Наука захватываетъ все больше и больше такія области, которыя до онъ поръ считались неприкосновеннымъ достояніемъ поэзіи, философіи, мистики,-- чего угодно, только не науки.
Многимъ это не нравится, въ особенности, когда дѣло идетъ о такомъ вопросѣ, какъ, наприм., любовь: если писатель-художникъ, вродѣ нашего Тургенева, показываетъ намъ въ цѣлой серіи повѣстей, что женщина обладаетъ особою способностью -- различать среди мужчинъ высшіе типы и отдавать имъ предпочтеніе, мы не только не находимъ въ этомъ ничего шокирующаго нашу моральную чувствительность, мы даже преклоняемся передъ этимъ выводомъ: онъ кажется намъ апоѳеозой женскаго чувства и женскаго сердца. Но попробуйте ту же мысль выразитъ языкомъ біологіи, какъ это сдѣлалъ недавно Уоллесъ (Wallace) въ Forthrightly Review, и вамъ понадобится предпослать своей работѣ нѣкоторое предисловіе,-- такъ это покажется новымъ, неожиданнымъ, а, главное, такъ наша публика боится словъ: біологія, физіологія, антропологія. Это какіе-то "жупелы", услышавъ которые публика кричитъ, какъ купчиха у Островскаго: "Охъ, батюшка, боюсь, замолчи!" Надо сознаться, что въ этомъ страхѣ нѣсколько повинны два-три представителя науки, да и то давнишніе, черезъ-чуръ поторопившіеся со своими односторонними выводами. Но благоразумно ли за ошибки двухъ-трехъ сангвиническихъ умовъ держать въ опалѣ величайшую отрасль знанія, уже оказавшую человѣчеству такую массу благодѣяній во всѣхъ областяхъ жизни, начиная съ гигіены, дезинфекціи и кончая прививкой самыхъ ужасныхъ и опустошительныхъ болѣзней?
Теперь біологія дѣлаетъ попытку сказать свое слово въ области любви женскаго вопроса. Не вправѣ ли мы ожидать, что и здѣсь она внесетъ новый свѣтъ и разъяснитъ множество такихъ вещей, которыя до сихъ поръ казались загадочными? Правда, біологія имѣетъ свойство совлекать ореолъ этичности и мистики со многихъ явленій, которыми, до ея прикосновенія, человѣчество гордилось, какъ высшимъ даромъ. Но мы увидимъ далѣе, о это свойство не есть аттрибутъ самой біологіи, а въ значительной степени зависитъ отъ характера того біолога, который берется разсмотрѣть данное явленіе высшаго цикла: есть біологи съ тонкимъ поэтическимъ чувствомъ, какъ, наприм., Уоллесъ, и прикосновеніе ихъ къ тому, чѣмъ гордится человѣчество, не только не совлекаетъ ореола съ изслѣдуемаго явленія, но еще ставитъ его иногда на высшую ступень идеализаціи, и есть, наоборотъ, писатели-художники, какъ, наприм., нашъ Толстой или Ибсенъ, которые, прикоснувшись къ тому же явленію, низводятъ его на низшую, вскрывая и выставляя напоказъ преимущественно его животную сторону и смѣшивая его за это съ грязью. Да это дѣлаютъ не только поэты и художники-беллетристы; еще усерднѣе занимались этимъ аскеты и мистики, видѣвшіе, наприм., въ любви не только животное влеченіе, растлѣвающее душу и дѣло, какъ видитъ Толстой, но и считавшіе самую женщину существомъ худшимъ животнаго, "сосудомъ сатаны".
Біологія нашего времени, чуждая своей прежней молодой торопливости, теперь уже не позволяетъ себѣ ничего подобнаго, а во многихъ случаяхъ ей приходится даже вести борьбу съ современными поэтами и метафизиками,-- пессимистами,-- защищая высокое значеніе любви въ жизни человѣчества. Во второй половинѣ этой статьи читатели будутъ въ состояніи сами провести параллель между пессимистическимъ отношеніемъ къ любви и браку хотя бы Толстого и нѣкоторыхъ теперешнихъ поэтовъ а романистовъ съ одной стороны и оптимистическими, идеальными взглядами на тѣ же предметы одного изъ выдающихся спеціалистовъ, біолога, спирающагося только на изслѣдованія и факты науки.
Правда, біологическимъ наукамъ иногда приходится обличать черезъ-чуръ пылкихъ поэтовъ въ совершенно противуположномъ направленіи: такъ, еще недавно появилось въ свѣтъ нѣсколько изслѣдованій, доказывающихъ, что, наприм., такой поэтическій экстазъ, какъ обожаніе и воспѣваніе женскихъ ножекъ, глазокъ, башмачковъ, туфелекъ, есть форма помѣшательства, и очень опасная. Но на этомъ примѣрѣ мы можемъ видѣть съ особою ясностью и наглядностью, какую полезную и незамѣнимую роль можетъ сыграть даже въ этомъ вопросѣ біологія: подобно тому, какъ ранѣе ей удалось открыть фальсификацію пищевыхъ веществъ и вредныя примѣси къ нимъ, такъ теперь она открываетъ намъ фальсификацію и вредныя примѣси въ чувствѣ любви и въ поэзіи. До сихъ поръ общество, вѣря поэтамъ, какъ высшимъ натурамъ, не только не замѣчало ничего патологическаго, читая о томленіяхъ при видѣ ножки, глазокъ, локона, башмачка, но и само, слѣдуя примѣру своего поэтическаго пророка и заражаясь его болѣзнью, начинало подражать ему. Болѣзнетворная подмѣсь шла въ обращеніе и разливалась всюду, принимаемая за здоровый и даже "высшій" продуктъ любви и поэтическаго творчества. И вотъ, явилась наука и открыла психическій ядъ, такъ сказать, душевный контагій, своего рода бактерій, Заражающихъ душу.
А публика все продолжаетъ бояться біологіи; наприм., на такъ называемыхъ Бестужевскихъ курсахъ, кажется, еще до сихъ поръ "физіологіи" входъ воспрещается.
Не менѣе новъ и неожиданъ свѣтъ, вносимый, біологіей въ такъ называемый женскій вопросъ, о которомъ 7 насъ въ обществѣ даже въ нѣкоторой части прессы существуютъ самыя сбивчивыя и нелѣпыя представленія: до сихъ поръ, при малѣйшей попыткѣ коснуться этого вопроса, слышатся вопли изъ нѣдръ извѣстнаго лагеря, что это-де "старая и давно забытая пѣсня". Мнѣ хотѣлось бы поэтому показать, что новая постановка этого вопроса не имѣетъ въ настоящее время почти ничего общаго съ его постановкой въ 60-хъ годахъ, и что эта пѣсня не только не забыта, а все выростаетъ и обновляется. Съ этою цѣлью я сдѣлаю сперва краткій очеркъ общаго положенія этого вопроса у насъ и на Западѣ.
II.
Женскій вопросъ на русской почвѣ возникъ первоначально, главнымъ образомъ, изъ стремленія нашихъ женщинъ (преимущественно изъ среды высшихъ и образованныхъ классовъ) къ подъему своего умственнаго уровня, къ экономической и моральной самостоятельности и къ болѣе широкой общественной дѣятельности. Иными словами, въ основѣ его лежали высшіе нравственные, интеллектуальные и соціальные идеалы, блеснувшіе у насъ въ 40-хъ годахъ и затѣмъ особенно ярко засвѣтившіеся въ 60-хъ, благодаря общему подъему идеала и самой жизни.
Въ воспоминаніяхъ извѣстной романистки г-жи Леффлеръ (герцогини ди-Кайянелло) о покойной Софьѣ Ковалевской мы имѣемъ, такъ сказать, историческій документъ этой эпохи: автобіографію одной изъ выдающихся нашихъ женщинъ 60-хъ годовъ, записанную другомъ-художницей. Пробѣгая автобіографію, читатель видитъ наглядно, что въ этомъ поразительномъ порывѣ женской души въ свѣту и разумной морально-общественной жизни вопросъ экономическій лежалъ на заднемъ планѣ. Правда, и онъ вспоминался піонерами женскаго вопроса, но скорѣе теоретически, т.-е. не столько ради себя самихъ, сколько ради другихъ женщинъ, которыя могли быть связаны экономическою зависимостью въ своихъ стремленіяхъ къ болѣе идеальной жизни. Лишь позднѣе у насъ проявило себя въ женскомъ вопросѣ экономическое начало. Оно было внесено въ самую жизнь реформами: дочери небогатыхъ землевладѣльцевъ-дворянъ, дочери и жены чиновниковъ, разночинцевъ почувствовали, что средствъ, добываемыхъ мужьями и отцами, недостаточно для содержанія семьи на томъ уровнѣ благосостоянія, который сдѣлался, такъ сказать, обязательнымъ для средняго класса при новыхъ условіяхъ жизни. Кромѣ того, свободная конкурренція, смѣнившая эпоху крѣпостного труда, ограничила въ средѣ мужчинъ обычное стремленіе, ничѣмъ не стѣсняемыя прежде,-- обзаводиться семьей въ извѣстномъ возрастѣ. Это невольное самоограниченіе, вызванное новымъ промышленнымъ строемъ, отразилось на экономическомъ положеніи дѣвушекъ и даже цѣлыхъ семей, гдѣ было достаточное количество молодого а лскаго элемента: онѣ увидѣли, что теперь "пристроиться" труднѣе, чѣмъ прежде, что жизнь и всѣ отношенія стали иными, что отцамъ не подъ силу содержать и кормитъ нѣсколькихъ совершенно праздныхъ членовъ семьи,-- однимъ словомъ, что необходимо самимъ добывать хлѣбъ. И вотъ откуда возникъ дальнѣйшій и болѣе широкій потовъ молодыхъ дѣвушекъ и женщинъ, которыя бросились подготовляться къ хлѣбной работѣ -- врачей, фельдшерицъ, акушерокъ, учительницъ, телеграфистокъ, конторщицъ и т. д. Женскій вопросъ съ радужныхъ высей идеала спустился на землю; изъ служенія идеѣ, полнаго поэзіи, увлеченія, граничившаго почти съ подвигомъ и геройствомъ, какъ у покойной Ковалевской, онъ сталъ сѣренькимъ вопросомъ будничной прозы, сталъ мучительною необходимостью избѣжать мелкихъ семейно-хозяйственныхъ дрязгъ изъ-за каждаго съѣденнаго куска хлѣба, когда грозятъ ежедневные "попреки" за то, что "не съумѣла найти жениха", сѣла на шею, "объѣдаешь и опиваешь отца съ матерью" и т. д., и т. д. Вотъ какимъ образомъ и почему явились десятки и сотни молодыхъ женщинъ и дѣвушекъ, думавшихъ только о томъ, гдѣ можно больше заработать, гдѣ скорѣе отыщешь мѣсто и т. п. Идейная подкладка была лишь у весьма немногихъ; большинство же часто не слыхало даже о существованіи какого-то "женскаго вопроса", а были и такія, которыя не знали о существованіи русской литературы, не прочли ны одного произведенія тогдашнихъ корифеевъ журналистики. Повторяемъ, это былъ уже не "женскій вопросъ" первыхъ лѣтъ великой эпохи, это былъ вопросъ хлѣбный, "шкурный", вопросъ голодныхъ желудковъ, стоптанныхъ или изорванныхъ башмаковъ, отрепанныхъ платьевъ и т. д. Здѣсь повторилось то интересное явленіе, которое подмѣтилъ Вундтъ въ своей этикѣ: первоначальная цѣль какого-нибудь общественнаго явленія приводитъ въ неожиданнымъ и разнообразнымъ результатамъ; нѣкоторые изъ этихъ результатовъ, какъ болѣе приспособленные въ дѣйствительности, иногда совершенно вытѣсняютъ первоначальное явленіе, т.-е. переживаютъ его или же продолжаютъ жить и развиваться самостоятельно на ряду съ ними. Такъ же образовались виды растеній и животныхъ въ животномъ царствѣ: измѣненіе среды заставляло вымирать или атрофироваться органы, не требовавшіеся въ данной средѣ, и развиваться путемъ подбора борьбы за существованіе тѣ случайныя свойства и способности, которыя могли помочь борьбѣ за жизнь въ данной новой средѣ.
Женскій вопросъ шестидесятыхъ годовъ только указалъ, такъ сказать, исходъ той новой экономической потребности, которая создалась жизнью, хотя самъ онъ возникъ почти исключительно на почвѣ общественныхъ и моральныхъ идеаловъ. Вытѣсненъ ли этотъ идеальный типъ "практическимъ" и "приспособленнымъ въ средѣ" "шкурнымъ" и "хлѣбнымъ" вопросамъ? Не можетъ быть. Идеальная форма женскаго вопроса продолжаетъ жить и развиваться въ средѣ, соотвѣтствующей ему, въ средѣ высшей интеллигенціи, въ кружкахъ съ высшими моральными запросами, а, въ то же время, массовый женскій вопросъ, на чисто-экономической подкладкѣ, ширится и выростаетъ, охватывая другіе общественные классы.
На Западѣ въ женскомъ вопросѣ можно также замѣтить два теченія: одно ждетъ изъ среды высшей и обезпеченной интеллигенціи, другое изъ среды рабочихъ массъ и пролетаріата. Первое ставитъ своими главными цѣлями образованіе женщинъ, равное съ мужскимъ, расширеніе сферъ женской общественной дѣятельности, включая сюда и участіе (непосредственное или путемъ права голоса на выборахъ) въ законодательной Франціи. Это послѣднее движеніе особенно сильно въ Англіи и Америкѣ.
Второе же теченіе, рабочее, почти исключительно стремится къ расширенію сферы участія женщинъ въ трудѣ мужчинъ и затѣмъ примыкаетъ къ общему рабочему вопросу съ его стремленіемъ сократить число рабочихъ часовъ, поднять заработную плату и т. д. Въ русскихъ журналахъ много писалось о женскомъ движеніи въ Англіи и Америкѣ, поэтому мы о нихъ скажемъ только два-три слова въ концѣ этого бѣглаго обзора и нѣсколько подробно остановимся теперь на Германіи: здѣсь женскій вопросъ занимаетъ средину между идеальнымъ типомъ и рабочимъ типомъ, составляя предметъ дѣятельности особыхъ союзовъ: такъ, 30 марта 1883 года въ Веймарѣ образовалось общество подъ названіемъ "Verein Frauenbildungs Reform", цѣль котораго опредѣляется президентомъ этого ферейна, г-жей Кеттлеръ, слѣдующимъ образомъ: "союзъ ставить своею цѣлью сдѣлать доступнымъ для женскаго пола научное изученіе и призваніе (Berufe), насколько это достижимо, практически, и стремится къ тому, чтобы сочувствующія этому женщины образовали общій союзъ во всѣхъ странахъ, гдѣ господствуетъ нѣмецкій языкъ". Г-жа Кеттлеръ выпустила недавно въ свѣтъ небольшую брошюру, подъ заглавіемъ: Die Frauen Gluck, въ которой разбираетъ, въ четырехъ отдѣльныхъ этюдахъ, различные элементы женскаго вопроса, главнымъ образомъ, по отношенію къ образованію. Экономическія основы этого "ферейна" особенно ярко и наглядно выясняются ею во 2-мъ этюдѣ, подъ заглавіемъ: Was wird aus unsem Töchtern?
Этюдъ начинается вопросами и отвѣтами:
"Первый вопросъ: Что будетъ съ нашими дочерьми?
Отвѣтъ: Само собою разумѣется, онѣ выйдутъ замужъ.
Второй вопросъ: Абсолютно ли вѣрно, что онѣ выйдутъ замужъ?
Отвѣтъ: Нѣтъ, большая частъ нашихъ дочерей не выходитъ замужъ.
Третій вопросъ: Но когда онѣ выходятъ замужъ, обезпечиваются ли онѣ этимъ совершенно на всю жизнь?
Отвѣтъ: Нѣтъ, такъ какъ забота о нихъ и объ ихъ дѣтяхъ есть дѣло ихъ мужей. Средства женщинъ, принесенныя въ бракъ, дѣлаются, въ большинствѣ случаевъ, средствами мужа. Если они будутъ утрачены по винѣ мужа, то они точно также будутъ потеряны и для нея, и для дѣтей; если мужъ станетъ неспособнымъ къ работѣ, то это грозить существованію семьи, если нѣтъ соотвѣтствующей пенсіи, и т. п.
Четвертый вопросъ: А если наши дочери достаточно обезпечены въ теченіе брака, обезпечены ли онѣ и послѣ брака, т.-е. когда потеряютъ кормильца посредствомъ развода или смерти?
Отвѣтъ: Нѣтъ. Если у нихъ нѣтъ какой-нибудь вдовьей пенсіи или ренты, то онѣ не имѣютъ никакихъ средствъ для содержанія себя и своихъ дѣтей.
Пятый вопросъ: Значить, замужство вашихъ дочерей не представляетъ никакихъ твердыхъ гарантій того, что онѣ обезпечоны на всю жизнь?
Отвѣ;тъ: Не представляетъ.
Шестой вопросъ: Значить, на нашъ вопросъ о томъ, что будетъ съ нашими дочерьми, отвѣть, данный выше, что "онѣ, само собою разумѣется, выйдутъ замужъ", никоимъ образомъ не есть отвѣтъ удовлетворительный и окончательный?
Отвѣтъ: Нѣтъ,
Такимъ образомъ, какія гарантіи обезпеченія предлагаемъ мы своимъ дочерямъ на случай, если онѣ не выйдутъ замужъ?
Никакихъ!
Какія гарантіи обезпеченія предлагаемъ мы своимъ дочерямъ на случай, если онѣ выйдутъ замужъ?
Никакихъ!"
Въ этой сжатой формѣ мы видимъ почти тѣ же самые экономическіе мотивы, на которые указали, обрисовывая вторую стадію женскаго вопроса въ Россіи: необходимость матеріальнаго обезпеченія для дѣвушки, если она не вышла замужъ, и необходимость такого же обезпеченія, села она вышла замужъ, на случай смерти мужа или разоренія его, или развода, или вообще недостатка средствъ, добываемыхъ однимъ его трудомъ для содержанія семьи.
Какія же мѣры предлагаетъ г-жа Кетлеръ? Прежде всего, равное обрлг зованіе мужчинъ и женщинъ, т.-е, образованіе, какъ почва для матеріальнаго обезпеченія, для возможности самостоятельнаго труда въ разаообразншъ профессіяхъ.
Но тутъ мы находимъ и нѣсколько болѣе широкую постановку вопроса, граничащую съ постановкой его у насъ въ 60-хъ годахъ, въ 1-ю его стадію. "Если вы не можете въ настоящее время,-- говоритъ г-жа Кетлеръ,-- понизить уровень свѣта до болѣе низкаго уровня женщинъ, то поднимите уровень женщинъ на такую высоту, чтобы женщина была въ состояніи приспособиться (anpassen) къ нему. Либо то, либо другое. Но требовать отъ всего свѣта, чтобы онъ шелъ впередъ, и только одной женщинѣ говорить, чтобы она спокойно стояла на мѣстѣ, т.-е. отставала и шла надъ, это противно здравому смыслу!...
"Женская эмансипація стремится къ тому, чтобы наша нація не хвасталась "благородною женственностью" своихъ дочерей, а сдѣлала ее возможной для нихъ при всякихъ обстоятельствахъ. Такимъ образомъ, цѣль эмансипаціи вовсе не въ томъ -- какъ изволятъ утверждать невѣжды мужского и женскаго пола,-- чтобы уничтожить женственность, которая теперь неприкосновенна лишь у единичныхъ женщинъ,-- нѣтъ, наоборотъ; цѣль женской эмансипаціи -- спасти женственность, подвергающуюся нынѣ тысячѣ опасностей у тысячи женщинъ!" (стр. 18).
Въ прибавленіе къ этой статьѣ, г-жа Кетлеръ опровергаетъ возраженія противниковъ, которые, какъ она справедливо замѣчаетъ, вѣчно одни и тѣ же, а именно: "невозможность конкурренціи съ мужчинами, потеря женственности, уменьшеніе надежды на бракъ, недостатокъ духовной приспособленности къ ученому призванію, недостатокъ тѣлесной приспособленности къ нему, преобладаніе чувства надъ умомъ и т. п. {Мы имѣемъ подъ рукой нѣсколько такихъ изданій, враждебныхъ женскому вопросу, между прочимъ, небольшую книжку: Die Gefahren der Frauen Emansipationvon Adele Crepaz: въ ней возраженія противъ реформы почти слово въ слово тѣ же самыя, которыя резюмированы выше.}. Далѣе, она требуетъ, чтобы образованіе женщинъ не представляло только подобія высшаго женскаго образованія съ болѣе или менѣе неорганически связанными "обрывками гимназическаго или реальнаго образованія", а состояло бы въ полезномъ, гуманномъ и реальномъ образованіи".
Этимъ достигается два результата,-- говоритъ она,-- одинъ -- положительный, состоящій въ систематическомъ воспитаніи наивозможной умственной энергіи, и другой отрицательный -- въ здоровомъ уменьшеніи или умѣреніи энергіи чувства (если я смѣю такъ выразиться), или, говоря короче, ограниченіе той энергіи, которая часто, какъ всѣ знаютъ, ведетъ къ печальнымъ послѣдствіямъ преобладанія фантазіи; этого можно достичь путемъ укрѣпленія и увеличенія дѣятельности разсудка".
Къ числу пропагандистовъ женскаго вопроса въ Германіи принадлежитъ и г-жа Елена Ланге; передъ нами двѣ ея брошюры: въ одной изъ нихъ напечатана ея рѣчь, сказанная на собраніи "всеобщаго нѣмецкаго женскаго союза" въ Дрезденѣ, въ сентябрѣ 1891 г., а въ другой -- рѣчь, произнесенная въ Кенигсбергѣ, въ январѣ нынѣшняго года, въ союзѣ "женское благо". Она издала еще нѣсколько книжекъ {Die höhere M228;dchenschule etc. Frauenbildung, Die ethtsche Bedeutung der Frauergegeung и мн. др.}.
Уже изъ этихъ краткихъ свѣдѣній вы видите, что дѣятельницы по женскому вопросу въ Германіи не сидятъ сложа руки: во всѣхъ крупныхъ центрахъ имѣются спеціальныя общества, посвященныя этому вопросу, помимо союзовъ, стремящихся охватить всецѣло все женское движеніе въ Германіи. Я могъ бы назвать еще нѣсколько сочиненій по тому же вопросу, вышедшихъ въ послѣднее время въ Германіи и принадлежащихъ къ болѣе крайнему направленію (наприм., брошюра Бебеля: Женщины и соціализмъ и мн. др.), но, по нѣкоторымъ соображеніямъ, оставляю ихъ въ сторонѣ.
Чтобы кратко обрисовать мотивы движенія въ Англіи и Америкѣ, я ограничусь здѣсь ссылкой на мнѣніе наиболѣе выдающагося теперь въ Англіи мыслителя Герберта Спенсера и на возраженіе одного его критика. Вотъ что говоритъ Спенсеръ въ своей недавно вышедшей книгѣ Justice (см. подробное изложеніе и разборъ этого сочиненія, сдѣланные мною въ Русской Мысли за май 1892 г.). "Женщина по своимъ силамъ слабѣе мужчины,-- говорить Спенсеръ,-- а потому лишать ее еще искуственно нѣкоторыхъ выгодъ въ борьбѣ за существованіе въ высшей степени несправедливо. Поэтому не должно ставить женщинамъ никакихъ препятствій относительно занятій, профессій или иныхъ путей дѣятельности (careers), какія онѣ могли бы пожелать взять на себя".
При окончательномъ подведеніи итоговъ для рѣшенія вопроса о правахъ жены на собственность, Спенсеръ полагаетъ, что исполненіе женщиной домашнихъ и семейныхъ обязанностей уравновѣшиваетъ тотъ доходъ, который вноситъ мужъ своею дѣятельностью.
Да основаніи своего принципа "равныхъ правъ" Спенсеръ отрицаетъ участіе женщинъ въ такихъ политическихъ правахъ, какъ избирательное. Онъ говоритъ, что такъ какъ женщины не несутъ и не могутъ нести военной повинности, то не могутъ имѣть и голоса въ рѣшеніи политическихъ вопросовъ до тѣхъ поръ, пока не установится вѣчнаго мира. Если бы теперь имъ дать политическія права, равныя съ мужскими, то, неся обязанности военной защиты государства, онѣ пользовались бы въ общей суммѣ не равными, а большими правами, а это было бы несправедливо. Приводятся и другія возраженія противъ участія женщинъ въ избирательномъ правѣ. Они изложены во 2-й части главы объ "устройствѣ государства" и опираются на различіяхъ въ строеніи мужчинъ и женщинъ, на сравнительно большей импульсивности женщинъ, большей эмоціальности ихъ и сравнительной неспособности признавать силу отвлеченныхъ и отдаленныхъ соображеній, касающихся общественнаго блага. Необходимо замѣтить, что, наоборотъ, самъ Спенсеръ горячо возражаетъ противъ примѣненія его аргументовъ въ избирательному праву женщинъ въ областныхъ и городскихъ управленіяхъ. Здѣсь, конечно, устраняется соображеніе о неравенствѣ правъ, происходящихъ отъ неучастія женщинъ въ военной защитѣ страны. Одинъ изъ американскихъ критиковъ Спенсера вотъ что замѣчаетъ по этому поводу въ научномъ журналѣ Popul. Science Monthly: "Согласно логикѣ, которой держится самъ Спенсеръ, говоря ранѣе о правѣ собственности женщинъ, можно возразить ему, что и здѣсь дѣло не столько въ тождествѣ функцій и обязанностей, сколько въ справедливомъ уравновѣшеній ихъ. Даже въ случаѣ войны, не будетъ несправедливостью утверждать, что услуги женщинъ въ госпиталяхъ и дома, какъ плательщицъ налоговъ и труженицъ, зарабатывающихъ плату, а также какъ матерей и воспитательницъ будущихъ защитниковъ страны, образуютъ отличный эквивалентъ съ услугами мужчинъ на ратномъ полѣ и даютъ женщинамъ право на политическое положеніе, если всѣ остальныя условія одинаковы. Кромѣ того, вѣдь, обширные классы мужчинъ также изъяты отъ военной службы по своему возрасту, занятію, тѣлеснымъ недостаткамъ и т. д.: однако, это не лишаетъ ихъ политическихъ правъ. Кромѣ того, вѣдь, задачи: правительства лежатъ, къ счастью, главнымъ образомъ, вовсе не въ тѣхъ вопросахъ, какіе возникаютъ изъ физической борьбы націй. Такимъ образомъ, очевидно, что избирательное право фактически вовсе не обусловлено военною службой или способностью въ ней".
III.
Теперь, обозрѣвъ двѣ формы проявленія женскаго вопроса: 1) идеальную, 2) практическую, мы уже можемъ перейти въ 2-й формѣ -- научнобіологической, представляющей настоящую новинку въ этой области.
Цѣлымъ рядомъ выдающихся англійскихъ біологовъ: Уоллессомъ, Гальюномъ, Грантъ-Алленомъ и др. обращено викнаніе на фактъ, давно доказанный на Западѣ и давно тревожащій тамъ общественное мнѣніе, а именно на фактъ вырожденія и измельчанія европейскаго племени.
Въ послѣднее время представители біологической пауки установили тѣсную зависимость итого факта съ современнымъ соціальнымъ положеніемъ женщины. Уоллесъ говоритъ, что эта мысль была подана ему Дарвиномъ: въ одной изъ послѣднихъ бесѣдъ съ винъ Дарвинъ выразилъ опасеніе за то, что въ современныхъ цивилизованныхъ обществахъ уничтожено вліяніе естественнаго подбора, при которомъ переживаютъ и продолжаютъ видъ наиболѣе приспособленные, а, вмѣстѣ съ тѣмъ, не существуетъ и вліянія полового подбора, совершившаго чудеса въ животномъ царствѣ. Теперь люди, вступая въ бракъ, руководятся соображеніями, чуждыми интересамъ вида,-- соображеніями, основанными на чисто-практическихъ стремленіяхъ къ экономическому обезпеченію или высшему соціальному положенію. Но лица, успѣвшія достигнуть богатства и положенія, или обладающія и тѣмъ, и другимъ по наслѣдству, не всегда представляются выдающимися физически, умственно или нравственно.
Такимъ образомъ, подборъ отклоняется въ сторону наименьше приспособленныхъ и сильныхъ въ умственномъ и нравственномъ отношеніи, и, понятно, что, благодаря этому, нашей расѣ грозитъ неизбѣжная гибель. Среди проектовъ противъ подобнаго вырожденія, предлагаемыхъ біологами, есть такіе, о которыхъ можно бы вовсе не упоминать, такъ какъ они не выдерживаютъ моральной критики. Если я, тѣмъ не менѣе, говорю о нихъ, то лишь руководясь слѣдующимъ соображеніемъ: когда выдающіеся умы такой консервативной страны, какъ Англія, приходятъ къ подобнымъ проектамъ, побуждаемые страхомъ надвигающейся грозы вырожденія, то умамъ второстепеннымъ подобные проекты еще легче могутъ придти въ голову, а поэтому лучше сообщить эти проекты и основательно опровергнуть ихъ заранѣе.
Сперва мы обратимся къ Гальтону: онъ предлагаетъ для улучшенія нашей расы прибѣгнуть къ системѣ "отличій" за семейныя качества, т.-е. за здоровье, умъ и нравственность супруговъ, причемъ государство должно поощрять ранніе браки такихъ лицъ раздачею имъ "приданыхъ" въ размѣрѣ, который бы достаточно обезпечивалъ браки особъ, обладающихъ вышеупомянутыми качествами.
Такая мѣра имѣла бы извѣстный результатъ, еслибъ, во-первыхъ, было справедливо, что свойства, пріобрѣтенныя существомъ въ теченіе одного поколѣнія, передаются наслѣдственно; но въ этомъ сомнѣваются теперь многіе выдающіеся спеціалисты-біологи и, между прочимъ, Уоллесъ (у насъ проф. П. Лесгафтъ). Во-вторыхъ, если бы наслѣдственная передача и могла улучшить породу потомковъ этихъ исключительныхъ паръ, то очевидно, что это было бы не общимъ улучшеніемъ расы, а только созданіемъ высокоприспособленныхъ единицъ среди остальной постепенно падающей расы. Иными словами, это не улучшило бы расы, а создало бы новое зло -- крайнее неравенство способностей въ одномъ и томъ же обществѣ. Мы нуждаемся не въ высшей степени совершенства немногихъ, а въ повышеніи средняго уровня всей расы,-- говоритъ Уоллесъ.
Повидимому, болѣе цѣлесообразную мѣру предложилъ Гирамъ Стэнли (Hiram M. Stanley) въ статьѣ Наша цивилизація и задача брака: имѣя въ виду, что естественный подборъ пересталъ дѣйствовать въ обществѣ, этотъ авторъ предлагаетъ, какъ нѣкогда мечталъ и Платонъ, прибѣгнуть къ подбору искусственному, но, разумѣется, въ болѣе благопристойномъ видѣ, чѣмъ предлагалъ древній философъ. Искусственный подборъ долженъ состоять, по его мнѣнію, въ устраненіи наименѣе приспособленныхъ къ условіямъ существованія. "Пьяница, преступникъ, больной и нравственно слабый не должны бы были никогда вступать въ брачный союзъ",-- говоритъ онъ. Въ истинномъ золотомъ вѣкѣ, лежащемъ не позади насъ, а впереди, привилегія быть родителями должна считаться почестью, удѣляемой сравнительно немногимъ. "Такимъ образомъ, не появится въ свѣтъ ни одно дитя, которое не только не будетъ здорово тѣломъ и душою, но которое будетъ и иже средняго уровня физическихъ способностей и нравственныхъ силъ".
Въ другомъ мѣстѣ онъ поясняетъ: "Опытные спеціалисты должны регулировать дѣйствіе наиболѣе важнаго фактора въ обществѣ -- врожденныхъ качествъ его членовъ".
По поводу этого проекта Уоллесъ справедливо замѣчаетъ, что "подобное вмѣшательство въ личную свободу въ дѣлахъ, столь близко связанныхъ съ личнымъ счастіемъ, никогда не будетъ принято большинствомъ какого-нибудь народа, а еслибъ было принято большинствомъ, то остальное меньшинство никогда не покорилось бы безъ борьбы на жизнь исмерть".
Грантъ-Алленъ, въ статьѣ The Girl of the Future, предлагаетъ комбинацію, которая заслуживаетъ вниманія только потому, что показываете наглядно, отчего именно несостоятельны всѣ подобные проекты и въ чемъ лежитъ истинная сущность задачи. Совершенно забывая современное экономическое положеніе женщины и дѣвушки, онъ требуетъ, чтобы бракъ былъ совершенно свободенъ, т.-е. чтобы онъ, во-первыхъ, длился столько времени, сколько желаютъ обѣ стороны, и, во-вторыхъ, чтобы дѣвушкамъпосредствомъ воспитанія и общественнаго мнѣнія внушалось, что обязанность всякой женщины -- быть матерью возможно большаго числа возможно болѣе совершенныхъ дѣтей, а съ этою цѣлью онѣ должны избирать своихъ временныхъ супруговъ изъ самыхъ красивыхъ, здоровыхъ и интеллигентныхъ людей. Это, но его мнѣнію, повело бы къ разнообразнымъ комбинаціямъ родительскихъ качествъ, слѣдствіемъ чего было бы потомство, одаренное возможно высшими качествами, т.-е. мы имѣли бы постоянное улучшеніе расы. Не говоря уже о нравственной сторонѣ этого проекта, мы находимъ его несостоятельнымъ и практически, при современномъ экономическомъ положеніи женщинъ: если бы брачныя отношенія могли стать въ условія абсолютной свободы, то судьба дѣтей являлась бы крайне проблематичной: мужчина, не связанный съ женщиной прочными узами семьи и даже не увѣренный въ томъ, ему ли принадлежитъ ребенокъ, не имѣлъ бы стимула энергично работать для поддержанія его существованія и образованія; вся матеріальная сторона заботъ,-- да и нравственная,-- осталась бы на однѣхъ женщинахъ, а онѣ поставлены и безъ того въ совершенно безпомощное состояніе въ теперешнемъ обществѣ.
Можно бы допустить еще одно предположеніе, что воспитаніе дѣтей возьметъ на себя государство, но подобная мѣра встрѣтить, прежде всего, протестъ въ самихъ матеряхъ или въ большинствѣ ихъ; во-вторыхъ, она устранитъ изъ воспитанія семейное, материнское начало съ его инстинктивнымъ альтруизмомъ и самопожертвованіемъ, дѣйствующимъ на воспитаніе дѣтскаго характера въ смыслѣ развитія въ немъ началъ альтруизма и общественности. Эти элементы, столь необходимые для общества въ характерѣ гражданъ, много потеряютъ безъ нагляднаго примѣра безкорыстной семейной любви.
Альфредъ Уоллесъ, предлагая свое рѣшеніе, старается примирить всѣ эти требованія, давъ имъ соотвѣтствующее мѣсто. Но за то его проектъ теряетъ въ удобоисполнимости, такъ какъ въ основу его онъ кладетъ реформу многихъ другихъ соціальныхъ отношеній,-- реформу, которая, по его мнѣнію, должна совершиться въ непродолжительномъ времени. Уоллесъ -- горячій поборникъ семьи и единобрачія: только въ правильной семьѣ онъ видитъ возможность правильнаго воспитанія дѣтей, но современная семья покоится на ненормальныхъ условіяхъ соціальнаго положенія женщины. Уоллесъ повторяетъ то же, что сказано нами выше: жизнь современной женщины матеріально не обезпечена, она должна искать этого обезпеченія въ мужѣ, и для этого рано выходитъ замужъ, избираетъ супруга не по естественному чувству, которое привело бы остальной міръ къ наивысшимъ формамъ развитія, а, наоборотъ, отдаетъ свою жизнь въ руки тѣхъ, кто лучше можетъ обезпечить матеріально какъ ее, такъ и дѣтей. Поэтому общество должно будетъ современенъ, ради интересовъ чисто-біологическихъ, т.-е. чтобы избѣгнутъ вырожденія и гибели, устроиться иначе: во-первыхъ, женщина должна получить свою долю изъ общественныхъ богатствъ даже въ томъ случаѣ, если она не работаетъ, а употребляетъ свой досугъ только. воспитаніе дѣтей; во-вторыхъ, ей должна быть обезпечена работа и средства къ жизни на тотъ случай, если она не чувствуетъ призванія или желанія быть матерью. Есть тысячи женщинъ, совершенно неприспособленныхъ къ материнству, не желающихъ супружества; у такихъ матерей не можетъ быть и здороваго, нормальнаго потомства Но теперь ихъ гонять въ бракъ необходимость имѣть средства въ существованію, которыхъ современная женщина почти не имѣетъ внѣ брака. Въ-третьихъ, многихъ женщинъ заставляетъ выбирать себѣ въ мужья соціальное положеніе мужа, пользующееся извѣстнымъ почетомъ и привилегіями, иногда совершенно незаслуженными. Поэтому въ нормальномъ обществѣ почетомъ и привилегіями должны пользоваться только люди достойные этого, т.-е. заслужившіе или заработавшіе себѣ свое положеніе дѣяніями, направленными на общую пользу.
Только такія привилегіи ничемъ не будутъ вредитъ правильному подбору, не будутъ порождать измельчаніе и гибель человѣческой породы.
Результатовъ лучшаго устройства общества явится то, что, во-первыхъ, дѣвушки не будутъ торопиться выходитъ замужъ, т.-е. возрастъ вступленія въ бракъ возвысится, а это уже само но себѣ дастъ здоровое потомство и уменьшитъ число случаевъ насильственнаго и преждевременнаго брачнаго сожительства и материнства; во-вторыхъ, больные, хилые мужчины, а также ведущіе ненормальную и порочную жизнь, не будутъ въ состояніи втекать себѣ жену, какъ теперь, и, такимъ образомъ, ихъ потомство не будетъ грозить человѣчеству вырожденіемъ; въ-третьихъ, женщины, за имѣющія влеченія въ брачной жизни, употребятъ свое время на иное полезное служеніе обществу, а опасность отъ ихъ материнства устранится; въ-четвертыхъ, подборъ въ обществѣ перейдетъ всецѣло въ руки женщинъ, т.-е. приметъ то естественное направленіе, которое всегда вело къ совершенствованію породы; въ-пятыхъ, для того, чтобы подборъ этотъ стоялъ на высотѣ тѣхъ требованій, какія предъявляются человѣчеству усовершенствованіями всѣхъ сторонъ умственной и эстетической жизни, женщина должна сама стаять за высотѣ умственнаго и нравственнаго развитія; съ этою цѣлью всѣ женщины должны получать широкое и всестороннее образованіе. Это условіе необходимо, такъ какъ только при его выполненіи раса быстрыми шагами пойдетъ къ улучшенію, руководимому развитымъ и просвѣщеннымъ сознаніемъ будущихъ женщинъ. Необходимо, чтобы женщина сознала великое значеніе для расы своего выбора, чтобы высота этого выбора стала нравственнымъ принципомъ для дѣвушекъ, чтобы нарушеніе этой высоты считалось нравственно позорнымъ, какъ гибельное для потомства, для будущаго человѣчества.
Такова основная мысль знаменитаго біолога. Всматриваясь въ нее больше, мы найдемъ, что, въ концѣ-концовъ, она можетъ быть осуществлена и безъ тѣхъ, устрашающихъ обыкновеннаго читателя, подробностей, которыя состоять въ реформѣ цѣлаго общества. Въ самомъ дѣлѣ, если изъ проекта Уоллеса выброситъ все мечтательное относительно будущаго устройства общества, то въ остаткѣ получится: во-первыхъ, обязательная для всѣхъ обществъ экономическая обезпеченность женщинъ и, во-вторыхъ, вообще высшее образованіе ихъ.
Такимъ образокъ, научно-біологическая точка зрѣнія приводить въ тѣнь же самымъ практическимъ требованіямъ, къ какимъ приводитъ и двѣ, разсмотрѣнныя выше, точки зрѣнія -- идеальная и экономическая; какъ всѣ дорого ведутъ въ Римъ, такъ и въ игомъ назрѣвшемъ вопросѣ самые различные исходные пункты приводитъ къ однимъ и тѣмъ же практическимъ выводамъ.
Добавимъ къ этому, что Уоллесъ, предлагая свой проектъ, долго останавливается на одномъ соображеніи, которое интересно само по себѣ, а именно на теоріи Мальтуса: могутъ сказать, что обязательное обезпеченіе существованія женщины и семьи обществомъ поведетъ во множеству браковъ, которые бы не совершились безъ этого; такимъ образомъ, быстро возроететъ населеніе и для человѣчества явится новая опасность, предусмотрѣнная теоріей Мальтуса. До сихъ поръ печальныя предсказанія этой теорія отчасти устранялись сдержанностью многихъ отъ вступленія въ бракъ,-- сдержанностью, обусловленною именно необезпеченностью семья. Уоллесъ на основаніи новѣйшихъ біологическихъ изслѣдованій доказываетъ, что именно при осуществленія условій, проектируемыхъ ямъ, опасности, предусматриваемыя теоріей Мальтуса, могутъ быть устранены. Это совершится слѣдующимъ путемъ.
Во-первыхъ, какъ мы уже сказали, значительное число женщинъ, нерасположенныхъ къ брачной жизни, но выходящихъ замужъ ради обезпеченія, останется незамужними; во-вторыхъ, не меньшее число мужчинъ, страдающихъ физическими, психическими, моральными или соціальными недостатками, устранится отъ брака правильнымъ подборомъ, благодаря нормально обставленной свободѣ женскаго выбора; въ-третьихъ, возрастъ вступленія въ бракъ, какъ ужо упомянуто выше, отодвинется къ болѣе зрѣлому породу во двумъ причинамъ: а) дѣвушки не будутъ торопиться выйти замужъ и, кромѣ того, b) обязательное для каждой женщины высшее образованіе займетъ у нея время приблизительно до 20-ти слишкомъ лѣтъ. къ этому обязательному образованію слѣдуетъ добавить еще небольшой періодъ извѣстной практической дѣятельности и выработки, практическаго испытанія своихъ способностей и призванія, безъ чего не слѣдовало бы допускать вступленія въ бракъ. Такимъ образомъ сократится въ цѣломъ обществѣ на огромный процентъ общій періодъ дѣторожденія вообще. Но это не все: рядомъ статистическихъ данныхъ Уоллесъ доказываетъ, что бракъ въ зрѣломъ возрастѣ даетъ меньшій процентъ рожденій и, такимъ образомъ, о явится еще дополнительнымъ тормазомъ излишняго увеличенія народонаселенія {Въ публичныхъ лекціяхъ одного петербургскаго профессора-физіолога доказывалось недавно совершенно обратное положеніе, а именно, что наибольшій процентъ рождаемости имѣется въ бракахъ, гдѣ женщина выходитъ замужъ въ болѣе зрѣломъ возрастѣ. Несмотря на наше полное уваженіе къ авторитету русскаго ученаго, мы не можемъ не колебаться въ довѣріи къ его выводамъ, когда противоположное положеніе поддерживаетъ такой первоклассный авторитетъ, какъ Уоллесъ. Цифры, собранныя этилъ послѣднимъ, отличаются полною точностью. Но если бы истина была даже не на сторонѣ Уоллеса, это подрывало бы только одно изъ его возраженій про типъ теоріи Мальтуса, а мы видѣли, что этихъ возраженій нѣсколько, и однимъ меньше, или больше -- разница не велика.}.
Уоллесъ, чтобъ убѣдить читателей въ важности обсужденія этого вопроса, замѣчаетъ, что вырожденіе -- не такая вещь, съ которою можно шутить и средства противъ которой можно откладывать въ долгій ящикъ: понизить человѣческую породу въ физическомъ, умственномъ и нравственномъ отношеніи не трудно, но поднять ее снова съ низшаго уровня на высшій -- задача не легкая. Не такъ легко возстановить вновь великія пріобрѣтенія, явившіяся и накопившіяся благодаря тысячелѣтіямъ нормальнаго подбора. Всякое замедленіе борьбы противъ вырожденія и пониженія расы, совершающихся въ краткій періодъ, потребуетъ для своего исправленія, быть можетъ, цѣлыхъ тысячелѣтій.
IV.
Противъ біологической теоріи "женскаго вопроса" возможны нѣкоторыя серьезныя возраженія: первое изъ нихъ состоитъ въ томъ, что въ вырожденіи европейской расы играетъ роль не одно отсутствіе нормальнаго подбора, а многіе другіе факторы, гораздо болѣе существенные, напримѣръ, экономическое положеніе рабочихъ массъ вообще, ихъ дурное питаніе я гигіеническія условія, особенно въ нѣкоторыхъ областяхъ производства.
Во-вторыхъ, слѣдуетъ вспомнить и такъ называемый "военный подборъ", т.-е. удаленіе изъ среды общества, а въ случаѣ войны, и значительное истребленіе самыхъ здоровыхъ, рослыхъ и сильныхъ мужчинъ.
Въ-третьихъ, дѣйствіе полового подбора такъ долго извращалось въ человѣчествѣ, что едва ли не исчезъ и самый инстинктъ, управляющій половымъ подборомъ, т.-е. заставлявшій самокъ, -- у животныхъ иныхъ породъ,-- избирать производителей, наиболѣе пригодныхъ для усовершенствованія вида. Правда, у нѣкоторыхъ художниковъ-беллетристовъ, напримѣръ, у нашего Тургенева, мы встрѣчаемъ нѣчто вродѣ доказательствъ того факта, что этотъ инстинктъ не выродился; такъ, напримѣръ, критика не разъ отмѣчала у Тургенева одну особенность, состоящую въ томъ, что степень нравственной и общественной высоты его героевъ -- мужчинъ -- почти всегда опредѣляется выборомъ героинь. Но у другихъ писателей, напри и., Л. Н. Толстого (вспомнимъ его Наташу), а также у Золя, Додэ, Поля Бурже и т. д. мы встрѣчаемся съ фактами противуположными. Въ Физіологіивременной любви Поля Бурже любовный выборъ, -- по крайней мѣрѣ, теперешней парижанки,-- рисуется такими мрачными красками, что я не рѣшаюсь даже передать моимъ читательницамъ содержаніе этой книги. Невольно вспоминаются при этомъ и нѣкоторые, такъ сказать, историческіе инциденты, говорящіе о неточности любовнаго инстинкта женщинъ; я имѣю въ виду брачныя невзгоды, которыя пережили Гарибальди, Пушкинъ, Байронъ и др. Наконецъ, каждому приходилось слышать отъ самихъ женщинъ, что ихъ чувство не всегда руководится въ своемъ выборѣ такими качествами, которыя имѣютъ что-либо общее съ высотою типа. Однимъ словомъ, едва ли кто-нибудь станетъ отрицать, по меньшей мѣрѣ, крайнюю случайность, неточность, неопредѣленность женскаго выбора. Самъ Тургеневъ говорилъ, что охотно отдалъ бы свой талантъ писателя за хорошій теноръ. Но есть и другія, такъ сказать, почти научныя соображенія противъ точности и цѣлесообразности пресловутаго полового подбора: развѣ въ животномъ царствѣ онъ способствовалъ эволюціи полезныхъ качествъ? Наоборотъ, мы у Дарвина же находимъ тысячи фактовъ, доказывающихъ, что этимъ факторомъ развитія созданы совершенно безполезныя, а иногда вредныя украшенія, какъ, наприм., перья райской птицы, мѣшающія ей летать, рога оленя, мѣшающіе ему спасаться въ лѣсахъ отъ преслѣдованія, пѣніе соловья, позволяющее хищникамъ легко отыскивать восторженнаго пѣвца, и т. д., и т. д.
Излишняя вѣра въ женскій выборъ опирается на метафизическое и мистическое понятіе о чувствѣ красоты. Дѣйствительно, если бы былъ вѣренъ взглядъ на красоту Платона или Шопенгауэра, то женскій инстинктъ красоты имѣлъ бы безспорное значеніе {У Дарвина мы встрѣчаемъ доказательства, почти не оставляющія сомнѣнія въ томъ, что чувство половой красоты обусловлено физіологически, главнымъ обрядомъ, двумя условіями: 1) потребностью новизны или перемѣны утомившихъ впечатлѣній и 2) незначительностью этой новизны или перемѣны, такъ сказать, подготовленною новизной. Потребность перемѣны или новизны обусловливается утомленіемъ нервовъ и нервныхъ центровъ однообразными впечатлѣніями, а незначительность ни рѣзкость новизны опредѣляетъ разрушительнымъ дѣйствіемъ на мозгъ и нервную систему рѣзкихъ и неожиданныхъ перемѣнъ или неподготовленной новизны. Такимъ образомъ, въ основѣ чувства красоты всегда лежитъ условность, зависящая отъ предъидущихъ состояній (status quo ante...) и, стало быть, извѣстная доля консерватизма. Подробное развитіе этой теоріи читатели найдутъ въ моемъ этюдѣ: Физіологическое объясненіе нѣкоторыхъ элементовъ чувства красоты (Спб., 1878 г.), гдѣ приведено нѣсколько примѣровъ, иллюстрирующихъ ее.}.
Чувство красоты есть слѣпое, а не разумное, -- случайное, а не телеологическое исканіе. Въ этомъ отношеніи его можно сравнить съ чувствомъ голода или жажды, которыя заставляютъ искать пищи или питья, но не всегда подсказываютъ намъ точно и неизмѣнно о степени вреда или полезности того, что мы принимаемъ за пищу или питье; напримѣръ, чувство жажды не говоритъ намъ о томъ, нѣтъ ли въ водѣ, выпитой нами, холерныхъ бациллъ или тифозныхъ бактерій, чувство голода не предупредитъ насъ о томъ, нѣтъ ли въ принятой пищѣ какого-либо зараженія.
Остановимся на этомъ сравненіи нѣсколько подробнѣе, чтобы выяснить образованіе и значеніе инстинкта вообще и инстинкта красоты въ частности, какъ средства распознаванія (наприм., полезныхъ и вредныхъ веществъ). Несомнѣнно, что во многихъ случаяхъ дѣйствительно существуетъ совпаденіе врожденныхъ нашихъ вкусовъ и отвращеній съ полезными или вредными свойствами предметовъ. Органы обонянія и нервы языка (или, вѣрнѣе, центры, соотвѣтствующіе имъ) являются въ значительномъ числѣ случаевъ хорошими руководителями полезной и вредной пищи. Но отчего это происходитъ? Въ сочиненіи Шарля Рише L'homme I 'intelligence, а также въ спеціальномъ по этому вопросу изслѣдованіи Schneider'а мы находимъ объясненіе этого явленія путемъ того же подбора: организмы, не обладавшіе подобнымъ совпаденіемъ, вымирали; обладавшіе же имъ, хотя бы случайно, переживали, плодились, развивая путемъ подбора это случайное совпаденіе въ настоящій инстинктъ.
Замѣчательный фактъ, подмѣченный Рине, подтверждаетъ его теорію; онъ состоитъ въ томъ, что подобныя ассоціаціи существуютъ въ а агь больше всего относительно тѣхъ веществъ, которыя могли быть извѣстны нашихъ предкамъ въ теченіе ихъ тысячелѣтней первобытной жизни. Что же касается вновь открытыхъ веществъ, т.-е. неизвѣстныхъ древнему человѣку въ своемъ чистомъ видѣ (хининъ, мышьякъ), то относительно ихъ полезнаго инстинкта не существуетъ; наприм., мышьякъ вреденъ, но пріятенъ на вкусъ, хининъ полезенъ, но отвратителенъ на вкусъ. Такимъ образомъ, опытное происхожденіе этого инстинкта несомнѣнно, но очевидна также его относительность: для однихъ предметовъ онъ существуетъ, для другихъ нѣтъ.
То же слѣдуетъ сказать у объ инстинктѣ красоты. Онъ можетъ также носитъ въ себѣ плоды накопленія тысячелѣтняго опыта, хотя рядомъ съ этимъ въ немъ могутъ быть пробѣлы или ошибки относительно такихъ объектовъ, которые вновь порождены жизнью не могли быть предметами древняго опыта. Такимъ образомъ, и здѣсь объясняется то, на первый взглядъ непонятное, явленіе, что въ нѣкоторыхъ случаяхъ нельзя отрицать въ чувствѣ красоты элементовъ полезнаго инстинкта, тогда какъ въ другихъ случаяхъ, наоборотъ, онъ ведетъ къ нелѣпостяхъ. Выходъ отсюда очевиденъ: нельзя слѣпо вѣрить исключительно этому инстинкту, какъ нельзя полагаться исключительно на вкусъ и обоняніе въ выборѣ пищи. Какъ въ этомъ случаѣ инстинктъ необходимо долженъ дополняться разумнымъ, научнымъ изслѣдованіемъ, такъ въ половомъ подборѣ инстинктъ или чувство красоты должны дополняться болѣе идеальнымъ, разумнымъ элементомъ: сознательнымъ этическимъ и соціологическимъ анализомъ или критикой встрѣченнаго объекта, примѣненіемъ къ нему критеріума, состоящаго изъ высшихъ этическихъ и общественныхъ идеаловъ, выработанныхъ данною эпохой. Но для того, чтобы женщина или дѣвушка могла употреблять въ дѣло этотъ критеріумъ, она должна стоять на высотѣ идеаловъ и чаяній своей эпохи. А это немыслимо безъ высшаго образованія и развитія
Вернемся теперь къ Уоллесу: онъ требуетъ высшаго образованія дѣвушекъ, которое ставило бы ихъ на высоту умственнаго уровня эпохи, не хотя и говоритъ, что образованіе будетъ дѣйствовать косвенно и на самый подборъ, т.-е. на идеалъ красоты, однако, главную его цѣль видитъ въ обезпеченіи для женщины извѣстнаго экономическаго благосостоянія гарантирующаго свободу ея выбора. Такимъ образомъ, тяжесть улучшенія расы оставляется все же на непосредственномъ женскомъ чувствѣ любви ли избирающемъ инстинктѣ красоты,-- однимъ словомъ, на безсознательномъ, неточномъ и шаткомъ влеченіи.
Мы уже упомянули въ началѣ статьи о совершенно противуположномъ взглядѣ на любовь одного изъ выдающихся современныхъ писателей, Генриха Ибсена: онъ не побоялся во многихъ изъ своихъ драмъ совершить попытку развѣнчанія любви, какъ непосредственнаго влеченія. По крайней мѣрѣ, для брака онъ требуетъ, чтобы женщина избирала не по слѣпому чувству, а руководилась разумнымъ, покойнымъ уваженіемъ, единствомъ убѣжденій и стремленій съ человѣкомъ, избраннымъ идти объ руку съ нею всю жизнь.
Кстати, мы видимъ здѣсь, какъ и въ разобранномъ выше взглядѣ Тургенева, обращикъ тѣхъ фактовъ, на которые опирается довольно распространенное мнѣніе, будто бы искусство обладаетъ пророческою силой и своими вдохновенными интуиціями можетъ даже забѣгать впередъ сравнительно съ научнымъ мышленіемъ и его методами. Мы здѣсь видимъ, что достоинство этихъ вдохновенныхъ интуицій весьма условно и представляетъ обычныя эмпирическія обобщенія: въ самомъ дѣлѣ, и Тургеневъ былъ отчасти нравъ, указавъ значеніе инстинктивнаго выбора женской любви, подтвержденнаго потомъ дарвинизмомъ, но правъ также Ибсенъ, утверждающій, что инстинктивнаго выбора недостаточно, а потому совершенно исключающій любовь изъ числа руководителей, полезныхъ въ человѣческомъ подборѣ; вышеизложенныя научныя соображенія вполнѣ за него; на основаніи ихъ приходится сказать: да, чувство любви иногда угадываетъ, но иногда обманываетъ, а, слѣдовательно, оно такой критерій, на который нельзя полагаться; имъ приходится пользоваться только за неимѣніемъ лучшаго, съ постоянною опасностью ошибки. Но Ибсенъ идетъ и дальше: онъ требуетъ на этомъ основаніи, чтобы любовь никогда не лежала въ основѣ брачнаго союза, даже въ томъ случаѣ, если она соединена съ уваженіемъ. Въ одной изъ своихъ пьесъ онъ заставляетъ любящуюся пару разойтись, несмотря на взаимное уваженіе, единство убѣжденій и стремленій, только потому, что, кромѣ уваженія, существуетъ между ними и любовь. Подобный абсурдъ не выдерживаетъ, конечно, критики. Идеалъ брачнаго выбора состоитъ, конечно, въ сліяніи непосредственнаго инстинктивнаго влеченія съ высшими -- санкціонированіемъ разума и разумныхъ этическихъ принциповъ. Такимъ образомъ, пресловутое ясновидѣніе искусства, повторяемъ, не безусловно: оно создается быстрымъ, вдохновеннымъ обобщеніемъ, но въ основѣ его все же лежатъ факты, оно также опирается на опытъ, какъ и всякое обобщеніе, жъ и самый инстинктъ, какъ и самая любовь съ ея влеченіями, которыя намъ кажутся безсознательнымъ ясновидѣніемъ; давно пора спустить съ облаковъ это обоготвореніе слѣпого чувства, слѣпыхъ интуицій и мистическихъ "проникновеній", которыя у насъ въ Россіи въ послѣднее время вновь начинаютъ пріобрѣтать во всѣхъ областяхъ опасное господство, чтобы не оставлять въ умѣ читателя ни малѣйшаго сомнѣнія объ истинномъ реальномъ значеніи всѣхъ такихъ ясновидѣній чувства, разсмотримъ еще ближе ошибку діаметрально-противуположныхъ выводовъ Тургенева и Ибсена, построенныхъ на одномъ и томъ же методѣ -- художественной интуиціи. Тургеневъ взялъ уже выработанные, высшіе типы женщинъ, какъ, наприм., Елену въ Наканунѣ. Ея чувство красоты могло быть вѣрнымъ не потому, что оно "чувство", а чувство не ошибается, а потому, что она усвоила себѣ высшіе этическіе и соціальные идеалы. Но, вѣдь, далеко не многія женщины стоятъ на высотѣ такихъ идеаловъ, поэтому-то и не всякое чувство любви и красоты носить въ себѣ элементы соціальныхъ и этическихъ критеріевъ для различенія высшаго типа. Развѣ не на нашихъ глазахъ идеаломъ женщинъ и дѣвушекъ былъ офицеръ, потомъ инженеръ, хотя бы и изъ кукуевцевъ? Да развѣ и теперь въ нѣкоторыхъ слояхъ общества, не тронутыхъ высшею умственною культурой, идеалы красоты не представляютъ переживанія "временъ очаковскихъ и покоренья Крыма"?
Только высшіе идеалы разума и науки остаются незыблемыми въ теченіе вѣковъ, среди мятущихся потоковъ волнующагося человѣческаго океана. А въ это время жалкіе и измѣнчивые идеалы красоты и еще болѣе жалкіе идеалы моды, какъ продуктъ чистой случайности многообразныхъ совпаденій, носятся по этому морю житейскому, бросая челноки отдѣльныхъ людей и цѣлыхъ народовъ то въ бездну реакціи, то на подводные камни одностороннихъ и узкихъ увлеченій, начиная съ увлеченія новымъ покроемъ платья и кончая разными "измами", вродѣ "милитаризма", "націонализма", "пессимизма" и т. п.
Возвращаясь вновь къ любви, какъ къ орудію подбора, могущему служить будто-бы улучшенію расы, я полагаю, что подборъ будетъ тѣмъ ближе къ наиболѣе правильному критерію, чѣмъ больше неразумный инстинктъ и слѣпое влеченіе будутъ вытѣсняться въ человѣчествѣ, если и не чистымъ разумомъ, то хотя бы чувствованіями высшаго типа,-- чувствованіями этическими и соціальными. У человѣка должны быть и критеріумы человѣчные.
Отсюда очевидно также, что мнѣніе большинства, полагающаго, будто бы для женщины достаточно одного эстетическаго образованія, не вѣрно: мы уже показали, что эстетическій критерій, тѣсно связанный съ условіями мѣста и времени, узко-субъективенъ и случаенъ. Быть можетъ, наступитъ время, когда эстетическое чувство станетъ на высоту этическаго идеала и оба эти инстинкта сплавятся въ одно неразрывное цѣлое, но до этого еще далеко. Для этого сами этическіе идеалы должны перестать быть идеалами, т.-е. должны сдѣлаться насущною потребностью, второю натурой. При такихъ условіяхъ будутъ справедливы заключительныя слова Уоллеса: "Когда нашими поступками будетъ руководить разумъ, справедливость и стремленіе въ общему благу... когда мы рѣшимъ задачу разумной организаціи общества... тогда мы можемъ предоставить рѣшеніе болѣе важной и труднойзадачи -- улучшенія расы -- умственно-развитымъ и чистымъ душой женщинамъ будущаго".