Записка неизвестного о 15 декабря 1825 года [1825--1826 гг.]
Декабря 15 числа. Провидению угодно было ознаменовать для нас вчерашний столь вожделенный день печальными происшествиями, оно внезапно, но лишь на несколько часов возмутило спокойствие здешней столицы. Общие чувства надежды и радости, с коими жители ее узнали, что Его Величество Государь император Николай Павлович воспринимает венец своих предков1, принадлежащий ему вследствие торжественно совершенного произвольного отречения Государя цесаревича Константина Павловича, и по назначении в Бозе почившего императора Александра, и в силу коренных законов империи о наследии престола. После издания Высочайшего манифеста Государственный Совет, Правительствующий Сенат и Святейший Синод присягали в верности монарху. Сию же присягу долженствовали дать в течение утра все полки Лейб-гвардии. В половине 12-го часа командующий Гвардейским корпусом2 и начальник Гвардейского штаба оного3 донесли Его Величеству, что присяга учинена полками Конногвардейским, Кавалергардским, Преображенским, Семеновским, Павловским, Гренадерским, Гвардейским Егерским, Финляндским4 и Саперами, о прочих полках не было еще известия, но сему причиною полагали отдаленность их казарм от дворца. В 12 часов узнали, что четыре офицера Гвардейской Конной артиллерии оказали сопротивление5, взяты под стражу, но что прочие как офицеры, так и нижние чины гвардейского артиллерийского корпуса присягали с отменным единодушием и усердием. Уже в исходе первого часа6 дошло до сведения Его Величества, что часть Московского полка количеством от 3-х до 4-х сот человек7 выступили из своей казармы с распущенными знаменами и, провозглашая императором великого князя Константина Павловича, идет на Сенатскую площадь. Толпы народа сбегались к сей площади и перед дворцом. Государь император вышел из дворца без свиты, явился один народу и был встречен изъявлением благоговения и любви8. Отовсюду раздавались усердные восклицания. Между тем две возмутившиеся роты Московского полка не смирялись. Они построились в батальонном каре перед Сенатом, ими начальствовали семь или восемь обер-офицеров9, к коим присоединилось несколько человек гнусного вида во фраках10. Небольшие толпы черни окружили и кричали ура. Необходимость противопоставить им достаточное число верных войск была очевидной. Государь император дал повеление вывести один батальон Преображенского полка и, предводительствуя оным11, приблизился к месту, где были собраны бунтующие, но с твердым намерением не употреблять силы, пока будет хотя бы малейшая вероятность кротостию и увещаниями образумить ослепленных мятежников. К ним подъехал Санкт-Петербургский военный генерал-губернатор граф Милорадович в надежде, что его слова возвратят их к чувству обязанности, но в ту самую минуту стоявший возле него человек во фраке12 выстрелил по нем из пистолета и смертельно ранил сего верного и столь отличного военачальника. Он умер нынешнюю ночь13.
Сие злодеяние ничем не изменило намеренности Его Императорского Величества. Твердость и милость равномерно оказывались в сделанных несколько раз по его повелению увещаниях14 возмутившимся. Государь призывал их к долгу и смирению, но не внимая никаким условиям, не скрывая от них, что и за самую скорую покорность долженствует необходимо и во всяком случае последовать примерное наказание зачинщиков мятежа.
Между тем Его Величество дал приказание бывшим в карауле у дворца полку Финляндскому, Егерскому усилить саперным батальоном {Так в рукописи.}, а полкам Кавалергардскому, Конногвардейскому, Павловскому, Гренадерскому и Лейб-гвардии артиллерийской первой бригаде явиться к нему. Все сии войска ревностно просили дозволения одним ударом уничтожить бунтовщиков. К сим последним присоединилось несколько человек Лейб-гренадерского полка и Гвардейского морского экипажа, но с другой стороны великий князь Михаил Павлович, который в ту лишь минуту возвратился в Санкт-Петербург, узнав, что часть принадлежащего к его дивизии Московского полка обесславила себя восстанием на законную власть, немедля отправился в казармы и там, даже не употребляя никаких строгих мер, привел к присяге шесть рот сего полка15, кои при начале возмущения, хотя отказывались присягать, однако ж не хотели и следовать примеру вышедших на Сенатскую площадь. Его Высочество, обязав сии роты клятвенными обещаниями верности Государю императору Николаю Павловичу, привел их к августейшему брату своему. Оне пылали равным с другими войсками нетерпением положить конец мятежу.
Но Государь император еще щадил безумцев и лишь при наступлении ночи, когда уже были вотще истощены все средства убеждения и самое воззвание преосвященного митрополита Серафима пренебрежено мятежниками16. Его Величество наконец решился вопреки желанию сердца своего употребить силу. Выведены пушки, и немногие выстрелы в несколько минут очистили площадь. Конница ударила на слабые остатки бунтовщиков, преследуя ватаги {Слово читается предположительно.} их. Потом разосланы по всем улицам сильные дозоры, и в шесть часов вечера из всей толпы возмутившихся не было уже и двух человек. Вместе оне бросали оружие или сдавались в плен. К 10 часам взято было дозорными более пятисот человек, кои скитались рассеянные. Виновнейшие из офицеров пойманы и отвезены в крепость17.
В шесть часов вечера государь возвратился во дворец18, и молебствие по случаю восшествия Его Величества на престол совершено в присутствии их величеств, всего Двора и при великом стечении знатных особ его родни {Слово читается предположительно.}19. Уже было восстановлено повсеместное спокойствие.
Таковы были происшествия вчерашнего дня. Будучи очевидцами оных, мы описали все обстоятельства с величайшею подробностью и точностью. Они, без сомнения, горестны для всех русских и должны были оставить скорбное чувство в душе Государя императора. Но всякий, кто был свидетелем поступков нашего монарха в сей памятный день, его великодушного, мудрого, разительного, ничем не изменяемого хладнокровия, коему с восторгом дивятся все войска и опытнейшие вожди, и всякий, кто видел, и с какой блистательной отважностью и успехом действовал августейший брат его великий князь Михаил Павлович, наконец, всякий, кто размыслит, что мятежники, пробыв 4 часа на площади, в большую часть сего времени со всех сторон открытой, не нашли себе других пособников, кроме немногих пьяных солдат и немногих же людей из черни, также пьяных20, и что из всех гвардейских полков ни один в целом составе, а лишь несколько рот двух полков и Морского экипажа могли быть обольщены или увлечены пагубным примером буйства, -- тот, конечно, с благодарностью к Промыслу признает, что в сем случае много и утешительного, что оное и есть не иное что, как минутное испытание, которое будет служить лишь к ознаменованию истинного характера нации, непоколебимой верности, величайшей, без всякого сравнения, части войск, общей преданности русских к августейшему и законному монарху. Признание уже допрошенных преступников и добровольная явка главнейших зачинщиков, скорость, с коею бунтующие рассеялись при самых первых выстрелах, и явления раскаяния искреннего солдат, кои сами возвращаются в казармы оплакивать свое минутное заблуждение, -- все доказывает, что они были слепыми орудиями, что провозглашение имени царевича Константина Павловича и мнимая верность присяге, от коей Его Императорское Высочество сам добровольным и непременным отречением своим разрешил всех, служили только покровом настоящему явному намерению зачинщиков бунта навлечь на Россию все бедствия безначалия.
Праведный суд вскоре совершится над преступными участниками бывших беспорядков. Помощью неба, твердостию правительства они прекращены совершенно, ничто не нарушает спокойствие столицы, и войска, кои из предосторожности провели минувшую ночь на бивуаках близ дворца, возвратились в казармы.
Ныне поутру Государь император объезжал все находившиеся при нем полки21 и, узнав, что рядовые Гвардейского экипажа изъявляют живейшее раскаяние, утверждают, что они были вовлечены в мятеж обманом и уже в присутствии великого князя Михаила Павловича дали присягу в верности, дозволил сему батальону предстать пред ним, и даровал им великодушное прощение22, и возвратил знамя, коего по воле Его Императорского Величества они были лишены вчера. Они со слезами славят милосердие монарха.
Печатается по рукописи: ОР РНБ. Ф. 775 (Собрание А. А. Титова). Д. 2382. Л. 17--19. Текст представляет собой копию некоего описания, близкую по времени событиям 14 декабря, на бумаге первой четверти XIX в. По содержанию это довольно обезличенная запись, в ряде деталей повторяющая первое по времени сообщение о выступлении декабристов, помещенное в газетах и подписанное дежурным адъютантом генералом А. Н. Потаповым (см.: Прибавление к "Санкт-Петербургским ведомостям". 1825. 15 декабря. No 100; Русский инвалид. 1825. 19 декабря. No 300. С. 1206-1208; Северная пчела. 1825. 19 декабря).
Эти качества не позволяют назвать записку свидетельством очевидца, хотя в тексте такое указание присутствует. Рукопись вшита в тетрадь и помещена между переписанными тем же почерком документами, относящимися ко времени междуцарствия: манифестом Александра I от 16 августа 1823 г. о передаче престола Николаю, отречением Константина, манифестом о восшествии на престол Николая I, выписками из камер-фурьерского журнала о самочувствии вдовствующей императрицы, донесениями из Таганрога и пр. Копия очень плохая по качеству, содержащая множество путаных мест, описок, которые исправляются нами без оговорок.
1. До 14 декабря на самом деле еще ничего не было оглашено. Только высшие сановники империи знали о назначенной повторной присяге Николаю, но и они находились в ожидании присяги несколько часов. Назначенное на 8 часов вечера этого дня заседание Государственного Совета, на котором должна была быть принесена присяга, началось после полуночи, т. к. ждали Михаила Павловича, выполнявшего миссию курьера между Варшавой и Петербургом.
2. А. Л. Воинов.
3. А. И. Нейгардт.
4. Присяга в Финляндском полку прошла в 11 часов утра, достаточно спокойно, несмотря на то, что здесь было много членов тайного общества. В Егерском полку присяга запоздала и произошла после 12 часов, т. к. бывший полковой командир, начальник всей гвардейской пехоты К. И. Бистром запретил приводить полк к присяге до своего прибытия. Сам Николай I отмечает и "колебание" егерей, и бездействие Бистрома (14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. СПб., 1999. С. 47; Гордин Я. А. Мятеж реформаторов. 14 декабря 1825 года. Л., 1989. С. 282, 311--313). Финляндский полк, благодаря действиям А. Е. Розена, не смог выступить в полном составе на стороне правительственных войск, 1-я и 2-я егерские роты полка были остановлены на Исаакиевском мосту (см.: Розен А. Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 125--126).
5. О нежелании присягать в Гвардейской Конной артиллерии доложил Николаю И. О. Сухозанет в начале двенадцатого часа. Присяге противились прикомандированный прапорщик И. П. Коновницын, прапорщик А. В. Малиновский, подпоручики А. Г. Вилламов, А. И. Гагарин и К. Д. Лукин. Об этом подробно сообщает И. О. Сухозанет в своих воспоминаниях (см.: 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 83--90).
6. В начале двенадцатого Николаю уже было известно о выступлении Московского полка. Это известие привез А. И. Нейгардт.
7. По подсчетам полкового историка, из 1865 нижних чинов 1-го и 2-го батальонов на Сенатскую площадь ушли: большая часть 6-й фузилерной роты (152 человека), 2-й фузилерной роты (143 человека), 5-й фузилерной роты (139 человек), 6-й фузилерной роты (114 человек), часть 1-й гренадерской роты (92 человека) и отдельные люди из других рот -- всего 671 человек. В казармах осталось 943 нижних чина (включая нестроевую команду и 67 человек инвалидной полуроты). См.: Пестриков Н. С. История Лейб-гвардии Московского полка. СПб., [1903--1904]. Т. 1--2. С. 17, 30, 35.
8. См. наст. изд., с. 183, примеч. 8.
9. Из офицеров-декабристов на Сенатской площади находились: Е. И. Оболенский, братья Николай, Михаил и Александр Бестужевы, M. A Щепин-Ростовский (не бывший членом тайного общества), М. И. Пущин, А. П. Арбузов, Н. А. Панов, А. Н. Сутгоф и др., всего более 40 человек.
10. Автор записки повторяет характеристику из официального сообщения о происшествии, опубликованного в "Санкт-Петербургских ведомостях" и "Русском инвалиде" 15 декабря 1825 г.
11. См. наст. изд., с. 183, примеч. 9.
12. Стрелял П. Г. Каховский, в 1825 г. отставной поручик Астраханского кирасирского полка.
13. Обстоятельства смерти Милорадовича подробно описаны его адъютантом А. П. Башуцким (14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 127--142. См. записки К. Ф. Толя (Там же. С. 94), Н. С. Голицына (Там же. С. 363--365).
14. См. наст. изд., с. 184, примеч. 11.
15. Великий князь Михаил Павлович по должности шефа гвардейской пехоты сразу по прибытии в Петербург отправился пешком в роты Московского полка. Он привел к присяге солдат, оставшихся в казармах (около 1000 человек), сформировав из них сводный батальон, и привел к Сенатской площади. См. его воспоминания: 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 57.
16. См. наст. изд., с. 173, примеч. 28. О попытке Серафима воздействовать на мятежников пишут многие свидетели. См.: Розен А. И. Записки декабриста. С. 130; ср.: Рассказ митрополита Серафима в изложении M. M. Евреинова и записки дьякона Прохора Иванова // 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 105--110.
17. Всего в крепости в первую же ночь после восстания оказалось 624 арестованных нижних чина. Позднее их число превысило 700 человек. См.: Пушкин Б. С. Арест декабристов // Декабристы и их время. М., 1932. Вып. 2. С. 409; МарголисА. Д. Солдаты-декабристы в Петропавловской крепости и сибирской ссылке // Тюрьма и ссылка в императорской России: Исследования и архивные находки. СПб., 1995. С. 61--62.
18. Николай I вернулся во дворец около 6 часов (свидетельство Марии Федоровны: 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. С. 69).
19. Молебен первоначально был назначен на 2 часа дня, но начался только вечером, около 19 часов, когда подавление "мятежа" закончилось.
20. Эта фраза, как и большая часть текста, заимствована из официального сообщения о событиях 14 декабря: Прибавление к "Санкт-Петербургским ведомостям". 1825. 15 декабря. No 100.
21. Утром 15 декабря на Дворцовой площади Николай I провел смотр гвардейских полков, отличившихся накануне, и изъявил им благодарность за службу. См. дневник Александры Федоровны (Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М.; Л., 1926. С. 91). Затем на Адмиралтейской площади был проведен "благодарственный молебен", на снегу был поставлен аналой, а знамена мятежных полков были заново освящены.
22. О "прощении" Гвардейского экипажа см. наст. изд., с. 185, примеч. 30.