи и гармонии,
служит  сюжетом  для  "Импровизатора"  и  ряда  других рассказов. В "Русских
ночах"  особенно выдаются два рассказа, "Бригадир" и "Себастиан Бах": первый
-  потому,  что  в  нем  автор,  за пятьдесят лет до появления "Смерти Ивана
Ильича",  затрагивает ту же самую - и по основной идее, и по ходу рассказа -
тему,   которую   впоследствии,  конечно,  с  неизмеримо  большим  талантом,
разработал  Л. Н. Толстой ; второй - потому, что здесь (а также в "Последнем
квартете  Бетховена")  автор  высказал  свою  восторженную  любовь к музыке,
"величайшему  из  искусств".  Серьезному  изучению  ее  истории  и теории он
посвятил  в  значительной  мере свою жизнь. Еще в 1833 г. он написал "Опыт о
музыкальном  языке",  много  занимался затем вопросом о наилучшем устройстве
своего  любимого  инструмента  -  органа  и  даже изобрел особый инструмент,
названный  им  энгармоническим  клавесином.  Отдавшись,  после переселения в
Москву,  изучению  древней  русской  музыки, Одоевский читал о ней лекции на
дому,  в  1868  г.  издал  "Музыкальную грамоту, или Основания музыки для не
музыкантов"  и  открыл  московскую  консерваторию речью "Об изучении русской
музыки  не  только как искусства, но и как науки". Смерть застала Одоевского
за  усиленными  работами  об  устройстве  в Москве съезда археологов (он был
одним  из  учредителей  археологического  общества,  а  также Императорского
географического  общества),  во  время которого ученики консерватории должны
были,  под  его  руководством,  исполнять  древние русские церковные напевы.
Среди  повестей  и  рассказов,  не  вошедших  в  "Русские ночи", выделяются:
большая  повесть  "Саламандра"  - полуисторический, полуфантастический сюжет
которой  навеян  на  автора  изучением истории алхимии и исследованиями Я.К.
Грота  о финских легендах и поверьях, - и серия полных злой иронии рассказов
из  светской жизни ("Новый год", "Княжна Мими", "Княжна Зизи"). Сатирические
сказки  ("О  мертвом  теле,  неизвестно  кому  принадлежащем",  "О господине
Коваколе"  и  другие), из которых иные отличаются мрачным колоритом и, ввиду
господствовавших  тогда  в  правящих  сферах  взглядов,  большою  смелостью,
составляют  переход  от  фантастических  рассказов,  где чувствуется сильное
влияние  Гофмана,  к  серии  прелестных и остроумных, нравоучительных ("Душа
женщины",  "Игоша", "Необойденный дом") детских сказок, одинаково чуждых как
деланной   сентиментальности,   так   и   слишком   раннего,   безжалостного
ознакомления  детей  с  ужасами  жизни  и  ее  скорбями.  Значительная часть
последних  сказок  была  издана  отдельной  книжкой  под  названием  "Сказок
дедушки  Иринея".  Одной  из  выдающихся  сторон  литературной  деятельности
Одоевского  была  забота  о  просвещении  народа, в то время крайне редкая и
многими  рассматривавшаяся  как  странное  чудачество.  Долгие  годы состоял
Одоевский  редактором  "Сельского  Обозрения",  издававшегося  Министерством
внутренних  дел,  вместе  с  другом  своим,  А.П. Заболоцким-Десятовским, он
выпустил  в  свет книжки "Сельского чтения", под заглавиями: "Что крестьянин
Наум  твердил детям и по поводу картофеля", "Что такое чертеж земли и на что
это   пригодно"   (история,  значение  и  способы  межевания);  написал  для
народного  чтения  ряд "Грамоток дедушки Иринея" - о газе, железных дорогах,
порохе,  повальных болезнях, о том, "что вокруг человека и что в нем самом";
наконец,  издал "Пестрые сказки Иринея Гамозейки", языком которых восхищался
знаток   русской   речи  Даль,  находивший,  что  некоторым  из  придуманных
Одоевским   поговорок   и  пословиц  может  быть  приписано  чисто  народное
происхождение.  Одоевский  дорожил  званием  литератора  и гордился им. Друг
Пушкина  и  князя  Вяземского,  он  радушно  раскрывал  свои  двери для всех
товарищей  по  перу,  брезгливо  относясь  лишь  к  Булгарину и Сенковскому,
которые  его терпеть не могли, и ставил свои занятия литературой выше всего,
что  давалось  ему  его  знатным  происхождением  и общественным положением.
"Честная  литература,  -  писал  он,  - точно брандвахта, аванпостная служба
среди  общественного  коварства".  Он  всегда  стоял на страже против всяких
двусмысленных  и  нечистых  литературных  приемов,  предупреждал писателей о
грозивших  им  опасностях, в тревожные времена горячо заступался за них, где
только  мог,  настойчиво  заботился о расширении круга изданий. Его хлопотам
обязаны   были   своим   разрешением  "Отечественные  Записки".  Приветствуя
облегчение  цензурных  правил  в  1865  г.  (о  чем  он  и  прежде  писал  в
составленных  им  обстоятельных  записках  о  цензуре  и  ее истории у нас),
Одоевский  высказывался  против  взятой  из  наполеоновской  Франции системы
предостережений  и ратовал за отмену безусловного воспрещения ввоза в Россию
враждебных  ей  книг.  До  пятидесятых  годов по своим взглядам на отношение
России  к  Западу  Одоевский  приближался  во  многом  к  славянофилам, хотя
никогда  систематически  к  ним  не  примыкал; но уже в начале 40-х годов он
высоко  ставил  Петра,  а  личное  знакомство  с  "гнилым Западом"  во время
поездок  за  границу,  начиная  с  1856  г.  (в  1859  г.  он  был депутатом
Императорской  публичной  библиотеки на юбилее Шиллера в Веймаре), заставило
его  изменить свой взгляд на смысл европейской цивилизации. Это выразилось с
особой  силой  в его записках и бумагах, составляющих интереснейшее собрание
замечаний   по  поводу  всевозможных  вопросов  (оно  хранится  в  публичной
библиотеке).   Признаки  "нашей  прирожденной  болезни"  Одоевский  видит  в
"общенародной  лени  ума,  в  непоследовательности  и недостатке выдержки" и
негодует   на  то  наше  свойство,  которое  он  называет  "рукавоспустием".
Идеализм  в  народе - пишет он - является большей частью в виде терпимости к
другим  народам  и  понимания  их. Вместе с тем он до конца верил в русского
человека  и  его  богатые  задатки:  "а  все-таки русский человек - первый в
Европе  не  только  по способностям, которые дала ему природа даром, но и по
чувству  любви,  которое  чудным  образом  в  нем  сохранилось,  несмотря на
недостаток  просвещения,  несмотря  на  превратное  преподавание религиозных
начал,  обращенное лишь на обрядность, а не на внутреннее улучшение. Уж если
русский  человек  прошел  сквозь  такую  переделку  и  не забыл христианской
любви,  то  стало  быть  в нем будет прок - но это еще впереди а не назади".
Преобразования   Александра  II,   обновившие  русскую  жизнь,  встретили  в
Одоевском  восторженное  сочувствие. Он предлагал считать в России новый год
с  19  февраля  и  всегда,  в кругу друзей, торжественно праздновал "великий
первый  день свободного труда", как он выразился в стихотворении, написанном
после  чтения  манифеста об упразднении крепостного права. Когда в 1865 г. в
газете    "Весть"    проводился    под    предлогом    упорядочения   нашего
государственного  устройства, проект дарования дворянству таких преимуществ,
которые,  в  сущности,  были  бы восстановлением крепостного права, только в
другой  форме,  -  Одоевский  написал  горячий  протест, в котором, от имени
многих,  его подписавших, так определял задачи дворянства: "1) приложить все
силы  ума  и  души к устранению остальных последствий крепостного состояния,
ныне  с  Божьей  помощью  уничтоженного,  но  бывшего  постоянным источником
бедствий   для  России  и  позором  для  всего  ее  дворянства;  2)  принять
добросовестное  и ревностное участие в деятельности новых земских учреждений
и  нового  судопроизводства,  и в деятельности этой почерпать ту опытность и
знание  дел  земских  и  судебных, без которых всякое учреждение осталось бы
бесплодным,  за  недостатком  исполнителей;  3)  не  поставлять  себе  целью
себялюбивое  охранение  одних  своих  сословных интересов, не искать розни с
другими  сословиями  пред  судом  и  законом, но дружно и совокупно со всеми
верноподданными  трудиться  для славы Государя и пользы всего отечества и 4)
пользуясь  высшим  образованием  и  большим достатком, употреблять имеющиеся
средства  для  распространения полезных знаний во всех слоях народа, с целью
усвоить  ему  успехи наук и искусств, насколько то возможно для дворянства".
Протест  этот  возбудил  в  некоторых кругах Москвы ожесточенное негодование
против  Одоевского;  его  обвиняли  в измене своему времени, в предательстве
дворянских   интересов,  в  содействии  прекращению  "Вести".  Одоевский,  с
негодованием  опровергнув  эти  обвинения,  говорил:  "мои убеждения - не со
вчерашнего  дня;  с  ранних  лет  я  выражал  их  всеми  доступными для меня
способами:  пером  -  насколько  то  позволялось тогда в печати, а равно и в
правительственных  сношениях,  изустной речью - не только в частных беседах,
но  и  в  официальных  комитетах;  везде  и всегда я утверждал необходимость
уничтожения  крепостничества  и  указывал  на  гибельное влияние олигархии в
России;  более  30  лет  моей  публичной  жизни  доставили  мне  лишь  новые
аргументы   в   подкрепление  моих  убеждений.  Учившись  смолоду  логике  и
постарев,  я не считаю нужным изменять моих убеждений в угоду какой бы то ни
было  партии.  Никогда  я не ходил ни под чьей вывеской, никому не навязывал
моих   мнений,   но  зато  выговаривал  их  всегда  во  всеуслышание  весьма
определительно  и  речисто,  а  теперь  уж  поздно мне переучиваться. Звание
русского  дворянина, моя долгая, честная, чернорабочая жизнь, не запятнанная
ни  происками,  ни интригами, ни даже честолюбивыми замыслами, наконец, если
угодно,  и  мое  историческое имя - не только дают мне право, но налагают на
меня  обязанность  не  оставаться  в робком безмолвии, которое могло бы быть
принято  за  знак  согласия,  в  деле,  которое я считаю высшим человеческим
началом   и   которое  ежедневно  применяю  на  практике  в  моей  судейской
должности,  а  именно:  безусловное  равенство  пред  судом  и  законом, без
различия  звания  и состояния!" С чрезвычайным вниманием следил Одоевский за
начатой  в  1866  г.  тюремной  реформой  и  за  введением  работ  в  местах
заключения.   Еще   в   "Русских   ночах"   он  указал  на  вредную  сторону
исправительно-карательных  систем,  основанных  на  безусловном  уединении и
молчании.  Обновленный суд нашел в нем горячего поборника. "Суд присяжных, -
писал  он,  -  важен тем, что наводит на осуществление идеи правосудия таких
людей,  которые  и  не  подозревали  необходимости  такого осуществления; он
воспитывает  совесть.  Все,  что  есть  прекрасного  и высокого в английских
законах,  судах,  полиции, нравах - все это выработалось судом присяжных, то
есть  возможностью  для  каждого  быть  когда-нибудь  бесконтрольным  судьей
своего  ближнего,  но  судьей  во  всеуслышание,  под критикой общественного
мнения.   Никогда   общественная   правдивость   не  выработается  там,  где
судья-чиновник,   могущий  ожидать  за  решение  награды  или  наказания  от
министерской  канцелярии".  Смущенный  слухами  о  возможности, под влиянием
признаков  политического  брожения,  изменения  коренных  начал, вложенных в
преобразования   Александра   II,  Одоевский,  незадолго  до  своей  смерти,
составил  всеподданнейшую  записку для государя, в которой, указывая вредное
влияние  на  нравственное  развитие  молодежи того, что ей пришлось видеть и
слышать   в   частной  и  общественной  жизни  в  дореформенное  время,  при
господстве  крепостного  права  и бессудия, умолял о сохранении и укреплении
начал,  положенных  в  основу  реформ.  Записка была представлена императору
после  кончины Одоевского, и Александр II написал на ней: "прошу благодарить
от  меня вдову за сообщение письма мужа, которого я душевно любил и уважал".
Князю  Одоевскому  принадлежит  почин  в  устройстве детских приютов; по его
мысли   основана   в   Петрограде   больница   для   приходящих,  получившая
впоследствии   наименование   Максимилиановской;   он   же  был  учредителем
Елизаветинской  детской больницы в Петрограде. В осуществлении задуманных им
способов  прийти  на  помощь  страждущим  и  "малым  сим" Одоевский встречал
поддержку  со  стороны  великой  княгини  Елены  Павловны,  к тесному кружку
которой  он  принадлежал.  Главная  его  работа  и  заслуга в этом отношении
состояла  в  образовании  в  1846 г. Общества посещения бедных в Петербурге.
Широкая  и  разумно  поставленная  задача  этого  общества,  организация его
деятельности  на  живых,  практических  началах,  обширный  круг его членов,
привлеченных   Одоевским,  сразу  выдвинули  это  общество  из  ряда  других
благотворительных  учреждений  и  создали  ему  небывалую популярность среди
всех  слоев  населения  столицы.  Посещение бедных, обязательное для каждого
члена  не  менее  раза  в  месяц, три женских рукодельни, детский "ночлег" и
школа  при нем, общие квартиры для престарелых женщин, семейные квартиры для
неимущих,  лечебница  для приходящих, дешевый магазин предметов потребления,
своевременная,  разумная  личная помощь деньгами и вещами - таковы средства,
которыми  действовало  общество,  помогая,  в  разгар своей деятельности, не
менее  как  15  тысяч бедных семейств. Благодаря неутомимой и энергетической
деятельности    Одоевского,    совершенно   отказавшегося   на   все   время
существования  общества  от  всяких  литературных занятий, средства общества
дошли  до  60  тысяч  ежегодного  дохода.  Необычная  деятельность общества,
приходившего  в  непосредственные  сношения  с массой бедных, стала, однако,
под  влиянием  событий  1848  года,  возбуждать  подозрения  -  и  оно  было
присоединено  к  Императорскому  человеколюбивому  обществу, что значительно
стеснило  его действия, лишив их свободы от канцелярской переписки, а отчеты
общества,   составлявшиеся   самим  Одоевским,  -  своевременной  гласности,
поддерживавшей   интерес   и  сочувствие  к  обществу.  Последовавшее  затем
воспрещение  военным  участвовать  в  нем  лишило  его  множества деятельных
членов.  Несмотря на усилия Одоевского спасти свое любимое детище от гибели,
Общество  должно  было  в  1855  г.  прекратить свои действия, обеспечив, по
возможности,  своих  пенсионеров и воспитанников. Новый почетный попечитель,
великий   князь   Константин   Николаевич,  желая  почтить  "самоотверженную
деятельность  князя  Одоевского",  вступил в переписку об исходатайствовании
ему  видной  награды,  но  вовремя  узнавший  о  том  Одоевский  отклонил ее
письмом,  исполненным  достоинства.  "Я не могу, - писал он, - избавить себя
от  мысли,  что,  при  особой мне награде, в моем лице будет соблазнительный
пример  человека,  который  принялся  за  под  видом  бескорыстия и сродного
всякому  христианину  милосердия,  а  потом,  тем  или  иным путем, все-таки
достиг  награды...  Быть  таким  примером  противно  тем правилам, которых я
держался  в  течение  всей  моей  жизни;  дозвольте  мне,  вступив на шестой
десяток,  не  изменять  им...".  Отдал  Одоевский  долю  участия и городским
делам,  исполняя  обязанности  гласного общей Думы в Санкт-Петербурге и живо
интересуясь  ходом  городского хозяйства. Когда Дума, снабжая домовладельцев
обывательскими  грамотами,  получила  такую  обратно  от  одного  из  них  с
надменным  заявлением,  что, происходя из старинного московского дворянского
рода  и  "не  причисляя себя к среднему роду людей", он не считает возможным
принять  присланный  Думой  документ,  Одоевский  -  прямой  потомок первого
варяжского  князя  -  немедленно  обратился  в  Думу с письменной просьбой о
выдаче  ему  обывательской  грамоты.  Последние  годы  его в Москве протекли
среди  внимательных  и  усидчивых  занятий новым для него судебным делом. За
три  года до смерти он снова взялся за перо, чтобы в горячих строках статьи:
"Недовольно!",  полных  непоколебимой  веры  в науку и нравственное развитие
человечества  и  широкого  взгляда  на задачи поэзии ответить на проникнутое
скорбным  унынием "Довольно" Тургенева . - Сочинения Одоевского вышли в 1844
г.  в 3 томах. - См. А.П. Пятковский "Князь В.Ф. Одоевский" (СПб., 1870; 3-е
изд.,  1901),  "В  память  о  князе  В.Ф. Одоевском" (М., 1869); Н.Ф. Сумцов
"Князь  В.Ф. Одоевский" (Харьков, 1884); "Русский Архив" (1869 и 1874); В.В.
Стасов  "Румянцевский  Музей"  (1882); "Сочинения" Белинского (том IX); А.М.
Скабичевский   "Сочинения";   Панаев   "Литературные  воспоминания"  (1862);
Некрасова  "Сказки  Одоевского";  Б.  Лезин  "Очерки из жизни и переписки В.
Одоевского"  ("Харьковского  Университета Известия", 1905 - 1906), А.Ф. Кони
"Очерки  и  воспоминания";  Сакулин  "Из  истории  русского идеализма. Князь
Одоевский" (М., 1913). 


II. С. Булич 



     Одоевский  является одним из выдающихся наших музыкальных деятелей. Ему
принадлежит  ряд  музыкально-критических  и  музыкально-исторических статей,
заметок  и  брошюр,  а также и несколько музыкальных произведений (романсов,
фортепианных  и  органных  пьес  и т.д.) Замечательны по верности и тонкости
суждения  его  статьи  о  "Жизни  за  Царя"  и  "Руслане  и  Людмиле" Глинки
("Северная  Пчела",  1836,  и  "Библиотека  для  Чтения",  1842). Ряд статей
посвящен  им  русскому  народному пению и музыке ("Об исконной великорусской
песне"  в  "Каликах  Перехожих"  Бессонова  ,  выпуск 5; "Старинная песня" в
"Русском  Архиве"  1863 г.; церковному пению ("О пении в приходских церквах"
в  "Дне"  1864 г.; "К вопросу о древнерусском пении", "Различие между ладами
и  гласами"  в  "Трудах  I  Археологического Съезда в Москве" 1871 и т. д.).
Занимаясь  теорией  и  историей  нашего  церковного  пения, Одоевский собрал
много  старинных  церковных  нотных  рукописей.  Большой  любитель  органной
музыки  вообще  и  музыки  Иоганна  Себастьяна  Баха  в частности, Одоевский
соорудил  для  себя  компактный  орган  чистого (не темперированного строя),
названный  им  в  честь  Баха  "Себастьянон"  и  впоследствии  подаренный им
московской   консерватории.   Им   было  построено  также  такое  фортепиано
"натурального",   то   есть   чистого   строя.  Одоевский  не  был  лишен  и
композиторского  дарования:  "Татарская  песня" из "Бахчисарайского фонтана"
Пушкина  в  "Мнемозине"  1824  г.; "Le clocheteur des Trepasses", баллада, в
лирическом  альбоме  на  1832  г.  Ласковского  и Норова , "Колыбельная" для
фортепиано  (напечатана  в  1851  г.  в "Музыкальном альбоме с карикатурами"
Степанова   и   переиздана   затем   с  незначительными  исправлениями  М.А.
Балакиревым  ). Ряд пьес для органа и другие музыкальные рукописи Одоевского
находятся   в   библиотеке  московской  консерватории.  -  См.  "Музыкальная
деятельность   князя   Одоевского"  речь  о.  Д.В.  Разумовского  ("Труды  I
Археологического Съезда в Москве", 1871).