Обручев Владимир Александрович
Французское приходское духовенство в конце прошлого века

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ФРАНЦУЗСКОЕ ПРИХОДСКОЕ ДУХОВЕНСТВО ВЪ КОНЦѢ ПРОШЛАГО ВѢКА1.

   1 Матеріаломъ для настоящей статьи послужила, главнѣйшимъ образомъ, книга: "Les cahiers des curés, étude historique d'après les brochures, les cahiers imprimés et les procès-verbaux manuscrits de 1789, par Ch. L. Chassin. Paris. 1882. Авторъ, посвятившій изученію этой эпохи многіе годы, совершенно чуждъ полемическихъ цѣлей; но, конечно, близость изображаемаго къ вопросамъ, которые и до сихъ поръ не улеглись во французскомъ обществѣ, невольно вызываетъ сопоставленія и отнимаетъ у книги характеръ архивнаго труда. Безъ сомнѣнія, это много способствовало ея успѣху во Франціи. Мы ограничились передачей содержанія книги, не измѣняя порядка изложенія и нерѣдко почти буквально воспроизводя текстъ.
   
   Движеніе, охватившее низшіе слои французскаго духовенства въ тревожное время, предшествовавшее созыву генеральныхъ штатовъ, было естественнымъ послѣдствіемъ всего прошлаго; въ немъ легко прослѣдить двойственность побужденій, вообще характеризующую предъ-революціонную эпоху: то есть, съ одной стороны, разцвѣтъ мысли, порывъ къ добру и правдѣ; а съ другой -- тотъ же голосъ безъисходной нужды, который въ массѣ населенія получилъ, наконецъ, стихійный характеръ и ближайшимъ образомъ вызвалъ кризисъ.
   Припомнимъ въ самыхъ немногихъ словахъ общую картину тогдашняго положенія дѣлъ.
   Давно уже, болѣе ста лѣтъ, нищета и одичаніе царили въ селахъ. Обезсиленныхъ хозяйствъ становилось все больше и больше; земля запускалась, не рожала. Расходы, однако-жь, не уменьшались. Версальскіе досуги поглощали несметныя суммы. Легкомыслію, безпутству и алчности, тяготѣвшимъ въ Версали, попрежнему требовалось больше, чѣмъ ржавый и жестокій фискальный механизмъ успѣвалъ отнять у неимущихъ. Толпамъ обездоленныхъ, которыя прибрели въ Версаль просить защиты у молодого короля, отвѣтили сооруженіемъ двухъ висѣлицъ въ сорокъ футъ вышины. Отставка была единственнымъ послѣдствіемъ настояній Тюрго и Неккера насчетъ обложенія высшихъ сословій. Между тѣмъ, просвѣтительная работа вѣка настолько подвинулась, что мрачная дѣйствительность не могла уже казаться непререкаемой и безъисходной. Напротивъ, всюду во множествѣ волновались, негодовали и распространяли броженіе люди, которымъ наступленіе иного, лучшаго порядка вещей казалось несомнѣннымъ, а, по замѣчанію Токвиля, надежда на избавленіе обостряетъ боль, даже при слабѣющемъ злѣ. Въ данномъ случаѣ, опасность усиливалась глубоко проникавшимъ массы убѣжденіемъ въ абсолютной правотѣ и всемогуществѣ короля. Народъ свято вѣрилъ, что короля обманываютъ и что для водворенія всеобщаго счастья достаточно раскрыть передъ нимъ правду и удалить людей, которые мѣшаютъ проявленію его отеческой заботливости.
   Приходское духовенство, и въ особенности духовенство сельское, искони близкое народу по крови, по трудовой долѣ, по участію во всѣхъ событіяхъ и случаяхъ его жизни, и по незабытымъ еще преданіямъ о прежнемъ, общинномъ дѣловомъ или хозяйственномъ значеніи церквей, сближалось съ нимъ еще тяжестью давившаго обоихъ матеріальнаго и нравственнаго гнета. Мы покажемъ, насколько этотъ гнетъ былъ несправедливъ и унизителенъ; но уволимъ себя и читателя отъ слишкомъ извѣстныхъ картинъ разврата и роскоши французскихъ прелатовъ; отъ неизбѣжнаго кардинала де-Рогана съ ожереліемъ и молочными омовеніями; отъ изображенія юныхъ аббатиковъ въ лиловыхъ кафтанахъ, отливавшихъ розовымъ, и отъ описанія фривольныхъ убѣжищъ по женскимъ монастырямъ. Теперь, послѣ революціонной грозы и подъ вліяніемъ требованій вѣка, ряса плотно пристала къ тѣлу всѣхъ ея носителей; легкомысліе и амуры князей и сановниковъ церкви перестали заботить или соблазнять людей, и прежній пестрый и раздушенный міръ цѣликомъ сданъ въ оперетку.
   Чтобы лучше уяснить себѣ дѣятельность французскихъ приходскихъ священниковъ въ эпоху, предшествовавшую 1789 году, взглянемъ сначала на ихъ матеріальное положеніе, а затѣмъ на тѣ умственныя движенія, которыя сказались въ ихъ средѣ.

-----

   Клерикальныя притязанія, противъ которыхъ теперь борется французское правительство, никогда не поощрялись христіаннѣйшими королями. Напротивъ, и въ теоріи, и на практикѣ, французская корона авторитетно пользовалась тѣми нравами, примѣненіе которыхъ теперь такъ раздражаетъ іезуитовъ, избалованныхъ побѣдами, одержанными при второй имперіи и подъ покровомъ клерикальной реакціи 1871 года. Въ прежней Франціи, ни одно сословіе, ни одно лицо, будь то монахъ или епископъ, а равно и ни одинъ видъ собственности не могли пользоваться никакимъ исключительнымъ правомъ, помимо соизволенія короля, первенствующаго, единственнаго представителя Бога на землѣ въ дѣлахъ свѣтскихъ. Не касаясь ученія вѣры и евангельской нравственности, король могъ и долженъ былъ "устранять изъ королевства споры, чуждые вѣры, объявлять неправильными и недѣйствительными обѣты, несогласные съ каноническими и гражданскими законами, допускать или не допускать духовные ордена, изгонять тѣ изъ нихъ, которые оказались бы вредными для общественнаго спокойствія" и т. д. Непререкаемымъ положеніемъ общаго права считалось, что безъ позволенія короля ни одна духовная община не могла селиться и строить обители. Еще съ 1305 года воспрещалось заводить безъ королевскаго разрѣшенія общежительства, подъ видомъ братствъ или чего либо другого. Коронѣ принадлежало право разрѣшать, контролировать и упразднять "всякія корпораціи и общины, монашествующія, церковныя, свѣтскія, капитулы, университеты, коллегіи, монастыри, больницы, цехи, братства, городскія или иныя подворья и всякія другія учрежденія, служащія, почему бы то ни было, сборнымъ мѣстомъ различныхъ лицъ". Корона расторгала даже договоры частныхъ лицъ съ такими учрежденіями. Въ 1767 году, король, безъ предварительнаго сношенія съ наной, измѣнилъ предѣльный возрастъ для произнесенія монашескихъ обѣтовъ и повелѣлъ закрыть всѣ монастыри съ наличнымъ числомъ монаховъ менѣе шестнадцати въ городахъ и менѣе двѣнадцати въ селахъ; вслѣдствіе чего подверглись перечисленію или закрытію до 3,500 монастырей. Позволительно предполагать, что церковь только потому обрекла Людовика XV гееннѣ огненной, что онъ подписалъ указъ 1749 г., которымъ нетолько подтверждались прежнія запрещенія, но и воспрещено было всему вообще духовному сословію, епархіальному или монашествующему, общинамъ или церковнымъ заведеніямъ, пріобрѣтать недвижимость (ни но завѣщанію, ни въ обмѣнъ) иначе, какъ въ силу королевской граматы, засвидѣтельствованной въ судебной палатѣ, по надлежащемъ изслѣдованіи. При этомъ нужно еще имѣть въ виду то чрезвычайно важное обстоятельство, что произнесеніе монашескаго обѣта влекло тогда за собою гражданскую смерть, такъ что сами монашествующіе лично ни въ какомъ случаѣ не могли пріобрѣтать ни путемъ дара, ни путемъ наслѣдства. Вмѣстѣ съ тѣмъ положенъ былъ предѣлъ и возрастанію стоимости церковныхъ имуществъ, установленіемъ особаго сбора на погашеніе, при переходѣ бенефицій изъ рукъ въ руки, взамѣнъ налога на наслѣдства, котораго они не платили.
   Церковь по мѣрѣ возможности оспаривала эти притязанія свѣтской власти, обходила ихъ со свойственнымъ ей мастерствомъ, добивалась тайными путями отмѣны тѣхъ или другихъ непріятныхъ ей указовъ, а затѣмъ могла вообще быть довольна своимъ положеніемъ. Духовенство считалось первымъ сословіемъ въ государствѣ, и одно только съумѣло отстоять за собою право собраній и почти неограниченнаго самоуправленія. Оно же завѣдывало просвѣщеніемъ и благотворительностью. Въ податяхъ и повинностяхъ оно участвовало лишь въ самой незначительной мѣрѣ, и не иначе, какъ съ собственнаго согласія, подъ именемъ доброхотнаго или безмезднаго дара (don gratuit).
   Имущественныя средства церкви были громадны. Какъ только гоненія кончились и власть примкнула къ церкви, христіанская община рухнула и высшій клиръ, а позднѣе монастыри устремились къ захвату земель, строеній, сокровищъ, всяческихъ правъ, льготъ и привилегій.-- Дайте мнѣ Солиньякскую землю, говорилъ св. Элуа королю Дагоберу:-- и я сдѣлаю изъ нея лѣстницу, но которой мы вмѣстѣ взойдемъ на небо. Благочестіе, страхъ и тщеславіе сильныхъ міра эксплуатировались на всѣ лады. Громы церкви пускались въ дѣло и для пріобрѣтенія, и для удержанія захваченнаго. Самое страшное злодѣяніе не трудно было обѣлить; установилась цѣна поминовеніямъ, погребенію подъ плитами храма, отпущенію грѣховъ на разные сроки, избавленію отъ вѣчнаго пламени; процвѣлъ торгъ священными предметами и частицами священныхъ предметовъ. Насиліе и поддѣлка жалованныхъ граматъ, завѣщаній, дарственныхъ записей и другихъ документовъ шли своимъ чередомъ. Во время крестовыхъ походовъ имущество массами ввѣрялось монастырямъ на храненіе, съ передачей его въ ихъ собственность, въ случаѣ невозвращенія изъ святой земли. Всякія народныя бѣдствія и паники, охватывавшія цѣлыя населенія, доставляли церкви огромныя суммы; гоненія противъ еретиковъ, въ особенности на югѣ, чрезвычайно ее обогатили. Исчислить стоимость всего, чѣмъ церковь владѣла въ концѣ до-революціоннаго періода, и подвести итогъ ея доходамъ тѣмъ болѣе трудно, что собранія духовенства всегда и упорно отказывались отъ представленія документальныхъ свѣдѣній но этому предмету. Церковь систематически обсчитывала нетолько короля, но и папу, при уплатѣ ему такъ называемыхъ аннатъ. Новѣйшія тщательныя изысканія позволяютъ, однако же, считать довольно близкими къ истинѣ нижеслѣдующія данныя:
   Стоимость недвижимыхъ имуществъ церкви превосходила четыре милліарда (по докладу комитета финансовъ конвенту 4,200 милліоновъ {По оффиціальнымъ даннымъ, церковь владѣетъ теперь во Франціи 40,520 гектарами, стоимость которыхъ опредѣлена въ 712,538,980 фр.}. Дохода съ нихъ поступало до 124,000,000, включая въ эту цифру и феодальные поборы, которые, но Артуру Юнгу, возвышали среднюю производительность земли съ 2 1/2 до 3 1/2 %; а, по выводамъ Тэна, поглощали болѣе 14% чистой прибыли земледѣльца. Хозяйственное положеніе церковныхъ имуществъ было, однакожь, въ большинствѣ случаевъ, бѣдственное. Владѣльцы бенефицій, не будучи собственниками, выжимали что можно, не заботясь о будущемъ. Поземельные контракты возобновлялись при переходѣ бенефицій въ другія руки, съ произвольнымъ измѣненіемъ условій; вслѣдствіе чего арендаторы, слишкомъ мало обезпеченные, не могли вести хозяйства правильно. Абсентеизмъ и мотовство вліяли своимъ чередомъ. Долги росли; банкротства учащались; болѣе третьей части земель оставались запущенными; училища, больницы и пріюты, содержавшіеся при монастыряхъ, даже на казенныя или областныя средства, постепенно дошли до самаго жалкаго состоянія.
   Десятина давала церкви около 123,000,000. Высшій клиръ все прибралъ къ рукамъ; на содержаніе церквей и священниковъ и для помощи бѣднымъ ничего не оставалось. Вскорѣ, однакожъ, и десятина цѣликомъ отошла къ владѣльцамъ бенефицій; а частью и къ свѣтскимъ баронамъ, которые ее пріурочили къ феодальнымъ поборамъ. По самому умѣренному вычисленію, десятина поглощала 18% валового дохода; но ея тяжесть еще усугублялась ея неравномѣрностью и непроизводительными накладными расходами, обидными и раззорительными стѣсненіями хозяйствъ и безпрестанными столкновеніями и ссорами. Всего чаще въ десятину шло около 1/6 части чистаго дохода; мѣстами, при обильномъ сборѣ и малой затратѣ труда, около 1/10; и, наоборотъ, тамъ, гдѣ работы требовалось много, а производительность была скудная, земледѣлецъ лишался трети и даже половины чистаго дохода. Озлобленіе крестьянъ достаточно объясняется слѣдующими немногими строками Тэна: "На огромномъ пространствѣ поверхности, почва перестала прокармливать людей; а остальное, плохо воздѣланное, едва удовлетворяетъ простѣйшимъ потребностямъ... Народъ живетъ изо дня въ день; чуть урожай плохъ -- онъ безъ хлѣба... Есть селенія, гдѣ цѣлыя семейства не ѣдятъ по два дня сряду, и, чтобы меньше страдать, большую часть времени остаются въ постели... Буквально, во Франціи умираютъ съ голоду"!
   Случайныя поступленія (le casuel): записи въ церковныхъ книгахъ, требы, свидѣтельства, епископскія разрѣшенія и разные сборы давали церкви до 25,000,000.
   Подведя итогъ выше прописаннымъ тремъ статьямъ: 124,000,000 дохода съ недвижимости, 123,000,000, дохода отъ десятины и 25,000,000 случайныхъ поступленій, получимъ 272,000,000, что соотвѣтствуетъ капиталу въ восемь милліардовъ ливровъ, которые, по теперешней цѣнѣ денегъ, представляютъ стоимость, по крайней мѣрѣ, втрое большую.
   Повидимому, богослуженіе, народное просвѣщеніе и благотворительность могли бы быть вполнѣ обезпечены. Въ дѣйствительности же, почти все это расточалось, а на народныя нужды удѣлялись убогія крохи.
   Преобразовательныя попытки свѣтской власти во второй половинѣ XVIII вѣка не внесли въ среду духовенства никакого улучшенія. Тутъ, какъ и вездѣ, произволъ только путалъ, ничего не поправляя и уничтожая въ людяхъ самое представленіе о законѣ. Многіе монастыри были закрыты; но число бенефицій не сокращалось и онѣ попрежнему раздавались прелатамъ и младшимъ сыновьямъ знатныхъ фамилій. За то, подъ вліяніемъ духа времени, число монашествующихъ сократилось весьма значительно, такъ что въ 1788 г., въ духовномъ сословіи числилось всего: въ свѣтскомъ духовенствѣ 71,400 чел. Изъ нихъ 2,800 архіепископовъ, епископовъ, коадъюторовъ, генеральныхъ викаріевъ и соборныхъ канониковъ; 3000 священниковъ безъ бенефицій; 60,000 приходскихъ священниковъ и викаріевъ. Въ духовенствѣ монашествующемъ 60,000. Изъ нихъ 37,000 монахинь, населявшихъ 1,300 обителей; 20,000 монаховъ, принадлежавшихъ къ 28 различнымъ орденамъ и распредѣленныхъ по 2,489 общинамъ; и 3000 занимавшихся преподаваніемъ.
   Всего 131,400 чел.-- что, при населеніи въ 25 милліоновъ, составляло около 5 чел. на 100; тогда какъ въ 1876 году, при
   37.000. 000 населенія и нѣсколько уменьшенной цифрѣ свѣтскаго духовенства (65,000) монашествующихъ оказалось 156,000 чел. а всего 221,000, т. е. до 6 чел. на 100 {Этотъ приростъ монашествующихъ былъ допущенъ послѣ 1850 года. Къ 1865 г. имперія довела ихъ численность до 18,000 мужчинъ и 90,300 женщинъ; а при клерикальной реакціи 1871 года эти цифры возросли до 42,000 и 113,750.}.
   Ежегоднаго дохода въ 272,000,000 было, очевидно, съ избыткомъ достаточно для хорошаго обезпеченія всей массы духовенства. Но распредѣленіе этихъ богатствъ было такое, что доходы прелатовъ считались сотнями тысячъ, аристократическіе аббаты и каноники жили въ большой роскоши; а на все приходское духовенство, 60,000 чел., удѣлялось, да и то только номинально, не болѣе 40 или 45 милліоновъ, а въ дѣйствительности гораздо менѣе.
   Въ видѣ незамѣтныхъ исключеній, попадались приходы, которые давали десять, пятнадцать, даже до 20,000 дохода. Въ областяхъ, присоединенныхъ позднѣе и сохранившихъ кое-какія особыя нрава, напримѣръ, въ Лотарингіи, были приходы, гдѣ священникъ не бѣдствовалъ, такъ какъ всѣ сборы шли въ его пользу. Но такихъ независимыхъ приходовъ было крайне мало. Вообще же приходы принадлежали либо монастырямъ или капитуламъ, которые именовались исконными пресвитерами (curés primitifs) тѣхъ приходовъ, тогда какъ настоящій священникъ могъ быть только викаріемъ, либо свѣтскимъ патронамъ, основателямъ храма и владѣльцамъ земли и церковной десятины. Всѣ эти, такъ называемые, крупные десятинщики (gros décimateurs) предоставляли священнику лишь скудную часть десятины или, въ большинствѣ случаевъ выплачивали ему установленную закономъ денежную сумму, сообразную долѣ (portion congrue), которую въ просторѣчіи чаще называли несообразной долей (portion incongrue). Обставленныя такимъ образомъ священническія мѣста могли быть добыты не иначе, какъ путемъ упорнаго и недобропорядочнаго искательства; а затѣмъ, священникъ, несмѣняемый по праву, могъ быть, по произволу духовнаго начальства, отставленъ, лишенъ званія, отлученъ отъ церкви, подвергнутъ интердикту частному, общему, мѣстному, личному или смѣшанному, причемъ право обжалованія было, конечно, только фиктивнымъ. Епископы, знатные дворяне, областные интенданты не стѣснялись пускать въ ходъ противъ священниковъ даже знаменитые приказы о заточеніи (lettres de cachet), бланками которыхъ, подписанными королемъ, запасались всѣ сильные міра. У умершаго въ 1788 г. кардинала де-Люина оказалось 500 такихъ бланковъ.
   Жилье священника и сельскія церкви, во множествѣ случаевъ, находились въ крайне жалкомъ видѣ, въ состояніи полнаго разрушенія; такъ что нерѣдко приходилось отправлять богослуженіе въ мѣстахъ столь низкихъ, что и назвать ихъ невозможно. Это происходило между прочимъ потому, что ремонтъ и возобновленіе священническаго дома и церкви лежали на коллективной обязанности разныхъ лицъ, прикосновенныхъ къ приходу (въ томъ числѣ и священника); и изъ нихъ десятинщики, патроны и владѣльцы имѣній всего чаще отсутствовали. Искать съ нихъ было дѣломъ слишкомъ труднымъ и слишкомъ раззорительнымъ, да и вообще эта статья была источникомъ безпрестанныхъ и тягостныхъ столкновеній между священникомъ и прихожанами. Затѣмъ самая уплата сообразной доли производилась неисправно: и тутъ приходилось искать и приплачиваться.
   Изъ удѣляемой, такимъ образомъ, священнику нищенской подачки, у него еще отнимали обратно значительную часть, и, притомъ, съ самымъ наглымъ нерушеніемъ справедливости. Для уплаты доброхотнаго дара королю или суммъ, причитавшихся папѣ, церковь никогда не отчуждала своихъ имуществъ и не облагала знатныхъ и богатыхъ своихъ членовъ чрезвычайными контрибуціями, а просто заключала займы и затѣмъ платежи по нимъ разлагала, подъ именемъ децимовъ (décimes), на все вообще духовенство. Итогъ платежей не составлялъ и двадцатой части дѣйствительныхъ доходовъ; но распредѣленіе производилось такъ, что съ священниковъ тянули, по крайней мѣрѣ, десятую часть всего дохода, включая и требы, 60, 80, и до 120 ливровъ; а каноники отдѣлывались тридцатой и даже восьмидесятой долей дохода. На священника, въ случаѣ просрочки, насчитывали проценты, взыскивали экзекуціоннымъ порядкомъ; а епископу было принято подносить, въ видѣ новогодняго подарка, квитанцію въ полученіи суммы, которая съ него причиталась. Кромѣ того, подъ предлогомъ уплаты доброхотнаго дара, занимали и больше, чѣмъ требовалось; и затѣмъ часть займа шла въ казну, а часть невѣдомо куда. Помимо обыкновенныхъ и чрезвычайныхъ децимовъ, епархіальныя управленія тянули еще съ священниковъ за разные катехизисы, требники, книжки, свѣчи, одѣянія, принадлежности богослуженія и т. д., которые не могли быть пріобрѣтаемы инымъ путемъ (соотвѣтственно чему имъ и назначалась цѣна). Въ иныхъ епархіяхъ, епископъ захватывалъ всю движимость умершаго священника, убогую постель, обноски, все -- и это называлось droit de dépouille; въ другихъ -- соборный архидьяконъ пользовался впродолженіе года и сорока дней доходомъ съ каждой открывшейся вакансіи. Епископскія ревизіи были настоящимъ раззореніемъ.
   Очевидно, что священники не могли не брать за требы, хотя до крайности этимъ тяготились и знали, что нарушаютъ каноническое и прежнее гражданское право. По уставу, слѣдовало четвертую часть всѣхъ сборовъ раздавать бѣднымъ; а они, напротивъ, были вынуждены сами нищенствовать. Ммъ было предоставлено брать только за вѣнчаніе и, при погребеніи, за пѣтую обѣдню и освѣщеніе церкви. Совершеніе всѣхъ таинствъ, веденіе книгъ въ двухъ экземплярахъ, для церкви и судебнаго вѣдомства, и дачу выписокъ полагалось производить безплатно. Но въ городахъ брали за всякое, вольное и невольное обращеніе къ церкви; измыслили цѣлую сложную систему эксплуатаціи тщеславія и искреннихъ чувствъ.
   Безвѣріе французскихъ духовныхъ магнатовъ достаточно извѣстно. Оно наглядно проявлялось въ ихъ презрѣніи къ смиреннымъ служителямъ алтаря, къ тѣмъ людямъ, кому дана страшная власть вязать и рѣшать, "на кого, во время возношенія, ангелы съ благоговѣніемъ взираютъ". Прелаты брезгали священниками до того, что не подпускали ихъ къ себѣ близко и посылали "ѣсть на кухню", съ прислугой. Возвращаясь съ ревизіи, епископъ отряхивалъ фіолетовую рясу и говорилъ:-- не подходите! отъ меня разитъ попомъ за цѣлую милю.
   Улучшенія въ горькой долѣ никакого. Изрѣдка выпадало старику-священнику мѣстечко побѣднѣе въ коллегіальномъ капитулѣ; да существовали для нихъ три-четыре убогія епископскія каѳедры, которыя такъ и назывались "лакейскими епархіями".
   Въ тоже время священникъ, пастырь и отвѣтственный составитель списковъ гражданскаго состоянія, заточаемый на всю жизнь въ порабощенную деревню, принужденный отнимать послѣдніе куски хлѣба у голодныхъ крестьянъ, долженъ былъ прислуживаться владѣльцу имѣнія или его управляющему, исполнять ихъ прихоти, являться безпрестанно, по всякимъ дѣламъ, низшимъ полицейскимъ чиномъ, которымъ помыкали всякія власти, военныя, административныя или фискальныя. Удивляться ли, что отъ этой доли бѣжали всѣ, кто могъ найти для себя другую, и что въ оставшихся накипѣли чувства, которыя оказались однимъ изъ самыхъ дѣятельныхъ элементовъ броженія возстановившаго, наконецъ, всю націю противъ государственнаго строя? Удивляться ли также, что иные голодные священники и викаріи доходили до попоекъ съ прихожанами, до ничѣмъ уже не прикрытой торговли святыней или до разврата; что были въ сельскомъ духовенствѣ люди грубо-невѣжественные, едва граматине? (какихъ впрочемъ было, по крайней мѣрѣ, столько же и въ религіозный вѣкъ Людовика XIV, обыкновенно поставляемый въ примѣръ и назиданіе послѣдующимъ). Гораздо болѣе удивительно, что при такомъ порядкѣ вещей, въ рядахъ приходскаго духовенства могло оказаться такъ много людей, успѣвшихъ отстоять себя противъ развращающихъ и принижающихъ вліяній, людей просвѣщенныхъ, честныхъ, которые умѣли находить въ крестьянахъ опору и защищать ихъ интересы. Событія, предшествовавшія 1789 г. неожиданно для многихъ обнаружили повсемѣстное присутствіе такихъ полезныхъ тружениковъ и придали ихъ голосу значеніе. Энергія, которую тогда проявило французское приходское духовенство, была главнымъ образомъ подготовлена двумя умственными движеніями: янсенизмомъ и просвѣтительнымъ движеніемъ второй половины XVIII вѣка, достигшимъ самаго страстнаго и увлекательнаго своего выраженія въ проповѣди Руссо.
   XVII вѣкъ во Франціи, въ самомъ общемъ выраженіи его преобладающихъ стремленій, былъ временемъ реакціи, старанія укрѣпить и упорядочить основы общества, расшатанныя язычествомъ эпохи возрожденія, скептицизмомъ Раблэ и Монтеня, реформаціей, ужасами религіозныхъ войнъ и дѣятельностью главнаго орудія самой реакціи -- ордена іезуитовъ, успѣвшаго сдѣлаться вопіющимъ и соблазнительнымъ зломъ. Реформаціонное движеніе принесло во Франціи довольно скудные плоды. Эта форма стремленія къ правдѣ оказалась не родственной французскому уму, отчетливому, послѣдовательному, склонному къ конечнымъ выводамъ. Усвоивъ себѣ наиболѣе строгую форму протестантизма и создавъ суровый типъ гугенота, французскій умъ оказался въ этой рамкѣ какъ бы парализованнымъ. Его живыя, блестящія, стороны замерли, и движеніе рано утратило силу распространенія. Съ французской реформаціей, какъ умственной силой, перестали считаться; жизнь мысли обошла ее и направилась иными путями. Однимъ изъ нихъ и былъ янсенизмъ, въ связи съ ученіемъ Поръ-Рояля, первенствующими представителями котораго были: Сентъ-Сиранъ (Du Verger, или Duvergier de Hauranne, abbé de St. Cyran), Паскаль и Арно. Значеніе янсенизма въ разныя эпохи было очень различно. Онъ возникъ, какъ мечта о возрожденіи церкви въ первобытной чистотѣ, прославился ожесточенной и до извѣстной степени успѣшной борьбой съ іезуитизмомъ; но большую часть времени выражался только въ безсодержательной школьной полемикѣ и парламентской оппозиціи; причемъ всегда, еще отъ дней Паскаля, несъ въ себѣ нездоровую струю чудодѣйственнаго, которая, наконецъ, привела къ безобразіямъ конвульсіонеровъ на парижскомъ кладбищѣ. Преемственная связь янсенизма съ реформаціей очевидна въ замыслѣ, въ основномъ догматѣ ученія о благодати, въ отношеніи къ культу богоматери и разнымъ обрядностямъ. Нѣкоторое значеніе имѣла, быть можетъ, и прямая кровная связь, такъ какъ предки фамиліи Арно были гугенотами и уже послѣ Варѳоломеевской ночи возвратились въ католицизмъ. Но, по отношенію къ реформаціи, также какъ и по отношенію къ прочимъ подъемнымъ силамъ XVI вѣка, янсенизмъ былъ движеніемъ реакціоннымъ. Можно даже сказать, что его проповѣдь была болѣе враждебна свободѣ мысли, нежели самый іезуитизмъ, искусившійся въ мудрыхъ уступкахъ. Вслѣдствіе этого, позднѣе, полемическія писанія янсенистовъ сильно поощряли философское движеніе, возбуждая его негодованіе и насмѣшку. Обособленный отъ того порыва къ святой жизни, который нашелъ выраженіе въ Поръ-Роялѣ, янсенизмъ былъ прежде всего богословской школой, узкой, упрямой и задорной, въ которой страсть къ пререканіямъ и писательству въ защиту своихъ правъ доходила до того, что въ Поръ-Роялѣ снабжали протестами и апелляціями даже положенныхъ въ гробъ монахинь. Направленіе этой школы и темпераментъ главныхъ ея дѣятелей, суровый и склонный къ "непризнанію властей", долженъ былъ навлечь на нее духовныя и свѣтскія гоненія, которыя начались на первыхъ же порахъ и, въ болѣе или менѣе ожесточенной формѣ, никогда не прекращались. Вслѣдствіе этого, янсенизмъ, съ начала и до конца, былъ силой оппозиціонной. Онъ сжился съ оппозиціей и заражалъ ею все, что съ нимъ соприкасалось. Проникнутый духомъ буржуазіи, онъ воспитывалъ, сближалъ и дисциплинировалъ людей того пошиба, которымъ отличались законники Филиппа Красиваго и позднѣйшіе ихъ потомки въ магистратурѣ и парламентахъ -- людей, способныхъ отстаивать свое дѣло, не брезгая кляузой, даже съ энергической наклонностью къ кляузѣ, но способныхъ отстаивать его до могилы. При большемъ успѣхѣ и болѣе широкомъ просторѣ для дѣятельности, этимъ людямъ, умножившимся, окрѣпшимъ, сплотившимся въ существенный элементъ національной жизни, быть можетъ удалось бы улучшить эту жизнь и предохранить ее отъ потрясеній, которыя она впослѣдствіи испытала. Въ кризисѣ 1789 г., воспитанные въ этихъ преданіяхъ люди, разсѣянные по убогимъ приходамъ Франціи, проявили въ замѣчательной степени -- и, какъ мы увидимъ, не безъ вліянія на ходъ событій -- эту способность къ организаціи и политической борьбѣ. Въ сферѣ спеціально церковной, живучесть преданій янсенизма сказалась еще сильнѣе почти въ повсемѣстныхъ постановленіяхъ о порядкѣ избранія священниковъ и епископовъ, ихъ относительномъ значеніи и участіи въ синодахъ и соборахъ, при отрицаніи монашескихъ орденовъ и почти полномъ игнорированіи папы. Свое искреннее уваженіе къ сану приходскіе священники доказали впослѣдствіи мужественною смертью, когда для жизни, болѣе обезпеченной даже нежели прежняя, требовалось только одно слово присяги, которую ихъ совѣсть отвергала. Подобно тому, какъ масса населенія проявила въ дни кризиса нравственныя силы, которыхъ не предполагалось въ одурѣлыхъ дикаряхъ (sauvages hébétés); такъ и приходское духовенство, убогое и презираемое, оказалось сильнымъ и вліятельнымъ сословіемъ, отнюдь не обольщавшимся мишурой, которой хотѣли его импонировать, продумавшимъ, напротивъ, многія думы и готовымъ къ дѣйствію.
   Янсенизмъ, сынъ и отступникъ реформаціи, узкій, реакціонный, отталкивающій столькими своими сторонами, игралъ однакоже въ подготовленіи этого явленія весьма существенную роль. Въ томъ же направленіи, стало позднѣе работать въ средѣ приходскаго духовенства вліяніе просвѣтительной философской мысли.
   Реакція XVII вѣка преслѣдовала задачи не чуждыя величія и практической примѣнимости, и проявила даже значительную силу созиданія и организаціи; но не смогла пресѣчь тѣ умственныя теченія, которыя ей были враждебны, и своими ошибками, крайностями, пренебреженіемъ къ указаніямъ жизни, сама внесла въ свое дѣло начало разложенія. Потокъ промылъ плотину и пошелъ новымъ русломъ, возбуждая въ однихъ страхъ и ненависть, неся другимъ надежду и освобожденіе. Наступилъ расивѣтъ мысли и чувства, радостный, вѣрующій въ добро и счастіе, сообщительный, любящій. Многое, до тѣхъ поръ непонятное и постороннее, стало близкимъ; и прежде всего природа, сіяніе солнца и синева небесъ, рощи и поля. Иныя чувства сказались въ груди при видѣ деревни; лѣсъ заговорилъ другими голосами; полились слезы умиленія. Въ милліонахъ сердецъ малодушіе и себялюбіе исчезли; сочувствіе удесятеряло силы; каждый день приносилъ новыя открытія, надежды, призывы къ борьбѣ -- и среди этого обновленія жизни вдохновенно сложилось новое откровеніе, неотразимыя слова, ставшія достояніемъ всего человѣчества и возвѣстившія разрѣшеніе его отъ узъ. Много, конечно, было тутъ обольщеній, младенчества, растраты силъ на декораціи; но все это поглощалось разгоравшимся чувствомъ и этотъ расцвѣтъ вѣры, любви и знанія, еще болѣе нежели позднѣйшая работа стихійныхъ силъ, отдѣлилъ непереходимой гранью новый порядокъ вещей отъ прежняго. За всѣми реакціями, обманами, ошибками и разочарованіями, прежнее, то подлинное прежнее, которое было, остается нетолько невозвратимымъ, но даже невѣроятнымъ, какъ упоминаемое Карлейлемъ право отогрѣвать послѣ охоты ноги во вспоротомъ брюхѣ двухъ рабовъ -- не болѣе, однакожъ, чѣмъ двухъ.
   Какъ ни крѣпки клерикальныя узы, но и онѣ не устояли противъ этой волны. Пассивно ея дѣйствіе сказалось въ опустѣніи монастырей, тоскѣ, стыдливомъ молчаніи многихъ духовныхъ лицъ; активно -- въ широкомъ распространеніи новыхъ идей въ средѣ духовенства и въ появленіи дѣятелей, одушевленныхъ нетерпѣливымъ желаніемъ ихъ примѣненія къ оздоровленію церкви. Первенствующіе писатели философскаго лагеря очень вѣрно понимали отношенія массъ къ церкви и значеніе приходскаго духовенства въ средѣ населенія. Негодующія слова: écraser l'infâme относились только къ политикѣ тѣхъ высшихъ сферъ клира, которыя въ то время однѣ и вводились въ понятіе о церкви; тогда какъ приходское духовенство было, напротивъ, первой и самой жалкой жертвой этой политики. Во всякомъ случаѣ, даже въ планахъ и проэктахъ самаго жаркаго предреволюціоннаго періода, рѣчь идетъ не объ упраздненіи, а объ улучшеніи церкви, въ основу котораго и кладется возвращеніе приходскому священнику должнаго значенія. Катехизисъ Вольтера {Catéchisme du Curé, зарытый въ философскомъ Словарѣ.} ясно выражаетъ его практическій взглядъ на дѣло. Еще яснѣе высказался Руссо, котораго Profession de foi d'un Vicaire Savoyard съ жадностью читалось въ семинаріяхъ и убогихъ священническихъ домахъ. Хотя "Исповѣданіе вѣры Савойскаго викарія" составляетъ" какъ извѣстно, только одну главу Эмиля, но исключительное значеніе этихъ жгучихъ страницъ обязываетъ насъ сказать объ нихъ нѣсколько словъ.
   Литература просвѣтительнаго періода должна была устарѣть съ тѣхъ поръ, какъ Наполеонъ заговорилъ объ идеологахъ; а тѣмъ болѣе послѣ побѣды политическаго іезуитизма надъ Наполеономъ. Эмиль тогда такъ обветшалъ, что даже цензурныя ножницы стали пренебрегать книгой, сожженной рукою палача въ Парижѣ и въ Женевѣ и воспламенившей столько сердецъ любовью къ правдѣ. Увы! этотъ огонь, казавшійся неугасимымъ, скоро поддался лжи, и этого Карлейль не прощаетъ ни евангелію ЖанъЖака, ни исповѣдывавшимъ его. Изображая въ недосягаемой красотѣ Шарлоту Кордэ и г-жу Роланъ, онъ превозноситъ ихъ тѣмъ болѣе, что ихъ "ясная, вѣчная женственность" была воспитана на одномъ этомъ откровеніи.
   Между тѣмъ, Эмиль не напрасно былъ излюбленной книгой Руссо, тѣмъ его твореніемъ, которое онъ съ наибольшей страстью и наибольшей надеждой завѣщалъ потомству. И теперь, черезъ сто двадцать лѣтъ, изученіе Эмиля возстановляетъ между его творцомъ и толпой былое отношеніе: "Давно они меня видятъ въ области бредней, а я ихъ всегда вижу въ области предразсудка;". И теперь умъ ребенка обрекается непоправимому искаженію, и теперь также необходима проповѣдь терпимости, истины въ забвеніи себя и заботѣ о другихъ, невозможности счастія для тѣхъ, въ комъ низкія страсти заглушили восхищеніе подвиговъ, восторгъ передъ силой духа, порывъ къ добру, способность умиленія. "...Адъ уже въ этой жизни въ сердцѣ злыхъ людей... и нельзя быть вѣчно несчастнымъ, переставши быть злымъ". Страницы, дышащія страстной мыслью, оживаютъ въ прежней красотѣ; слова жгутъ. Ошибки легко простить тому, кто и тогда не посягалъ на непогрѣшимость; а обѣщалъ только быть искреи нимъ и убѣждалъ каждаго самому искать правды, вѣрить только голосу совѣсти, помнить, что во всѣхъ краяхъ и у всѣхъ племенъ главное --.любить Бога больше всего земного и ближняго, какъ самого себя, и понять, что человѣкъ для себя трудится, когда забываетъ о себѣ, что личная выгода обманчива и что не знаетъ обмана одна надежда праведника. Больше всего, въ огромной литературѣ вѣка. Исповѣдь священника способствовала развитію въ современномъ ей поколѣніи того просвѣтленія душевнаго, при которомъ, по выраженію Сенъ-Сирана, человѣкъ обладаетъ всѣми благами міра, той "кристализаціи души", которая зоветъ на подвигъ, и прежде заставляла Паскаля бросить науку, Расина -- отгонять вдохновенные образы, звала людей во мглу монастырскихъ келій; а съ тѣхъ поръ открыла алчущимъ правды иные идеалы... Для тѣхъ, въ комъ еще не всякая жизнь угасла, эти безсмертныя страницы сохраняютъ и въ наши дни всю свою великую силу.
   Возвращаемся къ изложенію послѣдовательнаго хода событій.
   Первыми заговорили о правахъ приходскаго духовенства священники провинціи Дофинэ. Они возвысили голосъ еще въ 1776 году, указывая мѣстнымъ властямъ явное нарушеніе своихъ правъ и интересовъ приходовъ и бѣдныхъ. Духовная аристократія признала этотъ вопль обдираемаго стада бунтомъ, и всячески старалась его заглушить хитростью и насиліемъ, но, Гренобльскій парламентъ оказался либеральнѣе, и, въ виду упорныхъ наставленій, такъ называемыхъ, конгруистовъ (долевого клира, clergé à portion congrue), разрѣшилъ имъ собраться, впрочемъ, только для составленія прошенія о недостаточности получаемаго ими вознагражденія. Черезъ шесть лѣтъ, путемъ многократныхъ депутацій, жалобъ и ходатайствъ, они, наконецъ добились временного облегченія: сообразная доля священниковъ была доведена до 700 ливровъ; доля викарія до 350; а королевская декларація указывала на возможность дальнѣйшаго приращенія. Однако-жь, прелаты, съ своей стороны, добились другой деклараціи, воспрещавшей всякія неразрѣшенныя ими сходки и совѣщанія, и съ величайшей энергіей стремились къ розыску, расторженію и наказанію синдикатовъ приходскаго духовенства. Но въ 1786 году, когда король, нуждаясь въ деньгахъ, соизволилъ, по выраженію оффиціальной газеты, приблизиться къ націи, явилась таинственная брошюра подъ заглавіемъ: "Желаніе разума въ пользу приходовъ, священниковъ и бѣдныхъ, обращенное къ Людовику XVI въ собраніи нотаблей его королевства", которая, очевидно, была составлена кружкомъ приходскихъ священниковъ. Называя Людовика XVI умиротворителемъ Европы и Новаго Свѣта, другомъ человѣчества, врагомъ роскоши и благодѣтелемъ подданныхъ, брошюра прославляетъ его рѣшимость прислушаться къ голосу свободы, и видитъ въ этомъ залогъ облегченія участи несметнаго множества несчастныхъ, которые вездѣ составляютъ девятнадцать двадцатыхъ населенія. Къ числу самыхъ жалкихъ изъ нихъ принадлежатъ приходскіе священники: "Откройте очи и воззрите на наше поношеніе!"
   Брошюра указываетъ на чудовищныя богатства церкви, которыя ничего не даютъ государству, почти ничего храмамъ и пастырямъ. Приходы ничѣмъ не располагаютъ для оказанія помощи нуждающимся; богослуженіе доведено до непристойнаго убожества; многіе пастыри почти такъ же бѣдствуютъ, какъ и ихъ паства. Сообразная доля, назначенная королевской деклараціей 1786 г., недостаточна: ее необходимо, по крайней мѣрѣ, удвоить, чтобы священникъ могъ жить, не прибѣгая къ взиманію за требы, которое раздражаетъ мірянъ и безчеститъ священный санъ. Этотъ санъ не можетъ привлекать достойныхъ и способныхъ, пока его держатъ въ такомъ уничиженіи.
   И затѣмъ анонимный авторъ брошюры предлагаетъ слѣдующій радикальный планъ реформы:
   Точный инвентарь всѣхъ церковныхъ имуществъ.
   Управленіе ими посредствомъ епархіальнаго комитета, составленнаго изъ представителей духовенства, магистратуры, адвокатовъ и.нотаріусовъ.
   Распредѣленіе и сборъ децимовъ этимъ же комитетомъ.
   Продажа феодальныхъ владѣній, принадлежащихъ церкви.
   Продажа драгоцѣнной утвари и слишкомъ роскошныхъ украшеній и снабженіе, на вырученныя деньги, всѣхъ приходовъ дѣйствительно необходимымъ для пристойнаго богослуженія.
   Закрытіе монашескихъ общинъ и положеніе предѣла духу распущенности и суевѣрія, влекущему на богомолья.
   Эта брошюра или, по существу, первое прошеніе королю, нотаблямъ и народу заканчивается заявленіемъ, что свѣтскія права церкви всѣ дарованы ей государемъ, и что такъ какъ лица, живущія зломъ, никогда не согласятся на его отмѣну, то реформы должны быть произведены властью короля, къ вящей славѣ религіи и спасенію націи. Собраніе нотаблей не дало хода "желанію Разума", а мѣстныя власти продолжали дѣйствовать попрежнему, раздражая приходское духовенство, нетерпѣливо ожидавшее благопріятной минуты.
   Между тѣмъ, нотабли денегъ не добыли, и только освѣтили во всемъ ея ужасѣ зіяющую бездну дефицита. И вотъ, въ ноябрѣ 1787 г., король рѣшился обѣщать созваніе генеральныхъ штатовъ, малѣйшее упоминаніе о которыхъ считалось при Людовикѣ XV оскорбленіемъ величества. Дворъ не терялъ надежды помѣшать исполненію этого обѣщанія, и уступилъ тогда только, когда повторились случаи отказа вооруженной силы стрѣлять въ народъ, и началось революціонное движеніе въ Бретани и Дофинэ, по поводу чего Мирабо сказалъ: -- Не хотѣли пѣшихъ, пришли конные.
   Но какъ созвать генеральные штаты? Такъ давно они не собирались; всѣ традиціи и формы забыты, затеряны въ архивной пыли. Начались розыски; министерство обратилось къ содѣйствію всѣхъ тченыхъ и образованныхъ людей; причемъ, по мнѣнію нѣкоторыхъ, имѣлась въ виду тайная цѣль: вызвать неразрѣшимую путаницу и распри между городами, провинціями и сословіями, единодушіе которыхъ ужасало. Вышло, однако-жь, что путаница историческихъ правъ выдвинула только впередъ, во всей ихъ неумолимой строгости, права естественныя.
   Въ наши рамки, конечно, не входитъ общая картина агитаціи, предшествовавшей созыву генеральныхъ штатовъ, ни анархія брошюръ, въ которыхъ она въ значительной мѣрѣ выразилась, ни тогдашнія болѣе и менѣе характерныя вспышки инсуррекціонаго движенія. Въ массѣ страстныхъ памфлетовъ, появлявшихся ежедневно, тысячи посвящены духовенству и дѣламъ церкви, и, конечно, многое въ нихъ было подсказано свѣтскимъ публицистамъ озлобленіемъ и близкимъ знаніемъ дѣла негодующихъ клериковъ. Повторимъ, что даже тѣ изъ этихъ публицистовъ, которые были всегда болѣе враждебны католицизму, не нападали на догматы, и умѣли щадить чувства приходскихъ священниковъ. Они не считали возможнымъ, чтобы народныя массы сразу отшатнулись отъ тысячелѣтнихъ привычекъ и предразсудковъ, и сбросили путы съ ума и совѣсти. Имъ было ясно и то, насколько священники могли быть полезны въ глухихъ, невѣжественныхъ селахъ, какъ выразители народныхъ жалобъ. Къ тему же, многіе изъ нихъ были убѣждены, что борьба противъ прелатовъ и монашества умножитъ число добрыхъ священниковъ по Вольтеру и викаріевъ-философовъ въ духѣ Руссо, и что христіанское обновленіе церкви низшимъ духовенствомъ окажетъ рѣшительную поддержку утвержденію демократіи.
   Въ рядахъ самого духовенства агитація поддерживалась дѣятельными сношеніями по округамъ, епархіямъ и между всѣми областями королевства. Привыкшіе уже къ дружному дѣйствію, священники Дофинэ играли въ этомъ періодѣ первенствующую роль: къ нимъ обращались, просили у нихъ совѣта, и сами они, по собственному почину, старались помочь своимъ братьямъ, снабжая ихъ практическими указаніями и внушая имъ непоколебимое мужество. Ихъ постановленіе о томъ, чтобы представителями приходскихъ священниковъ могли быть только лица, свободно избранныя ими самими, стало лозунгомъ всей агитаціи, лозунгомъ вполнѣ революціоннымъ, такъ какъ онъ былъ первымъ выраженіемъ правъ низшаго духовенства, эксплуатируемаго и политически-уничтоженнаго прелатами. Тогда же, на первыхъ порахъ, священники заговорили о томъ, что они обречены на вѣчное бездѣйствіе, и должны либо все выносить безропотно, либо дѣлаться виновными, дерзая выражать жалобы. Они напоминали о нарушеніи королевскихъ указовъ относительно созыва синодовъ, соборовъ, епархіальныхъ съѣздовъ и областныхъ собраній, и нигдѣ никогда не созываемыхъ, о своемъ правѣ участвовать въ этихъ собраніяхъ и о правѣ голоса въ общихъ собраніяхъ духовенства, гдѣ черезъ каждые пять лѣтъ, безъ малѣйшаго участія приходскаго духовенства, опредѣлялся размѣръ доброхотнаго дара и рѣшались всѣ дѣла сословія. Ссылаясь на свою многочисленность и размѣръ налоговой суммы, которую съ нихъ взимали, они доказывали безусловную необходимость обезпечить за ними въ генеральныхъ штатахъ представительство, пропорціональное этимъ двумъ даннымъ.
   Въ числѣ актовъ, въ которыхъ выразились сношенія низшаго духовенства, особенно поразилъ прелатовъ отвѣтъ приходскихъ священниковъ Дофинэ братьямъ своимъ въ Бретани. Тамъ, между прочимъ, встрѣчаются такія выраженія: "Не смущайтесь числомъ и властью вашихъ епископовъ! Ежели они добрые граждане, они будутъ за одно съ народомъ; ежели они заражены духомъ тираніи, не слушайте ихъ. Вашъ долгъ, почтительно спрашивать и иногда повиноваться преемникамъ апостоловъ; но не наслѣдникамъ дерзкихъ и мятежныхъ вассаловъ, которые дерзали поднимать святотатственную руку на самую корону... Въ вопросахъ богословскихъ, въ области духовной, епископы -- вожди церковной іерархіи, и ихъ рѣшеніями должно руководствоваться, когда они не противны общепринятому ученію и совѣсти. Но помните, что въ области гражданской и политической, епископы такіе же граждане, какъ и мы. Ихъ мнѣніе не должно стѣснять нашего... Интересы народа и приходскихъ священниковъ связаны нерасторжимо. Ежели народъ освободится отъ гнета, то и священники выйдутъ изъ унизительнаго состоянія, въ которомъ высшее духовенство такъ долго ихъ удерживало... Громите именемъ религіи возмущенія, мятежи, бунты; но не противопоставляйте ея голоса голосу свободы... не останавливайте природнаго стремленія всѣхъ людей къ свободѣ. Имѣйте всегда въ виду -- не говоримъ, ваши личныя выгоды -- но величіе, достоинство вашего сана, нужду, угнетете народа и тогда разобьются всѣ усилія, все коварное противодѣйствіе вашихъ прелатовъ, дворянства и парламента..."
   Изъ числа священниковъ, которые особенно выдались въ эту подготовительную эпоху и ближайшее затѣмъ время, скажемъ нѣсколько словъ о пастырѣ Эмберменильскаго прихода Грегуарѣ и викаріѣ Шартрскаго епископства, Сіейесѣ.
   Аббатъ Грегуаръ родился въ 1750 г. и умеръ въ 1831 г., оставаясь до конца вѣрнымъ политическимъ и религіознымъ идеямъ, которымъ отдался въ молодости. Нашъ источникъ посвящаетъ ему слѣдующія лирическія строки: "Ему, на смертномъ одрѣ отказали въ отпущеніи грѣховъ, потому что онъ не захотѣлъ отречься отъ присяги по гражданскому уложенію, которую онъ первый произнесъ. Его, какъ "недостойнаго", прогнали изъ роялистской палаты депутатовъ за то, что въ конвентѣ онъ редактировалъ декретъ объ упраздненіи королевскаго достоинства.
   "Монархисты не поставили ему въ заслугу его почти единоличную оппозицію въ сенатѣ имперіи. Церковь не придала важности тому, что въ самый разгаръ террора онъ засѣдалъ въ конвентѣ въ епископскомъ одѣяніи, несмотря на упраздненіе католическаго культа, и что онъ, едва гроза пронеслась, потребовалъ открытія церквей.
   "Непримиримая ненависть, которою и до сихъ поръ пламенѣютъ къ нему роялисты и іезуиты, конечно, заслужена человѣкомъ, который считалъ революцію соціальнымъ послѣдствіемъ христіанства и твердо вѣрилъ въ совмѣстимость республики съ той галликанской церковью, которая должна бы признать его однимъ изъ своихъ отцовъ.
   "Но человѣчество никогда не перестанетъ чтить намять человѣка, который освободилъ евреевъ отъ тысячелѣтняго гнета и провелъ отмѣну невольничества и торговли неграми".
   Сіейесъ (1748--1836) рано проникся философскими идеями; но до 1788 году не выступалъ на публицистическое поприще, въ которомъ тогда занялъ первое мѣсто и произнесъ рѣшительное слово. Въ его памфлетахъ нѣтъ прямыхъ нападковъ на іерархію, въ средѣ которой онъ оффиціально вращался; но его насмѣшливыя, безличныя обобщенія бьютъ ее очень больно. Въ первомъ своемъ трудѣ: "L'Essai sur les privilèges", онъ математически доказываетъ несправедливость и нелѣпость всякихъ изъятій изъ общаго нрава и отличій, несоотвѣтствующихъ общественной услугѣ. Тутъ, между прочимъ, говоря о привилегированномъ попрошайничествѣ, онъ напоминаетъ, что въ прежнихъ генеральныхъ штатахъ, записки первыхъ двухъ сословій называли пѣсенкой нищаго (couplet du mendiant).
   Тотчасъ послѣ того, какъ сталъ извѣстенъ срокъ собранія генеральныхъ штатовъ, онъ издалъ "Взглядъ на способы исполненія, какими могутъ располагать представители Франціи въ 1789 г.". Тутъ онъ громитъ "важничающихъ въ переднихъ", и затѣмъ указываетъ, какимъ образомъ генеральные штаты "могутъ сдѣлать результаты своихъ совѣщаній постоянными и независимыми". Не упоминая ни о монархіи, ни о дворянствѣ, ни о духовенствѣ, онъ радикально устраняетъ ихъ притязанія, держась въ области отвлеченнаго права.
   Въ послѣдніе дни 1788 г. появилась знаменитая брошюра: "Что такое третье сословіе?" съ отвѣтомъ: "Все". Чѣмъ, въ самомъ дѣлѣ, могутъ быть 200,000 привилегированныхъ передъ 25--26 милліонами? Онъ учитъ избирателей остерегаться всего, что хотя косвенно можетъ быть сочтено признаніемъ привилегіи; предупреждаетъ "представителей народа" противъ ловушекъ; обязываетъ ихъ заранѣе поставить вопросъ о субсидіяхъ въ послѣднюю очередь, и указываетъ наиболѣе практическіе способы добиться поголовной подачи голосовъ въ соединенномъ собраніи. Церкви и монархіи онъ касается такъ же мало, какъ еслибы онѣ вовсе не существовали и заранѣе провозглашаетъ верховную власть націи. Историческія традиціи для него ничего не значатъ; онъ отрицаетъ юридическое значеніе исторіи. На примѣръ конституціонной практики англичанъ, онъ отвѣчаетъ: "Возвысимся сразу до желанія быть сами примѣромъ для другихъ".
   Во время избирательной борьбы, въ февралѣ 1789 г., Сіейесъ разослалъ въ огромномъ количествѣ экземпляровъ: "Инструкцію, данную герцогомъ Орлеанскимъ своимъ уполномоченнымъ", и, подъ тѣмъ же заглавнымъ листомъ другую брошюру: "Что рѣшать въ окружныхъ собраніяхъ (Délibérations à prendre dans les assemblées de baillage). Главный его совѣтъ избирателямъ въ этотъ моментъ: не выбирать никого изъ привилегированныхъ, кто тутъ же не откажется отъ всѣхъ привилегій безъ изъятія {Приходскіе священники получили при этой же брошюрѣ еще письмо, подписанное такимъ образомъ: де:Нимонъ, генеральный контролеръ финансовъ Е. В. герцога Орлеанскаго, въ епископствѣ Суасонскомъ. Вотъ образецъ дѣлового слога этого письма, достаточно приспособленнаго къ тому, чтобы навести на размышленія людей заинтересованныхъ: "Его Высочество желаетъ въ особенности, чтобы гг. священники, составляющіе утѣшеніе и счастіе селеній, успѣли добиться отъ генеральныхъ штатовъ пристойнаго и очень приличнаго обезпеченія, которое дало бы имъ возможность оказывать прихожанамъ необходимую помощь. Поэтому, милостивый государь, я былъ бы вамъ очень обязанъ, еслибъ вы не отказались мнѣ доставить, лично или черезъ гг. вашихъ сотоварищей, всѣ какія на этотъ счетъ возможно свѣдѣнія о недостаточной производительности приходовъ вашей мѣстности, и способахъ къ развитію общественнаго воспитанія и къ обезпеченію дряхлыхъ стариковъ, сиротъ и бѣдныхъ, которые, какъ люди и граждане, имѣютъ право искать въ живительномъ и благотворномъ законодательствѣ достояніе, котораго они лишены, или труда, котораго не находятъ".}.
   Брошюры Сіейеса произвели громадное впечатлѣніе и укрѣпили рѣшимость приходскихъ священниковъ. Къ тому же, самая ярость прелатовъ показывала имъ, что путь отступленія отрѣзанъ, и что спасеніе только въ побѣдѣ. Священники перестаютъ робѣть и высказываютъ противъ своихъ іерарховъ самыя страшныя обвиненія; пускаютъ въ обращеніе неопровержимѣйшіе доводы. Обличивъ чудовищныя беззаконія раздачи бенефицій, захвата высшимъ клиромъ и монашествующей знатью шестой части всего достоянія государственнаго, одинъ изъ этихъ клерикальныхъ публицистовъ говоритъ, что такой порядокъ вещей не оправдывается ни намѣреніемъ благочестивыхъ дателей, которые, конечно, не имѣли въ виду обогащенія такой ничтожной кучки людей, ни еще менѣе услугами или благодѣяніями этихъ людей народу. "Поймите, говоритъ онъ затѣмъ:-- что эта масса церковнаго добра не можетъ оставаться бездѣятельной. Средины тутъ нѣтъ: она должна быть либо спасеніемъ государства, либо началомъ разврата и разложенія. Зло, до такой степени застарѣлое, обязываетъ народъ замѣнить его инымъ порядкомъ вещей... Кричатъ: оскверненіе! святотатство! мечутъ всегда готовые громы, но можетъ ли быть, чтобы люди, которые такъ роскошно живутъ этимъ зломъ, не усердствовали въ его защитѣ?..
   Въ Смиреннѣйшемъ Прошеніи Королю, которое въ эти мѣсяцы ходило по рукамъ и подписывалось во всѣхъ епархіяхъ, священники говорятъ: "Мы, свидѣтели и повѣренные страданій народа, чувствуемъ, что можемъ быть полезны великому дѣлу благотворенія королевскаго".
   Между тѣмъ, въ іюнѣ 1788 года, прелаты собрались въ чрезвычайное общее собраніе духовенства, протестовали, громили буйный духъ вѣка, отказали королю въ доброхотномъ дарѣ и усугубили дѣло представленіемъ двухъ возраженій (Remontrances): противъ указа 1787 г. о правоспособности протестантовъ, и по поводу правъ, вольностей и льготъ французской церкви. Въ первомъ, они напоминали королю слова коронаціонной присяги, которыя Тюрго умолялъ Людовика XVI-го пропустить, и которыя молодой король невнятно пробормоталъ: "Клянусь стараться искренно и всѣми силами искоренить во всѣхъ краяхъ мнѣ подвластныхъ еретиковъ, осужденныхъ церковью". Въ то же время, въ довольно жалкихъ своихъ публицистическихъ попыткахъ, они оплакивали "распущенность мнѣній, вызвавшихъ всю эту массу писаній, гдѣ, къ несчастью, одно только забыто -- единственное вѣрное средство противъ всѣхъ нашихъ золъ, единственный источникъ истиннаго благоденствія общественнаго -- религія!"
   Придворныя вліянія еще разъ взяли верхъ: въ постановленіи королевскаго совѣта, отъ 5-го іюля, было изъяснено, что "самопроизвольность даровъ духовенства и независимость его управленія не подвергались и не подвергнутся никакому ограниченію". Тогда прелаты ассигновали доброхотный даръ въ нѣсколько милліоновъ, который затрудненіямъ двора не помогъ и не мало способствовалъ раздраженію низшаго духовенства, разореннаго новымъ налогомъ.
   По мѣрѣ того, какъ сплоченность низшаго духовенства выяснялась, негодованіе и ярость прелатовъ росли. Все было пущено въ ходъ, всѣ средства, явныя и тайныя, чтобы предупредить такое извращеніе іерархическаго и общественнаго порядка, не допустить позора, чтобы презрѣнные разночинцы, сыновья мѣщанъ и мужиковъ, явились въ политическое собраніе на ряду съ потомками крестоносцевъ; чтобы убогіе священники, викаріи въ оборванныхъ рясахъ, стали пререкаться съ прелатами и аббатами съ золотымъ посохомъ!
   Однакоже, Неккеръ былъ протестантъ, женевецъ: месть и угрозы французскаго знатнаго клира на него не подѣйствовали; онъ призналъ приходскихъ священниковъ "членами государства, всего болѣе достойными поддержки", и вотъ, въ послѣдніе дни января и въ теченіе первой февральской недѣли, въ самыхъ глухихъ деревушкахъ Франціи появились и въ каждомъ приходѣ стали предметомъ собесѣдованій послѣ службы правила, изданныя королемъ, для выполненія граматъ о созывѣ генеральныхъ штатовъ королевства... "Королю угодно было привлечь всѣхъ своихъ подданныхъ къ участію въ избраніи депутатовъ... Его величество пожелалъ, чтобы изъ отдаленнѣйшихъ мѣстностей государства и жилищъ всего менѣе извѣстныхъ, каждый съ увѣренностью могъ довести до него свои желанія и жалобы... Такимъ образомъ, достигнется какъ бы сношеніе со всѣми обывателями... Въ этихъ же видахъ призваны въ собраніе духовенства всѣ добрые и полезные пастыри, близко и каждодневно озабоченные нуждою народа и дѣломъ вспоможенія..."
   Чтобы приходы не оставались, однакоже, безъ священника, или лица, способнаго его замѣнить, допущена подача голосовъ по довѣренности.
   Независимо отъ распоряженія о составленіи въ посословныхъ окружныхъ собраніяхъ оффиціальныхъ записокъ, указъ о созывѣ генеральныхъ штатовъ разрѣшалъ всѣмъ классамъ и отдѣльнымъ гражданамъ выражать свои жалобы и желанія, высказываться обо всемъ, касающемся народнаго блага и преуспѣянія государства. Въ отвѣтъ на этотъ призывъ, число священническихъ синдикатовъ увеличилось, наплывъ брошюръ и циркуляровъ усилился; причемъ многіе изъ нихъ стали появляться въ видѣ "Образцовыхъ Записокъ" съ текстуальной пропиской статей, которыхъ необходимо добиваться, и подробными инструкціями насчетъ того, какъ держать себя въ избирательныхъ собраніяхъ. "Катехизисъ пастыря и патріота" упоминаетъ, между прочимъ, и о томъ посредничествѣ, въ случаѣ сопротивленія прелатовъ и дворянства поголовной подачѣ голосовъ, которое впослѣдствіи получило въ генеральныхъ штатахъ практическое примѣненіе. Самымъ униженнымъ и загнаннымъ дана была возможность высказаться, и, конечно, обличенія сдѣлались еще злѣе. "Служителямъ алтаря нечѣмъ кормиться, говоритъ одна изъ замѣчательнѣйшихъ брошюръ этой эпохи (Essai sur la réforme du clergé):-- а тѣ, которые не служатъ, поѣдаютъ все. Въ рядахъ однихъ: интрига, праздность, развратъ; въ другихъ -- нищета, паденіе, пятнадцать-двадцать лѣтъ викаріатства и потомъ убогіе приходы, гдѣ жизнь возможна только подъ условіемъ принесенія въ жертву независимости характера и чувства достоинства... Въ церковныхъ имуществахъ, бѣднымъ принадлежатъ милліоны, а во Франціи милліоны бѣдныхъ умираютъ съ голода... Дожидаться ли того недалекаго времени, когда всѣ французскія селенія, съ пастырями во главѣ, пойдутъ сбирать милостыню подъ окнами церковныхъ богачей?.. Но что было -- не всегда же должно быть, и, выражаясь словами Тертулліана, Христосъ не говорилъ: Я обычай! Онъ сказалъ: Я истина!"

-----

   Предоставленіе приходскимъ священникамъ правъ по избранію въ предстоявшее собраніе генеральныхъ штатовъ довело гнѣвъ и опасенія высшаго духовенства до крайней степени. По мнѣнію прелатовъ, изданное министерствомъ положеніе о выборахъ не могло лишить ихъ правъ, присущихъ имъ, какъ первымъ гражданамъ государства. Поставленіе этихъ правъ въ зависимость отъ выбора подчиненныхъ было для нихъ тяжкимъ униженіемъ и заставляло опасаться, что все представительство сословія отойдетъ къ лицамъ, неимѣющимъ бенефицій; тогда какъ для обсужденія вопросовъ имущественныхъ могло быть компетентно только такое собраніе, въ которомъ бы засѣдали всѣ епископы, поголовно. Съ своей стороны, приходскіе священники энергически устремились къ тому, чтобы добиться большинства въ сословномъ представительствѣ и высказать горькія свои нужды. Въ томъ и другомъ они успѣли настолько, что ихъ заявленія, во всѣхъ главныхъ чертахъ, легли въ основу изданнаго въ 1790 г. Гражданскаго Уложенія о Церкви (Constitution Civile). Но эта побѣда досталась приходскому духовенству путемъ упорной борьбы.
   Личное участіе въ окружныхъ избирательныхъ собраніяхъ оказалось невозможнымъ для очень многихъ священниковъ, по дряхлости, болѣзни и неимѣнію викарія. Выдача довѣренностей затруднялась тѣмъ, что, при разбросанности приходовъ и плохихъ дорогахъ, они почти вовсе не знали другъ друга; а открыть избирательные комитеты имъ не позволили, усматривая въ этомъ скопъ, интригу и т..п. Между тѣмъ, епископы агитировали дѣятельно: посылали протоіеревъ за сборомъ довѣренностей по приходамъ и монастырямъ мужскимъ и женскимъ; раздавали эти довѣренности монахамъ и даже семинаристамъ, недостигшимъ указнаго двадцати пяти лѣтняго возраста, снабжая ихъ при этомъ новымъ подрясникомъ. Собравшимся представителямъ приходскаго духовенства мѣшали совѣщаться; отказывали имъ въ помѣщеніи; запирали даже передъ ними церкви, кое-гдѣ затягиваіи дѣло до святой недѣли, когда большей части съѣхавшихся необходимо уже стало возвратиться въ приходы. Обѣ функціи окружныхъ собраній: избраніе представителей и составленіе оффиціальной записки о нуждахъ (cahier de doléances) были затѣмъ стѣснены всякими средствами: высокомѣріемъ, угрозами, тайными прельщеніями, даже прямымъ насиліемъ и подлогомъ. Вырывали изъ рукъ избирательные бюллетени и вручали имъ другіе. Одинъ невыбранный епископъ дождался времени, когда почти всѣ разъѣхались, потомъ заставилъ подчиненнаго ему депутата отказаться отъ представительства и произвелъ вторичный выборъ съ свою пользу. Не смотря на все это, результатъ выборовъ оказался прискорбнымъ для епархіальныхъ властей. Немногіе, популярные прелаты были выбраны безъ противодѣйствія; а значительное большинство наиболѣе высокомѣрныхъ и неразборчивыхъ въ средствахъ, оказались забаллотированными. Нѣкоторые изъ нихъ потомъ едва добились избранія въ другихъ епархіяхъ, гдѣ ихъ меньше знали и гдѣ они говорили другимъ языкомъ. Всѣмъ пришлось увидать товарищами по представительству не людей имъ угодныхъ, а смиренныхъ сельскихъ священниковъ. Въ одномъ округѣ выбрали трехъ приходскихъ священниковъ и предоставили епископу четвертое, послѣднее мѣсто, только потому, что онъ лежалъ больной, и можно было опасаться, что онъ не вынесетъ удара.
   Слишкомъ понятно, что при такомъ порядкѣ вещей, оффиціальныя записки низшаго духовенства, составленныя въ окружныхъ собраніяхъ, во многихъ случаяхъ не могли явиться выраженіемъ истинныхъ его нуждъ и стремленій. Передъ грознымъ епископомъ не у всѣхъ являлось мужество говорить; другихъ перебивали, не пускали непріятные вопросы на голоса, въ виду самаго явнаго единодушія; отказывались занести враждебныя заявленія въ протоколъ; сводили дѣло къ одному, двумъ параграфамъ, къ нѣсколькимъ туманнымъ общимъ фразамъ. Въ Марсели, архіепископъ перебивалъ каждаго, покушавшагося заговорить:-- "Не подпишу! Никакихъ нападеній на высшее духовенство!" Нѣкоторые умудренные жизнью священники, знавшіе, что и королевскіе указы иногда попадаютъ въ епархіяхъ подъ сукно, и не придавали впрочемъ оффиціальнымъ запискамъ большого значенія, не надѣясь, чтобы имъ былъ данъ ходъ. Основательность такого взгляда впослѣдствіи подтвердилась исчезновеніемъ довольно многихъ записокъ, состоявшихся несмотря на сопротивленіе епископа. Еще прямѣе и внушительнѣе истинное настроеніе приходскаго духовенства выразилось во множествѣ документовъ, приложенныхъ къ избирательнымъ протоколамъ: въ особыхъ инструкціяхъ депутатамъ, въ suppléments de doléances, составленныхъ отдѣльными группами собранія, въ прошеніяхъ на имя короля или письмахъ къ министру, въ частныхъ жалобахъ и, быть можетъ, всего вѣрнѣе и полнѣе въ первоначальныхъ запискахъ, составленныхъ по приходамъ для третьяго сословія (cahiers primitifs des paroisses). Эти записки почти сплошь написаны священниками, что и значится въ самомъ текстѣ, съ указаніемъ, что собраніе происходило въ церкви или въ священническомъ домѣ. И тутъ, съ согласія своихъ прихожанъ и подъ ихъ отвѣтственностью, священники дѣйствительно высказали все глубокое сознаніе вопіющей неправды, которымъ они были проникнуты. По этимъ запискамъ всего нагляднѣе можно прослѣдить и весь планъ будущаго Гражданскаго Уложенія. Противорѣчіе между оффиціальными и неоффиціальными документами въ нѣкоторыхъ случаяхъ поразительное. Подписанная прелатами записка парижскихъ пригородовъ (Paris hors les murs) огранивается изысканіемъ средствъ къ возстановленію дисциплины и повиновенія; а приходскія записки составляютъ два толстые архивные тома, которыхъ сущность выразилась въ 37 статьяхъ записки третьяго сословія, посвященныхъ устройству церкви и разработанныхъ въ совершенно иномъ духѣ. Само собой разумѣется, что предъявленіе дополнительныхъ документовъ и особыхъ мнѣній также не обошлось приходскому духовенству безъ борьбы. Епископы не отступали даже передъ захватомъ цѣлыхъ изданій въ типографіяхъ; въ одномъ обращеніи къ Неккеру красуется просьба: адресовать отвѣтъ на имя сторонняго, свѣтскаго лица, такъ какъ иначе нельзя надѣяться, чтобы онъ дошелъ по назначенію. Вообще, приходское духовенство не вѣрило никакимъ обѣщаніямъ своихъ вѣковыхъ притѣснителей и ждало облегченія своей доли единственно отъ свѣтской власти, отъ общаго голоса генеральныхъ штатовъ. На упрекъ, что они "колеблютъ общество и церковь, поддерживая зажигательныя требованія черни и потрясая власть іерархіи, установленной Богомъ", они отвѣчали: "Кризисъ, омрачающій теперь государство, можетъ быть моментомъ счастливаго переворота. Временный безпорядокъ приведетъ къ упроченію основныхъ началъ монархіи и къ установленію полезныхъ учрежденій, которыя излечатъ наши бѣдствія и позволятъ объ нихъ позабыть".
   Стремленія приходскаго духовенства во многомъ совпадали съ тѣмъ взглядомъ на церковные вопросы, который тогда же выразился въ избирательныхъ собраніяхъ обоихъ свѣтскихъ сословій, частью вслѣдствіе прямого воздѣйствія низшаго клира, но пре имущественно подъ вліяніемъ духа времени. Самое преобладающее большинство избирателей высказалось въ пользу духовенства каноническаго и національнаго, т. е. епископовъ, приходскихъ священниковъ и викаріевъ, и противъ всякаго другого. Требовали, чтобы свѣтская власть безусловно подчинила себѣ личность монаха, монастыри и всю совокупность монашескихъ орденовъ, и не допускала никакихъ общинъ, подчиненныхъ иностранцамъ, повинующимся Риму. Крестьяне требовали разрѣшенія всѣхъ обѣтовъ и запрещенія ихъ на будущее время; предоставленія права вступленія въ бракъ всѣмъ монашествующимъ, неимѣющимъ священническаго сана; отобранія монастырскихъ имуществъ въ казну, съ назначеніемъ содержанія оставшейся братіи; причемъ достойно замѣчанія, что такая глубоко религіозная провинція, какъ Бретань, высказалась противъ монашествующихъ едва ли не рѣзче всѣхъ остальныхъ. Все третье сословіе единогласно требовало запрещенія нищенства, какъ духовнаго, такъ и гражданскаго, съ тѣмъ, чтобы всѣ бродячіе монахи были заперты по монастырямъ и никакіе сборы не допускались. Во многихъ мѣстностяхъ, дворянство высказалось еще враждебнѣе и предлагало заколотить монастыри; возвратить труду руки, привлеченныя туда лѣнью и сластолюбіемъ, и обратить имущества на удовлетвореніе нуждъ государства, а также -- разумѣется "на вознагражденіе и того сословія, которое всегда было лучшимъ украшеніемъ монархіи".
   Всего этого, въ сущности, желало и приходское духовенство.
   Элементъ политическій или гражданскій повсемѣстно высказался въ немъ съ значительной силой, иногда въ довольно замѣчательныхъ выраженіяхъ. "Мы прежде всего подданные государства, говоритъ одна оффиціальная записка; а затѣмъ уже служители алтаря; мы и въ этомъ званіи не перестаемъ быть гражданами. Наши права, вольности и льготы -- свободный даръ государя и націи, который вызываетъ въ насъ любовь и благодарность; но не даетъ намъ права уклоняться отъ участія въ общественныхъ тягостяхъ. Напротивъ, онъ тѣмъ настоятельнѣе заставляетъ насъ спѣшить, вмѣстѣ съ нашими сограждами всѣхъ сословій, на помощь государству, которому давно угрожаетъ буря, отвратимая единственно дружнымъ содѣйствіемъ мудрости монарха и усилій народа". Они возстаютъ противъ произвола, и мрачной путаницы гражданскихъ и уголовныхъ законовъ, указываютъ на бѣдственное разстройство финансовъ и объявляютъ себя сторонниками реформъ, предлагаемыхъ экономистами и философами. Относительно школъ, больницъ, призрѣнія дѣтей высказывались взгляды, которые только теперь, въ самые послѣдніе годы, стали получать практическое примѣненіе. "Можно было бы, говорятъ они:-- приказать тѣмъ изъ духовныхъ орденовъ того и другого пола, которые, все сводятъ къ своей личности и помышляютъ только о собственномъ спасеніи, очистить мѣсто для возвышенныхъ душъ, которыя посвятили бы себя обученію юности и служенію страждущему человѣчеству".
   Почти вездѣ избирательныя собранія первыхъ двухъ сословій были открыты торже ственнымъ отказомъ отъ всякихъ льготъ и изъятій по отношенію къ налогамъ; но низшее духовенство явилось обличителемъ разныхъ недомолвокъ въ епископскихъ постановленіяхъ и притязаній прелатовъ удержать за собой распредѣленіе налоговой суммы. Оно доказывало неопровержимыми цифрами, что, при расчетѣ децимовъ, его обсчитываютъ наглымъ образомъ: берутъ съ него вдесятеро противъ богатыхъ прелатовъ, капитуловъ и монастырей, и требовало точнаго инвентаря церковныхъ имуществъ и полнаго уравненія съ прочими гражданами, какъ въ размѣрѣ налога, такъ и въ порядкѣ взиманія по одному общему списку, а равно и въ общественныхъ нравахъ, обусловленныхъ податнымъ цензомъ. Прелаты не допускали самой мысли о прикосновеніи свѣтской власти къ церковнымъ имуществамъ; это тѣмъ болѣе, говорили они, что съ 1749 года церковь ничего уже не пріобрѣтаетъ: она не собственница, а только хранительница, и не имѣетъ права согласиться на какое бы то ни было отчужденіе. Они внушительно напоминали о неприкосновенности собственности, о церковныхъ законахъ, воспрещающихъ отчужденіе и о сугубой анаѳемѣ, поражающей каждаго, кто бы дерзнулъ посягнуть на то, что принадлежитъ Богу и святымъ его угодникамъ. Приходское духовенство, напротивъ, утратило всякую вѣру въ священное происхожденіе церковныхъ имуществъ. Устраненное отъ пользованія благами, но стоя близко къ дѣлу, оно хорошо знало, что монастырскія богатства накопились не чудомъ, а захватомъ или обманомъ. Оно не сомнѣвалось, что сами жертвователи пожелали бы вырвать свою лепту изъ недостойныхъ рукъ, еслибы могли видѣть страшную несправедливость въ ея распредѣленіи и безбожное употребленіе. Унизительное убожество, которому оно было обречено, и развратная роскошь прелатовъ воспитали въ немъ, но отношенію къ церковнымъ имуществамъ, взглядъ настолько же радикальный, какъ взглядъ сельскаго населенія на феодальную собственность; а нѣтъ сомнѣнія, что тождество страданій, униженій и ненавистей холопа и нищаго приходскаго священника было одной изъ рѣшающихъ причинъ крушенія прежняго общества. Не все, конечно, низшее духовенство рѣшилось безусловно отказаться отъ пользованія богатствами церкви. Признавая желательность отобранія имѣній въ казну и продажи церковныхъ сокровищъ, драгоцѣнной утвари и почетныхъ привилегій, предоставленныхъ церкви, многіе священники, однако же, полагали, что все это должно составить особую церковную кассу, которою государство, конечно, могло бы пользоваться, но съ тѣмъ, чтобы преимущественнымъ ея назначеніемъ все-таки оставалось содержаніе свѣтскаго духовенства, приличное содержаніе церквей и помощь бѣднымъ. Всего больше хотѣлось огромному большинству приходскаго духовенства, чтобы всякія его имущественныя отношенія окончательно выразились въ опредѣленномъ содержаніи, гарантированномъ казной, чего оно и достигло, по гражданскому Уложенію 1790 года, и чѣмъ пользуется теперь. Цифру опредѣляли въ 1,500--2,000 ливр.; викаріямъ въ половину, или, по мнѣнію не многихъ, нѣсколько больше половины {Вотъ оклады французскаго духовенства по бюджету 1880 года: архіепископъ Парижскій 46,000 фр.; архіепископъ Алжирскій 20,000 фр.; остальные 16 архіепископовъ по 15,000 фр. Но прелаты располагаютъ еще разными суммами въ размѣрѣ 176,000 фр. Каноники и генеральные викаріи получаютъ отъ 1,600 до 4,500 фр.; 581 священникъ высшаго разряда по 1,600 фр.; 270 второго разряда, но 1,500 фр. и 2,521 по 1,300 фр. Исправляющіе должность: 624 по 1,300 фр.; 1,451 по 1,200 фр.; 7,517 но 1,100 фр.; 4,500 по 1,000 фр.; 17,010 по 900 фр. и 9,634 викарія по 450 фр. Цифра содержанія въ Алжирѣ и колоніяхъ не показаны; не видно также размѣра окладовъ епископамъ.}. Предполагался также приличный домъ съ ригой и амбаромъ; а нѣкоторые мечтали и объ участкѣ земли, какіе были въ Лотарингіи и Шампани. Сомнѣваясь, чтобы удалось добиться продажи имуществъ, приходскіе священники поручали своимъ уполномоченнымъ добиться, чтобы десятина была предоставлена имъ полностью, ограничена одними главными продуктами, съ предоставленіемъ крестьянамъ права производить уплату деньгами и освобожденіемъ ихъ отъ всякихъ хозяйственныхъ стѣсненій. Но все это предполагалось только на худой конецъ, и духовенство радостно привѣтствовало требованіе третьяго сословія о безусловной отмѣнѣ десятины, чѣмъ устранялись прискорбныя и унизительныя столкновенія съ прихожанами (требованіе тѣмъ болѣе умѣстное, что самая возможность полученія десятины становилась сомнительной, такъ какъ крестьяне во многихъ мѣстностяхъ отказывались уже платить феодальные поборы).
   Настаивая на необходимости скромнаго, но достаточнаго обезпеченія, приходскіе священники всегда связывали это съ вопросомъ чести, съ возможностью отказаться отъ взиманія за требы, которое раздражаетъ прихожанъ и унижаетъ священника, служа соблазномъ для благочестивыхъ и давая свѣтскимъ людямъ поводъ называть служителей алтаря презрѣнными наемниками Всѣ, наперерывъ, требуютъ безмездности таинствъ. Округъ, прилегающій къ женевскому кантону, гордится тѣмъ, что онъ не знаетъ этого постыднаго обычая, такъ какъ сосѣдство протестантовъ сдѣлало католическихъ священниковъ щекотливыми. Нѣкоторые допускаютъ возможность вознагражденія за необязательныя требы, но огромное большинство безусловно его отвергаетъ. Вопросомъ нести духовенство считаетъ также право участія въ общественныхъ собраніяхъ и церемоніяхъ и отмѣну всякихъ отношеній къ исконнымъ пресвитерамъ, захватившимъ и почетъ и барыши. Для пастыря унизительно быть устраняемымъ отъ богослуженія въ торжественные дни, и народу это не нравится.
   Пастыри, храмы, бѣдные -- вотъ, по мысли приходскаго духовенства, на что требуются церковныя суммы; только на это и ни на что больше. Іисусъ Христосъ установилъ однихъ пастырей; евангеліе не знаетъ другого духовенства; между тѣмъ чужеземцы овладѣли наслѣдіемъ; а для истинныхъ своихъ пастырей церковь стала злой мачихой. Пора пресѣчь это зло. Всѣ общины должны быть присоединены къ свѣтскому духовенству и подчинены епископамъ; причемъ монашествующихъ слѣдуетъ ограничить обстановкой настоящей кельи, что и облегчитъ имъ исполненіе обѣтовъ. Должно закрыть для публики всѣ мѣста богослуженія по монастырямъ, отвлекающія отъ посѣщенія приходскихъ храмовъ; запретить имъ колокольный звонъ, а также прекратить суевѣрныя обрядности въ сельскихъ часовняхъ, содержимыхъ монахами, и не допускать разсылки монаховъ для разныхъ миссій и проповѣдей. Поставленіе въ санъ епископомъ необходимо; но затѣмъ всѣ условія епископскаго и пастырскаго служенія подлежатъ коренной реформѣ, въ томъ духѣ, чтобы, по завѣту божественнаго основателя церкви, пресвитеры были сотрудниками, а не безгласными подчиненными епископа. Возстановляется коллегіальный принципъ и право избранія; необходимы періодическіе провинціальные синоды, съѣзды приходскаго духовенства, совѣты при особѣ епископа, не придворнаго, не роскошествующаго, а живущаго въ епархіи. Такой совѣтъ, составленный изъ приходскихъ священниковъ, предупредитъ ошибки и несправедливости при назначеніи пастырей. Еще больше мнѣній въ пользу избранія священниковъ духовенствомъ же или прямо обывателями, преимущественно изъ викаріевъ, прослужившихъ извѣстное число лѣтъ. Во всякомъ случаѣ, назначенный или избранный и поставленный епископомъ пресвитеръ долженъ пользоваться несмѣняемостью (причемъ приходы предполагались болѣе или менѣе уравненными), возможностью дальнѣйшаго возвышенія въ іерархіи и нѣкоторымъ обезпеченіемъ въ старческіе годы. Замѣщеніе епископскихъ каѳедръ также предлагалось производить бы по выбору областныхъ синодовъ, которые представляли бы королю трехъ кандидатовъ, по возможности изъ лицъ, бывшихъ нѣсколько лѣтъ пресвитерами. Высшимъ лицомъ въ управленіи французской церковью могъ бы быть патріархъ, архіепископъ Ліонскій или Парижскій, съ тѣмъ, чтобы никакія дѣла не переносились уже въ Римъ, и уплата аннатъ и всякихъ другихъ суммъ совершенно прекратилась. Только развѣ по вопросамъ вѣры могли бы имѣть мѣсто почтительныя обращенія къ папѣ {Вообще, въ глазахъ французскихъ священниковъ XVIII вѣка, папа былъ какъ бы конституціоннымъ королемъ церкви, вмѣшивавшимся въ ихъ дѣла очень рѣдко, и не иначе, какъ съ согласія и подъ контролемъ короля и парламента. Въ 1789 г. объ немъ думали такъ мало, какъ еслибъ онъ сохранялъ только историческое значеніе. Объ его вмѣшательствѣ въ дѣло возрожденія церкви не упомянуто ни въ одной изъ записокъ духовенства. И еще меньше шла о немъ рѣчь въ Обществѣ Христіанской философіи, основанномъ Грегуаромъ въ 1795 г. и возбудившемъ соборы и синоды 1797 и 1801 г. Именно противъ той галликанской, демократической церкви, которая возникла бы изъ этихъ собраній, при полной свободѣ исповѣданій и безъ вмѣшательства государства -- Бонапартъ и Пій VII и заключили конкордатъ.}.
   Отзывы записокъ духовенства по вопросу объ епископской юрисдикціи проникнуты озлобленіемъ и ненавистью. Всѣ требуютъ свѣтскаго суда, уничтоженія монастырскихъ тюремъ, прекращенія арестовъ безъ объясненія причинъ и выслушанія обвиняемаго, отмѣны приказовъ о заточеніи и возвращеніи священниковъ, заключенныхъ и сосланныхъ. Отеческое управленіе должно быть лишено власти смѣщать, отставлять, отлучать, морить съ голоду и безчестить. "Свобода -- первое драгоцѣннѣйшее благо человѣка. Ни въ какомъ случаѣ, ни подъ какимъ предлогомъ, не можетъ быть гражданинъ лишенъ свободы, ни отторженъ отъ дома безъ законнаго приговора, постановленнаго природными его судьями".
   О правѣ вступленія въ бракъ не упоминается вовсе, даже въ личныхъ запискахъ, хотя очевидно, что вопросъ этотъ достаточно занималъ многихъ, такъ какъ вскорѣ послѣ революціи нѣсколько тысячъ человѣкъ воспользовались этимъ правомъ. Первенствующій представитель конституціонной церкви, аббатъ Грегуаръ, былъ противъ брака безусловно; и даже иные выдающіеся свѣтскіе писатели не считали возможнымъ настоятельно оспаривать требованія церкви, допуская, что они, быть можетъ, усиливаютъ ея полезное воздѣйствіе и даютъ менѣе простора проявленіямъ человѣческой слабости.
   Одинъ изъ столь разнообразныхъ видовъ этой слабости проявился -- сознательно или безсознательно -- въ требованіи приходскихъ священниковъ, чтобы все широкое дѣло попеченія о бѣдныхъ было предоставлено исключительно имъ, "естественнымъ и законнымъ представителямъ, заступникамъ и опекунамъ девяти милліоновъ бѣдныхъ". При несмѣняемости, такія притязанія несомнѣнно привели бы къ результатамъ чудовищнымъ. Затѣмъ, уже настоящимъ пятномъ на французскомъ низшемъ духовенствѣ предреволюціонной эпохи является тотъ фактъ, что въ самыхъ только немногихъ изъ его записокъ нѣтъ требованія объ отмѣнѣ указа о терпимости 1787 года, которымъ возвращена была протестантамъ гражданская правоспособность.
   Къ знаменитому вопросу о порядкѣ голосованія посословно или поголовно, приходское духовенство вообще отнеслось сдержанно, будучи вполнѣ увѣрено, что въ представительствѣ духовенства не можетъ образоваться большинства двухъ третей голосовъ, враждебнаго постановленіямъ третьяго сословія.
   До итогамъ выборовъ 1789 года, депутатами оказались: 42 прелата, 52 аббата и каноника, 7 монаховъ и 20 приходскихъ священниковъ.

-----

   И вотъ насталъ, наконецъ, понедѣльникъ, 4-е мая 1789 г., послѣдняя страница прежняго порядка вещей. Вдали отъ суеты Парижа, клубовъ, газетъ, рѣзей, оборванной толпы съ ея взрывами испуга и ярости, за мягкими переливами холмовъ и зеленью парковъ, среди красивой обстановки Версали, избранники Франціи, процессіонально идутъ въ церковь Богоматери; несметныя массы людей смотрятъ на нихъ изъ оконъ, съ крышъ, съ деревьевъ, съ рѣшетокъ и фонарныхъ столбовъ. Въ изложеніи Карлейля, все это живетъ въ колеблющейся дымкѣ весенняго воздуха, и въ читателѣ отражается то чувство страстно желаннаго и наставшаго, наконецъ, дня. Ему слышны всѣ ослабленные разстояніемъ звуки, привѣтственные крики, которыми встрѣчаютъ популярныхъ людей; слышны самые шаги этой торжественной процессіи; видны лица, видны думы этихъ людей. Онъ видитъ и участь тѣхъ, которымъ, невидимо для окружающихъ и ихъ самихъ, суждено выдвинуться изъ толпы, прославиться или покрыть себя позоромъ, страшно погибнуть... Ему видно, что подъ всѣмъ этимъ миражемъ обветшалыхъ обрядностей, примиренія и надежды, уже бушуютъ стихійныя силы.
   По замѣчанію того же историка, приходскіе священники, шедшіе въ этой процессіи, были въ сущности наряженными въ рясы представителями третьяго сословія. Ихъ, однако же, не считали еще безнадежно отбившимися отъ рукъ и употребили всѣ средства удержать ихъ на стезѣ безгласнаго повиновенія архипастырямъ. Король принялъ ихъ вмѣстѣ съ прелатами ранѣе другихъ сословій, и притомъ у себя въ кабинетѣ, тогда какъ пріемъ дворянства и третьяго сословія совершился въ залахъ, не имѣвшихъ интимнаго характера. Придворные щеголяли предупредительностью и вниманіемъ; королева расточала имъ милостивыя улыбки; прелаты сажали ихъ обѣдать за собственный свой столъ, катали ихъ въ своихъ роскошныхъ экипажахъ, прельщали обѣщаніями, а кого было можно запугивали. Всѣ эти условія не привели, въ сущности, ни къ чему; но первое время казалось, что смиренныя рясы подаются, сопротивляются не дружно, не произносятъ рѣшительныхъ словъ. Когда, съ перваго же дня засѣданій, дѣло затормозилось по вопросу о повѣркѣ полномочій посословно или въ общемъ собраніи, они только помѣшали собранію духовенства объявить себя состоявшимся, и потомъ охотно участвовали въ разныхъ попыткахъ соглашенія и посредничества, обмѣниваясь съ депутатами третьяго сословія благожелательными рѣчами. Въ этихъ проволочкахъ прошло шесть недѣль. Генеральные штаты оставались бездѣйствующими, не открытыми, неспособными даже вскрывать корреспонденцію. Понятно раздраженіе двора и негодованіе народа. Машина, долженствовавшая прекратить финансовыя затрудненія и возвратить Франціи платежную способность, машина, собраніе которой стоило такой борьбы съ самолюбіемъ, вдругъ отказывалась дѣйствовать и только возбуждала новыя зловѣщія затрудненія. Съ другой стороны, населеніе Парижа и всей Франціи такъ было увѣрено, что эта самая машина въ короткое время прекратитъ народную бѣду, положитъ конецъ неправдѣ, водворитъ довольство и справедливость -- и вдругъ этой машинѣ мѣшаютъ дѣйствовать! Раздраженіе обѣихъ сторонъ росло: обѣ постепенно приходили въ настроеніе, которое должно было привести къ взрыву. При дворѣ царили сумятица, паника, полное непониманіе того, что уже совершилось и подготовлялось; дикіе планы, тѣ роковыя рѣшимости, въ которыхъ, на всѣхъ ступеняхъ іерархіи, такую роль играли женскія рѣчи и взгляды. Въ Версаль навезли пушекъ; стягивали туда иностранные полки, понимавшіе по-французски только командныя слова. Игра становилась серьёзной, и съ каждымъ днемъ все опаснѣе для тѣхъ, кто рѣшался принять въ ней открытое участіе. Но именно тогда, изъ рядовъ приходскаго духовенства выступили такіе люди и ихъ примѣръ оказался заразительнымъ. Образовалось большинство народныхъ представителей; національное собраніе -- а уже не генеральные штаты -- объявило себя состоявшимся и стало дѣйствовать. Излишне напоминать эпизоды борьбы, которая привела къ взятію Бастиліи. Для нашей цѣли достаточно сказать, что по мѣрѣ того, какъ голоса народныхъ трибуновъ крѣпли, въ ихъ рядахъ съумѣли занять почетное мѣсто и представители приходскаго духовенства. Сіейесу, Грегуару и нѣкоторымъ другимъ принадлежатъ слова, имѣвшія рѣшающее вліяніе на важныя постановленія національнаго собранія. 14-го іюля, священникъ спасъ городъ отъ страшнаго взрыва, взявъ на себя раздачу пороха народу. Другой священникъ, аббатъ Фоше, три раза подъ выстрѣлами пытался проникнуть въ крѣпость, въ качествѣ парламентера, и потомъ подвергался еще большей опасности, защищая побѣжденныхъ отъ народной ярости. Въ ночь 4-го августа, прелаты пытались отстоять нѣкоторыя привилегіи и неприкосновенность церковныхъ имуществъ; но Грегуаръ провелъ отмѣну аннатъ и всѣхъ платежей Риму; а приходскіе священники поголовно отказались отъ десятины и отъ взиманія за требы. Ни происки прелатовъ, ни ультрамонтанскія угрозы не могли заставить ихъ взять назадъ слово, произнесенное въ порывѣ энтузіазма. Они всей массой оставались вѣрны народному дѣлу и послѣ того, какъ церковныя имущества были отобраны въ казну и пущены въ продажу, до введенія гражданскаго уложенія, когда коварная политика Рима въ вопросѣ о гражданской присягѣ бросила въ ряды реакціи нѣкоторыхъ изъ числа тѣхъ священниковъ, которые всего больше способствовали осуществленію національнаго собранія и крушенію прежняго порядка вещей.
   Учредительное собраніе не воспользовалось мыслью о созваніи національнаго собора, высказанной во многихъ запискахъ 1789 г. Оно само присвоило себѣ значеніе собора, и это было ошибкой, которая внесла наибольшую смуту въ дѣло обновленія государства. Между тѣмъ, созваніе собора не представляло никакой опасности: приходскіе священники составили бы въ немъ огромное большинство, и, безъ сомнѣнія, основали бы церковь галликанскаго, частью янсенисткаго, частью философскаго характера, которая бы не вторгалась въ область гражданскаго и политическаго развитія націи. И еслибы даже этотъ соборъ, который не могъ не расторгнуть конкордатъ 1516 года, пришелъ бы къ заключенію о необходимости новаго соглашенія съ Римомъ, развѣ этотъ договоръ между Людовикомъ XVI, конституціоннымъ королемъ, вѣрнымъ присягѣ, и Піемъ VI, доведеннымъ до отчаянія, не былъ бы лучше сдѣлки 1801 года, между Піемъ VII и Бонапартомъ, который искалъ въ церкви оплота своей диктатурѣ.
   Но въ конкордатѣ съ Римомъ не было никакой надобности: конституціонный католицизмъ былъ принятъ массами настолько хорошо, что въ самый день паденія жирондистовъ и начала террора, 31-го мая 1793 года, процессія конституціоннаго духовенства по случаю праздника Тѣла Господня еще обходила центральный парижскій рынокъ, и народъ благоговѣйно преклонялъ передъ ней колѣни. Послѣ грозы, католицизмъ возстановился самъ собою, и, по свидѣтельству Грегуара, въ 1797 году, богослуженіе отправлялось уже въ 32,214 приходахъ. Бонапартъ пошелъ на сдѣлку съ папой по чисто политическимъ соображеніямъ, вопреки мнѣнію государственныхъ учрежденій, совѣтовъ своихъ приближенныхъ и наперекоръ народному чувству, вполнѣ довольному той свободой исповѣданій, которой Франція тогда пользовалась. Недобросовѣстность Рима въ вопросѣ о присягѣ всего нагляднѣе выступаетъ при сравненіи текста присяги 1790 году, которую онъ отвергъ, съ присягой 1801 г., которую онъ принялъ. По гражданскому уложенію, епископъ обязывался, при посвященіи въ санъ въ соборномъ храмѣ, принести въ присутствіи городскихъ властей, народа и духовенства, "общую и торжественную присягу: блюсти вѣрующихъ ввѣренной ему епархіи, оставаться вѣрнымъ націи, закону и королю, и поддерживать всей своей властью конституцію, установленную національнымъ собраніемъ и принятую королемъ" {Въ подлинникѣ ....serment général et solennel de veiller sur les fidèles du diocèse qui lui était confié, d'être fidèle à la nation, à la loi et au Roi, et de maintenir de tout son pouvoir la constitution décrétée par l'Assemblée nationale et acceptée par le Roi.
   А вотъ и текстъ присяги 1801 г.: Je jure et promets à Dieu, sur les saints évangiles, de garder obéissance et fidélité au gouvernement établi par la Constitution de la République. Je promets aussi de n'avoir aucune intelligence, de n'assister à aucun conseil, de n'entretenir aucune ligue, soit au dedans, soit au dehors, qui soit contraire à la tranquillité publique; et si dans mon diocèse ou ailleurs, j'apprends qu'il se trame quelque chose au préjudice de l'Etat, je le ferai savoir au gouvernement.}.
   Очевидно, что это была присяга чисто гражданская и что самая щекотливая совѣсть могла бы быть смущена ею только въ томъ случаѣ, еслибы король измѣнилъ закону и папа разрѣшилъ его въ этой измѣнѣ. Къ вопросамъ вѣры эта присяга не имѣла ни самомалѣйшаго отношенія. Напротивъ, по тексту присяги 1801 г., религіозный конфликтъ былъ вполнѣ возможенъ: "Клянусь и обѣщаю Богу, передъ святыми евангеліями, повиноваться и пребывать вѣрнымъ правительству, установленному конституціей республики. Обѣщаю также, не имѣть никакихъ сношеній, не участвовать ни въ какихъ совѣщаніяхъ, не поддерживать никакихъ союзовъ, противныхъ спокойствію общественному, ни внутри государства, ни за его предѣлами; и ежели до свѣдѣнія моего дойдетъ, что въ моей епархіи, или гдѣ бы ни было, замышляется что либо къ невыгодѣ государства, то я дамъ объ этомъ знать правительству".
   Однако-жъ эту присягу Римъ принялъ, а первую отвергъ, что и привело къ религіозной враждѣ въ каждомъ приходѣ и каждомъ семействѣ; къ возстанію Вандеи и призыву нашествія; а потомъ и къ террору, раззоренію церквей и гибели столькихъ вѣрныхъ служителей алтаря, которыхъ мученичество обновило одряхлѣвшій католицизмъ. Но дѣло въ томъ, что составители присяги 1790 были мечтатели, передъ которыми носился идеалъ Савойскаго викарія, и Римъ съ ними не могъ мириться; а Наполеонъ былъ сама реакція, приниженіе, мракъ, стремленіе сдѣлать религію огромнаго большинства французовъ орудіемъ абсолютизма. Потому Римъ и пошелъ съ нимъ на сдѣлку; вслѣдствіе чего получилъ возможность совершить столько зла и такъ надолго задержать развитіе Франціи. Только теперь, въ эти послѣдніе годы, побѣдное шествіе его пріостановлено и, позволительно надѣяться, пріостановлено прочнымъ образомъ. Вѣрное традиціямъ великой эпохи, французское правительство не помышляетъ о стѣсненіи совѣсти гражданъ; и оно настолько сильно ихъ согласіемъ и патріотизмомъ, что можетъ не трудиться надъ разрѣшеніемъ задачи: согласить maximum безправія и ничтожества приходскаго духовенства съ maximum'омъ обузданія черезъ его посредство. Правительство не нуждается въ его услугахъ и вполнѣ безкорыстно старается обезпечить ему свободу проповѣди, оградить его отъ насилія и безчестія. Оно вступило на единственно плодотворный путь широкаго распространенія просвѣщенія и науки, который, черезъ немногіе годы, позволитъ ему отвергнуть предосторожности Наполеоновскаго конкордата.

П. В.

"Отечественныя Записки", No 9, 1883

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru