Обручев Владимир Александрович
Прикащичья выучка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ПРИКАЩИЧЬЯ ВЫУЧКА.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Домъ и отъѣздъ изъ дому.

   Всего ближе было бы, пожалуй, повести рѣчь съ того, какъ мы разсорились. Но я этого настоящимъ образомъ не знаю. Ни самому не пришлось видѣть, какъ мы изъ богатыхъ сдѣлались бѣдными, и не разсказывалъ мнѣ объ этомъ никто. Засталъ я еще то время, когда весь нашъ домъ считался занятымъ нами, хотя мы жили только въ трехъ-четырехъ комнатахъ нижняго этажа. Наверху полы были выкрашены узоромъ, зеркала были, парадная мебель; на окнахъ драпировки съ большими кистями. Всей этой роскошью мы мало воспользовались. Домъ достроился какъ-разъ къ тому времени, когда дѣла быстро пошли подъ гору. Новоселье въ парадныхъ комнатахъ справлялось не веселое. Вскорѣ потомъ ихъ заперли; и только изрѣдка протапливали, для сохраненія мебели и обоевъ. Домъ былъ деревянный, но крытъ желѣзомъ и обшитъ тесомъ. Не знаю, какъ лѣсъ называется, который въ Сибири идетъ на постройки -- красная сосна, что ли -- но онъ очень красивъ, долго не ветшаетъ, а только темнѣетъ искрасна-бурымъ оттѣнкомъ. Вокругъ двора шли амбары, даже два было каменныхъ; но всѣ они большею частью стояли пустые, хотя и подъ замками. Изъ каретнаго сарая выкатывали только старыя, желтыя сани съ высокой спинкой, да плачевные, расхлябанные дрожки. Вскорѣ весь верхній этажъ, часть нижняго и оба каменные амбара отдали подъ телеграфное управленіе. Поставили противъ дома высокій столбъ съ крючками и фарфоровыми стаканчиками; прибили по карнизу голубую вывѣску съ золотыми буквами; и пошло безпрестанное шмыганье постороннихъ людей съ телеграммами, и гостей въ верхній этажъ, въ квартиры двухъ начальствующихъ лицъ. Плата за это помѣщеніе составляла самую вѣрную часть нашего дохода. Но, разумѣется, отдача дома въ чужія руки чувствовалась, какъ обида.
   Отецъ до конца платилъ гильдію; но настоящее торговое дѣло оставилъ. Нетолько конторы, но и книгъ никакихъ не было. На листкѣ что нужно запишетъ. Промышлялъ помаленьку, чѣмъ случится: хлѣбомъ, овсомъ; скота отощалаго нѣсколько штукъ купитъ, дастъ поправиться, и перепродастъ. Изъ пушнины кое-что по мелочамъ сбиралъ, ежели что дешево попадалось. И всего болѣе эти дѣла велись съ давними пріятелями изъ подгороднихъ крестьянъ и якутовъ. Бесѣдовали когда въ кухнѣ, а когда и въ кабинетѣ. "Садись-ка, братъ, да хвастай". И ежели хвасталъ человѣкъ бойко, значитъ о чемъ-нибудь постороннемъ, а ежели объ дѣлѣ, такъ слова выходили короткія, а молчанія долгія. Отца прозвали калмыкомъ; въ самомъ же дѣлѣ, ни одной черты калмыцкой не было. Напримѣръ, носъ большой и голова европейской формы; волосъ прямой, черный, какъ смоль, и даже въ семьдесятъ лѣтъ никакой сѣдины. Борода и усы рѣдкіе, которые онъ брилъ. Это ужь у всѣхъ въ нашихъ мѣстахъ. Ежели въ Восточной Сибири встрѣтишь окладистую кудреватую бороду, значитъ пришлый человѣкъ, издалека. Когда я сталъ подростать, отецъ ужь былъ какой-то приниженный, пришибленный. Почти всегда молчалъ. Начнетъ говорить, нѣсколько словъ скажетъ, запнется и замолчитъ. Въ купечествѣ разсказы про его вспыльчивость сохранились; но тогда и слѣдовъ не было примѣтно. Старъ ужь онъ былъ; глубокія морщины и что-то какъ бы старушечье или скопческое въ лицѣ. Глаза слезились. Ходилъ всегда въ черномъ, засаленномъ сюртукѣ; только къ заутрени на Пасху надѣвалъ платье получше, бѣлый гастухъ съ большимъ бантомъ и золотую медаль на красной лентѣ.
   Всѣмъ хозяйствомъ въ домѣ, а въ сущности и плохонькими нашими дѣлами, заправляла сестра; женщина уже не молодая -- лѣтъ на двадцать или пятнадцать старше меня -- тоже смуглая, черноволосая, только глаза на выкатѣ, и волоса взбивала, и причесывалась со щегольствомъ. Была она замужемъ за инспекторомъ нашей гимназіи, но черезъ нѣсколько мѣсяцевъ овдовѣла и возвратилась въ домъ. Безъ нея мы вовсе бы погибли. Интересно было на нее смотрѣть, когда у насъ бывали гости, какъ она старалась, чтобы все было хорошо, какъ прежде. Глаза такъ и бѣгаютъ; за всѣмъ слѣдитъ, вмѣшивается во всякій разговоръ, каждому найдетъ сказать что-нибудь пріятное, веселое. Два-три раза въ годъ непремѣнно парадныя собранія бывали; и, между прочимъ, пасхальный столъ накрывался отличный. Вообще, угощеніе было всегда превкусное, а о пирогахъ и теперь вспомнить не могу равнодушно. Немногихъ личныхъ пріятельницъ и старушекъ сестра принимала попроще, у себя въ комнатѣ. Меня она держала очень строго, и въ гости не пускала рѣшительно никуда. "Нечего, говорить, въ оборванномъ сюртучишкѣ показываться и насмѣшки слушать. Пора бы, кажется, и стыдъ поднимать".
   Изъ гимназіи меня взяли на семнадцатомъ году изъ четвертаго класса. Всего вѣрнѣе, что и при средствахъ платить за выучку, я бы не доучился. У насъ въ Сибири, купеческіе сынки и сыновья мѣщанъ состоятельныхъ рѣдко кончаютъ курсъ. Денежному пареньку ученіе противно; хочется поскорѣй бросить и начать пользоваться удовольствіями. Да и родителямъ неловко долго держать мальчика въ школѣ. Отобьется отъ дѣла, потеряетъ сметку, никуда не будетъ годенъ. Ежели семейство настоящее, коммерческое, ему и подумать зазорно сына въ чиновники пустить. А какъ начальство у насъ проѣзжее, отпѣтое, изъ-за подъемныхъ, да прогоновъ налетающее для одного грабительства, такъ и изъ чиновничьихъ дѣтей самыя только немногія успѣвали полный курсъ пройти. Нѣкоторые мечтаютъ объ сибирскомъ университетѣ. Но ежели судить попрежнему, не много бы въ немъ студентовъ оказалось -- развѣ изъ семинаристовъ, которымъ запрещено. Когда меня изъ гимназіи взяли, тоска въ домѣ отъ бездѣлья началась смертная. Только и свѣту видѣлъ, когда пошлютъ въ ближайшія деревни съ какимъ-нибудь порученіемъ: поразспросить о чемъ-нибудь, деньги получить или заплатить, покупку немудренную сдѣлать. Въ экстренныхъ случаяхъ давали свою лошадь; но большею частью направляли съ попутными крестьянами. Случалось заглядывать въ деревни верстъ за сто и больше, и быть въ отлучкѣ по нѣскольку дней.
   Такимъ образомъ, билъ я баклуши года полтора; и, наконецъ, рѣшили отправить меня въ --скъ, служить у кого-нибудь изъ тамошнихъ богачей. Перешили на меня отцовскій сюртукъ, отличнаго сукна, но очень ужь старомодный; подарили тоже отцовскую довольно хорошую шубу на ильковыхъ лапкахъ съ бобровымъ воротникомъ и лацканами; часы отцовскіе золотые, старенькіе, съ шейной цѣпочкой; и снабдили письмомъ и домашними гостинцами для тетушки Марьи Васильевны, у которой назначено было остановиться. Я понималъ, и даже довольно живо чувствовалъ, что для меня обидно идти служить въ чужіе люди, а все-таки собирался въ путь и уѣхалъ изъ дому съ радостью. Очень ужь скучалъ и слишкомъ меня пилили. Послѣдніе дни сестра меня поѣдомъ ѣла наставленіями, чтобы я не баловался, сторонился дурной компаніи, не кутилъ, не игралъ въ карты, держалъ себя такъ, чтобы меня уважали. Я злился, что она меня считаетъ способнымъ на все самое скверное; но все-таки въ душѣ рѣшился стараться. Прощаніе было тяжелое.
   Послѣднія слова отца были: все хорошо будетъ! Пожалуй, и вышло хорошо, но только совсѣмъ не въ томъ смыслѣ, какъ отецъ думалъ, или какъ а въ то время слова его понималъ.
   

Ленскій край.

   Выше я признался, что не знаю, какимъ именно образомъ насъ постигло раззореніе. За то года черезъ два или черезъ три, когда я присмотрѣлся къ дѣламъ большой торговой конторы и понаслушался разныхъ разговоровъ, я очень хорошо попалъ, почему мы всѣ, торгующіе на Ленѣ и въ Якутскѣ, должны раззоряться; почему весь край нашъ обреченъ на погибель. Во-первыхъ, ужь по природѣ тутъ людямъ можно существовать въ достаткѣ не иначе, какъ чтобы жизнь была самая простая: въ верху подъ Верхоленскомъ и Киренскомъ около хлѣба; а ниже, по лугамъ, преимущественно около скотины, которой прежде у якутовъ было довольно много. Лѣсъ, рыба, все это годится только для себя: сбыту быть не можетъ. Затѣмъ пушнина. Разговору объ ней много и суеты, потому что звѣрь по лѣсу рыщетъ, и далеко за нимъ надо ходить. А ежели всю годовую добычу собрать, такъ одинъ обозъ выйдетъ, да и не черезчуръ длинный, и соболи всѣ на первый возъ укладутся. Ежели сосчитать, сколько весь этотъ товаръ стоитъ, даже по хорошимъ цѣнамъ, да разложить по числу головъ населенія, которое пушниной промышляетъ, чистые пустяки причтутся, гроши. А на самомъ-то дѣлѣ развѣ правильно разверстываютъ? Про мамонтовую кость, которая снизу вывозится, и говорить не стоитъ. Ничего она для края не составляетъ.
   А при такомъ убожествѣ, сколько пришлаго населенія приходится кормить. И какого населенія? самаго злодѣйскаго, которое нетолько грабитъ, но и прямо мѣшаетъ работать; отбиваетъ отъ работы. Во-первыхъ, чиновничество. Теперь довольно извѣстно, каковы тамошніе чиновники, какіе доходы каждый по чину и мѣсту извлекаетъ, и какія дѣла сходятъ имъ съ рукъ. Кто къ золотопромышленности отношеніе имѣетъ, прямо на жалованьи состоитъ. Всѣ эти горные исправники, жандармскіе полковники и прочая тля помельче, получаетъ по числу рабочихъ положенное: полтину, рубль, два. (Жандармскій полковникъ два рубля). Одному -- не знаю, за какія заслуги, платили 4 р. И натурой всякія услуги и подачки, по мѣрѣ силъ и воображенія. У иного во всемъ домѣ ни одной вещи нѣтъ, ни одной тряпки на женѣ и дѣтяхъ съ кого-нибудь не содранной. За то ужь кто заплатилъ, что хочешь твори, все останется шито и крыто. Одному господину золотопромышленникъ, онъ и частный торговецъ, послалъ два мѣста чаю. Выходитъ и говоритъ: "Кланяйтесь, скажите, что мнѣ чаю не нужно (однакожъ, не возвратилъ), а не выпишетъ ли онъ мнѣ изъ Москвы шубу ильковую". И выписали. Я этотъ примѣръ потому привожу, что эти два мѣста чаю я своимъ перомъ изъ фактуры вычеркивалъ; и когда шуба пришла, своими руками ее перекупорилъ.
   Послѣ чиновничества долженъ край кормить пришлое кабацкое населеніе, со всѣмъ его безпутствомъ и мерзостями. Часть кабацкаго сбора, конечно, идетъ тѣмъ же чиновникамъ, и за то же сокрытіе всѣхъ гадостей. Хлѣбъ на базарѣ до бѣшенныхъ цѣнъ доходитъ; а --скій исправникъ силкомъ заворачиваетъ мужицкіе воза и гонитъ на винокуренные заводы, гдѣ обвѣсъ по малой мѣрѣ на четвертую часть, и за остальное платили вдвое и втрое дешевле базарной цѣны. А ранѣе того, подобнымъ же образомъ отнимали хлѣбъ для отправки на Амуръ, куда онъ, разумѣется, не дошелъ; и загнанные туда люди все-таки гибли и поѣдали другъ друга, а начальникъ, отстаивая достоинство власти, кричалъ: "Камни ѣшьте!" Ну, и начали крестьяне бросать землю, уменьшать запашку. Не отъ неурожаевъ сталъ хлѣбъ такъ дорогъ въ нашихъ мѣстахъ, а именно отъ уменьшенія запашки, и отъ того, что, при помощи кабаковъ, все больше и больше рукъ на пріиски уходитъ.
   Вотъ это третья язва нашего края, горшая изъ всѣхъ. Каждая крупица золота, вывозимая съ Лены и Витима, выражаетъ крупную долю обнищанія, огрубѣнія, разврата, тяжкихъ болѣзней, смертности. Доля эта такъ велика, что еслибы Витимскіе пріиски работались силами одного мѣстнаго населенія, давно бы ни души живой, въ краѣ неосталось; и зимнія вьюги прахомъ бы разметали и снѣгомъ занесли опустѣлыя деревушки. Да и гдѣ имъ однимъ работать! Малосильные они, испитые, сѣрые, землистые, вовсе ужь близкіе къ землѣ. Нуженъ народъ поцвѣтнѣе, поядренѣе, пожалуй, и потолковѣе. И для привлеченія такихъ рабочихъ силъ пріисковымъ вербовщикамъ приходится все шире и дальше раскидывать сѣти и распространять заразу.
   И вотъ среди такого-то раззоренія мы, купечество ленское, якутское и пріѣзжее, орудуемъ и прибавляемъ къ сплошной бѣдѣ свои торговые грѣхи. Такъ эти грѣхи велики, что и сожалѣть объ нашей погибели какъ будто неловко. Только развѣ что вѣдь и мы жертвы, тоже безъ вины гибнемъ, вмѣстѣ съ црочими. На всей Ленѣ нѣтъ ни одного человѣка, который бы достатокъ свой отъ отца унаслѣдовалъ, или нажитое съ молоду до старости сохранилъ. Мы въ два-три года разживаемся. А черезъ малое время смотришь -- и нѣту насъ. Грабятъ, да разгораются ужь другіе. Гдѣ постоянно живемъ, тамъ, разумѣется, кулачествуемъ, кабаки заводимъ, держимъ народъ въ кабалѣ. Все отпускаемъ въ долгъ, за все платимъ товаромъ. Съ мѣстъ поднимемся, прямо какъ на разбойничій промыселъ выѣзжаемъ. Начать съ покупки товаровъ. Говорятъ, московское купечество для Сибири особый товаръ заготовляетъ да подбираетъ, да особенныя цѣны строитъ, потому что вся сибирская торговля русскими и въ особенности бумажными товарами на долгосрочномъ кредитѣ основана, и въ платежахъ большая бываетъ неустойка. А мы тоже свою линію ведемъ, какіе угодно векселя подписываемъ. Знаемъ, что черезъ 12 мѣсяцевъ перепишутъ. Не захотятъ переписать, ни причемъ останутся.
   Сплавляемъ мы наши товары въ такъ называемыхъ паузкахъ и павозкахъ. Эти суденышки -- фасонъ въ родѣ утюга -- бросаются въ Якутскѣ, и потому сколачиваются на живую нитку. Между тѣмъ, Лена рѣка быстрая, могучая; въ непогоду страшная. Трудно наверстать убытокъ отъ большой подмочки; а тѣмъ болѣе, ежели павозокъ вовсе прижметъ къ берегу и затопить. Съ нами вмѣстѣ всегда гонятъ павозки --скіе купцы. Товаръ стоитъ имъ гораздо дешевле, а на пристаняхъ мы продаемъ по одной цѣнѣ. На что мы надѣемся? Конечно, на то, что большая часть нашихъ товаровъ сложится въ наши лавки, откуда и пойдетъ, какъ только павозки отвалятъ, продажа въ розницу крестьянамъ, инородцамъ, да пріисковому народу. Затѣмъ, продажа продажей, кабакъ кабакомъ, а не обходятся наши дѣла и безъ покупки краденаго золота. У иного и клочокъ фальшивыхъ ассигнацій проскочитъ. Вотъ какъ умѣючи купишь, да. благополучно провезешь, да продашь безъ приключеній, смотришь, и разбогатѣлъ человѣкъ. А разбогатѣлъ, такъ ему съ поличнымъ попадаться ужь не охота; приходится черную-то работу препоручить другому. А другой, разумѣется, сейчасъ же начинаетъ орудовать въ свою пользу. Мудрено съ человѣка взыскивать, ежели самъ его разнымъ мошенничествамъ обучалъ, и стало быть, по одному его слову въ каторгу угодить можешь. И выходитъ такъ: разбогатѣть-разбогатѣлъ, да тутъ же сряду и разорился. И противъ искушенія искать золота мы, разумѣется, устоять не можемъ. А на этомъ дѣлѣ изо ста богатѣетъ одинъ, а прочіе, кто скоро не отсталъ, раззоряются. Наконецъ, ко всему этому, кутежи, игра и пьянство. Посмотришь на наше возвращеніе изъ Якутска! Дѣла прикончены; плывемъ три недѣли на дрянномъ пароходишкѣ, который весь загруженъ пушниной. Вонь отвратительная. Никто не моется и бѣлья не мѣняетъ. Сплошная ругань, кабакъ, картежъ. Все тутъ считается дозволеннымъ. Тарелки и бутылки объ головы бьются.
   Ко всѣмъ этимъ постыднымъ причинамъ раззоренія нужно еще одну прибавить, непостыдную. Это, ежели человѣкъ возмечтаетъ взяться за какое нибудь промышленное предпріятіе, самый хоть немудрый заводикъ, кирпичный что ли, или стеклянный, или просто домъ захочетъ выстроить пообширнѣе. Какъ за что подобное взялся, такъ и пошелъ къ раззоренію. Въ нашихъ мѣстахъ, да и во всей восточной Сибири, выработался около казенныхъ заводовъ типъ рабочаго, съ которымъ связаться -- вѣрная погибель. Станешь прежде дѣла съ нимъ говорить -- нѣтъ подходящѣе человѣка. Все-то онъ знаетъ, все понимаетъ; каждое затрудненіе самъ заранѣе укажетъ, и какъ его обойти. И насчетъ чувствъ все въ лучшемъ видѣ. А къ дѣлу приставилъ -- ничего не умѣетъ сдѣлать: одна наглость, прогулы, и въ результатѣ ни одной вещи годной. Желѣза пудъ могъ бы стоить одинъ рубль и дешевле, а мы изъ Екатеринбурга должны выписывать и платить провозу три рубля. Вещи помельче, желѣзныя, мѣдныя изъ Москвы веземъ -- 4, 6 рублей провоза. Изъ вещей, которыя служатъ, а не бросаются сейчасъ же по негодности, сибирскіе казенные заводы выдѣлываютъ въ годъ десятокъ другой утюговъ и щипцовъ завивальныхъ для женъ управляющихъ и исправниковъ; да рѣшетки къ памятникамъ начальниковъ или къ балконамъ генералъ-губернаторскихъ домовъ. Великія тысячи каждый такой управительшинъ утюгъ стоитъ...
   Великъ нашъ край; по Ленѣ тысячи верстъ и въ стороны сколько! Но весь онъ сплошь погибаетъ.
   

Тетушка и поступленіе въ контору.

   Марья Васильевна приходилась мнѣ родной теткой по матери. Мы долго не хотѣли ее знать, за то, что во времена нашей славы, она до замужества осрамилась прижитіемъ ребенка, который, впрочемъ, пожилъ недолго. Скандалъ вышелъ тѣмъ обиднѣе, что тетушка слыла красавицей; однакожъ, ее выдали, съ кое-какимъ приданымъ, за чиновника, въ отъѣздъ, въ городишко подальше. Но она скоро овдовѣла и перебралась съ своими пожитками въ --скъ, гдѣ и купила въ отдаленной части города домикъ съ флигелькомъ. Въ этомъ домикѣ мнѣ и суждено было найти пристанище. Тетушка была высокая, худая женщина, лѣтъ пятидесяти, черноволосая и чахоточная. Когда мнѣ случилось увидать ее безъ кофты, я удивился, какъ у нея одинъ бокъ вдавленъ. Бѣдная тетушка! Плетется бывало изъ церкви, или съ базара, съ узелками, или туязками въ рукахъ, держится прямо; а лицо блѣдное; глаза большіе, несчастные. Она, впрочемъ, не любила упоминать о своей болѣзни, ни вообще жаловаться. Шутливаго разговора тоже не было, а какое-то молчаливое, грустное настроеніе. Всю работу по дому, со стряпней, топкой печей и мытьемъ половъ, исполняла сама. Только передъ праздниками, или когда нездоровилось, приглашалась глухая нищая старуха, Петровна. Для огорода, весной и осенью, тетушка приводила изъ монастыря, гдѣ жила ея знакомая старушка, здоровенную работницу, которая копала гряды не хуже мужика. Тетушка была мастерица вышивать. Отъ прежнихъ временъ она сохранила три картины въ рамкахъ, подъ стекломъ, вышитыя по хорошимъ узорамъ. И теперь она вышивала туфли для чиновниковъ, или поповскіе пояса и нарукавники; но охотнѣе брала шитье рубахъ, портовъ и даже мѣшковъ на пріиски. Главную статью дохода составляла плата за наемъ флигелька и одной комнаты въ домѣ, всего до двадцати рублей въ мѣсяцъ. Денегъ у тетушки не было; но оставались еще кое-какія вещи. Въ самые большіе праздники и въ день ангела, она надѣвала брильянтовыя серьги, доставала серебряные ножи и вилки и готовила обѣдъ изъ четырехъ блюдъ. Одинъ изъ своихъ салоповъ она называла чернобурымъ, хотя онъ совсѣмъ порыжѣлъ; но дѣйствительно былъ легкій и теплый; такъ что, при ея слабости, понятно, что она его любила. Расположеніе дома было такое: изъ сѣней и прихожей двери въ гостиную съ перегородкой и въ небольшую проходную комнату, гдѣ тетушка спала на своихъ сундукахъ; кухня съ русской печью; другія сѣни съ чуланомъ и черный ходъ. Все очень маленькое: окна четвертей въ пять, или въ крайности полтора аршина. Гостиная отдавалась въ наемъ, но когда я пріѣхалъ, квартиранта не было, такъ что мѣсто для меня нашлось безъ затрудненія. Впослѣдствіи я, разумѣется, сталъ отдавать тетушкѣ большую часть жалованья и денежнаго убытка ей не было.
   Явился я безъ предупрежденія. Сестра очень хорошо понимала, что я рисковалъ быть безъ церемоніи выпровоженнымъ на всѣ четыре стороны; но все-таки сочла болѣе политичнымъ, не писать, и предоставить мнѣ, при поднесеніи гостинцевъ, объясняться, извиняться и просить на словахъ. Не знаю, правильно или нѣтъ она разсудила, но вышло очень удачно. Тетушка мнѣ обрадовалась и полюбила меня. И я ее искреннѣйше люблю и уважаю. Она меня помѣстила за перегородку, и тотчасъ же воспользовалась возможностью перенести въ гостиную къ свѣту, свои пяльцы и кое-какую мебель, отъ которой проходу не было въ ея комнаткѣ.
   Поговорили о разныхъ домашнихъ вещахъ -- неоднократно и всплакнула тетушка -- а потомъ начались безъ конца разговоры, какъ меня пристроить. Пошли хлопоты, справки и разспросы черезъ разныхъ смиренныхъ старушекъ, попросту салопницъ. Самоваровъ было по этому поводу поставленно нескончаемое количество, тѣмъ болѣе, что дѣло случилось постомъ. И, по бывшимъ связямъ и сношеніямъ, все больше къ тому направляли, чтобы поступить мнѣ въ золотопромышленную контору. Я ни о чемъ въ то время понятія не имѣлъ, и мнѣ самому этого же хотѣлось. Но, къ великому моему счастію, отвѣтъ съ этой стороны получился неблагопріятный, и миновала меня эта доля, которую теперь почитаю горькой и презрѣнной. Въ золотопромышленной конторѣ не бываетъ никакихъ перемѣнъ, нѣтъ ничего живого, и все постыдное. Все сводится къ составленію воровскихъ матеріальныхъ вѣдомостей, обсчитыванію рабочихъ и ежедневной расправѣ. При хорошей системѣ обсчитыванія и разсчетѣ товаромъ, можно удешевить производство вдвое. Для каждаго рабочаго въ отдѣльности это, говорятъ, ничего не значитъ, а для управленія составляетъ десятки и сотни тысячъ. Вслѣдствіе постояннаго упражненія въ такихъ занятіяхъ, служащіе на пріискахъ вообще смахиваютъ на приказныхъ. Войдешь въ пріисковую контору или въ полицейское управленіе, сразу не различишь. И другія прикосновенныя заведенія подобныя же: конюшни, пожарные сараи, каланчи. Такіе же и полушубки на нарядчикахъ и конюхахъ, такъ сказать, мундирные, темногрязные, лоснящіеся, ремнемъ перехваченные; и палочка въ рукахъ такая же аккуратная, гладенькая, какъ на заводѣ или въ рудникахъ. Разумѣется, и казаки также близко. Положимъ, плюгавые, изъ инородцевъ, пѣшіе, безъ пикъ, безъ револьверовъ, въ лохмотьяхъ, оставшихся отъ начальственной хозяйственности, и при одной шашкѣ. Но для внушительности и расправы и этого достаточно.
   Спасъ меня Господь отъ этой дороги: порѣшили идти мнѣ къ богатому купцу, Ильѣ Егоровичу Шарапову. Вызнано было, что слѣдуетъ явиться очень рано, часу въ седьмомъ, съ задняго крыльца. Обновилъ я свой новый сюртукъ, облекся въ парадную шубку, и вотъ, съ широкаго двора, вхожу по крылечку въ ту прихожую, которая впослѣдствіи стала мнѣ такъ знакома. Пять человѣкъ прислуги, трое мужескаго пола -- все молодежь. Старшій развѣ моихъ лѣтъ, а то мальчики. Двѣ горничныя въ затрапезѣ и въ немытомъ видѣ. У одной богатые русые волосы, надо лбомъ волна не улеглась, сзади косы на шею свѣсились. Чаепитіе и уборка посуды. Старшій слуга подходитъ и спрашиваетъ неохотно:
   -- Что угодно? Говорю:-- Купеческій сынъ такой-то, пріѣхалъ изъ --ска, на службу проситься. Пошелъ докладывать; и, разумѣется, горничныя на меня смотрятъ, переглядываются и говорятъ съ улыбочкой. Слышу голосъ довольно серьёзный говоритъ:-- Позови въ столовую.-- Пройдите, говорить, въ ту комнату. Бросаю шубу на клеенчатый диванъ, иду. Комната безъ всякой роскоши, сквозь драпировку видна другая, попараднѣе. Входитъ мужчина въ черномъ штофномъ халатѣ съ малиновой отдѣлкой, сѣденькій, плотный. Подходитъ съ любезнымъ видомъ подаетъ руку.
   -- Василія Петровича Бредихина сынъ?
   -- Да.
   -- Зачѣмъ пожаловали?
   Объяснилъ.
   -- Я съ батюшкой вашимъ въ послѣдній разъ тогда-то и тогда-то встрѣчался. Здоровъ ли? Чѣмъ до сихъ поръ занимались?
   На все это отвѣчаю. Послѣ я узналъ, что ему было обо мнѣ сказано. Вообще, онъ не очень довѣрялъ купеческимъ сынкамъ, которые были въ гимназіи; но меня рѣшилъ принять, ежели не покажусь негоденъ.
   Наконецъ, послѣ разныхъ распросовъ, говорятъ:
   -- Мѣста никакого особеннаго я вамъ предложить не могу; а такъ, чѣмъ придется, ежели угодно заняться, извольте.
   Я кланяюсь. Изъ прихожей все время слышенъ былъ разговоръ и смѣшки. Тутъ слышу женскій голосъ говоритъ:
   -- Поступилъ.
   -- Какое же вознагражденіе вы желаете получать?
   -- Какое угодно -- ну, хоть пятнадцать, десять рублей...
   -- Хорошо, я могу вамъ назначить и пятнадцать рублей (такое въ голосѣ удареніе, что это дескать, очень много). Ну, а тамъ посмотримъ. Пройдите въ контору, спросите конторщика, Ивана Григорьевича Жабрина; скажите, что я васъ принялъ на службу, и чтобы вы покуда были при конторѣ, по письменной части. А тамъ вамъ укажутъ койку, гдѣ помѣститься.
   -- У меня есть помѣщаніе, Илья Егорычъ; я здѣсь у тетки остановился.
   -- Кто такая?
   Я разсказалъ.
   -- Ну, какъ знаете. А службу можете съ сегодняшняго же дня начать. Съ Богомъ, желаю счастливо.
   Опять подалъ руку и пошелъ. Выхожу въ радости, шубу надѣлъ и поклонился всѣмъ вообще. Всѣ головой кивнули, а дѣвушка съ косами проговорила, не глядя и перебирая пальцами по сѣлу:-- мое вамъ почтеніе.
   Идти въ контору отъ задняго крыльца дома приходилось черезъ весь дворъ. Изъ прихожей въ обѣ двери видно много народу; разговоръ идетъ громкій. Сидитъ у печки старикъ сторожъ, въ родѣ нищаго. Спрашиваю, можно ли увидать конторщика Ивана Григорьича.-- А вонъ, и ткнулъ въ дверь.-- А шубу куда повѣсить?-- На кровать положьте. Въ комнатѣ, гдѣ стояли кровати, иные еще одѣвались, въ халатахъ были, чай пили. Наконецъ, розыскалъ конторщика и объяснилъ о своемъ поступленіи. Тотъ принялъ какъ будто любезно, а между тѣмъ, шпильку подпустилъ насчетъ того, какъ непріятно, должно быть, идти на службу, когда прежде, можетъ быть, разсчитывалъ собственную контору имѣть. Другіе прикащики подходятъ, этотъ разговоръ слушаютъ. Наконецъ, предложили мнѣ чаю. Передвинули столъ, чтобы очистить для меня мѣсто, и потомъ сталъ я что-то переписывать, не помню что: въ какомъ-то туманѣ былъ. На третій день возвратился изъ --ской ярмарки самый старшій приказчикъ, Терентій Алексѣичъ Богатовъ, съ двумя подручными. Ярмарка вышла удачная. Вообще, онъ былъ человѣкъ бойкій, а тутъ того бойчѣе. Нужно было заканчивать множество ярмарочныхъ бумагъ. Сейчасъ же, валенокъ еще не снимать, ко мнѣ подходитъ, не здоровается, прямо списокъ товарный даетъ:-- Вотъ, говоритъ, которыя тутъ мѣста. краснымъ карандашемъ закружены, фактуру составьте на имя такого, и потомъ счетъ по фактурѣ ему же. Цѣны вотъ тутъ карандашемъ проставлены. Мѣста одного товара соедините въ одну строку. Другому все это понятно, а я никогда торговыхъ бумагъ не видалъ. Слышалъ я, между тѣмъ, что Терентій Алексѣичъ человѣкъ важный, сказать или спросить ничего не смѣю. Слава Богу, товарищи, которые въ нашей комнатѣ сидѣли, помогли: разграфили мнѣ бумагу, объяснили какъ заголовокъ составить, какія сокращенія что значатъ, образецъ дали, какъ все расположить. На слѣдующій день позвали меня къ хозяину. Сидитъ въ кабинетѣ. Немножко ко мнѣ голову повернулъ и говоритъ ласково:
   -- Что, Бредихинъ, каково привыкаешь?
   -- Слава Богу, говорю.
   -- Вотъ возьми письмо, перепиши, принеси сюда. Такъ и пошла изо дня въ день писарская работа.
   

Обстановка и служебный порядокъ.

   Тутъ я сдѣлаю одну общую оговорку. У меня одна цѣль -- разсказать все, какъ въ самомъ дѣлѣ было. Скажу и хорошее, и дурное. Но, для ясности, долженъ предупредить, что у насъ все было лучше, пожалуй, и гораздо лучше, чѣмъ у многихъ другихъ. И дѣло было чище, ужь потому, во-первыхъ, что мы не знали всѣхъ тѣхъ штукъ, которыя по нуждѣ бываютъ. И обстановка была лучше, и люди вообще лучше, начиная съ хозяина. Не безгрѣшный онъ былъ человѣкъ, но прочимъ, какіе въ городѣ въ мое время были купцы, было до него очень далеко.
   Домъ Ильи Егорыча былъ деревянный, но оштукатуренъ въ бѣлый цвѣтъ, крыша зеленая, въ большія стекла оконъ видны были цвѣты и драпировка. Такіе я послѣ въ Москвѣ видалъ особнячки барскіе. Садъ довольно большой, тутъ же вдоль улицы тянется. Помѣщеніе больше, чѣмъ съ виду казалось, потому что со стороны двора шла пристройка, гдѣ, въ верхнемъ этажѣ, были комнаты хозяйки, Дарьи Прокофьевны. Но, насколько дать имѣлъ видъ пріятный, веселый, настолько контора выглядѣла уныло и непривѣтливо. Строеніе было ничего себѣ; и крыша такая же желѣзная, зеленая. Но стѣны, дешевизны ради, были выпачканы сѣрой краской. И цвѣтъ унылый, и составъ краски самый дранной. Удивительно, какъ могутъ богатые люди изъ-за гроша свое жилье въ противный видъ приводить. Двѣ комнаты изъ сѣней налѣво назывались дворянской половиной; должно быть потому, что какъ онѣ были непроходныя, и мало кому была надобность туда заглядывать, такъ вольности дворянской тамъ могло быть больше: спать можно было свободнѣе, въ халатъ раньше облечься, пулечку составить. Бѣлили у насъ ежегодно. Два раза въ годъ мыли шторы и окна. А однажды, въ пустое лѣтнее время, когда можно было немногихъ остающихся прикащиковъ переселить въ амбаръ, произведена была даже окраска дверей, подоконниковъ и половъ. Причемъ, вслѣдствіе экономическаго состава краски на вонючемъ рыбьемъ жирѣ, мы живо эту новую краску разнесли на подошвахъ, чего экономъ не предусмотрѣлъ, чѣмъ былъ сконфуженъ.
   Дѣло дѣлалось, по мѣрѣ надобности, во всѣхъ комнатахъ. И письменныхъ столовъ вездѣ было по нѣскольку; и шла ряда или переговоры съ разнаго рода людьми, русскими и бурятами, по доставкѣ товаровъ или по домашнему хозяйству, или по мелочнымъ продажамъ чайковъ и покупкамъ пушнины. Шла также довольно постоянная возня съ пострадавшими или сомнительными товарными мѣстами: а иногда производилась и вязка бѣлки, операція копотная, неопрятная и зловонная. По утрамъ въ зимнее время очень людно бывало; тѣмъ болѣе, что многіе приходили съ морозу погрѣться стаканомъ чаю или хоть постоять въ теплѣ. Собственно подъ контору было удѣлено двѣ комнаты: одна такая, что нашему крупному конторщику (онъ же бухгалтеръ) только стоять гдѣ было между конторкой, полками и боковымъ столомъ, заваленнымъ текущими и прошлогодними книгами. Другая комната, гдѣ насъ сидѣло четверо, была немножко побольше, но за то проходная; и дверь въ двухъ шагахъ отъ входной, которая, бывало, минуты не постоитъ затворенной. Паръ такъ и стелется. А печь, конечно, закрывается сколько можно жарче, и потому угаръ. Во всѣхъ остальныхъ комнатахъ стояли вдоль стѣнъ кровати, больше или меньше, смотря потому, какъ наѣзжали приказчики, слѣдовавшіе при товарахъ, возвращавшіеся съ ярмарокъ или вызванные по дѣламъ. Дѣло было большое, раскинутое; пріѣзды и отъѣзды частые. Комнаты, менѣе проходныя, считались почетными. Кто постарше, тамъ и помѣщался. Но совершенно обезпеченныя мѣста были только у двоихъ или троихъ, прочіе же, по мѣрѣ надобности, перекочевывали. Даже въ общей комнатѣ, которая и столовой служила, мѣста перемѣнялись. А главное, кровати, которыя ближе къ дверямъ, невозможно было соблюсти въ опрятности. Какъ кто вошелъ съ морозу или изъ подъ дождя, или грязью забрызганъ, русскій или бурятъ, такъ прямо на кровать и садится. Въ прихожей стоялъ у насъ столъ съ самоваромъ, посудный шкапъ и угловой шкапъ, въ которомъ помѣщался умывальникъ. Подъ праздникъ во всѣхъ комнатахъ зажигались лампадки. Кромѣ солидныхъ книгъ въ конторѣ, роскоши вообще ни малѣйшей. Столы, стулья и кровати крашеные, самые дешевые, базарные. Молодцовской наше помѣщеніе не называлось и слово "молодцы" у насъ не было въ употребленіи. Говорилось контора и флигель, и приказчики. Прежній бухгалтеръ называлъ контору штабомъ, и это слово удержалось. Онъ же хозяйскихъ племянниковъ называлъ принцами крови. Для женатыхъ былъ особый флигель.
   Порядокъ жизни былъ вообще такой: хозяинъ вставалъ рано и сейчасъ же принимался за дѣла. Съ семи часовъ каждаго могли къ нему потребовать. Стало быть, и всѣмъ приходилось рано подниматься. Рѣшится человѣкъ вставать, ноги съ постели спуститъ, обуется, надѣнетъ, по сибирскому обычаю, легкій халатъ изъ рубашечнаго ситцу, постель оправитъ и идетъ умываться. Причесавшись, большею частью въ этомъ же халатѣ, за образъ перекрестится. Одѣлся человѣкъ, пьетъ чай, некрѣпкій, въ накладку или прикуску. Понимаютъ толкъ и въ чаѣ вовсе безъ сахару. Кто изъ непьющихъ, да не съ похмѣлья, ѣсть булки, а кто пустой чай пьетъ. Чай хорошій, не такой, какъ въ гостиномъ дворѣ за прилавкомъ пьютъ. Свой вѣдь былъ товаръ; знатоки выбирали, изъ недорогихъ фамилій, да хорошій. Или шелъ чай сборный, называемый мѣшечный, изъ фунтовъ, въ томъ числѣ и высокаго сорта, которые остаются въ Кяхтѣ при перекупоркѣ мѣстъ. Насчетъ сахару стѣсненія никакого, сколько хочешь. Печеніе изъ второго сорта, но всегда прибавляли часть хозяйскихъ булочекъ и пирожковъ съ вареньемъ. Всего этого пеклось много, на случай всякихъ гостей, и, разумѣется, оставалось.
   Съ семи часовъ дѣло въ ходу. Одного за другимъ къ хозяину таскаютъ. Являются возчики; приходятъ люди по разнымъ дѣламъ. Прислуга, работники, кучера, горничныя, поваръ тормошатъ эконома. Онъ суетится, на рысяхъ вылетаетъ со двора въ разгонной тележкѣ или санкахъ, возвращается и опять уѣзжаетъ. Кто пишетъ, кто щелкаетъ на счетахъ; кого турятъ по разнымъ порученіямъ. И чѣмъ дальше подвигается утро, тѣмъ горячѣе ждетъ дѣло. Въ одиннадцатомъ часу пьютъ второй чай. Кромѣ печенья, тутъ часто бываютъ и пироги: съ мясомъ, съ капустой, съ морковью. Прикащики постарше пропускаютъ и по рюмочкѣ водки, съ какой-нибудь закуской отъ щедротъ эконома. И сейчасъ же въ голосахъ перемѣна: изъ третьей комнаты слышно. Работа сама собой, и, между прочимъ, въ это время являются прикащики изъ другихъ заведеній съ выручкой или бумагами. Такъ дѣло идетъ до обѣда.
   Домъ тетушки былъ отъ конторы въ двадцати минутахъ скорой ходьбы. Стало быть, приходилось вставать въ самомъ началѣ седьмого, одѣваться, и убѣгать, пока тетушка еще спала. Въ теплое время, когда сухо, да не суетишься что опоздалъ, хорошо такъ пройтись. Но въ слякоть или въ морозъ трескучій, когда и не видать разсвѣта, не очень весело бывало. Особенно жутко стало приходиться впослѣдствіи когда пошли кутежи, да выпивки до позднихъ часовъ. Вообще я не опаздывалъ; но чаемъ попускался часто. Я собственно торопился записывать въ книгу вчерашнюю почту. У насъ письма не копировались; были въ конторѣ всѣ копировальныя принадлежности и опыты дѣлались этотъ порядокъ завести; но ничего путнаго не вышло. Хозяинъ новыхъ выдумокъ вообще не одобрялъ, да это дѣло намъ дѣйствительно не подходило. Онъ почти всѣ письма писалъ самъ, а писать перомъ не любилъ; писалъ карандашомъ по сѣрой бумагѣ очень быстро, почти безъ помарокъ, а мы переписывали. При письмахъ сплошь и рядомъ деньги и документы. Деньги большія; приготовить ихъ нужно, забандеролить аккуратно, да укладисто. Пріемъ только до двѣнадцати, да и простыхъ писемъ только до двухъ. Тогда же утромъ и полученіе почты, денегъ большихъ, бѣготня въ банкъ, бѣготня со справками къ хозяину, торчаніе у него за стуломъ, пока онъ пишетъ -- однимъ словомъ, бѣда. На все это трое-четверо и изъ нихъ который-нибудь или другимъ дѣломъ занятъ, или угнанъ, или капризится. И все написанное еще считывай, чтобы вѣрно было. А какъ этакими чудесами почту сумасшедшую обработаешь, да отправишь, хозяинъ все самонадѣяннѣе становится.
   Вотъ за этимъ-то снаряженіемъ почты я въ первый разъ почувствовалъ, что у меня сердце ретивое -- пожалуй, что неменьше, чѣмъ у сестры. А то я въ самомъ дѣлѣ думалъ, что мнѣ свойственно только слоняться и скучать, да чтобы меня безпрестанно бранили.
   За столъ къ обѣду садилось то много, то мало, смотря по времени, когда въ сборѣ были или въ разъѣздѣ. При многолюдствѣ, молодежи приходилось плохо. Готовилось вдоволь, и такого кушанья, что можно было ѣсть. Подавали щи съ мясомъ или уху. Очень часто пирогъ пополамъ съ свѣжей рыбой и съ нашимъ сибирскимъ омулемъ. Потомъ подавали жаркое. Не въ рѣдкость было и какое-нибудь хорошее блюдо съ хозяйскаго стола, послѣ большихъ обѣдовъ. Всего чаще рыба холодная и мороженое или кремъ. А то и къ жаркому птицъ или какія-нибудь котлетки. Такія крупныя рыбы бывали, что и намъ доставалось вволю; тѣмъ болѣе, что подобная благостыня чаще появлялась за ужиномъ, когда народу поменьше. Къ водкѣ прикладывались и передъ обѣдомъ, и передъ ужиномъ, а иногда, шутя-шутя, и выпивочка вечерняя устраивалась. Я, разумѣется, не ужиналъ; торопился домой пораньше, и тетушка всегда припасала для меня что-нибудь, ѣмъ и разсказываю ей про наши дѣла; и, конечно, эти ужины были для нея самымъ пріятнымъ временемъ. Послѣ обѣда, отъ трехъ до пяти, было свободное время. Кто спалъ, кто отправлялся по дѣламъ своимъ. Для меня эти два часа сдѣлались потомъ самыми важными. Тогда я и обѣдать пересталъ въ конторѣ, чтобы непримѣтно было, когда я ухожу, когда нѣтъ. Въ шестомъ часу былъ чай, которымъ и я всегда безмятежно пользовался. Потомъ опять занятія или разговоръ до ужина.
   И свое-то дѣло торговое было огромное и до крайности разнообразное, а, кромѣ того, велось также громадное чужое, доставочное, т. е. транспортное дѣло какъ изъ Москвы черезъ всю Сибирь, такъ и обратно. Самую большую часть всѣхъ кяхтинскихъ чаевъ перевозили мы. Не говорю также еще объ одномъ крупномъ дѣлѣ, потому что ни одинъ изъ насъ ничѣмъ, кромѣ переписки, къ нему не прикасался. Его устройство и веденіе были поручены умному и ловкому человѣку, съ которымъ и большіе разговоры и большая переписка велась; и свѣдѣнія подробныя отъ него поступали; а, главное, много ему шло денегъ, въ ожиданіи будущихъ барышей. Не знаю, получились ли барыши, и считаю болѣе вѣроятнымъ, что деньги пропали. Вообще, изъ всѣхъ дѣлъ, гдѣ Илья Егорычъ являлся компаньономъ, гдѣ онъ не одинъ распоряжался и не вникалъ во всѣ подробности, ничего хорошаго не выходило. Люди пользовались его именемъ, наживались или жили въ свое удовольствіе, а дѣло не шло. Но Илья Егорычъ умѣлъ отстать съ достоинствомъ, не горячась попусту и не ссорясь. Не прочь онъ былъ попечаловаться, но только для разговора, и всегда по поводу такихъ дѣлъ, гдѣ вовсе убытка не было. А если на десятки тысячъ накажется, онъ и виду не подастъ.
   

Чайная торговля.

   Чтобы читателю наше дѣло знакомѣе стало, разскажу немножко подробнѣе объ чайной торговлѣ и о перевозкѣ товаровъ или, по нашему, о доставкѣ. Скажу еще о пушнинѣ и о торговлѣ винами изъ погребовъ. Но это послѣ, когда стану разсказывать про тѣхъ изъ моихъ друзей, черезъ которыхъ я съ этими статьями познакомился.
   Не знаю я, въ чемъ заключается разница между чаемъ, который отправляется изъ Ханькоу моремъ, и тѣмъ, который идетъ черезъ Кяхту. Говорятъ, будто по случаю сырости отъ воды -- и тѣмъ болѣе при непрочной укупоркѣ, какая тутъ установилась -- тотъ чай больше просушиваютъ, и будто бы поэтому онъ хуже. А кто стоить за этотъ чай, доказываетъ, что онъ попадаетъ въ Москву черезъ три мѣсяца послѣ сбора, а кяхтинскій годомъ позже. Однакожъ, кяхтинская укупорка такова, что для нея этотъ срокъ ничего не значитъ. По торговымъ бюллетенямъ, никакой разницы нельзя замѣтить. А для публики это тѣмъ болѣе все равно, что она вообще пьетъ чай составной, перемѣшанный, приспособленный къ ея вкусу. Вѣрно то, что по торговымъ бюллетенямъ въ Россію вообще идетъ ничтожное количество сравнительно съ Англіей и Америкой. Извѣстно, однакожъ, что Лондонъ складочное мѣсто для прочей Европы, а въ томъ числѣ и для насъ. Для нашихъ торговцевъ выгоднѣе пользоваться, по мѣрѣ надобности, огромными лондонскими складами, при тамошнемъ точномъ и надежномъ кредитѣ, нежели рисковать прямой выпиской въ Россію всей годовой пропорціи. Между тѣмъ, несомнѣнно, что китайцы прилаживаются ко вкусу покупателей, подкрашиваютъ чаи и пускаютъ въ ходъ разныя другія средства. Громада чаевъ, направляемая въ морю, должна быть прилажена къ англійскому вкусу. А англичане требуютъ чай съ густымъ наваромъ, довольно грубый и пригодный только для питья съ большимъ количествомъ молока и сливокъ, при жирномъ хлѣбѣ. Сибирскіе торговцы и сами китайцы цѣнятъ подобный чай очень низко. Имъ требуется чай, который, при свѣтломъ цвѣтѣ настоя, имѣлъ бы вкусъ не рѣзкій и, однакожь, очень опредѣленный, тончайшій, грубому или вообще непривычному вкусу непостижимый, легко пьющійся и хорошо сохраняющійся при нѣсколькихъ стаканахъ. Вѣникомъ чтобы не отзывалъ ни въ какомъ случаѣ, хоть три часа пей. Такіе чаи и направляются въ Кяхту. Мало того, и въ этихъ чаяхъ есть очень большая разница, которую я объяснить не умѣю, но которая доказывается разницей въ цѣнѣ. Я не о томъ говорю, что чаи бываютъ перваго, второго и третьяго сбора, выше или ниже сортомъ; а вотъ объ чемъ: въ послѣдніе пятнадцать-двадцать лѣтъ (можетъ быть, и больше, не знаю) въ Китаѣ и преимущественно въ Ханькоу, основались и утвердились довольно крѣпко нѣсколько нашихъ русскихъ фирмъ, частью комиссіонныхъ, а частью и производительныхъ, и именно по изготовленію кирпичнаго чая. Нѣкоторыхъ изъ этихъ торговцевъ я видѣлъ, и вообще, по отзывамъ, они люди представительные, способные и достойные полнаго уваженія. Этимъ фирмамъ наши московскіе и кяхтинскіе купцы даютъ заказы: купите, дескать, столько-то мѣстъ чаевъ перваго сбора, высокаго сорта, по возможности такихъ-то энамепитыхъ фамилій, положимъ, Син-шен-ху, Сю-шен-гой или Поудзю-конъ. Мы такіе заказы посылали въ концѣ февраля или началѣ марта. Вотъ и покупаются именно эти фамиліи. Въ печатныхъ бюллетеняхъ, на всѣхъ языкахъ это показано. А затѣмъ получаются и жестяночки образцовъ съ надписями: столько-то мѣстъ, такой-то фамиліи, такая-то марка хозяина. Жестяночки аккуратныя, легкія, рукъ не царапаютъ, легко открываются и плотно запираются. И цвѣтъ пріятный, и не тускнѣетъ. Однимъ словомъ, приходится сказать -- не русскаго дѣла вещи. И всѣ документы, счета, фактуры, все по англійскимъ образцамъ, красиво, чисто. Мы хорошо счета писали; а тамъ и хуже напишутъ, да все вмѣстѣ какъ-то щеголеватѣе и внушительнѣе. Современемъ и самые чайки подходятъ. Въ Тяньцзинѣ (кажется, въ Тяньцзинѣ, навѣрное не припомню) агенты тѣхъ же фирмъ перекупориваютъ ихъ въ ящики поменьше, около трехъ пудовъ вѣсомъ, потому что отъ Урги придется идти на верблюдахъ. Наконецъ, въ Кяхтѣ ихъ обшиваютъ сырыми кожами шерстью внутрь, и приводятъ въ тотъ самый цыбиковый видъ, который намъ такъ извѣстенъ.
   Кажется бы, и дѣлу конецъ. И, однакожъ, вовсе не конецъ. Въ одно время съ этими чаями привозятъ чаи китайскія лавки, существующія въ Маймачинѣ. Фамиліи чаевъ тѣ же, по крайней мѣрѣ, знаменитѣйшія фамиліи; но чаи должны быть другіе, потому что именно къ этимъ, кяхтинскимъ чаямъ, въ отличіе отъ тѣхъ, ханьковскихъ, устремлены всѣ помыслы торгующаго на Кяхтѣ купечества. Къ приходу этихъ чаевъ каждый старается запастись подходящимъ товаромъ, угадать, что будетъ въ спросѣ. Изъ-за нихъ идетъ борьба и набиваются бѣшеныя цѣны. Такъ что когда получить человѣкъ, не участвовавшій въ горячкѣ, телеграмму, какіе для него и почемъ чаи вымѣнены, такъ ошалѣть долженъ.-- Семнадцать полуимперіаловъ! Это въ Кяхтѣ, безъ провоза, безъ таможни! Да почемъ же ихъ продавать? То ли плантаціи какія-нибудь отборныя, заповѣдныя; то ли приготовленіе другое; то ли покупка на мѣстѣ умѣючи сдѣлана -- но только чаи другіе. Отъ ихъ-то присутствія образуются такъ называемыя красавицы-фактуры, за которыми въ ярмаркѣ ходить будутъ или сразу, безъ торгу (по китайски -- безъ перебивай) возьмутъ. Такую фактуру и переписываешь-то съ особеннымъ чувствомъ, уваженіемъ къ ней проникаешься. И вотъ, для вымѣна этихъ-то чаевъ важно чутье имѣть насчетъ товара, который у китайцевъ въ спросѣ будетъ. Кяхта не такое мѣсто, чтобы туда вдругъ что-нибудь доставили. Нужно заранѣе запастись и угадать. Вообще, къ тому идетъ, что товары наши въ цѣнѣ падаютъ, и ежели остается спросъ, такъ все на товаръ лучшаго сорта. Сукно въ особенности упало; хотя Илья Егорычъ все еще находилъ возможнымъ выписывать до тысячи пятисотъ кипъ. Еще больше упалъ моржанъ (коралы), который прежде хорошо шелъ. Плисъ пошелъ исключительно самаго высокаго сорта No 13 и 14, причемъ мы (т. е. Илья Егорычъ) неоднократно забирали въ однѣ свои руки всю годовую выдѣлку плису, какой изготовляется въ Москвѣ для Кяхты. Мы забирали также всю лапу лисью, которая одно время очень бойко пошла. Она покупается на нижегородской ярмаркѣ и бываетъ передняя и задняя, жесткая и мягкая, красная, сиводушка и чернобурая. Счета на нее самые безграматные изъ всѣхъ, какіе въ торговлѣ существуютъ, а товаръ тысячный. Ее гонятъ изъ ярмарки часть пути на возкахъ, т. е. на перемѣнныхъ тройкахъ, рысью, чтобы она могла поспѣть въ Кяхту къ ноябрю. Всего вѣрнѣе, однакожъ, припасать золото и серебро -- что именно? угадать надо. Золото идетъ наше, полуимперіальное, а серебро преимущественно пятифранки и мексиканскіе доллары. Рубли меньше требуются, и китайцы серебру нашихъ новыхъ рублей не совсѣмъ вѣрятъ; старые предпочитаютъ.
   Какъ я не съумѣлъ объяснить, въ чемъ именно заключается разница чаевъ такъ называемыхъ кяхтинскихъ и ханьковскихъ, такъ я не знаю, что собственно обозначаютъ фамиліи. То ли это платанціи, то ли это торговыя фирмы? Въ Кяхтѣ есть нѣсколько лавокъ тѣхъ самыхъ фамилій, какъ и чаи. Но фамилій гораздо больше, и изъ году въ годъ однѣ исчезать, а другія появляются. Очень немногія держатся долго. Въ массу наиболѣе расхожаго чая, который московскіе торговцы производятъ (продаютъ) подъ общимъ названіемъ полуторнаго или фамильнаго, входятъ чаи многихъ фамилій, не говоря объ огромной примѣси морского чая, о коемъ умалчиваютъ. Зато въ высокихъ сортахъ много фамилій сочиненныхъ, не существовавшихъ никогда или не существующихъ теперь. Знаменитыя фамиліи Сам-пью-чай и Чин-чина-почитай доказываютъ, что намъ сочинять китайскія слова не такъ трудно. А настоящія слова иногда нельзя прописывать, потому что по-русски выходитъ очень нехорошо. Такія фамиліи попадаются, что ежели считываешь фактуру съ старшимъ приказчикомъ, такъ непремѣнно покраснѣешь. Изъ году въ годъ чаи одной фамиліи бываютъ очень неодинаковы, какъ высокіе сорта винъ. Вдругъ прославится какой-нибудь чай, въ ярмаркѣ и въ Москвѣ въ гору пойдетъ, а на будущій годъ, кто за него дорого дастъ, накажется. А новые, отличные чаи удается иногда купить дешево. Еще нужно сказать, что въ сибирской, оптовой, настоящей торговлѣ никакіе, ни зеленые, ни цвѣточные, ни штучные чаи въ разсчетъ не принимаются. Существуетъ только черный чай, называемый байховый, торговый, неквадратный (по формѣ цыбика). Сортамъ нѣсколько повыше присвоено названіе хунмы или красненького. Весьма многимъ чернымъ чаямъ присвоено названіе: лянсинъ. Цвѣточнаго чая, называемаго квадратнымъ (по формѣ цыбика), идетъ самое пустое количество и ни одинъ цыбикъ этого чая въ Сибири не раскупоривается. Я и не знаю, какой это собственно чай и почему онъ цвѣточнымъ называется. Въ лавкахъ, подъ названіемъ цвѣточнаго чая, продаютъ, конечно, не этотъ чай. Зеленаго чая одному проѣжему сановнику вздумалось отвѣдать, такъ по всему городу бѣгали, едва въ одной лавкѣ нашли. (NB. Не заплатилъ; не заплатилъ также за сюртукъ на лисьемъ мѣху). Плетушки желтаго чая есть въ каждомъ магазинѣ, но пьютъ его мало. Затхлый сянь-пхянь чаще подается. Въ чистомъ видѣ, я полагаю, настоящіе кяхтинсіе чаи въ массу публики не идутъ. Это вовсе не значитъ, чтобы публика отъ дѣлаемыхъ московскими торговцами смѣшеній проигрывала. Напротивъ, я полагаю, что она выигрываетъ и что смѣсь дѣлается именно такъ, чтобы и вкусу угодить, и чтобы по возможности недороги было. Только что въ прейсъ-курантахъ слова правды нѣтъ -- это вѣрно. Для небогатыхъ семействъ чистый кяхтинскій чай высокаго сорта не годится. Пьютъ его не такъ, чтобы онъ служилъ пищей: безъ хлѣба, безъ молока, на самоваръ никогда не ставятъ, засыпаютъ въ чайникъ много. И самоваръ нужно имѣть чистый, и вода чтобы была хорошая. Это чаи для сытыхъ и набалованныхъ.
   Движеніе байховыхъ чаевъ черезъ Кяхту идетъ на убыль, и при рѣзкихъ колебаніяхъ цѣнъ въ нижегородской ярмаркѣ увлекаться въ покупку большихъ фактуръ становится дѣломъ все болѣе и болѣе рискованнымъ. Зато годъ отъ году ростетъ сбытъ чая кирпичнаго. Въ его приготовленіи наши русскія фирмы не уступаютъ китайскимъ, а, пожалуй, и превосходятъ ихъ, изготовляя плитки болѣе тяжеловѣсныя, что вообще удобнѣе. Кирпичный чай бываетъ трехъ сортовъ: зеленый, обыкновенный и черный. Зеленый идетъ въ большомъ количествѣ за Байкалъ. Обыкновенный -- крупныя плитки, 36 на цыбикъ, и видать крупный свѣтлый листъ, въ родѣ пресованной зелени -- идетъ также за Байкалъ и небольшими партіями въ ярмарку для низовьевъ Волги. Но для всей Сибири къ западу отъ Кяхты и далѣе на ярмарку вымѣнивается только черный кирпичный чай, 72, 64 и 60 плитокъ на цыбикъ. Цѣна вообще идетъ въ гору и, смотря потому, гдѣ купить, т. е. сколько набѣжало провозу, составитъ отъ 45 до 65 р., т. е. не дороже рубля за двухъ-фунтовую плитку, которая даетъ гораздо больше настоя, нежели два фунта байховаго чая. Обращеніе, храненіе самое удобное для небогатой обстановки. Ноженъ наскоблилъ сколько нужно и засыпалъ. Пить можно съ сахаромъ и безъ сахару, и вкусъ, особенно съ молокомъ, ничуть не хуже байховаго чая, какой попадаетъ бѣднымъ людямъ, при всякой водѣ и кипяченіи чайника на загаженномъ самоварѣ. Даже онъ можетъ быть лучше, потому что лавочники не могутъ примѣшивать всякой дряни. Кирпичный чай -- вещь полезнѣйшая для народа. Предпріимчивость и энергія, выказанная русскими торговцами для овладѣнія этимъ дѣломъ въ самомъ Китаѣ -- и даже для его улучшенія -- составляетъ съ ихъ стороны заслугу.
   "Чай", "чайки", "ящики" или, шутливо, "коробушки" идутъ изъ Кяхты до Томска преимущественно зимнимъ путемъ, хотя весна всегда захватываетъ послѣднія партіи и заставляетъ перекладывать на колеса. Кладутъ на возъ по десяти мѣстъ. Первыя ноябрскія отправки изъ Кяхты идутъ кругоморскимъ путемъ, т. е. кругомъ Байкала или, какъ у насъ говорятъ, горой. Это, конечно, дороже и путь трудный. Но неудобства наверстываются дешевымъ провозомъ на слѣдующей дистанціи, до Томска, по неиспорченному первому пути. Все таки главная масса чаевъ ждетъ замерзанія Байкала, которое бываетъ около Рождества ли въ началѣ января. И вотъ какъ они разомъ тронутся, пойдетъ на таможевномъ дворѣ свѣтопреставленіе. Случается оно позже, когда начнетъ солнышко припекать, да путь портить; да пойдетъ между возчиками разговоръ, что по тракту къ овсу приступу нѣтъ, что за обманную пудовку въ 25 фунтовъ дворянки (содержатели постоялыхъ дворовъ) дерутъ по рублю и болѣе. Тутъ, что ни день, полтинникъ или рубль на мѣсто наскочить можетъ. Прокопался въ таможнѣ -- тысячи изъ кармана вонъ. Но въ январѣ все-таки хуже. Чаевъ больше, и дольше это подъ рядъ продолжается. И морозъ допекаетъ; двадцать, двадцать-пять градусовъ. А ты по нѣскольку часовъ стой у перевѣски (изъ каждой фамиліи въ каждой фактурѣ вспарываютъ и высыпаютъ на рогожи по три мѣста), кричи, распинайся при накладкѣ, лазай черезъ возы, потому что на всемъ дворѣ ступить некуда. И не ошибись, не просчитайся, съ бумагами, да залогами управься. Просто чудомъ какимъ-то партія въ иной день со двора вывозится. Есть подручные, и тоже бьются и изъ кожи лѣзутъ, но все-таки главный довѣренный долженъ бытъ вездѣ, все долженъ самъ дѣлать: и лошадь поставить, какъ слѣдуетъ, и всякаго пентюха оттолкнуть, самому мѣсто перевернуть, марку и номеръ повѣрить. Да, это выучка хорошая, и настоящій человѣкъ тутъ дорого стоить. Бывало Илья Егорычъ подъѣдетъ, въ черной ильковой шубѣ, шапка соболя лучшаго... Ахъ, пріятны мѣха высокіе, когда при солнышкѣ морозная мгла въ воздухѣ держится. Вступитъ во дворъ, видитъ, нельзя пройти. Ну, его какъ-нибудь, въ родѣ архіерея проведутъ. Постоитъ около таможенныхъ, поговоритъ съ ними немножко, когда съ важностью, а больше съ улыбочкой... Простится, своему довѣренному руку подастъ: "Ну, братъ, Андрей Иванычъ, нечего дѣлать, поправляйся", и такимъ же архіерейскимъ порядкомъ къ своимъ саночкамъ проберется. Кого на пути изъ своихъ увидитъ, спроситъ что-нибудь, а ежели благоволитъ, то и шуточку скажетъ...
   Можно бы и еще порядочно про чайки разсказать, да и такъ ужь много вышло. То развѣ прибавить, что ежели нашихъ купцовъ гдѣ въ азіатской сторонѣ поприжмутъ, такъ мы, по совѣсти, роптать бы не должны. Попробовалъ одинъ китаецъ обойти кяхтинское купечество и самъ провезъ въ Ирбитъ тысячу мѣстъ чая. Большихъ непріятностей и прижимокъ натерпѣлся; бросилъ товаръ съ огромнымъ убыткомъ. Потомъ ужь никто не пробовалъ -- сразу отвадили. А ужь китайцы ли не бойки, да не выносливы?
   

Доставочное дѣло.

   Перевозка или доставка чаевъ изъ Кяхты я обратное движете русскихъ товаровъ въ восточную Сибирь производится частью по контрактамъ съ крупными транспортными фирмами, сразу на все разстояніе, а частью по дистанціямъ, которыя установлены обычаемъ, мѣстными условіями и требованіями дѣла. Мы, напримѣръ, возили изъ Кяхты чаи большей части тамошнихъ фирмъ, какъ въ Москву, такъ и на Ярмарку. Свои, такъ называемые московскіе товары, отправляемые оттуда въ маѣ, когда у насъ все вообще движеніе шло въ Россію, мы обыкновенно сдавали въ однѣ руки до мѣста; а иногда только до Перми, откуда переотправляли ужь сами, по новымъ условіямъ. Изъ Ярмарки мы всегда везли все свое и очень много чужого. Но само собой разумѣется, что на самомъ-то дѣлѣ товары всегда идутъ по дистанціямъ, и вопросъ только въ томъ, кто передъ владѣльцемъ за товаръ отвѣчаетъ и какъ барыши или убытки распредѣлять. Самыя большія двѣ дистанціи: отъ Тюмени до Томска и отъ Томска до Иркутска -- обѣ по 1500 верстъ. Но послѣдняя дистанція во всѣхъ отношеніяхъ гораздо важнѣе, т. е. бойчѣе, дороже и рискованнѣе. Дѣло въ томъ, что между Тюменью и Томскомъ, въ оба конца самая большая часть товаровъ идетъ водой, гораздо скорѣе и дешевле. Затѣмъ дорога тамъ ровная, корма дешевы и меньше подвержены колебаніямъ. Между Томскомъ и Иркутскомъ товарамъ приходится идти горой во всякое время года; и въ самую глубокую осень, и въ весеннюю распутицу. Трудныхъ подъемовъ и спусковъ не перечесть; а иные есть просто страшные, убійственные. Корма вообще дороги, а иногда къ нимъ приступу нѣтъ. Къ тому же, при всѣхъ трудностяхъ, тутъ и соблюденіе срока до такой степени важно, что ежели опоздаешь, такъ товаръ пропадетъ или огромные убытки выйдутъ. Напримѣръ, московскіе товары, которые идутъ въ сентябрѣ. Можетъ быть погода теплая, сухая, путь укатанный; и можетъ быть распутица и мерзлыя кочки. А какъ задержишься по этакой дорогѣ, да какъ на послѣдяхъ морозы нешуточные прихватятъ, вина-то дорогія, бутылочныя замерзнутъ, грибы, сои, да трюфли перелопаются и пропадутъ. Или, такъ называемые, декабрскіе товары, которымъ въ первыхъ числахъ декабря на мѣстѣ надо быть. Встанетъ путь въ Томскѣ въ первыхъ числахъ ноября -- прелесть дойдешь, а какъ нѣту пути числа до 20-го, какъ тогда? Къ тому же попозже въ декабрѣ исторія съ переправой можетъ выйти подъ --скомъ. Самолетъ снимутъ. На лодкѣ маята, мука мученская; и подмочки не оберешься. Ну, и другіе разные примѣры. Такъ вотъ одна эта дистанція иной разъ больше заботитъ, чѣмъ весь остальной путь; даромъ что дистанція интересная, села богатыя и народу хорошаго много.
   На всемъ пути отъ Перми до Иркутска орудуютъ одни возчики; а дальше ужь другіе, народъ вообще подешевле, большею частью буряты. Отправки тутъ у насъ были вообще на пустое разстояніе, цѣна тверже и потому интересъ небольшой. И по сорту людей обращеніе съ ними было другое. Одного только кяхтинскаго возчика, русскаго мы за такого же человѣка считали, какъ томскихъ и тюменскихъ ребятъ.
   Доѣзжало до насъ этихъ крупныхъ возчиковъ человѣкъ десять, вообще за все время одни и тѣже. То слышишь, что дѣлишки одного плохи; то опять, смотришь, поправился. Про одного говорили, будто бы онъ фальшивыми ассигнаціями капиталъ составилъ. Конечно, убытки возчиковъ большею частью на крестьянахъ вымѣщаются; а то бы и удивляться надо, какъ они держатся. Потому что убытки бываютъ большіе, и отъ дурного пути и просрочекъ, и отъ дорогихъ кормовъ, и отъ подмоченъ и поврежденій, и отъ потери мѣстъ, и отъ ошибокъ въ мѣстахъ (дешевое вмѣсто дорогимъ скажется). Проѣзжающихъ на почтовыхъ не трогаютъ; а мѣста съ возовъ срѣзываютъ частенько. Попадется воръ -- бьютъ смертнымъ боемъ: колья при ободѣ всегда имѣются; но потери мѣстъ все-таки не въ рѣдкость. Насчетъ просрочки поступаютъ вообще по божески. Ежели нѣтъ убытка, или видимо, что человѣкъ не могъ поспѣть, прощаютъ. Конечно не сразу: заставятъ походить, да почувствовать. Опятъ же въ этихъ дѣлахъ обоимъ и прошлое помнить слѣдуетъ, да и о будущемъ не забывать. Воспользовался ты своимъ случаемъ не въ мѣру, содралъ -- ну, и тебя прижмутъ, какъ другой случай подойдетъ.
   Возчики съ томской стороны были всѣ русскіе -- одинъ только татаринъ, старикъ, ширины непомѣрной. Тѣмъ еще онъ примѣчателенъ былъ, что вѣки надъ глазами у него плохо держались, такъ что онъ ихъ пальцами приподнималъ, чтобы посмотрѣть. Отличный, честный былъ старикъ, котораго плоховатые сыновья раззорили. Этого почтеннаго человѣка, патріарха вполнѣ, исправникъ высѣкъ въ придорожномъ селѣ, за то, что обозъ не довольно проворно своротилъ передъ его тройкой. Онъ былъ давній нашъ знакомый; и хозяинъ всегда дружески съ нимъ обходился. Прочіе возчики были среднихъ лѣтъ, частью даже вовсе молодые. Вообще народъ видный, сытый, кто въ полушубкѣ добротномъ; а больше въ такъ называемой татаркѣ. Татарка -- длинный кафтанъ на лисьемъ мѣху съ широкой юпкой безъ складокъ и бобровой оторочкой. При хорошемъ покроѣ, да кто ловко носитъ, штука изъ самыхъ красивыхъ. Наши обозные приказчики, для работы всегда такъ одѣваются, и кушакъ черный китайскій креповый -- цѣна, лучшій сортъ, пять рублей -- безъ износу. Лошадей своихъ было у возчиковъ штукъ по сту и больше. Кромѣ того, они брали товары для отправки на крестьянскихъ лошадяхъ, по малымъ дистанціямъ, или, какъ у насъ говорится, на безконныхъ. Какъ обозъ подходитъ, они его обгоняютъ и являются. Пока идетъ пріемка товаровъ, да разсчетъ, да ряда объ отправкѣ въ обратный путь, они ходятъ каждый день утромъ и вечеромъ, даже безъ особаго дѣла, и сидятъ иногда по долгу. Отношенія со всѣми хорошія; но, разумѣется, съ кѣмъ больше дружбы, съ кѣмъ меньше. Изрѣдка, попозже вечеркомъ, стуколка устроится, а не то мы, въ-троемъ, въ-четверомъ, соберемся къ которому-нибудь изъ нихъ. Угощеніе тоже что и у насъ: чай, водка, икра, сыръ; въ выпивку дѣло никогда не переходило; да оно должно быть и не бываетъ при игрѣ. Мы любили съ ними играть; потому что между собой частенько доигривались до того, что послѣдній рубль у друга изъ кармана вытащишь. А тутъ, ежели выиграешь, такъ дѣло чистое. Только мы чаще проигрывали. Во-первыхъ, мошна у нихъ толще; а во-вторыхъ, ежели правду сказать, они лучше насъ играли, даже честнѣе. Можетъ быть, они съ нами церемонились; потому что мы все-таки считались какъ бы народъ сортомъ выше.
   Одного я терпѣть не могъ: пермскій человѣкъ, лысый съ огромной бородищей, лохматой, грубаго волоса; въ полушубкѣ. Не любилъ я его за разговоръ. Какъ начнетъ говорить, рѣчь скорая и непріятная, рубленая, и ровный, ровный голосъ.-- И конца этой рѣчи нѣтъ. Бывало, какъ его къ хозяину позовутъ, а я у двери со справочными бумагами стою, такъ просто коробитъ. Звали его Крупенниковымъ; мужчина онъ лѣтъ подъ пятдесять, высокій, статный, носъ орлиный, волосы и бороду чуть сѣдина тронула. Войдетъ, шапку не вдругъ скинетъ, а нашему брату, съ кѣмъ по дѣлу незнакомъ, руки не подастъ. Держалъ онъ большое крестьянское хозяйство подъ Томскомъ и самъ рѣдко показывался, а больше посылалъ сыновей. Прекрасные парни -- ростъ и статность въ отца, а лица попроще, и волосы русые, въ мать должно быть. И еще были мы пріятели съ Константиномъ Алексѣичемъ Рамкинымъ. Тоже совсѣмъ молодой парень, тюменскій человѣкъ и изо всѣхъ плутъ. Онъ и передъ хозяиномъ меньше конфузился, не поддавался. Говорятъ ему:-- Ну, ну, братъ, нечего; иди къ Шарапову. Онъ тебѣ задастъ!
   -- Что-жь? я и Шарапову тоже скажу. Ничего онъ со мной не сдѣлаетъ. Тряхнетъ головой и пойдетъ. Разъ при мнѣ хозяинъ поговорилъ съ нимъ въ столовой, а потомъ рукой его по полушубку за талью взялъ, другую руку на рукавъ положилъ, да такъ и повелъ въ кабинетъ. Ведетъ и улыбается:-- Ахъ Константинъ Алексѣичъ, Константинъ Алексѣичъ! Въ кабинетѣ посадилъ его на диванъ:-- Присядь-ка, да очувствуйся.
   Вообще предварительные переговоры съ возчиками бывали у насъ поручены одному; но хозяинъ заранѣе приказывалъ, какъ вести дѣло и окончательную цѣну рѣшалъ самъ; причемъ подробно выспрашивалъ обо всѣхъ обстоятельствахъ пути.
   Съ крестьянами, которые шли въ обозѣ у нашихъ пріятелей, мы мало имѣли отношеній. Когда пріемка товаровъ бывала во дворѣ, ввалится гурьба въ прихожую погрѣться; посмотримъ мы на ихъ помороженные носы и щеки, и только. Впрочемъ, когда приходилось, мы ихъ учили, какъ поступать въ разныхъ непріятныхъ случаяхъ, и помогала разобраться съ хозяевами; вообще, держали ихъ руку, потому что притѣсненіе всегда было слишкомъ явно.
   Проѣзжающіе вслѣдъ за товарами обозные приказчики имѣютъ общій надзоръ за доставкой; а впослѣдствіи производятъ пріемку. Когда ломятъ несообразныя цѣны, или когда возчиковъ меньше, чѣмъ требуется, товары отправляются особыми партіями на перемѣнныхъ лошадяхъ, которыя нанимаются на небольшія дистанціи. Это называется отправка на безконныхъ. Съ перваго взгляда можетъ показаться, что это дѣло слишкомъ рискованное; такъ какъ привезенные въ деревню товары должны же быть отправлены дальше во что бы то ни стало. Сколько бы крестьяне ни запросили, а приказчикъ, волей-неволей, долженъ уступить. Но на практикѣ и при давнихъ знакомствахъ, доставка этимъ путемъ всегда обходится дешевле. Да и приказчикъ не въ обидѣ. Иногда и порядочную деньгу зашибетъ.
   Обозные приказчики вообще считаются сортомъ ниже торгующихъ и конторскихъ. Они могутъ быть довольно малограматными, и дѣло отъ этого идетъ не хуже. Вообще, ежели они долго держатся на этой линіи, такъ имъ трудно за другое взяться: тупѣютъ къ прочему. А держать нужно, чтобы зналъ въ точности и дорогу, и обстоятельства въ каждомъ селѣ, и народъ вообще трактовый, проживающій и проѣзжающій. Отличные изъ нихъ есть ребята, ко всякой компаніи подойдутъ. Да и состоятельные. Въ сорока, сорока пяти годамъ у многихъ нѣсколько тысьченокъ -- и десятокъ и два -- въ оборотѣ имѣется. Обзаводятся домишкомъ и на свое какое-нибудь немудрое дѣло переходятъ. Жалованье имъ полагается ничтожное, и безъ прибавки, какъ въ первый, такъ и въ послѣдній годъ -- 200--250 рублей. Но живутъ они дѣйствительно на хозяйскомъ содержаніи (контрактъ: кромѣ одежды, бѣлья и обуви), и затѣмъ пользуются. Бываетъ, конечно, пользованіе не совсѣмъ хорошее, а бываетъ и вполнѣ законное, необходимое. При двухъ-сотъ рублевомъ жалованіи, приказчикъ отвѣчаетъ, по контракту собственностью своей, рубль за рубль, за весь транспортъ товаровъ, который можетъ стоить сотни тысячъ. Разумѣется, въ случаѣ какого-нибудь большого несчастія, отвѣтитъ хозяинъ, но ежели, вмѣсто короба бурнусовъ дамскихъ, который стоить 800 р., окажется, при стертомъ номерѣ или маркѣ, коробъ галантерейнаго товара стоимостью въ 30 рублей -- 770 р. заплатить приказчикъ. Ежели въ доставочныхъ товарахъ подмочка или поврежденіе окажется, или просрочка случится -- и это отнесется на счетъ приказчика. Такъ какъ же тутъ не имѣть запаса? Такіе сотенные убытки обыкновенно и не доводятся до хозяина, а порѣшаются домашнимъ образомъ, съ кѣмъ слѣдуетъ, во избѣжаніе разговора. Съ возчиками у обозныхъ большею частью счета имѣются; иногда и порядочные. Обыкновенно они возникаютъ для взаимнаго прикрытія грѣховъ. Въ тоже время приказчикъ всегда имѣетъ возможность перехватить хозяйскихъ денегъ для маленькихъ своихъ оборотовъ съ кое-какимъ товаромъ, изъ котораго малую толику пудиковъ онъ непремѣнно провезетъ даромъ. Съ сахаромъ, напримѣръ, такія операціи бываютъ, или съ тюменскимъ товаромъ: свѣчи, мыло, бродни, рукавицы, варежки, ковры, пеньковыя издѣлія. Изъ Томска везутъ рыбу, масло, птицу. За это, ежели умѣючи, да въ порядкѣ сдѣлано, не взыскивается. А ежели приказчикъ служитъ хорошо, и хозяинъ къ нему расположенъ, такъ и порядочную партію разрѣшено будетъ купить. Илья Егорычъ любилъ, чтобы приказчики наживались; но только чтобы въ порядкѣ и умѣючи.
   Жизнь обознаго прикащика, какъ и жизнь прочихъ, бываетъ разная, смотря по времени. Когда живутъ по городамъ въ ожиданіи товаровъ, или когда отправка кончилась и они вслѣдъ за товарами ѣдутъ, конечно, жизнь роскошная. Начальства никакого; всегда въ подходящей компаніи, да при хорошихъ деньгахъ; ѣда вкусная и сытная; водку пей безъ стѣсненія; какая въ своемъ кругу поинтереснѣе считается дѣвушка, всегда залучить можно. По тракту, у дворниковъ, тоже пріемъ и почетъ, и дѣвушки знакомыя. А не то, и супруга чья-нибудь привѣтливая. Ну, а въ страду круто приходится, и страднаго времени въ году много. Извольте-ка, напримѣръ, въ Томскѣ, отправлять декабрскіе товары. Пристань подъ Черемошникомъ, въ пяти верстахъ. Тамъ и товары складываются съ пароходовъ и баржъ въ ожиданіи пути. Вставай до свѣту, глотку стаканомъ чая въ попыхахъ обвари, гони. Морозъ настоящій, и въ ноябрѣ, пока человѣкъ не обтерпѣлся, хуже пронимаетъ. И на этомъ морозѣ, на вѣтру съ рѣки, до сумерекъ позднихъ клади товары, ругайся, распинайся, прописывай въ накладной каждый возъ по фамиліи мужика, марку, номеръ, вѣсъ, какое мѣсто, кипа, тюкъ, коробъ или ящикъ. Ворочай мѣста, справляйся по фактурамъ, которыя у тебя вѣтеръ передъ глазами разметываетъ. Не ошибись, потому что отъ ошибки годовой заработокъ ухнетъ. Объ ѣдѣ забудь думать. Развѣ стаканъ водки хватишь, да калача разъ укусишь и то сейчасъ бросишь, чтобы другимъ про ѣду не поминать. Къ вечеру глаза кровью налились; лицо багровое; глотку накричалъ до сипоты. Ночь застигла, гони домой. Ну, дома поѣшь; взыграетъ душа маленько; всхрапнешь полчасика или часъ; садись пиши. Переписывай карандашную накладную въ двухъ экземплярахъ, провѣряй, составляй фактуры, пиши церемонное письмо хозяину, расчитывайся и рядись съ возчиками. Къ полуночи развѣ управишься, да поужинаешь. А на завтра опять тоже. И такъ, изо дня въ день три недѣли, мѣсяцъ. Или переправляй воза черезъ Ангару въ лодкѣ (съ настилкой лодка, большая). Паръ надъ рѣкой непроглядный; рѣшительно ничего въ двухъ шагахъ не видать; быстрина неимовѣрная. Морозъ 20--25о. Незвѣстно, сколько на водѣ пробудешь. Пихаются подъ берегомъ, будто на мѣстѣ стоятъ, а подняться высоко нужно. И все-таки неизвѣстно куда снесетъ; такъ что подъ тѣмъ берегомъ опять пихаться нужно до такого мѣста, гдѣ съѣхать можно. Или, когда рѣка начнетъ становится и въ разливъ пойдетъ, дорогу затопитъ и льдины по лугу носятся, выѣзжай навстрѣчу возамъ, да любуйся, какъ они въ ямы попадаютъ. Объ зимней возкѣ съ ярмарочными товарами, да объ Мамаевомъ побоищѣ въ таможнѣ я ужь говорилъ. Въ лѣтнюю пору, въ Нижнемъ, на солнопекѣ, тоже не сладко бываетъ. Опять же болѣзнь всякая, и тѣмъ болѣе нѣкоторая. Ежели правду сказать, такъ вѣдь не въ рѣдкость она, особенно съ колоду.
   Возможность барыша въ доставочномъ дѣлѣ происходитъ отъ обвѣса крестьянъ и отъ производства товаровъ въ провозъ, т. е. отъ разсчета товаромъ вмѣсто денегъ. Положимъ я взялъ товары изъ Москвы по пяти рублей. А ежели подсчитать, что я по дистанціямъ переплатилъ, такъ можетъ быть больше выйдетъ. И все-таки я въ барышѣ. Дѣло въ томъ, что самый оптовой, настоящій товаръ никогда не перевѣшивается при накладкѣ на воза, а сдается по разъ навсегда принятому вѣсу -- и этотъ вѣсъ меньше настоящаго. Чаи, и въ особенности кипы сукна и короба плису, значительно тяжелѣе, чѣмъ какъ принято ихъ считать. Да и на всѣхъ прочихъ товарахъ ужь конечно привѣсъ не въ пользу мелкоты окажется. Я-то получу пятирублевый разсчетъ по настоящему фактурному вѣсу; а самъ по дистанціямъ разсчитаюсь, хотя и дороже маленько, но за гораздо меньшее количество пудовъ. На кипахъ сукна и коробахъ плису до двухъ пудовъ привѣса бываетъ и болѣе, а этотъ товаръ идетъ тысячами мѣстъ. На чаяхъ, ежели положить десять фунтовъ на ящикъ -- а это, пожалуй, мало -- такъ при десяткахъ тысячъ мѣстъ, это много денегъ составитъ. Разумѣется, для мелкихъ возчиковъ-крестьянъ было бы лучше, еслибы имъ по точному вѣсу платили. Да нельзя этого сдѣлать. Потому что, ежели каждое мѣсто на всѣхъ дистанціяхъ не то что перевѣшивать (и вѣсовъ нѣтъ, да вообще и помыслить о подобномъ нельзя), а только по фактурамъ вѣсъ проставлять, такъ все дѣло станетъ. Никто никуда ко времени не попадетъ.
   Тоже и насчетъ разсчета товаромъ. Покупается для такого разсчета извѣстное количество товаровъ, которые крестьянамъ требуются. Разцѣняютъ ихъ, и затѣмъ прикащикъ обязанъ стараться какъ можно больше этихъ товаровъ продать крестьянамъ по назначенной цѣнѣ, съ наложеніемъ провоза до того мѣста, гдѣ продастъ. Цѣна, конечно, назначена для хозяина безобидная. Кромѣ того, эти товары куплены въ кредитъ, на годъ, на два, даже на три, а идутъ за наличныя деньги. Это барышъ хозяина. Затѣмъ, обозный прикащикъ, конечно, еще надбавляетъ цѣну, и надбавку прямо кладетъ въ карманъ. Кромѣ того, онъ при случаѣ можетъ продать за хорошую цѣну мѣстечко, другое товара и неназначеннаго въ провозъ; и это мѣсто докажетъ потеряннымъ. Съ него вычтутъ по настоящей, правильной торговой цѣнѣ; а онъ нѣсколькими мѣсяцами раньше денежки получилъ по цѣнѣ гораздо повыгоднѣе. Такимъ же порядкомъ можно къ своей выгодѣ воспользоваться и поврежденіемъ мѣста. Чѣмъ везти его, да за поврежденіе приплачиваться, лучше спустить такимъ людямъ, для которыхъ это поврежденіе ничего не значитъ, и которые хорошую цѣну дадутъ. Разумѣется, осторожность, да снаровка нужна, а то на худое замѣчаніе попадешь, довѣрія лишишься. Но всѣ эти штуки продѣлываются и отъ нихъ хорошій барышъ бываетъ.
   А какъ насчетъ совѣсти? Разумѣется, барыши эти идутъ изъ крестьянскаго кармана; но сдиранія шкуры при этомъ не происходитъ. Крестьянинъ оттого и беретъ товаръ охотно, что онъ ему дешевле обходится, чѣмъ въ сельской лавочкѣ или въ трактовомъ городѣ. Принужденія нѣтъ. Безъ барыша, который покрывалъ бы рискъ множества случайностей, никто не сталъ бы доставкой заниматься. А край ею живетъ. Грѣшатъ обозные -- что говорить. Но крестьяне отъ этихъ грѣховъ не раззоряются, а около полезнаго дѣла богатѣютъ. Богаты трактовыя села; хорошо живутъ мужики. Всѣ потребности извознаго промысла таковы, что онѣ хозяйству въ пользу. Сѣно, овесъ надо, хлѣбъ надо, пеньку, полушубокъ, армячину, кожи для отличнаго бродня сибирскаго, да для рукавицъ, да для снасти конской. Лошади нужны, по возможности сильныя, выносливыя; скотъ требуется, а отъ скота идетъ масло, сало, свѣчи, мыло. Помѣщеніе не худо имѣть просторное; запасы разные, чтобы случая не упустить. Мужикъ въ извозѣ ходитъ, отъ дома не отбивается, даже если въ работники нанялся, а всего насмотрится съ разнымъ народомъ потолкуетъ, поумнѣетъ. Какія есть въ извозѣ главныя обиды, все-таки онѣ не отъ доставщиковъ и не отъ ихъ прикащиковъ, а отъ своего брата мужика, отъ дворниковъ, которые дерутъ за овесъ безъ всякой совѣсти и обмѣриваютъ такъ, что 25 ф. за пудъ идетъ. И опять же вздорожаніе кормовъ крѣпче бьетъ крупнаго возчика, который при рядѣ не знаетъ, какія будутъ цѣны. А мѣстный крестьянинъ, который обращается на небольшой дистанціи, знаетъ это, да примѣняясь къ цѣнамъ и рядится. И своего овсеца прихватываетъ, и у пріятеля безобидно пользуется. Конечно, и со стороны доставщика бываетъ прижимка, и вымогательство, и прямой обманъ. И у насъ выдавались въ провозъ мѣста чаю поплоше, такъ называемыя, исправленныя, а цѣну хозяинъ своей рукой проставлялъ выше, чѣмъ бы можно было купить тутъ же въ городѣ, въ любой лавкѣ, хорошій чай. Разъ даже такой случай былъ. Валялся, валялся въ амбарѣ сборный кирпичный чай изъ разбитыхъ мѣстъ, углы отбиты, и половинки кирпичей; тутъ же и деревянное масло стояло, и керосинъ, и попало всего этого на кирпичи. Вспомнилъ Илья Егорычъ объ этомъ чаѣ, приказалъ выдать въ провозъ. Принесли въ контору, видимъ, нѣтъ никакой возможности. Пятна масляныя такъ и расплылись. Ну, совѣстливый довѣренный взялъ одинъ кирпичикъ, пошелъ объяснять. Возвращается, пыхтитъ отъ злости: велитъ отправлять! Ну, и скрутилъ эту мерзость другъ мой Захаръ Захарычъ могучими своими руками въ подобіе двухъ мѣстъ, и повезъ на безконныхъ производить ихъ мужичкамъ. Однакожъ, подобныхъ мѣстъ я въ пять лѣтъ только два и видѣлъ.
   

Жизнь прикащичья.

   Неохотно возвращаются обозные прикащики въ контору; неохотно въ обратный путь пускаются и тѣ, которые выѣзжаютъ торговать на ярмарки. Пріятно жить на своей волѣ, не знать надъ собой начальства. Однакожъ, какъ съѣдутся, въ конторѣ жизнь начинается бойкая. Не мало, конечно, такихъ дней, когда всѣ съ ногъ сбиваются; слова сказать некогда, а не то что о пустякахъ думать. Но ежели къ вечеру съ дѣломъ управятся, такъ ужь что-нибудь непремѣнно устроится. Какъ время къ ужину подходитъ, смотришь, закусочка и водочка появилась. Закуска всегда хозяйская, хоть не положенная, но хорошо хозяину извѣстная: омулекъ, селедка, семга. Насчетъ водки такъ бывало: въ амбарѣ стоялъ двадцативедерный боченокъ съ краномъ; изъ него нацѣдить графинъ довольно солидный полагалось, а иногда и сверхъ пропорціи экономъ друіюй графинчикъ подъ полой пронесетъ. Когда боченокъ въ ущербѣ, экономъ скупъ становится; потому что ежели не было какихъ-нибудь экстренныхъ народныхъ угощеній, такъ раньше срока купить новыя двадцать ведеръ нельзя. Намъ экономскаго графина, разумѣется, не хватало; да мы насчетъ водки и разборчивы были. Иногда и за хорошимъ виномъ вздумаемъ послать, и ужь тогда на этомъ винѣ выпивка и идетъ. Какъ маленько вступитъ, поразвяжутся языки, пойдутъ разсказы про разные случаи въ дѣлахъ, съ хозяиномъ какія исторіи или столкновенія бывали, шутки другъ надъ другомъ и т. п. Все въ томъ же духѣ, какъ бы и въ трезвомъ видѣ, только голоса громче, да хохоту больше. Но замѣчательно, какъ конторская обстановка дѣйствуетъ! Въ конторѣ гораздо рѣже разговоръ на скоромное сбивался, чѣмъ при кутежахъ по другимъ мѣстамъ. Иногда, въ непроходной комнатѣ, часовъ съ восьми, съ десяти, зеленый столъ раскидывался, стуколка устроивалась, потомъ штосъ, и ужь всегда до послѣднихъ пѣтуховъ. И кутежъ, и игра всегда шли между своими, только возчики иногда въ игру приглашались. Съ посторонними мы вообще мало водили компанію, а въ конторѣ почти никогда. Да и не тотъ разговоръ у насъ въ конторѣ былъ принятъ, чтобы можно было постороннихъ допускать. Въ трактиры мы не заглядывали.
   Но въ седьмомъ часу, какъ знаешь, вставай и будь при дѣлѣ. Иные, какъ къ хозяину являться, синія очки надѣвали, хотя онъ очень хорошо понималъ отчего такая слабость глазъ напала. Если на извощикѣ катишь, сходи на углу и добѣгай пѣшкомъ. Хозяинъ вообще терпѣть не могъ ѣзды на извощикѣ; и у насъ никто къ воротамъ не подъѣзжалъ.
   Амурныя дѣла у насъ въ аккуратности содержались. Тогда только стоящій молодой человѣкъ объ женитьбѣ задумаетъ, ежели за невѣстой есть деньги, или обстановка: родство полезное, и вообще средства, чтобы зажить получше. Ежели особа и не очень изъ себя пріятная, разницы большой не составитъ. И ежели подобная невѣста согласна идти за молодого человѣка, и родственники не препятствуютъ, значитъ женихъ дѣйствительно стоящій. Стало быть, ежели случится ему вскорѣ овдовѣть, онъ вполнѣ можетъ эту самую штуку и въ другой разъ продѣлать. И терять ему время, да слезы проливать нѣтъ резону. Вдовый женскій полъ, изъ купечества денежнаго, до преклонныхъ лѣтъ къ молодымъ и среднихъ лѣтъ прикащикамъ склоненъ бываетъ. А тѣ, съ своей стороны, къ нему. И бракосочетаніе, иногда довольно удивительное, изъ этого произойти можетъ. Одну вдову-опекуншу, семейство громадное; чуть ли не пятнадцать человѣкъ дѣтей, всѣ именитые люди въ городѣ старались удержать отъ замужества съ не очень казистымъ прикащикомъ. Одинъ примѣръ зная, что совсѣмъ молодой человѣкъ, безъ гроша, "не стоящій", благополучія своего достигъ. Лѣтъ двадцать ему было, видный, лицо пріятное, румяное, только оспой порядочно тронуто. Объ себѣ думалъ много; шапку по дурацки надѣнетъ на затылокъ, и волосы изъ подъ козырька на лобъ свѣсились. Идетъ грузно, переваливается. Все изъ себя сироту казанскую строилъ, но въ самомъ же дѣлѣ былъ довольно наглый. Одна особа средняго поведенія разсказывала мнѣ, какъ онъ къ ней приставалъ.-- Ахъ, говоритъ, Елена Аркадіевна, самый я несчастный человѣкъ! Все у меня большое, руки большія, ноги большія, а счастія мнѣ нѣтъ -- такъ, безъ пользы. Знаете, говоритъ, объ чемъ я мечтаю? Еслибы мнѣ пришлось куда ѣхать, или бы вы вдругъ уѣхали; я бы къ вамъ пришелъ проститься, сталъ бы васъ цѣловать...-- Я ему говорю: что вы, что вы? А онъ говоритъ: -- ей-Богу! И такіе у него глаза... Глаза у него были дѣйствительно что ни на есть наглые. И вотъ такими, или ужь не знаю какими, штуками онъ подстроился къ одной барынѣ, и какъ есть мальчишкой, безъ гроша, и когда его самого-то никто въ грошъ не цѣнилъ, въ купцы вышелъ.
   Мы жили согласно. Ссоръ мало бывало; ежели, конечно, не считать нашего брата помоложе, потому что между молодыми парнями безъ этого нельзя. Но зубоскальствовать насчетъ другъ друга любили; надъ кѣмъ больше, надъ кѣмъ меньше, кто какъ переноситъ. Но вообще дружески. Надъ троими только смѣялись безъ дружбы, не любя, и прямо скажу, по дѣломъ смѣялись, Ну, и еще одна порядочная гадина была. А чтобы другъ подъ друга подкапываться, или другихъ вклепывать, когда самъ попался; или не помочь, въ чемъ можешь -- этого совсѣмъ не водилось. Помню я на этотъ счетъ заключеніе одного поляка, изъ сосланныхъ, которыхъ въ --скѣ проживало много. Былъ онъ старикъ, музыкантъ. Вмѣсто одного пальца на правой рукѣ, онъ себѣ придѣлалъ какой-то гнутый наперстокъ и работалъ имъ преисправно. Къ намъ онъ приходилъ сбирать новый органъ и поэтому случаю обѣдалъ съ нами. Вотъ во время обѣда онъ разъ и сказалъ:-- "Меня то удивляетъ, какъ вы не ссоритесь. Еслибы насъ столько человѣкъ вмѣстѣ жило, непремѣнно бы перессорились". Былъ онъ добрый, честный старикъ, вѣжливый. Держался очень бодро и весело. Всегда какую-нибудь шутку придумаетъ, съостритъ, но такъ незлобливо, что просто жалко станетъ. Кстати ужь еще про одного поляка вспомню, съ которымъ познакомился не въ конторѣ, а въ винномъ погребѣ, когда сталъ покучивать. Молодой, красавецъ, кровь съ молокомъ, шея какъ у быка; голова аккуратная, и темные волосы короткіе всѣ въ завиткахъ. Бороду брилъ, усы маленькіе; глаза каріе, ясные, веселые. Ужь за что такого человѣка могли сослать, я и представить себѣ не могу. Пилъ онъ лучше всѣхъ насъ, и еще фокусы представлялъ. Пьетъ залпомъ, не торопясь, стаканъ рому, и представляетъ, будто онъ содовые порошки принимаетъ, и они у него въ глоткѣ шипятъ. Или возьметъ стулъ, и дѣлаетъ видъ, будто онъ ему ножки подпиливаетъ; и будто дерево въ концѣ маленько затрещитъ, надломится и отрѣзокъ упалъ, покатился. Жидовъ представлялъ, игроковъ на билліардѣ; карамболи умственные дѣлалъ и т. п. Не то что поссориться, а слова досаднаго ни одному человѣку во время попоекъ не сказалъ. И какой же конецъ? Пистолетъ.
   О смерти упомянулъ, за одно ужь скажу, что видно не легка доля прикащика, ежели изъ насъ такъ много умираетъ. Значитъ, такъ или иначе, надрывается человѣкъ, ежели онъ гибнетъ. И въ какомъ возрастѣ? Въ такомъ, когда всего меньше умирать полагается. Значитъ нездоровая жизнь, тягостная, ежели не могутъ люди ее выносить. Вотъ я сосчитаю, сколько могу припомнить, нашихъ прикащиковъ (кромѣ дальнихъ и закрытыхъ предпріятій)... ну, положимъ, 47 человѣкъ. Изъ нихъ въ пять лѣтъ сколько же умерло? 12. Развѣ это не ужасно!? Бываетъ, что и отъ запоя, да вѣдь и запой при здоровой жизни минуетъ людей. А изъ рабочихъ при нашемъ дѣлѣ четверо умерло -- всѣ отъ простуды, отъ горячки, да отъ воспаленія въ легкихъ. И поваръ еще померъ съ перепоя. Какъ стану вспоминать, съ кѣмъ да съ кѣмъ въ одной комнатѣ сидѣлъ, и ни одного изъ нихъ теперь въ живыхъ нѣтъ, такъ просто страшно. Старикомъ быть прикащику нельзя -- не выдюжитъ. Онъ долженъ помереть, либо на свое дѣло перейти.
   Ежели прикащикъ способенъ, онъ рано на хорошую линію попадетъ. А кто съ молоду изъ грубости не выбьется, такъ потомъ рѣдко-рѣдко до чего-нибудь значительнаго дойдетъ. На это много причинъ. Все не все, а очень многое, что для нашего дѣла требуется, молодой способный парень можетъ очень рано понять. Пишутъ подростки отлично, считаютъ на счетахъ тоже. Все примѣчаютъ и помнятъ. А пороку въ нихъ меньше: не пьютъ, не играютъ. При поѣздкахъ, хозяину или большому прикащику пріятнѣе имѣть съ собой молодого паренька. Отъ него, по обычаю, и услуги принимать удобнѣе, и объ немъ когда по человѣчеству и позаботишься. Жалованья не полагается или самое пустяшное. Ежели что дашь или одѣнешь, обуешь его для представительности, выходитъ, что все подарилъ. А ежели за поѣздку хозяинъ къ нему привыкъ, съумѣлъ парень своимъ случаемъ воспользоваться, примѣнился, хозяинъ его и послѣ въ гору тянетъ, и вѣрить ему, и случаи даетъ. Но кто въ третьихъ подручныхъ, на черной работѣ нѣсколько лѣтъ просуществовалъ, трудно ему не огрубѣть, не отупѣть, да не заразиться многимъ нехорошимъ. Особенную способность нужно, чтобы лѣтъ послѣ двадцати-пяти изъ темной колеи выбиться. У насъ въ эти годы человѣкъ ужь весь показалъ себя, въ сѣмена пошелъ. Ежели съ мальчишескаго возраста до этихъ лѣтъ ничего хорошаго не объявилось, такъ и не объявится.
   Кромѣ того, что у насъ была хорошая выучка, самое дѣло наше такое было, чтобы могли изъ насъ путные торговые люди выходить. Во-первыхъ, дѣло большое, бойкое, ко всему приспособленвое отъ Москвы до Забайкальской и Якутской стороны. Что въ краѣ есть, все захватывали. Во-вторыхъ, торговали мы товаромъ настоящимъ, полезнымъ; глупаго товара у насъ не было. Оптовую торговлю мануфактурными и въ особенности бумажными товарами мы вели большую; но галантерейнаго ничего не держали. На галантерейной розничной торговлѣ ничему путному не научишься. Столько, что ни на есть послѣднихъ, глупостей нужно понять, столько дурацкихъ словъ затвердить. Только про это и разговору, а примѣнить послѣ ни къ чему житейскому нельзя. Гораздо лучше молодому человѣку пріучаться къ розничной торговлѣ, да въ обращенію съ публикой, въ бакалейномъ магазинѣ или въ винномъ погребѣ, какъ у насъ было. Тутъ товаръ почти сплошь настоящій, всегда требующійся, да и къ оптовому дѣлу прикасается. Тутъ и руками нужно умѣть работать и въ затрапезномъ видѣ орудовать. Конечно, молодымъ прикащикамъ только розничная торговля и подъ силу. Оптовая торговля дѣло трудное, до котораго только помаленьку дойти можно, и то ежели способенъ. Тутъ молодежь только по писарской части отличаться можетъ, или ежели парень пріятнымъ видомъ, да вѣжливостью располагаетъ человѣка, товарное мѣсто ловко откупоритъ, умѣючи стулъ подастъ, при угощеніи живо да чисто стаканы перетретъ, привѣтливо на столъ поставитъ.
   Въ оптовой торговлѣ дѣло начинается съ выписки товаровъ. Понять нужно что требуется, сколько, гдѣ и когда купить, какъ провезти. Всѣ такъ называемые манеры ситцевъ да платковъ, да гарусныхъ матерій и прочаго въ разныхъ мѣстностяхъ разныя требуются. И сортъ не одинъ идетъ, гдѣ подобротнѣе любятъ, гдѣ подешевле. Ежели новинка появилась, угадать нужно, будетъ ей ходъ или нѣтъ. Ежели товаръ бойко пошелъ, догадаться нужно, отчего вдругъ спросъ? случай ли особенный вышелъ или можно и на будущее время надѣяться? Тоже и конкуррентовъ имѣть въ виду нужно, и принимать во вниманіе, кто изъ нихъ какъ дѣйствуетъ и что замышляетъ. Видимое дѣло, что все это штука не простая. А это еще полъ-дѣла. Другая половина продать. Въ дальнихъ мѣстахъ торговля не то что въ столицѣ. Въ столицѣ можно сейчасъ по прочимъ сообразиться, да всякую ошибку поправить. А ежели за тридевять земель товары завезъ, да ошибся, не скоро поправишь, а поплатишься дорого. Дешево цѣны назначишь, разбросаешь товары, ни при чемъ останешься. Пожалуй, молва пойдетъ, что нехорошее задумалъ, къ банкротству дѣло ведешь. А иногда необходимо сразу рѣшиться спустить цѣны: и умный человѣкъ такъ это сдѣлаетъ, что уступка въ одолженіе съ его стороны зачтется, будто онъ услугу оказалъ. Не понялъ этого, подорожился, товары на рукахъ останутся, потомъ за безцѣнокъ бросишь. Еще самому хозяину легче рѣшаться, все-таки онъ самъ себѣ голова. Затѣмъ кредитъ. Безъ кредита нельзя. А кому вѣришь, на какую сумму?
   Въ мое время Илья Егорычъ былъ, конечно, ужь не тотъ, что въ былые годы. Остороженъ сталъ, отъ всякаго риска сторонился; да и то въ умѣ держалъ, что при толстомъ карманѣ, да большихъ связяхъ убытку все равно не будетъ. При такой осторожности, да, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, упрямствѣ вновь бы не разбогатѣлъ. Но торговецъ онъ былъ превосходный: соображеніе, выдержка, разговоръ съ людьми -- во всемъ этомъ мало кто съ нимъ могъ сравняться. И изъ прикащиковъ у насъ были отличные торговцы.
   Для богатыхъ, солидныхъ фирмъ торговля въ Сибири облегчается тѣмъ, что товары покупаются въ дальніе сроки; дабы, напримѣръ, до трехъ лѣтъ, а продаются частью на наличныя деньги, частью въ сроки короткіе на шесть, восемь, двѣнадцать мѣсяцевъ. Расцѣнка подобныхъ товаровъ, дѣйствительно, дѣлается съ ничтожнымъ наложеніемъ. Можно даже, не раззоряясь, продавать въ убытокъ, то есть былъ бы убытокъ, еслибы покупка и продажа были на одинаковыхъ условіяхъ. Когда Илья Егорычъ самолично съѣздилъ въ Ярмарку, онъ такіе счетики привезъ, что цѣна тамъ поставлена общая, ярмарочная, такъ что можно показать счетъ и конкурренту на ярмаркѣ, и покупателю дома; прокладка была сдѣлана по цѣнѣ невидимой, съ уступкой, которую ему лично изъ уваженія сдѣлали.
   На розничную торговлю старшему прикащику нѣтъ надобности тратиться. Тутъ онъ нуженъ только для надзора; да уваженіе иногда кому слѣдуетъ оказать; претензію или споръ разрѣшить. При большомъ дѣлѣ ему и некогда торчать въ магазинѣ. А молодежь тутъ какъ разъ у мѣста, чтобы привѣтливо обходиться съ хорошимъ покупателемъ и воевать съ надоѣдливымъ. Потому что покупатель бываетъ суетливъ, безтолковъ, а иногда и противенъ до невѣроятности. Особливо изъ женскаго пола. Совѣсти или приличія ни на волосъ. По магазину ходитъ, на все бросается, все переворочаетъ, торгуется, отступается, обидныя замѣчанія насчетъ товара дѣлаетъ. И всей-то покупки окажется на грошъ. Трудно это переносить, а разсердиться нельзя. Ну, молодой парень въ этомъ случаѣ тѣмъ хорошъ, что онъ себѣ изъ этого забаву устраиваетъ. Товаръ показываетъ да убираетъ съ любезностью, а самъ замышляетъ, какъ бы этакую покупательницу наказать. Буквально война ведется. Ушла -- у нихъ хохотъ. И къ слѣдующему разу разныя штуки заранѣе придумываютъ, что предложить, да что при этомъ сказать.
   У насъ къ торговлѣ пріучались всѣ молодые парни, даже тѣ, которые въ конторѣ по счетной или письменной части отлично шли и были очень нужны. Бухгалтеру, разумѣется, это бывало обидно: пріучалъ-пріучалъ человѣка, а какъ сталъ онъ ему настоящимъ помощникомъ, глядь его и убрали. Возись съ другимъ. Онъ и жаловаться пробовалъ, но хозяинъ на это не подавался. "Ежели, говоритъ, онъ парень хорошій, тѣмъ болѣе нужно, его къ дѣлу приставить. Хорошаго парня жалко навѣки при бумагѣ держать, пописухина изъ него дѣлать. Какая это дорога?"
   Отношенія въ прикащичьемъ мірѣ такого рода, что, съ одной стороны, послушаніе должно быть безъ разсужденій, а въ другое время бываетъ и очень большая короткость. И пьютъ вмѣстѣ, и въ увеселительное заведеніе закатятся; и всякая при этомъ возня можетъ выйти. Но дисциплинѣ это все-таки не мѣшаетъ. И услуги, какія по порядку установлены, мы умѣемъ оказывать безъ униженія. Лакеевъ не полагается, а жить и дѣло дѣлать нужно. Каждый понимаетъ, что ему въ какихъ случаяхъ дѣлать слѣдуетъ и прислуживаетъ безъ униженія, а какъ бы, напримѣръ, хозяинъ гостямъ. Самоваръ поставилъ и подалъ: за то къ тому же столу садись чай пить. А главное, на все это заведенъ крѣпкій порядокъ, которому каждый въ свое время подчиняется.
   Между собою вообще больше на вы говорятъ. Отъ младшихъ къ старшимъ всегда. Послушаніе, о которомъ я упомянулъ, не то значитъ, что всякое приказаніе непремѣнно во всей точности исполняется. И лѣность, и безпечность, и интересъ свой, все это, конечно, бываетъ. Сказано: не укради! А человѣкъ пользуется. Какое же это послушаніе? Но приказаніе личное: ступай, сдѣлай, исполняется безъ разсужденій. Гдѣ бы ни стоялъ или сидѣлъ, въ тоже мгновеніе ступай. Положимъ, молодой парень пьетъ чай. Входитъ старшій прикащикъ (большею частью влетаетъ) и говоритъ: Бѣлкинъ! возьми ключи, принеси изъ амбара то-то, или ступай туда-то. Такъ ежели онъ свой стаканъ попробуетъ допить, хотя бы залпомъ, его могутъ обругать въ лучшемъ видѣ. Человѣку некогда стоять надъ нимъ, чтобы знать навѣрное, что приказаніе исполнено. И нечего ему смотрѣть, какъ парень чай пьетъ. Ежели время терпитъ, онъ скажетъ: чай-то допей! Поспѣешь. Но, разумѣется, главный смыслъ такой внезапности заключается въ томъ, что при гоньбѣ по дѣламъ нечего, да и нельзя объяснять разсыльному по важному или по пустому дѣлу онъ идетъ. Разъ навсегда, это не его забота. Иногда нарочно видъ дѣлается, что дѣло не стоящее вниманія, когда оно, напротивъ, очень интересное. Чтобы человѣка не застать дома или дать другому впередъ попасть, секунды достаточно. А изъ-за подобнаго большое дѣло можетъ лопнутъ. И прикащикъ зрѣлыхъ лѣтъ исполняетъ подобнаго рода приказанія безпрекословно и сейчасъ же.
   Вообще прикащикъ своей воли не имѣетъ. Ни семейныхъ обстоятельствъ, ни болѣзни, ни даже дѣлъ своихъ, хотя бы довольно порядочныхъ, ему имѣть не полагается. Живетъ, ничего не ожидая -- и вдругъ приказаніе: поѣзжай! сегодня вечеромъ, черезъ два часа, черезъ часъ, за тысячи верстъ, на два, на три мѣсяца. Никогда никакихъ разсужденій. Иногда даже самое дѣло не позволяетъ предупредить объ отъѣздѣ. Поѣздка должна бытъ именно внезапная, или совершается по какому-нибудь внезапному случаю, по неожиданной телеграммѣ.
   Илья Егорычъ самъ велъ дѣло до послѣднихъ мелочей и всѣмъ прикащикамъ отдавалъ приказанія лично, а не черезъ старшихъ. Тѣ сами распоряжались, какъ по дѣлу требовалось, и ихъ приказанія исполнялись такъ же безпрекословно, какъ и хозяйскія. Но Илья Егорычъ вообще не поручалъ имъ его приказанія передавать, а звалъ къ себѣ лично каждаго, кто ему требовался, до послѣдняго мальчика. Когда получалась возможность телеграфировать отсутствующимъ, Ильѣ Егорычу было непріятно, что станція отказываетъ въ пріемѣ депешъ съ ругательными словами. Успокоился тѣмъ, что, вмѣсто дурака, сталъ писать "безразсудный". "Зачѣмъ задержалъ товары, безразсудный?!" стало у насъ довольно заурядной рѣчью, которую Илья Егорычъ разъяснялъ уже не по телеграфному, по возвращеніи виновнаго.
   Являться послѣ пріѣзда полагалось въ ту же минуту, въ чемъ пріѣхалъ, не причесываясь и не умываясь. Пріемъ былъ разный: съ одними лобызался трижды, весело, другимъ подавалъ руку, а въ иныхъ случаяхъ прямо приступалъ въ восклицаніямъ. Отпустивъ подручныхъ, уходилъ съ старшимъ въ кабинетъ и тамъ бесѣдовалъ долго. Отъѣздъ также происходилъ по церемоніалу. Длинныя наставленія, кому слѣдовало, онъ давалъ раньше. А когда все готово, позоветъ отъѣзжающихъ уже въ дорожномъ платьѣ, помолится съ ними передъ иконой съ минуточку, поцѣлуется, напутственное что-нибудь скажетъ и отпустить. Ежели хотѣлъ показать особенное расположеніе, выходилъ проводить къ повозкѣ. Когда усядутся, да застегнутъ повозку, скажетъ: "Ну, прощайте, Геннадій Иванычъ; съ Богомъ, счастливо. Трогай!" И терпѣть не могъ, ежели ямщикъ въ это время закопается. Изъ-за этихъ проводовъ напутственная бутылочка иногда распивалась не въ конторѣ, а ужь по дорогѣ, въ винномъ погребѣ.
   Но веселѣе проводовъ и встрѣчъ при отъѣздахъ и возвращеніяхъ старшихъ прикащиковъ изъ Москвы и нижегородской ярмарки у насъ была торговля вещами, т. е. ношенымъ платьемъ. Свои обновы мы всегда предъявляли на общій судъ. Рады бывали, ежели нравилось и цѣну признавали выгодной. Конфузились, огорчались, ежели поднимутъ на смѣхъ. Ну, а московскіе обновы тѣмъ болѣе интересны, да и выгодно было ихъ покупать: видъ совсѣмъ другой и служатъ долго. А здѣшнія въ двѣ недѣли протирались. Лѣтомъ мы ходимъ въ фуражкахъ, а зимой, какъ въ мѣховое нарядимся, насъ и отъ купца не отличишь. Поэтому зимній видъ намъ былъ любезнѣе; и первое, на что человѣкъ тратился для щегольства и солидности, это шубка хорьковая съ бобрами, да шапка соболья или бобровая. Мы и фотографіи съ себя въ шубѣ, да шапкѣ любили снимать. Въ цѣнахъ, при такомъ домашнемъ аукціонѣ, допускался большой капризъ. Уступка значительная дѣлалась и по дружбѣ, и въ видѣ одолженія. Своимъ постояннымъ подручнымъ или кто въ послѣднее время помогалъ, тому дешевле отдавали. И просто дарили.-- Годится?-- Какъ не годиться!-- Ну, и тащи. Принимать такіе подарки вполнѣ прилично; а кто на нихъ щедръ, въ общемъ мнѣніе возвышается. А иногда и запрашиваніе жесточайшее бывало. Вообще, аукціонъ происходилъ вечеромъ, но вещи всѣ знакомыя, такъ что вникать нѣтъ надобности. Время къ ужину близится, закуска на столѣ, такъ что очень весело бывало. Иной разъ и лотерею въ моментъ разыграемъ. Лотереи и продажа вещей бывали у насъ, впрочемъ, и при другихъ обстоятельствахъ. Продулся человѣкъ -- смотришь, и пошелъ съ подписнымъ листомъ.
   Укладываться вообще полагается самому. Но ежели старшаго затормошатъ съ бумагами, да хозяйственными разговорами, то уложитъ ему чемоданъ и подручный. Остающееся имущество въ чемоданахъ или комодѣ считается на храненіи у эконома. Копотную зашивку чемодана и затягиваніе ремнями всегда исполняетъ подручный или кто-нибудь изъ молодыхъ ребятъ. По сибирской ѣздѣ, сундуковъ, разумѣется, не можетъ быть, а существуютъ мягкіе чемоданы черной юфти, которые набиваются вплотную (и много можно туда набить) и аккуратно зашиваются, т. е. застегиваются пропускными сыромятными петлями, изъ которыхъ въ послѣднюю продѣваютъ замокъ. Въ обхватъ черезъ крышу два ремня. Деньги возить въ чемоданѣ не считается благоразумнымъ. Ихъ возятъ на себѣ, потому что съ чемоданомъ больше можетъ быть случаевъ, чѣмъ съ человѣкомъ. Разно ухитряются. Ноги бинтуютъ подъ штанами, особенные надежные карманы съ завязками подъ жилеткой дѣлаютъ: два вдоль спины и по одному съ каждой стороны. Сотенныхъ бумажекъ въ растяжку тысячъ двадцать свободно уложится. Съ тѣхъ поръ, какъ банки завелись, нѣтъ, конечно, такой крайности возить большія суммы, но у насъ капиталъ требовался и въ мелкихъ трактовыхъ городахъ, и въ селеніяхъ. Кромѣ вещей и денегъ, везутся при себѣ товары дорогіе: моржанъ, соболи высокіе. Для надежности и удобнаго обращенія, соболи не тючатъ, какъ товаръ, а кладутъ въ такіе же чемоданы, какъ вещи. И всегда еще навяжутъ отъѣзжающему то, другое изъ товаровъ, что не попало въ обозъ. Хитро приспособлена настоящая казанская повозка. Маленькая, бѣжитъ низко, отъ земли не отдѣляется; а крутые, да глубокіе у нея бока. Какъ начнутъ ее потрошить, выносить чемоданы, да тюки, да коробки, да ковры и подушки, такъ просто удивительно. Гору натаскаютъ, комнату всю завалятъ. Купечество ѣздитъ лежа: оттого, конечно, и можно помѣстить столько, ѣдутъ лежа, и лихая ѣзда купеческая. Курьеровъ обгоняемъ, кромѣ развѣ самыхъ ужь бойкихъ. И не то, чтобы какіе-нибудь наводки бѣшеныя платили; четвертакъ, полтинникъ, но нѣтъ того, чтобы горстями деньги бросать. Въ томъ тутъ дѣло, что человѣкъ отъ повозки не обходитъ, а въ случаѣ чего и постромку пристегнетъ, и возжу продернетъ. Чай пьетъ, перехватываетъ что случится, горячее или холодное, гдѣ готово, такъ чтобы и минутки на это лишней не ушло. Опять же и дороги не разбираемъ; хоть духъ вытряси, пощады не запросимъ. И ямщику веселѣе: чувствуетъ, что свои, по дѣлу настоящему ѣдутъ, и никакой обиды выйти не можетъ. Хочется мнѣ, по поводу купеческой ѣзды, сказать про разбои по сибирскимъ дорогамъ. Опасно, говорятъ: варнаки. Мѣста срѣзываютъ съ возовь, это точно. Такъ вѣдь это коммерція уже образовалась, въ родѣ конокрадства, и полицейскіе аккуратно около пристаносодержателей кормятся. А чтобы проѣзжающаго тронуть, такъ вѣдь, кромѣ того, сколько я самъ ѣздилъ, сколько я зналъ людей, постоянно проѣзжающихъ, сколько разсказовъ дорожныхъ слышалъ, и ни единаго-то разу не пришлось мнѣ услышать ни про одинъ случай грабежа. Между тѣмъ, купеческія повозки катятъ по заведенному порядку въ одни и то же числа; извѣстно вполнѣ, что везутся въ нихъ большія деньги; на каждомъ перегонѣ есть такіе подъемы, что хоть зарѣжь лошадей, не ускочишь. По получасу шагомъ въ гору тянутся! И не трогаютъ. Револьверъ мало кто при себѣ возитъ. Непривычны къ обращенію и слышали, что больше себѣ увѣчья бываетъ. Илья Егорычъ смѣялся надъ тѣми, кто бралъ оружіе: "По моему, лучше всего табакъ нюхательный: въ глаза бросилъ, и готово". Однакожъ, онъ и табакерокъ при себѣ не возилъ.
   Потому ли, что Илья Егорычъ самъ не былъ кровный сибирякъ, или по какой-нибудь другой причинѣ, но настоящихъ сибиряковъ у насъ при всемъ дѣлѣ было мало, а особливо изъ Восточной Сибири. Я былъ, еще, можетъ быть, человѣка два якутовъ, одинъ томскій парень, тюменскихъ нѣсколько, одинъ пермякъ, да елабужецъ -- и только. А то все "россійскіе", владимірцы и особенно вологожане. Въ самомъ большомъ сборѣ мы бывали на Пасху. Тутъ, послѣ заутрени, для поздравленія хозяевъ, насъ сходилось человѣкъ до сорока. Я всегда раньше приходилъ, въ двѣнадцатомъ часу, чтобы вмѣстѣ идти въ нашу приходскую церковь Петра и Павла, въ двухъ шагахъ отъ конторы. Не забуду я этихъ сборовъ. Очень строгаго благочестія у насъ не было. Я считаю, что изъ всѣхъ насъ двое только душевно были привержены къ церкви, да и то не такъ, чтобы выставляться или съ другихъ взыскивать. А нашъ братъ, помоложе, ничего серьёзнаго на этотъ счетъ въ головѣ не держалъ. А тутъ такъ хорошо на душѣ, дружба ко всѣмъ, торжество. Не думаешь, что завтра гулять пойдешь или кутнешь, а именно только праздникъ свѣтлый чувствуешь, радость всеобщую. Разъ я съ однимъ человѣкомъ посчитался крупно передъ праздникомъ, вспылилъ, и даже за мной послѣднее слово осталось. Послѣ заутрени, онъ ко мнѣ подходитъ -- и я съ нимъ не помирился. До сихъ поръ не могу себѣ этого простить, и теперь прошу прощенія. Хозяинъ заутреню стоялъ въ соборѣ. Съ властями похристосуется и пріѣдетъ въ началѣ обѣдни къ Петру и Павлу. Становился сзади -- всегда въ церкви стоялъ сзади, въ толпѣ -- къ хозяйкѣ впередъ не протискивался и безпокойства не дѣлалъ. Даже нашему брату за нимъ наблюдать слѣдовало, чтобы какъ-нибудь слишкомъ близко къ нему не очутиться. Потому онъ тогда похристосуется, а этого онъ не любилъ. Послѣ обѣдни, въ конторѣ насъ, какъ сельдей. Другъ на друга оглянемся, и такъ толпой и идемъ поздравлять въ столовую. Чайный столъ стоитъ; экономка чай разливаетъ; хозяинъ въ регаліяхъ, только вмѣсто мундира пиджачекъ легонькій надѣлъ; хозяйка въ свѣтломъ платьѣ, въ бѣлой шали, на головѣ кружево бѣлое, въ ушахъ брильянтовыя серьги надѣты. Встаютъ и христосуются со всѣми. Лицо у Ильи Егорыча важное, спокойное, и ужь для всѣхъ одно -- не перемѣнитъ. А Дарья Прокофьевна тому, другому, кого любитъ, словечко скажетъ, улыбается. Послѣ этого мы должны по стакану чаю выпить. Не взыскивалось, ежели кто улизнетъ, а только чтобы всѣ стулья были заняты. Иные у двери стоя пьютъ. И Илья Егорычъ сидитъ.-- Что же сливокъ не наливаете? Что безъ хлѣба пьешь? Очень горячій чай мы не глотаемъ; въ жаръ броситъ. Допилъ, стаканъ на тотъ или другой столъ поставилъ, поклонился и убѣжалъ. Ну, а въ прихожей, разумѣется, Настасья Никитишна, та съ большими косами дѣвушка, объ которой я въ началѣ сказалъ. Кто не очень важенъ, да помоложе, тотъ и въ прихожей, времени не теряя, на ходу со всѣми перехристосуется -- и ужь тутъ, можетъ быть, не безъ грѣха.
   

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Хозяинъ, Илья Егоровичъ.

   Пора, однакоже, чтобы читатель кое съ кѣмъ поближе познакомился. И ужь ежели объ комъ говорить, такъ, конечно, первымъ долгомъ объ Ильѣ Егорычѣ, потому что онъ, дѣйствительно, былъ у насъ хозяинъ и всему дѣлу голова. Кое-что при разныхъ случаяхъ сказано; но надо хорошенько все по порядку разсказать.
   Родомъ онъ былъ вологжанинъ и привезенъ въ Сибирь мальчикомъ. Родство кое-какое въ купечествѣ было, не важное; однакожъ оно ему въ пользу пошло. Очень рано, году по осьмнадцатому, онъ уже велъ торговое дѣло; и затѣмъ, при большихъ способностяхъ, настойчивости и трудолюбіи, быстро сталъ богатѣть. Начавъ жизнь лавочнымъ мальчикомъ, онъ нетолько не стыдился этого, а, напротивъ, любилъ вспоминать это время. Случалось, дойдетъ до него -- все до него доходило, только онъ рѣдко видъ подавалъ -- что кто нибудь обидѣлся, зачѣмъ заставили прислуживать у стола. Внушеніе сдѣлаетъ, объяснитъ, что обижаться этимъ глупо, и себя въ примѣръ приведетъ, какъ онъ лавку подметалъ, да подносы съ чаемъ подавалъ въ такое время, "когда ужь знали люди, что настоящій-то хозяинъ въ дѣлѣ я". Лакеями онъ, дѣйствительно, брезгалъ и старался обходиться парнями, которыхъ бралъ съ тѣмъ, чтобы вывести въ прикащики. Но когда пошли разныя утонченности, требующія лакейской снаровки, пришлось хоть одного привилегированнаго держать. Нечего грѣха таить: грубъ былъ Илья Егорычъ въ обращеніи, дрался. Коли долго не отворяютъ по его звонку, онъ могъ, не войдя и слова не сказавъ, въ рожу мальчику съѣздить. При всемъ необыкновенномъ прилежаніи къ дѣлу, онъ въ молодые годы и въ среднемъ возрастѣ кутилъ сильно. Пить онъ могъ необыкновенно много, и хотя пьяный озорничалъ, но противъ прочихъ, въ барышѣ оставался. Въ карты тоже игралъ по очень большой (въ бостонъ, напримѣръ, по рублю), на тысячи; и этихъ тысячъ изъ рукъ не выпустилъ. Въ мое время, разумѣется, ни отъ чего подобнаго и слѣда ужь не оставалось. Только двадцатилѣтніе служаки помнили старину. Сверхъ одной рюмки во время обѣда, онъ теперь капли не пилъ. Въ угоду властямъ, бывалъ иногда принужденъ садиться въ сибирскій вистъ по копейкѣ, но говорилъ, что дороже четверти играть не прилично.
   Съ перваго взгляда могъ онъ показаться похожимъ на чиновника. Но черты лица были другія, и въ нихъ ясно сказывался человѣкъ большой силы. И волчій ротъ, и лисій хвостъ несомнѣнно тутъ были; и гнѣвъ, который, дѣйствительно, могъ испугать; и улыбка необыкновенно тонкая была у него, и зловѣщая усмѣшка. Невидимо въ чемъ она выражалась: смѣется лицо и глаза свѣтлые стали. Сконфузится хвастливый человѣкъ, или который обмануть старался, ежели подъ эти глаза попадетъ.
   Вставалъ Илья Егорычъ всегда въ шесть часовъ, и вскорѣ затѣмъ появлялся въ кабинетѣ чисто вымытый и причесанный, въ халатѣ. Такъ и оставался до выѣзда или до обѣда. Отъ письменнаго стола онъ въ это время вставалъ развѣ, чтобы проводить гостя поважнѣе, и потомъ съ замѣтной торопливостью возвращался. Раннимъ утромъ, между семью и восьмью, какъ говорилось, "до людей", старались попасть къ нему кое-кто изъ купечества, приближенные люди, пользовавшіеся расположеніемъ, а отчасти и по дѣламъ прикосновенные. Это было самое лучшее время, чтобы переговорить безъ помѣхи, посовѣтоваться, сообщить сплетню, призанять негласно изъ рукъ въ руки нѣсколько тысченокъ. Сообщеній выслушивалъ онъ много, но посѣтители, большею частью, входили съ задняго крыльца, спрашивая, есть ли кто. Ежели сидѣлъ не удобный человѣкъ, не шли: посидятъ въ столовой или къ намъ пройдутъ. И изъ насъ, кому нужно было для развязки на все утро, спросить или доложить о чемъ, старались въ это время улучить минутку. Очень часто онъ въ окно все движеніе во дворѣ видѣлъ, и шагъ каждаго зналъ -- иной разъ и самъ позоветъ. Итакъ у него все хитро разсчитано было: иногда только затѣмъ и звалъ, чтобы свидѣтель былъ, чтобы стѣснить, сконфузить непріятнаго посѣтителя, не дать ему говорить. Послѣ восьми часовъ набиралась публика попестрѣе, а съ десятаго часа обыкновенно отдавалось приказаніе:-- нѣту дома; а ежели такой-то и такой-то будутъ, проси. Бѣда, ежели мальчикъ передъ чьей-нибудь важностью спасуетъ, и вообразитъ, что отказать нельзя.
   Мы имѣли право входа во всякое время, кромѣ, разумѣется, когда въ спальнѣ. Но и то, ежели чувствуешь, что дѣло важное, постучишься. Я нѣсколько разъ стучался. Спроситъ, велитъ войти, или черезъ дверь прикажетъ. Тоже и насчетъ послѣобѣденнаго сна. Спать ему нужно было, хотя бы минуть двадцать, а ежели время не терпитъ, все-таки пошлешь мальчика разбудить. Въ туже минуту выйдетъ. И никогда онъ за это не сердился, т. е. даже отклика недовольнаго изъ спальни не сдѣлаетъ. Нужно было понимать, что при комъ говорить, когда съ какимъ дѣломъ соваться, какъ незамѣтно напомнить или намекнуть. И ежели кто всѣ эти штуки, какъ игру разыгрывалъ, онъ очень цѣнилъ.
   Вообще дѣлалось такъ: письма и телеграммы неси во всякое время, иди прямо, клади, уходи. На телеграммахъ надпись синимъ карандашемъ, крупно, откуда, чтобы онъ сразу зналъ, которую раньше читать. Почту, деньги, бумаги и справки изъ конторы, письма къ подписи, носилъ кто-нибудь одинъ: онъ не любилъ, чтобы непривычное лицо входило въ кабинетъ. Ежели торчишь въ кабинетѣ и видишь въ окно, что несутъ изъ конторы что-нибудь еще, выходишь въ столовую и берешь. Почту на столъ положилъ, а объявленія прямо передъ нимъ. Которое подписываетъ, говори отъ кого и сколько. Съ бумагами идешь, остановись въ дверяхъ. Онъ сидитъ къ тебѣ спиной, пишетъ. Ежели нужно, говори сейчасъ, сразу. А нѣтъ -- молчи. Иногда, не оборачиваясь, спроситъ: что? И продолжаетъ писать. Допишетъ, обернется, кому слѣдуетъ руку подастъ. Если призванъ, тоже остановись и жди. Кто съ порученіемъ ѣздилъ, отвѣтъ короткій, положимъ: "Ивана Петровича дома нѣтъ", "кланяется, благодарить", "будетъ въ 7 часовъ", и т. д. Говори сразу и уходи. Ежели отвѣть длинный -- жди. Ни за чѣмъ служебнымъ, хотя бы самымъ пустымъ, домашняя прислуга не разсылалась.
   Очень замѣчательная въ немъ черта была, что онъ наушничества не возбуждалъ и любимцевъ не имѣлъ. Онъ зналъ все черезъ бабъ, да и зорокъ былъ очень; но прикащиковъ не разспрашивать, и что зналъ негласно, виду не давалъ. А насчетъ любимцевъ не то я хочу сказать, что онъ никого не любилъ. Напротивъ, онъ бывалъ очень расположенъ, и даже такъ, что ему именно пріятно было, чтобы человѣкъ тутъ при немъ въ комнатѣ находился, хотя бы безъ прямого дѣла. У него первый признакъ, что онъ человѣкомъ доволенъ, ежели онъ его тормошитъ. Самыхъ разныхъ порученій надаетъ, а исполнять мѣшаетъ. Позоветъ за чѣмъ-нибудь, и держитъ. Дѣло не терпитъ; а ты часъ и два торчи въ кабинетѣ, пока онъ почту пишетъ или бесѣды ведетъ, а на тебя въ это время взглянетъ или улыбнется. Молодому, положимъ, эти разговоры большая наука, но старику маята одна; въ особенности, какъ одинъ человѣкъ у насъ изъ-за мозолей замшевые сапоги носилъ. Ежели неудовольствіе произошло, а между тѣмъ человѣкъ старается, успѣваетъ -- смотришь, помаленьку опалу сниметъ и опять тормошитъ. А ежели сердитъ, сейчасъ же перестаетъ звать; ни о чемъ не спрашиваетъ; всякое дѣло въ двухъ словахъ кончаетъ. Тѣхъ, у кого не было постояннаго дѣла, по мѣсяцамъ безъ занятій держалъ. И ужь такому опальному не давай отъ себя работы, не посылай никуда за самымъ пустымъ дѣломъ, не ставь къ пріемкѣ или накладкѣ товаровъ, ни письма, ни фактуры не давай переписывать. Замѣтитъ, гонка будетъ -- не изъ-за этого самаго, а изъ-за чего придется. Одного человѣка полтора года такимъ манеромъ продержалъ: кончилось, что тотъ разсчитался. Изъ всѣхъ насъ, это былъ единственный человѣкъ, довольно глупый. То есть никакихъ обстоятельствъ сообразить не могъ, и все дѣлалъ невпопадъ. Важность на себя напускалъ, и ежели что скажетъ, да ему поддакнуть, обрадуется, и сейчасъ повторитъ громче прежняго: а что же и говорю! Былъ онъ съ Ильей Егорычемъ товарищъ; состоялъ съ нимъ приблизительно въ одномъ капиталѣ, въ карты вмѣстѣ играли; и даже преданіе ходило, будто бы порядочная часть Долгушинскаго капитала въ руки Ильи Егорыча по картамъ перешла. Потомъ пошла дорога разная, и наконецъ, попалъ онъ къ прежнему товарищу въ прикащики. Изъ старшихъ былъ, каждый годъ въ Москву ѣздилъ, а денегъ хорошихъ не нажилъ потому только, что въ дѣлахъ былъ глупъ. Но все-таки, тысячъ двадцать накопилъ. Въ послѣдній разъ, онъ вина въ Москвѣ купилъ. По письмамъ и счетамъ было видно, что покупка плохая: главные сорта дороги, фантазіи разныя допущены; отправка тоже неудачная. Пріѣзжаетъ. Ильи Егорыча не было дома. Матвѣй Терентьичъ его дожидаться не сталъ, одѣлся и поѣхалъ въ гости -- и именно въ родственный хозяину домъ, отъ чего умный человѣкъ и во всякое время бы воздержался; потому что Илья Егорычъ никакихъ подобныхъ сближеній не любилъ. Вотъ только что онъ со двора, а хозяинъ во дворъ. Павлушка и докладываетъ: Матвѣй Терентьичъ Долгушинъ пріѣхалъ.-- Позови.-- Нѣту. Разъ, два, и три -- такъ до ночи и не бывалъ. Утромъ -- свиданіе...
   Кромѣ опалы, ежели недоволенъ, или разсердился, или не въ духѣ -- и разговоръ, по человѣку глядя, различный. Самые набольшіе прикащики, главные довѣренные у насъ такіе люди были, что имъ мораль читать или наставленія давать не приходилось. Слышно, конечно, что человѣкъ не доволенъ, брюзжитъ, съ мнѣніемъ несогласенъ, велитъ по своему сдѣлать. Разговоръ, конечно, всегда на "вы". "Ты" только изрѣдка, въ очень дружескомъ тонѣ, при имени и отчествѣ, и то какъ бы для показанія большой близости передъ инымъ, постороннимъ человѣкомъ изъ купечества.-- Ну-ка, братъ Геннадій Иванычъ, объясни ты ему, въ какую онъ бѣду съ этимъ дѣломъ влетитъ. Или такъ:-- Что, братъ, Богатовъ, оплелъ насъ съ тобой Иванъ Максимычъ; опростоволосились мы. Нѣсколько пониже сортомъ люди назывались также по имени и отчеству, вы или ты, смотря по давности службы и отношеніямъ (первое гораздо чаще). Намъ, мелкотѣ, обознымъ, молодымъ парнямъ, которыхъ кликали по фамиліямъ, не рѣдко тоже приходилось угодить подъ ругань. И тутъ, впрочемъ, разное обращеніе. Илья Егорычъ зорко видѣлъ, какъ на кого дѣйствуетъ, и примѣнялся. Молодыхъ парней иногда ругалъ, и скверныя слова въ поученіе употреблялъ, но безъ всякаго сердца, просто въ родѣ разговора. Иной разъ, ежели человѣкъ по новости или отъ старанія ошалѣлъ, или глупость сдѣлалъ, ему смѣшно, и онъ даже расположенъ къ нему дѣлается. Но только онъ всегда себя выдержитъ; а какъ-нибудь послѣ пошутитъ для ободренія. Дѣйствительно, жестоко и обидно доставалось прислугѣ и эконому, потому что тутъ были отношенія, въ которыхъ онъ не привыкъ себя сдерживать. А всѣхъ страшнѣе разносилъ онъ родственниковъ. Дѣтей своихъ не было, и потому онъ старался вывести въ люди племянниковъ, которыхъ бывшій бухгалтеръ прозвалъ принцами крови. Отличные случаи всѣмъ имъ были даны, но только одному пошли они въ прокъ; и онъ въ короткое время всталъ на ноги и сдѣлался богатымъ купцомъ. Теперь, конечно, перевалилъ за милліонъ. По совѣсти нужно признаться, что въ служебномъ отношеніи купеческіе сынки и племянники плохой народъ. До того они взбалмошны, не надежны въ характерѣ, что и сказать нельзя. Сегодня онъ съ тобой цѣлуется, а завтра пакость сдѣлаетъ, подведетъ передъ хозяиномъ, ни за грошъ продастъ, насплетничаетъ, наклевещетъ. Тоже и насчетъ денегъ бываетъ до крайности подозрительно. Состоитъ при дѣлѣ -- разумѣется хозяйскія деньги быть должны. Знаешь про него навѣрное, что продулся онъ въ пухъ -- и вдругъ опять бумажки во всѣхъ карманахъ, и въ чемоданчикѣ или комодѣ, пачки починаются. Даже во время игры смотрѣть на такія деньги неловко. Разъ я былъ при томъ случился, какъ Илья Егорычъ подобнаго принца крови разносилъ. Просто страшно: побѣлѣлъ,
   глаза выкатились, голосъ на весь домъ. Такъ и бьеть вся эта сила въ человѣка. Какъ съ глазъ прогналъ, обращается ко мнѣ, хочетъ говорить спокойно, а голосъ обрывается, грудь такъ и ходитъ. Другой разъ такая сцена вышла. Уѣзжаетъ на ярмарку; тарантасъ у крыльца; мы всѣ въ столовой; въ прихожей горничныя, кучера, дворники. Видимъ, въ залѣ помолился, перецѣловался съ родственниками, выходитъ къ намъ. Тоже, по порядку, съ каждымъ трижды цѣлуется. До племянника дошелъ, остановился, глаза въ него уставилъ, да въ короткихъ словахъ, тутъ же, при всѣхъ, такъ его обработалъ, что мы только рты разинули.
   Когда нужно было, напримѣръ, въ общественныхъ собраніяхъ, Илья Егорычъ могъ себя обуздать. Только дорого это ему стоило. Между тѣмъ въ собраніяхъ тоже и враговъ было довольно, кляузники, выжиги изъ разжившихся кабатчиковъ и т. п., которые, кромѣ обдѣлыванія своихъ дѣлишекъ, прямо на то били, чтобы его взбѣсить и сдѣлать скандалъ. Пріѣдетъ домой до того измученный, что прямо въ постель. Послѣ подобныхъ случаевъ призоветъ иногда вечеркомъ одного изъ старшихъ прикащиковъ, поговорить немного о чемъ-нибудь, а потомъ и свернетъ на общественныя дѣла. Жалуется, отвращеніе выражаетъ: "Только и остается, что наплевать на всѣхъ, да затворить ворота". Сидитъ при этомъ иногда въ кабинетѣ, или тихими шагами по залѣ ходитъ. И эта мысль объ отвращеніи у него упорная была; потому что онъ часто къ ней возвращался. И когда у него тихо и мирно было на душѣ, опять говорилъ объ томъ же: бросить все...
   Терпѣливъ былъ Илья Егорычъ съ людьми необходимыми, даже при большомъ ихъ безобразіи, напримѣръ, съ бухгалтеромъ. У насъ постепенно до того дошло, что бухгалтеръ по мѣсяцу и болѣе не показывался въ конторѣ. Мы копошимся въ книгахъ и счетахъ, какъ умѣемъ, справки задерживаемъ, счета составляемъ не полные; иного и вовсе доискаться не можемъ. А хозяинъ терпитъ, потому что бухгалтеръ знающій и замѣнить его не кѣмъ. Пробовалъ онъ сойтись съ прежнимъ бухгалтеромъ, который тогда жилъ своимъ домкомъ, независимо. Собственно для счетной части оно было бы не дурно, надежно. Но ладить съ Дмитріемъ Кирилычемъ Бахматовымъ было бы труднѣе, чѣмъ переносить безобразіе пьяницы. Дмитрій Кирилычъ былъ человѣкъ очень умный, быстрѣе Ильи Егорыча, образованнѣе гораздо, замѣчательно находчивый и способный къ насмѣшкѣ. Чтобы въ дуракахъ не остаться, обращеніе съ нимъ требовалось самое осторожное. Неожиданное его возраженіе или шутку не поймешь сразу; а переспросишь, придется отъ него поученіе принять.
   Въ числѣ многихъ дѣловыхъ способностей Ильи Егорыча, былъ даръ приказывать просто и вразумительно, каждому въ тѣхъ словахъ и тѣмъ голосомъ, какъ кому для пониманія требовалось. Еще важнѣе было, что онъ возраженіе выслушивалъ отъ всякаго, и ежели признавалъ справедливымъ, то соглашался. Смиреніе онъ любилъ, но въ чемъ? Въ томъ, чтобы человѣкъ не воображалъ о себѣ много, правъ никакихъ въ помышленіи не держалъ, и самое грошовое жалованье принималъ, какъ великую отъ хозяина милость. А чтобы человѣкъ передъ нимъ шалѣлъ и рта не смѣлъ разинуть, этого онъ не цѣнилъ. Онъ голову повернетъ, черезъ плечо взглянетъ и спросить:-- почему?-- Объясни. Для примѣра, какую можно было смѣлость себѣ позволить, разскажу одну исторію про себя. Очень поздно осенью требовалось переправить за Байкалъ и оттуда по глухому, малопроѣзжему тракту отправить партію товаровъ, не большую, но необходимую и спѣшную. Принесъ я бумаги по этой отправкѣ; все оказалось въ порядкѣ. Воскресенье было; расположеніе духа благодушное. Вотъ онъ подписалъ и говорить: -- Поди, скажи Костылеву, чтобы собирался, а послѣ обѣдни ко мнѣ бы пришелъ. Сергѣй Костылевъ былъ мой первый другъ, и въ то время какъ разъ былъ поставленъ за конторку помощникомъ новаго бухгалтера, который къ намъ поступилъ съ огромнѣйшей репутаціей, и такъ себя важно началъ держать, что даже обѣдать съ нами за однимъ столомъ не захотѣлъ, а приказалъ подавать ему обѣдъ въ его комнатѣ, гдѣ онъ и помѣщался одинъ. И Сергѣй, и я, оба мы думали, что ему, т. е. Сергѣю, будетъ большая польза отъ выучки бухгалтеріи при такомъ хорошемъ учителѣ. Между тѣмъ, поздней осенью не въ диковину было, что пароходъ цѣлую недѣлю качается, не можетъ пристать къ Посольску. Поѣздка могла затянуться недѣли на три, а мученія много. Вдругъ мнѣ все это въ голову пришло; не успѣлъ я до конца столовой дойти, какъ повернулся къ Ильѣ Егорычу, который слѣдомъ за мной шелъ въ спальню одѣваться, и говорю:-- Илья Егорычъ, позвольте мнѣ слово сказать.-- Что такое?-- Извините пожалуйста, что я осмѣливаюсь... Ну, и разсказалъ всю исторію и къ концу, должно быть, довольно покраснѣлъ.-- Кого же мы пошлемъ? Матвѣя Терентьича Долгушина развѣ? и улыбнулся своей тонкой, красивой улыбкой.-- Ну, пошли его ко мнѣ. Обрадовался я, бѣгу черезъ дворъ; подхожу къ Матвѣю Терентьичу съ такимъ пріятнымъ видомъ, какой бываетъ у молодыхъ для насмѣшки надъ стариками.-- Илья Егорычъ васъ проситъ.-- Что такое? Засуетился, на пятый мѣсяцъ опалы дѣло это было -- пошелъ. Я Сергѣю все потихоньку разсказалъ. Вотъ идетъ Матвѣй Терентьичъ назадъ; побагровѣлъ и брови нахмурены.-- То есть, говоритъ, еслибъ не для Шарапова, ни за что бы не поѣхалъ.-- Что такое? Куда?-- За Байкалъ посылаетъ съ --скими товарами. Я, говоритъ, хотѣлъ Костылева послать, да въ Подольскѣ чаи ужь подходятъ, присмотрѣть надо: мальчишкѣ не управиться.
   Старшіе прикащики и обозные, кромѣ того, что въ деньгахъ не могли имѣть стѣсненія, сами себѣ выписывали въ счетъ жалованье и положенные расходы. А для нашего брата, мелкоты, большая это была исторія просить денегъ, даже заслуженныхъ. Гораздо чаще приходилось просить впередъ.-- Много ли? Пятьдесятъ рублей.-- А много ли за тобой? Тридцать рублей.-- На что тебѣ деньги? По моему, вовсе тебѣ денегъ не нужно. И пойдетъ разводить. Разумѣется, у кого хорошая причина: матери послать, или что-нибудь подобное, разговоръ короткій. Распроситъ только и все приметъ къ свѣдѣнію. А ежели обносился, сапоги къ празднику, пальто новое; сорочекъ совсѣмъ нѣтъ и т. д., тутъ всегда эубоскальствуетъ и жилы тянетъ. И кутежемъ, и картами, и женскимъ поломъ, всѣмъ попрекнетъ. Потомъ, ежели не сердитъ, дастъ. А, ежели сердитъ, дастъ нелюбезно, ругань про себя произнесетъ, записывая въ журналъ. Жалованья были ничтожныя: 15, 20, 25 рублей; 40 или 50 немногіе получали. Прибавка дѣлалась такъ: передъ балансомъ составлялся списокъ, кто сколько получаетъ и сколько за нимъ долгу. Тутъ Илья Егорычъ и дѣлалъ отмѣтки, кому прибавить, кому списать долгъ или частъ долга въ награду. Тутъ у иного дѣлишки маленько поправлялись. Водилось, что и сами ходили проситъ прибавки, иногда и добивались. Но вообще человѣкъ себѣ подобными просьбами вредилъ...
   Снисхожденіе, ежели кто запутается по денежной части, онъ иногда оказывалъ большое; но только тогда, ежели человѣкъ, можно сказать, въ ногахъ валяется. А къ тѣмъ, кто не хочетъ, не умѣетъ унизиться, великодушія не было. Однихъ, проворовавшихся опять приставляетъ къ дѣлу, иногда къ большому дѣлу, прежнюю растрату замазываетъ: Ну, что тамъ, ежели какія крохи къ рукамъ пристали.
   А разъ вышелъ случай совсѣмъ въ другомъ родѣ. Вполнѣ вѣроятно, что позже, когда Илья Егорычъ сталъ больше остерегаться всего неблаговиднаго, онъ не рѣшился бы такъ подтупить. А можетъ-быть и то, что онъ этимъ средствомъ надѣялся вѣрнѣе закабалить на нѣсколько лѣтъ полезнаго человѣка.
   Эту исторію я въ первый разъ услышалъ, когда лежалъ дома больной, и лечился на деньги Ильи Егорыча; а Сергѣй забѣгалъ иногда въ послѣобѣденное время меня провѣдать. Тетушка тогда ужасно полюбила Сергѣя, да оно, пожалуй, и не трудно было; потому что при моемъ жалкомъ положеніи, онъ оставилъ свою дикость, и старался быть попріятнѣе, шутилъ, смѣялся. Эту приверженность она навсегда сохранила. И я даже думаю, что когда потомъ начались наши бушеванія, пріѣзды въ не показанное время, стукъ дверей и сапоговъ, голоса не трезвые, кутежи до утра и проч., ея удивительное снисхожденіе, можетъ быть, больше къ Сергѣю относилось, чѣмъ ко мнѣ. Бѣдная тетушка! Нетолько ея пяльцы исчезли изъ гостиной, но даже она сама перебралась спать на кухню, гдѣ будто бы было теплѣе. Да, бываетъ подобное звѣрство. Не воротишь. Вотъ съ больными Илья Егорычъ былъ очень добръ и внимателенъ. Мнѣ нетолько далъ денегъ; но и велѣлъ сказать, чтобы и насчетъ будущаго не безпокоился:-- эти выйдутъ, и еще можно. Чаю и сахару велѣлъ мнѣ отвезти. Въ конторѣ ли кто лѣчился или дома, онъ всегда помогалъ; присылалъ доктора; трудно больныхъ навѣщалъ. О вычетѣ жалованья за время болѣзни, какъ многіе дѣлаютъ, конечно, и рѣчи не было. То ли онъ въ этихъ дѣлахъ дѣйствительно по христіанскимъ мыслямъ и добротѣ поступалъ; то ли сообразилъ, что стоитъ все это не дорого, а впечатлѣніе производитъ полезное, и на человѣка узду лишнюю налагаетъ -- но только больные никогда безъ помощи и попеченія не оставались. Тоже и въ случаѣ смерти: всѣ расходы на свой счетъ, и чтобы все прилично было, и угощеніе духовенства послѣ похоронъ; однимъ словомъ -- все. На панихиду придетъ и до кладбища проводитъ.
   Скажу еще объ нѣкоторыхъ церемоніяхъ, которыя у насъ соблюдались. Самая главная церемонія -- приглашеніе къ хозяйскому обѣду. Самые набольшія приглашались почти всегда. Затѣмъ пріѣзжіе съ отчетами изъ торгующихъ по городамъ, а иногда и изъ прочихъ кое-кто. Костюмъ -- кто въ чемъ ходитъ; хотя, конечно, на случай приглашенія себя вообще чище соблюдаютъ. А набольшіе, или кто по купечеству, да по банкамъ и присутственнымъ мѣстамъ рыщетъ, со щегольствомъ одѣвались. Входятъ въ столовую и становятся вдоль стѣны и у печки. Съ хозяиномъ или хозяйкой глазами встрѣтятся, кланяются. Между тѣмъ, гости подходятъ къ закускѣ. Мѣста мало, столикъ маленькій, въ углу; такъ что немногіе могли сразу пользоваться. Когда всѣ закусятъ, Илья Егорычъ обращается къ намъ, будто въ первый разъ видитъ и примѣчаетъ, что мы тутъ:-- что же, господа, водки? Садятся, какъ пришлось; стараются присосѣдиться къ знакомымъ изъ купечества. Ежели во время обѣда влетитъ какой-нибудь запоздавшій, Илья Егорычъ подвигаетъ свой стулъ, и сажаетъ подлѣ себя кого-нибудь, къ кому больше благоволитъ. Это ужь послѣднее мученіе; потому знаешь, что ему неловко и непріятно. Подаютъ въ два блюда, сряду; хозяину, непремѣнно, послѣднимъ. Разговору, чтобы не было никакого. Послѣ обѣда, въ числѣ прочихъ -- вонъ, безъ кофе.
   Несмотря на вкусный и сытный столъ, всѣ вообще приглашаемые тяготились обыденной церемоніей. А Геннадій Иванычъ, много разъ предупрежденный, заранѣе прошенный и убѣждаемый неоднократно, каждый день бунтовалъ, и комедіи разыгрывалъ.
   Пищей и питіемъ за столомъ Ильи Егорыча прикащиковъ не обдѣляли. Но за то ясно выражалось, чтобы въ присутствіи хозяина никто ихъ за людей не почелъ. Эта черта, и во всѣхъ прочихъ случаяхъ, строго соблюдалась. Ежели входишь въ кабинетъ, и тамъ сидитъ довольно даже знакомый человѣкъ, смотри на одного хозяина, гостю не кланяйся, будто его и не видишь. Развѣ ужь близкій, и твое положеніе въ дѣлѣ знаетъ вполнѣ; тогда можно, пока Илья Егорычъ пишетъ или читаетъ, привстать, поздороваться, перекинуться словечкомъ: но только самымъ шопотомъ. Еще признакъ хозяйской важности: ежели, бывало, зайдетъ въ контору, шапки или шляпы не снимаетъ. Заходилъ онъ, между прочимъ, рѣдко; и больше для одного благодушія. Разъ только пришелъ подписать почту, когда ему нужно было поскорѣй выѣхать. Торопилъ спокойно, безъ суеты, т. е. собственно, подходилъ и заглядывалъ; соображалъ, можно ли ему дождаться. Однажды пришелъ вечеромъ, дозоромъ, посмотрѣть, дома ли молодые принцы; и разнесъ исправнаго за не исправнаго. Вообще, хотя онъ желалъ, чтобы считали, будто онъ все видитъ и непремѣнно каждаго согрѣшающаго застигнетъ, но избѣгалъ частыхъ столкновеній, которыя уронили бы его достоинство, и закрывалъ глаза на многое, что было ему извѣстно вполнѣ.
   Личность Ильи Егорыча въ моихъ замѣткахъ описана гораздо подробнѣе; но я исключилъ все, относящееся къ домашней обстановкѣ или общественной и свѣтской дѣятельности, и оставилъ только то, что касается торговаго дѣла и отношеній къ прикащикамъ. Мнѣ жаль этихъ сокращеній, въ особенности потому, что это лишаетъ меня возможности помянуть одного добраго и несчастнаго человѣка, отчего выиграла бы и личность самого Ильи Егорыча. Потому что въ человѣкѣ этомъ лежало наружу многое, что у того было глубоко скрыто полъ броней, наросшей отъ богатства и многолѣтняго веденія большаго дѣла. Я разсказалъ много дурнаго, и только потому умолчалъ о разныхъ неблаговидныхъ мелочахъ торговаго дѣла, что было бы несправедливо говорить о нихъ непривычнымъ людямъ. Онѣ бы всего больше поразили, и впечатлѣніе вышло бы не вѣрное. Вездѣ, во всемъ одни и тѣ же дѣла дѣлаются и мелкими, воровскими людишками, и честными людьми. Илья Егорычъ на этомъ былъ воспитанъ, выросъ и разбогатѣлъ, и, по совѣсти, одну только причину видѣлъ поступать иначе -- осторожность. Вѣдь, ежели всѣ люди подлецы, ежели изъ нихъ многіе подлецы такіе, что смотрѣть на нихъ отвратительно, такъ зачѣмъ стѣсняться съ ними? Не глупо ли, отдавать имъ, этакимъ подлымъ людямъ, то, что можно взять себѣ? Развѣ не наказывался каждый разъ, когда воображалъ, что можно человѣку повѣрить, когда пробовалъ поступать иначе? Откуда, въ виду чего, во имя чего, могли явиться другія мысли? А эти мысли были. И это мысли невеселыя, не легкія для того, въ комъ мысль работаетъ одиноко и упорно. Безъ грѣха никто не живетъ. Но мѣра разная для знающаго, нераскаяннаго, который въ злѣ и лжи наслажденіе находитъ, и для темнаго, который смутно тяготится зломъ; желалъ бы добра; радъ былъ бы перестать злодѣйствовать; отдохнуть onвѣчнаго вытягиванія жилъ, которому роковымъ образомъ обрекаетъ капиталъ всѣхъ беззащитныхъ и поддающихся. Не непремѣнно большой капиталъ -- всякій, хотя бы тотъ, который заключается въ моей чернильницѣ. Потому что ежели возмешься тутъ предѣльную грань проводить, такъ и при малой сообразительности, большое затрудненіе почувствуешь. Слушаю я, бывало, всякіе разговоры Ильи Егорыча, и, ни чуть не сомнѣваюсь, что онъ правдивый и честный человѣкъ -- какъ и въ себѣ самомъ не видѣлъ дурного, когда изъ всѣхъ силъ старался исполнять порученное, или самостоятельно дѣйствовалъ въ томъ же духѣ. Потому что все это было въ порядкѣ, какъ слѣдуетъ, и безъ чего нельзя. Трудно сказать, въ чемъ тутъ заключается разница между людьми, которые одинаковыя, дрянныя дѣла дѣлаютъ -- но она есть. И въ силу ея, совѣсть признаетъ самымъ оправданнымъ того, о комъ справедливо сказано, что онъ всѣхъ грѣшнѣе. Въ томъ, что Илья Егорычъ хорошій, справедливый и честный человѣкъ, я былъ, нисколько не думавши, убѣжденъ въ тѣ мои мальчишескіе годы. Такимъ же я его и теперь считаю. Учиться правдѣ ему было не у кого, ни по книгѣ, ни отъ живого человѣка. А сознаніе и желаніе правды все-таки держались. Равнодушія, мертвенности не было до конца.
   Лично, я долженъ быть ему навсегда благодаренъ. Я ему обязанъ выучкой, сознаніемъ, что могу работать. Увы! для работы, какая была тогда, нужна та же вѣра въ дѣло, та же возможность искать лучшаго, соображать, стараться. Прочее, что было въ мальчикѣ, быть можетъ, еще и теперь бы воскресло въ усталомъ человѣкѣ.
   

Хозяйственная часть. Семейный флигель.

   Хозяйственная часть была вся на рукахъ эконома. Дѣла тутъ было много. Ремонтъ строеній, а иногда и новыя постройки, садъ, огородъ, дровяной дворъ, амбары, экипажи, 12--15 лошадей, кучера, прачки, кухня, вся прислуга, прикащики, выписка и покупка всего, что для дома требовалось, серебро, сервировка для парадныхъ пріемовъ человѣкъ на сто, возня съ товарами, насколько они попадали во дворъ или имѣли прикосновеніе къ дому, вѣчная гоньба по городу со всякого рода порученіями -- словомъ, дѣло очень большое и бойкое. И экономъ Николай Филипычъ Ефремовъ, былъ къ этому дѣлу вполнѣ способенъ. Въ татаркѣ, остроухой мерлушчатой шапкѣ, при темнорыжей бородѣ и усахъ, онъ смахивалъ маленько на атамана. Но разбойникомъ не былъ, а былъ, напротивъ, человѣкъ доброй души; и совѣстливѣе другихъ, которые считали его мытаремъ. Разумѣется, у него съ утра до вечера, ко всякому дѣлу приплеталась забота, сколько къ счету приписать. Зажигаетъ лампаду передъ образомъ, не смѣетъ, конечно, объ чемъ-нибудь дурномъ помолиться; но въ глубинѣ души все-таки мечтаніе, что авось либо дѣло удачно сладится. Жалованья онъ получалъ 150 руб. въ годъ; а дѣло такое, что другому хоть нѣсколько тысячъ дай, такъ онъ не справится; съ той ли, съ другой ли стороны окажется негоденъ. Недѣльные счета бывали по 500 руб. и болѣе, не считая крупныхъ покупокъ. И требовалось, чтобы дѣло велось хорошо, исправно, чтобы все было въ порядкѣ, прилично, чтобы хозяинъ былъ доволенъ, и прочіе не роптали. Такъ оно и было. Хозяинъ привыкъ ругать эконома изъ-за всякихъ пустяковъ и даже вовсе безъ причины, но довѣрялъ ему. Врагъ у него былъ, изъ прикащиковъ, такъ тотъ въ базарные дни чуть свѣтъ оба базара обойдетъ, ко всему прицѣнится, и въ восьмомъ часу Ильѣ Егорычу и доложитъ. Потомъ тотъ эконома и спрашиваетъ.-- А овесъ сегодня почемъ?-- Шесть гривенъ.-- А какъ же Алексѣй Петровичъ по полтинѣ купилъ? Къ ругани хозяина, хотя рѣдкій день безъ нея проходилъ, экономъ не могъ привыкнуть; обиду чувствовалъ, клятвы мести произносилъ. И развѣ ужь вечеромъ, какъ подграфитъ и подпишетъ счетъ, почувствуетъ, что какъ будто сквитался; и опять начинаетъ смотрѣть весело. Къ торговому дѣлу онъ бы не годился -- ошалѣвалъ бы передъ покупателемъ; но хозяйство, присмотръ, исправленіе своевременное, покупка хозяйственная, толковая, обращеніе съ мебелью, да посудой (хозяинъ щеголялъ тѣмъ, что въ лѣтнее время, послѣ парадныхъ обѣдовъ, гости еще съ сигарами сидятъ, а подносы съ посудой такъ одинъ за другимъ и несутъ черезъ дворъ въ амбаръ; послѣдній гость со двора, а въ домѣ ужь мало и слѣдовъ передряги), возня со всякимъ народомъ, на все это онъ былъ молодецъ. Товарищъ онъ былъ также хорошій, и объ нашемъ благополучіи старался.
   Николай Филипычъ былъ родомъ изъ Устюга, и своего устюжскаго угодника, Прокопія, всегда праздновалъ. Къ обѣднѣ ходилъ и насъ угощалъ пирогомъ; что было удобно потому, что день этотъ приходится на лѣтнюю Казанскую, 8-го іюля. Имянины свои, 9-го мая, онъ праздновалъ роскошно. Пирогъ само по себѣ, при участіи духовенства, а главное, тотчасъ послѣ обѣда, передъ самымъ хозяйскимъ окномъ, запрягаютъ телѣжку; кладутъ туда самоваръ, коробки съ посудой, провизіей и напитками (все хозяйское); амбаръ открытъ, несутъ оттуда коверъ тюменскій; садится въ тележку самый лучшій дворникъ, Степанъ, который иногда выѣзжаетъ за кучера нетолько съ хозяйкой, но и съ самимъ хозяиномъ, и ѣдетъ за рѣчку. А потомъ и мы на извощикахъ туда являемся. Травка зеленая въ то время всегда бываетъ, хвоя вполнѣ ожила и освѣжилась, но на березкахъ листья самые развѣ маленькіе. Иной разъ очень свѣжо. Въ конторѣ остается одинъ Макаръ Степанычъ, которому приказано посылать телеграммы прямо въ прихожую къ хозяину. Безобразія на этомъ гуляніи ни разу не случалось. Всѣ чувствовали, что ужь очень не хорошо это вышло бы передъ хозяиномъ.
   Къ картамъ питалъ экономъ слабость значительную. Онъ всѣхъ легче изъ числа солидныхъ людей, поддавался соблазну сѣсть играть съ прогорѣвшимъ человѣкомъ, съ котораго взять нечего, а спустить ему можно много. Характеръ эконома хорошо обозначился и по части женскаго пола. Онъ содержалъ дѣвицу изъ благородныхъ, не слишкомъ ужь молодую, порядочно ужь подсохшую и съ морщинками кое-гдѣ. Зубы, впрочемъ, были отличные и волоса завиты. Онъ ее выкупилъ у какого-то подлѣйшаго отца, и бывалъ принужденъ еще отъ времени до времени посылать ему денегъ. Она вышивала въ пяльцахъ самые мудреные узоры, гладью, не торопясь, шила себѣ воротнички и рукавчики, да Николаю Филипычу мѣтила платки. А всего больше любила стишки выписывать въ тетрадку, романы читала, и курила. Все время, какъ я зналъ Николая Филипыча, онъ оставался ей вѣренъ. Про нее нельзя того же сказать, хотя мудрено было строго и взыскивать. Одну свою страсть она мало отъ него скрывала, и даже разошлась бы съ нимъ, еслибы онъ вздумалъ ее стѣснять. Николай Филипычъ нанималъ ей довольно хорошую квартирку, комнатки въ три. Съ кѣмъ былъ больше друженъ, любилъ приводить съ собой чайку напиться, по благородному. Она чай разливаетъ аккуратно, ложечки серебряныя, подъ печеніемъ салфеточка, лимонъ, сливки. Разговоръ, какъ въ семействѣ. Николай Филиппычъ всѣхъ серьёзнѣе; никакой вольной шутки себѣ не позволитъ и ничѣмъ своихъ отношеній не покажетъ. А безъ благородныхъ свидѣтелей онъ исчезалъ поздно вечеромъ, когда хозяева отойдутъ на покой. Остается его кровать въ маленькой комнаткѣ, застлана малиновымъ одѣяломъ и лампадка теплится. Можетъ быть, еще двѣ-три койки въ конторѣ стоятъ пустыя.
   За добродѣтели свои экономъ впослѣдствіи былъ взысканъ и приставленъ къ постоянному дѣлу, какъ разъ по немъ.
   Нашъ конторскій сторожъ, отставной матросъ, Макаръ Сгепанычъ, былъ старикъ старый. Сгорбился, колѣна подогнулись, носъ вдавленъ, зубовъ нѣтъ, волосы и борода не чесаны. Говорилъ мало и все больше пророчества. Хозяину во дворѣ попадется, тотъ его объ чемъ-нибудь спроситъ; онъ только мнется. Въ богадѣльню тебѣ, старикъ, пора! Миску со щами носилъ черезъ дворъ, ужасно горячую, и не за ручки, а такъ подъ бока. Намъ отъ него мало было пользы, развѣ что въ кабакъ пробирался довольно удачно, не попадался съ бутылью. И самъ выпивалъ. Мы, однакожь, согласны были терпѣть взбалмошнаго и неряшливаго Макара Степаныча, такъ какъ онъ былъ изъ старыхъ служакъ, болѣе пятнадцати лѣтъ, и будто приросъ къ конторѣ. Когда онъ послѣ пошелъ по городу нищенствовать (вѣрно не захотѣлъ въ богадѣльню, а то бы Хорчинъ, конечно, его пристроилъ), намъ всѣмъ было жалко. Я какъ теперь вижу, какъ онъ сидѣлъ между самоваромъ и печкой; и не могу вспомнить, просто представить себѣ, кто послѣ него у насъ былъ. Самые послѣдніе обноски, которые никуда ужь не годились, шли, конечно, всѣ ему. Вотъ онъ въ праздникъ почуднѣе и вырядится, и цилиндръ чей-нибудь надѣнетъ. Послѣ обѣда онъ уходилъ къ своей старухѣ, которая жила гдѣ-то по сосѣдству. Конечно, таскалъ кое-что. А къ нему дѣвочка приходила, дочь его. Рубаху принесетъ выстиранную или что-нибудь, а онъ ей всучитъ что-нибудь изъ съѣстнаго. Въ послѣднее время она вдругъ выросла, складываться стала, лицо пріятное сдѣлалось. И было видно, что ничего, кромѣ нищенской своей работы, у нея на умѣ нѣтъ. Не знаю, что съ ней случилось: въ то время, какъ она была очень молода, ни у кого не повернулся языкъ пристать къ ней.
   Хлѣбъ и печеніе, соленія, настойки, бѣлье и кухня состояли въ вѣдѣніи экономки Таисіи Степановны, опрятной женщины, лѣтъ сорока съ хвостикомъ. Денегъ въ рукахъ у нея не было -- все денежное шло черезъ эконома. Но, конечно, ей отъ всякихъ салопницъ былъ почетъ, и могла она обо всемъ доложить и у хозяйки выпросить. Жалованье тоже было пустое -- 15 р. За то отличная комната, чистенькая, хорошо убранная, видъ изъ оконъ веселый, портреты разные; и въ комодахъ и сундукахъ довольно добра всякаго, даренаго и припрятаннаго. Мы ея не любили, а отчего, не умѣю сказать. Была она всегда вѣжлива и любезна, не обижала насъ; и въ день своего ангела, 8-го октября, присылала намъ къ обѣду двѣ бутылки наливки. Должно быть, тутъ какія-нибудь сплетни бабьи были въ ходу, которыя и можно предполагать, шли черезъ семейный флигель, гдѣ изъ-за работъ, да кухни, да утюговъ вѣчно пакости и даже драки выходили. Наслушившись всякой всячины, я тогда еще сталъ соображать, что при необразованіи да дикости, знакомымъ людямъ съ женскимъ поломъ на казарменный манеръ жить не приходится. Невозможно было ожидать, чтобы и у Таисіи Степановны съ бабьемъ тамошнимъ ссоръ не выходило.
   Хозяинъ въ мелочи по экономкиной части никогда не вмѣшивался. То есть приказывалъ онъ все до послѣдняго, а до разбора не касался. Очень хорошо онъ понималъ, что тутъ безъ помарки не обойдешься. Но въ самомъ-то дѣлѣ, по такому огромному дому таскали немного. И порядокъ соблюдался, и расходы не велики были. За то одинъ разъ Таисія Степановна удрала съ нимъ штуку необыкновенную. Вдругъ, какъ ни въ чемъ не бывало, попросила жалованье за какое-то большое время. А у нея все было забрано, обыкновеннымъ порядкомъ, кромѣ послѣднихъ мѣсяцевъ.-- Да вѣдь я, кажется, выдавалъ деньги.-- Выдавали; тогда-то выдавали столько-то, да еще, да вотъ тогда еще; а больше не выдавали.-- Потребовалъ счетъ: все выдано. Сталъ онъ ее убѣждать. Она только плачетъ, да сморкается. Махнулъ рукой; поручилъ намъ ее урезонить, на чье краснорѣчіе больше надѣялся. Вытащили мы ей черновые журналы за все время, показываемъ, что вотъ записано рукой хозяина, что не могъ же онъ подкапываться подъ ея деньги. Ничего я этого знать и понимать не могу. Я безграматная; меня обидѣть можно. Ну, приказалъ заплатить; и чтобы она человѣка посторонняго, надежнаго привела расписаться, что разсчетъ за все прежнее время конченъ. Конечно, Илья Егорычъ въ этомъ случаѣ правильно поступилъ, какъ ни досадна подобная наглость. Во-первыхъ, все въ домѣ по прежнему осталось, большого безпокойства избавились. А, во-вторыхъ, молва бы по городу пошла; и большею частью экономкѣ бы повѣрили или въ родѣ сомнѣнія бы осталось. А другіе по злобѣ стали бы повторять.
   Къ числу безсчетныхъ обязанностей эконома относился развозъ передъ Рождествомъ и Пасхой нескрываемыхъ даровъ всѣмъ начальствующимъ лицамъ, отъ наиболѣе высокопоставленныхъ до секретарей и писцовъ. Особый списокъ, собственной руки у него хранился, кому и сколько слѣдуетъ. Передъ каждымъ праздникомъ списокъ исправлялся, соотвѣтственно прибытіямъ, отбытіямъ и превознесеніямъ. Въ головѣ архіерей: рыба семга, 1/4 ящика чаю, сахаръ и вино. Прочимъ вообще сахаръ и вино, отъ дюжины до четырехъ и даже двухъ бутылокъ подороже и подешевле. При страшной суетѣ предпраздничной, это отнимало ужасно много времени и, конечно, одинъ или двое изъ насъ тоже рыскали съ развозомъ.
   

Бухгалтеръ Иванъ Григорьичъ.-- Наша комната.

   Собственно изъ насъ я про немногихъ скажу. Слишкомъ длинно бы вышло; да и на одинъ манеръ. Скажу только про тѣхъ, къ кому стоялъ поближе, по дружбѣ или другимъ причинамъ.
   Во-первыхъ, бухгалтеръ, конторщикъ Иванъ Григоръичъ Жабринъ. Про другого прежняго, бухгалтера, Дмитрія Кирилыча Бахматова, и про слѣдующаго я уже кое-что сказалъ. Но Иванъ Григорьичъ былъ для меня гораздо важнѣе, потому что при немъ началась моя служба, и я, конечно, предполагалъ, что она отъ него будетъ зависѣть. Къ нему вѣдь я, по приказанію Ильи Егорыча, и явился. Наружность: высокій и немного одутловатый мужчина, лѣтъ сорока съ небольшимъ, довольно короткіе, русые волосы, широкіе усы и борода только на подбородкѣ, а щеки бритыя, глаза сѣрые, золотыя или черепаховыя очки. Двубортный, застегнутый сюртукъ, поношенный и попачканный, но не такой, какъ у приказныхъ. Сипота, шепеляніе и отъ времени до времени свистъ, вслѣдствіе потери многихъ зубовъ. Выраженіе рта, когда онъ смѣялся, было до такой степени подлое и скотское, какъ я во всю жизнь не видывалъ. Не разъ думалось: Господи! до чего этотъ человѣкъ былъ бы гадокъ, еслибы его выбрить! Родомъ онъ былъ москвичъ, московскій мѣщанинъ, происхожденія неизвѣстнаго -- всего вѣрнѣе изъ крѣпостныхъ. По крайней мѣрѣ, онъ много разсказывалъ про службу у весьма важныхъ баръ, и разъ совралъ или проврался на счетъ какихъ-то бархатныхъ фраковъ на атласномъ оранжевомъ подбоѣ. Купцовъ онъ презиралъ и не пропускалъ случая надъ ними издѣваться. Кое-что читалъ когда-то, и теперь изрѣдка заглянетъ въ газету или журналъ, и не прочь былъ пустить пыль въ глаза. Но такъ какъ онъ при этомъ, насчетъ всего, что мы знали, жестоко вралъ, то во время разговоровъ его только поддразнивали и смѣялись надъ нимъ. Былъ онъ отъявленный срамникъ, до такой степени, что когда, послѣ выпивки, устраивались неизбѣжныя поѣздки, онъ на слѣдующій день во всей подробности разсказывалъ о своихъ похожденіяхъ. Каждое слово онъ умѣлъ перековеркать на срамной манеръ, или приплесть къ нему что-нибудь гнусное. На это у него былъ положительный талантъ. Еще былъ у него талантъ -- говорить людямъ вещи досадныя или обидныя. Все забудетъ, всякую необходимую конторскую или домашнюю надобность, а ужь этого никогда. Сплетню услышалъ -- счастливъ. Какія только можно придумать обидныя объясненія какого нибудь случая, онъ придумаетъ. А ужь про заглазную клевету и говорить нечего. Такъ у него всякая подобная гадость изъ его подлой, злорадной души и лилась.
   Но и въ такомъ сбившемся съ кругу, скверномъ и пропащемъ человѣкѣ во всѣхъ статьяхъ, все еще держались остатки добрыхъ чувствъ и способностей. Дѣтей своихъ маленькихъ любилъ. Такая, разумѣется, любовь, что по недѣлямъ пилъ мертвецки. А все-таки несомнѣнно любилъ. Съ покойницей женой жилъ, говорятъ, хорошо. Повторялъ:-- святая была. Дѣло зналъ и способность къ дѣлу имѣлъ. Когда примется, въ три дня мѣсячную работу сдѣлаетъ. Все сразу къ мѣсту разверстаетъ, а не то, чтобы путаться, да со счета на счетъ переводить. Все ясно, умно, ошибокъ -- никогда. И вотъ что странно: при такомъ своемъ безобразіи, все-таки въ денежномъ отношеніи честенъ былъ. Я уже говорилъ, что по нашему дѣлу тысячи къ рукамъ приставали, и что хозяинъ это зналъ и даже цѣнилъ людей, которые около его дѣла умѣючи наживались. Не бухгалтера забота вникать, не приписано или не убавлено гдѣ цѣны, да сполна ли за все привезенное количество пудовъ вощику заплачено. Тычетъ, бывало, пальцемъ въ цифру, кричитъ: укралъ! укралъ! укралъ! А чтобы съ нимъ стакнуться, да чтобы онъ какой-нибудь фокусъ или пропускъ въ счетѣ просмотрѣлъ, или хотя бы въ той же цѣнѣ невѣрность, ежели ее усчитать можно, объ этомъ никто бы и заикнуться не посмѣлъ. Не то, чтобы ужь самому сфальшивить, а за одну поблажку много бы онъ могъ получать. Но онъ и изъ грошовыхъ гостинцевъ: кувшинъ водки китайской, контрабандной (майгуло или майгала), кушакъ, галстухъ -- дѣлалъ непріятности. Кричитъ, всѣмъ показываетъ -- вы не видѣли, какую вещь мнѣ Платонъ Петровичъ изъ Москвы привезъ? Ахъ, какая вещь! Нѣтъ вы подите, посмотрите. Во время работы держалъ себя, однако-жь, безъ панибратства. Всякія объясненія и справки настойчиво спрашивалъ. Отсутствующимъ подробные вопросные пункты писалъ, о которыхъ каждому было извѣстно, что хозяинъ ихъ видѣлъ и отвѣты увидитъ.
   Мы всѣ вообще его не любили; знали, что каждому съ наслажденіемъ пакость сдѣлаетъ, и сами надъ нимъ смѣялись вовсе не такъ, какъ у насъ между собой водилось, а злорадственно. По части вранья, онъ у насъ считался примѣромъ, т. е. въ пословицу вошелъ. Играть съ нимъ было, пожалуй, выгодно, потому что онъ садился играть, когда возьметъ жалованье, пачку зелененькихъ въ 300 руб., и большею частью проигрывалъ. Но помаленьку всѣ стали избѣгать игры съ нимъ. Геннадій Иванычъ, тотъ бы прямо не сталъ. Попробуй Иванъ Григорьичъ присѣсть, онъ бы сейчасъ запыхтѣлъ, свою сдачу отбылъ и вышелъ бы изъ игры. Меня онъ злилъ всего больше во время втораго чаю. Работа идетъ горячая, а онъ возьметъ стаканъ, двѣ-три булочки, выйдетъ къ намъ, къ косяку дверному прислонится и начинаетъ ѣсть и разговаривать. Жуетъ и говоритъ. При его беззубомъ ртѣ, да шепеляніи, да при смѣхѣ подломъ, до того это отвратительно выходило, что просто всю душу воротилъ. Послѣ, когда я поокрѣпъ въ конторѣ и вообще сталъ работать прямо въ подписи или разсмотрѣнію хозяина, я много разъ прямо просилъ Ивана Григорьича уйти, потому что онъ мѣшаетъ. Во время полугодового отсутствія хозяина, Иванъ Григорьичъ просто замучилъ насъ. Потому что, кромѣ затрудненія въ дѣлѣ, еще и страхъ надѣлать пакостей, въ отвѣтъ попасть на страшныя суммы. Послѣ возвращенія хозяина, онъ тоже не поправился, и, наконецъ, болѣзнь въ немъ объявилась, почти безъ перерыва. Илья Егорычъ рѣшился покончить, хотя не пріискалъ еще новаго конторщика. Ради дѣтей несчастныхъ, конечно, разсчетъ былъ сдѣланъ значительно выше, чѣмъ по контракту слѣдовало. Иванъ Григорьичъ собрался въ Россію и въ безчувственномъ состояніи всю Сибирь проѣхалъ. Наконецъ, вовсе обезсилѣлъ и умеръ въ Тюмени. Большое счастіе, что онъ дотянулъ до такого мѣста, гдѣ всегда были наши, такъ что нашлось, кому присмотрѣть. Денегъ и билетовъ для кое-какого обезпеченія сиротъ оказалось отъ двухъ до трехъ тысячъ. Да и старшая, одиннадцатилѣтняя дѣвочка была, должно быть, умненькая.
   Теперь, наша комната.
   Въ самомъ углу, отъ двери Ивана Григорьича по лѣвую руку -- я; а по длинной сторонѣ стола, противъ окна -- Сергѣй Захарычъ Костылевъ. Направо отъ двери, за маленькимъ столомъ -- Фролъ Михайлычъ Лебедкинъ. Сейчасъ же за его столомъ -- дверь въ прихожую, потомъ печка, а на нашей сторонѣ конторка Ѳедора Иваныча Карпова. По четвертой стѣнѣ -- дверь въ самую нашу почетную комнату, куда обыкновенно ставили одну только кровать и гдѣ, впослѣдствіи, жилъ новый бухгалтеръ. Мнѣ девятнадцать лѣтъ, Сергѣю семнадцать, Фролка чуть его постарше, Ѳедору Иванычу двадцать два. Всѣ мы другъ друга уважаемъ, говоримъ на вы, величаемъ одинъ другого по имени и отчеству; живемъ дружно, одинъ другому помогать въ работѣ не отказываемся, хотя иной разъ приходится порядочно повилять хвостомъ, пока допросишься. Особенно трудно бывало возиться съ Ѳедоромъ Иванычемъ. Онъ былъ помощникомъ бухгалтера, т. е. настоящая, главная его работа -- переписывать журналъ и разносить. Ему отъ насъ никакой почти помощи не могло быть, развѣ когда счетъ перепишешь, а мы, и я въ особенности, приставали къ нему сплошь и рядомъ. И то могло ему казаться, что его работа важнѣе, а невѣдома остается. Насчетъ послѣдняго онъ ошибался, потому что Илья Егорычъ такъ былъ внимателенъ и памятливъ, что всякую строчку замѣтитъ, кѣмъ написана. А еслибы онъ бумаги къ хозяину носилъ, ему бы отъ этого пользы не было. Онъ всѣмъ, какъ есть, не подходилъ къ этому. Бѣлобрысый, некрасивый парень; засмѣется -- зубы непріятно оскалитъ; грудь впалая, лопатки выставились; всегда въ черномъ сюртукѣ. Ни дать, ни взять писарь изъ мѣщанской управы. И разговоръ не подходящій, смиренный, или же вдругъ грубый. Хозяинъ съ Карповымъ обращался всегда вѣжливо, но ходу ему не давалъ.
   Сергѣй въ ту пору былъ не то, чтобы херувимчикъ, а какъ есть красавецъ -- парень на удивленіе: бѣлый, румяный, отъ бѣлизны большой у него весной сильно веснушки выступали; темные волосы волной, глаза сѣрые, зубы бѣлѣйшіе, ровненькіе. Къ тому же, богатырь: плечи, грудь, голову какъ держитъ, походка какая. Одѣвался, какъ у насъ водится: въ воскресенье и четвергъ рубашка чистая, ситцевая, дома шита, мать стирала, чуть подкрахмаливала; галстухъ измочаленный, штаны по части застежки не вовсе въ аккуратѣ и изъ-подъ жилетки вылѣзти могутъ; визитка старенькая, синяя. Фролка былъ забавный: маленькій, совсѣмъ не доросъ, оттого и держался на положеніи горничнаго мальчика; отъ хозяина ему и одежда шла. Экономъ захватитъ въ лавкѣ матеріи, портного привезетъ и справитъ пару. Въ будни изъ твину коричневаго былъ костюмъ, а въ праздникъ изъ сукна, синяго кяхтинскаго, а для улицы у него былъ хорошій черный полушубокъ, шубка, дешевая, песцовая и шапка нѣмецкаго бобра съ зеленымъ бархатнымъ верхомъ. При полушубкѣ хорошо выходило. Про себя мало могу сказать хорошаго, но долженъ быть благодаренъ и за то, что говорить могъ складно и память имѣлъ хорошую. Что когда написано, сразу могъ сказать; и цифры помнилъ; пять цифръ съ копейками легко. Вообще, товарищи всегда меня любили и въ гимназіи. И въ конторѣ, чрезъ самое малое время, дружба явилась. Насчетъ общей работы все шло дружно. Про почтовую часть я уже разсказалъ, а другое, что требовалось самое спѣшное -- это переписка копій съ контрактовъ. Мы брали много всякихъ подрядовъ. Ну, разумѣется, контрактъ, залогъ въ размѣрѣ одной десятой, установленное количество копій и сейчасъ же авансъ. Копій требовалось много, потому что кромѣ казны, нашимъ всѣмъ, кого дѣло касалось, посылали. А хозяинъ любилъ, чтобы это дѣло въ мигъ дѣлалось. Во-первыхъ, чтобы деньги въ казнѣ попусту не валялись, а шли бы къ мѣсту и въ оборотъ. А главное, чтобы утереть носъ всякимъ присутственнымъ мѣстамъ, что, дескать, у нихъ сотни чиновниковъ, а дѣло по недѣлямъ таскается; у насъ же два-три паренька малограматныхъ, и за день всегда все поспѣваютъ. Вотъ какъ этакой контрактецъ подойдетъ, потребуемъ мы себѣ свѣчей стеариновыхъ, да какъ въ четыре руки подхватимъ, такъ экземпляра по три испечемъ, даромъ что листъ кругомъ мелкимъ почеркомъ выходилъ. У Фролки обыкновенно и не помѣщалось. Начнетъ хорошо, а потомъ все разбѣгается и перейдетъ на другой листъ. Сорокъ копеекъ, а все-таки расходъ, но хозяинъ за это замѣчаній не дѣлалъ, лишь бы готово было. Разъ по частному дѣлу я писалъ на листѣ въ 600 рублей. Тутъ ужь всѣ прошены были въ комнату не входить. Ошибки ни единой. Чуть-чуть только не совралъ, на первой буквѣ замѣтилъ: въ жаръ и холодъ бросило. Вообще скажу: хоть съ четырехъ странъ свѣта были мы нахватаны, не на выборъ взяты, а всѣ, сколько было насъ въ этой комнатѣ, четверо, были честные. То есть такъ, что порошинки чужой бы не тронули.
   Ѳедоръ Иванычъ былъ томскій мѣщанинъ. Не знаю, была ли у него жива мать, братья или сестры, вообще какое семейство; а отецъ былъ слесарь плохонькій и бѣдный, потому что Ѳедоръ Иванычъ изъ своихъ 25 р. ему помогалъ. По воскресеньямъ всегда письмо напишетъ, длинно все описывалъ, и любилъ читать эти письма Фролкѣ и вообще, съ кѣмъ былъ подружнѣе. Онъ и дневникъ велъ, т. е. иногда кое-что для себя въ тетрадку записывалъ. При своей невзрачной наружности все-таки онъ по любовной части успѣвалъ. Настасья Никитишна въ то время не попала еще на настоящую свою линію и, не долго думая, соглашалась съѣздить къ Марѳѣ Степановнѣ; и въ томъ числѣ съ Ѳедоромъ Иванычемъ ѣздила. Только онъ скоро отъ нея отсталъ и влюбился въ "очаровательную" Надечку изъ кабачка, насупротивъ нашихъ оконъ. И ничуть это не удивительно. Настасья Никитишна тогда была порядочно потаскана: румянца никакого; окна протираетъ, на подоконникъ встанетъ босая, платье высоко подтыкано, въ родѣ тряпки; косы не заплетены. Какая въ ней сила была, что люди за ней ходить стали -- этого Ѳедоръ Иванычъ не могъ понять. А Надечка была темноволосая, румяная и глаза голубые. Идетъ къ Петру и Павлу, или по набережной погулять; все какъ слѣдуетъ, и сапожки съ каблучками. Зимой даже соболью шапочку завела. Насколько онъ успѣлъ познакомиться -- мнѣ неизвѣстно, но жениться мечталъ. И мечта эта не исполнилась: умереть пришлось бѣднягѣ. Объѣлся онъ должно быть Успенскимъ постомъ пирога съ омулями и заболѣлъ. День, другой -- все хуже. Пригласилъ знакомаго доктора изъ поляковъ. Тотъ прописалъ ему пилюли слабительные. Хозяинъ своего доктора прислалъ, консиліумъ произошелъ,-- Зачѣмъ, говоритъ ему, слабительное; онъ возбужденъ; ему главное спокойствіе нужно, отдыхъ. Тотъ докторъ не согласился, но перечить не сталъ: дали успокоительнаго. Вдругъ, утромъ что-то вышло. Засуетились; хозяйскій докторъ погналъ домой.-- Что такое? Нехорошо; воспаленіе брюшины. Стало его рвать чернымъ, при этомъ такъ и встряхиваетъ. Не понимаю, сколько всего дней пролежалъ, только немного. Большіе приказчики всѣ въ отъѣздѣ, и потому комната возлѣ нашей была свободна. Тамъ онъ и лежалъ. Фролка тоже уѣхалъ. Мы съ Сергѣемъ дежуримъ все время; я большую часть ночи, потому что Сергѣй былъ сонливый. Тутъ Ѳедору Иванычу подъ кожу сонныя капли вспрыскивали очень маленькой машинкой. Должно быть не для лѣченія, а просто чтобы не мучился. И еще давали мы ему нюхать какую-то соль въ банкѣ. Причастить нельзя было; отецъ Павелъ исповѣдовалъ и разрѣшилъ. Сижу я у постели ночью; тихо; въ тѣхъ комнатахъ спятъ; Макаръ Степанычъ на полу страшно храпитъ, пугаетъ. Въ конторѣ горитъ его же, Ѳедора Иваныча, лампа подъ колпакомъ, свѣтъ убавленъ, а онъ лежитъ, головой по подушкѣ мечется и дышетъ часто. Глаза не вовсе закрыты, ротъ тоже. Вдругъ онъ поуспокоился и говоритъ: "Простите меня, я виноватъ передъ вами. Я былъ грубъ..." Совсѣмъ я взволновался. Потомъ онъ бредилъ про Надечку, что она хочетъ съ нимъ видѣться, что она приходила, что вотъ теперь старуха во дворъ пришла, спрашиваетъ его, записку отдать. Въ послѣднюю ночь, съ вечера Настасья Никитишна пришла съ Варварой; постояла немного, вдругъ ей захотѣлось плакать; нагнулась, поцѣловала руку и убѣжала. Утромъ въ седьмомъ часу пріѣхалъ докторъ и написалъ рецептъ; Сергѣй побѣжалъ взнуздать лошадь и безъ сѣдла поскакалъ въ аптеку, а докторъ пошелъ къ Ильѣ Егорычу. Немного спустя, съ Ѳедоромъ Иванычемъ сдѣлался страшный приступъ рвоты, я испугался: одной рукой кое-какъ его поддерживаю, а другой сталъ сильно звонить. Когда я его на подушку опускалъ, докторъ входитъ. Взглянулъ, махнулъ рукой и еще отъ двери повернулъ назадъ. Такъ я въ первый разъ на вѣку увидалъ смерть.
   Когда я возвратился часа черезъ два, Ѳедоръ Иванычъ лежалъ на столѣ и уже началъ портиться: за ушами темныя пятна выступили. Хозяинъ каждый день его больного навѣщалъ, и теперь оба дня на панихиду приходилъ. Когда мы стали поднимать гробъ, немного его покачнули, изо рту черная струйка полилась. Гробъ мы несли сами, и онъ провожалъ до кладбища.
   При этой смерти, между прочимъ, проявилась подлость души Ивана Григорьича. По его разговору, уже такъ-то онъ Ѳедора Иваныча и любилъ, и цѣнилъ, и благодѣтелемъ ему былъ. А когда хозяинъ поручилъ ему переписать имущество, и при письмѣ отправить въ Томскъ, къ отцу, такъ онъ серебряные часы у себя оставилъ за долгъ въ 20 р. Между тѣмъ, покупка этихъ часовъ была для Ѳедора Иваныча величайшимъ событіемъ: со всѣми-то онъ совѣтовался, всѣмъ показывалъ, просилъ оцѣнить, гордился часами. Конечно, и отцу писалъ объ нихъ со всей подробностью. Наконецъ, изъ всего имущества это была единственная вещь, которую можно было сохранить на память о сынѣ.
   Фролка былъ вообще забавный. Семнадцать лѣтъ не велики годы, а по росту и по всему, онъ казался еще гораздо моложе: совсѣмъ мальчикъ. Глазки у него были каріе, къ носу слишкомъ близко, веселые и понятливые, точно у звѣрька и рыльце маленько выдалось. Стараніе понимать въ немъ было постоянное. Разговоръ ведетъ, слушаетъ, и голову то такъ, то этакъ повернетъ, точно звѣрекъ ручной или птица. Иногда вдругъ порвется заговорить, раздумаетъ и не то пикнетъ, не то скрипнетъ, точно подавили куклу. Смѣяться любилъ, не могъ удержаться. Ежели онъ веселый, да проситъ о чемъ нибудь, то ластится, ласково глазками смотритъ, какъ дитя, и голоскомъ выводитъ слова ласковыя. Лапки, конечно, маленькія, не настоящія, ноги колесомъ. У него прозванія были: новорожденный, младенецъ, мышь, скрипучка. А обижался онъ всего больше вотъ на что: очень онъ любилъ ѣсть. Когда Макаръ Степанычъ несетъ булки или пироги, ужь онъ на крыльцѣ его шагъ чувствуетъ; выскочитъ и въ прихожей на ходу захватитъ, сколько ему требуется, и особенно, ежели шанежки горячія. На бумажку подлѣ себя положитъ, нальетъ чаю и начнетъ стараться. Зубы большіе, откусываетъ куски непомѣрные, жилка на вискѣ нальется. Ежели въ это время скрипнуть, то разсердится. Его часто таскали подавать кушанье къ хозяйскому столу. Всѣмъ вообще прохвостамъ, которые тамъ бывали, подаетъ блюдо благочестиво,? вѣжливо; головку на бокъ поворачиваетъ, въ лицо заглядываетъ.
   Выслали его на службу къ намъ изъ глухого вологодскаго городишка. Мать и сестра на родинѣ остались, и онъ имъ помогалъ. Помню, мать звали Натальей Ивановной, и, по его разговорамъ, я думалъ объ ней съ удовольствіемъ; и о сестрѣ любилъ его разспрашивать. Замѣчательно, что мы, всѣ четверо, въ нашей комнатѣ были дружны и разговаривали между собой охотно, а разговоры были совсѣмъ разные. О женскомъ полѣ, напримѣръ, мы съ Сергѣемъ говорили много; съ Ѳедоромъ Иванычемъ мало, съ Фролкой никогда ни словечка. Будто чутье какое-то было, что къ кому подходитъ. И еще мнѣ вспоминается, что хотя не очень наши разговоры были мудрены, а все-таки не всегда же и совсѣмъ пустые. Напримѣръ, Фролка мнѣ разсказывалъ, что, по дорогѣ въ Сибирь, ему пришлось быть въ Ярославской усадьбѣ Некрасова. Ему пріятно было разсказывать, какъ онъ тамъ ходилъ и смотрѣлъ. Стало быть, думалъ же онъ объ чемъ-нибудь подобномъ, и не вовсе безчувственны мы были.
   Послѣ, Фролка испортился. Случаи ему были даны отличные. Нѣсколько разъ ѣздилъ онъ довѣреннымъ мальчикомъ съ Геннадіемъ Иванычемъ въ Якутскъ и Ирбить и очень былъ хорошъ. Но только покуда въ немъ ребячья старательность и забавность оставалась. И Геннадій Иванычъ, даромъ что въ торговыхъ дѣлахъ тоньше всякаго, насчетъ мелочей самъ былъ настоящій младенецъ. Что ему пить и ѣсть, во что одѣться, да какъ бы вещей не растерять -- это все другой за нимъ долженъ присмотрѣть. Всѣмъ этимъ онъ затруднялся, отъ всего отказаться былъ радъ. И по письменной части непремѣнно нужно было его подталкивать, потому что онъ ее ненавидѣлъ, хотя, когда примется, писалъ свободнѣе и лучше всѣхъ. Душа не унялась: что пріятное или подлое увидитъ, изъ себя выходитъ и Фролкѣ все серьезно объясняетъ. Такъ что путешествовали они, на прочихъ людей не похожи, въ родѣ какъ бы большой Робинзонъ съ маленькимъ. И между прочимъ, было въ Фролкѣ именно то, что Геннадій Иванычъ всего больше цѣнилъ: стараніе, искренность. Но когда Фролка изъ ребячихъ лѣтъ сталъ выходить, то у него охота къ дѣлу пропала; тупѣть сталъ. Мы всѣ больше привыкаемъ и понимаемъ лучше, что да какъ; а онъ все хуже сталъ дѣлать. Даже писать хуже сталъ. Считаетъ -- ошибается. Что ему поручаютъ, беретъ неохотно, непріятный видъ дѣлаетъ. Наконецъ, когда прослышалъ онъ во время поѣздки на Лену о большихъ пріисковыхъ жалованьяхъ, показалось ему вовсе противно и невыгодно служить у насъ. Разсчитался, и получилъ мѣсто въ тысячу съ чѣмъ-то рублей. Ходитъ уже, какъ слѣдуетъ, въ черномъ сукнѣ, цѣпочку золотую шейную завелъ, и, конечно, такъ и засохнетъ на обсчитываніи рабочихъ, да составленіи грабительскихъ матеріальныхъ вѣдомостей.
   

Мой первый другъ Сергѣй.

   Съ Сергѣемъ я подружился въ первый же день поступленія. Посадили меня за одинъ съ нимъ столъ, и я, конечно, обо всемъ его разспрашивалъ. Я чувствовалъ себя одинокимъ, оробѣлъ, сконфузился, и для меня было большимъ утѣшеніемъ, что такой пріятный молодой человѣкъ вѣжливо, дружески со мной обращается. Послѣ обѣда онъ повелъ меня къ себѣ, на дворянскую половину. Постель онъ на день убиралъ, и кровать была застлана тюменскимъ ковромъ, а на стѣнѣ другой коверъ, скрипка и смычекъ. Онъ скрипку снялъ, настроилъ и сыгралъ мнѣ барыню. Я потому знаю, что мы подружились съ перваго дня, что когда его вечеромъ вдругъ турнули съ безконными -- очень меня это слово озадачило, не могъ понять: какъ это ѣхать на безконныхъ!-- то онъ меня утѣшалъ, что ѣдетъ только въ догонку за другой партіей, сдастъ товары въ Дубинѣ, всего пятьдесятъ верстъ, и вернется послѣ завтра. Мы оставались друзьями во все время, хотя ссорились часто; а послѣ, когда служба пошла врозь, и расходились надолго.
   Черезъ Сергѣя я подружился и съ его семействомъ. Они были тюменскіе, по отцу и по матери изъ хорошаго, давняго семейства. Домикъ былъ у нихъ старенькій; а потомъ затѣяли и новый построить; по вывели только каменный пижній этажь, куда и переселились "бабушки". Я впослѣдствіи этихъ бабушекъ вздѣлъ, а въ --скѣ зналъ ихъ по карточкамъ, какія въ подобныхъ городахъ снимаются: въ родѣ какъ бы двѣ жабы представлены, черныя и страшныя. Но были они предобрыя, внуковъ (У Сергѣя былъ старшій братъ, Вася) обожали, и, должно быть, баловали крѣпко. Оба брата не забывали ихъ, и писали имъ письма. Отецъ Сергѣя, Захаръ Захарычъ, былъ изъ числа обозныхъ, изъ самыхъ малограматныхъ. Потомъ одно время состоялъ экономомъ; а впослѣдствіи, когда для экономской должности много утонченностей потребовалось, опять возвратился въ обозъ. Онъ былъ извѣстенъ по всему тракту, какъ красавецъ и силачъ. Мнѣ въ конторѣ говорили: вотъ увидите, пріѣдетъ Захаръ Захарычъ; просто братъ своимъ сыновьямъ, а не отецъ. Пріѣхалъ онъ черезъ нѣсколько мѣсяцевъ -- ну, конечно, и подобія нѣтъ. Выше ростомъ, крупнѣе гораздо, здоровякъ; но ужь лицо багровое, глаза посоловѣли, слезятся на вѣтру; волосы и не такъ причесаны, и не такъ разметаны, какъ у молодого; во всей осанкѣ толсто, да тонко не въ томъ мѣстѣ, накопилось сала, гдѣ не слѣдуетъ. Нѣтъ ужъ, у кого сыновья выросли въ добрыхъ молодцовъ, не бывать тому молодымъ рядомъ съ ними. Онъ слышалъ обо мнѣ отъ Сергѣя, и встрѣтилъ меня дружески. Какъ тюменскій человѣкъ, онъ, разумѣется, былъ плутъ; но для забавы любилъ напускать на себя простоту. Былъ очень сдержанъ. Коли разсердится -- виду не подастъ; и ужь въ крайности начинаетъ крутить усы, или уйдетъ. Слово отвѣтное у него никогда не срывалось необдуманно; а скажетъ погодя, мѣтко, больше въ родѣ присказки. И, кого дѣло касалось, долженъ былъ смекать, что думалъ онъ больше, чѣмъ сказалъ. Вообще въ дѣлахъ и спорахъ всего чаще отмалчивался, и очень трудно было заставать его сдѣлать что-нибудь не по своему. Что задумалъ, пустякъ или что посерьёзнѣе, не покажетъ до послѣдней минуты; и вообще особой своей распоряжаться шито и крыто умѣлъ удивительно. Привычка силача въ томъ сказывалась, что когда съ нимъ затѣвали возню, набрасывались на него, онъ никогда не отбивался. Только вдругъ кого-нибудь подомнетъ и поворотитъ какъ-нибудь неловко (всего чаще эконома), да въ такомъ положеніи и продержитъ. А самъ на прочихъ смотритъ и смѣется. Въ карты игралъ осторожно и прижимисто; однако-жъ, въ самую большую игру, какая у насъ бывала. Когда не везло, умѣлъ остановиться. Дѣтей училъ никогда не пить на свой счетъ; но, разумѣется, въ очередной покупкѣ четвертныхъ бутылей учавствовалъ. Въ конторѣ не обѣдалъ, по брезгливости, которую отъ него и Сергѣй унаслѣдовалъ. Въ семействѣ былъ голова; однако-жь при постороннихъ, и вообще въ мелочахъ, держался какъ бы въ подчиненіи у сыновей, которые были гораздо граматнѣе его. Къ сыну, Васѣ, въ погребъ придетъ, угощенія попроситъ; но Вася знаетъ сколько дать, и онъ подчиняется. Въ былые годы, говорятъ, могъ пить страшно. Въ конторѣ всѣ его любили; а по всему тракту до Перми онъ былъ популяренъ вполнѣ, и проѣзжалъ на безконныхъ выгоднѣе (для себя), нежели всякій другой. Хозяинъ говорилъ о немъ: позвать ко мнѣ Костылева-старика! а въ разговоръ всегда называлъ его Захаръ Захарычъ.
   Вася и Сергѣй воспитывались въ тюменскомъ приходскомъ училищѣ. При начальственныхъ посѣщеніяхъ, ихъ выставляли впередъ; и посѣтители трепали ихъ по щечкамъ, и брали за подбородки. Вася былъ слабѣе здоровьемъ, и потому оставался дома лишній годъ; а Сергѣя отецъ привезъ въ --скъ по двѣнадцатому году, и отдалъ его Ильѣ Егорычу въ горничные мальчики. Онъ просуществовалъ въ мальчикахъ три или четыре года, и отъ этого времени у него осталась непреодолимая ненависть къ Ильѣ Егорычу. Подробностей онъ мнѣ разсказывать не хотѣлъ; но я знаю, что по жалобѣ Ильи Егорыча отецъ наказывалъ его ременнымъ кушакомъ. Потомъ онъ ѣздилъ одно лѣто въ Якутскъ; поступилъ подручнымъ въ бакалейный магазинъ; и не задолго до меня былъ переведенъ въ контору. Повидимому, Илья Егорычъ замѣтилъ его особенный характеръ, и потому неоднократно давалъ ему хорошіе случаи. Напримѣръ, по восемнадцатому году, онъ ему предложилъ подъ отчетъ бакалейный магазинъ. Для мальчика на побѣгушкахъ, съ жалованьемъ 20 р., это могло показаться завиднымъ: для ловкаго человѣка мѣсто тысячное. Но Сергѣй отказался, и, конечно, хорошо сдѣлалъ. Во-первыхъ, онъ сообразилъ, что ему обуздывать прежнихъ товарищей будетъ неловко. А во-вторыхъ, бакалейная торговля требуетъ постояннаго и мелкаго надувательства, на которое онъ не былъ способенъ. Поврежденія, бой, расхищеніе -- громадныя; все это нужно покрывать, а правильно покрыть нельзя; потому что тогда, по выраженію Дмитрія Кирилыча, въ магазинъ только бѣшеные будутъ заходить, а прочіе станутъ покупать у конкурентовъ. Приходится рвать и тянуть, гдѣ, съ кого и на чемъ можно, запрашивать, обманывать, подсовывать дрянь. И часть всего непремѣнно пойдетъ въ карманъ подручныхъ. Изъ году въ годъ накопляется масса безнадежныхъ товаровъ. Что изъ нихъ не убрано, только вредитъ магазину, возбуждаетъ насмѣшки и недовѣріе покупателей. Уцѣнка допускалась хозяиномъ только на то, что прямо выбросить нужно. А чуть что въ городѣ подобралось, сахаръ, свѣчи, масло, керосинъ, сейчасъ надбавляй сильно, и слушай ругань. Опять же исправленье товаровъ, сообщеніе годнаго вида разнымъ вареньямъ, сиропамъ, банкамъ, пострадавшимъ отъ мороза. Безъ всего этого торговать нельзя -- а все это мелочное и противное мошенничество. Илья Егорычъ не разсердился на Сергѣя за этотъ отказъ и откровенное объясненіе. Вскорѣ потомъ онъ послалъ его поздней осенью къ Байкалу, распорядиться массой товаровъ, которые привалили и скучились на обоихъ берегахъ, при чемъ предвидѣлось большое возвышеніе цѣнъ вощиками. Глядя по погодѣ, слѣдовало извѣстные товары отправить пароходами; а прочіе кругомъ и т. д. Всѣ наши обозные тамъ были, въ томъ числѣ и Захаръ Захарычъ; а Сергѣй все-таки поѣхалъ главнокомандующимъ. Все обошлось благополучно, и погода позволила пароходу оба рейса исполнить скоро. Только пароходная команда выкрала нѣсколько паръ сапогъ, да банокъ варенья. Хозяинъ приказалъ отнести это на счетъ Сергѣя, со словами: "впередъ будь граматнѣе". Но вычета сдѣлано не было. Потомъ онъ взялъ Сергѣя съ собой на ярмарку, и остался имъ вообще доволенъ (и Сергѣй, единственный разъ, по поводу этой поѣздки отозвался о немъ хорошо: все время веселъ былъ, шутилъ, разговаривалъ). Но затѣмъ все-таки ничего путнаго не вышло. Сергѣй продолжалъ держаться враждебно и непріятно, и когда Илья Егорычъ постигъ наконецъ, что ему не подобаетъ выслушивать въ обществѣ замѣчанія насчетъ того, что свѣчи дороги, селедка подгуляла и лафитъ въ магазинѣ Абрамова гораздо лучше, то рѣшился продать магазинъ и погреба приказчикамъ, которые ими завѣдывали. Сергѣй перешелъ къ нимъ. Они, конечно, просили Илью Егорыча отпустить его; такъ что приличіе было соблюдено; но онъ все-таки разсердился и сдѣлалъ Сергѣю разсчетъ нехорошій. Приволье и денежное обезпеченіе у молодыхъ хозяевъ, бывшихъ товарищей, не пошло, однако-жь, Сергѣю въ прокъ.
   Сергѣй почти никогда въ конторѣ не обѣдалъ. Ему было противно перехватывать куски. Отъ ножей, вилокъ и ложекъ Макара Степаныча его передергивало. Онъ бѣгалъ обѣдать домой къ матери, и изрѣдка меня угощалъ. У нихъ было очень чисто, и мнѣ нравилось, что все немного на деревенскую руку. Стѣны просто бѣленыя, полы бѣлые, чисто вымыты, и полазы (половики, дорожки) къ столу и дверямъ; перегородка тесовая, занавѣска одна во все окно, каленкоровая, съ бахромой по краю. Въ прихожей умывальникъ мѣдный съ тазомъ, какъ жаръ горитъ, и полотенце тюменское съ кружевными концами. Немного спустя, Сергѣй и ночевать сталъ дома. Илья Егорычъ не могъ ему отказать: отецъ большею частью въ отъѣздѣ, старуха-мать одна, боится.
   Въ одно время въ жизни Сергѣя произошла перемѣна. Онъ сталъ каждый день уходить послѣ обѣда домой на все время; отъ прогулокъ нашихъ отказался; меня просилъ не заходить, говоря, что теперь неудобно. Я думалъ, что у него явилось какое-нибудь новое знакомство, и огорчился такимъ недовѣріемъ, потому что прежнія его дѣла по этой части были мнѣ извѣстны вполнѣ. Потомъ оказалось, что онъ пріобрѣлъ хорошую скрипку, по случаю, за 25 р., купилъ двѣ книги нотъ въ красномъ переплетѣ, и ходилъ брать уроки къ одному музыканту. Рѣшился онъ, наконецъ, показать мнѣ свое искуство. Ноты на столѣ раскрылъ, къ стѣнѣ приставилъ, сталъ играть. Я до сихъ поръ не знаю, что мнѣ про него на этотъ счетъ думать. Мнѣ очень понравилось; и лицо прекрасное, серьёзное было, тогда ужь съ бородкой, легонькая, черная бородка у него пошла, которую онъ на щекахъ незамѣтно подбривалъ. Онъ подолгу игралъ дома въ свободное время, и послѣ обѣда, и по вечерамъ -- и все-таки ничего изъ этого не вышло. Захаръ Захарычъ мнѣ потомъ говорилъ такъ жалостливо, какъ про дурачка: -- пиликаетъ, пиликаетъ все одно.-- Изъ всѣхъ удовольствій онъ музыку всѣхъ выше цѣнилъ. Гдѣ только можно послушать, въ концертѣ, въ театрѣ, въ саду, непремѣнно отправляется. Читалъ жизнеописанія музыкантовъ, мнѣ разсказывалъ. Фотографіи купилъ; изъ которыхъ помню двухъ его любимцевъ: Листа -- глаза къ верху смотрятъ, и Паганини -- больше на деревянную куклу похожъ. Даже разговоръ его былъ всего живѣе, тверже, образованнѣе, когда онъ объ этихъ вещахъ говорилъ. Я признаюсь, по этой части ужасно плохъ, ничего не понимаю; вообще мнѣ кажется, что у него была способность къ музыкѣ, но что онъ слишкомъ поздно началъ. А потомъ кутежи, или попросту пьянство, окончательно отшибли и загубили и охоту, и способность.
   А насчетъ моей мысли объ романѣ, такъ съ нимъ было одно приключеніе необыкновенное. Но это онъ мнѣ въ тотъ же вечеръ сказалъ. Привелъ меня къ себѣ, и, послѣ разныхъ предисловій, съ большимъ волненіемъ сообщилъ, и сталъ совѣтоваться, какъ ему поступить. Вдругъ, совершенно нежданно и негаданно, получилъ онъ отъ одной купеческой барышни письмо, самое страстное -- длинное, но до того безграматно и такъ дурно написанное, что мы хотя довольно наторѣли въ чтеніи писемъ отъ торгующихъ по дальнимъ деревнямъ, а тутъ разбирали, разбирали и все-таки нѣсколько словъ не могли разобрать. До позднихъ часовъ мы совѣщались; и хотя Сергѣй въ то время былъ въ самомъ полномъ увлеченіи Настасьей Никитишной, и воображалъ, что одинъ ея расположеніемъ пользуется; по это предложеніе до того ему польстило, что у него голова пошла кругомъ, и онъ рѣшился отвѣчать, что очень счастливъ и, разумѣется, самъ будетъ любить. Писемъ потомъ набралось много, толстая пачка -- прямо насчетъ свадьбы, какъ устроить, чтобы отецъ далъ согласіе, или какъ обойтись безъ его согласія. Встрѣчи, гдѣ можно, на минутку назначались. Въ саночкахъ катитъ -- у нихъ отличныя лошади были, и вся выѣздка щегольская -- отъ матери муфтой закроется, ему улыбку дѣлаетъ, губачи шевелитъ. По вечерамъ мимо дома проходили -- у одного окошечка тихонько пальчиками постукиваютъ. Она была очень смѣлая. Когда Сергѣй являлся къ ея тятенькѣ съ порученіями отъ Ильи Егорыча, она, какъ замѣтитъ тележку, выскочитъ въ проходную комнату, и тутъ они цѣловались. Однакожь, во время отъѣзда Сергѣя, она преблагополучно вышла замужъ. Были ли тутъ слезы, или все вольной волей сдѣлалось, мнѣ неизвѣстно, а письма Сергѣй тотчасъ сжегъ. Отъ Настасьи Никитишны все осталось скрыто; да и вообще никакой огласки не вышло.
   Не помню я совершенно, какъ и когда мы съ нимъ начали прикладываться къ рюмочкѣ Вѣрно, что долгое время этого не было, а потомъ пошло очень бойко. Но какъ, когда, какая тутъ была постепенность, совсѣмъ не помню. Подъ хмѣлькомъ онъ смягчался. Съ нимъ очень пріятно было пить. Ссоръ никогда; а разговоры безъ конца, про музыку, про ***, а всего больше про Настасью Никитишну -- порою въ самомъ одобрительномъ смысли; то, напротивъ, насчетъ ея подлости: развѣ можетъ такъ порядочная дѣвушка поступать? Какая же у нея послѣ этого душа? На этотъ счетъ онъ былъ особенный человѣкъ. Про наружность его я сказалъ. Здоровье было подъ стать. Много отцовской силы къ нему перешло. По двадцатому году восемь пудовъ одной рукой съ земли поднималъ; ловокъ былъ; любилъ экономскую тележку на рыси настигать; такъ ловокъ былъ, что назадъ черезъ руки кувыркался; въ городки лихо игралъ; на купаніи изъ воды не выдетъ, пока не посинѣетъ весь. Кажется, такому парню не штука бы случай себѣ подыскать. Положимъ, въ --скѣ на этотъ счетъ было скудно; однакожъ прочіе пристраивались. Вася, тотъ никогда безъ знакомства не оставался; и всегда по два и по три. А Сергѣй за все время, какъ мы съ ними вмѣстѣ жили, и даже послѣ, держался около одной Настасьи Никитишны. Только и было его измѣны, что переписка съ ***. Бывали они въ ссорѣ по нѣскольку мѣсяцевъ; и онъ во все время шага не сдѣлаетъ, чтобы завести другое знакомство. Говорилъ, что ему обо всѣхъ противно подумать. На Настасью Никитишну золъ, изобиженъ до крайности, а какъ она пройдетъ, да взглянетъ или улыбнется, ужь не можетъ устоять; идетъ за ней слѣдомъ, спрашиваетъ, что это значитъ, за руку беретъ. Досталась она ему сначала совсѣмъ нечаянно; въ помышленіи не имѣлъ. Жилъ онъ еще въ мальчикахъ, по шестнадцатому году, она была годами тремя старше; встрѣтилась сумерками въ саду, осенью, въ холодное время стали возиться -- только и было всей любви. Послѣ, какъ его стало бить отъ одного разговора объ ней, онъ удивленіе выражалъ: даже удовольствія никакого! Потомъ она съ нимъ нѣсколько разъ условливалась; онъ злится, ежели она обманетъ, а все-таки большого вниманія на это знакомство не обращалъ. Чѣмъ, да когда она его раздразнила, мнѣ неизвѣстно. То ли ему на другихъ смотрѣть завидно показалось, то ли просто въ силу вошелъ и сталъ понимать, что въ ней такое привлекательное было, отчего отстать нельзя; то ли сама она умнѣе сдѣлалась, да научилась людьми вертѣть, только на немъ, какъ еще на нѣкоторыхъ, оказалось, что Настасья Никитишна изъ тѣхъ женщинъ, которые умѣютъ привораживать. Между прочимъ, надо сказать, что несмотря на всю красоту Сергѣя, она его никогда не любила. Она не могла съ нимъ быть откровенна. Онъ того требовалъ, что она все время должна была его обманывать. Надоѣдалъ. И съ нимъ ей пріятнѣе было, чѣмъ со всякимъ другимъ поссориться, развязаться, сдѣлать величайшую пакость. Онъ идетъ къ хозяину; а она нарочно начинаетъ возню съ Павлушкой; въ столовую нарочно его вытащитъ, да такъ, обнявшись, Сергѣя и поджидаетъ. Сергѣю ничего бы не стоило Павлушку изувѣчить, но, по его характеру, умереть легче, чѣмъ въ подобномъ случаѣ руки замарать. Я считаю, что Настасья Никитишна никого не любила, а ужь ежели кого, такъ именно Павлушку, черномазаго, угреватаго, который ее билъ. Цѣлую недѣлю съ подбитымъ глазомъ.-- Ушиблась, говоритъ, объ столъ ночью. Но и Павлушку она свободно бросала. И когда онъ уѣхалъ на постоянное мѣсто приказчикомъ и вскорѣ умеръ тамъ, она, ни при отъѣздѣ, ни при письмѣ о смерти, ничуть не огорчилась. Правда, что въ то время у нея явились великіе замыслы. Она вдругъ всѣхъ какъ будто оставила и стала жить, не скрываясь, съ однимъ изъ нашихъ, тоже совсѣмъ молодымъ человѣкомъ, Александромъ Семенычемъ Рогачевымъ, купеческимъ сынкомъ, не богатымъ, но при настоящемъ семействѣ, съ домомъ, родствомъ, знакомствомъ и проч. Когда онъ ей совсѣмъ поддался, она даже удрала такую штуку: отошла отъ насъ. Никто сначала не хотѣлъ вѣрить, такъ всѣ къ ней привыкли. Однакожъ, она на своемъ поставила, и наняла себѣ квартиру, гдѣ Александръ Семенычъ каждую ночь и ночевалъ. Настоящій перемѣны въ домѣ впрочемъ не вышло; потому что квартира была близко, а Настасья Никитишна по нѣскольку разъ въ день приходила къ Варварѣ, и, вѣроятно, кормилась. Она прямо била на то, чтобы Александръ Семенычъ на ней женился, и онъ былъ готовъ; но родные, разумѣется, перепугались, добыли ему мѣсто въ отъѣздъ подальше и сплавили.
   

Вася. Торговля въ погребѣ.

   Съ Васей Костылевымъ я, конечно, познакомился съ первыхъ же поръ. Онъ принесъ бумаги изъ погреба, быстро промелькнулъ въ прихожей; и мнѣ показалось, что это Сергѣй прошелъ. Вотъ что значитъ кровь, потому что въ самомъ-то дѣлѣ они не были похожи. Вася былъ немножко повыше; волосы русые; цвѣтъ лица не такъ чистъ, черты помягче. Осанка совершенно не та, грудь впалая и вся комплекція пожиже. Братья были дружны и не ссорились; но большой близости не было. Каждый шелъ своимъ путемъ. Изрѣдка перемолвятся, конечно, словечкомъ на "ты"; но вообще принятъ былъ тонъ шутливый, на "вы" и по имени и отчеству. Со мной оба были дружны и довѣрчивѣе гораздо, чѣмъ между собой. Но сначала наше знакомство съ Васей было только шапочное, а сошлись мы уже во время отъѣзда Сергѣя въ ярмарку, когда я сдѣлался, можно сказать, завсегдателемъ въ Васиномъ погребѣ. Я разскажу про него подробно; потому что въ его исторіи, хорошо видна прикащичья жизнь: и казовыя стороны, и темныя.
   Вотъ отворилъ человѣкъ расхлябанную, стекольчатую дверь въ Васинъ погребъ. Бичевка на блокѣ пищитъ, ускоряется, дверь хлопъ, звонокъ громко качается, долго успокоиться не можетъ. Вася, изъ двери напротивъ выскакиваетъ къ прилавку; воротнички аккуратные; галстухъ цвѣтной съ булавкой; густые волосы шикарно разметаны; улыбка привѣтливая. За нимъ, и по обѣ стороны, всякія бутылки красиво разставлены, хрустальные графины разноцвѣтные, ярлыки росписные. Все чисто протерто, нигдѣ пылинки нѣтъ. Дѣлается покупка, поговорятъ, пошутятъ. Понадобилась бутылка съ верхней полки: Вася ловко вскочить на полутора-аршинную приступочку; ноги въ щегольскихъ сапожкахъ, подошва вокругъ шелкомъ прострочена; между бутылками, которыя наставлены тутъ же, переступаетъ, не задѣнетъ, спрыгнетъ безъ шуму. Бутылка у него въ рукахъ, словно обросла бумагой; итогъ въ книгѣ въ моментъ окажется; сдача преподнесется вѣжливѣйшимъ образомъ. И еще надо замѣтить, что въ погребѣ покупатели почти всегда мужчины, такъ что самаго настоящаго случая отличаться Вася еще не имѣлъ. Разумѣется, иному могло бы показаться смѣшнымъ, какъ онъ интересничаетъ, но вообще, каждый бы подумалъ, что это молодой человѣкъ, безпечальный и благополучный. Тѣмъ болѣе, еслибы зналъ, что у него и личный барышъ отъ покупочки соображенъ, и къ вчерашнимъ барышамъ присчитанъ. Или еще такую картину представлю, которой, разумѣется, никто не могъ видѣть, но которая была. Лѣто; пустое время; покупателей мало; дѣлать нечего. Андрей Иванычъ надежнымъ образомъ исчезъ на весь вечеръ, и мы съ Васей сидимъ въ его, Андрея Иваныча, чистенькой комнатѣ, гдѣ противъ окна помѣщается и конторскій столъ. Комодъ тутъ есть, зеркало, разныя склянки, пудра для бороды послѣ бритья, и особенная, Васина, розовая пудра. Я сижу; можетъ быть, рюмочка подлѣ, а Вася передъ зеркаломъ то приступитъ, то отступитъ; то такъ, то этакъ повернется, такъ и этакъ волосы взобьетъ и размечетъ. И все время веселый, улыбается. Часъ подъ-рядъ это можетъ продолжаться, и болѣе. И вдругъ какой же разговоръ?-- Правда, что у меня ротикъ маленькій? Мнѣ вчера Надечка сказала, что у меня ротикъ маленькій.
   Однакожъ, жизнь этого легкомысленнаго мальчика была каторжная, трудная и унизительная. Она его надорвала и свела въ могилу; и въ три года скрутила и погубила въ бѣлой горячкѣ его преемника, который къ тому же, сначала только помогалъ Васѣ и вовсе не могъ дѣлать той значительной письменной работы, которая постоянно на немъ лежала. А еще бѣдняга, Никаноръ Лаврентьичъ, былъ здоровенный двадцатилѣтній вологжанинъ, выдержанный въ лошадиной работѣ и лишеніяхъ. А Вася былъ пять лѣтъ единственнымъ подручнымъ въ погребѣ, и попалъ въ каторгу четырнадцатилѣтнимъ мальчикомъ, холенымъ, береженымъ, которому идти въ школу, въ шесть рукъ кафтанчикъ обдернутъ, да кушачокъ расправятъ, да поцѣлуютъ. Онъ выдержалъ дольше, потому что былъ умнѣе, приспособительнѣе, меньше поддавался огорченію, и потому что въ немъ былъ -- совершенно не въ отца и не въ брата -- азартъ отличнаго работника, артельнаго перваго парня; отчего въ трудные дни, до поры до времени, все кажется ни почемъ, и болезнь не беретъ человѣка.
   Повторяю заявленіе и убѣжденіе мое, что все, что я дурное сказалъ про помѣщеніе, пищу, личное положеніе и т. п., у прочихъ вообще должно быть еще хуже. Во-первыхъ, какъ я уже сказалъ, самъ Илья Егорычъ былъ человѣкъ, котораго съ другими нельзя ровнять; затѣмъ, такіе люди, какъ Дмитрій Кирилычъ и Геннадій Иванычъ, не могли не имѣть на насъ вліянія, не прибавить намъ приличія и не убавить дикости. Пища, положимъ, скверная, неопрятная; а все-таки не отъ скряжничества и не отъ тухлой провизіи. Помѣщеніе въ бакалейномъ магазинѣ и у насъ отвратительное. Оно вообще бываетъ всего хуже именно въ парадныхъ каменныхъ домахъ, гдѣ порядочныя помѣщенія дороги, и прикащикамъ поэтому предоставляются отвратительныя конуры. Во всю длину магазина, отдѣленъ былъ сплошной переборкой узкій коридоръ, не проходной, безъ оконъ, гдѣ лампа горѣла круглый годъ, и печная труба по неволѣ всегда стояла открыта. Тутъ спало на койкахъ четыре или пять человѣкъ (въ томъ числѣ въ свое время Сергѣй), и на полу погребской мужикъ. Отхожее мѣсто далеко; и потому стояла лохань, куда выбрасовались и всѣ отброски отъ продаваемой рыбы и сыровъ, а частью и отъ ѣды. Тутъ же столъ со шкапомъ для пищи, судки, въ которыхъ приносятъ одновременно обѣдъ и ужинъ, щи кислыя каждый день. Ежели и захочешь что вытереть загаженнымъ полотенцемъ, такъ въ сумракѣ и не видать, вытерто или нѣтъ. Впрочемъ, оно и не требуется. У насъ вѣдь опрятность и брезгливость какая? Чтобы поганства не было, а чистоту мы плохо понимаемъ. Коридоръ въ бакалейномъ магазинѣ, со всей копотью и вонью, со всей грязью, клопами и блохами, стоялъ не тронутый годы. Очень не хорошо. Однакожъ, ежели жить въ подвалѣ, гдѣ изъ-году въ-годъ складываютъ и работаютъ бѣлку, такъ будетъ еще хуже. А живутъ и тамъ. И надъ этимъ три этажа большихъ оконъ, за которыми часто однѣ пустыя стѣны, и въ жиломъ помѣщеніи каждодневныя плутни, чтобы оттянуть банкротство.
   За дверью, изъ которой выскакивалъ Вася, былъ закопченый до черноты сводчатый подвалъ, зимой угарный, съ однимъ окномъ, изъ котораго зимняя рама отъ сотворенія міра не выставлялась, и стекла были зеленыя, загаженныя, залѣпленныя, какъ въ самомъ паскудномъ кабакѣ. Такая же кабачная стекольчатая дверь во дворъ. Другая, сплошная дверь запиралась только на ночь, т. е. когда спать ложатся; потому что пока ходятъ, съ двумя дверьми возиться неловко. Да и темно. Морозъ врывается клубомъ, и все время пронзительный сквозникъ. Въ самомъ сквозникѣ -- на продолженіи двери съ улицы, двери въ погребъ и двери во дворъ -- въ стѣнкѣ углубленіе, въ аршинъ или полтора ширины, и тутъ Васина койка. Спитъ подъ одѣяломъ и бараньей шубой, закрывается всегда съ головой. Вдругъ звонокъ! Босыя ноги спускаются въ нахолодѣлыя калоши, надѣвается сверхъ рубашки таже шуба (между прочимъ, при всей цивилизаціи, Вася носилъ рубашку на выпускъ, и снять гайтанчикъ, поясокъ, не согласился бы ни за что); спичка чиркъ; пошелъ въ погребъ, у окошечка спрашиваетъ, что нужно? И этихъ звонковъ бываетъ много. Чуть человѣкъ заснулъ, опять и опять, до двухъ и до трехъ часовъ. А затѣмъ и то случается, что нѣтъ того вина въ погребѣ, и отъ такихъ людей прислали, что нельзя отказать или замѣнить, исторія выйдетъ. Нужно идти въ подвалъ. Берется фонарь, и конечно, какъ былъ босикомъ, въ калошахъ, маршъ. Снѣгу намело, морозъ, двери тяжелыя, кованыя, два замка, бутылокъ штукъ шесть набралъ, ступени оледенѣли, скользкія, шуба совершенно распахнулась.
   Сонъ, стало быть, очень недостаточный, тѣмъ болѣе для мальчика. И ужь какъ простудился, такъ все простуженный и ходи, и разстроивайся. Къ тому же еще вотъ что: Андрей Иванычъ былъ человѣкъ молодой, 23--25 лѣтъ; ночевали у него дѣвушки часто, а рядомъ мальчикъ спитъ, т. е. долженъ бы спать.
   Утромъ вставай самое позднее въ семь часовъ и сапоги Андрею Иванычу вычисти, хорошенько -- потому онъ франтъ. Булки къ чаю принесены вчера, въ обѣдъ, и сложены въ ящикъ стола. И все, что не доѣдено, назадъ туда же сгребается, для собакъ. Ящикъ до того провонялъ, что ежели пять минутъ булка пролежитъ, она ужь воняетъ. Обѣдъ тоже, какъ сказано выше. Двадцать минутъ ходьбы отъ кухни: все совершенно холодное. Къ ужину разогрѣваютъ въ печкѣ. Носитъ эту ѣду погребской мужикъ, сифилитикъ, Наумъ Даниловичъ. Правый глазъ у него вытекъ совсѣмъ и прикрытъ тряпицей на тесемкѣ, которая не перемѣняется никогда. Носъ тоже не совсѣмъ цѣлъ. Вася не брезгливъ, какъ отецъ и Сергѣй, онъ ѣстъ. Но ѣстъ всегда холодную мерзость и мало. Мяса ему попадаетъ самый вздоръ, а все больше чай и вонючія булки.
   Затѣмъ работа. Конечно, пріятно лебезить съ шутливымъ покупателемъ; и при этомъ первыя свои денежки въ карманъ откладывать. Но бываютъ покупатели, которые вовсе не заигрываютъ, напротивъ, ругаются и злятъ до чрезвычайности. Затѣмъ, ежели торговля пошла бойко и придется пробыть въ погребѣ долго, такъ вѣдь онъ нетопленый. Нагрѣвается, сколько для винъ нужно, только тѣмъ, что на ночь и днемъ, когда никого нѣтъ, отворяютъ дверь изъ жилого помѣщенія, въ головахъ Васиной кровати. Дверь на улицу, какъ мы знаемъ, одиночная, стекольчатая, расхлябанная. Конторка съ книгой, куда нужно каждую бутылку записать, и по счетамъ справляться, и кое-кому тутъ же счетъ выписать -- у самаго окна. Зналъ бы, надѣлъ бы шубу, хотя вообще не принято, да и опасно возиться между бутылками. Ну, а не надѣлъ, проберетъ бока, посинѣешь въ костюмѣ. Къ тому же, розничная торговля въ этомъ погребѣ -- послѣднее дѣло. Это погребъ оптовый. Подвалы огромные. Сотни ящиковъ по всѣмъ стѣнамъ, въ четыре, пять рядовъ, мѣстами только узенькій проходъ оставленъ. Десятки бочекъ, въ особомъ подвалѣ, гдѣ розливъ. Ставятъ ящики, разумѣется, такъ, чтобы къ росхожимъ сортамъ доступъ былъ легкій, вообще не кое-какъ они установлены, а все-таки перетасовка бываетъ порядочная, потому что всего нельзя предусмотрѣть. Тутъ идетъ разливъ изъ бочекъ; отпускъ винъ по требованію собственнаго главнаго розничнаго погреба, и укупорка для оптовыхъ отправокъ. Даже цѣлые ящики одного вина нужно перекупоривать, потому что при пріемахъ изъ нихъ вынимаютъ до послѣдней бутылки, смотрятъ, нѣтъ ли боя. Эта работа на пожаръ: бутылки кладутся назадъ настолько аккуратно, чтобы благополучно въ подвалъ снести. А въ отправку требуется укладка, совсѣмъ другая. Укупорка ликерныхъ и водочныхъ бутылокъ разнаго фасона, разумѣется, еще копотливѣе. Стало быть, каждый отправляемый ящикъ сними съ мѣста, выпотроши, уложи аккуратно, заколоти, стяни деревянными обручами, марку и номеръ фуксиномъ или чернилами выведи и отставь къ сторонкѣ. Для сборныхъ ящиковъ, кромѣ того, лазай за бутылками въ разные углы, производи перетасовку. Разлитое вино изъ бочекъ въ корзинахъ переносилось въ жилое помѣщеніе, и тамъ ихъ заливали смолой -- она въ печкѣ разогрѣвается, воняетъ -- или надѣвали капсюли и наклеивали ярлыки. При всей осторожности, смотришь, кокнули бутылку, вино полилось, пошелъ духъ; часть того особеннаго погребского запаха, увы, мнѣ столь знакомаго! Для всей погребской работы помощники: безглазый мужикъ, сифилитикъ, положимъ, знающій, опытный, не воръ, и старикъ, уличный сторожъ, настоящій тюлень. Только въ самые крупные дни поднаймутъ кого-нибудь. А ящики шампанскаго, 60 бутылокъ, девять пудовъ, прочіе, по 50 бут., шесть-восемь пудовъ. И бросить нельзя: надорвись, руки, ноги отдави, но спусти бережно. Андрей Иванычъ въ подвалѣ не работаетъ, является только для надзора и приказаній. Ему, во-первыхъ, некогда. Большую часть утра онъ въ конторѣ, или по разнымъ порученіямъ по городу рыщетъ. Ежели ему можно посидѣть дома, такъ онъ лучше встанетъ на розничную продажу и, между тѣмъ, поразберется въ счетахъ и бумагахъ. Дѣла у него, дѣйствительно, по уши, и кромѣ того, знакомство и женскій полъ. Да и самъ Вася не желалъ бы, чтобы другой въ подвальную работу вмѣшивался: затрудненіе выйдетъ. Онъ Науму Данилычу вѣрить. Ему легче по своему Науму Данилычу приказывать; да когда можно урваться, вдвоемъ съ нимъ работать, но чтобы онъ зналъ каждый ящикъ и снаружи, и внутри. Да при неисправности и грѣшки кое-какіе, то же до поры до времени одинъ бы зналъ. Входить съ фонаремъ въ подвалъ можно, но работать при огнѣ не полагается. Что днемъ короткимъ не успѣлъ, а время не терпитъ, тащи ящикъ въ жилье десять, пятнадцать штукъ и работай вечеромъ. Передъ отправкой на воду, мартъ и апрѣль, жилье заставлено по цѣлымъ мѣсяцамъ. Пройти нельзя: все ящики, солома и бутылки. Иногда и большую бочку хересу, меду или портвейну, такъ сказать якутскихъ, сюда приволокутъ, дадутъ отстояться и разливаютъ. Для разлива бутылки приготовить нужно: тоже вѣдь онѣ моются, въ ящики складываются, перетаскиваются. Мыли ихъ въ банѣ и я разъ съ полка, съ двухъ ступенекъ скатился и ногами въ такой ящикъ въѣхалъ.
   И такъ далѣе. Работа большая, трудная, съ большой опасностью насчетъ грыжи и простуды. Приступами круто приходилось ужасно, напримѣръ, во время пріемки винъ въ концѣ сентября и началѣ октября. Погода можетъ быть всякая. Ежели морозъ опасенъ для винъ, то пріемка идетъ въ подвалѣ. Но большею частью происходитъ это на вѣтру и легкомъ морозѣ во дворѣ: свѣтлѣе, удобнѣе, нѣтъ тѣсноты, въ десять разъ скорѣе. На крутую, огневую работу Вася былъ молодецъ изъ молодцовъ, проворный, ловкій, веселый. За все брался самое трудное, все свое прежде кончитъ, на ходу другому поможетъ, покажетъ, самъ устали не знаетъ, другимъ не дастъ почувствовать. Между прочимъ, замѣчательно, что его команда, несчастный Наумъ Данилычъ, сторожъ, Никаноръ Лаврентьичъ, впослѣдствіи подручный, парень Плотниковъ, питали къ нему рабскую преданность, такъ онъ умѣлъ съ людьми обращаться и располагать къ себѣ. И по мѣсяцу въ зеркало не смотрѣлся. Выскакивалъ къ покупателю уже дѣйствительно косматый, въ фартукѣ сверхъ старенькаго, рыжаго пальто, руки въ фуксинѣ и сажѣ, лицо захватано. Въ этомъ была величайшая разница между двумя братьями. Сергѣя нельзя было не уважать за нѣкоторыя черты его характера, но строптивость не располагала къ нему многихъ. И хотя онъ могъ хорошо работать -- въ особенности ни въ какой суетѣ не терялся -- но работникъ былъ вообще лѣнивый и упрямый. Вздумаетъ -- сдѣлаетъ хорошо. Нѣтъ -- ни хозяйское дѣло, ни своя выгода не заставятъ. Вася ни въ чемъ, кромѣ дѣла, особеннаго уваженія не могъ внушить, но всѣ его любили, и работалъ онъ отлично, и толково, къ пользѣ хозяина и съ выгодой для себя. Между прочимъ, на немъ и переписка большая лежала нетолько по погребу, но и по таможенному нашему дѣлу, которое всегда спѣшное. Онъ же пересчитывалъ и приводилъ въ аккуратный видъ огромныя суммы денегъ, провѣрялъ залоговые билеты, пачкался съ купонами и т. д. Помимо того, что онъ помаленьку наживалъ деньги, установленными въ коммерціи способами, Вася пользовался довѣріемъ Андрея Иваныча, и вполнѣ его оправдывалъ. Разъ только вышелъ маленькій скандалъ, который, до извѣстной степени, и меня коснулся. Случилось это 30-го августа. Погребъ заперли на весь день. Мы были на имянинахъ у Александра Семеныча и возвратились въ погребъ въ такомъ превосходномъ настроеніи духа, что даже Васино каменное сердце разстаяло, и онъ рѣшился угоститься и меня угостить. Существовалъ въ подвалѣ ящикъ, другой давняго рейнвейну, купленнаго за безцѣнокъ у раззорившагося человѣка. Онъ былъ разцѣненъ дешево, и въ продажу не шелъ, потому что много бутылокъ было порченыхъ. Но Вася почти безъ промаха умѣлъ отличать хорошія, а въ случаѣ ошибки не трудно опять закупорить. Вотъ этимъ рейнвейномъ онъ и угощалъ, и наша бесѣда шла, какъ нельзя лучше. Въ заключеніе стали роспивать полбутылочки мараскину -- и вдругъ совершенно неожиданно возвратился Андрей Иванычъ. Вася какъ порвался встать, такъ рюмку на себя и опрокинулъ. Андрей Иванычъ выговаривать не сталъ, но ключи отъ комода у Васи отобралъ, помнится, лежало тамъ въ то время тысячъ тридцать. Какъ мы ни просили, а ключи онъ увезъ.
   Когда поступилъ Никаноръ Лаврентьичъ, Васѣ стало легче. Не могу я безъ сожалѣнія вспомнить объ этомъ парнѣ. Согрѣшилъ человѣкъ, который допустилъ его погибнуть. Когда онъ явился, мы съ Васей уже совершенно погрязли въ порокѣ. Онъ пристроивался къ дѣвицамъ средняго поведенія, а я игралъ въ карты и пилъ. Онъ все смѣлѣй наживался, да потихоньку сталъ отдавать деньги за большіе проценты подъ вѣрные векселя, а я все безпутнѣе влѣзалъ въ долги. Никаноръ Лаврентьичъ былъ погрубѣе, да попроще, да за то святая душа. Ни одной мысли грѣшной; усердный, бодрый, веселый. Ничего не имѣетъ и всѣмъ доволенъ. Работаетъ, какъ лошадь, и не воображаетъ, чтобы это составляло какую-нибудь трудность. На наше безобразіе смотритъ, и только на скрипкѣ наигрываетъ свои деревенскія пѣсни. По части дѣла онъ обиженъ не былъ. Вполнѣ заслужилъ довѣріе, оказался надежнымъ человѣкомъ и получилъ въ завѣдываніе большой подвалъ для разлива дешевыхъ винъ и наливокъ. Помаленьку освоился бы, простоту лишнюю откинулъ и наживать бы сталъ. Нажить было съ чего. Но онъ заболѣлъ, запилъ мертвую и погибъ. Его даже вскрывали. Вася тоже былъ боленъ, и тоже зимой -- на этомъ самомъ сквозникѣ, да въ страхѣ, что вотъ-вотъ позвонятъ; но къ нему ѣздилъ лучшій докторъ; лекарства покупались; исполнялось, что приказано. Съ трехъ сторонъ его берегли, не дали метаться и капризничать; отъ унынія, насколько можно, оградили. А сиротѣ Никанору Лаврентьичу только сказано было: "Ты что же, парень, не лечишься? Лечиться надо". А можетъ быть, и того не сказали.
   Съ теченіемъ времени, Андрей Иванычъ настолько приличіе понялъ, да и денежки явились такія, что завелъ въ городѣ содержаночку, насчетъ которой впрочемъ ошибся. Тогда и Вася сталъ помаленьку исчезать въ ночное время, сначала изрѣдка, а потомъ почти постоянно. Изъ всѣхъ нашихъ молодыхъ людей онъ одинъ избѣгъ сѣтей Настасьи Никитишны. Разъ онъ отнялъ у нея платокъ и обѣщалъ отдать только на условіяхъ. Она мимо погреба идетъ, въ окно ему постучитъ. Но ничего изъ этого не вышло, потому что она ему нисколько не нравилась. Цѣлью его стремленій были чужія содержанки, и онъ умѣлъ на шаромыжку пристроиваться къ двумъ и тремъ сразу; и чѣмъ дальше, тѣмъ становился все не воздержнѣе. Мы съ нимъ въ то время значительно разошлись. Во-первыхъ, погреба поступили къ новымъ хозяевамъ, причемъ Вася получилъ подъ отчетъ главный розничный погребъ, что было для него очень выгодно, и онъ сталъ жить одинъ въ большой свѣтлой комнатѣ. А кромѣ того, онъ слишкомъ ужь увлекался своимъ ростовщичествомъ и вообще сталъ не тотъ человѣкъ. Тогда же, осенью, онъ простудился, и на этотъ разъ довольно серьёзно заболѣлъ чѣмъ-то, въ родѣ воспаленія легкихъ. Послѣ болѣзни выѣхалъ слишкомъ рано, опять сталъ разнемогаться, и докторъ объявилъ, что у него чахотка. Можетъ быть, тогда еще была возможность его спасти, еслибъ онъ рѣшился ухлопать свои денежки на поѣздку въ Москву и дальше, куда доктора пошлютъ. Разговоръ объ этомъ во всякомъ случаѣ былъ; но Вася не повѣрилъ, не рѣшился. Облекся онъ въ свое любимое коричневое пальто старенькое, мягкое, въ родѣ халата, потомъ и въ валенки. Не надолго сталъ показываться въ погребѣ. Прислонится къ конторкѣ, унылый, посмотритъ-посмотритъ въ окно, да и уплетется къ себѣ на диванъ. Бриться пересталъ, бороду отпустилъ. Рождественская бойкая продажа подошла, молодой хозяинъ говорить ему: "Вася, я за тебя встану торговать..." -- Ладно. Потомъ, разъ сижу я съ хозяевами въ тамошней конторѣ, пробовали мы какіе-то напитки. Вася входитъ деньги сдавать. Къ дверямъ назадъ пошелъ; комната большая, мы ему вслѣдъ смотримъ, а онъ плетется въ валенкахъ неслышно и изъ стороны въ сторону шатается; не можетъ идти прямо. Опять сталъ я у него просиживать все свободное время, пока онъ не заснетъ. Мазали его тогда чѣмъ-то, отчего кожа лупится, и онъ немножко ожилъ, веселѣй былъ вечеромъ, когда съ себя кожу сдиралъ. Его привычка пачкаться съ собой, что-нибудь надъ собой дѣлать, тутъ въ немъ сказалась. Но все хуже, хуже. Мартъ на исходѣ -- окончательно въ постель слегъ, настоящимъ труднымъ больнымъ сдѣлался. Въ погребѣ продолжалъ, однакожь, распоряжаться; подручный къ нему бѣгалъ, и онъ, что нужно ему, говорилъ. Голосъ тихій сдѣлался, глаза большіе, нескоро поворачиваются, долго глядятъ. Тутъ и Сергѣй большую часть времени сталъ у него проводить и на диванѣ спалъ. А Васину кровать защитить -- хозяинъ далъ хорошую ширму. Блюдечко мы ему подавали плевать, для доктора, замѣтилъ я, что много было бѣлой пѣны. Когда сталъ онъ сползать съ кровати, приподняли мы рубашку, увидалъ я ляшки его, ну просто кость одна въ вершокъ, толщиной, страшныя кости въ бедрахъ; сквозь разрѣзъ рубашки тоже грудь видна, узенькая-преузенькая. Но онъ ни за что не хотѣлъ умирать, не смирялся. Разъ такимъ страстнымъ голосомъ говоритъ: "Не правда ли, я не такъ боленъ? Я не умру?" Апрѣля первые дни настали; докторъ сказалъ: скоро, двое-трое сутокъ. Мы предложили Васѣ причаститься. Онъ отказался; но когда пришелъ отецъ Павелъ, онъ принялъ его прилично и причастился хорошо. И приступа кашля потомъ не было. Илья Егорычъ вскорѣ затѣмъ пріѣхалъ, и Вася, по прежнему почтенію, пролежалъ передъ нимъ тихенькій, восковой, красивый. Для причастія простыни, наволочки перемѣнили; все опрятно было. Тогда Сергѣй сказалъ ему, что мать очень желаетъ къ нему пріѣхать повидаться съ нимъ. Онъ разсердился. Она пряталась отъ всѣхъ, и онъ понялъ, что если она рѣшается показаться -- значитъ плохо. Однакожь, нельзя было его слушаться; она пріѣхала и ночь у него съ Сергѣемъ и со мной провела. На слѣдующій день, только-что я прилетѣлъ изъ конторы, въ первомъ часу, подхожу въ изголовью, Сергѣй въ ногахъ сидитъ, Вася ко мнѣ голову повернулъ и говоритъ -- голосъ не громкій, но видно, что онъ изъ всѣхъ силъ говоритъ: "Ваня, скажи ему, чтобы онъ отсталъ отъ меня, чтобы онъ меня не мучилъ!" Я понялъ, что Сергѣй спрашивалъ его насчетъ денегъ, чтобы онѣ не миновали рукъ семейства. А Вася все время держалъ ключи подъ подушкой, и до послѣдняго дня погребъ, конечно, по добротѣ хозяевъ, которые не захотѣли его огорчить, оставался у него на отчетѣ и выручку Плотниковъ ему сдавалъ, по его указанію клалъ въ комодъ и отдавалъ ему ключи. Вечеромъ докторъ сказалъ, что Вася ночи не переживетъ. Пошли всѣ спать. Катерина Гавриловна пріѣхала, и мы опять втроемъ съ нимъ остались. Нужно было распорядиться всѣмъ на случай смерти. Мы съ Сергѣемъ очень на этотъ счетъ волновались и суетились. Ни тому, ни другому не приходилось видѣть, какъ что дѣлается. У насъ была душевная забота, чтобы Васю положить въ гробъ, какъ можно приличнѣе и красивѣе, а мы слышали, что черезъ четверть часа послѣ смерти тѣло коченѣетъ и можетъ выйти что-нибудь безобразное. Мы этого ужасно боялись. Приготовленъ былъ опытный человѣкъ; вода грѣлась на хозяйской кухнѣ, соломы припасли. Мы выходили для этихъ хлопотъ и возвращались къ Васѣ. Какія онъ слова въ забытіи шепталъ, что мы послѣднее отъ него слышали, сознательное -- не помню. Было въ числѣ этихъ послѣднихъ слышаныхъ словъ и мое имя. Мать припала къ нему, и онъ цѣловалъ ее нѣсколько разъ, хорошо, какъ дитя. Потомъ опять шевелились его бѣдныя, дѣтскія губы, но уже ничего нельзя было разслышать, хотя близко наклонялись. Можетъ быть, въ этомъ беззвучномъ шепотѣ было смиреніе, прощаніе, слово доброе... котораго никто изъ насъ не слыхалъ. Еслибы я такъ любилъ его, какъ прежде, въ первое лѣто нашей дружбы, не выдержать бы безъ рыданій, сердце бы разорвалось. Во второмъ часу, онъ какъ будто сталъ кончаться: судорога въ лицѣ сдѣлалась, челюсть оттянулась. Однако, отдохнулъ и потомъ еще смотрѣлъ и шепталъ, а, наконецъ, въ четвертомъ часу сдѣлался второй такой приступъ -- и смерть. Передъ тѣмъ я разбудилъ Плотникова, который любилъ Васю, чтобы онъ видѣлъ его кончину и потомъ поскорѣй помогалъ. По нашей просьбѣ, Катерина Гавриловна торопливо простилась съ Васей и ушла. Въ одно время стали и обмывать его, и кровать выносить, а я у окна возился. Какъ назадъ въ комнату повернулся, вижу Васю на табуретѣ поддерживаютъ и скачиваютъ водой: голова свѣсилась, ноги сдвинуты, тѣло отъ теплой воды бѣлое -- и странный видъ мнѣ показался. Одѣли мы его, причесали; рѣдкіе сдѣлались волосы, но все-таки прилично причесались. И лицо у него было хорошее, спокойное, молодое; губы сомкнулись, какъ были у живого; голова на подушкѣ хорошо легла. Галстухъ забыли, потомъ уже побоялись его трогать, а на мнѣ былъ галстухъ на резинкѣ, такъ мы прикололи бантикъ спереди. Потомъ мы съ Сергѣемъ пересмотрѣли комодъ. Въ разныхъ ящикахъ нашли аккуратныя пачки и въ нихъ денегъ и векселей вдвое и втрое больше, чѣмъ думали. Сергѣю на слѣдующій же день предложили принять погребъ и взяли на себя переговоры съ Ильей Егорычемъ. Сергѣй согласился и объявилъ, что ежели при пріемѣ окажется какая-нибудь недостача, такъ онъ покроетъ сполна, потому что послѣ брата остались деньги. Сколько именно, мы рѣшили не говорить, чтобы не было пересудовъ. Однакожъ, все оказалось вѣрно, до послѣдняго рубля той выручки, которую Плотниковъ положилъ въ комодъ наканунѣ смерти. Послѣ нѣсколькихъ недѣль безконтрольной торговли, это, конечно, доказываетъ его сердечную преданность къ Васѣ. Изъ того, какъ все это просто сдѣлалось, читатель можетъ видѣть, какое вообще существовало довѣріе въ кругу людей, о которыхъ здѣсь ведется разсказъ, и что далеко тамъ было отъ всякаго полицейскаго крючкотворства и придирокъ. Какъ впослѣдствіи деньги въ семействѣ распредѣлились, сколько родителямъ пошло и сколько Сергѣю -- мнѣ неизвѣстно.
   Всѣ объ Васѣ жалѣли и всѣхъ болѣе ***. Она не рѣшилась показаться въ погребъ, но прислала много зелени и цвѣтовъ. Въ церкви, въ дальнемъ углу, рыдала. Илья Егорычъ пріѣхалъ къ отпѣванію и проводилъ тѣло до поворота съ главной улицы. Тутъ же и мы передали гробъ наемнымъ носильщикамъ изъ солдатъ. Погода была чудная. И на этомъ самомъ пути, въ одномъ шагѣ отъ гроба, Сергѣй договорился съ Настасьей Никитишной жить съ ней на квартирѣ, какъ она передъ тѣмъ жила съ Александромъ Семенычемъ. Лица у обоихъ были веселыя. Конечно, они и на тотъ вечеръ условились. Сергѣю, дѣйствительно, трудно было не чувствовать, что теперь всѣ его денежныя бѣдствія кончились, противная кабала у Шарапова тоже. Не могъ онъ также быть равнодушнымъ къ возможности взять въ полное обладаніе женщину, которая имѣла надъ нимъ такую власть. Въ шествіи не было никого, чье присутствіе могло бы его стѣснять. Захаръ Захарычъ былъ въ отъѣздѣ. Катерина Гавриловна прямо изъ церкви поѣхала домой присматривать за обѣдомъ. Вспомнился мнѣ тотъ же Сергѣй, въ былое время, до нашего развращенія, когда онъ несъ гробъ Карпова, простого товарища, даже вовсе нелюбимаго. Все время до могилы шелъ на одномъ мѣстѣ, въ ногахъ, не захотѣлъ смѣниться; холстъ черезъ плечо держитъ, голову несетъ высоко, лицо строгое, богатые волосы вѣтеръ чуть вздымаетъ...
   Когда вскорѣ потомъ Захаръ Захарычъ возвратился, онъ въ первую удобную минуту крѣпко пожалъ мнѣ руку и сказалъ: спасибо, спасибо, спасибо! Потомъ я пришелъ къ нему вечеромъ. Графинчикъ былъ поставленъ, булка и яицы, нарѣзанныя четвертинками -- должно быть, вскорѣ послѣ Пасхи это было. Разсказалъ я ему все подробно. Онъ вдругъ переспросилъ меня какое-то слово, голосъ у него оборвался, онъ закрылъ лицо руками и заплакалъ.
   

Геннадій Иванычъ.-- Пушнина.-- Соболи.

   Изъ людей, которые въ мое время служили у Ильи Егорыча, всѣхъ выше по душѣ, по образованію и по торговымъ способностямъ былъ Геннадій Иванычъ. Онъ читалъ газеты со страстью. Изъ Москвы пріѣзжалъ со всякими разсказами вольнодумнаго содержанія; какой-то адресъ запрещенный онъ разъ привезъ, номера газетъ "День" и "Москва". Разсказывалъ про представленіе Іоанна Грознаго. Существовали для него въ Москвѣ любимые люди, и изъ нихъ всѣхъ болѣе Иванъ Сергѣичъ Аксаковъ. Разъ мы получили бумагу на счетъ безплатной перевозки какихъ-то вещей. Заголовокъ былъ выведенъ славянскими буквами и подписано: Предсѣдатель и потомъ съ большимъ шикомъ "Ив. Аксаковъ". Геннадій Иванычъ мнѣ показываетъ и говоритъ:-- Знаете вы, чья это подпись?-- Не знаю.-- Вотъ это чья подпись! Объ томъ, какой онъ былъ младенецъ, во всемъ, что до него лично касалось, я ужь упоминалъ. Прачки, со второго же раза, переставали возвращать ему сорочки и платки. Во всѣхъ личныхъ, имущественныхъ сношеніяхъ, въ немъ была именно та деликатность, которая иногда прямо вызываетъ грабительство. Онъ хорошо зналъ всѣ наши товары: чай, мануфактуру во всей подробности, по фабрикамъ, колерамъ и мѣстностямъ; бакалею и вина, зналъ все купечество прикосновенное. Но его настоящій товаръ, въ знаніи котораго никто съ нимъ не ровнялся, была пушнина, и еще того болѣе -- соболи (по сибирски говорятъ: соболи, не соболя). Разсказывалъ я выше, какая дикость въ нашемъ краѣ, въ нашей торговлѣ Якутской. Отъ всего нашего торгующаго сословія онъ отдѣлялся, какъ совсѣмъ особенный человѣкъ. Ни къ кому не имѣлъ и десятой доли того уваженія. И при всемъ томъ, никто ему, такъ сказать, не завидовалъ, не злобствовалъ противъ него. Онъ не пилъ совершенно: капли въ ротъ не бралъ. Другому бы этого не позволили, сторониться бы стали, а съ него не взыскивали. Я другого такого примѣра не знаю. Никто лучше его не умѣлъ вести комерческіе разговоры, всегда -- со всѣми безъ изъятія -- дружески, весело. Никто бы не могъ узнать его мысль, на что онъ рѣшился, что задумываетъ, вообще, скрываетъ ли что-нибудь или все сказалъ. Одно только было вѣрно, что подвоха, того, что въ комерціи сомнительнымъ считается, не будетъ и не можетъ быть. Изумительной тонкости бывали у него выраженія лица. До того въ немъ душа кипѣла, что бросался при слабыхъ ногахъ своихъ, въ замшевыхъ сапогахъ, на всѣ пожары, не зрителемъ, а непремѣнно участникомъ. По лѣстницамъ на крыши взбирается, изъ слуховыхъ оконъ выползаетъ, работаетъ. Неугасимый огонь былъ еще насчетъ одного -- женскій полъ страстно любилъ.
   Мнѣ особенно любопытно было его увидѣть, потому что еще, будучи ребенкомъ, я видѣлъ его у насъ въ домѣ и слышалъ про его славу. Я помнилъ его: высокій, худой, но плечи широкія, большой носъ крючкомъ, длинные, черные волосы, усы и борода рѣденькіе, съ просѣдью.
   Его вниманію ко мнѣ и разговорамъ я обязанъ тѣмъ, что немного сталъ понимать пушное дѣло и полюбилъ эту статью больше прочихъ. Мои товары были: пушнина и вина. Въ подробности насчетъ пушнины пускаться не буду, но попробую, въ короткихъ словахъ сказать, что, можетъ быть, изъ публики не всѣмъ извѣстно. Объ соболяхъ только больше скажу, потому что тутъ уже не возможно удержаться.
   Вообще, въ Сибири пушнины добывается мало, и пушнина сибирская дорога. Шить мѣха въ Сибири не слѣдуетъ ни подъ какимъ видомъ. Мѣха сибирскаго издѣлія дороги, тяжелы, дурно подобраны и дурно сшиты, неуклюжи -- то, что, по сибирски называется озойны. Не велика, кажись бы, мудрость сшить шапку, а шапка сибирскаго дѣла всегда озойна -- и все сплошь населеніе, кромѣ инородцевъ, носитъ шапки московскія. Мѣха изъ сибирскихъ шкурокъ, выдѣланныхъ въ Лейпцигѣ и оттуда доставленные на Ярмарку, и изъ Ярмарки въ Москву, непремѣнно будутъ дешевле сибирскаго мѣха, несмотря на всѣ эти путешествія и барыши нѣсколькихъ посредниковъ. И будутъ во всѣхъ статьяхъ лучше. Этотъ фокусъ происходитъ отъ искусной выдѣлки, отъ хорошаго подбора изъ множества шкуръ, отъ пользованія ворохами шубнаго лоскута, умѣнія кое-гдѣ чуть повытянуть, чуть-чуть подкрасить. Мѣха вѣдь шьются не изъ цѣльныхъ шкурокъ. Шкурки рѣжутся на нѣсколько частей, подборъ которыхъ и даетъ хорошіе мѣха разнаго достоинства, соотвѣтственно разнымъ требованіямъ. Ни одинъ волосъ не пропадаетъ. Въ Сибири ничего подобнаго не можетъ быть. Дѣло совсѣмъ не развито; выдѣлка и подборъ безобразные, масса обрѣзковъ, шубнаго лоскута пропадаетъ. Никогда, ни въ какомъ случаѣ не долженъ человѣкъ той мыслью увлекаться, чтобы въ Сибири даже отдѣльныя шкурки покупать -- развѣ ужь прямо на правахъ исправника или вліятельнаго лица.
   Настоящая, главная сибирская пушнина: бѣлка, лисица, песецъ, соболь. Прочее -- мелочь, не стоющая вниманія. Комчатскіе бобры и камчатскіе соболи провозятся черезъ Сибирь заплоченными и къ общему обороту сибирской пушнины не принадлежатъ. Соболи камчатскіе хорошіе, крупные, пушистые, волосъ высокій и довольно ровный, въ общемъ уступаютъ только якутскимъ соболямъ. Но уступка, конечно, большая.
   Бѣлка бываетъ: ленская, вообще дрянь, 10--14 коп., якутская хорошая -- 20--23 коп., нерчинская хорошая, вслѣдствіе болѣе дорогого провоза до 30 коп. Невозможно себѣ представить, до чего наторѣли опытные торговцы въ распознаваніи сорта бѣлки. Чуть-чуть шкурку заворотитъ, у хвоста три волоска увидитъ -- говоритъ: такой-то сортъ. И до того это вѣрно, что когда потомъ тючатъ бѣлку, по три тысячи штукъ, разница въ вѣсѣ тюка одинъ, два фунта -- рѣдко больше. Второго сорта вѣсъ пойдетъ ужь совсѣмъ другой и т. д. до конца. Нерчинская бѣлка крупнѣе, выше волосомъ, темнѣе, почти всегда съ хвостами, тогда какъ якуты большею частью отрѣзываютъ хвосты для своихъ мѣховыхъ работъ, и тогда бѣлка въ торговлѣ называется безхвостая. Но якутская бѣлка, хотя и ниже волосомъ, ровнѣе, пожалуй, голубѣе, отъ рыжаго цвѣта дальше. Для легкаго мѣхового платья она лучше. Лисица бываетъ обыкновенная, рыжая или красная (огневка) разнаго качества, отъ 2 р. 50 к. до 4 р., и затѣмъ нѣкоторое количество сиводушки, темной, съ большимъ количествомъ сѣраго и чернаго волоса, 20--25 р. Чернобурая лисица теперь ужь не сибирскій звѣрь. За шкурку платятъ 100--125 р., но ихъ бьютъ 3--5 штукъ въ годъ. Такъ что существующіе въ торговлѣ настоящіе чернобурые лисьи мѣха, т. е. не такіе, которые изъ темной сиводушки сдѣланы -- не сибирскаго происхожденія. Песецъ, какъ извѣстно, бѣлый и голубой. Голубого немного. Онъ пушистъ, легокъ, тепелъ, всегда лѣзетъ. Цѣны своей не стоитъ. Бѣлая песцовая шуба очень тепла, но лѣзетъ такъ, что въ городѣ носить нельзя. Дака изъ пыжиковъ (молодыхъ оленей) на песцовомъ мѣху -- лучшая одежда для ѣзды по Сибири. Купить можно за 80--100 р. Самыя дешевыя шубы шьются еще изъ крестоваго, молодого песца, бураго съ бѣлымъ. Куницы средняго достоинства немного. Затѣмъ колонки рыжія, волкъ, медвѣдь -- все самые пустяки. Бобра нѣмецкаго, якутскаго кто бы увидалъ въ невыдѣланномъ видѣ, не догадался бы: больше похожъ на телячью шкуру. Потомъ, грубый волосъ счесывается.
   Соболь соболю рознь. Всѣ соболи хороши, но какъ рядомъ положишь получше, прежній сейчасъ же конфузится. Главные сорта соболей (кромѣ камчатскихъ) называются: амурскіе, баргузинскіе, очень немного такъ называемыхъ иркутскихъ, и, наконецъ, якутскіе или олекминскіе, или точнѣе, учурскіе.
   Было время, когда амурскіе соболи можно было вымѣнивать у гиляковъ за рубль серебряный или за полтора. Теперь ничего подобнаго не можетъ случиться, и цѣна соболей на мѣстѣ, партіями, отъ 7 до 15 руб. Но, конечно, исправникъ всегда съумѣетъ купить дешевле. А ежели считать по тѣмъ деньгамъ, которыя онъ изъ кармана выложилъ, такъ, пожалуй, и вовсе даромъ пріобрѣтетъ. Вообще амурскіе соболи довольно крупны; но, конечно, разные. Бываютъ довольно темные, красивые, съ сѣдиной шикарной; и затѣмъ всѣхъ тѣней посвѣтлѣе, и волосъ поплоше до самыхъ послѣднихъ, мышастыхъ, которые называются голыми и составляютъ собственно ужь не товаръ, а бракъ. Всѣ амурскіе соболи желтой воды, т. е. ихъ общій главный цвѣтъ желтовавый, и ежели дуть на шкурку, то въ пуху, который подъ волосомъ, больше желтой, нежели сѣрой тѣни. Ость, т. е. средняя полоса лучшаго волоса по хребту, всегда узкая, разница между хребтомъ и брюшкомъ огромная. Поэтому амурскіе соболи всегда пестры. Выдаются изъ нихъ отборныя шкурки съ очень темной и красивой остью. Но они всегда жидки, не пушисты. Сквозь видна ихъ жидкость, и чуть повернулъ -- ужь не то. Въ Сибири соболей не подкрашиваютъ, но буряты ихъ мараютъ, т. е. коптятъ. Отъ этого вода голубѣетъ, и для незнающаго соболь кажется лучше. Но привычный глазъ сразу видитъ, и ежели сквозь руку пропустить, слѣдъ сажи обозначится. Цѣну дадутъ тогда ужь гораздо дешевле, чѣмъ еслибы эти самые соболи были не мараные. Иркутскіе соболи, преимущественно изъ Верхоленскаго и Киренскаго округа, неважные, а главное ихъ очень мало. Вообще, они подороже амурскихъ, даже порядочныхъ. Изъ нихъ-то всего чаще попадаются мараные. Буряты соблазняются надеждой продать незнающимъ городскимъ обывателямъ. Да и самое мараніе больше пристало къ среднему, неопредѣленному цвѣту этихъ соболей. Баргузинскіе соболи -- изъ дорогихъ: рублей отъ 30 до 50. Вообще, они мельче амурскихъ и пушистѣе, остистѣе и ровнѣе много, и гораздо темнѣе. Выдаются чрезвычайно красивые (видѣлъ шкурки до 80 р.). Но опять-таки и они "пестры", и очаровываютъ, пока съ хорошимъ якутскимъ соболемъ не сравнить.
   Торговля якутскими соболями настоящая, т. е. оптовая, изъ первыхъ рукъ, есть дѣло на охотника, и соболь якутскій -- товаръ любительскій. Втянувшись, оторваться трудно. Не любя, не стоитъ столько трудовъ поднимать. Прочіе соболи отправляютъ и высылаютъ съ мѣста добычи. За якутскими соболями ѣздятъ. Барыши бываютъ не важные, убытки -- очень чувствительные. Въ Якутскѣ между собой настоящимъ образомъ спорятъ три-четыре человѣка, которые только за этимъ и пріѣхали. Телеграфъ въ Москву и Лейпцигъ есть, но въ концѣ-концовъ цѣну все-таки рѣшаетъ капризъ, азартъ, страсть. Въ Ирбитѣ, дѣло уже преимущественно зависитъ отъ европейской моды, отъ заказовъ изъ Лейпцига.
   Якутскіе соболи, разумѣется, тоже очень разнаго достоинства отъ 20 руб. Но всѣ они вообще ровные. Ость ровнѣе и вообще шире, почти во весь хребетъ, и меньше разницы между хребтомъ и брюшкомъ. Вода голубая, пухъ темно-сѣрый, высокій, густой. Шуба, безъ сомнѣнія, вдвое теплѣе. И затѣмъ все выше и выше сортъ, прекраснѣе шкурки, цѣны среднія 40--60 р. Наконецъ, шкурки отборныя, красоту которыхъ невозможно описать, и за которыя платятъ 80, 100, 125 р. изъ первыхъ рукъ, прямо изъ штановъ тунгуса, который убилъ звѣря за многія сотни верстъ, въ глухой тайгѣ, куда только тунгусъ можетъ рѣшиться идти, совершенно одинъ. Самому въ родѣ звѣря надо быть, чтобы идти въ таежный грохотъ бури, зимой въ безразсвѣтную ночь, или въ тихіе морозы, когда вся тайга цѣпенѣетъ, какъ умерла. А тунгусъ пробирается и звѣря не боится, и нору найдетъ, и кормится. Кожаные штаны, удобная и надежная пазуха. Говорятъ, жемчугъ лучше сохраняется, ежели его на себѣ носить; и парики въ коробкѣ будто бы скорѣе рыжѣютъ, чѣмъ на головѣ. Можетъ быть и тунгуская манера носить соболи полезна для сохраненія ихъ жизненности. Относительно покупки шкурокъ у тунгусовъ, мнѣ Геннадій Иванычъ говорилъ, что ежели попалъ въ руки настоящій высокій соболь, такъ ужь выпускать его не слѣдуетъ. Торгуйся, какъ знаешь, но почемъ бы ни было, купи. Потому что отъ присутствія этихъ-то соболей въ партіи духъ захватываетъ, и оно цѣну рѣшаетъ.
   Въ высокихъ соболяхъ не все равно, самецъ или самка, или, какъ говорится, маточка. Геннадій Иванычъ очень высоко цѣнилъ маточекъ. Но на мой взглядъ, имъ все-таки цѣна должна быть дешевле. Онѣ вообще мельче, нѣжнѣе волосомъ, пожалуй, темнѣе и ровнѣе. Запахнуть лицо, ужь объ нихъ не уколешься. Но отъ самой нѣжности волоса нѣкоторая какъ бы прилизанномъ образуется; и отъ чрезвычайной густоты нѣжнаго пуха, онъ склоненъ немножко сваливаться, такъ что ежели повертѣть шкурку, такъ, чаще щель по длинѣ образуется. А этого бы не надо. У самца волосъ выше, сильнѣе, и оттого въ шкуркѣ больше переливовъ, прозрачности и глубины.
   Все это слова настоящія, кстати про соболя сказанныя; также какъ и слово "вода". Такой мягкій, теплый блескъ, чистота и глубина только въ дорогихъ камняхъ бываютъ. И во всей красѣ можно видѣть соболи только, когда они лежатъ, ворохомъ въ Якутскѣ. Въ Москвѣ, они появляются лишь на второй годъ -- а это ужь не то. Какъ бы ни былъ хорошъ прошлогодній соболь, какъ бы вы имъ ни восхищались, но ежели положить рядомъ съ соболемъ послѣдняго боя, сейчасъ скажется разница. Въ волосѣ самомъ черномъ уже проступитъ тотъ рыжеватый, париковый оттѣнокъ, который свойственъ мертвому волосу. Тогда какъ въ первое лѣто, волосъ соболя сохраняетъ еще свою живучесть, и оттого блескъ, переливы и прозрачность поразительные. Глазъ отвести нельзя -- привораживаетъ.
   Сѣдина вовсе не составляетъ въ соболяхъ достоинства. Сильная сѣдина удешевляетъ соболь. Довольно часто встрѣчаются хорошіе, пушистые соболи, не темные, сплошь сѣдые. Смотря по достоинству, они, разумѣется, разной цѣны, но вообще изъ менѣе дорогихъ. Это отливный хозяйственный мѣхъ для женской шубы или дорогой шубки; но къ красотѣ соболиной подобныя шкурки не имѣютъ отношенія. Ими можно передъ куницей гордиться, или передъ амурскимъ соболемъ; но и только. Нѣсколько иглъ сѣдыхъ часто бываютъ въ самыхъ лучшихъ соболяхъ, и ихъ не портятъ. Но въ нихъ нѣтъ надобности и безъ нихъ даже лучше.
   Когда --скіе торговцы пріѣзжаютъ въ Якутскъ, въ послѣднихъ числахъ іюля, у всѣхъ одно только слово на языкѣ, одно дыханіе, одна мысль -- соболи. Довольно значительное количество шкурокъ покупается по мелочамъ, у якутовъ и тунгусовъ; но главныя партіи собраны въ трехъ-четырехъ рукахъ. Показываютъ соболи не вдругъ. Чрезвычайно важно выбрать для этого хорошій день, съ такимъ освѣщеніемъ, которое для соболя выгодно. И пасмурный день повредитъ, и слишкомъ яркій не годится. И тутъ соболи, какъ вода. Имъ не все равно, какая тучка по небу проходитъ, какъ солнышко свѣтитъ. Все это въ нихъ отражается. Было бы, напримѣръ очень выгодно, еслибъ противъ оконъ возъ сѣна остановился: отраженіе для соболей благопріятное -- но, конечно, подобнаго фокуса никто не допуститъ. Ежели одному неудачно покажешь, да другому, партія сконфузится. Пожалуй придется отдать въ убытокъ. Партія всегда идетъ въ однѣ руки, т. е. мнѣ неизвѣстно примѣра другой продажи. Да, кажется, и нельзя иначе продать; потому что головка, т. е. лучшіе, высокіе соболи, тащитъ за собой все. Ее дробить нельзя; а безъ нея за прочее слишкомъ мало выручишь.
   Дешевые Амурскіе соболи большею частью складываются въ чемоданы шерстью вверхъ. Якутскія всегда выворачиваются шерстью внутрь и набиваются въ сумы чрезвычайно плотно. Не годится, чтобы отборныя шкурки слишкомъ ужь ярко били въ глаза тѣмъ, кому не слѣдуетъ. Сокровища вообще полезно припрятывать. Кромѣ того, тутъ волосъ лучше сохраняется и болѣе обезпеченъ отъ случайныхъ поврежденій: въ Иркутскѣ, всѣ вообще соболи (кромѣ камчатскихъ) правятся, т. е. ихъ смачиваютъ, выправляютъ и приглаживаютъ. Амурскіе соболи, и вообще соболи не высокіе, чрезвычайно отъ этого выигриваютъ; но высокіе остаются почти безъ измѣненія. Они такъ хороши, что трудно сдѣлать ихъ лучше. Подобную шкурку вынь изъ сумы, совершенно сплющенную, вывороти, разъ встряхни, она ужь и показалась во всей красѣ -- волоска помятаго нѣтъ. Затѣмъ соболи вяжутся ремнемъ въ полусорочка, т. е. по двадцати штукъ, но говорятъ всегда просто: сорочёкъ. Сорочка подбираются по номерамъ, отъ самыхъ дорогихъ до самыхъ дешевыхъ; но вовсе не такъ, чтобы въ одномъ сорочкѣ были все одинаковые соболи. Напротивъ, все разные: снаружи гораздо лучше, кругомъ они располагаются, хребтами, конечно, кверху -- а потомъ рядами до тѣхъ, которые поплоше. Только общій характеръ сорочка выдерживается: соболи разные, да подходящіе, такъ сказать подъ масть. Изъ средины сорочка торчитъ широкая сыромятная петля, за которую тянутъ, чтобы надѣть на сорочекъ такъ называемую сорёчку, т. е. мѣшочекъ, съ не зашитымъ дномъ, который потомъ по обоимъ концамъ затягивается бичевкой. Тянуть приходится изъ всей мочи, особенно пушистые якутскіе соболи. Чѣмъ плотнѣе обтянуто, тѣмъ лучше сохраняется волосъ. У насъ было принято шить сорочка изъ зеленаго коленкора, и за это слѣдуетъ похвалить; потому что зеленый цвѣтъ соболю благопріятенъ. Когда смотрятъ партію, полезно, чтобы взглядъ упалъ на зеленое.
   Разскажу я исторію одной операціи съ якутскими соболями, которая была при мнѣ. Когда Илья Егорычъ поѣхалъ на Ярмарку, Геннадій Иванычъ остался управлять всѣми дѣлами, и, стало быть, не могъ ѣхать въ Якутскъ. Между тѣмъ, замѣнить его было совершенно не кѣмъ. Подручные большей частью бывали перемѣнные; потому что дѣло ихъ въ якутской операціи самое немудрое; и у насъ обыкновенно плавали туда новички. Все-таки наиболѣе опытнымъ и вообще пригоднымъ, хозяинъ призналъ одного дрянненькаго и плутоватого человѣка, который плавалъ нѣсколько разъ, людей въ нашемъ краѣ зналъ и по-якутски могъ объясняться (что необходимо). Можно бы было пригласить въ качествѣ довѣреннаго, одного отличнаго и опытнаго торговца, который самъ дѣлалъ небольшіе обороты въ Якутскѣ и пользовался общимъ расположеніемъ. Дѣло бы вышло хорошее и вѣрное. Но, разумѣется, тутъ пришлось бы заплатить порядочную комиссію, гласную и негласную, а Илья Егорычъ этого не любилъ, и, напротивъ, очень былъ склоненъ поручать дѣла плохонькимъ, дешевымъ людямъ, чтобы показать, что онъ ни въ комъ не нуждается, и что у него каждый можетъ работать -- за что, конечно, много разъ и наказывался. Вотъ Иванъ Борисычъ Портнягинъ такимъ манеромъ, на удивленіе всѣмъ, и поѣхалъ въ Якутскъ довѣреннымъ отъ нашей фирмы. Августъ наступилъ, получаемъ телеграмму, что покупка состоялась дорого; притомъ же покупка большая. А затѣмъ слухи стали доходить, что покупка неудачная, что человѣка одурачили и проч. Сентябрь -- является Иванъ Борисовичъ, сумы привезъ.-- Ну, показывайте, въ домъ велите нести, въ залу; тамъ свѣтлѣе. Пошелъ и меня взялъ съ собой. Стали выворачивать шкурки. Попадаются очень хорошія изъ купленныхъ въ розницу, и даже не дорого, 90, 95 рублей; отличные собольки. Но средній сортъ, настоящая партія, видимо, переплачена. На розничныхъ среднихъ смѣлая надбавка сдѣлана. Взялъ Геннадій Иванычъ одну связку изъ дешевыхъ, рублей по 25, рукой провелъ -- сильно мараны. Уныніе на него напало; ничего ужь не говоритъ, не спрашиваетъ; просто до обморока.-- Хорошо, говоритъ, велите убрать; счетомъ займитесь (т. е. представленіемъ счета по операціи). Въ свое время выправимъ и связали сорочки; возвратился хозяинъ; представили ему партію, огорчился и онъ и разрѣшилъ, въ случаѣ крайности, продать въ Ирбитѣ съ порядочнымъ убыткомъ. А впослѣдствіи безпокойство хозяина еще усилилось; потому что Геннадій Иванычъ заболѣлъ. Такъ заболѣлъ, что мало вѣроятія было, чтобы могъ выѣхать. Отъ сотворенія міра ирбитской ярмарки безъ него не бывало, а тутъ какъ на зло. На его церемоніи, да отказы хозяинъ не обратилъ вниманія, перевелъ его въ новый особенный флигель, который у насъ за лѣто отстроился; два доктора ѣздило; Илья Егорычъ ихъ распрашивалъ, какое кушанье готовить, и самъ заказывалъ. Наконецъ, сталъ онъ немного поправляться. Въ послѣдніе, рѣшительные дни объявили, что хотя съ большимъ рискомъ, а ѣхать можно. Предосторожности и насчетъ пути особенныя были приняты. На случай бѣды, главная партія болѣе дешевыхъ соболей и разной пушнины отправлена впередъ на возахъ не съ посторонними вощиками, какъ обыкновенно дѣлалось, а съ Захаромъ Захарычемъ. Повозку Илья Егорычъ далъ свою, теплую; но она была не большая; а соболей дорогихъ оказалось такъ много, что одинъ чемоданчикъ узенькій пришлось на отводину привязать. Наконецъ, кому подручнымъ ѣхать? Цыпленокъ Фролка въ подобномъ случаѣ не годится. Надумалъ Геннадій Иванычъ взять Максимова. Парень здоровенный, молодой; стало быть, покладистый и услужливый; мануфактурный товаръ знаетъ, и именно такой поплоше, какъ на ирбитскую да якутскую руку требуется (товары для Якутска покупались, главнымъ образомъ, въ Ирбитѣ). Ну вотъ срядились, и въ самый послѣдній день, какой можно, 19-го что ли января, ужь не помню, легъ Геннадій Иванычъ въ повозку и покатилъ. Ѣздокъ онъ былъ чуть ли не самый лихой по всей Сибири. И на этотъ разъ, на вольномъ воздухѣ, не разболѣлся, а окрѣпъ, и выскакалъ въ Ирбитъ сутками раньше, чѣмъ по соображеніямъ Захарыча возможно было. А Захаръ Захарычъ, какъ человѣкъ, тонкій, ѣхалъ, разумѣется, съ такимъ разсчетцемъ, чтобы ему и себя не надсаживать безъ надобности, и цѣны не переплатить, и суточки въ Тюмени у бабушекъ прогостить. Геннадій Иванычъ прискакалъ въ Ирбитъ -- его нѣтъ; нѣтъ и тюменскаго артельщика, котораго онъ долженъ былъ привезти, опытнаго, знающаго человѣка, который всегда въ Ирбитѣ при нашемъ дѣлѣ состоялъ. Ну, разумѣется, какъ хозяинъ въ трепетѣ ожидалъ депеши о благополучномъ пріѣздѣ, Геннадій Иванычъ въ тотъ же моментъ пишетъ телеграмму, прибавивъ: Костылева нѣтъ. Ничего изъ этого не вышло; но Захаръ Захарычъ простить ему потомъ не могъ:-- не успѣлъ, съ позволенія сказать, грязь съ себя отмыть съ дороги, я ужь тутъ былъ, а онъ хозяину телеграфируетъ! Какъ депешу написалъ, Геннадій Иванычъ чуть пріодѣлся, поѣхалъ воздуху ярмарочнаго понюхать; и приказалъ Максимову соболи раскупорить, изъ сорочекъ вытащить, встряхнуть, да разложить, чтобы отдыхали, да оправлялись. Возвращается -- чемоданы не тронуты, Максимовъ храпитъ на диванѣ, добудиться нѣтъ возможности, и тащи все изъ номера, кто что хочетъ. Оно понятно, что послѣ двѣнадцати дней ѣзды, сломя голову, отдыхъ требовался; не должно воображать, будто лошади сами везутъ, а ты лежи и спи: большое напряженіе нужно все время, день и ночь. По всей вѣроятности, молодой парень только на минутку на диванъ присѣлъ, а вышло, что мертвецки заснулъ. Но у насъ, когда дѣло, никакого сна не полагается; и это была одна изъ тѣхъ штукъ, которыя Геннадій Иванычъ не умѣлъ извинять: сразу всякое довѣріе къ человѣку терялъ. Какъ бы ни было, пошли переговоры; является покупатель; смотритъ соболи. Геннадій Иванычъ, всѣ обстоятельства сообразивши, рѣшилъ съ самаго начала вести дѣло очень свысока; и произвелъ впечатлѣніе благопріятное. Но цѣна, имъ объявленная -- значительно выше той, которая значилась по вѣдомости о капиталѣ въ ярмаркѣ -- все-таки показалась несообразной. Онъ покупателя отпускаетъ, не удерживаетъ; улыбочка у него на лицѣ чуть примѣтна, будто насмѣшечка надъ простотой, которая своей выгоды не видитъ, и будто онъ эту насмѣшку и пренебреженьеце маленькое желаетъ скрыть. Покупатель ушелъ, Генадій Иванычъ обращается къ артельщику, спрашиваетъ:-- Какъ думаешь? уступать?-- Это мнѣ потомъ артельщикъ разсказывалъ.-- Бѣги, говоритъ, зови еще на одно слово зайти. Только тотъ хотѣлъ броситься, видитъ въ окно, покупатель назадъ повернулъ. Входить. Генандій Иванычъ въ счетахъ роется, увлекся, о немъ чисто забылъ.-- А я, артельщикъ говоритъ, тоже свое дѣло знаю, знай складываю соболи въ чемоданъ; будто и не понимаю, къ чему дѣло идетъ. И ужь тутъ рубля изъ объявленной цѣны уступлено не было. Такъ партія и пошла. Какъ велика была разница между этой цѣной и цѣной въ убытокъ, которую разрѣшилъ взять Илья Егорычъ, я не скажу -- но только разница большая.
   Эту исторію я всего больше къ тому разсказалъ, чтобы читатель видѣлъ, что невозможно соболями заниматься изъ-за одного разсчета или барыша. Положимъ, для Ильи Егорыча все это дѣло, съ денежной стороны, было, въ сущности, пустяки. Какъ бы ни продались соболи, онъ бы не могъ почувствовать. Ну, а тому, у кого большая часть капитала въ партіи такого товара, развѣ можно торговать, когда дѣло на великія тысячи отъ фантазіи, да отъ минуты зависитъ? Для подобной торговли задоръ игрецкій требуется, страсть.
   Помню я, какъ Геннадій Иванычъ возвращался отъ Ильи Егорыча послѣ пріѣзда въ --скъ. Смѣется: -- не знаетъ, говоритъ, на какое мѣсто меня посадить!
   

ЗАКЛЮЧЕНІЕ.

   Поѣздка на Ярмарку съ Геннадіемъ Иванычемъ вышла прекрасная, особенно за Томскомъ. Іюнь мѣсяцъ; лѣто во всей красѣ; свобода, разговоры, ѣзда быстрая, которую я смерть люблю. До Томска потому хуже, что вѣтеръ былъ больше попутный: духота, пыль слѣдомъ гонится, и иногда всякое доброе расположеніе испакоститъ. Кромѣ того, много арестантскихъ партій попадалось (между Тюменью и Томскомъ ихъ везутъ водой). А на большомъ протяженіи тутъ мошка страшная; такъ что и собакъ дегтемъ мажутъ; и крестьяне на работу выходятъ въ сѣткахъ: противъ лица изъ конскаго волоса, а на головѣ и по плечамъ ситецъ. И вотъ какъ встрѣтишь партію: кандалы брякаютъ, ружья, да еще эти черныя маски надѣты, веселіе-то и перешибетъ. Отъ Томска до Тюмени ѣзда самая лихая. Тысячу пятьсотъ верстъ, а зимой многіе выѣзжаютъ въ пять сутокъ. Вѣрьте, не вѣрьте, а мы, не генералъ-губернаторами будучи, безъ выставленныхъ лошадей и ямщиковъ съ бляхами, выскакали въ одни сутки 340 верстъ. Отъ Тюмени до Екатеринбурга дорога хуже, гористая. Дальше до Перми, мученіе и злоба. Оттуда, конечно, вода, пароходъ и опять праздникъ. Именно праздникъ; потому что чѣмъ ближе къ Ярмаркѣ, тѣмъ сильнѣе и нетерпѣливѣе разгорались мои мечты.
   Молодость! Надежды! Какія были не мудрыя -- какія золотыя...
   Не воображалъ я, что больше не увижу Сибири; и что черезъ знакомство Геннадія Иваныча жизнь моя совершенно иначе направится.
   Лучше-ли теперь? Не спился, не одеревѣнѣлъ. Иное сталъ понимать. Но ежели по дѣламъ судить, ежели о томъ подумать, къ чему жизнь сводится, изъ чего она состоитъ, какую себѣ можно цѣль выбрать, насколько къ этой цѣли стремиться... Лучше ли? Тамъ и тогда дѣло было полезное, при всѣхъ грѣхахъ. Здѣсь и теперь... отвѣтьте за меня читатель, что у насъ совершается здѣсь и теперь.

Ив. Бредихинъ.

"Отечественныя Записки", NoNo 6--7, 1882

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru